и силами противились нововведениям. Некоторые из них какое-то время выполняли закон о гражданских правах, а затем, когда внимание к этому начинанию несколько ослабло, преспокойно вернулись к давно установившейся практике сегрегации. И хотя уже намечались судебные процессы, ясно было, что владельцы отелей, опираясь на поддержку местных жителей, смогут еще долгие годы бойкотировать новые законы. - Нет! - Уоррен Трент злобно ткнул сигару в пепельницу. - Пусть где угодно ходят на голове, а здесь мы к этому еще не готовы. Вот мы лишились профсоюзных съездов. Прекрасно! Значит, настало время пошевелить мозгами и найти что-то другое. Из гостиной Уоррен Трент слышал, как захлопнулась входная дверь за Питером Макдермоттом, затем донеслись шаги Алоисиуса Ройса, направившегося в свою маленькую, заставленную книжными полками комнату. Через несколько минут Ройс уйдет: в это время он обычно посещал лекции по праву. В большой гостиной воцарилась тишина - лишь едва слышно шелестел кондиционер, да время от времени сквозь толстые стены и запечатанные окна проникали отдельные звуки лежащего внизу большого города. Щупальца солнечных лучей медленно передвигались по полу большой комнаты, и, следя за ними, Уоррен Трент чувствовал, как надсадно колотится у него сердце - следствие минутной вспышки гнева. А это уже сигнал, подумал он, к которому стоит почаще прислушиваться. Хотя сейчас у него столько огорчений - где уж владеть своими чувствами и оставаться спокойным. Возможно, правда, вспышки эти - чисто возрастное явление, старческая раздражительность. Но вероятнее всего, они происходят от сознания, что столь много уплывает от него, навсегда уходит из-под его контроля. К тому же гнев и раньше мгновенно захлестывал его - за исключением, пожалуй, тех быстро промелькнувших лет, когда Эстер была рядом и старалась внушить ему, что нужно быть терпеливым и обладать чувством юмора. В наступившей тишине в нем ожили воспоминания. Каким далеким все это представлялось теперь! Прошло больше тридцати лет с того момента, когда он перенес через порог вот этой самой комнаты свою молодую жену. И как мало времени им довелось прожить вместелишь несколько лет безмерного счастья, а потом, - как гром среди ясного неба, - полиомиелит. И за одни сутки Эстер не стало. Уоррен Трент, не помня себя от горя, остался один, а впереди была еще целая жизнь - и отель "Сент-Грегори". Теперь уже лишь немногие из старых служащих помнили Эстер, а если и помнили, то смутно, совсем не так, как Уоррен Трент, - для него она всегда была нежным весенним цветком, облагородившим и обогатившим его жизнь, как никто ни до нее, ни после. В тишине ему вдруг показалось, что за дверью позади него послышался легких шорох и шелест шелка. Он даже обернулся, но это сыграла с ним шутку память. Комната была пуста, и, как ни странно, глаза у него увлажнились. Трент тяжело поднялся с глубокого кресла - разыгравшийся радикулит снова полоснул его, точно ножом. Он медленно добрел до окна, выходившего на черепичные крыши Французского квартала (как теперь его называли, Vieux Carre, возродив старое имя), оглядел Джексон-сквер и шпили церкви, блестевшие под солнцем. За площадью несла свои мутные, неспокойные воды Миссисипи; по всему ее фарватеру выстроились в линию суда, бросившие здесь якорь в ожидании, когда можно будет подойти к причалу. Вот она, примета нашего времени, подумал Трент. Начиная с восемнадцатого века Новый Орлеан, будто маятник, бросало от богатства к бедности. Пароходы, железные дороги, хлопок, рабство, освобождение негров, каналы, войны, туризм - все это через определенные промежутки времени приносило то благополучие, то разорение. Теперь настала пора процветания для Нового Орлеана, но, как видно, не для "Сент-Грегори". Впрочем, действительно ли это так уж важно - во всяком случае, для него? Стоит ли отель того, чтобы так за него бороться? Может, просто плюнуть на все, продать хоть сегодня, и пусть время расправляется с ними обоими? Кэртис О'Киф, конечно, предложит честную сделку. Корпорация О'Кифа славилась этим, и Трент мог бы извлечь из продажи даже выгоду. После оплаты по просроченной закладной и расчета с мелкими акционерами у него осталось бы достаточно денег, чтобы обеспечить себя до конца своих дней. Сдаться... Может быть, в этом выход? Сдаться, уступая натиску времени. В конце-то концов, что такое отель - груда кирпича да известковый раствор! Трент очень старался, чтобы это было не просто здание, - и потерпел поражение. Ну, и пусть! И все же... Если продать отель, что у него останется? Ничего. Не останется ничего, - даже видений, призраков, которые когда-то ходили по этому полу. Озадаченный, он размышлял, не отрывая взгляда от простиравшегося под ним города. Город тоже видел немало перемен - был он и французским, и испанским, и американским, но все же умудрился сохранить собственное лицо, остаться неповторимым в век конформизма. Нет! Не продаст он отель. Еще не продаст. Пока есть хоть надежда, он будет цепляться за нее. Впереди еще целых четыре дня, за которые можно попытаться раздобыть деньги для оплаты закладной, - ведь теперешние убытки лишь временное явление. Скоро все изменится к лучшему, полоса неудач пройдет, и "Сент-Грегори" снова станет кредитоспособным и независимым. Принимая решение, Уоррен Трент все ходил по комнате и сейчас, с трудом передвигая ноги, дошел до окна в противоположной стене. Взгляд его уловил в небе серебристый отблеск самолета, летевшего с севера. Это был реактивный лайнер, шедший на посадку к аэропорту Мойсант. Интересно, подумал Трент, не на этом ли самолете летит сейчас Кэртис О'Киф? Когда Кристина Фрзнсис в половине десятого нашла наконец главного бухгалтера Сэма Якубека, коренастого, лысого человека, он стоял за спинами портье, в глубине, и по обыкновению проверял счета клиентов. Как всегда, Якубек работал с нервной, стремительной торопливостью, подчас вводившей людей в заблуждение и заставлявшей думать, что он не слишком дотошен. На самом же деле почти ничто не ускользало от его проницательного, поистине энциклопедического ума - именно это и помогло ему в свое время выцарапать для отеля тысячи долларов у должников, на которых все уже махнули рукой. Пальцы Якубека пробегали по карточкам, куда на машинке заносились все расходы клиента, занимающего данный номер, - сквозь очки с толстыми стеклами он внимательно смотрел на фамилию, затем на перечень расходов и иногда делал пометки в лежавшем рядом блокноте. Сейчас он на секунду поднял глаза и тут же их опустил. - Еще несколько минут, мисс Фрэнсис. - Ничего, я могу подождать. Обнаружили что-нибудь интересное сегодня? Не прекращая работы, Якубек кивнул. - Да, кое-что есть. - Например? Он сделал еще какую-то пометку в блокноте. - Комната пятьсот двенадцать. X.Бейкер. Прибыл в восемь десять утра. А в восемь двадцать уже заказал в номер бутылку виски. - Может, ему это нужно, чтоб чистить зубы? По-прежнему не поднимая головы, Якубек кивнул. - Возможно. Но Кристина знала, что скорее всего X.Бейкер из номера 512 - просто подонок. Человек, заказывающий спиртное через несколько минут после приезда, не может не вызвать подозрения у главного бухгалтера. Большинство приезжих, если им хочется выпить - после тяжелого путешествия или утомительного дня, - обычно заказывают коктейль из бара. Когда же человек заказывает сразу бутылку, это может означать начало запоя и то, что клиент либо не намерен, либо не может за нее заплатить. Кристина знала, что за этим последует. Якубек попросит горничную зайти под каким-нибудь предлогом в номер 512 и взглянуть на приезжего и на его багаж. Горничные знают, на что следует обратить внимание: достаточно ли багажа и дорогие ли у приезжего вещи. Если да, то главный бухгалтер ничего не станет предпринимать - просто будет следить за его счетом. Бывает, что и солидные, уважаемые люди снимают в отеле номер, чтобы напиться, и если они никому не докучают и могут расплатиться по счету, - пусть себе пьют, это их личное дело. Если же у приезжего отсутствует багаж и видно, что это человек скромного достатка, Якубек сам заглянет к нему в номер - поболтать. Ведет он себя при этом любезно и корректно. И если видно, что гость платежеспособен или согласен внести аванс, расстанутся они вполне дружелюбно. Но если подозрения Якубека подтверждались, он становился неумолим и беспощаден: гостю предлагали немедленно покинуть отель, пока его счет не слишком вырос. - А вот еще один, - сказал Сэм Якубек Кристине. - Сандерсон из тысяча двести седьмого. Непомерные чаевые. Кристина взглянула на карточку, которую Сэм держал в руке. В ней были указаны два счета за обслуживание в номере; один - на полтора доллара, другой - на два. В обоих случаях к счету было прибавлено по два доллара чаевых, и каждый из счетов подписан. - Как правило, большие чаевые вписывают в счет те, кто вовсе не собирается платить, - сказал Якубек. - Словом, тут придется проверить. Кристина знала, что при этом главный бухгалтер действует крайне осмотрительно. Он ведь обязан был - наряду с предотвращением мошенничества - следить за тем, чтобы не оскорбить честных людей. Видавший виды, многоопытный бухгалтер обычно может чутьем отличить акулу от ягненка, но иногда и он ошибается, что не прибавляет доброй славы отелю. Кристина знала, что именно по этой причине бухгалтеры время от времени рискуют и продлевают кредит или принимают чеки, не будучи уверены в том, что получат указанную сумму, - словом, уподобляются танцорам на проволоке. В большинстве отелей - в том числе в самых знаменитых - ничуть не заботятся о нравственном облике тех, кто останавливается под их кровом, понимая, что в противном случае они потеряют немалую часть своих доходов. Главное, что занимает администрацию, а значит, и отражается на действиях главного бухгалтера: может ли клиент оплатить свое пребывание? Быстрым движением руки Сэм Якубек поставил карточки на место и задвинул ящик. - Ну, вот и все, - сказал он. - Чем могу быть полезен? - Мы пригласили медицинскую сестру в тысяча четыреста десятый для круглосуточного дежурства. - И Кристина в двух словах сообщила о том, что произошло ночью с Альбертом Уэллсом. - Я немного волнуюсь, в состоянии ли мистер Уэллс позволить себе это: я не уверена, что он знает, сколько это будет стоить. - Она могла бы добавить, что в данном случае куда больше заботится о старичке, чем об отеле. Якубек кивнул. - Да, эта круглосуточная сестра может влететь ему в изрядную сумму. Они вместе отошли от портье и пересекли уже гудевший, как улей, вестибюль, направляясь в кабинет Якубека. Это была маленькая квадратная комната, помещавшаяся за стойкой привратника. В кабинете, у стены, сплошь уставленной рядами ящичков с картотекой, работала секретарша, - угрюмая брюнетка. - Мэдж, - сказал Якубек, - взгляните, пожалуйста, что у нас есть на Уэллса, Альберта. Секретарша молча задвинула ящичек, вытащила другой и начала просматривать карточки. Потом одним духом выпалила: - Альбукерке, Куй-рэпидс, Монреаль. Выбирайте. - Он из Монреаля, - сказала Кристина. Якубек взял карточку, которую протянула ему секретарша, быстро пробежал ее глазами и заметил: - По-моему, все в порядке. Останавливался у нас шесть раз. Всегда платил наличными. Однажды произошло недоразумение, которое было быстро улажено. - Об этом я знаю, - сказала Кристина. - Там мы были виноваты. Бухгалтер кивнул. - Считаю, что вам нечего беспокоиться. Честных людей, как и жуликов, видно сразу. - Он вернул карточку, и секретарша тут же поставила ее на место. На этих карточках фигурировали все, кто останавливался в "Сент-Грегори" за последние несколько лет. - Я все же сам займусь этим: выясню, во сколько обойдется сестра, и побеседую с мистером Уэллсом. Если у него возникнут затруднения с деньгами, возможно, мы сумеем ему помочь и предоставим отсрочку. - Спасибо, Сэм. - Кристина почувствовала облегчение: она знала, что Якубек может проявить доброту и отзывчивость, когда речь идет о людях честных, и быть неумолимым с проходимцами. Когда она уже взялась за ручку двери, бухгалтер вдруг спросил: - Мисс Фрэнсис, а как обстоят дела там, наверху? Кристина улыбнулась. - Все в отеле гадают на этот счет - чуть не лотерею устроили. Я вам не хотела этого говорить, Сэм, но вы меня вынудили. - Если вытащат мой билет, - сказал Якубек, - скажите, чтобы переиграли. У меня и без того неприятностей хватает. Кристина чувствовала, что за этими игривыми словами кроется озабоченность: Якубек, как и многие другие, тоже боялся остаться без работы. Финансовые дела отеля должны, естественно, храниться в тайне, но из этого, как правило, ничего не получалось, поэтому сведения о затруднениях, возникших в последнее время, распространились со скоростью инфекции. Кристина снова пересекла вестибюль, по пути здороваясь с посыльными, цветочницей и одним из помощников главного управляющего, который сидел с важным видом за своей стойкой в центре зала. Она прошла мимо лифтов и легко взбежала по изогнутой центральной лестнице на бельэтаж. При виде помощника главного управляющего Кристина вспомнила о его начальнике. С прошлого вечера она то и дело ловила себя на том, что думает о Питере. Интересно, эти несколько часов, которые они провели вместе, оставили и в нем такой же след? Порой ей очень хотелось, чтобы так оно и было, но она тут же брала себя в руки, не давая воли чувству. После гибели родных, когда Кристина приспосабливалась к одиночеству, в ее жизни были мужчины, но ни одного из них она не принимала всерьез. Ей иногда казалось, что инстинкт, как щитом, заслоняет ее от сближения с людьми, тем самым оберегая от новой жестокой драмы, подобной той, которая разыгралась пять лет назад. И все же сейчас она не переставала думать о Питере: где он, чем он занят? Ну, хватит, вполне логично решила наконец Кристина, рано или поздно в течение дня дороги их пересекутся. Возвратившись к себе, Кристина заглянула на минутку в кабинет Уоррена Трента, но хозяин отеля еще не спустился из своих апартаментов. На ее столе лежала груда утренней почты, кроме того, необходимо было ответить на несколько телефонных звонков. Тем не менее Кристина решила прежде закончить то дело, ради которого спускалась вниз. Сняв с рычага телефонную трубку, она попросила соединить ее с номером 1410. Ответил женский голос - вероятно, сестра. Кристина назвала свое имя и вежливо справилась о здоровье больного. - Мистер Уэллс спокойно провел ночь, - услышала она в ответ, - состояние его здоровья улучшается. И почему это некоторые медсестры считают, что они должны говорить языком официальных бюллетеней, подумала Кристина, а вслух сказала: - В таком случае мне, очевидно, можно заглянуть к нему. - О нет! Боюсь, что сейчас нельзя, - быстро ответила сестра. - Скоро должен прийти доктор Ааронс, и мне надо подготовиться к его визиту. Ну, прямо точно прибывает глава государства, подумала Кристина. Ей стало смешно, когда она представила себе, как напыщенный доктор Ааронс будет делать осмотр вместе с не менее напыщенной медицинской сестрой. - В таком случае, - сказала она, - передайте, пожалуйста, мистеру Уэллсу, что я звонила и постараюсь навестить его в течение дня. Безрезультатный разговор с хозяином поверг Питера Макдермотта в полное уныние. Шагая по коридору пятнадцатого этажа, после того как Алоисиус Ройс закрыл за ним дверь, Питер размышлял о том, что все его встречи с Уорреном Трентом неизменно заканчиваются одним и тем же. А как хотелось бы Питеру, чтобы ему хотя бы на полгода дали свободу действий, возможность поставить на должном уровне работу в отеле. Возле лифта он остановился, решив позвонить по внутреннему телефону портье и выяснить, какие апартаменты забронированы для мистера О'Кифа и его спутницы. Для них оставлены два смежных "люкса" на двенадцатом этаже, сообщил клерк, и Питер по служебной лестнице спустился на два этажа. Как и во всех больших отелях, в "Сент-Грегори" отсутствовал тринадцатый этаж: сразу за двенадцатым шел четырнадцатый. Все четыре двери в двух "люксах" были открыты настежь, изнутри до Питера донеслось гудение пылесоса. В комнатах две горничные усердно трудились под придирчивым взглядом миссис Бланш дю Коней, языкастой, но опытной кастелянши "Сент-Грегори". Когда вошел Питер, она обернулась и глаза ее сверкнули. - Можно было не сомневаться, что кто-нибудь из вас явится сюда проверить, как я справляюсь, будто я сама не в состоянии сообразить, что все должно быть в ажуре: я ведь знаю, кто приезжает. Питер ухмыльнулся. - Да не волнуйтесь вы, миссис К. Это мистер Трент послал меня. Ему нравилась эта рыжеволосая женщина средних лет, одна из самых исполнительных начальниц служб. Две горничные улыбались, глядя на него. Он подмигнул им и, обратившись к миссис дю Коней, добавил: - Если бы мистер Трент знал, что вы лично этим занимаетесь, он бы выкинул это из головы. - Вот если у нас в прачечной не хватит стирального порошка, то мы пошлем за вами, - ответила кастелянша, чуть улыбнувшись и одновременно умело взбивая подушки на двух диванах. Питер рассмеялся и спросил: - А цветы и корзина фруктов уже заказаны? - сам же подумал: до чего же О'Кифу, наверное, надоели эти непременные корзины с фруктами - стандартная форма приветствия особо важных гостей. Но если фруктов не будет, О'Киф это сразу заметит. - Сейчас принесут, - ответила миссис дю Коней, на минуту оторвавшись от диванных подушек, и многозначительно добавила: - Хотя я слышала, что мистер О'Киф возит с собой собственные цветы - и не в корзинах. Питер, конечно, понял намек на то, что Кэртис О'Киф редко пускался в путешествие без дамы, хотя эскорт этот часто менялся. Но он намеренно пропустил намек мимо ушей. Миссис дю Коней стрельнула в него дерзким взглядом. - Зайдите все-таки, взгляните. Денег за это не берем. Пройдясь по комнатам, Питер удостоверился в том, что они убраны самым тщательным образом. На мебели - бело-золотой, с французским мотивом - не было ни пылинки. В спальнях и ванных комнатах аккуратно разложено безукоризненно чистое белье, умывальники и ванны, досуха вытертые, блестели, унитазы до блеска вычищены, крышки на них опущены. Зеркала и оконные стекла сверкали. Все лампочки горели, телевизор и радиоприемник были отлажены. Кондиционеры реагировали на переключение термостата, хотя сейчас температура в апартаментах была приятная - шестьдесят восемь по Фаренгейту. Больше тут делать нечего, подумал Питер, стоя посреди второй гостиной и осматривая ее. Но тут он вдруг вспомнил одно обстоятельство. Ведь Кэртис О'Киф - человек чрезвычайно набожный, порой даже слишком. Магнат любит помолиться, нередко - в присутствии других людей. Один из репортеров написал даже, что, когда О'Кифу приходит в голову приобрести новый отель, он начинает молиться: совсем как иной ребенок просит бога послать ему на рождество игрушку; другой сообщал, что прежде чем приступить к переговорам, О'Киф устраивает богослужение, на котором обязаны присутствовать все его подчиненные. Питер вспомнил, как один из руководителей конкурирующей корпорации однажды зло заметил: "Кэртис никогда не упустит случая помолиться. Поэтому он даже мочится на коленях". Это-то и побудило Питера проверить, есть ли в каждой комнате томик Библии. И хорошо, что он об этом вспомнил. Конечно же, заглавные страницы - как всегда бывает, когда Библия долго лежит в номере, - были испещрены номерами телефонов девиц, являющихся по вызову, поскольку именно в Библии - это известно каждому опытному путешественнику - следует искать сведения подобного рода. Питер молча показал миссис дю Коней томики Библии. Она прищелкнула языком. - Мистеру О'Кифу это, конечно, ни к чему, не правда ли? Я сейчас же пришлю новые. - Взяв книги под мышку, она вопросительно взглянула на Питера. - Я полагаю, от того, что любит и чего не любит мистер О'Киф, будет теперь зависеть судьба здешних служащих и возможность для них сохранить работу. Питер пожал плечами. - Честно говоря, миссис К., я ровным счетом ничего не знаю. Я, как и вы, могу лишь строить догадки. Выходя из апартаментов, Питер чувствовал на своей спине сверлящий взгляд кастелянши. Он знал, что миссис дю Коней содержит больного мужа и ее не может не волновать угроза потерять место. Спускаясь в лифте на свой этаж, Питер искренне ей посочувствовал. Конечно, думал Питер, в случае смены руководства более молодым и энергичным служащим предложат остаться. Он считал, что большинство воспользуется такой возможностью, ибо корпорация О'Кифа славилась хорошим отношением к своим служащим. Но людям пожилым, работавшим уже без особого рвения, было о чем призадуматься. Подходя к своему кабинету, Питер Макдермотт столкнулся с главным инженером Доком Викери. И остановил его. - Прошлой ночью что-то не ладилось с четвертым лифтом. Вам известно об этом? Главный инженер угрюмо кивнул своей лысой яицеобразной головой. - Так всегда бывает, когда механизм нужно ремонтировать, а денег не дают. - Разве машина так уж плоха? - Питер знал, что сумма, выделенная на машинное оборудование отеля, была недавно урезана, но лишь вчера впервые услышал о серьезных неполадках с лифтами. Главный инженер пожал плечами. - Если вы спрашиваете, не случится ли у нас крупного несчастья, я вам отвечу: "нет". Я слежу за антиаварийным устройством, как за малым дитем. Но лифты у нас постоянно портятся, и рано или поздно может произойти кое-что и посерьезней. Ведь достаточно двум машинам встать на несколько часов, и здесь бог знает что будет твориться. Питер кивнул. Если это самое страшное, что может произойти, тогда вряд ли стоит беспокоиться. И тем не менее спросил: - А сколько вам требуется? Главный инженер внимательно посмотрел на него поверх очков в толстой оправе. - Для начала - сто тысяч долларов. С такими деньгами я выбросил бы на свалку большую часть подъемных механизмов и заменил бы их новыми, а уж потом занялся бы и другим. Питер тихонько свистнул. - Я вам скажу лишь одно, - продолжал главный инженер. - Хорошая машина - штука замечательная, а порой даже и высоко гуманная. Как правило, такая машина работает даже дольше, чем думаешь, да и потом ее можно подлатать и подремонтировать, и она еще поработает. Но все же рано или поздно наступает предел ее жизни, и тут уж ничего не поделаешь, сколько бы вы или ваша машина ни старались. Уже войдя в свой кабинет, Питер продолжал думать о словах главного инженера. А когда наступает предел жизни отеля в целом? Для "Сент-Грегори" он еще, конечно, не наступил, хотя Питер полагал, что нынешнее руководство уже отжило свой век. На столе у него лежала целая гора писем, записок и наказов, переданных по телефону. Он взял листок, лежавший на самом верху, и прочел: "Звонила мисс Марша Прейскотт, она ждет Вас в номере 555". Эта записка напомнила Питеру о том, что он собирался выяснить подробности инцидента, происшедшего вчера в номере 1126-27. Еще одно: надо забежать к Кристине. Несколько небольших вопросов требовали решения Уоррена Трента, а во время их утреннего разговора они как-то не всплыли. Но Питер, усмехнувшись, тотчас одернул себя: "Ну, что ты все логизируешь?! Тебе хочется увидеть ее, - почему прямо так и не сказать?" Пока он раздумывал, куда прежде идти, раздался телефонный звонок. И голос портье произнес: - Я подумал, что вы должны знать: мистер Кэртис О'Киф только что прибыл. Кэртис О'Киф вошел в шумный, огромный вестибюль отеля "Сент-Грегори" стремительно, точно стрела, пронзающая яблоко. Яблоко, слегка подгнившее, иронически подумал он. Осмотревшись вокруг, он своим опытным профессиональным глазом сразу подметил кое-какие детали. Вроде бы пустяки, а весьма показательно: в кресле валяется газета, которую никто и не думает убирать; в урне с песком возле лифта - полно окурков; у посыльного на форме оторвана пуговица; в люстре под потолком перегорели две лампочки. У входа в отель с авеню Сент-Чарльз швейцар в форме болтает с продавцом газет, а вокруг бурлит поток гостей и прохожих. Рядом с О'Кифом сидит пожилой помощник управляющего, всецело погруженный в свои мысли, и даже не смотрит вокруг. Случись нечто подобное в одном из отелей О'Кифа, - при всем невероятии подобной нерадивости, - там немедленно были бы приняты меры - вплоть до увольнения. "Но ведь "Сент-Грегори" не мой отель, - напомнил себе Кэртис О'Киф. - Пока еще не мой". Он направился к портье, - высокий, стройный, в хорошо отутюженном темно-сером костюме, он шел танцующей, скользящей походкой. Он всегда там двигался - на корте для игры в гандбол, где он бывал довольно часто, в бальном зале или на качающейся палубе своей океанской яхты "Корчмарь-IV". Он очень гордился своим гибким, натренированным телом большую часть своей жизни (а было ему пятьдесят шесть лет), на протяжении которой он из человека безвестного постепенно превратился в одного из богатейших - и самых неспокойных в стране - людей. Портье за мраморной стойкой, едва взглянув на О'Кифа, протянул ему регистрационный бланк. Магнат даже не притронулся к бумажке. Спокойным, ровным голосом он сказал: - Моя фамилия О'Киф, я забронировал два "люкса" - один для себя, другой для мисс Дороти Лэш. - В эту минуту он увидел, как в отель вошла Додо, длинноногая, с пышным бюстом, притягивающая мужчин как магнит. Она шла - и, словно по команде, поворачивались головы, застревали в горле слова. Так было всегда и везде. О'Киф оставил Додо у машины присмотреть за багажом: ей доставляло удовольствие время от времени заниматься такими вещами. Ну, а все связанное с мозговыми усилиями было выше ее возможностей. Фамилия О'Киф произвела на портье такое же действие, как если б рядом разорвалась граната. Он буквально одеревенел, потом расправил плечи. Встретившись взглядом с холодными серыми глазами, которые, казалось, насквозь пронзали его, портье мгновенно переменился: безразличие тотчас сменилось угодливой почтительностью. Он инстинктивно поправил галстук. - Простите, сэр. Вы и есть мистер Кэртис О'Киф? Магнат кивнул, на лице его мелькнула улыбка, и он сразу стал похож на того, который, сияя улыбкой, благостно смотрел на вас с полумиллиона проспектов "Вы - мой гость". Экземпляр такого проспекта всегда лежал на самом видном месте в каждом номере каждой гостиницы О'Кифа. ("Этот проспект предназначен для Вашего развлечения и удовольствия. Если Вы пожелаете взять его с собой, сообщите об этом портье, и мы впишем в Ваш счет 1 доллар 25 центов".) - Пожалуйста, сэр. Я уверен, что ваши апартаменты уже готовы, сэр. Одну секунду, сэр. Пока портье искал карточки с указанием отведенных О'Кифу номеров, магнат отступил на шаг от стойки, давая возможность подойти другим прибывшим. Всего несколько минут назад здесь было относительно спокойно, теперь начался один из приливов, какие бывают в отеле каждый день. Ко входу, залитому горячим ярким солнцем, то и дело подкатывали автобусы и такси, доставлявшие из аэропорта людей, прибывших, как и О'Киф, утренним рейсом из Нью-Йорка. Здесь явно собирались участники съезда, как не преминул заметить О'Киф. Огромный транспарант, свешивавшийся со сводчатого потолка вестибюля, гласил: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДЕЛЕГАТЫ КОНГРЕССА АМЕРИКАНСКИХ СТОМАТОЛОГОВ К О'Кифу подошла Додо; за ней, как жрецы за богиней, следовали двое нагруженных чемоданами посыльных. Под яркой шляпой с большими мягкими полями, не скрывавшей, впрочем, длинных пепельно-белокурых волос, на гладком, как у ребенка, лице блестели широко раскрытые голубые глаза. - Кэрти, говорят, здесь остановилась уйма зубных врачей. - Рад, что ты сообщила мне об этом, - сухо заметил он. - А то я бы и не знал. - Хм, а может, мне все же поставить наконец пломбу? Я ведь давно собиралась это сделать, но все как-то не получалось... - Они будут здесь раскрывать собственные рты, а не смотреть в чужие. Додо, по обыкновению, растерянно уставилась на него: что-то происходило вокруг, а что - она никак не могла взять в толк. Управляющий одним из отелей О'Кифа, не подозревая, что сам босс слышит его, сказал как-то про Додо: "У нее все мозги в титьках - беда лишь в том, что они разъединены". О'Киф знал: кое-кто из знакомых немало удивлялся тому, что он выбрал Додо в качестве спутницы, - при его богатстве и влиянии он мог пригласить на эту роль почти любую женщину. Но знакомые могли лишь догадываться о безудержном темпераменте Додо, который они наверняка недооценивали, а она, послушная его воле, умела и до предела возбудить себя и сдержать. Ее глупость, равно как и частые промахи, выводившие других из себя, казались О'Кифу просто забавными: вероятно, ему порой надоедало находиться среди умных, острых людей, которые непрестанно стремились помериться с ним силами. И все же он собирался скоро расстаться с Додо. Она уже почти год была с ним - дольше многих других. А ведь под рукой находилась голливудская галактика, в которой восходящих звезд - хоть отбавляй. Конечно, он позаботится о Додо, употребит свое влияние, чтобы ей дали однудве роли в фильмах, и, кто знает, может, ей даже посчастливится сделать карьеру. У нее отличное тело и лицо. Другие - при одних таких данных - поднимались довольно высоко. В эту минуту портье вновь подошел к стойке. - Все готово, сэр, - сказал он. Кэртис О'Киф кивнул. И вслед за старшим посыльным, появившимся будто из-под земли, небольшая процессия проследовала к ожидавшему ее лифту. Вскоре после того как Кэртис О'Киф и Додо направились к своим "люксам", Джулиус Мили, по прозвищу Отмычка, получил ключ от одноместного номера. В 10:45 он позвонил в отель по прямому телефону из аэропорта Мойсант ("Звоните бесплатно в лучший отель Нового Орлеана") и напомнил, что несколько дней назад забронировал номер из другого города. В ответ он получил заверение, что с его заказом все в порядке и если он немного поспешит, то его поселят без задержки. Поскольку решение остановиться в "Сент-Грегори" созрело у Отмычки лишь несколько минут назад, он был весьма обрадован таким заверением, хотя ничуть не удивился, так как, загодя планируя свои действия, он забронировал себе комнаты во всех крупных отелях Нового Орлеана, всякий раз - на другую фамилию. В "Сент-Грегори" он назвался "Байрон Мидер", позаимствовав это имя из газеты, так как обладатель его выиграл главное пари на скачках. Это показалось ему хорошим предзнаменованием, а в приметы Отмычка свято верил. В самом деле, он мог бы назвать несколько случаев, когда они точно сбылись. Взять хотя бы последний раз, когда он предстал перед судом. Едва он признал себя виновным, как на стул судьи вдруг упал солнечный луч, и приговор - а луч за это время никуда не сдвинулся - оказался более чем мягким: Отмычка получил всего три года, хотя ожидал не менее пяти. Да и все, что предшествовало этому признанию и приговору, кончилось успешно, - видимо, по тем же причинам. Его ночные обследования комнат различных отелей Детройта прошли гладко и принесли ему немало - главным образом, как он затем решил, потому что номера всех комнат, за исключением последней, содержали цифру два, его самую счастливую цифру. А в последней комнате, номер которой не содержал спасительного талисмана, произошла осечка: дама проснулась и подняла крик как раз в тот момент, когда Отмычка засовывал ее норковое манто в чемодан, предварительно успев запрятать во вместительные карманы пальто наличные деньги и драгоценности. И уж конечно, только невезением - возможно, связанным с неудачным сочетанием цифр - можно объяснить то, что сыщик отеля оказался в этот момент поблизости: он услышал крики и тотчас примчался. Отмычка, будучи философом, воспринял случившееся, как веление судьбы, и безропотно взял все на себя, даже не пытаясь пустить в ход искусно подготовленные объяснения, почему он оказался в данной комнате, а не в своей собственной, хотя это помогало ему выкручиваться - и не раз. Ничего не попишешь; если живешь ловкостью рук, приходится рисковать даже такому многоопытному специалисту, как Отмычка. Но теперь, отбыв тюремный срок (сокращенный до минимума за примерное поведение) и только недавно насладившись успешным десятидневным набегом на Канзас-Сити, Отмычка с нетерпением ожидал богатого урожая, который он снимет за две недели пребывания в Новом Орлеане. Пока все шло хорошо. В аэропорт Отмычка прибыл около 7:30 утра из дешевого мотеля на шоссе Шеф-Мантэр, где провел ночь. Какой красивый современный аэровокзал, подумал Отмычка, как много здесь стекла, никеля и, главное, урн для окурков, столь необходимых для его целей. На какой-то металлической дощечке он прочитал, что аэропорт назван в честь Джона Мойсанта, жителя Нового Орлеана, пионера мировой авиации. Отмычка обратил внимание на то, что инициалы этого почтенного гражданина были такие же, как у него, и счел это добрым предзнаменованием. Да, в такой аэропорт он с гордостью прилетел бы на одном из этих огромных реактивных самолетов и, возможно, скоро так и будет, если все пойдет, как шло раньше - до последней отсидки, которая на время вывела его из игры. И хотя Отмычка, бесспорно, быстро наверстывал упущенное, он все же иногда вдруг начинал колебаться там, где прежде действовал бы хладнокровно, не задумываясь. Впрочем, это было вполне объяснимо. Отмычка прекрасно знал: попадись он снова и предстань перед судом, тремя годами он не отделается, а получит от десяти до пятнадцати. С этим примириться уже нелегко. Когда тебе пятьдесят два, не так-то много остается лет, чтобы хватать такие сроки. Отмычка прохаживался по аэровокзалу с самым независимым видом - стройный, хорошо одетый, с газетой под мышкой, он все время был начеку. Он производил впечатление преуспевающего бизнесмена, спокойного, уверенного в себе. Только глаза его непрерывно бегали из стороны в сторону, следя за передвижениями ранних путешественников, непрерывно прибывавших на автобусах и такси из городских отелей. Это была первая волна вылетов на север, причем довольно внушительная, - недаром каждая из четырех авиакомпаний - "Юнайтед", "Нейшнл", "Истерн" и "Дельта" - отправляла реактивные самолеты в Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго, Майами и Лос-Анджелес. Дважды Отмычке казалось, что вот сейчас произойдет то, чего он с таким нетерпением ждал. Но потом все лопалось. Двое мужчин, пошарив в карманах в поисках денег или билета на самолет, обнаружили там ключ от номера в гостинице, который они по ошибке прихватили с собой. Первый мужчина отыскал почтовый ящик и бросил в него ключ, следуя просьбе, выбитой ради таких случаев на пластмассовой бирке, прикрепленной к ключу. Второй вручил забытый ключ служащему авиакомпании, и тот положил его в ящик, очевидно, с целью вернуть в отель. Очень огорчительно, но такое с Отмычкой уже бывало. И он продолжал наблюдение. Он был терпелив. Ничего, рано или поздно произойдет то, чего он ждал. Минут через десять он был вознагражден. Лысый мужчина с багровым лицом, одетый в теплое пальто, с туго набитой дорожной сумкой и фотоаппаратом, остановился у газетного киоска по пути к выходу. Расплачиваясь за журнал, он обнаружил в кармане ключ от номера и даже вскрикнул от досады. Его жена, худенькая кроткая женщина, что-то шепнула ему, но он отрезал: - У нас нет времени. Услышав это. Отмычка последовал за ними. Отлично! Проходя мимо урны, мужчина бросил туда ключ. Все остальное было для Отмычки делом привычным. Он подошел к урне и швырнул туда сложенную газету, потом, словно вдруг передумав, вернулся и вытащил ее обратно. Одновременно он заглянул в урну, увидел там ключ и незаметно прихватил и его. Через несколько минут, закрывшись в кабине мужского туалета, он обнаружил, что в руках у него ключ от номера 6411 в отеле "Сент-Грегори". Через полчаса, как это часто бывает, когда начинает везти, подвернулся второй случай, завершившийся не менее успешно. Второй ключ тоже оказался из отеля "Сент-Грегори". Такое совпадение и побудило Отмычку позвонить в этот отель и подтвердить свой заказ на комнату. Он решил больше не испытывать судьбу и не мозолить глаза служащим аэровокзала. Начало было положено удачное; сегодня вечером он еще потолкается на железнодорожном вокзале, а затем денька через два-три, возможно, снова заглянет в аэропорт. Были и другие способы добывания ключей - одним из них он воспользовался накануне. Недаром несколько лет назад нью-йоркский прокурор заявил в суде: "Во всех делах, с которыми связан этот человек, ваша честь, решающую роль играет ключ. Честное слово, я прихожу к мысли, что его следовало бы звать не Милн, а Отмычка". Это попало в полицейские отчеты, прозвище пристало к нему, и теперь сам Отмычка употреблял его даже с гордостью. Гордость его объяснялась уверенностью в том, что при наличии времени, терпения и удачи можно к чему угодно добыть ключ. Его весьма узкая специализация зиждилась на небрежном отношении людей к ключам, что, мак он давно заметил, невероятно досаждало служащим отелей. Теоретически, уезжая и расплачиваясь по счету, постоялец должен сдать и ключ от комнаты. Но бесчисленное множество людей забывают ключи в карманах или сумках. Наиболее сознательные бросают их потом в почтовый ящик, и таким крупным отелям, как "Сент-Грегори", приходится регулярно платить почте по пятьдесят и более долларов в неделю за возвращенные ключи. Но бывают и такие клиенты, которые увозят ключи с собой или же просто выбрасывают их. Последние и дают работу профессиональным ворам, вроде Отмычки. Из здания аэровокзала Отмычка прошел на автомобильную стоянку, где он оставил свой "фордик" пятилетней давности, купленный еще в Детройте и проделавший путь сначала в Канзас-Сити, а затем в Новый Орлеан. Для Отмычки эта машина была идеальной - неприметная, тусклосерая, она была не новой и не старой и потому не бросалась в глаза. Единственное, что его немного беспокоило, - это номерной знак штата Мичиган, ярко-зеленый на белом фоне. Машины с номерными знаками других штатов не являлись редкостью в Новом Орлеане, и все же Отмычка предпочел бы обойтись без этой отличительной черты. Он уже подумывал, не подделать ли номерной знак штата Луизиана, но это показалось ему еще большим риском. Кроме того, он был достаточно умен, чтобы не выходить за рамки своей узкой специальности. Мотор при первом же прикосновении уверенно заурчал: сказывались результаты тщательного осмотра и ремонта, которые Отмычка произвел лично, применив все свое умение, приобретенное за казенный счет во время одного из многочисленных пребываний за решеткой. Он проехал четырнадцать миль в направлении города, строго соблюдая положенную скорость, и повернул к "Сент-Грегори", местонахождение которого хорошо знал, так как еще накануне произвел разведку. Поставив машину близ Канал-стрит, в нескольких кварталах от отеля. Отмычка вытащил из багажника два чемодана. Остальные вещи он оставил в комнате мотеля, за которую заплатил вперед за несколько дней. Конечно, было довольно накладно держать комнату про запас, но в то же время и благоразумно. Мотель будет служить тайником для добытых вещей, а в случае провала о нем можно будет забыть. Отмычка был крайне осторожен и постарался не оставить там ни одного предмета, по которому его можно было бы опознать. Ключ от комнаты в мотеле он тщательно спрятал в карбюраторе своего