на полу и морщась от сверлящей боли в темени. Даже звук собственного голоса причинял ему страдания. -- Он ничего такого не сделал. -- Я говорю о вас! -- взревел во весь голос тощий, величественный полковник. -- Вы будете за это наказаны! -- Чего вы от него хотите? -- подал голос Йоссариан. - Человек шлепнулся головой об пол -- только и всего. -- Я говорю и о вас тоже! -- обрушился полковник на Йоссариана. -- Вы у меня еще пожалеете, что схватили сестру Даккит за грудь. -- А я не хватал сестру Даккит за грудь, -- сказал Йоссариан. -- Это я схватил ее за грудь, -- сказал Данбэр. -- Вы что, оба с ума сошли? -- пронзительно закричал доктор. Он побледнел и отпрянул в замешательстве. -- Так точно, доктор, -- заверил его Данбэр. -- Он и вправду сумасшедший. Каждую ночь ему снится, будто он держит в руке живую рыбу. Доктор застыл на месте, изящно изогнув бровь. В палате стало совсем тихо. -- Снится что?.. -- спросил он с отвращением. -- Ему снится, что он держит в руке живую рыбу. -- Какую рыбу? -- резко спросил, доктор. -- Не знаю, -- ответил Йоссариан. -- Я плохо разбираюсь в рыбах. -- А в какой руке вы ее держите? -- То в той, то в этой, -- ответил Йоссариан. -- Все зависит от рыбы, -- поспешил ему на помощь Данбэр. Полковник обернулся и, подозрительно сощурившись, уставился на Данбэра. -- Да? А вы-то откуда знаете? -- Так ведь это сон-то мой, -- ответил Данбэр без тени улыбки. Полковник побагровел. Он уставился на обоих холодным, жестким, неприязненным взглядом. -- Встаньте с пода и отправляйтесь в постель, -- процедил он сквозь зубы. -- Я не желаю больше слушать ни слова об этих снах. У нас есть специалист, чтобы выслушивать такую отвратительную чепуху... -- А как вы считаете, -- осторожно, с мягкой, вкрадчивой улыбкой спросил майор Сэндерсон, штатный психиатр, присланный полковником к Йоссариану, -- почему полковник Ферридж нашел ваши сны отвратительными? -- Наверное, что-то отвратительное действительно есть или в самом этом сне, или, может быть, а полковнике Ферридже, -- почтительно ответил Йоссариан. -- Неплохо сказано, -- одобрил майор Сэндерсон. Он носил поскрипывающие солдатские ботинки, а его черные, как смоль, волосы стояли дыбом. -- Полковник Феррндж, -- признался он, -- напоминает мне морскую чайку. Он ни в грош, знаете ли, не ставит психиатрию. -- А вы, наверное, не любите морских чаек? -- спросил Йоссариан. -- Да, не очень, -- признался майор Сэндерсон с колючим, нервным смешком. -- По-моему, ваш сон просто очарователен. Я надеюсь, что он будет часто повторяться и мы еще сможем не раз его обсудить. Не хотите ли сигаретку? Йоссариан покачал головой, и майор улыбнулся. -- Как вы объясните, -- спросил он многозначительно, -- почему вы испытываете такое сильное нежелание взять у меня сигарету? -- Потому что я только что одну выкурил. Вот она, еще дымится в пепельнице. Майор Сэндерсон хохотнул. -- Ну что ж, весьма искреннее объяснение. Но я надеюсь, что мы скоро докопаемся до истинной причины. -- Завязав бантиком развязавшийся шнурок ботинка, он взял со стола блокнот желтой линованной бумаги и положил его на колени. -- Итак, рыба, которую вы видите во сне... Давайте о ней побеседуем. Это всегда одна и та же рыба? -- Не знаю, -- ответил Йоссариан. -- Я плохо разбираюсь в рыбах. -- А что напоминает вам эта рыба? -- Другую рыбу. -- А что напоминает вам другая рыба? -- Другую рыбу. Майор Сэндерсон разочарованно откинулся на спинку стула: -- А вы любите рыбу? -- Не особенно. -- Так почему же вы считаете, что у вас патологическое отвращение к рыбам? -- спросил с триумфом майор Сэндерсон. -- А потому что они слишком скользкие, -- ответил Йоссариан. -- И костлявые. Майор Сэндерсон понимающе кивнул головой, улыбаясь приятной, фальшивой улыбкой. -- Очень интересное объяснение. Но я полагаю, что скоро мы докопаемся до истинной причины. А в частности, та конкретная рыба, которую вы держите во сне, вам нравится? -- Признаться, я не испытываю к ней никаких особых чувств. -- Следовательно, вам не нравится эта рыба? А не питаете ли вы к ней враждебное, агрессивное чувство? -- О, нисколько. В сущности, она мне даже нравится. -- Следовательно, на самом деле вы любите эту рыбу? -- О нет. Я не испытываю к ней никаких особых чувств. -- Но вы только что сказали, что рыба вам нравится, а теперь заявляете, что не испытываете к ней никаких чувств. Я уличил вас в противоречии. Вот видите? -- Да, сэр, кажется, вы уличили меня в противоречии. Толстым черным карандашом майор Сэндерсон с гордостью начертал в блокноте:"Противоречие".Закончив писать, он поднял голову и сказал: -- Как вы объясните, что вы сделали два взаимоисключающих заявления, выражающих ваши противоречивые эмоции по отношению к рыбе? -- Я думаю, это оттого, что у меня к рыбам двойственное отношение. Услышав слова "двойственное отношение", майор Сэндерсон радостно вскочил: -- Вы же все понимаете! -- воскликнул он, ломая в экстазе пальцы. -- О, вы даже не представляете себе, как я одинок: ведь изо дня в день мне приходится разговаривать с пациентами, которые не имеют ни малейшего понятия о психиатрии. Мне приходится лечить людей, со- вершенно равнодушных к моей работе. От этого у меня возникает ужасное ощущение собственной никчемности. -- Тень озабоченности на секунду легла на его лицо. -- И я не могу избавиться от этого ощущения. -- В самом деле? -- спросил Йоссариан, не зная, что еще сказать. -- Но зачем корить себя за пробелы в чужом образовании? Я сам понимаю, что это глупо, -- с тревогой в голосе ответил майор Сэндерсон. -- Но меня всегда волновало, что обо мне подумают люди. Видите ли, в половом отношении я созрел несколько позже своих сверстников. И на этой почве у меня возник психический комплекс, я бы даже сказал, уйма комплексов. Я бы с удовольствием обсудил с вами мои комплексы. Мне так не терпится это сделать, и я с величайшей неохотой возвращаюсь к вашему комплексу. Что поделаешь -- обязан. Полковник Ферридж рассердится, если узнает, что мы потратили время на меня. Мне бы хотелось показать вам набор чернильных клякс и выяснить, что они вам напоминают формой и цветом. -- Не затрудняйтесь понапрасну, доктор. Мне все напоминает о сексе. -- Правда? -- пришел в восторг майор Сэндерсон, словно не веря своим ушам. -- Вот теперь мы действительно добрались до главного. А не снятся ли вам настоящие сексуальные сны? -- А как же! Конечно снятся. Вот этот мой сон с рыбой -- это ведь сексуальный сон. -- Нет, я имею в виду настоящий секс, -- горячо перебил его майор. -- Бывает. Вот, например, про рыбу... Майор Сэндерсон отшатнулся,будто ему дали пощечину. -- Да, конечно, -- согласился он ледяным тоном. Отношение его к Йоссариану разом переменилось, став настороженно-враждебным. -- На сегодня достаточно. Весьма желательно, чтобы вам приснились ответы на некоторые поставленные мною вопросы. Поверьте, что наши занятия доставляют мне так же мало удовольствия, как и вам. -- Я передам это все Данбэру, -- ответил Йоссариан. -- Данбэру? -- Конечно, ведь это он все затеял. Сон-то ведь его. -- Ах, Данбэр! -- усмехнулся майор Сандерсон. К нему вернулась его уверенность. -- Держу пари, что этот зловредный Данбэр творит все безобразия, за которые попадает вам. -- Не такой уж он зловредный. -- И вы готовы положить за него голову на плаху? -- Ну, так уж далеко я не зайду. Майор Сэндерсон ехидно улыбнулся и записал в блокноте: "Данбэр". -- А почему вы хромаете? -- отрывисто спросил он, когда Йоссариан направился к дверям. -- И за каким чертом у вас повязка на ноге? Вы -- психический больной или нет? -- Я ранен в ногу. Поэтому я в госпитале. -- О нет, не поэтому вы в госпитале, -- злорадно сказал майор Сэндерсон. -- Вас уложили в госпиталь с камнем в слюнной железе. Хитрец из вас плохой. Вы даже не знаете, с чем вы попали в госпиталь. -- Я попал в госпиталь с раненой ногой, -- стоял на своем Йоссариан. Майор Сэндерсон пропустил это объяснение мимо ушей и саркастически рассмеялся. -- В таком случае передайте вашему другу Данбэру мои наилучшие пожелания и скажите, чтобы ему почаще снились сексуальные сны. Но Данбэр страдал от приступов тошноты и головокружений, которые сопровождались постоянными головными болями, и не был расположен сотрудничать с майором Сэндерсоном. Даже Заморыш Джо, у которого кошмаров было хоть отбавляй, потому что он сделал положенные шестьдесят боевых вылетов и опять ждал отправки домой, не желал делиться своими кошмарами, когда приходил в госпиталь проведать друзей. -- Нет ли у кого-нибудь подходящих снов для майора Сандерсона? -- спросил Йоссариан. -- Мне было бы больно его огорчить. Он чувствует себя отщепенцем. -- После того как вас ранили, мне стал сниться один и тот же странный сон, -- признался капеллан. -- Прежде я обычно каждую ночь видел, как убивают мою жену или как душат моих детей. Теперь же мне снится, что я плаваю под водой и акула кусает меня за ногу как раз в том месте, где у вас повязка. -- Чудесный сон! -- воскликнул Данбэр. -- Пальчики оближешь! Клянусь, что майору Сэндерсону он придется по душе. -- Да это же ужасный сон! -- закричал майор Сэндерсон. -- В нем и боль, и увечье, и смерть. Я уверен, что он вам приснился назло мне. Я, знаете ли, сильно сомневаюсь, имеет ли право человек с такими гнусными снами служить в армии. Перед Йоссарианом мелькнул луч надежды. -- А может, вы и правы, сэр, -- лукаво согласился он. -- Наверное, меня надо списать на землю и вернуть в Штаты. -- Не приходило ли вам в голову, что ваша неразборчивость в женщинах -- это просто попытка подавить подсознательный страх перед половым бессилием? -- Да, сэр, это верно. -- Тогда зачем же вы это делаете? -- Чтобы подавить страх перед половым бессилием. -- А почему бы вам не найти себе подходящее хобби? -- участливо спросил майор Сэндерсон. -- Например, рыбную ловлю. Вы действительно находите сестру Даккит привлекательной? По-моему, она довольно костлява. Костлявая и скользкая. Как рыба. -- Я почти незнаком с сестрой Даккит. -- Тогда зачем же вы ее хватаете за грудь? Только потому, что у нее есть грудь? -- Это все Данбэр. -- Э, вы опять за старое! Сколько можно?.. -- воскликнул майор Сэндерсон с кислой, презрительной усмешкой и брезгливо отбросил карандаш. -- Вы что, действительно думаете, что вам все будет сходить с рук, если вы будете прикрываться чужими фамилиями? Что-то вы мне не нравитесь, Фортиори, совсем не нравитесь... Предчувствие опасности сырым холодным сквознячком прошмыгнуло по спине Йоссариана. -- Я вовсе не Фортиори, сэр.-- робко проговорил он. -- Я -- Йоссариан. -- Кто? -- Моя фамилия Йоссариан, сэр, и я попал в госпиталь с раненой ногой. -- Ваша фамилия Фортиори, -- воинственно отпарировал майор Сэндерсон. -- Вы попали в госпиталь с камнем в слюнной железе. -- Бросьте, майор! -- взорвался Йоссариан. -- Уж я то знаю, кто я такой. -- А я берусь это доказать с помощью официальных военных документов, -- возразил майор. -- Советую вам:уймитесь, пока не поздно. Сначала вы были Данбэром, теперь вы --Йоссариан, а потом заявите, что вы Вашингтон Ирвинг. Знаете, чем вы страдаете? У вас раздвоение личности, вот в чем ваша трагедия. -- Может, вы и правы, -- дипломатично согласился Йоссариан. -- Я в этом уверен. У вас мания преследования в тяжелой форме. Вы считаете, что люди стараются причинить вам зло. -- Люди действительно стараются причинить мне зло. -- Вот видите! Вы не признаете авторитетов и не уважаете традиций. Вы -- опасный и развращенный субъект, которого нужно поставить к стенке и расстрелять. -- Это вы серьезно? -- Вы -- враг народа. -- Вы что -- псих? -- закричал Йоссариан. -- ...Нет, я не псих! -- яростно ревел Доббс в палате, воображая, что говорит приглушенным шепотом. -- Я вам говорю, что Заморыш Джо сам их вчера видел, когда летал в Неаполь на черный рынок за кондиционерами для фирмы полковника Кэткарта. А в Неаполе -- центр подготовки пополнений. Так вот там по пути домой собрались сотни пилотов, бомбардиров и стрелков. Ведь они выполнили всего только по сорок пять боевых заданий -- и все. А несколько человек, награжденных "Пурпурными сердцами" (Медаль, выдаваемая американскому военнослужащему за ранение, полученное в ходе военных действий. --Ред.) -- и того меньше. В другие бомбардировочные полки из Штатов потоком вливаются пополнения. Правительство хочет, чтобы каждый военнослужащий, даже из административного состава, побывал хоть разок за океаном. Вы что, газет не читаете? Теперь-то уж мы обязаны его убить. -- Тебе осталось отлетать всего два задания, -- урезонивал его Йоссариан вполголоса. -- Почему бы тебе не попробовать выполнить норму? -- Двух боевых вылетов тоже вполне достаточно, чтобы сложить голову, -- ответил Доббс дрожащим от возбуждения голосом. -- Мы должны кокнуть его завтра утром, когда он будет возвращаться с фермы. У меня с собой пистолет. Йоссариан вытаращил глаза от удивления, когда Доббс выхватил из кармана пистолет и помахал им в воздухе. -- Ты сошел с ума! -- исступленно прошипел Йоссариан. -- Спрячь! И не голоси, как идиот! -- А чего ты беспокоишься? -- обиделся Доббс. -- Нас никто не слышит. -- Эй, кончайте там! -- прозвенел голос из дальнего угла палаты. -- Не видите что ли, люди задремали. -- Это еще что за умник сыскался? -- гаркнул в ответ Доббс, оборачиваясь на голос, стиснув кулаки, готовый к драке. Потом он круто повернулся к Йоссариану и, не успев выговорить ни слова, громоподобно чихнул шесть раз подряд, в интервалах раскачиваясь из стороны в сторону на гнущихся, будто резиновых, ногах. Веки его глаз покраснели. -- Кого он из себя строит? -- сердито вопрошал он, судорожно шмыгая и вытирая нос тыльной стороной здоровенной ладони. -- Полицейского или еще кого? -- Он контрразведчик, -- спокойно уведомил его Йоссариан. -- Их здесь уже трое и еще пачка на подходе. Но ты не бойся. Они разыскивают мистификатора, подделывающего подпись Вашингтона Ирвинга. Убийцы их не интересуют. -- Убийцы? -- Доббс оскорбился. -- На каком таком основании ты называешь нас убийцами? Только потому, что мы собираемся убить полковника Кэткарта? -- Да тише ты, черт тебя побери, -- сказал Йоссариан. -- Ты шепотом говорить умеешь? -- Я и так шепчу. Я... -- Ты орешь во все горло. -- Нет, я не... -- Эй, заткнись ты там, слышишь? -- загомонила вся палата. -- Я вас перестреляю! -- взвыл Доббс и вскочил на рахитичный деревянный стульчик, неистово размахивая пистолетом. Йоссариан схватил его за руку и стянул вниз. Доббс снова расчихался..-- У меня аллергический насморк, -- извинился он, кончив чихать. Из носа у него текло, глаза слезились. -- Эх, Доббс, Доббс. Не будь у тебя насморка, ты бы стал величайшим вожаком народных масс. -- Полковник Кэткарт -- убийца, -- хрипло жаловался Доббс, запихивая в карман мокрый скомканный носовой платок цвета хаки. -- Полковник Кэткарт погубит нас всех, если мы сами ничего не предпримем. -- Может быть, он больше не увеличит норму вылетов? Может, дальше шестидесяти он не пойдет? -- Он всегда повышает норму, и ты это знаешь лучше, чем я. -- Доббс проглотал слюну и наклонился вплотную к Йоссариану. Лицо его напряглось, под бронзовой кожей на каменных челюстях заплясали желваки. -- Скажи "валяй", и я завтра утром все сделаю. Ты понимаешь, что я тебе говорю? Я ведь говорил шепотом, правда? Йоссариан отвел глаза, чтобы не видеть устремленного на него взгляда Доббса, полного жгучей мольбы. -- Почему, черт возьми, ты один не пойдешь? -- запротестовал Йоссариан. -- Перестал бы трепаться со мной об этом, а пошел бы сам да и сделал. -- Один я боюсь. Я вообще в одиночку боюсь действовать. -- Тогда не впутывай меня в это дело. Я был бы последним кретином, если бы сейчас влип в подобную историю. Моей ране цена миллион долларов. Меня хотят отпустить домой. -- Ты в своем уме? -- воскликнул Доббс. -- Кроме шрама, ты ничего не приобретешь. Едва ты высунешь нос из госпиталя, Кэткарт тут же пошлет тебя на боевое задание. Разве что нацепит перед этим "Пурпурное сер- дце". -- Вот тогда я действительно убью его, -- поклялся Йоссариан. -- Я отыщу тебя, и мы сделаем это вместе. -- Давай провернем все завтра, покуда у нас еще есть возможность, -- взмолился Доббс. -- Капеллан говорит, что. Кэткарт опять добровольно вызвался бросить наш полк на Авиньон. Меня могут убить до того, как ты выйдешь из госпиталя. Посмотри, как у меня дрожат руки. Я не могу управлять самолетом. Не гожусь. Йоссариан не рискнул сказать "да". -- Я, пожалуй, обожду. Посмотрим, что будет. А там что-нибудь сделаем... -- Ты вообще ничего не будешь делать, вот в чем беда! -- громким взбешенным голосом сказал Доббс. -- ...Я делаю все, что в моих силах, -- кротко объяснил капеллан Йоссариану после ухода Доббса из госпиталя. -- Я даже ходил в санчасть, чтобы переговорить с доктором Дейнйкой: не может ли он вам чем-нибудь помочь. -- Да, я вижу, что вы ходили в санчасть, -- Йоссариан подавил улыбку. -- И что же из этого вышло? -- Они намазали мне марганцовкой десны, -- застенчиво ответил капеллан. -- И пальцы на ногах тоже, -- добавил Нейтли с возмущением, -- да еще дали слабительного. -- Но сегодня утром я снова отправился, чтобы повидать доктора Дейнику. -- А они снова намазали ему десны марганцовкой, -- сказал Нейтлн. -- Но я все-таки поговорил с ним, -- жалобно запротестовал капеллан. -- Доктор Дейника показался мне таким несчастным. Он подозревает, будто кто-то строит козни, чтобы его перевели служить на Тихий океан. Все это время он, оказывается, собирался обратиться ко мне за помощью. Когда я сказал ему, что сам нуждаюсь в его помощи, он поинтересовался, неужели нет другого капеллана, к которому я мог бы обратиться. -- Опечаленный капеллан терпеливо подождал, пока Йоссариан и Данбэр отсмеются. -- Я всегда считал, что быть несчастным -- безнравственно, -- причитал он. -- Теперь я даже не знаю, что и думать. Я бы посвятил теме безнравственности мою проповедь, назначенную на это воскресенье, но я не уверен, пристойно ли проповеднику появляться перед прихожанами с деснами, вымазанными марганцовкой. Подполковник Корн был бы очень этим недоволен. -- Капеллан, а почему бы вам не лечь в госпиталь? Побыли бы с нами несколько деньков и отдохнули бы душой, -- пригласил Йоссариан. -- Здесь вам будет удобно и хорошо. На какое-то мгновение это нахальное, противозаконное предложение показалось капеллану соблазнительным. -- Нет, думается, не стоит, -- нехотя решил он. -- Я собираюсь предпринять путешествие на материк, чтобы повидаться со штабным писарем по фамилии Уинтергрин. Доктор Дейника говорит, что он может помочь. -- Да, Уинтергрин, пожалуй, самая влиятельная личность на всем театре военных действий. Он не просто штабной писарь. У него есть доступ к гектографу. Но он никому не помогает. Вот потому-то он далеко пойдет. -- Тем не менее мне хотелось бы с ним поговорить. Должен же сыскаться на свете человек, который сможет вам помочь. -- Сделайте это не для меня, а для Данбэра, капеллан, -- поправил его Йоссариан барским тоном. -- У меня рана на ноге,цена ей миллион долларов. С такой раной меня не вернут в строй. Но если и рана не поможет, тогда вся надежда на психиатра, который считает, что я не пригоден для службы в армии. -- Это я не вполне пригоден к службе в армии, -- ревниво проскулил Данбэр. -- Это был мой сон. -- Не в сне дело, Данбэр, -- объяснил Йоссариан. -- Твой сон ему нравится. Дело в моей личности. Он думает, что она у меня раздвоенная. -- ...Ваша личность раскололась на две равные половинки, -- сказал майор Сэндерсон. Ради такого случая он завязал шнурки на своих неуклюжих солдатских ботинках и прилизал черные, как смоль, волосы с помощью какой-то удушающе-благоухающей дряни. Стараясь показаться здравомыслящим и приятным, он наигранно улыбнулся. -- Я это говорю не потому, что хочу быть жестоким и оскорбить вас, -- продолжал он жестоким, оскорбительным тоном. -- Я это говорю не потому, что питаю к вам злое, мстительное чувство из-за того, что вы оттолкнули меня и наплевали мне в душу. Я медик и всегда смотрю на вещи трезво и объективно. Так вот, у меня для вас очень скверные новости. У вас хватит мужества выслушать их? -- Не надо, бога ради, пощадите! -- завизжал Йоссариан. -- Меня хватит удар. Майор Сэндерсон разъярился. -- Вы хоть изредка можете вести себя по-человечески? -- взмолился он. От злости лица его стало красным, как свекла, а кулаки обрушились на крышку стола. -- Ваша беда в том, что вы ставите себя выше всяких условностей. Вы, вероятно, ставите себя даже выше меня только потому, что половая зрелость у меня наступила слишком поздно. Так вот, знаете, кто вы на самом деле? Вы -- неудачливый, несчастный, разочарованный, недисциплинированный, не приспособленный к жизни молодой человек. -- Протараторив эту серию нелестных эпитетов, майор Сэндерсон как будто бы немного оттаял. -- Так точно, сэр, -- охотно согласился Йоссариан, -- По-моему, вы правы. - Конечно, я прав. Вы еще незрелы. Вы не в состоянии свыкнуться с самой идеей войны. -- Так точно, сэр. -- У вас патологическое отвращение к смерти. Вас, вероятно, раздражает сам факт, что вы на войне и можете в любую минуту сложить голову. -- "Раздражает" -- это не то слово, сэр... Я просто вне себя от бешенства. -- Вас постоянно мучит забота о собственной безопасности. Вы не выносите хвастунов, фанатиков, снобов и лицемеров. У вас подсознательная ненависть ко многим людям. -- Почему подсознательная? Вполне сознательная, сэр! -- поправил Йоссариан, горя желанием помочь психиатру. -- Я ненавижу их совершенно сознательно. -- Вы настроены антагонистически к грабежам, эксплуатации, неравенству, унижениям и обману. Вас морально угнетает нищета, вас угнетает невежество. Вас угнетают преследования. Вас угнетает насилие. Вас угнетают трущобы. Вас угнетает жадность. Вас угнетает преступность. Вас угнетает коррупция. Знаете, я совсем не удивлюсь, если у вас окажется маниакально-депрессивный психоз. -- Так точно, сэр. Может быть, у меня как раз этот самый психоз. -- И не пытайтесь это отрицать. -- А я и не отрицаю, сэр, -- сказал Йоссариан, весьма довольный чудесным контактом, установившимся наконец между ними. -- Я согласен со всем, что вы сказали. -- Следовательно, вы должны согласиться, что вы сумасшедший. -- Сумасшедший? -- Йоссариан был поражен. -- О чем вы говорите? Почему это я сумасшедший? Это вы сумасшедший! Майор Сэндерсон снова покраснел от негодования и хлопнул себя кулаками по бедрам. -- Назвав меня сумасшедшим, -- заорал он, брызжа слюной, -- вы тем самым изобличили в себе типичного, мстительного параноика с садистскими наклонностями! Вы действительно сумасшедший! -- Тогда почему же вы не отправите меня домой? -- А я и намерен отправить вас домой. -- Меня собираются отправить домой! -- ликуя, объявил Йоссариан, когда приковылял обратно в палату. -- Меня тоже! -- радостно откликнулся А.Фортиори. -- Только сейчас приходили в палату и объявили. -- А как насчет меня? -- обиженно осведомился у врачей Данбэр. -- Насчет вас? -- строго ответили ему. -- Вы отправляетесь вместе с Йоссарианом. Обратно в строй. И они отправились обратно в строй. Йоссариан был вне себя от ярости, когда санитарная машина доставила его в эскадрилью, и он сразу же заковылял искать справедливости у доктора Дейники. Доктор хмуро уставился на него унылым, презрительным взглядом. -- Эх вы! -- скорбно воскликнул доктор Дейника брюзгливым тоном. -- Все вы только и думаете, что о себе. Если хочешь узнать, что произошло, пока ты валялся в госпитале, пойди-ка к карте и посмотри на линию фронта. -- Мы отступаем? -- спросил огорошенный Йоссариан. -- Отступаем? -- закричал доктор Дейника. -- С тех пор как мы взяли Париж, военная обстановка стала ни к черту. Я знал, что так случится. -- Он помолчал, его мрачная злость перешла в уныние. Он насупился, точно во всем виноват был Йоссариан. -- Американские войска вступили на территорию Германии. Русские - в Румынии. Только вчера греки в составе Восьмой армии захватили Римини. Немцы повсюду отступают. -- Доктор Дейника снова помолчал немного, набрал воздуху в легкие и издал горестный вопль. -- От "Люфтваффе" больше ничего не осталось! -- Казалось, вот-вот он разревется. -- Вся "Готическая линия" -- на грани катастрофы. - Ну и что? - спросил Йоссариан. -- Что же тут плохого? -- Что плохого? -- закричал доктор Дейника. -- Если в ближайшем будущем не произойдет какого-то чуда, Германия капитулирует. И тогда всех нас отправят на Тихий океан. Йоссариан вытаращил глаза от ужаса: -- Ты с ума сошел? Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? -- Да, тебе-то легко смеяться! -- усмехнулся доктор Дейника. -- Какой тут, к черту, смех! -- У тебя по крайней мере есть шансы: ты летаешь -- тебя могут убить. А каково мне? У меня нет никаких надежд. -- Ты окончательно выжил из ума! -- заорал на него Йоссариан и схватил доктора за грудки. -- Ты понимаешь это? Заткни свою глупую пасть и слушай меня! Доктор Дейника вырвался из лап Йоссариана. -- Да как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Я дипломированный врач! -- Тогда заткни свою дурацкую дипломированную пасть и послушай, что мне сказали в госпитале. Я -- сумасшедший. Тебе это известно? -- Ну и что? -- Я действительно сумасшедший. -- Ну и что? -- Я псих. Я того... с приветом. Понимаешь? У меня шариков не хватает. Они по ошибке отправили домой вместо меня кого-то другого. В госпитале меня исследовал дипломированный психиатр, и вот его приговор: я действительно не в своем уме. - Ну и что? -- Как "ну и что"? -- Йоссариана озадачила неспособность доктора Дейники понять суть дела. -- Ты соображаешь, что это значит? Теперь ты можешь освободить меня от строевой службы и отправить домой. Не будут же они посылать сумасшедших на верную смерь? -- А кто же тогда пойдет на верную смерть? 28. Доббс. Пошел Макуотт. А Макуотт вовсе не был сумасшедшим. Так же поступил и Йоссариан, хоть он еще и прихрамывал. Он сделал еще два боевых вылета, но туг до него дошли грозные слухи о предстоящем налете на Болонью. И вот в один погожий день Йоссариан с решительным видом приковылял к Доббсу в его палатку и, приложив палец к губам, прошептал: -- Тссс! -- Чего ты на него шикаешь? -- спросил Малыш Сэмпсон. Он сдирал зубами кожуру с мандарина и увлеченно листал потрепанный комикс. -- Человек рта не раскрывал. -- Сгинь, мразь! -- сказал Йоссариан, тыча пальцем через плечо по направлению к выходу. Малыш Сэмпсон проницательно изогнул белесые брови и с готовностью поднялся со своего места. Он четырежды присвистнул в свои понурые пшеничные усы и, вскочив на помятый, месяц назад купленный с рук мотоцикл, ринулся в горы. Йоссариан обождал, покуда наконец последнее тявканье мотора не замерло вдали. Палатка выглядела не совсем обычно. Вещи были прибраны чересчур аккуратно. Покуривая толстенную сигару, Доббс с любопытством посматривал на Йоссариана. Теперь, когда Йоссариан решился наконец быть храбрым, Доббс вдруг смертельно перепугался. -- Ладно, -- сказал Йоссариан, -- давай убьем полковника Кэткарта. Сделаем это вместе. Доббс вскочил с койки, дико вытаращив глаза. -- Тссс! -- зашипел он громко, как паровоз. -- Убить полковника Кэткарта? Да о чем ты говоришь? -- Тише ты, черт тебя побери! -- рявкнул на него Йоссариан. -- А то весь остров слышит. Пистолет у тебя цел? -- Ты в своем уме? -- заорал Доббс. -- С какой стати я должен убивать полковника Кэткарта? -- С какой стати? -- Йоссариан остановил на Доббсе хмурый, подозрительный взгляд. -- С какой стати? А разве это не твоя затея, а? Разве ты не предлагал мне то же самое в госпитале? Губы Доббса расплылись в улыбке. -- В ту пору я, видишь ли, сделал только пятьдесят восемь вылетов, -- пояснил он, шикарно попыхивая сигарой. -- А сейчас я собрал свои монатки и жду, когда меня отпустят домой. Сейчас у меня шестьдесят. -- Ну и что? -- спросил Йоссариан. -- Он вот-вот вновь повысит норму. -- Может, на сей раз не повысит. -- Всегда повышал, повысит и теперь. Какого черта. Доббс, что с тобой? Спроси Заморыша Джо, сколько раз он собирал свои вещички. -- Поживем -- увидим, -- упрямо гнул свое Доббс. -- Что я, не в своем уме, чтобы сейчас, когда я больше не летаю, ввязываться в такие дела? -- Он стряхнул пепел с сигары. -- Послушайся моего совета: выполни, как и все мы свою норму, а там увидишь. Йоссариана так и подмывало плюнуть Доббсу в морду. -- Прежде чем я выполню норму, меня могут убить, -- увещевал он Доббса унылым голосом. -- Ходят слухи, что он снова добровольно вызвался послать нас на Болонью. -- Это только слухи, -- заявил Доббс, раздуваясь от спеси. -- Советую тебе не верить слухам. -- Может, ты перестанешь пичкать меня советами? -- Почему бы тебе не поговорить с Орром? -- посоветовал Доббс. -- На прошлой неделе во время второго налета на Авиньон его опять сбили, и он плюхнулся в море. Может, он настолько отчаялся, что согласится прихлопнуть Кэткарта? -- Орр слишком туп, чтобы отчаиваться. Совсем недавно, когда Йоссариан еще лежал в госпитале, Орра снова подбили, но он посадил свой изувеченный самолет на прозрачно- голубую гладь близ Марселя так мягко, с таким безупречным искусством, что ни один из шести членов его экипажа не получил царапины. Волны вскипали вокруг самолета зелеными и белыми гребешками, передние и задние спасательные люки были распахнуты настежь, и члены экипажа, облаченные в оранжевые спасательные жилеты, поспешно выбрались наружу. Жилеты не надулись и болтались на летчиках, дряблые и никчемные. А не надувались жилеты потому, что Милоу вытащил из надувных камер двойные баллончики с углекислотой,которая понадобилась ему для приготовления газированной воды с клубничным и яблочным сиропом. Газированную воду он подавал в офицерской столовой, а к спасательным жилетам вместо баллончиков приложил отпечатанные на гектографе записочки: "Что хорошо для фирмы "М. и М.", то хорошо для родины!" Орр выбрался из тонувшего самолета последним. -- Видели бы вы его! -- рассказывал сержант Найт Йоссариану, покатываясь со смеху. -- Дьявольски забавная история -- ничего подобного вам сроду не приходилось видеть. Ни один из спасательных жилетов не сработал: Милоу украл углекислоту для той самой газировки, которую вы,мерзавцы, лакали в своей столовой. Но,как выяснилось, это не так уж страшно. Мы все, кроме одного парня, который не умел плавать, вынырнули из машины и взобрались на фюзеляж, а Орр тем временем за веревку подтянул аварийный плот к самолету, и мы втащили того малого на плот. Ей-богу, этот чокнутый коротышка Орр в таких делах мастак. К тому же второй плот оторвало и унесло, так что пришлось всем шестерым влезть на один плот. Сидели так тесно, будто спрессованные, и стоило одному пошевелиться, как кто-нибудь из ребят, сидевших с краю, плюхался в воду. Секунды через три после того как мы покинули самолет, он затонул, и мы остались в море одни-одинешеньки. Ну, сразу же начали отвинчивать колпачки на спасательных жилетах: нам хотелось выяснить, что там в них сломалось. И вот тут-то мы наткнулись на эти проклятые записки Милоу, в которых он сообщал, что все, что хорошо для него, хорошо для всех нас. Вот мерзавец! Уж как мы его кляли, все как один, кроме вашего дружка Орра. Он только посмеивался, будто и в самом деле все, что хорошо для Милоу, оказалось хорошо и для нас. Черт побери! Видели бы вы его, как он сидел на бортике плота, словно капитан корабля, а мы глядели ему в рот и ждали распоряжений, что делать дальше. То и дело он хлопал себя по ляжкам, будто его тряс озноб, и твердил: - "Теперь все в порядочке, все в порядочке". И все хихикал,как помешанный. Потом снова говорил: "Ну теперь все в порядочке" -- и снова хихикал. Мы глядели на него, как на дурачка. Если б мы на него не глазели, нам сразу же пришел бы конец, потому что волна то обрушивалась на плот, захлестывая нас с головой, то вышвыривала сразу нескольких в море. Мы карабкались обратно на плот, а новая волна снова смывала нас в море. Можете не сомневаться -- смеху хватало. Мы только и знали, что шлепались в море и карабкались обратно на плот. Парня,который не умел плавать, мы положили на середину плота, но и там он чуть не потонул, потому что воды на плоту набралось столько,чтопарень едва не захлебнулся. Бедный мальчик! Затем Орр начал открывать на плоту разные тайнички с припасами, и вот тут то и пошло настоящее веселье. Сначала он отыскал коробку с шоколадом и раздал каждому по плитке. И вот мы, значит, сидим и жрем мокрый, соленый шоколад, а волны по-прежнему то м дело смывают нас в море. Потом он нашел несколько кубиков концентрисованного бульона, алюминиевые чашки и сделал нам немного супу. Потом откуда-то извлек щепотку чаю. И вы не поверите -- приготовил нам чай! Посмотрели бы вы, как мы сидели с головы до ног мокрые, а он угощал нас чаем. Мы все помирали со смеху и со смеху падали в воду. А он был ужасно серьезный, если не считать его дурацкого хихиканья и идиотской ухмылки. Ну тип! Что ни найдет, тут же приспособит к делу. Нашел жидкость для отпугивания акул и побрызгал ею вокруг плота. Нашел опознавательную краску -- тоже в воду. Потом он обнаружил удочку и сухую приманку и весь засиял, как будто увидел катер спасательной службы. А катеру, к слову сказать, и впрямь надо было появиться, покуда нас не хватил солнечный удар, да и немцы вполне могли выслать судно и захватить нас в плен, а то и расстрелять из автоматов. Мы и глазом моргнуть не успели, а Орр закинул удочку в воду, распевая при этом, как беззаботный жаворонок. "Лейтенант, что вы собираетесь поймать?" -- спросил я его. "Треску", -- отвечает. И он говорил это серьезно. Хорошо, что он ничего не поймал, а то он сам бы начал есть сырую треску и нас бы заставил: он, видите ли, нашел там книжонку, в которой говорится, что сырая треска годится в пищу. Затем он где-то откопал крохотное голубое весло размером с солдатскую ложку, ну и, разумеется, начал им грести, пытаясь этой палочкой сдвинуть с места все девятьсот фунтов. Представляете? Наконец, он нашел компас и большую непромокаемую карту, расстелил ее на коленях, а сверху положил компас. Вот так он и проводил время: сидел с удочкой, с компасом и картой на коленях и греб изо всех сил этим пижонским голубым веслецом, будто спешил на Майорку. А полчаса спустя нас подобрал катер. Сержант Найт, как и Орр, все знал про Майорку, потому что Йоссариан часто рассказывал им о таких прибежищах, как Испания, Швейцария, Швеция: стоит только американскому летчику туда перелететь, как его интернируют и приятная, роскошная жизнь до конца войны обеспечена. В своей эскадрилье Йоссариан считался высшим авторитетом по вопросам интернирования. Он даже начал подговаривать свой экипаж имитировать вынужденную посадку в Швейцарии. Разумеется, он предпочел бы Швецию, где уровень сознания выше и где он мог бы развлекаться с красивыми девочками и наплодить там целое племя озорных, счастливых, внебрачных Йоссарианчиков. Государство заботилось бы о них с самых пеленок и выпустило бы их в жизнь без позорного клейма внебрачного дитяти. Но Швеция была вне пределов досягаемости. Йоссариан только и ждал случая, когда где-нибудь над итальянскими Альпами осколок снаряда выведет из строя мотор, и тогда будет предлог направиться в Швейцарию. Даже своему пилоту он не сказал бы, что ведет самолет через границу. Йоссариан часто думал о том, что надо бы войти в сговор с каким-нибудь надежным пилотом, инсценировать поломку самолета и, чтобы уничтожить все улики, посадить самолет на брюхо. Но единственный человек, на которого можно было положиться, -- Макуотт был и без того счастлив. Макуотт по-прежнему захлебывался от удо- вольствия, когда с ревом проносился над палаткой Йоссариана или над головами купающихся, причем так низко, что свирепая струя ветра от пропеллера оставляла темные борозды на воде, а пелена водяной пыли опадала только через несколько секунд после того, как самолет пролетал. О Доббсе и Заморыше Джо не могло быть и речи. Об Орре -- тоже. Когда Доббс дал Йоссариану от ворот поворот и тот в подавленном состоянии приплелся в палатку, Орр паял клапан печной форсунки. Печь, которую Орр смастерил из железной бочки, стояла посередине па- латки на гладком цементном полу; пол этот тоже был делом рук Орра. Стоя на коленях, Орр прилежно работал. Стараясь не обращать на него внимания, Йоссариан устало прохромал к своей койке и опустился, замычав от изнеможения. Струйки пота холодили ему лоб. Разговор с Доббсом подействовал на него угнетающе. Угнетал его и доктор Дейника, угнетали и зловещие, роковые предчувствия. Сейчас Йоссариан дрожал всем телом. Каждая жилка тикала, как часовой механизм, каждый мускул дергался, вена на запястье начала пульсировать. Орр через плечо пристально посмотрел на Йоссариана. Влажные губы Орра расплылись в улыбке, обнажив полукружье торчащих зубов. Потянувшись в сторону, он вытащил из своего ящика бутылку теплого пива и, откупорив, вручил Йоссариану. Оба не проронили ни слова. Йоссариан схлебнул пену и запрокинул голову.Хитро прищурясь,Орр молча, с ухмылкой следил за Йоссарианом. Тот настороженно смотрел на Орра. У Орра вырвался короткий, свистящий смешок. Присев на корточки, он занялся своим делом. Йоссариан весь напрягся. -- Брось, -- попросил он с угрозой в голосе, стискивая обеими руками бутылку. -- Брось ты возиться с этой печкой. Орр гоготнул: -- Я почти кончил. -- Какое там кончил! Ты еще не начал. -- Видишь этот клапан? Он уже почти собран. -- А ты собираешься его разобрать. Знаю я тебя, мерзавец. Я уже триста раз видел, как ты это делаешь. Орр затрепетал от счастья. -- Какого черта ты вообще торопишься с этой печью? На дворе жара. Мы еще наверное, покупаемся. Чего тебя так беспокоят холода? -- Дни становятся короче, -- философски заметил Орр, -- и, пока не поздно, я хотел бы с этим разделаться ради твоего же блага. Когда я кончу, у тебя будет лучшая печь в эскадрилье. Я приделал регулятор топлива, и поэтому печь может гореть всю ночь, а от металлических радиаторов тепло пойдет по всей палатке. Если ты перед сном пос- тавишь на эту штуку шлем с водой, к утру у тебя будет теплая вода для умывания. Правда, здорово? Если ты захочешь сварить яйца или разогреть суп, поставь кастрюлю вот сюда и открой огонь. -- Что ты затвердил "ты" да "ты"? А ты сам-то где будешь? Тощенькое тело Орра вздрогнуло от едва сдерживаемого удовольствия. -- Не знаю, -- воскликнул он, и из его рта, словно из сопла реактивного двигателя, вырвалась волна странного хихиканья. Продолжая говорить, он давился слюной от смеха. -- Если меня будут и дальше так сбивать, то одному богу известно, где я окажусь. Йоссариан был растроган. -- А почему бы тебе не попытаться покончить с полетами? У тебя есть уважительная причина. -- У меня всего восемнадцать вылетов. -- Но тебя сбивают чуть не каждый раз, стоит тебе только подняться. Ты или шлепаешься в море, иди делаешь вынужденную посадку. -- Задания -- что, это меня не тревожит. Это, по-моему, одно удовольствие. Когда не будешь ведущим, тебе бы над