олько его "Вознесение" "сочетается" с предыдущими полотнами. В письме содержится также чувствительный -- для Рембрандта -- вопрос касательно денег: Что же до платы за картину, то я определенно заслужил за нее 1200 гульденов, но буду доволен тем, что Его Высочество мне заплатят. Да не сочтет Господин мой сего за неуместную вольность, но я не оставляю без воздаяния ни одного доброго дела. Самое лучшее повесить ее в галерее Его Высочества, поскольку свет там силен. Рембрандту заплатили те же шестьсот гульденов, какие он получил за первые две картины. До посылки им прославленного третьего письма прошло три года. Этот период был не лишен своих радостей. В апреле 1636-го состоялся связанный с наследством Саскии процесс, в ходе которого Рембрандт, Саския и ее брат Идсерт восторжествовали над доктором Альбертом ван Лоо и прочими в тяжбе, касающейся фрисландской недвижимости, принадлежавшей всем Эйленбюрхам. В марте 1638-го Геррит ван Лоо, зять его Рембрандт, Франсуа Купель, еще один зять, и доктор Иоаннес Макковиус, а также братец Идсерт возбудили процесс против другого брата, доктора Ульрикуса Эйленбюрха, и с ним еще одного человека по делу о продаже фермы -- и выиграли. В том же году, в июле, родилась дочь, которую похоронили в августе, и в том же июле Рембрандт и Саския затеяли дело о клевете и съездили на суд, состоявшийся во Фрисланде. Истцы обвинили доктора Альберта ван Лоо, уже проигравшего один из предыдущих процессов, а также сестру его Мэйке в том, что оные заявляли и продолжают заявлять, будто Саския "проматывает наследство своих родителей, хвастливо выставляя себя напоказ, тщеславясь и щеголяя". Мы не можем с уверенностью утверждать, что ответчикам был известен Рембрандтов "Автопортрет с Саскией", хотя Рембрандт и Саския им, похоже, известны были. В поданной им жалобе Рембрандт, в частности, писал: Истец и жена его люди вполне обеспеченные и многажды благословенные свыше всевозможным земным богатством (за что им никогда не удастся высказать благому Господу нашему достаточной благодарности). И поскольку таковые оскорбления, хвала Господу, полностью противоречат истине, Рембрандт не может оставить их без внимания и просит о возмещении ущерба в виде извинений и уплаты шестидесяти четырех золотых гульденов за оскорбление его имени, а к тому еще шестидесяти четырех золотых гульденов за оскорбление имени Саскии, настоящим особо оговаривая, что готов понести судебные издержки. Доктор ван Лоо ответил, что ни он, ни сестра его никаких таких заявлений, в коих их обвиняют, не делали. Однако если истцам, каковые суть "просто живописец и его жена", требуется некое возмещение, ответчик предлагает им восемь золотых гульденов, что составляет достаточную плату за любое оскорбление их имени. В этом судебном преследовании, вызванном обвинениями в расточительности, возведенными на него и на его жену, Рембрандт не преуспел. Суд обязал каждую сторону оплатить издержки, а шесть месяцев спустя расточительный Рембрандт купил дом. С покупкой дома литературная деятельность Рембрандта внезапно возобновилась в приливе творческой активности, свидетельством коей стало также завершение тех самых двух картин из серии Страстей Господних, которые он три года назад обозначил как написанные более чем наполовину, сообщив о себе, что он "усердно трудится, дабы сколь возможно скорее завершить" их. Всего через девять дней после покупки дома Рембрандт, прервав трехлетнее молчание, пишет свое третье письмо Хейгенсу и организует его доставку с передачей из рук в руки 12 января 1639 года. Вследствие великого рвения и преданности, кои я проявил, дабы достойно исполнить две картины, каковые Его Высочество мне заказали, -- одну, на которой мертвое тело Христа опускают в могилу, и другую, на которой Христос возносится, к великому испугу стражей, -- две эти картины ныне завершены благодаря моему усердному прилежанию, чего ради я расположен отослать оные, дабы доставить удовольствие Его Высочеству, ибо на двух этих картинах выражаются величайшие и натуральнейшие чувства, какова и была основная причина, что исполнение их заняло столь долгое время... И поскольку мне приходится второй раз беспокоить моего Господина по этим делам, я в знак признательности добавляю полотно в 10 футов длиной и 8 футов высотой, которое будет достойным дома моего Господина. И желаю Вам всякого счастия и благословения Небес. Аминь. Ваша Милость, моего Господина смиренный и преданный слуга Рембрандт Сего дня 12 января 1639 Господин мой, я живу на Бринен Амстель. Дом называется кондитерской. Хейгенс не пожелал принять картину, возможно сочтя ее взяткой. Однако Рембрандт все же отправил ее с сопроводительным письмом, под конец которого снова затрагивается щекотливый вопрос о вознаграждении: Я с чрезвычайным наслаждением прочел послание Вашей Милости от четырнадцатого числа. Я усматриваю в нем благорасположение и привязанность, а потому ощущаю сердечную обязанность ответить Вашей Милости и службой, и дружбой. По этой причине я и посылаю прилагаемое полотно вопреки желаниям моего Господина, надеясь, что Вы не сочтете сего за вольность с моей стороны, поскольку это лишь самый первый знак признательности, который я посылаю моему Господину... ... Я просил бы у Вашей Милости, чтобы вознаграждение, которое сочтут нужным пожаловать мне Его Высочество за 2 картины, я мог бы получить здесь елико возможно скорее, поскольку сейчас это было бы для меня в особенности удобно. Если мой Господин не против, я ожидаю ответа на это письмо и желаю Вашей Милости и всему семейству Вашему всяческого счастия и благословения помимо моей признательности. Вашей Милости смиренный и искренне любящий слуга Рембрандт Писано в спешке сего дня 27 января 1639 года. Пусть мой Господин повесит эту картину там, где есть сильный свет, и так, чтобы можно было встать на некотором расстоянии от нее, тогда она явит весь ее блеск. Рембрандту так не терпелось получить свои деньги, что две эти новые картины были отправлены еще до того, как краска на них совершенно высохла. Свежие слои краски не успели закрепиться на тех, что лежали под ними, вследствие чего "Положение во гроб" и "Вознесение" Рембрандта с самого начала стали для реставраторов устойчивым источником дохода. Сопроводительное письмо Рембрандта отличается краткостью: Мой Господин, С дозволения Вашего посылаю Вашей Милости эти 2 полотна, которые, полагаю, будут сочтены столь превосходными по качеству, что Его Высочество выплатят мне на сей раз не менее тысячи гульденов за каждое. Впрочем, ежели Его Высочество не найдут их достойными такой цены, Они могут заплатить мне и меньше, как то им будет угодно. Полагаясь на умудренность и вкус Его Высочества, я с благодарностью приму то, что Они скажут. Со всей почтительностью остаюсь их смиренным и преданным слугой Рембрандтом За рамы и упаковочную клеть мне пришлось выплатить вперед всего 44 гульдена. Из следующего письма Рембрандта, шестого в ряду его литературных произведений, мы узнаем, что запрошенной тысячи он не получил. Достопочтенный Господин, Я совершенно уверен в доброй воле Вашей Милости касательно всякого дела и, в частности, в отношении вознаграждения за 2 последних картины и не сомневаюсь, что если бы вопрос сей был разрешен согласно желаниям Вашей Милости и со всей справедливостью, то никаких возражений против указанной мною цены не воспоследовало бы. Что до ранее доставленных мною работ, то за каждую было уплачено не более 600 королевских гульденов. И если Его Высочество не удается со всей почтительностью подвигнуть на более высокую плату, хотя картины с очевидностью оной заслуживают, я буду удовлетворен, получив по 600 королевских гульденов за каждую, при условии, что мне возместят также мои расходы на две рамы черного дерева и клети, которые обошлись мне в 44 гульдена. Того ради сердечно прошу моего Господина, чтобы я мог получить заплаченное здесь, в Амстердаме, сколь возможно скорее, веря, что, благодаря оказанной Вами мне доброй услуге, я вскорости получу эти деньги, и оставаясь между тем благодарным за всякую такую дружбу. Что до Господина моего и всех его ближайших друзей, то да пошлет им Бог долгое здравие. Вашей Милости смиренный и преданный слуга Рембрандт Распоряжение о платеже последовало немедленно, но Рембрандт об этом не знал и денег не получил, поскольку главный казначей с присущим всем главным казначеям инстинктивным стремлением попридержать чужие денежки лживо уведомил его, что будто бы счет, с коего должны поступить деньги, покамест не полон. Рембрандт провел лихорадочное расследование и установил истину. Интересно сравнить "Седьмое послание" Платона с седьмым письмом Рембрандта. Оба писаны раздраженным тоном, многословны и исполнены своекорыстия. Впрочем, письмо Рембрандта выглядит как напоминание и жалоба попрошайки: Мой Господин, Мой благородный Господин, не без колебаний решаюсь я побеспокоить Вас моим письмом и делаю это по причине сказанного мне контролером... которому я пожаловался на задержку моего платежа... И как таково есть истинное положение дел, я прошу моего доброго Господина, чтобы распоряжение было подготовлено без проволочек, дабы я смог наконец получить заслуженные мною 1244 гульдена, я же всегда готов буду отплатить за это Вашей Милости почтительными услугами и доказательствами дружбы. На этом я сердечно прощаюсь с моим Господином и выражаю надежду, что Бог на долгие годы сохранит здоровье Вашей Милости и всячески Вас благословит. Аминь. Вашей Милости смиренный и искренне любящий слуга Рембрандт Я живу на Бринен Амстель в кондитерской. Следует сказать, что Рембрандтово седьмое в отличие от "Седьмого" Платона -- то действительно письмо, тогда как Платоново "Послание" представляет собой тщеславное сочинение, написанное для публикации и имеющее целью представить автора в чрезвычайно выгодном свете как современным читателям, так и последующим поколениям вроде нашего. Рембрандт получил свои деньги. Кстати, это последнее из известных нам свидетельств общения между ним и Хейгенсом, хотя Рембрандт прожил еще тридцать лет, а Хейгенс ухитрился перевалить за девяносто, оставив множество дневников. В июле 1640-го Саския родила еще одну дочь, скончавшуюся в следующем месяце, а на тринадцатый день того месяца, в который она умерла, Рембрандт назначил поверенного для контроля за наследством, полученным Саскией от тетки, умершей шесть лет назад. В сентябре 1641-го родился Титус. Девять месяцев спустя умерла Саския. Назвав в завещании, написанном за несколько дней до кончины, единственным наследником Титуса, Саския назначила Рембрандта единственным его опекуном и предоставила ему право пользоваться доходами от ее собственности при условии, что он станет нести расходы по воспитанию Титуса, и до тех пор, пока он не женится вторично. Рембрандт не женился, что могла бы засвидетельствовать Гертджи Диркс. В 1649 году она подала на него в суд за нарушение обещания жениться, жалуясь, что ответчик дал устное обещание жениться на ней и подарил ей кольцо в залог сего. Сверх того, он спал с ней более нежели один раз. А потому она требует, чтобы он женился на ней или как-то иначе ее обеспечил. Письменный ответ Рембрандта, хоть он наверняка и составлен при участии его поверенного, выглядит скорее презрительным, чем примирительным: Ответчик отрицает, что обещал жениться на истице, и сверх того заявляет, что он не обязан признавать, будто спал с нею. Истица сама подняла этот вопрос и сама обязана предъявить доказательства. Судьи не приняли целиком ни сторону истицы, ни сторону ответчика: они обязали Рембрандта выплачивать ежегодно двести гульденов на ее содержание, однако не приказали ему жениться на ней. Две сотни гульденов в сорок раз превышали сумму, которую предложил он сам. В апреле 1650 года Гертджи предоставила своему брату права на ведение всех ее дел. А в июле брат Гертджи стакнулся с Рембрандтом, дабы упечь ее в исправительное заведение в Гауде. Проделано это было так сноровисто, что друзья Гертджи не знали, куда она подевалась, до тех пор, пока Рембрандт не перестарался, попробовав получить у них показания, которые позволили бы продержать там Гертджи по меньшей мере двенадцать лет. Гертджи выпустили через пять лет, в конце 1655-го, когда Рембрандт отчаянно пытался предотвратить свое банкротство. В 1655-м и 1656-м, когда столь многое угнетало его, Рембрандт тем не менее нашел время для того, чтобы сделать попытку снова упрятать Гертджи в сумасшедший дом; для того, чтобы добиться задержания ее брата, не желавшего отдать долг в сто сорок гульденов; для того, чтобы убедить Титуса подписать завещание; и для того, чтобы закончить "Урок анатомии доктора Яна Деймана", "Иакова, благословляющего сыновей Иосифа", "Христа и самаритянку", "Титуса за своим столом", "Читающего Титуса", "Читающую старуху", "Купающуюся Хендрикье", "Хендрикье у открытой двери", два полотна, на которых жена Потифара обвиняет Иосифа; два портрета Александра (это не те, что пошли дону Антонио) и еще одно полотно, являющееся, возможно, осознанной попыткой символического автопортрета, -- "Убитый вол"; и это не считая куда большего числа рисунков и офортов, чем требуется нам для демонстрации того, что напасти, обрушившиеся на Рембрандта в эти бедственные годы, сказались на его артистической плодовитости столь же мало, сколь и на недобросовестности его обращения с деньгами и на безобразном обхождении с другими людьми. "Аристотель" был заказан Рембрандту в 1653 году и завершен в 1654-м, литературная же его продукция за 1653 год состоит в основном из подписей под документами о займе денег и взыскании долгов. Между январем и мартом 1653-го он подписал долговую расписку на 4180 гульденов, занятых у очень важного официального лица Корнелиуса Витсена, со временем получившего все свои деньги обратно, беспроцентную долговую расписку на 1000 гульденов, занятых у Яна Сикса, получившего назад лишь часть своих денег, продав эту расписку со скидкой, и расписку на 4200 гульденов, занятых под пять процентов у знакомого, Исаака ван Хеертсбека, никаких своих денег назад не получившего. Дважды за этот год он подписывал и поручения о взыскании долгов, а также расписался на картине "Аристотель, размышляющий над бюстом Гомера". Рембрандт -- первый известный нам голландский художник, который подписывал свои работы одним только именем. В июне следующего года, как раз когда "Аристотеля" упаковывали для переезда в Сицилию, Хендрикье Стоффелс, беременная на пятом месяце, получила вызов в консисторию кальвинистской церкви Амстердама, где ей предстояло защитить себя от обвинений в блудодейном сожительстве с живописцем Рембрандтом. Рембрандт тоже получил вызов. Он его выбросил. Он не принадлежал ни к этой церкви, ни к какой-либо другой. Хендрикье принадлежала. -- И ты позволишь мне пойти туда одной? -- спросила она при забиваемом в клеть Аристотеле в качестве свидетеля. -- А я им, похоже, не очень и нужен, -- ответил Рембрандт. Они же ничего не пишут о его блудодейном сожительстве с нею, заметил он. -- Да и сделать тебе они ничего не смогут. Разве что от церкви отлучат. В церковных записях значится, что она "запятнала себя прелюбодейством с Рембрандтом", что ей было предписано покаяние и что ее отлучили от причащения Господу. Через три месяца она родила дочь, Корнелию. В общем и целом Аристотель так и не поколебался в своем отрицательном отношении к Рембрандту как к человеку, преклоняясь перед Рембрандтом-художником, сохраняя как сокровище свои золотые украшения и изумляясь Рембрандтову мастерству в использовании наслоений красок и лаков и волшебному разнообразию присущих его кисти оттенков красного, коричневого и черного в приглушенной цветовой палитре, в которой ему не было равных. Посетители музея Метрополитен, приезжающие из дальней дали, чтобы полюбоваться Аристотелем, размышляющим над бюстом Гомера, и поныне продолжают шептать ему похвалы. Тем не менее Аристотель впадает во все более мрачную подавленность, ибо замечает, что они уже не сбегаются к нему толпами, столь же многочисленными и восторженными, как поначалу. Он хандрит. Гордость его уязвлена, крупные музеи, в которых шедевры, какими бы они там ни были, попадаются на каждом шагу, больше не кажутся ему удачным местом для размещения полотен столь высокого качества, как у его собственного. Теперь на лице Аристотеля нередко появляется такое выражение, будто он вот-вот расплачется. Он считает, что его недооценивают. Он часто тешит себя надеждой, что его кто-нибудь украдет. Относительно же года, в котором Хендрикье отлучили от причастия, у нас имеется свидетельство женщины по имени Трийн Якобс, подруги Гертджи, о словах, услышанных ею от Рембрандта, когда она сказала ему, что едет в Гауду -- попытаться вызволить Гертджи. -- Не советую, -- сказал он, по клятвенному заверению Трийн Якобс, а затем выставил в ее сторону палец и с угрозой добавил: -- Ты можешь пожалеть об этой поездке. Приехав в Гауду, она с изумлением обнаружила, что магистрат уже получил от Рембрандта множество писем с настоятельными требованиями продлить срок заключения Гертджи. Эти письма не сохранились. Выйдя на свободу, Гертджи снова назначила брата поверенным и предъявила Рембрандту претензию касательно денежного обеспечения за этот год. Рембрандт попробовал снова упечь ее, но безуспешно. По нашим сведениям, вскоре она умерла. А Рембрандт в год ее освобождения завершил трогательное, находящееся сейчас в Роттердаме полотно "Титус за своим столом", картину, относительно которой Шварц пошутил, что она вполне могла бы называться "Титус, пишущий завещание", если бы не то обстоятельство, что Рембрандт сам написал завещание за мальчика. У четырнадцатилетнего Титуса было меньше, чем у Рембрандта, причин для вражды с семейством Саскии. Завещание называет Рембрандта единственным наследником, исключая из раздела имущества всех его родственников по матери и запрещая какой бы то ни было третьей стороне вмешиваться в касающиеся наследства дела. Поскольку авторство завещания Титуса нельзя надежно приписать Рембрандту, мы исключаем этот документ из канона его литературных трудов. Несколько позже в том же году Рембрандт предпринял кое-какие шаги, вероятно ужаснувшие тех, у кого он назанимал денег два года назад с обещанием выплатить долг по истечении двухлетнего срока. Он арендовал зал и принялся избавляться от своего имущества, выставляя его на публичную распродажу. Нам неизвестно, что именно он продал и сколько выручил денег. Нам известно, что он не воспользовался этими деньгами для уменьшения долга за дом. В мае 1656 года он перевел дом на Титуса. Думая защитить дом от кредиторов после финансового краха, приближение которого он предвидел, Рембрандт наивно недооценил политические возможности бургомистра Витсена, склонившего Долговой суд аннулировать притязания Палаты по делам сирот, продать дом и полностью выплатить ему причитающееся, а остаток средств заморозить в интересах Титуса. Всего через два месяца после перевода дома на Титуса Рембрандт подал прошение касательно "cessio bonorum", то есть добровольной передачи его имущества кредиторам вследствие понесенных им ущербов и потерь, написав, что причиной его неплатежеспособности стали "потери, кои он претерпел в сделках, равно как и ущербы и потери, понесенные им на море". Это была чистой воды отписка. Деловое банкротство считалось почтенной формой разорения и обеспечивало банкроту значительно большую личную неприкосновенность. Он избежал тюрьмы, но остался без гроша. Кажется совершенной фантастикой, что в год таких бедствий он завершил не только "Урок анатомии доктора Яна Деймана", но и завораживающего "Иакова, благословляющего сыновей Иосифа", чье мощное построение и поразительные, безупречные тона сливаются в совершенном настроении несказанного покоя. Ни один отец не глядел на сыновей с большей заботой и лаской, чем Рембрандтов Иосиф; слепой Иаков, руку которого направляет божественное провидение, благословляет младшего сына, Эфраима, между тем как старший, Манассия, и жена Иосифа, Асенефа, завершают вертикаль геометрической группировки фигур. Темой этой сцены является наследство. Картина завершена в год банкротства. "Урок анатомии доктора Яна Деймана" является, в отличие от "Доктора Тюлпа", истинным произведением искусства, в котором Рембрандт на свой манер соединяет контрасты Караваджо со свободным мазком и атмосферой Тициана и иных венецианцев. Кое-кто уверяет, что здесь не обошлось также без Рафаэля и Леонардо. Устрашающие цвета идеальны. Покойник выглядит настоящим. Вентральная полость вскрыта и опорожнена. Крышка черепа аккуратно срезана. Большая часть картины обгорела. То, что осталось неповрежденным, изображает труп человека, казненного днем раньше за попытку ограбить мануфактурную лавку и обнажившего нож при аресте. В Амстердаме человека могли казнить за кражу пальто и пригласить в ратушу после того, как он украдет состояние. Реестр имущества Рембрандта, выставленного после его банкротства на публичную распродажу, включает среди сотен прочих вещей принадлежавшие ему бюсты Гомера, Сократа, Аристотеля и шестнадцати римских императоров, три рубашки, шесть носовых платков, двенадцать салфеток и три скатерти, а также некоторое количество воротников и манжет, о которых сказано, что они находятся в стирке. На распродажу было также выставлено более семидесяти его картин и более сотни рисунков. Аукцион состоялся в пору наихудшего экономического спада, какой кто-либо мог припомнить. Все живописное собрание Рембрандта, включая семьдесят картин и более сотни рисунков, пошло за 2516 гульденов. Шесть сотен дали его рисунки, а на долю семидесяти картин и всего прочего осталось чуть больше 1900 гульденов, то есть всего-навсего в четыре без малого раза больше, чем он получил за одного только Аристотеля. Акции голландской Ост-Индской компании также стремительно падали. Дом был продан с аукциона за 4658 гульденов, и в том же году Рембрандт закончил величественный автопортрет, пребывающий ныне в "Коллекции Фрика" в Нью-Йорке, портрет, на котором он, облаченный в роскошную меховую накидку и вызолоченную мантию, сидит в кресле, будто на троне, сложив ладони на серебряном набалдашнике трости, которая вполне могла оказаться скипетром, и выглядит так же царственно, как, вероятно, выглядел сам мистер Генри Клэй Фрик, король стальной индустрии, и уж никак не менее пышно, чем, скажем, Фрик, Корнелиус Вандербилт, Генри Форд, Джон Пирпонт Морган и Лоренцо ди Медичи, вместе взятые. Вам бы и в голову не пришло, что перед вами банкрот. Четыре картины Рембрандта, выданные им в обеспечение долга в сто шестьдесят гульденов, были выставлены судом на продажу и принесли чуть больше девяноста пяти. Правила гильдии живописцев запрещали художнику, чьи картины попали на распродажу, когда-либо вновь продавать в Амстердаме произведения искусства. Это правило Рембрандт сумел обойти с помощью Титуса и Хендрикье, подписав контракт, в котором он определялся в служащие компании по продаже картин и прочего, основанной этими двумя: ему оплачивались стол и кров и выдавалась вперед малая сумма на житейские расходы, которую запрещалось использовать на оплату долгов, он же исполнял за это должность советника и обязывался передавать фирме все новые работы, какие исполнит до конца своих дней. Они жили в доме на Розенграхт в Йордане, где квартирная плата составляла двести двадцать пять гульденов в год. Нам неизвестно, как был получен от дона Антонио Руффо второй заказ. Однако в 1661 году, когда "Аристотель" уже находился в Мессине, туда прибыл и Рембрандтов "Александр". За всю свою жизнь не слыхал Аристотель столь яростной ругани! Воздух гудел от мерзостных непристойностей и ужасных посулов сицилийской мести. Несколько дней все вокруг расхаживали вооруженными. Свирепый племянник с рапирой, склонный вспыхивать по всякому поводу, злобно поглядывал на Аристотеля и орал, что он и ему отрезал бы яйца. Со временем синьор Руффо оправился от потрясения и призвал к себе писца. Из более чем двухсот картин его коллекции, образованной произведениями лучших мастеров Европы, негромко диктовал он, стараясь сохранять спокойствие, ни одна не походит на эту, состоящую из четырех пришитых один к другому кусков. Швы выглядят просто ужасно. Ясно, что картина изначально представляла собой голову Александра, которую Рембрандт решил нарастить до поясного портрета, прикроив к ней недостающие куски. В возмещение ущерба, причиненного столь дурной работой, синьор Руффо намеревается оставить у себя "Александра" и взять предлагаемого "Гомера" за двести пятьдесят гульденов вместо пятисот запрошенных. В противном случае он угрожает вернуть "Александра", ибо никто не обязан держать у себя картину столь дорогую и притом столь плохо исполненную. Рембрандт, чьи картины, будучи выставленными на распродажу, принесли в среднем значительно меньше тридцати гульденов каждая, выказал в ответе своему готовому заплатить пятьсот гульденов покровителю все что угодно, кроме смирения. Это последнее из литературных произведений Рембрандта, какими мы располагаем, дошло до нас лишь в переводе. Я весьма удивлен тоном, которым мне сообщают об Александре, столь превосходно исполненном. Уверен, что в Мессине не много отыщется ценителей искусства. В добавление к этому Ваша Милость жалуется и на цену, и на холст, но ежели Ваша Милость пожелает отослать картину обратно за собственный счет и на свой страх и риск, я готов написать другого Александра. Что до холста, то я обнаружил, что он несколько маловат, уже во время работы, отчего и оказалось необходимым увеличить его длину, однако если повесить картину так, чтобы свет падал на нее должным образом, то никто совершенно ничего не заметит. Если при этом Александр удовлетворит Вашу Милость, то все в порядке. Если же Ваша Милость не пожелает сохранить сказанного Александра, то наинизшая цена за новую картину составит 600 гульденов. А за Гомера 500 плюс стоимость холста. Расходы, разумеется, будут производиться за счет Вашей Милости. Ежели Вы пожелаете, чтобы я исполнил для Вас какую-нибудь другую картину, не откажите в любезности прислать мне сведения о точных размерах, кои для Вас желательны. Ожидаю Вашего ответа, каковой послужит мне наставлением. Рембрандт ван Рейн В конце концов дон Антонио сдался, шумно вздохнул, выкатил глаза и беспомощно уставился на Аристотеля, спросив у него: -- Разве этого сумасшедшего переспоришь? Аристотель с невыразимым сочувствием отвел взгляд в сторону. Руффо сохранил "Александра" (сегодня мы рады были бы знать, где он находится) и заказал "Гомера", заплатив пять сотен гульденов. Рембрандт казался неукротимым. В 1661 году он написал "Портрет художника в виде апостола Павла", на котором он щеголяет шапочкой пекаря и читает совершенно явственную факсимильную копию "Уолл-стрит джорнэл". В то время наибольшим спросом пользовался в Амстердаме Говерт Флинк, скончавшийся в 1660-м. Многих художников попросили написать картины для новой городской ратуши. Рембрандта среди них не было. Флинк получил роскошный заказ: двенадцать полотен для главной галереи, по тысяче гульденов каждое, полотен, в большинстве изображающих восстание батавов, от которых вели свое происхождение голландцы, против римлян. Когда Флинк умер, не успев даже закончить эскизов, отцы города выбрали Рембрандта для написания самой первой из этих картин -- "Заговор Клавдия Цивилия: Клятва". Его огромное полотно было отвергнуто и через год возвращено. Посмотрите на него в Стокгольме, и вы поймете, в чем дело. Нанесенные мастихином слои охры и умбры позволяли членам общины и гостям ратуши хорошо разглядеть разъяренную физиономию первобытного вождя, кривого на один глаз, что, как мы знаем от Тацита, отвечает исторической истине. Ничего, кроме холста, Рембрандт на этой картине не заработал. Возможно, он испытал разочарование. Картина была огромной, самой большой из когда-либо написанных Рембрандтом, мерки оригинала составляли почти девятнадцать футов в одном направлении и почти девятнадцать футов в другом. Чтобы ее легче было продать и чтобы холст не пропадал зря -- мы считаем себя вправе сделать эти предположения, -- Рембрандт собственноручно отрезал почти четыре пятых картины, которая могла бы по эпическому размаху и ошеломляющему воздействию встать вровень с "Афинской школой" Рафаэля в качестве одного из величайших шедевров западноевропейской живописи. На следующий год он продал могилу Саскии. Цена неизвестна. Возможно, он испытывал разочарование. Хендрикье хворала. В 1662 году, том самом, в котором он продал могилу Саскии и писал для Руффо "Гомера", Рембрандт завершил также большой групповой портрет "Избранные должностные лица гильдии ткачей", часто называемый "Портретом синдиков гильдии ткачей", и, возможно, в том же году создал еще одно из лучших творений своей последней поры -- прославленную и загадочную "Еврейскую невесту". "Синдики" определенно входят в число величайших групповых портретов мира. Рядом с Рембрандтом бледнеет и "Тайная вечеря" Леонардо. Следует помнить, что, говоря о великой картине, мы вообще-то ни о чем великом не говорим. Мы говорим только о картине. В великой картине Рембрандта "Синдики гильдии ткачей" истинный замысел композиции полностью раскрывается лишь при визуальном контакте со стоящим перед ней зрителем, которого в упор разглядывают неулыбчивые должностные лица. Мы им помешали. Мы им не нравимся, им хочется, чтобы мы поскорее ушли. Попробуйте представить себе этих чиновников в Королевском музее, когда никто на них не смотрит, и вы обнаружите, что представить их занимающимися чем бы то ни было, кроме их основной работы, невозможно. Их основная работа состоит в том, чтобы зарабатывать деньги. "Еврейская невеста" -- это абсолютно правильная картина, в которой все кажется неправильным. Мужчина и женщина выглядят странновато. Мы не знаем, кто они, не знаем, в каком году написана картина и почему она названа "Еврейской невестой". Друг о друге они не думают. Зрителю тоже никто из них ничего сообщить не желает. Бесконечное число слоев краски, лака и мазков на правом рукаве мужчины не под силу скопировать ничьей руке, кроме, может быть, той, что написала и левый рукав женщины тоже и соединила обе фигуры в узкой амбразуре сияющего цвета. Его рука, лежащая на ее груди, ошеломляет своей интимностью в сцене, где никакой иной интимностью и не пахнет. Оба погружены в размышления и бесконечно далеки друг от друга. Сколько-нибудь осмысленного истолкования этого монумента живописного искусства не существует до сих пор. Мы не ведаем ни кто эти люди, ни кого они предположительно изображают, ни что они тут делают. Мы не ведаем даже, женаты они или нет, не говоря уж о том, что и мужчина, и женщина похожи на евреев не больше нас с вами. Еще большую популярность, чем эти две картины, приобрел незабываемый шедевр Рембрандта "Мужчина в золотом шлеме", который находится в Западном Берлине и который написан не Рембрандтом. Теперь нас уверяют, что это не только не Рембрандт, но что полотно это и на порядочную картину-то не очень похоже. В двадцатых годах Рембрандту приписывалось более семисот картин. К 1969 году их число сократилось до четырех сотен. Эксперты Уолл-стрит предсказывают, что к концу нашего столетия не останется не только ни единого Рембрандта, но и следов интереса к книгам о самом выдающемся из художников семнадцатого века, работ которого у нас нет вовсе и который, следовательно, ни одной скорее всего и не написал. Хендрикье умерла в 1663 году в возрасте сорока примерно лет, судя по всему, от чумы. Ее похоронили во взятой в аренду могиле. Стоимость аренды нам неизвестна. То немногое, чем она владела, Хендрикье оставила Корнелии, назвав Рембрандта опекуном. Через год после ее кончины Новый Амстердам сдался -- в самом начале второй англо-голландской войны -- подошедшему к нему отряду, состоявшему от силы из двухсот англичан, тут же переименовавших его в Нью-Йорк. Новый Амстердам был сдан без борьбы генеральным управителем Новых Нидерландов Питером Стайвесантом, изувером с деревянной ногой, поощрявшим религиозные преследования католиков, евреев, англикан и протестантских сектантов любого вероисповедания, в чем-либо отличного от строгого учения тутошних кальвинистов. Это он сдал Уолл-стрит. Попробуйте-ка теперь получить его назад без драки. Исходя из обилия мест, учреждений и организаций Нью-Йорка, названных именем Питера Стайвесанта, можно предположить, что он был незабываемой исторической фигурой, заслуги которой выходят далеко за пределы капитулянтства и изуверства. В сентябре 1665 года Титус достиг совершеннолетия и получил 6952 гульдена, оставшихся от наследства его матери. Что произошло с этими деньгами, ведает один только Бог, ибо уже через год им не хватало средств на арендную плату. Титус женился в 1668-м и выехал из дому. Титус умер. Он умер меньше чем через год после женитьбы, пока Исаак Ньютон строил свой телескоп-рефлектор, а голландец Антон ван Левенгук, глядя в микроскоп на человеческую кровь, составлял первое точное описание красных кровяных телец. Его молодая жена, Магдалена ван Лоо, вскоре пожаловалась, что Рембрандт присвоил средства, оставленные Титусом и по закону принадлежащие ей и ее младенцу. Последние известные нам слова Рембрандта он произнес, обращаясь к служанке: -- Придется потратить деньги Корнелии, чтобы покрыть наши расходы. По счастью для них обоих, жить ему оставалось не долго. Рембрандт умер в 1669 году, через год после Титуса, в возрасте шестидесяти трех лет. Через тринадцать дней похоронили вдову Титуса. От всей семьи Рембрандта остались пятнадцатилетняя Корнелия и его внучка, семимесячная Тития. После смерти Рембрандта в доме его нашли четыре незаконченные работы и еще двадцать две, описанные как и законченные, и незаконченные одновременно. Так приятно сообщить, что весть о смерти Рембрандта вызвала взрыв горестных сожалений в стране, забывшей о нем при жизни, и что внезапное повышение спроса на оставшиеся в его собственности картины обеспечило его дочке и внучке достаточно комфортные условия существования до скончания их дней. Однако это неправда. Константин Хейгенс даже не упомянул о его кончине в чего только не содержащем дневнике, где вы найдете рассуждения касательно смерти других голландских художников, о которых вам никогда больше не доведется услышать. Опекун Титии возбудил дело против опекуна Корнелии на том основании, что она незаконнорожденная, и лишил ее доли во всем ценном, что могло остаться от Рембрандта. У Рембрандта не было даже одной мины, которую Сократ предложил на суде в виде выкупа за свою жизнь. Корнелия вышла замуж за сына своего опекуна и уехала с ним в Батавию, что в голландской Ост-Индии, где родила двух детей, мальчика и девочку. Мальчика она назвала Рембрандтом, а девочку Хендрикье. В год смерти Рембрандта турки отняли у Венеции Крит, последнее из ее колониальных владений. ХIII. Платон 27 О том, что Платон ездил в Сицилию, у нас имеются достоверные сведения, извлеченные из его тринадцатого "Послания", пять из которых, если не все тринадцать, являются подделками. Греческий врач и писатель Гален, живший в Риме во втором столетии после Христа, сообщает, что тамошние библиотеки уже тогда платили немалые деньги за рукописи прославленных деятелей прошлого, создавая чрезвычайно прибыльный рынок поддельных документов, производимых искусными фальсификаторами. Документ, в котором Гален сообщает об этом, вполне может быть поддельным. Алчность человеческая ненасытима, говорит Аристотель. Платон не обзавелся в Сицилии сколько-нибудь серьезными личными связями с привольно живущими, падкими до наслаждений, потворствующими своим прихотям греками, которым он представлялся мудрецом и отчасти спасителем. То были люди, позднее жаловался он в своем "Седьмом послании", которые обедали дважды в день и никогда не ложились в постель в одиночку. В Афинах над ним порой потешались за его серьезность и сознание собственной значимости, он часто служил мишенью для насмешек комическим поэтам и объектом язвительных колкостей для таких, как Диоген, находивший его претенциозным, а лекции его называвший скучной тратой времени. Когда Платон читал свой диалог "О душе", говорит Фаворин, из всех собравшихся послушать чтение до конца досидел один Аристотель, прочие же встали и ушли. О душе, которую он полагал бессмертной, Платон говорит, что она, переселяясь, облекается во многие тела и обладает числовым началом. С другой стороны, тело обладает началом геометрическим. Аристотель не был уверен, что видит в этом какой-либо смысл. Душа, говорил Платон, это живое дыхание, распространяющееся во всех направлениях. Аристотель не испытывал уверенности, что и в этом можно усмотреть какой-либо смысл. Платон также говорил о душе, что она самодвижется и состоит из трех частей: разумная часть имеет седалище в голове, страстная часть -- в сердце, а вожделительная -- при пупе и печени. Он наговорил о душе больше, чем когда-либо сказал о душе кто бы то ни было другой. Душа существует до нашего рождения и переживает тело после нашей смерти. Она старше всего сотворенного вещества, старше Вселенной. Из середины со всех сторон душа окружает тело по кругу, состоит она из первооснов и, будучи разделена гармоническими расстояниями, образует два круга, кои соприкасаются дважды, так что вместе с внутренним кругом, который разделен шестью разрезами, получается всего семь кругов. Внутренний круг движется по поперечному влево, а другой, внешний круг -- по стороне вправо. Таким образом, один из них является высшим, потому что он един, а другой, внутренний круг, разделен. Высший круг есть круг Тождественного, а другой -- круг Иного, и этим, говорит Платон, он хочет сказать, что движение души есть и движение целого, и обращение планет. Когда Платон рассуждал о душе, мысли Аристотеля часто отвлекались, обращаясь к женщинам и украшениям. Из двух начал всего -- Бога и вещества, утверждал Платон, вещество бесфигурно и беспредельно и из него рождаются сложные сущности; и некогда оно было в нестройном движении, но Бог, предпочитая строй нестроению, свел его в единое место. И это вещество, говорит Платон, обратилось в четыре первоосновы -- огонь, воду, воздух и землю, -- а из них возник мир и все, что в мире. Платон говорит об этих четырех элементах, что земля одна из всех не подвержена изменениям, и лишь по причине странности образующих ее треугольников. В других трех первоосновах, поясняет он, продолговатые треугольники, из которых все они сложены, единообразны. Для земли же были использованы треугольники необычайной формы. Первооснова огня -- пирамида, воздуха -- восьмигранник, воды -- двадцатигранник, земли же -- куб. Поэтому ни земля не превращается в иные первоосновы, ни сами он