л, какими глазами смотрел на это Вигеланн. Бетти (роняя работу на колени). Карстен, ты можешь понять, для чего они вернулись? Берник. Гм... У него ведь там какая-то ферма, и дело, видно, идет неважно. Лона дала вчера понять, что им приходится ездить во втором классе. (*299) Бетти. Да, к сожалению, должно быть, так. Но как она могла с ним приехать? Она? После той кровной обиды тебе... Берник. Ах, не думай об этих старых историях. Бетти. Да могу ли я теперь думать о чем другом? Ведь он мне брат... Да и не из-за него я волнуюсь... Но тебе-то сколько может быть неприятностей, Карстен, я до смерти боюсь, что... Берник. Чего ты боишься? Бетти. Разве не могут арестовать его за те деньги, которые пропали у твоей матушки? Берник. Пустяки! Кто может доказать, что деньги пропали? Бетти. Ах, боже мой, да ведь это же, к сожалению, весь город знает, и ты сам говорил... Берник. Я ничего не говорил. И город ровно ничего не знает, все это были одни сплетни. Бетти. Какой ты великодушный, Карстен! Берник. Говорю тебе, брось эти воспоминания! Ты сама не знаешь, как ты расстраиваешь меня, перетряхивая все это. (Ходит взад и вперед и вдруг швыряет трость.) И принесло же их как раз теперь, когда мне необходимо полное расположение общества и прессы... Теперь полетят всякие корреспонденции в газеты соседних городов... Хорошо ли я приму нежданных родственников или дурно - все сумеют перетолковать. Пойдут рыться в старом хламе, как ты теперь. В таком обществе, как наше... (Швыряет перчатки на стол.) И не с кем поговорить, не на кого опереться! Бетти. Не на кого, Карстен? Берник. Да на кого же?.. И надо же им было сесть мне на шею как раз теперь! Нет сомнения, они устроят какой-нибудь скандал, особенно она. Вот наказание иметь таких родственников! Бетти. Не виновата же я, что... Берник. В чем ты не виновата? Что ты им родня? Святая истина. Бетти. И не звала же я их домой... Берник. Ну, опять все сначала! Я их не звала, да я (*300) их не выписывала, не тащила сюда за шиворот! Наизусть знаю всю рацею. Бетти (плачет). Какой ты... недобрый! Берник. Вот это хорошо! Поплачь хорошенько, чтобы дать побольше пищи языкам. Оставь эти глупости, Бетти! Поди на террасу. Сюда могут прийти. Еще увидят хозяйку дома с красными глазами. Это было бы чудно, если бы разнеслось по городу, что... Слышишь? Кто-то идет по коридору. Стук в дверь. Войдите! Бетти уходит на террасу с работой. Мастер Эунэ входит справа. Эунэ. Мое почтение, господин консул. Берник. Здравствуйте. Верно, догадались, зачем я посылал за вами? Эунэ. Управляющий говорил вчера, что господин консул как будто недоволен тем, что... Берник. Я недоволен всем положением дел на верфи, Эунэ. Ремонт судов у вас не двигается. "Пальма" уже давно должна бы плыть на всех парусах. Вигеланн каждый день заходит и надоедает мне. Тяжелый компаньон! Эунэ. "Пальма" может выйти в море послезавтра. Берник. Наконец-то! Ну, а то американское судно, которое стоит здесь целых пять недель и... Эунэ. "Индианка"? Я так понял, что прежде всего надо приналечь на ваше собственное судно. Берник. Я не давал вам никакого повода для подобного предположения. Следовало одинаково приналечь на "Индианку", а этого не сделано. Эунэ. Днище все прогнило, господин консул, чем больше чиним, тем хуже. Берник. Причина не в этом. Управляющий Крап открыл мне всю правду. Вы не умеете работать с новыми машинами, которые я завел, или, вернее, не хотите с ними работать. Эунэ. Господин консул, мне уже за пятьдесят. С малых лет я привык к старому способу работы. Берник. Он больше не годится. Не думайте, Эунэ, что я хлопочу из-за барышей; я, к счастью, не нуждаюсь (*301) в этом, но у меня есть долг перед обществом, в котором я живу, и перед фирмой, во главе которой я стою. Если я не буду за прогресс, то его и не дождаться здесь. Эунэ. Я тоже за прогресс, господин консул. Берник. Да, для вашего ограниченного круга, для рабочего класса. О, я знаю вашу агитацию. Вы произносите речи, вы баламутите народ, но когда дело доходит до прогресса на практике, - взять хотя бы новые машины, - то вы не хотите принять участия, вы трусите. Эунэ. Да, я в самом деле побаиваюсь, господин консул, опасаюсь за многих из тех, кого эти машины лишают куска хлеба. Вы, господин консул, часто говорите о своем долге перед обществом; но, по-моему, общество тоже имеет свои обязанности. Как смеют наука и капитал пускать в ход новые изобретения, пока общество не воспитало поколения, которое может пользоваться ими? Берник. Вы слишком много читаете и умствуете, Эунэ. Вам это не годится. Это вселяет в вас недовольство своим положением. Эунэ. Не то, господин консул; но я не могу равнодушно смотреть, как увольняют одного дельного работника за другим и лишают их хлеба из-за этих машин. Берник. Гм! Изобретение книгопечатания также лишало хлеба массу писцов. Эунэ. А так ли вы, господин консул, ценили бы это изобретение, будь вы сами тогда писцом? Берник. Я вас позвал не для диспута. Я послал за вами, чтобы сказать вам: "Индианка" должна быть готова к выходу в море послезавтра... Эунэ. Но, господин консул... Берник. Послезавтра, слышите! Одновременно с нашим собственным судном; ни часом позже. У меня есть серьезные основания спешить. Вы читали сегодня газету? Ну, стало быть, знаете, что американцы опять натворили безобразий. Этот распущенный сброд скоро весь город поставит вверх дном; ни одной ночи не проходит без драки в трактире или на улице; о прочих беспорядках я уж и не говорю. Эунэ. Плохой народ, это верно. (*302) Берник. А кого винят за эти беспорядки? Меня! На меня все сваливают. Эти газетные писаки довольно прозрачно намекают, что мы заняты главным образом собственным судном. И я, поставивший себе задачей влиять на сограждан силой своего примера, должен терпеть подобные выходки?.. Нет, я этого не потерплю. Я не могу позволить таким образом ронять свое доброе имя. Эунэ. Но репутация господина консула настолько прочна, что выдержит и это и кое-что побольше. Берник. Не теперь! Теперь мне как раз нужно полное уважение, полное сочувствие всех сограждан. Я затеял большое дело, как вы, верно, слышали, и если злонамеренным людям удастся хоть чуть поколебать безусловное доверие ко мне общества, это может наделать мне больших хлопот. Поэтому я во что бы то ни стало хочу заткнуть рот всем этим злостным газетным писакам и потому назначил выход судна на послезавтра. Эунэ. Отчего бы и не на сегодня вечером? Берник. По-вашему, я требую невозможного? Эунэ. Да, с той рабочей силой, которой мы теперь располагаем... Берник. Хорошо, хорошо; тогда придется нам поискать новых сил... Эунэ. Неужели вы хотите уволить еще кого-нибудь из старых рабочих? Берник. Нет, об этом я не думаю. Эунэ. Да, это, наверно, наделало бы шуму и в городе и в газетах. Берник. Весьма возможно; мы так и не поступим. Но если "Индианка" не будет готова к отплытию послезавтра, я уволю... вас. Эунэ (вздрогнув). Меня? (Смеется.) Ну, это вы шутите, господин консул. Берник. Не очень-то на это рассчитывайте. Эунэ. Вам может прийти мысль уволить меня?.. Меня, когда и отец мой, и дед весь век свой проработали на верфи, как и я сам... Берник. Кто же меня вынуждает?.. Эунэ. Вы требуете от меня невозможного, господин консул. (*303) Берник. Для доброй воли нет ничего невозможного. Да или нет? Дайте мне решительный ответ, или вы получите расчет сейчас же. Эунэ (сделав шаг к нему). Господин консул, взвесили ли вы хорошенько, что значит уволить старого рабочего? Вы скажете: пусть найдет себе другое место. Положим, он и может найти, но разве дело этим кончается? Побывали бы вы, господин консул, в доме уволенного рабочего в тот вечер, когда он возвращается домой и ставит в угол ящик со своими инструментами... Берник. Вы думаете, мне легко вас уволить? Разве я не был всегда хорошим хозяином? Эунэ. Тем хуже, господин консул. Именно потому мои домашние и не станут обвинять вас. Мне они ничего не скажут, не посмеют, но будут посматривать на меня украдкой и думать: верно, заслужил. Вот этого я не могу перенести. Хотя я и простой человек, а привык быть первым среди своих. Моя скромная семья... тоже маленькое общество, господин консул. И я мог служить этому обществу опорой потому, что жена моя верила в меня и дети тоже. А теперь все должно рухнуть. Берник. Если иначе нельзя, то из двух зол нужно выбирать меньшее и жертвовать частными интересами ради общих. Иного ответа я не могу вам дать. Таков порядок вещей... Но вы упрямы, Эунэ! Вы не потому только противитесь моей воле, что не можете поступить иначе, но потому, что не хотите выявить превосходство машин перед ручным способом работы. Эунэ. А вы, господин консул, настаиваете так на своем потому, что, уволив меня, вы, по крайней мере, докажете газетам, что дело было не за вами. Берник. А если бы и так? Вы же понимаете, о чем теперь идет речь? Ссориться ли мне с прессой или расположить ее в свою пользу в ту минуту, когда я предпринимаю крупное дело для блага общества? Что же? Могу я поступить иначе? Вопрос сводится к тому: поддержать ли вас с вашей семьей, как вы говорите, или же задушить в зародыше сотни других семей, которые так никогда и не возникнут, никогда не будут греться у своих очагов, если (*304) мне не удастся провести то дело, во имя которого я теперь действую. Поэтому я и предоставляю вам выбор. Эунэ. Если так, то мне нечего сказать больше. Берник. Гм... Добрейший Эунэ, я искренне жалею, что нам придется расстаться. Эунэ. Мы не расстанемся, господин консул. Берник. Как? Эунэ. И у простого человека есть свои задачи в жизни. Берник. Конечно, конечно. Итак, вы думаете, что можете обещать? Эунэ. "Индианка" может выправить свои бумаги послезавтра. (Кланяется и ухолит направо.) Берник. Ага, удалось-таки сломить этого упрямца! Это я считаю добрым предзнаменованием. Хильмар с сигарой во рту входит с улицы в сад. Xильмар (на террасе). Здравствуй, Бетти. Здравствуй, Берник! Бетти. Здравствуй! Xильмар. Как видно, плакала. Значит, тебе уже известно? Бетти. Что известно? Xильмар. Что скандал в полном разгаре. Ух! Берник. Что это значит? Xильмар (входя в комнату). Да вот эти два американца разгуливают по улицам с Диной Дорф. Бетти тоже переходит в комнату. Бетти. Быть не может, Хильмар... Хильмар. К сожалению, это так. Лона даже оказалась настолько бестактной, что окликнула меня, но я, конечно, сделал вид, будто не слыхал. Берник. И, вероятно, это не прошло незамеченным? Хильмар. Еще бы! Прохожие останавливались и смотрели им вслед. Слух распространился по городу, как огонь по степи, словно пожар в американских прериях. Во всех домах стояли у окошек, поджидая, когда они пройдут мимо. Из-за каждой занавески торчали головы... Ух!.. Ты уж извини меня, Бетти, что меня передергивает... Ведь это (*305) ужасно действует на нервы. И если это так будет продолжаться, придется мне подумать о продолжительной поездке. Бетти. Но ты мог поговорить с ним и урезонить его... Xильмар. На улице? Нет, благодарю покорно. Да вообще, как осмеливается этот человек показываться здесь! Посмотрим, не утихомирят ли его немножко газеты. Извини, Бетти, но... Берник. Ты говоришь, газеты? Разве ты уже слышал что-нибудь такое? Xильмар. Да, не без того. Выйдя от вас вчера, я направился, ради своей болезни, в клуб. И как только я вошел, все разом смолкли, значит, разговор шел о двух американцах. Вдруг входит этот нахал редактор Хаммер и во всеуслышание поздравляет меня с возвращением богача кузена. Берник. Богача? Xильмар. Да, он так и сказал. Я, конечно, смерил его, как и следовало, взглядом и дал ему понять, что мне ровно ничего не известно о богатстве Йухана Теннесена. А он говорит: "Вот как? Это странно! В Америке обыкновенно везет тому, кому есть с чем начать, а ваш кузен, как известно, поехал туда не с пустыми руками". Берник. Гм! Сделай ты мне такое одолжение... Бетти (с беспокойством). Вот видишь, Карстен... Xильмар. Как бы то ни было, я из-за этого субъекта не спал всю ночь. А он разгуливает себе тут по улицам как ни в чем не бывало. И почему он не погиб там? Просто из рук вон, до чего иные люди живучи! Бетти. Господи, Хильмар, что ты говоришь! Xильмар. Ничего особенного. Вот ведь подите же - не сломал себе шеи на железной дороге, не попался в лапы калифорнийскому медведю или черноногим индейцам... даже не скальпирован... Ух, вот они! Берник (бросив взгляд на улицу). И Улаф с ними! Хильмар. Еще бы! Как им не напомнить людям, что они принадлежат к первой семье в городе. Глядите, глядите, вон все праздношатающиеся повысыпали из аптеки, глазеют на них, перешептываются. Нет, это реши-(*306)тельно не под силу моим нервам. Как человеку при таких обстоятельствах высоко держать знамя идеи?.. Берник. Они идут прямо к нам. Послушай, Бетти, я желаю, чтобы ты была с ними возможно любезнее. Бетти. Так ты позволяешь, Карстен? Берник. Да, да. И тебя тоже прошу, Хильмар. Надеюсь, они здесь недолго пробудут. И раз мы в своем кружке, прошу - никаких намеков, мы должны всячески остерегаться задеть их. Бетти. О, как ты великодушен, Карстен! Берник. Ну-ну, оставим это! Бетти. Нет, дай мне поблагодарить тебя и прости меня, что я так погорячилась... Ты имел полное право... Берник. Довольно, довольно, говорю! Хильмар. Ух! Йухан Теннесен с Диной и вслед за ними Лона с Улафом входят в сад. Лона. Здравствуйте, здравствуйте, милейшие! Йухан. Везде побывали, осматривали старые места, Карстен. Берник. Да, да, много перемен, не правда ли? Лона. Во всем сказывается достославная и полезная деятельность консула Берника. Мы побывали и в парке, который ты подарил городу. Берник. А, и там? Лона. "Дар Карстена Берника" - красуется над входом. По всему видно, ты здесь первая персона. Йухан. И суда у тебя великолепные. Я встретился с капитаном "Пальмы", своим старым товарищем по школе... Лона. И еще ты выстроил новое здание для школы. Да, как я слышала, тебе же город обязан и газовым освещением и водопроводом? Берник. Надо же служить обществу, в котором живешь. Лона. Да, это прекрасно, зять; зато прямо отрадно видеть, как люди тебя ценят. Кажется, я не из тщеславных, а не могла удержаться, чтобы не напомнить кое-кому из наших собеседников, что мы родня... (*307) Хильмар. Ух! Лона. Ты на это ухаешь? Хильмар. Нет, я сказал: гм!.. Лона. Ну да бог с тобой, бедняга. А вы, кажется, совсем одни сегодня? Бетти. Да, сегодня мы одни. Лона. Мы встретили на площади кое-кого из "высоконравственных", они, видно, куда-то чертовски спешили. Но нам ведь не удалось еще хорошенько поговорить между собой. Вчера тут были эти три прокладывателя новых дорог да еще этот пастор... Хильмар. Адъюнкт. Лона. Я зову его пастором... Ну, что вы скажете о моих трудах за эти пятнадцать лет? Разве не молодчина из него вышел? Кто бы узнал в нем теперь сумасброда, бежавшего с родины? Хильмар. Гм! Йухан. Ну, Лона, не слишком уж хвастайся. Лона. Да ведь тут есть чем! Помилуй! Больше-то я ведь ничего полезного на белом свете не сделала. Ну да и за это одно я имею право чувствовать себя не лишней. Да, Йухан, когда подумаешь, как мы там с тобой начинали с нашими четырьмя пустыми лапами... Хильмар. Руками! Лона. Я говорю - лапами; не больно-то они были чисты... Хильмар. Ух! Лона. Да и пусты вдобавок. Хильмар. Пусты? Однако, скажу я!.. Лона. Что скажешь? Берник. Гм! Хильмар. Скажу - ух! (Уходит на террасу.) Лона. Что с ним творится? Берник. Не обращай на него внимания; он в последнее время стал такой нервный. Но не хочешь ли посмотреть наш сад? Ты еще не была там, а у меня теперь как раз свободный часок. Лона. С удовольствием; поверь, мысленно я часто переносилась сюда, к вам в сад. (*308) Бетти. И там произошли большие перемены - ты сейчас увидишь. Берник, Бетти и Лона уходят в сад, где и гуляют во время следующих сцен. Улаф (в дверях террасы). Дядя Хильмар! Знаешь, о чем меня спросил дядя Йухан? Не хочу ли я поехать с ним в Америку! Хильмар. Куда тебе, дурню! Вечно за мамину юбку держишься... Улаф. А больше не хочу. Увидишь, когда я вырасту большой... Хильмар. Чепуха! У тебя нет серьезной потребности в чем-нибудь таком - закаляющем... Уходят оба в сад. Йухан (Дине, которая остановилась в дверях, направо, чтобы снять шляпу и стряхнуть пыль с платья). Как вы разгорелись от прогулки. Дина. Да, это была прелестная прогулка. Такой прелестной прогулки у меня еще никогда не было. Йухан. Разве вам не часто случается гулять по утрам? Дина. Случается, но только все с Улафом. Йухан. Так. Но вас теперь, пожалуй, тоже больше тянет в сад, чем остаться здесь. Дина. Нет, я лучше тут побуду. Йухан. И я тоже. Значит, уговор - каждое утро будем гулять вместе. Дина. Нет, господин Теннесен, не нужно этого. Йухан. Чего? Вы же обещали... Дина. Да, но подумав хорошенько... Вам не следует гулять со мной... Йухан. Почему же? Дина. Вы приезжий, и вам это не понятно, но я скажу вам... Йухан. Что? Дина. Нет, я лучше не буду вам говорить. Йухан. Напротив. Мне вы можете сказать все. Дина. Ну, я скажу вам: я не такая, как другие молодые девушки. Во мне... со мною... не совсем благополучно. Вот вам и не следует... (*309) Йухан. Ничего не понимаю. Вы же не сделали ничего дурного? Дина. Не я, а... Нет, не стану больше говорить об этом. Вы и так узнаете от других. Йухан. Гм!.. Дина. А мне самой хотелось бы спросить вас кое о чем другом. Йухан. О чем же? Дина. Говорят, в Америке нетрудно пробить себе дорогу. Йухан. Ну, не всегда легко. Вначале часто приходится круто и надо много работать. Дина. Да я бы с радостью! Йухан. Вы? Дина. Я могу работать, я крепкая, здоровая, и тетя Марта много со мной занималась. Йухан. Так за чем же дело стало? Поедем с нами. Дина. Ну, это вы так, шутите; вы и Улафу предлагали. А вот что мне еще хотелось бы узнать: очень ли там люди... очень ли они нравственны? Йухан. Нравственны? Дина. Да, я хочу сказать, такие ли они все... приличные и добродетельные, как здесь? Йухан. Ну, во всяком случае, они не так уж плохи, как здесь полагают. И вам нечего опасаться. Дина. Вы меня не так поняли. Мне бы как раз хотелось, чтобы они не были такими уж приличными и высоконравственными! Йухан. Не были такими? Какими же им быть, по-вашему? Дина. Мне бы хотелось, чтобы они были естественными. Йухан. Пожалуй, они как раз такие и есть. Дина. Тогда хорошо бы мне попасть туда. Йухан. Разумеется! Вот и поедем с нами! Дина. Нет, с вами бы я не поехала; мне надо одной. О, там я пробилась бы, я бы стала молодцом! Берник (в саду около террасы). Погоди, погоди, Бетти! Я тебе принесу. Долго ли простудиться! (Входит в залу и ищет шаль жены.) (*310) Бетти (из сада). Пойдем и ты с нами, Йухан. Мы собираемся в грот! Берник. Нет, пусть Йухан тут побудет. Вот, Дина, захвати эту шаль и ступай с ними... Йухан останется со мной, милая Бетти. Надо же мне послушать о его тамошней жизни. Бетти (из сада). Ну, хорошо, но потом приходите к нам, ты ведь знаешь, где нас искать. Бетти, Лона и Дина проходят через сад налево. Берник (с минуту глядит им вслед, затем притворяет вторые двери налево, подходит к Йухану и крепко жмет ему обе руки). Теперь мы одни, Йухан! Позволь же мне поблагодарить тебя. Йухан. Стоит ли. Берник. Домом, очагом, своим семейным счастьем, положением в обществе - всем я обязан тебе. Йухан. Очень рад, дорогой Карстен, что из этой нелепой истории вышло хоть что-нибудь путное. Берник (снова пожимая ему руку). Спасибо тебе, спасибо! Из десятка тысяч ни один не сделал бы того, что ты тогда для меня сделал. Йухан. Стоит об этом говорить! Оба мы были молоды и легко смотрели на жизнь. Надо же было кому-нибудь взять вину на себя... Берник. Но кому же скорее, как не самому виновнику? Йухан. Стоп! В ту пору это было легче всего сделать невинному. Я был совершенно свободен, сирота; контора надоела мне до смерти, и я был рад-радехонек избавиться от нее. У тебя же была старуха-мать, и вдобавок ты только что потихоньку обручился с Бетти, а она ужасно тебя любила. Что было бы с ней, если бы она узнала?.. Берник. Да, да, да, но... Йухан. И, наконец, разве не ради Бетти ты решил тогда покончить эту интрижку с мадам Дорф? Как раз, чтобы порвать совсем, ты и пришел к ней в тот вечер. Берник. Да, в тот злополучный вечер, когда этот пьяница вернулся домой... Да, Йухан, я пошел тогда ради Бетти, но все-таки... И вот ты великодушно обратил на себя все подозрения и уехал... (*311) Йухан. Не надо угрызений, дорогой Карстен. Мы же тогда сообща так порешили. Нужно было спасать тебя, а ты был моим другом. Я ужасно гордился твоей дружбой. Еще бы! Я тянул тут лямку мелкого провинциального обывателя, а ты вернулся из-за границы таким важным, модным кавалером, пожил и в Лондоне и в Париже. И ты удостоил сделать меня своим приятелем, хотя я и был моложе тебя на четыре года. Конечно, ты тогда ухаживал за Бетти, теперь я это понимаю, но тогда я чертовски гордился твоей дружбой! И кто бы не гордился? Кто не пожертвовал бы собою ради тебя с радостью? Тем более, что грозило это не бог весть чем. Посплетничали бы в городе с месяц, да и позабыли бы. А мне предстояло вырваться на волю, поглядеть на белый свет. Берник. Гм... Говоря откровенно, дорогой Йухан, тут все еще не совсем позабыли об этой истории. Йухан. Не позабыли? Ну и пускай. Мне не будет от этого ни тепло, ни холодно, когда я опять засяду у себя на ферме. Берник. Ты, значит, собираешься опять уехать? Йухан. Разумеется. Берник. Надеюсь, однако, не так скоро? Йухан. Нет, возможно скорее. Я ведь только ради Лоны сюда приехал. Берник. Ради Лоны? Как так? Йухан. Да видишь ли, Лона теперь не так уж молода и в последнее время сильно стосковалась по родине. Но ни за что бы в этом не созналась. (С улыбкой.) Как же можно было оставить без призора меня, ветрогона, который уже в девятнадцать лет успел так отличиться... Берник. Ну, и... Йухан. Да, Карстен, как мне ни совестно, приходится признаться тебе... Берник. Надеюсь, ты не посвятил ее в эту историю? Йухан. То-то, что посвятил. Знаю, что нехорошо сделал, да так уж вышло. Ты себе представить не можешь, чем была для меня Лона. Ты ее всегда терпеть не мог, но для меня она была просто родной матерью. В первые годы, когда нам приходилось крутенько, как она работала! И затем, когда я долго хворал, ничего не мог зарабатывать (*312) и не в силах был помешать ей, она пошла петь по кофейням, произносила публичные речи, за которые ее поднимали на смех; даже сочинила какую-то книгу, над которой потом сама и плакала и смеялась, - и все это, чтобы выходить меня! Мог ли я после всего этого равнодушно смотреть, как она, не щадившая себя ради меня, всю эту зиму изнывала от тоски? Я не мог, Карстен! Ну и сказал ей: "Поезжай, Лона, не бойся за меня, я не так легкомыслен, как ты думаешь". И вот тогда она и узнала все. Берник. Как же она отнеслась? Йухан. Она справедливо рассудила, что раз я действительно не чувствую за собой вины, то почему бы и мне не махнуть сюда на побывку? Но ты будь спокоен, Лона не проболтается, да и я в другой раз буду держать язык за зубами. Берник. Да, да, надеюсь. Йухан. Вот моя рука! И не будем больше говорить об этой старой истории. К счастью, кроме этой глупости, за нами, я думаю, других не числится. Теперь я хочу хорошенько воспользоваться теми немногими днями, которые мне остается еще пробыть здесь. Ты себе представить не можешь, какую славную прогулку мы сделали сегодня утром. Кто мог бы подумать, что из той девчонки, которая бегала тут в театре, изображала разных амурчиков... Но что сталось с ее родителями? Берник. Да я, мой друг, ничего больше не знаю, кроме того, что писал тебе вскоре после твоего отъезда. Надеюсь, ты получил оба моих письма? Йухан. Как же, как же, оба. Этот пьяница бросил ее? Берник. Да, и потом в пьяном виде сам убился до смерти. Йухан. Она потом тоже недолго прожила? Но ты, конечно, потихоньку делал для нее что мог? Берник. Она была горда, никому ни словом ни о чем не обмолвилась и не хотела принимать никакой помощи. Йухан. Но ты, во всяком случае, правильно поступил, что взял к себе Дину. Берник. Да, разумеется. Впрочем, это, собственно говоря, Марта устроила. (*313) Йухан. Так это Марта? Да, Марта... А где она сегодня? Берник. Она?.. Если она не занята школой, так у нее, наверное, ее больные. Йухан. Значит, это Марта позаботилась о девочке? Берник. Да. У Марты всегда была слабость к педагогике. Оттого она и поступила учительницей в городскую школу. Сделала капитальную глупость. Йухан. Да, вчера у нее был такой измученный вид. Я тоже боюсь, что у нее недостаточно крепкое здоровье для этого. Берник. Ну, что касается ее здоровья, то еще было бы нечего опасаться. Но для меня это крайне неприятно. Выходит, как будто я, ее брат, не желаю содержать сестру. Йухан. Содержать? Я думал, что у нее свое состояние. Берник. Ни гроша. Ты, верно, помнишь, как туго приходилось тогда матери? После того как ты уехал, она некоторое время еще вела свои дела с моей помощью, но никакой выгоды я от этого, конечно, не имел. Тогда я вступил компаньоном в фирму, но и тут дело не пошло. Я вынужден был поэтому все дело взять на себя, и когда мы произвели расчет, оказалось, что на долю матушки почти ничего не приходится. Матушка вскоре после этого скончалась... Ну и Марта, конечно, также осталась ни при чем. Йухан. Бедная Марта! Берник. Бедная? Это почему? Неужели ты думаешь, что я допускаю, чтобы она нуждалась в чем-либо? Нет, смею считать себя хорошим братом. Она, разумеется, живет у нас, ест с нами за одним столом, а жалованья ей совершенно достаточно, чтобы одеться как следует. Она женщина одинокая - чего же ей еще нужно? Йухан. Гм! У нас в Америке не так рассуждают. Берник. Еще бы! В Америке, насквозь пропитанной агитацией. Но в наш маленький городок зараза, слава богу, пока еще не проникла, здесь женщины довольствуются приличным, хотя и скромным положением. Марта, впрочем, сама виновата. Она давным-давно могла бы пристроиться, если бы хотела. Йухан. То есть могла бы выйти замуж? (*314) Берник. И даже сделать прекрасную партию. Ей представлялось несколько таких, как это ни странно: девушка без всяких средств, не первой молодости и притом ничем не выдающаяся... Йухан. Ничем не выдающаяся? Берник. Ну, я ведь не виню ее в этом. Я вообще и не желал бы видеть ее иной. Ты сам понимаешь, в таком большом доме, как наш, свой человек всегда пригодится. Йухан. Да, но ей-то каково?.. Берник. Ей? Каково? Что же, у нее есть о ком и о чем заботиться. Тут и я, и Бетти, и Улаф. Ведь нельзя же все только о себе думать - особенно женщинам. Каждый из нас является членом более или менее обширного общества, которое он должен поддерживать и которому должен служить. По крайней мере, я так поступаю. Управляющий Крап входит справа. Вот тебе сейчас доказательство. Ты думаешь, я занят теперь личными делами? Отнюдь нет. (Обращаясь к Крапу.) Ну? Крап (показывая на кипу бумаг, тихо). Все купчие готовы. Берник. Отлично! Превосходно!.. Ну, теперь тебе придется извинить меня, зять. (Вполголоса и многозначительно.) Еще раз спасибо, Йухан, и будь уверен, что где и чем только я могу служить тебе... Ну, да ты меня понимаешь!.. Пойдемте, господин Крап. Берник и Крап уходят в кабинет. Йухан (смотрит некоторое время ему вслед). Гм!.. (Хочет спуститься в сад, но останавливается, увидев Марту, входящую справа с корзиной в руках). Вот и ты, Марта! Марта. Ах, это ты, Йухан? Йухан. И ты уж в поход так рано? Марта. Да. Ты погоди немножко, сейчас, верно, придут другие. (Хочет уйти налево.) Йухан. Послушай, Марта, ты всегда так занята и спешишь? (*315) Марта. Я? Йухан. И вчера ты как будто избегала меня, - мне не удалось сказать с тобой и двух слов, - и сегодня... Марта. Да, но... Йухан. А прежде мы были неразлучны... росли вместе, играли... Марта. Ах, Йухан, с тех пор много воды утекло. Йухан. Что же, каких-нибудь пятнадцать лет, не больше не меньше. По-твоему, я так сильно изменился? Марта. Ты? О да, и ты, хотя... Йухан. Что? Марта. Нет, так, ничего. Йухан. Ты, кажется, не особенно была рада моему приезду? Марта. Я так долго ждала, Йухан... слишком долго. Йухан. Ждала? Чтобы я приехал? Марта. Да. Йухан. Зачем же мне, по-твоему, надо было приезжать? Марта. Чтобы загладить свою вину. Йухан. Мне? Марта. Разве ты забыл, что из-за тебя в позоре и нищете умерла женщина? Забыл, что по твоей вине были отравлены лучшие годы жизни девочки-подростка? Йухан. И это мне приходится слышать от тебя, Марта! Да неужели твой брат никогда... Марта. Что? Йухан. Неужели он никогда... Ну да, я хотел сказать, неужели у него никогда не нашлось ни единого слова в мое оправдание? Марта. Ах, Йухан, ты же знаешь строгие правила Карстена. Йухан. Гм... конечно, конечно, я знаю строгие правила своего старого друга Карстена. Но тут... Ну, хорошо. Я только что говорил с ним. Мне кажется, он порядочно изменился! Марта. Что ты! Карстен всегда был превосходным человеком. (*316) Йухан. Я не про то... Ну да оставим это... Гм... Теперь я понимаю, как ты на меня смотрела. Ты ждала возвращения блудного сына. Марта. Послушай, Йухан, я скажу, как я на тебя смотрела. (Указывая рукой в сад.) Видишь, с кем играет Улаф? Это Дина. Помнишь бессвязное письмо, которое ты написал мне перед отъездом? Ты просил меня верить в тебя. И я верила, Йухан. Я приписывала все дурное, о чем здесь потом носились слухи, заблуждению, легкомыслию, а не злой воле. Йухан. Как это понять? Марта. О, ты, наверно, понимаешь меня. И ни слова больше об этом. Уехать тебе было необходимо, чтобы начать новую жизнь. А я, твоя подруга с детских лет, заменила тебя здесь. Я приняла на себя обязанности, о которых ты забыл или которых не мог выполнить. Я говорю тебе это, чтоб ты хоть в этом не упрекал себя. Для обиженной девочки я стала матерью, воспитала ее, как сумела... Йухан. И загубила ради этого всю свою жизнь! Марта. Нет, не загубила. Но ты вернулся поздно, Йухан. Йухан. Марта... если б я мог тебе открыть... Ну, позволь мне, по крайней мере, поблагодарить тебя за твою верную дружбу. Марта (с грустной улыбкой). Гм... Значит, мы теперь объяснились, Йухан... Тсс... кто-то идет. Прощай, я теперь не могу... (Уходит налево.) Из сада входит Лона и вслед за нею Бетти. Бетти (еще из сада). Ради бога, Лона, как же это можно! Лона. Отстань, мне надо поговорить с ним. Бетти. Ведь это же будет страшный скандал!.. А ты еще здесь, Йухан! Лона. Ну, малый, исчезай! Нечего тебе здесь киснуть в комнате. Ступай в сад, поболтай с Диной. Йухан. Я и собирался как раз. Бетти. Но... Лона. Послушай, Джон, ты хорошо разглядел Дину? Йухан. Думаю, что разглядел. (*317) Лона. Тебе и следовало глядеть хорошенько, мальчуган. Это нечто для тебя. Бетти. Лона! Йухан. Для меня? Лона. Ну да, - чтобы поглядеть, хочу я сказать. Ну, ступай. Йухан. Иду, иду, с удовольствием. (Уходит в сад.) Бетти. Лона, я положительно остолбенела. Не может быть, чтобы ты это серьезно. Лона. Даю тебе честное слово. Да разве это не свежая, здоровая и правдивая натура? Как раз жена для Джона. Такую-то ему и нужно там. Это не то, что какая-то, пожилая сводная сестра. Бетти. Но Дина! Дина Дорф! Подумай же! Лона. Я прежде всего думаю о счастье молодца, и здесь-то мне как раз надо вмешаться; сам он на это не горазд. Никогда не заглядывался ни на девушек, ни на женщин. Бетти. Он? Йухан? Ну, мне кажется, однако, были печальные доказательства... Лона. А, к черту эту глупую историю! Где Берник? Мне надо поговорить с ним. Бетти. Нет, нет, Лона! Лона. Непременно! Если она нравится ему, а он ей... чем они не пара? Берник - умница, сумеет как-нибудь все уладить. Бетти. Ты воображаешь, что подобные американские вольности могут быть терпимы у нас... Лона. Чепуха, Бетти! Бетти. Что человек с такими строгими правилами морали, как Карстен... Лона. Уж будто бы с такими строгими? Бетти. Что такое? Ты осмеливаешься... Лона. Я осмеливаюсь сказать, что Берник по части этих самых правил вряд ли особенно отличается от других мужчин. Бетти. Видно, в тебе все еще кипит твоя старая ненависть к нему! Но зачем же ты вернулась сюда, если до сих пор не могла забыть, что... И не понимаю, как у тебя (*318) хватило смелости показаться ему на глаза после того позорного оскорбления, которое ты нанесла ему тогда. Лона. Правда, Бетти, я поступила тогда нехорошо, я забылась. Бетти. И как великодушно он простил тебя, он, ни в чем не повинный! Не его же вина была, в самом деле, что ты возымела какие-то надежды... Но с тех пор ты и меня ненавидишь. (Плачет.) Тебе всегда завидно было смотреть на мое счастье. И теперь ты приехала, чтобы все обрушилось на меня... чтобы показать всему городу, какую родню я принесла Карстену в приданое! Да, все теперь на меня обрушится, и ты только этого и добиваешься. Как это низко с твоей стороны! (Уходит в слезах налево.) Лона (глядя ей вслед). Бедняжка Бетти! Берник выходит из кабинета. Берник (еще в дверях). Хорошо, хорошо, господин Крап. Пошлите четыреста крон в столовые для бедных. (Обернувшись.) Лона! (Подходя к ней.) Ты одна? А Бетти не придет? Лона. Нет. Позвать ее? Берник. Нет, нет, нет, не надо! Ты не поверишь, Лона, как я горел нетерпением поговорить с тобой откровенно... вымолить у тебя прощение. Лона. Послушай, Карстен, не будем сентиментальничать, это нам с тобой не пристало. Берник. Ты должна выслушать меня, Лона. Я знаю, каким я был в твоих глазах, когда ты узнала об истории с матерью Дины. Но, клянусь тебе, это было лишь мимолетное увлечение, тебя же я любил в свое время искренне и глубоко. Лона. А зачем, по-твоему, я вернулась сюда? Берник. Какие бы ни были твои намерения, умоляю тебя, не предпринимай ничего, дай мне сначала оправдаться перед тобой. Это я сумею, Лона... или, во всяком случае, смогу найти извинение... Лона. Теперь ты трусишь... Ты говоришь, что в свое время любил меня. Да, ты часто уверял меня в этом в своих письмах и, пожалуй, был искренен... до некоторой степени, пока находился в более широких, свободных условиях (*319) жизни, которые и тебе самому давали смелость смотреть на жизнь более широко и свободно. Пожалуй, у меня ты находил больше характера, больше воли и самостоятельности, чем у большинства здешних обывателей. Кроме того, наши отношения сохранялись в полной тайне, о них знали только ты да я, и никто не мог тебя поднять на смех за твой плохой вкус. Берник. Лона, как можно так думать! Лона. Но потом, когда ты вернулся, когда услыхал о всех насмешках, которые дождем сыпались на меня, узнал, как люди глумились надо мной и моими так называемыми чудачествами... Берник. Действительно, ты переступала тогда границы. Лона. Больше на зло всем этим городским ханжам в юбках и в штанах. А когда ты затем встретился с очаровательной актрисой... Берник. Все это было одно фатовство и больше ничего. Клянусь тебе, во всех тех сплетнях не было и десятой доли правды. Лона. Пусть так. Но потом вернулась Бетти, юная красавица, покорявшая все сердца, и вдобавок наследница тетки, тогда как про меня стало известно, что я ничего от нее не получу... Берник. Вот мы и дошли до сути, Лона. Теперь я выскажусь без утайки. Я вовсе не влюбился в Бетти, не новая любовь заставила меня порвать с тобой. Мне просто нужны были деньги... до зарезу, и я вынужден был закрепить их за собой. Лона. И ты говоришь мне это прямо в глаза? Берник. Да. Выслушай меня, Лона... Лона. А мне ты писал, что охвачен непреодолимой любовью к Бетти, взывал к моему великодушию, умолял меня ради Бетти молчать обо всем, что было между нами!.. Берник. Я был вынужден, говорю тебе. Лона. Ну, так клянусь богом, я не жалею, что тогда так забылась! Берник. Дай мне выяснить тебе толком, спокойно тогдашнее мое положение. Матушка, как тебе известно, стояла тогда во главе фирмы сама, но она была совсем не-(*320)деловым человеком. Меня поспешно вызвали домой из Парижа; времена были трудные... общий кризис; я должен был поправить дела фирмы. Но что я нашел? Я нашел, - и это приходилось держать в глубочайшей тайне, - я нашел фирму почти накануне краха. Да, наша старая, почтенная фирма, пережившая уже три поколения, была накануне краха. Что же мне, сыну, единственному сыну, оставалось делать, как не искать источника новых средств для спасения фирмы? Лона. Итак, ты спас фирму "Берник" за счет женщины?.. Берник. Ты хорошо знаешь, что Бетти меня любила. Лона. А я? Берник. Поверь, Лона, ты никогда не была бы со мной счастлива. Лона. Так ты пожертвовал мной, заботясь о моем счастье? Берник. Неужели ты думаешь, что мной руководили тогда своекорыстные побуждения! Будь я совершенно одинок, вполне свободен, я бы смело мог махнуть на все рукой и начать дело сызнова. Но ты не знаешь, как неразрывно срастается деловой человек - под бременем громадной ответственности - с тем делом, которое ему достается по наследству. Знаешь ли ты, что от него зависит благополучие сотен, даже тысяч семей? Понимаешь ли ты, что если бы фирма "Берник" обанкротилась, это отозвалось бы самым плачевным образом на целом обществе, близком нам и родном? Лона. Ты лжешь все эти пятнадцать лет тоже ради общества? Берник. Лгу? Лона. Известно ли Бетти, что предшествовало вашему браку и что вызвало его? Берник. Неужели я без всякой пользы стал бы огорчать ее подобными разоблачениями? Лона. Ты говоришь: без всякой пользы. Да, да, ты ведь деловой человек, как тебе не знать, где и в чем польза!.. Но слушай, Карстен. Теперь моя очередь высказаться толком и спокойно. Скажи мне, вполне ли ты счастлив теперь? (*321) Берник. То есть в семейной жизни? Лона. Конечно. Берник. Вполне, Лона. Ты не даром принесла мне такую жертву. Смею сказать, мое счастье росло с каждым годом. Бетти добра и уступчива. Как она за эти пятнадцать лет научилась приноравливаться к особенностям моего характера... Лона. Гм!.. Берник. Прежде у нее были несколько преувеличенные понятия о любви, она не могла примириться с мыслью, что пылкая любовь мало-помалу должна перейти в тихую дружбу. Лона. А теперь она примирилась? Берник. Вполне. Ты понимаешь, что повседневное общение со мной не могло не оказать на нее известного сдерживающего влияния. Людям приходится учиться друг у друга умерять свои личные требования, чтобы тем полнее удовлетворять требования того общества, к которому они принадлежат. Эту истину мало-помалу усвоила себе и Бетти, и теперь наша семья служит образцом для наших сограждан. Лона. Но этим согражданам ничего не известно о твоей лжи? Берник. Лжи? Лона. Да, лжи, которая продолжается вот уже пятнадцать лет. Берник. Ты это называешь... Лона. Я это называю ложью, тройной ложью. Ты обманул меня, потом Бетти и наконец Йухана. Берник. Бетти никогда не требовала, чтобы я высказался. Лона. Потому что ничего не знала. Берник. И ты не станешь требовать... ради Бетти н