д (доктору). Видите? Доктор Стокман. Сердечное вам спасибо за это, но... Аслаксен. Потому что вам, пожалуй, не лишнее будет иметь за собою нас, мелких обывателей. Мы составляем тут в городе в некотором роде сплоченное большинство... когда захотим, то есть. А всегда хорошо иметь за собой большинство, господин доктор. Доктор Стокман. Бесспорно; но только я не могу себе представить, чтобы тут понадобились какие-нибудь особые меры. Мне кажется, самое дело столь просто и ясно... Аслаксен. Ну-у, все-таки, пожалуй, не лишнее; я ведь хорошо знаю наших местных заправил. Власть имущие не больно-то охотно сдаются на предложения, которые идут не от них самих. Вот я и думаю, что не мешало бы нам устроить маленькую демонстрацию. Ховстад. Вот-вот, именно. Доктор Стокман. Демонстрацию, вы говорите? Да какую же, собственно? Аслаксен. Разумеется, весьма умеренную, господин доктор; я всегда за умеренность, потому что умеренность - первая добродетель гражданина... насколько я, то есть, понимаю. Доктор Стокман. Вы и славитесь этим, господин Аслаксен. (*557) Аслаксен. Да, мне думается, я смею это сказать. А это дело с водопроводом - очень уж оно важно для нас, мелких обывателей. Водолечебница обещает ведь стать золотым дном для города. Заведением этим нам всем предстоит кормиться, особенно же нам, домохозяевам. Оттого-то мы и готовы поддержать его, чем только можем. А так как я старшина союза домохозяев... Доктор Стокман. Да?.. Аслаксен. И кроме того агент "Общества друзей трезвости"... Да, доктору, верно, известно, что я стою за трезвость? Доктор Стокман. Само собой. Аслаксен. Так вот понятно, что мне приходится встречаться со многими людьми. И так как меня знают за благомыслящего и соблюдающего законность гражданина, - как сказал сам доктор, - то я кое-что и значу у нас в городе... пользуюсь некоторым влиянием... если позволено будет так выразиться. Доктор Стокман. Я это очень хорошо знаю, господин Аслаксен. Аслаксен. Так вот для меня нехитрое дело оборудовать хотя бы, к примеру, адрес, коли на это пойдет. Доктор Стокман. Адрес, вы говорите? Аслаксен. Да, в некотором роде благодарственный адрес от городских обывателей за то, что вы подняли этот важный для общества вопрос. Само собой, адрес должен быть составлен с подобающей умеренностью... чтобы не задеть местные власти... и вообще власть имущих, так сказать. А только соблюсти это - и уж никто к нам придираться не может, не так ли? Ховстад. Ну, если бы им и не совсем по вкусу пришлось... Аслаксен. Нет, нет, нет, нельзя задевать начальство, господин Ховстад. Никакой оппозиции против лиц, от которых мы так зависим. Я уже проучен по этой части; ничего путного из этого никогда не выходит. Но благоразумные, чистосердечные заявления граждан не могут быть воспрещены никому. Доктор Стокман (жмет ему руку). Не могу высказать вам, любезнейший господин Аслаксен, как сердечно (*558) я рад встретить такое сочувствие среди своих сограждан. Я так рад... так рад!.. А что вы скажете насчет рюмочки хереса? А? Аслаксен. Нет, премного благодарствую. Я не употребляю крепких напитков. Доктор Стокман. Ну, а что вы скажете насчет стакана пива? Аслаксен. Благодарствуйте, и от этого откажусь, господин доктор, - я ничего не употребляю в такую раннюю пору. А теперь пойду поговорить кое с кем из домохозяев и подготовить настроение. Доктор Стокман. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, господин Аслаксен, но я все-таки не могу взять в толк надобности всех этих приготовлений. Мне сдается, дело пойдет своим чередом, само собой. Аслаксен. Наши власти туги на подъем, господин доктор. Сохрани бог, чтобы я это в укор кому говорил, но... Xовстад. Завтра мы расшевелим их в газете, Аслаксен. Аслаксен. Только без крайностей, господин Ховстад. Соблюдайте умеренность, иначе вам не сдвинуть их с места. Можете положиться на мой совет; я таки набрался опыта в школе житейской... Ну, так я прощусь с доктором. Теперь вы знаете, что мы, мелкие обыватели, во всяком случае, за вас горой. На вашей стороне сплоченное большинство, господин доктор. Доктор Стокман. Спасибо за это, дорогой мой господин Аслаксен. (Протягивает ему руку.) Прощайте, прощайте. Аслаксен. А вы не зайдете в типографию, господин Ховстад? Ховстад. Я после приду, у меня еще есть дельце. Аслаксен. Так, так. (Кланяется и уходит.) Доктор Стокман провожает его в переднюю. Ховстад (когда доктор возвращается). Ну, что скажете теперь, господин доктор? Не пора, по-вашему, проветрить у нас немножко, встряхнуть всю эту косность, половинчатость, трусость? (*559) Доктор Стокман. Вы намекаете на типографщика Аслаксена? Ховстад. Да, на него. Он один из погрязших в болоте... каким бы ни был почтенным человеком вообще. И таково у нас большинство - ни шатко ни валко, и нашим и вашим. Из-за всевозможных соображений да сомнений никогда не смеют сделать решительного шага! Доктор Стокман. Но Аслаксен, кажется, проявил такое искреннее доброжелательство. Ховстад. Есть вещь, которую я еще больше ценю: готовность постоять за себя с полной уверенностью в себе. Доктор Стокман. Я вполне с вами согласен. Ховстад. Вот отчего я и хочу воспользоваться случаем - не удастся ли нам хоть теперь раззадорить наших благомыслящих граждан. Надо расшатать в городе этот культ авторитетов. Надо открыть глаза всем избирателям на эту непозволительную, огромную ошибку с водопроводом. Доктор Стокман. Хорошо. Раз вы полагаете, что это нужно для общего блага, то пусть так и будет! Но не раньше, чем я поговорю с братом. Ховстад. Я на всякий случай тем временем набросаю статейку от имени редакции. И если затем фогт не пожелает двинуть дело... Доктор Стокман. Но как вы можете предполагать?.. Ховстад. Довольно правдоподобное предположение. Так, значит, т_о_г_д_а... Доктор Стокман. Тогда я обещаю вам... Слушайте, тогда вы можете напечатать мой доклад... весь целиком. Ховстад. Вы позволите? Даете слово? Доктор Стокман (подавая ему рукопись). Вот он. Берите его. Не беда ведь, если вы его прочтете. А потом вернете мне его обратно. Ховстад. Хорошо, хорошо, не беспокойтесь. И до свидания, господин доктор. Доктор Стокман. До свидания, до свидания. Вот увидите, все пойдет гладко, господин Ховстад, как по маслу. (*560) Ховстад. Гм!.. Увидим. (Кланяется и уходит через переднюю.) Доктор Стокман (прохаживаясь по комнате, заглядывает в столовую). Катрине!.. А, ты уже дома, Петра? Петра (входит). Только что из школы. Фру Стокман (входит). Он все еще не приходил? Доктор Стокман. Петер? Нет. Но я тут имел беседу с Ховстадом. Открытие мое совсем его захватило. Оказывается, оно имеет куда более широкое значение, чем я сначала думал. И он предоставит в мое распоряжение свою газету, если бы это понадобилось. Фру Стокман. А ты думаешь, понадобится? Доктор Стокман. Отнюдь нет. Но все же можно гордиться, имея на своей стороне свободомыслящую, независимую печать. И еще, представь, заходил старшина союза домохозяев. Фру Стокман. Да? А он зачем? Доктор Стокман. Тоже поддержать меня. Все готовы поддержать меня в случае чего, Катрине... Знаешь, кто стоит за мной? Фру Стокман. За тобой? Нет. Кто же это стоит за тобой? Доктор Стокман. Сплоченное большинство. Фру Стокман. Вот как. А это хорошо, Томас? Доктор Стокман. Я полагаю. (Потирает руки и ходит по комнате.) Да, боже ты мой, отрадно оказаться братски солидарным со своими согражданами! Петра. И быть в состоянии сделать столько хорошего, полезного, отец! Доктор Стокман. И вдобавок - для своего родного города! Фру Стокман. Звонок. Доктор Стокман. Это, верно, он. Стук в дверь. Войдите. Фогт (входит из передней). Здравствуйте! Доктор Стокман. Добро пожаловать, Петер! Фру Стокман. Здравствуйте, зять! Как поживаете? (*561) Фогт. Спасибо. Ничего себе. (Доктору.) Мне вручили вчера в неприсутственное время твой доклад по поводу водоснабжения нашего курорта. Доктор Стокман. Да. Ты его прочел? Фогт. Прочел. Доктор Стокман. И что ты скажешь на это? Фогт (бросая взгляд в сторону). Гм... Фру Стокман. Пойдем, Петра. (Уходит с Петрой в комнату налево.) Фогт (после некоторой паузы). Разве необходимо было вести все эти расследования у меня за спиной? Доктор Стокман. Да, пока у меня не было полной уверенности... Фогт. А теперь, по-твоему, она у тебя есть? Доктор Стокман. Верно, ты и сам успел убедиться в этом. Фогт. И ты намерен представить этот акт дирекции курорта как официальный документ? Доктор Стокман. Ну да. Надо же что-нибудь предпринять. И дело не терпит. Фогт. Ты в своем докладе, по обыкновению, прибегаешь к резким выражениям. Говоришь, например, что мы хронически отравляем приезжих. Доктор Стокман. Да как же сказать иначе, Петер? Ты подумай только - зараженную воду и внутрь и снаружи! И все это бедным хворым людям, которые прибегают к нам в надежде на излечение и платят нам за это втридорога. Фогт. И в своем изложении дела ты приходишь к тому выводу, что мы должны устроить канализацию для удаления указанных нечистот из Мельничной долины, а также переложить заново всю водопроводную сеть. Доктор Стокман. А ты знаешь иной выход? Я другого не знаю. Фогт. Я заходил утром к городскому инженеру. И - скорее в виде шутки - сообщил ему эти предположения как нечто такое, что может быть внесено на наше рассмотрение... когда-нибудь, со временем. Доктор Стокман. Когда-нибудь, со временем? (*562) Фогт. Он, разумеется, только улыбнулся моей предполагаемой экстравагантности. Ты дал ли себе труд подумать, во что обойдутся предлагаемые тобой мероприятия? Согласно собранным сведениям, расходы, вероятно, достигли бы нескольких сот тысяч крон. Доктор Стокман. Неужто так дорого? Фогт. Да. Но не это еще хуже всего. А вот что: работы потребовали бы не меньше двух лет. Доктор Стокман. Двух лет, говоришь? Целых двух лет? Фогт. По меньшей мере. А тем временем что нам делать с водолечебницей? Закрыть, что ли? И пришлось бы. Или, ты думаешь, кто-нибудь заглянет к нам, раз пройдет слух, будто бы вода вредна для здоровья? Доктор Стокман. Да ведь так и есть - она вредна, Петер. Фогт. И все это как раз теперь, когда курорт начинает расцветать. Соседние города тоже имеют некоторые данные превратиться в курорты. Ты думаешь, они не приложат немедленно всех стараний, чтобы отвлечь весь поток гостей к себе? Без всякого сомнения. А мы сядем на мель. Весьма вероятно, что пришлось бы совсем упразднить это дорогое сооружение. И вот ты разорил бы свой родной город. Доктор Стокман. Я... разорил?.. Фогт. Если городу предстоит сколько-нибудь сносное будущее, то исключительно благодаря водолечебнице. И ты, конечно, понимаешь это не хуже меня. Доктор Стокман. И что же, по-твоему, делать? Фогт. Я из твоего доклада отнюдь не вынес убеждения, чтобы условия водоснабжения курорта были столь неблагоприятны, как ты их рисуешь. Доктор Стокман. Да они скорее еще хуже! Или, во всяком случае, ухудшатся к лету, когда наступит теплая погода. Фогт. Как сказано, я полагаю, что ты значительно преувеличиваешь. Сведущий врач обязан принять соответствующие меры... уметь предупредить вредоносное влияние или парализовать его, если оно станет вполне очевидным. Доктор Стокман. А затем?.. Что дальше?.. (*563) Фогт. Сооруженная водопроводная сеть - существующий факт, и с ним, само собой, надлежит считаться. Но, вероятно, дирекция в свое время не откажется обсудить, какие тут при посильных материальных жертвах возможны исправления и улучшения. Доктор Стокман. И ты думаешь, я пойду на такую низость? Фогт. Низость? Доктор Стокман. Ну да, это была бы низость... обман, ложь, прямое преступление против публики, против всего общества! Фогт. Я, как уже отмечено, не мог вынести убеждения, что положение вещей действительно грозит такой уж непосредственной опасностью. Доктор Стокман. Нет, ты вынес! Иначе и быть не может. Мой доклад так убийственно ясен и убедителен! Я это знаю! И ты отлично знаешь это, Петер, да только сознаться не хочешь. Ведь это ты тогда настоял на своем, чтобы и здание водолечебницы и водопровод были сооружены там, где они теперь находятся. И вот э т о - т о... этот твой треклятый промах и не дает тебе сознаться. Или, думаешь, я тебя не раскусил? Фогт. А если б даже и так? Если я, быть может, несколько щепетилен относительно своей репутации, так это в интересах города. Не опираясь на нравственный авторитет, я не могу управлять делами так, как того требуют соображения, имеющие в виду общее благо. Потому - и по различным иным причинам - для меня важно, чтобы доклад твой не был представлен дирекции курорта. Его нужно задержать ради общего блага. Впоследствии я сам представлю дело на обсуждение, и мы сделаем все возможное без шума. Но чтобы ничего... ни единого слова об этой злополучной истории не было доведено до сведения публики. Доктор Стокман. Ну, этому-то теперь уж не помешать, мой любезный Петер. Фогт. Нужно и должно помешать. Доктор Стокман. Не удастся, говорю я. Слишком многие уже знают. (*564) Фогт. Знают! Кто? Уж не эти ли господа из "Народного вестника"? Доктор Стокман. Ну да, и они. Свободомыслящая, независимая пресса постарается заставить вас исполнить свой долг. Фогт (после небольшой паузы). Ты чрезвычайно опрометчив, Томас. Ты не подумал, какие последствия это может иметь для тебя лично? Доктор Стокман. Последствия? Последствия для меня? Фогт. Для тебя и для твоей семьи, да. Доктор Стокман. Какого черта ты хочешь сказать? Фогт. Я полагаю, что я всегда и во всем поступал, как полагается доброжелательному, готовому помогать тебе брату. Доктор Стокман. Да, это так, и спасибо тебе за это. Фогт. Не об этом речь. Меня отчасти вынуждали... собственные интересы. Я всегда питал надежду, что мне удастся некоторым образом обуздать тебя, если я буду содействовать улучшению твоего экономического положения. Доктор Стокман. Что такое? Так ты только из личных интересов? Фогт. Отчасти, говорю я. Для официальных лиц крайне неудобно иметь близкого родственника, который то и дело компрометирует себя. Доктор Стокман. И, по-твоему, я это делаю?.. Фогт. К сожалению, делаешь, сам того не ведая. У тебя беспокойный, задорный, мятежный нрав. И еще эта злосчастная страсть опубликовывать свои мнения по всякому удобному и неудобному поводу. Чуть мелькнет у тебя в, голове что-нибудь такое - и пошел писать!.. Готова статья в газету или целая брошюра. Доктор Стокман. Да разве не долг гражданина, если у него явится новая мысль, поделиться ею с публикой? Фогт. Ну, публике вовсе не нужны новые мысли; публике полезнее добрые старые, общепризнанные мысли, которые она уже усвоила себе. (*565) Доктор Стокман. Ты так и говоришь это напрямик? Фогт. Да надо же мне когда-нибудь высказать тебе все напрямик. До сих пор я все уклонялся от этого, зная твою раздражительность, но пора сказать тебе правду, Томас. Ты представить себе не можешь, как ты вредишь себе своей опрометчивостью. Ты жалуешься на власти, даже на самое правительство... фрондируешь... уверяешь, что тебя всегда затирали, преследовали. Но чего же другого и ждать... такому тяжелому человеку, как ты! Доктор Стокман. Еще что? Я и тяжел вдобавок? Фогт. Да, Томас, ты очень тяжелый человек и с тобой трудно иметь дело. Я это по себе знаю. Ты пренебрегаешь всякими соображениями, ты как будто совсем и забыл, что обязан мне своим местом курортного врача... Доктор Стокман. Место это принадлежит мне по праву. Мне - и никому другому! Я первый сообразил, что городок наш может стать цветущим курортом, и никто, кроме меня, тогда не понимал этого. Я один отстаивал эту мысль долгие годы! Я писал, писал... Фогт. Бесспорно. Но тогда время еще не приспело. Ну да где тебе было судить об этом в своем медвежьем углу! Но как только благоприятная минута настала, я, вместе с другими, взял дело в свои руки и... Доктор Стокман. Да, и вы исковеркали весь мой чудный план. Теперь оно и видно, какие умные головушки взялись за дело! Фогт. С моей точки зрения видно только, что ты опять ищешь, как бы дать выход своим воинственным настроениям. Тебе хочется добраться до стоящих выше тебя, - это твоя старая повадка. Ты не терпишь над собой ничьего авторитета, косо поглядываешь на всякого, кто занимает высокое официальное положение, видишь в нем как бы личного врага... и сейчас же нападаешь на него, не разбирая средств. Но теперь я обратил твое внимание, что тут поставлены на карту интересы всего города... и, следовательно, мои также. Поэтому я говорю тебе, Томас, что буду неумолим в своем требовании, которое намерен тебе предъявить. Доктор Стокман. Какое требование? (*566) Фогт. Так как ты не сумел придержать язык и уже завел об этом щекотливом деле разговор с непосвященными, хотя тебе надлежало бы отнестись к этому делу как к административной тайне, то, разумеется, теперь нельзя его замолчать. Откроется широкое поле для всевозможных слухов, и злонамеренные люди не преминут всячески их раздувать. Поэтому необходимо, чтобы ты предупредил появление подобных слухов публичным заявлением. Доктор Стокман. Я? Как? Я тебя не понимаю. Фогт. Имеются основания ожидать, что ты при новом исследовании придешь к тому результату, что положение далеко не столь опасно или серьезно, как ты полагал первоначально. Доктор Стокман. Ах, так вот чего ты ожидаешь! Фогт. Далее ожидается, что ты питаешь и публично выразишь доверие к правлению и к той основательности и добросовестности, с которой оно предпримет необходимые меры для устранения возможных недочетов. Доктор Стокман. Да никогда вам не удастся поправить дело, если вы собираетесь только пачкотней заниматься да заплатки ставить! Говорю тебе, Петер, это мое искреннейшее, глубочайшее убеждение... Фогт. В качестве служащего тебе не полагается иметь особых мнений и убеждений. Доктор Стокман (пораженный). Не полагается?.. Фогт. В качестве служащего, говорю я. В качестве частного лица - сделай одолжение, это совсем другое. Но в качестве подчиненного лица, состоящего на службе у дирекции курорта, тебе не полагается выступать с мнениями и убеждениями, не согласными с убеждениями твоего начальства. Доктор Стокман. Это уж слишком! Мне, врачу, человеку науки, не полагается!.. Фогт. Данный случай нельзя рассматривать как чисто научный; это случай сложный, имеющий и техническую и экономнческую сторону. Доктор Стокман. А пусть его будет, чем черт хочет! Я хочу свободно высказываться о всевозможных случаях в мире! (*567) Фогт. Сделай одолжение. Только не о делах курорта... Это мы тебе запрещаем. Доктор Стокман (кричит). Вы запрещаете!.. Вы? Такие... Фогт. Я тебе это запрещаю... я... твое высшее начальство! И раз я тебе это запрещаю, тебе остается лишь повиноваться. Доктор Стокман (пересиливая себя). Петер... не будь ты мне брат... Петра (распахивая дверь). Отец, этого ты не потерпишь! Фру Стокман (за нею). Петра! Петра! Фогт. А-а, изволили подслушивать. Фру Стокман. Тут все слышно, мы не могли... Петра. Да, я стояла и прислушивалась. Фогт. В сущности, я даже рад... Доктор Стокман (подступая к нему). Ты говорил мне о запрещении, требовал повиновения?.. Фогт. Ты вынудил меня заговорить в таком тоне. Доктор Стокман. Чтобы я публично опроверг самого себя? Фогт. Мы усматриваем безотлагательную надобность в публичном заявлении с твоей стороны... в том смысле, как я потребовал от тебя. Доктор Стокман. А если я... ослушаюсь? Фогт. Так мы сами опубликуем разъяснение для успокоения публики. Доктор Стокман. Так. А я его опровергну! Я стою на своем и докажу, что прав я, а не вы. Что вы тогда сделаете? Фогт. Тогда я не остановился бы и перед твоей отставкой. Доктор Стокман. Что?! Петра. Отставку... отцу! Фру Стокман. Отставку?! Фогт. Тебя бы отставили от должности штатного врача курорта. Я усмотрел бы в твоем поведении достаточный повод, чтобы войти с представлением о немедленном твоем увольнении, об устранении тебя от всякого касательства к делам курорта. (*568) Доктор Стокман. И вы посмели бы! Фогт. Ты сам затеял рискованную игру. Петра. Дядя, это возмутительно так поступать с таким человеком, как отец! Фру Стокман. Ты бы помолчала, Петра! Фогт (смотрит на Петру). Ага, тоже обзавелись уже особыми мнениями? Разумеется! (Обращается к фру Стокман.) Невестка, вы, по-видимому, рассудительнее всех здесь в доме. Пустите же в ход все свое влияние на вашего мужа, внушите ему, какие это повлечет за собой последствия для него и для его семьи... Доктор Стокман. Моя семья касается меня одного. Фогт. И для его семьи, говорю я, и для всего города, где он живет. Доктор Стокман. Я-то истинно желаю добра своему городу. Хочу раскрыть недостатки, которые рано ли, поздно ли должны выйти наружу... Нет, никто не сможет усомниться, что я-то люблю свой родной город! Фогт. Ты? Когда ты в своем слепом упорстве стремишься отнять у города важнейший источник его благосостояния! Доктор Стокман. Источник этот отравлен, говорят тебе. Ты в своем уме? Мы тут промышляем всякой дрянью да гнилью!.. Наше расцветающее общественное благосостояние питается обманом! Фогт. Фантазия... или еще похуже? Тот, кто изрыгает такие оскорбительные инсинуации на свой родной город, является врагом общества! Доктор Стокман (бросаясь к нему). Ты смеешь!.. Фру Стокман (кидаясь между ними). Томас! Петра (схватив отца за руку). Только не горячись, отец! Фогт. Я не желаю подвергать себя необузданным выходкам. Теперь ты предупрежден. Пораздумай о своем долге по отношению к себе и своим. Прощай. (Уходит.) Доктор Стокман (ходит по комнате). Сносить подобное обращение! В собственном доме, Катрине! Что ты скажешь на это? (*569) Фру Стокман. Да, конечно, просто стыд и срам, Томас. Петра. Знай я только, чем донять дядюшку!.. Доктор Стокман. Я сам виноват; давно бы пора мне ощетиниться на них... показать зубы... огрызнуться!.. И назвать меня врагом общества?! Меня! Этого я, честное слово, так не оставлю! Фру Стокман. Но, милый Томас, брат твой все-таки сила... Доктор Стокман. А на моей стороне - право! Фру Стокман. Ну, право, право! Что толку быть правым, коли нет у тебя силы? Петра. Ах, мама! Ну можно ли так говорить? Доктор Стокман. Как что толку быть правым, когда мы живем в свободном обществе? Чудачка ты, Катрине. И кроме того, разве у меня в авангарде нет смелой и независимой прессы, а в арьергарде сплоченного большинства? Это довольно таки большие силы, я полагаю! Фру Стокман. Но, помилуй, Томас, не думаешь же ты... Доктор Стокман. Чего я не думаю? Фру Стокман. Тягаться с братом, - если хочешь знать. Доктор Стокман. А какого бы черта ты хотела? Чтобы я да не постоял за то, что считаю правдой и истиной!.. Петра. Да, и я то же скажу. Фру Стокман. Ах, да ничего ты ровно не добьешься. Раз они не хотят, то ничего и не будет! Доктор Стокман. Хо-хо, Катрине! Дай только срок, увидишь, я добьюсь своего. Фру Стокман. Добьешься, пожалуй, отставки, это так. Доктор Стокман. Ну, по крайней мере выполню свой долг перед публикой... перед обществом. Я, объявленный врагом общества! Фру Стокман. А перед своей семьей, Томас? Перед нами, домашними? По-твоему, ты выполнишь этим свой долг перед теми, о ком должен заботиться? Петра. Ах, да не думай ты вечно и прежде всего, о нас, мама! (*570) Фру Стокман. Тебе легко говорить; ты в случае чего сама постоишь за себя... Вспомни о мальчиках, Томас, да подумай немножко и о самом себе... и обо мне... Доктор Стокман. Право, ты совсем спятила, Катрине! Да если бы я, как жалкий трус, согнул шею перед Петером и его проклятой шайкой, была бы у меня после этого хоть одна счастливая минута в жизни? Фру Стокман. Уж не знаю, но боже сохрани от такого счастья, какое ждет нас всех, если ты останешься без куска хлеба, без определенного дохода. Мне кажется, довольно уж мы натерпелись в былое время, вспомни об этом, Томас. Подумай, чем это все грозит. Доктор Стокман (с трудом сдерживая свое волнение и сжимая кулаки). И эти канцелярские батраки могут довести честного человека до такого положения! Разве это не ужас, Катрине? Фру Стокман. Да, просто грешно так поступать с тобой; что правда, то правда. Но, господи боже, мало ли на свете неправды, с которой приходится мириться!.. Вот мальчики, Томас, взгляни на них! Что с ними будет! Нет, нет, не может быть, чтобы у тебя хватило духу... Входят Эйлиф и Мортен с учебниками и тетрадками. Доктор Стокман. Мальчики!.. (Вдруг овладев собой, твердо и решительно.) Хоть бы весь мир провалился, я не склоню шеи под ярмо. (Направляется в свою комнату.) Фру Стокман (следуя за ним). Томас... чего же ты хочешь?.. Доктор Стокман (в дверях). Я хочу иметь право смело глядеть в глаза моим мальчикам, когда они вырастут свободными людьми. (Уходит к себе.) Фру Стокман (заливаясь слезами). Господи, спаси нас, сохрани и помилуй! Петра. Молодчина отец! Он не сдастся. Мальчики с недоумением смотрят на всех, Петра делает им знак молчать. ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Контора редакция "Народного вестника". Налево в глубине входная дверь. Направо в той же задней стене вторая дверь со стеклами, через которые видна типография. В правой стене тоже дверь. Посреди комнаты большой стол, заваленный бумагами, газетами, книгами, около него несколько кресел. Впереди, налево, окно, возле него конторка с высоким табуретом. У стола несколько кресел. По стенам стулья. Комната имеет мрачный, неприветливый вид, обстановка старая, кресла грязные и ободранные. В типографии несколько наборщиков за работой, подальше виден ручной пресс в ходу. Редактор Ховстад сидит за конторкой и пишет. Немного спустя справа входит Биллинг, держа в руках рукопись доктора Стокмана. Биллинг. Ну, скажу я!.. Ховстад (продолжая писать). Вы прочли? Биллинг (положив рукопись на конторку). Н-да, прочел. Ховстад. Что, ловко доктор бреет? Биллинг. Бреет? Да он, убей меня бог, разит наповал! Что ни слово, то прямо, скажу я, удар топора! Ховстад. Ну, этих господ с одного раза не свалишь. Биллинг. Оно так. Тогда мы начнем наносить удар за ударом, пока не свалим этот оплот власть имущих. Право, когда я читал статью, мне показалось, что я вижу приближение революции... Ховстад (оборачиваясь). Тсс... не услыхал бы Аслаксен. Биллинг (понижая голос). Аслаксен - мокрая курица, трусишка; разве это мужчина? Но на этот раз вы, надеюсь, поставите на своем? А? Ведь проведете статью доктора? Ховстад. Если только фогт не сдастся добром... Биллинг. Вот была бы досада, черт побери! (*572) Xовстад. Ну, что бы там ни вышло, мы все-таки извлечем пользу из этого дела. Не сдастся фогт на предложение доктора - все мелкие обыватели сядут ему на шею... весь союз домохозяев и прочие. А сдастся - так разойдется с целой кучей крупных акционеров курорта, которые до сих пор были надежнейшей его опорой... Биллинг. Да, да, им ведь придется раскошелиться; чертовски много денег понадобится!.. Xовстад. Да уж это хоть побожиться. А тогда заколдованный круг будет разорван, видите ли, и мы изо дня в день будем вдалбливать публике, что фогт несведущ в том-то и в том-то и что все ответственные должности в городе, все управление общественными делами должно перейти в руки свободомыслящих людей. Биллинг. Что верно, то верно, убей меня бог! Я вижу - мы накануне революции! Стук во входную дверь в глубине налево. Xовстад. Тсс! (Громко.) Войдите! Входит доктор Стокман. Ховстад идет ему навстречу. А, да это доктор! Ну?.. Доктор Стокман. Печатайте, господин Ховстад. Ховстад. Кончилось-таки этим? Биллинг. Ура! Доктор Стокман. Печатайте, говорю. Конечно, этим кончилось. Сами того захотели. Теперь закипит война в городе, господин Биллинг. Биллинг. Не на живот, а на смерть, надеюсь, господин доктор! Доктор Стокман. Доклад мой - лишь начало. У меня в голове еще четыре-пять статей. Где тут у вас Аслаксен? Биллинг (кричит в типографию). Аслаксен, зайдите-ка сюда на минуточку! Ховстад. Еще четыре-пять статей, говорите? Все о том же? Доктор Стокман. Н-нет, куда, милый мой! Совсем о других предметах. Но исходными пунктами остаются водопровод и клоака. Одно тянет за собой другое, пони-(*573) маете? Словно, когда начинаешь ломать старое строение, точь-в-точь. Биллинг. Вот, убей меня бог, верно. Никак не остановиться, пока не снесешь долой всю рухлядь. Аслаксен (входя из типографии). Долой? Не собирается же доктор снести долой водолечебницу? Ховстад. И не думает. Успокойтесь! Доктор Стокман. Нет, дело идет совсем о другом!.. Ну, так что же вы скажете о моей статье, господин Ховстад? Ховстад. По-моему, изложено мастерски. Доктор Стокман. Не правда ли?.. Ну, очень рад, очень рад. Ховстад. Так все просто, ясно, вразумительно, не нужно быть и специалистом, чтобы понять, в чем дело. Смею сказать, все просвещенные люди будут на вашей стороне. Аслаксен. И рассудительные, полагаю? Биллинг. И рассудительные и безрассудные! Я думаю, почти весь город. Аслаксен. Ну, так, верно, можно ее напечатать. Доктор Стокман. Полагаю! Ховстад. Завтра же утром пускаем ее. Доктор Стокман. Да, черт побери, нельзя терять ни единого дня. Слушайте, господин Аслаксен, вот о чем я хотел вас попросить: вы уж займитесь рукописью сами. Аслаксен. Займусь, займусь. Доктор Стокман. Берегите пуще глаза. И чтобы ни единой опечатки. Там каждое слово важно. А я еще заверну, авось успею немножко проглядеть корректуру... Да, просто выразить не могу, как я жажду видеть свой доклад в печати... как он полетит в свет... Биллинг. Вылетит, как молния! Доктор Стокман. ...на суд всех здравомыслящих сограждан. О, вы представить себе не можете, чему я подвергся сегодня. Мне грозили и тем и сем, хотели лишить меня самых моих неотъемлемых, ясных, как день, человеческих прав!.. Биллинг. Что? Ваших человеческих прав? (*574) Доктор Стокман. Хотели унизить меня, сделать из меня подлеца, требовали, чтобы я поставил личные выгоды выше самых своих кровных, священнейших убеждений... Биллинг. Это уж чересчур, убей меня бог! Xовстад. Ну, от этих господ можно всего ожидать. Доктор Стокман. Да нет, не на таковского напали. Увидят черным по белому... Теперь я брошу якорь в "Народном вестнике" и каждый божий день буду осыпать их своими статьями-гранатами. Аслаксен. Послушайте, однако... Биллинг. Ура! Война так война! Доктор Стокман. Я их пригну к земле, раздавлю, снесу их укрепления на глазах у всех здравомыслящих людей. Вот что я сделаю! Аслаксен. Но, пожалуйста, соблюдайте умеренность, господин доктор, стреляйте, да в меру. Биллинг. Нет, нет! Не скупитесь на динамит! Доктор Стокман (невозмутимо продолжает). Теперь дело не только в водопроводе да клоаке, видите ли. Нет, надо очистить, дезинфицировать всю нашу общественную жизнь... Биллинг. Вот оно, всеразрешающее слово! Доктор Стокман. Всех этих стариков-пачкунов с их заплатками... долой, понимаете! Долой отовсюду! Сегодня передо мной открылись такие безграничные горизонты!.. Я еще не вполне ясно вижу все, но я сумею разобраться. Нам нужны молодые, свежие знаменосцы, друзья мои, новые командиры на всех передовых постах! Биллинг. Слушайте, слушайте! Доктор Стокман. И если только действовать дружно - все пойдет как по маслу! Оборудуем весь переворот так гладко, как корабль спускают на воду. Вы не верите? Ховстад. Я со своей стороны верю, что у нас теперь все шансы на передачу общественного кормила в надлежащие руки. Аслаксен. Ежели только мы будем соблюдать умеренность, то я отнюдь не думаю, чтобы это было опасно. (*575) Доктор Стокман. На черта ли тут думать, опасно или не опасно! То, что я делаю, я делаю во имя правды и по чистой совести. Ховстад. Вы заслуживаете всяческой поддержки, господин доктор. Аслаксен. Да уж, спору нет, доктор - истинный друг города, подлинный друг общества. Биллинг. Доктор Стокман, убей меня бог, - друг народа, Аслаксен! Аслаксен. Я полагаю, союз домохозяев скоро подхватит это словечко. Доктор Стокман (растроганно пожимает им руки). Спасибо, спасибо, дорогие, верные друзья мои!.. Мне так отрадно слышать это... Брат мой назвал меня совсем иначе. Ну, и верну же я ему это с лихвой, честное слово! А теперь надо пойти навестить одного беднягу... Я заверну опять, как сказал. Так, пожалуйста, хорошенько сверяйте с рукописью, господин Аслаксен. И, ради бога, не пропустите ни единого восклицательного знака. Лучше прибавьте парочку... Ну, так прощайте. До свидания! До свидания! Взаимные приветствия, пока доктора провожают до дверей. Ховстад (возвращаясь). Он может оказать нам неоценимые услуги. Аслаксен. Да, пока только он будет ограничиваться этой историей с водолечебницей. А ежели пойдет дальше, не посоветую следовать за ним. Ховстад. Гм... все зависит от... Биллинг. Черт знает, все-то вы трусите, Аслаксен! Аслаксен. Трушу?! Да, когда дело касается местных властей, я трушу, господин Биллинг. Я недаром прошел школу опыта, скажу я вам. Но пустите-ка меня в большую политику, тогда посмотрим, струшу ли я... хотя бы пред самим правительством. Биллинг. Разумеется, вы не трусливого десятка, но вот то-то и есть, вы сами себе противоречите. Аслаксен. Я человек с совестью, вот в чем дело. Ежели нападаешь на правительство, обществу от этого никакого вреда, да и тем господам ничего не сделается, ви-(*576) дите ли, - они сидят крепко. А местные власти свалить можно, и тогда, пожалуй, у кормила станут неопытные, несведущие люди - к непоправимому вреду для домохозяев и прочих обывателей. Ховстад. А воспитание граждан путем участия в самоуправлении, об этом вы не думаете? Аслаксен. Коли у человека есть свое дело в руках, так где же ему думать обо всем зараз, господин Ховстад. Ховстад. Так пусть у меня никогда не будет никакого своего дела! Биллинг. Слушайте!.. Слушайте! Аслаксен (с улыбкой). Гм... (Указывает на конторку.) На этом редакторском табурете сидел до вас амтман Стенсгор. Биллинг (плюется). Тьфу! Перебежчик! Ховстад. Я не флюгер и никогда им не буду. Аслаксен. Политический деятель ни за что ручаться не может, господин Ховстад. А вам, господин Биллинг, тоже, кажется, не мешало бы поубавить парусов, - вы ведь добиваетесь места секретаря магистрата. Биллинг. Я?.. Ховстад. Вы, Биллинг? Биллинг. Ну, то есть... Вы же, черт возьми, понимаете, что я только хотел позлить этих премудрых отцов города. Аслаксен. Да меня-то, конечно, все это не касается. Но раз меня укоряют в трусости и в противоречиях, так я вот что желаю поставить на вид: политическое прошлое типографщика Аслаксена открыто всем и каждому. Со мной никаких других перемен не приключалось, кроме той, что я стал еще умереннее, видите ли. Сердце мое по-прежнему принадлежит народу, но я не стану скрывать, что разум мой склоняется на сторону властей... то есть местных... да. (Уходит в типографию.) Биллинг. Нельзя ли нам как-нибудь сплавить его, Ховстад? Ховстад. А вы знаете кого-нибудь другого, кто возьмет на себя все предварительные расходы на бумагу и печать? (*577) Биллинг. Чертовски скверно, что у нас нет оборотного капитала. Ховстад (садясь за конторку). Да, будь у нас... Биллинг. А если бы мы обратились к доктору Стокману? Ховстад (перелистывая бумаги). А что толку? У него ровно ничего нет. Биллинг. Так, но у него хорошая заручка - старик Мортен Хиль, "барсук", как его прозвали. Ховстад (пишет). Вы наверное знаете, что у Хиля есть кое-что? Биллинг. Убей меня бог, коли нету! И кое-что из этого, верно, перепадет семье Стокман. Не забудет же он обеспечить... хотя бы детей. Ховстад (вполоборота к нему). Вы на этом и строите свои расчеты? Биллинг. Строю? Разумеется, я ни на чем ничего не строю. Ховстад. И хорошо делаете. И на это секретарство в магистрате вам бы тоже не следовало рассчитывать. Могу вас заверить, вы его не получите. Биллинг. А вы думаете, я этого не знаю? Но то-то и хорошо, что я его не получу. Такой отказ может только разжечь охоту бороться, подлить масла в огонь, а это весьма кстати в нашем захолустье, где редко что заденет тебя за живое! Ховстад (продолжая писать). Так, так. Биллинг. Ну... они скоро обо мне услышат!.. Пойду теперь составлять воззвание к домохозяевам. (Уходит в комнату направо.) Ховстад (сидя за конторкой, грызет ручку и медленно произносит). Гм... да-а, так. Стук во входную дверь. Войдите. Входит Петра. (Встает.) Ах, это вы?.. Зашли к нам! Петра. Да, извините... Ховстад (подвигая ей кресло). Не присядите ли? Петра. Нет, благодарю, я сейчас уйду. (*578) Xовстад. Вы с поручением от вашего отца? Петра. Нет, я по своему делу. (Вынимает из кармана пальто книгу.) Вот тот английский рассказ. Xовстад. Зачем же вы его отдаете назад? Петра. Я не буду его переводить. Ховстад. Да вы же так определенно обещали!.. Петра. Я тогда еще не прочла его. Да и вы сами, верно, тоже? Ховстад. Нет, вам известно, я не знаю английского языка, но... Петра. Хорошо, так вот я и скажу вам: поищите что-нибудь другое. (Кладет книгу на стол.) Это совсем не для "Народного вестника". Ховстад. Почему же? Петра. Потому что идет совершенно вразрез с вашими взглядами. Ховстад. Ну, из-за этого-то одного... Петра. Вы меня, кажется, не совсем поняли. Тут речь идет о том, как сверхъестественные силы покровительствуют так называемым "добрым" людям и все устраивают для них в конце концов к лучшему, а так называемые "злые" несут кару. Ховстад. Да это же как раз отлично, как раз во вкусе большой публики. Петра. И вы будете пичкать ее подобными произведениями? Сами вы ничему такому не верите. И отлично знаете, что в действительности так не бывает. Ховстад. Вы совершенно правы. Но редактор не всегда волен поступать, как ему желательно. Часто приходится считаться со вкусами и мнениями публики... в менее важных вещах. Главное дело ведь политика... для газеты, по крайней мере; и если я хочу вести публику к свободе и прогрессу, мне нельзя запугивать ее. Увидав такой нравоучительный рассказ в "подвальном этаже" газеты, она охотнее поддастся тому, что печатается у нас в верхних. Доверие читателей к нам таким способом укрепляется. Петра. Фу! Не может быть, чтобы вы расставляли своим читателям такие тенета: не паук же вы! (*579) Ховстад (улыбаясь). Спасибо за хорошее мнение обо мне. Оно и правда, это, собственно, не мое рассуждение, а Биллинга. Петра. Биллинга? Ховстад. По крайней мере он так выразился на днях. Биллингу и не терпится поместить этот рассказ, а я его не знаю. Петра. Да как же Биллинг... со своими независимыми взглядами... Ховстад. О, Биллинг такой разносторонний человек. Теперь он, говорят, добивается места секретаря магистрата... Петра. Не верю, Ховстад! Как мог он пойти на это? Ховстад. А уж это вы его самого спросите. Петра. Вот чего никогда бы не подумала про Биллинга! Ховстад (пристально глядя на нее). Да? Разве это для вас такая неожиданность? Петра. Да. Или, пожалуй, все-таки... нет. Ах, в сущности, не знаю... Ховстад. Мы, газетные строчилы, народ н