Генрик Ибсен. Кукольный дом --------------------------------------------------------------- ЕТ DUKKEHJEM, 1879 Перевод А. и П. Ганзен Публикуется по собранию сочинений в 4-тт., М.:Искусство, 1957. Электронная версия подготовлена Волковой А.В. Origin: "Словесник" Ў http://www.slovesnik.ru/Zarlit/ibsen_kd1.phtml --------------------------------------------------------------- ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Адвокат Хельмер. Нора, его жена. Доктор Ранк. Фру Линне. Частный поверенный Крогстад. Трое маленьких детей четы Хельмер. Анна-Мария, их нянька. Служанка в доме Хельмера. Посыльный. Действие происходит в квартире Хельмера. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ (*375) Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер. В печке огонь. Зимний день. В передней звонок. Немного погодя слышно, как дверь отпирают. Из передней в комнату входит, весело напевая, Нора, в верхней одежде, нагруженная ворохом пакетов и свертков, которые она складывает на стол направо. Дверь в переднюю остается открытой, и там виднеется посыльный, принесший елку и корзину, которые он отдает служанке, отворившей дверь. Н о р а. Хорошенько припрячь елку, Элене. Дети не должны увидеть ее раньше вечера, когда она будет украшена. (Посыльному, вынимая портмоне.) Сколько? П о с ы л ь н ы й. Пятьдесят эре! Н о р а. Вот крона... Нет, оставьте себе все. Посыльный кланяется и уходит. Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим, довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько штучек. Осторожно идет к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается. Да, он дома. (Снова напевает, направляясь к столу.) X е л ь м е р (из кабинета). Что это, жаворонок запел? Н о р а (развертывая покупки). Он самый. X е л ь м е р. Белочка там возится? Н о р а. Да! X е л ь м е р. Когда же белочка вернулась? (*376) Н о р а. Только что. (Прячет мешочек с печеньем в карман и обтирает себе губы.) Поди сюда, Торвальд, погляди, чего я накупила! X е л ь м е р. Постой, не мешай. (Немного погодя открывает дверь и заглядывает в комнату, держа перо в руке.) Накупила, говоришь? Все это?.. Так птичка опять улетала сорить денежками? Н о р а. Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немножко раскутиться. Это ведь первое рождество, что нам нет нужды так стеснять себя. X е л ь м е р. Ну и мотать нам тоже нельзя. Н о р а. Немножко-то можно! Правда? Самую чуточку! Тебе ведь положили теперь большое жалованье, и ты будешь зарабатывать много-много денег. X е л ь м е р. Да, с нового года. Но выдадут мне жалованье только через три месяца. Н о р а. Пустяки! Можно занять пока. X е л ь м е р. Нора! (Подходит и шутливо берет ее за ушко.) Опять наше легкомыслие тут как тут. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши - и готово. Н о р а (закрывая ему рот рукой). Фу! Не говори таких гадких вещей. X е л ь м е р. Нет, ты представь себе подобный случай,- что тогда? Н о р а. Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно - есть у меня долги или нет. Х е л ь м е р. Ну, а для людей, у которых я бы занял? Н о р а. Для них? А чего о них думать! Ведь это же чужие! Х е л ь м е р. Нора, Нора, ты еси женщина! Но серьезно, Нора, ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Никаких долгов! Никогда не занимать! На домашний очаг, основанный на займах, на долгах, ложится какая-то некрасивая тень зависимости. Продержались же мы с тобой, храбро до сегодняшнего дня, так уж потерпим и еще немножко, - недолго ведь. Н о р а (отходя к печке). Да что же, как хочешь, Торвальд. (*377) Х е л ь м е р (за нею). Ну, ну, вот птичка и опустила крылышки. А? Белочка надулась. (Вынимает портмоне.) Нора, как ты думаешь, что у меня тут? Н о р а (оборачиваясь, живо). Деньги! Х е л ь м е р. Вот тебе! (Подает ей несколько бумажек.) Господи, я ведь знаю, мало ли в доме расходов на праздниках. Н о р а (считая). Десять, двадцать, тридцать, сорок. Спасибо, спасибо тебе, Торвальд. Теперь мне надолго хватит. Х е л ь м е р. Да, уж ты постарайся. Н о р а. Да, да, непременно. Но поди сюда, я тебе покажу, что я накупила. И как дешево! Гляди, вот новый костюм Ивару и сабля. Вот лошадка и труба Бобу. А вот кукла и кукольная кроватка для Эмми. Простенькие, но она все равно их скоро поломает. А тут на платья и передники прислуге. Старухе Анне-Марии следовало бы, конечно, подарить побольше... Х е л ь м е р. А в этом пакете что? Н о р а (вскакивая). Нет, нет, Торвальд! Этого тебе нельзя видеть до вечера! Х е л ь м е р. Ну-ну! А ты вот что скажи мне, маленькая мотовка, что ты себе самой присмотрела? Н о р а. Э, мне ровно ничего не надо. Х е л ь м е р. Разумеется, надо! Назови же мне теперь что-нибудь такое разумное, чего бы тебе больше всего хотелось. Н о р а. Право же, не надо. Или послушай, Торвальд... Х е л ь м е р. Ну? Н о р а (перебирая пуговицы его пиджака и не глядя на него). Если уж ты хочешь подарить мне что-нибудь, так ты бы... ты бы... Х е л ь м е р. Ну, ну, говори же. Н о р а (быстро). Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях и купила себе на них что-нибудь. Х е л ь м е р. Нет, послушай, Нора... Н о р а. Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело? (*378) Х е л ь м е р. А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками? Н о р а. Знаю, знаю, - мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А? Х е л ь м е р (улыбаясь). Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что-нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться. Н о р а. Ах, Торвальд... Х е л ь м е р. Тут спорить не приходится, милочка моя! (Обнимает ее.) Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка. Н о р а. Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю, сколько могу. Х е л ь м е р (весело). Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь. Н о р а (напевает и улыбается). Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд! Х е л ь м е р. Ты маленькая чудачка! Две капли воды - твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добудешь - глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора. Н о р а. Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств! Х е л ь м е р. А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты... у тебя... как бы это сказать? У тебя какой-то подозрительный вид сегодня. Н о р а. У меня? Х е л ь м е р. Ну да. Погляди-ка мне прямо в глаза. Н о р а (глядит на него). Ну? Х е л ь м е р (грозя пальцем). Лакомка не кутнула сегодня немножко в городе? Н о р а. Нет, что ты! (*379) Х е л ь м е р. Будто уж лакомка не забегала в кондитерскую? Н о р а. Но уверяю тебя, Торвальд... Х е л ь м е р. И не отведала варенья? Н о р а. И не думала. Х е л ь м е р. И не погрызла миндальных печений? Н о р а. Ах, Торвальд, уверяю же тебя... Х е л ь м е р. Ну-ну-ну! Естественно, я просто шучу... Н о р а (идя к столу направо). Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор. Х е л ь м е р. Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово. (Подходя к ней.) Ну, оставь при себе свои маленькие рождественские секреты, моя дорогая Нора. Они, верно, всплывут наружу сегодня же вечером, когда будет зажжена елка. Н о р а. Ты не забыл пригласить доктора Ранка? Х е л ь м е р. Не приглашал. Да это и не нужно. Само собой, он ужинает у нас. Впрочем, я еще успею ему напомнить: он зайдет до обеда. Вино я заказал хорошее. Нора, ты не поверишь, как я радуюсь сегодняшнему вечеру. Н о р а. И я! А дети-то как будут рады, Торвальд! Х е л ь м е р. Ах, какое наслаждение сознавать, что ты добился верного, обеспеченного положения, что у тебя будет теперь солидный доход. Не правда ли, приятное сознание? Н о р а. О, чудесно! Х е л ь м е р. А помнишь прошлое рождество? Ты целые три недели затворялась у себя по вечерам и до поздней ночи все мастерила цветы и какие-то другие прелести для елки, которыми хотела всех нас поразить. У-у, скучнее времени я не запомню. Н о р а. Я-то вовсе не скучала. Х е л ь м е р (с улыбкой). Но толку-то вышло немного, Нора. Н о р а. Ты опять будешь меня дразнить этим? Что же я могла поделать, если кошка забралась и все разодрала в куски! Х е л ь м е р. Ну, разумеется, ничего не могла поделать, моя бедняжечка. Ты от всей души хотела нас всех порадовать, и в этом вся суть. Но хорошо все-таки, что эти тугие времена прошли. (*380) Н о р а. Да, прямо чудесно! X е л ь м е р. Не нужно больше ни мне сидеть одному и скучать, ни тебе портить свои милые, славные глазки и нежные ручки... Н о р а (хлопая о ладоши). Не правда ли, Торвальд, не нужно больше? Ах, как чудесно, восхитительно слышать это! (Берет его под руку.) Теперь я расскажу тебе, как я мечтаю устроиться, Торвальд. Вот, как только праздники пройдут... Звонок в передней. Ах, звонят! (Прибирает немного в комнате.) Верно, кто-нибудь к нам. Досадно. X е л ь м е р. Если кто-нибудь в гости, меня нет дома, помни. С л у ж а н к а (в дверях передней). Барыня, там незнакомая дама. Но р а. Так проси сюда. С л у ж а н к а (Хельмеру). И доктор. X е л ь м е р. Прямо ко мне прошел? С л у ж а н к а. Да, да. Xельмер уходит в кабинет. Служанка вводит фру Линне, одетую по-дорожному, и закрывает за нею дверь. Ф р у Л и н н е (смущенно, с запинкой). Здравствуй, Нора. Н о р а (неуверенно). Здравствуйте... Ф р у Л и н н е. Ты, видно, не узнаешь меня? Н о р а. Нет. Не знаю... Да, кажется... (Порывисто.) Как! Кристина... Неужели ты?! Ф р у Л и н н е. Я. Н о р а. Кристина! А я-то не узнала тебя сразу! Да и как было... (Понизив голос.) Как ты переменилась, Кристина! Ф р у Л и н н е. Еще бы. За девять-десять долгих лет... Н о р а. Неужели мы так давно не видались? Да, да, так и есть. Ах, последние восемь лет - вот, право, счастливое было время!.. Так ты приехала сюда, к нам в город? Пустилась в такой длинный путь зимой! Храбрая! Ф р у Л и н н е. Я сегодня только приехала с утренним пароходом. (*381) Н о р а. Чтобы повеселиться на праздниках, конечно. Ах, как славно! Ну и повеселимся же! Да ты разденься. Тебе ведь не холодно? (Помогает ей.) Вот так. Теперь усядемся поудобнее около печки. Нет, ты в кресло! А я на качалку! (Берет ее за руки.) Ну вот, теперь опять у тебя твое прежнее лицо. Это лишь в первую минуту... Хотя немножко ты все-таки побледнела, Кристина, и, пожалуй, немножко похудела. Ф р у Л и н н е. И сильно, сильно постарела, Нора. Н о р а. Пожалуй, немножко, чуть-чуть, вовсе не очень. (Вдруг останавливается и переходит на серьезный тон.) Но какая же я пустоголовая - сижу тут, болтаю! Милая, дорогая Кристина, прости меня! Ф р у Л и н н е. В чем дело, Нора? Н о р а (тихо). Бедная Кристина, ты же овдовела. Ф р у Л и н н е. Три года назад. Н о р а. Да, я знаю. Я читала в газетах. Ах, Кристина, поверь, я столько раз собиралась написать тебе в то время, да все откладывала, все что-нибудь мешало. Ф р у Л и н н е. Милая Нора, я отлично понимаю. Н о р а. Нет, это было гадко с моей стороны, Кристина. Ах ты, бедняжка, сколько ты, верно, перенесла. И он не оставил тебе никаких средств? Ф р у Л и н н е. Никаких. Н о р а. Ни детей? Ф р у Л и н н е. Ни детей. Н о р а. Ничего, стало быть? Ф р у Л и н н е. Ничего. Даже ни горя, ни сожалений, чем можно было бы питать память. Н о р а (глядя на нее недоверчиво). Но как же это может быть, Кристина? Ф р у Л и н н е (с горькой улыбкой, гладя Нору по голове). Иногда бывает, Нора. Н о р а. Значит, одна-одинешенька. Как это должно быть ужасно тяжело. А у меня трое прелестных детей. Сейчас ты их не увидишь. Они гуляют с нянькой. Но ты непременно расскажи мне обо всем... Ф р у Л и н н е. Нет, нет, нет, рассказывай лучше ты. Н о р а. Нет, сначала ты. Сегодня я не хочу быть эгоисткой. Хочу думать только о твоих делах. Но одно все-таки (*382) мне надо сказать тебе. Знаешь, какое счастье привалило нам на днях? Ф р у Л и н н е. Нет. Какое? Н о р а. Представь, муж сделался директором Акционерного банка! Ф р у Л и н н е. Твой муж? Вот удача!.. Н о р а. Невероятная! Адвокатура - это такой неверный хлеб, особенно если желаешь браться только за самые чистые, хорошие дела. А Торвальд, разумеется, других никогда не брал, и я, конечно, вполне с ним согласна. Ах, ты понимаешь, как мы рады. Он вступит в должность с Нового года и будет получать большое жалованье и хорошие проценты. Тогда мы сможем жить совсем по-другому, чем до сих пор, - вполне по своему вкусу. Ах, Кристина, у меня так легко стало на сердце, я так счастлива! Ведь это же чудесно иметь много-много денег и не знать ни нужды, ни забот. Правда? Ф р у Л и н н е. Да, во всяком случае, должно быть чудесно иметь все необходимое. Н о р а. Нет, не только необходимое, но много-много денег. Ф р у Л и н н е (улыбаясь). Нора, Нора! Ты все еще не стала благоразумнее! В школе ты была большой мотовкой. Н о р а (тихо посмеиваясь). Торвальд и теперь меня так зовет. (Грозя пальцем.) Однако "Нора, Нора" не такая уж сумасбродка, как вы воображаете... Нам, право, не так жилось, чтобы я могла мотать. Нам обоим приходилось работать! Ф р у Л и н н е. И тебе? Н о р а. Ну да, разные там мелочи по части рукоделья, вязанья, вышиванья и тому подобного. (Вскользь.) И... кое-что еще. Ты ведь знаешь, что Торвальд оставил службу в министерстве, когда мы поженились? Не было никаких видов на повышение, а зарабатывать ведь надо было больше прежнего. Ну, в первый год он работал сверх всяких сил. Просто ужасно. Ему приходилось брать всякие добавочные занятия - ты понимаешь - и работать с утра до вечера. Ну и не выдержал, захворал, был при смерти, и доктора объявили, что необходимо отправить его на юг. (*383) Ф р у Л и н н е. Вы и провели тогда целый год в Италии? Н о р а. Ну да. А не легко было нам подняться с места, поверь. Ивар тогда только что родился. Но ехать все-таки было необходимо. Ах, что это была за чудная, дивная поездка! И Торвальд был спасен. Но сколько денег пошло - страсть, Кристина! Ф р у Л и н н е. Могу себе представить. Н о р а. Тысяча двести специй-далеров.* Четыре тысячи восемьсот крон. Большие деньги. Ф р у Л и н н е. Да, но, во всяком случае, большое счастье, если есть где взять их в такое время. Н о р а. Надо тебе сказать, мы получили их от папы. Ф р у Л и н н е. А, так. Да, кажется, отец твой как раз тогда и умер. Н о р а. Да, как раз тогда. И подумай, я не могла поехать к нему, ходить за ним. Я со дня на день ждала малютку Ивара. И вдобавок у меня на руках был мой бедный Торвальд, чуть не при смерти. Милый, дорогой папа! Так и не пришлось мне больше свидеться с ним, Кристина. Это самое тяжелое горе, что я испытала замужем. Ф р у Л и н н е. Я знаю, ты очень любила отца. Так, значит, после этого вы отправились в Италию? Н о р а. Да. Деньги ведь у нас были, а доктора гнали... Мы и уехали через месяц. Ф р у Л и н н е. И муж твой вернулся вполне здоровым? Н о р а. Совершенно! Ф р у Л и н н е. А... доктор? Н о р а. То есть? Ф р у Л и н н е. Кажется, девушка сказала, что господин, который пришел со мной вместе, - доктор. Н о р а. А-а, это доктор Ранк. Но он приходит не с врачебным визитом. Это наш лучший друг, и уж хоть разок в день, да наведается к нам. Нет, Торвальд с тех пор ни разу не прихворнул даже. И дети бодры и здоровы, и я. (Вскакивая и хлопая в ладоши.) О господи, Кристина, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой! Нет, это просто отвратительно с моей стороны - я говорю все только о себе. (Садится на скамеечку рядом с фру Линне и кладет руки ей на колени.) Ты не сердись на меня!.. Скажи, (*384) правда это: ты в самом деле не любила своего мужа? Зачем же ты вышла за него? Ф р у Л и н н е. Мать моя была еще жива, но такая слабая, беспомощная, не вставала с постели. И еще у меня были на руках два младших брата. Я и не сочла себя вправе отказать ему. Н о р а. Да, да, пожалуй, ты права. Значит, он был тогда богат? Ф р у Л и н н е. Довольно состоятелен, кажется. Но дело его было поставлено непрочно. И когда он умер, все рухнуло и ничего не осталось. Н о р а. И?.. Ф р у Л и н н е. И мне пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще чем придется. Эти три последних года тянулись для меня, как один долгий, сплошной рабочий день без отдыха. Теперь он кончился, Нора. Моя бедная мать не нуждается во мне больше - умерла. И мальчики стали на ноги, сами могут о себе заботиться. Н о р а. Так у тебя теперь легко на душе... Ф р у Л и н н е. Не скажу. Напротив, страшно пусто. Не для кого больше жить. (Встает в волнении.) Оттого я и не выдержала там у нас, в медвежьем углу. Тут, верно, легче будет найти, к чему приложить силы и чем занять мысли. Удалось бы мне только получить какую-нибудь постоянную службу, какую-нибудь конторскую работу... Н о р а. Ах, Кристина, это так ужасно утомительно, а у тебя и без того такой измученный вид. Тебе бы лучше поехать куда-нибудь на купанья. Ф р у Л и н н е (отходя к окну). У меня нет папы, который бы снабдил меня деньгами на дорогу, Нора. Н о р а (вставая). Ах, не сердись на меня! Ф р у Л и н н е (идя к ней). Милая Нора, ты на меня не сердись. Хуже всего в моем положении то, что в душе осаждается столько горечи. Работать не для кого, а все-таки приходится хлопотать и всячески биться. Жить ведь надо, вот и становишься эгоисткой. Ты сейчас рассказала мне о счастливой перемене ваших обстоятельств, а я - поверишь - обрадовалась не столько за тебя, сколько за себя. (*385) Н о р а. Как так? Ах, понимаю: ты думаешь, Торвальд может что-нибудь сделать для тебя? Ф р у Л и н н е. Я это подумала. Н о р а. Он и сделает, Кристина. Предоставь только все мне. Я так тонко-тонко все подготовлю, придумаю что-нибудь такое особенное, чем задобрить его. Ах, я бы от души хотела помочь тебе. Ф р у Л и н н е. Как это мило с твоей стороны, Нора, что ты так горячо берешься за мое дело... Вдвойне мило с твоей стороны, - тебе самой так мало знакомы житейские заботы и тяготы. Н о р а. Мне? Мне они мало знакомы? Ф р у Л и н н е (улыбаясь). Ну, боже мой, какие-то занятия рукоделием и тому подобное... Ты дитя, Нора! Н о р а (закидывая голову и прохаживаясь по комнате). Тебе бы не следовало говорить со мной таким тоном. Ф р у Л и н н е. Да? Н о р а. И ты - как другие. Вы все думаете, что я не годна ни на что серьезное... Ф р у Л и н н е. Ну-ну? Н о р а. Что я ровно ничего такого не испытала в этой трудной жизни. Ф р у Л и н н е. Милая Нора, ты же только что поведала мне все свои испытания. Н о р а. Э, пустяки одни! (Тихо.) Главного я тебе не рассказала. Ф р у Л и н н е. Главного? Что ты хочешь сказать? Н о р а. Ты все смотришь на меня свысока, Кристина. А это напрасно. Ты гордишься, что несла такой тяжелый, долгий труд ради своей матери... Ф р у Л и н н е. Я, право, ни на кого не смотрю свысока. Но верно - я горжусь и радуюсь, вспоминая, что мне выпало на долю облегчить остаток дней моей матери. Н о р а. Ты гордишься также, вспоминая, что сделала для братьев. Ф р у Л и н н е. Мне кажется, я вправе. Н о р а. И мне так кажется. Но вот ты послушай, Кристина. И мне есть чем гордиться, чему радоваться. Ф р у Л и н н е. Не сомневаюсь! Но в каком смысле? (*386) Н о р а. Говори тише. Вдруг Торвальд услышит! Ему ни за что в мире нельзя... Никому нельзя знать об этом, Кристина, никому, кроме тебя. Ф р у Л и н н е. Да в чем дело? Н о р а. Поди сюда. (Привлекает ее на диван рядом с собой.) Да, видишь... и мне есть чем гордиться, чему радоваться. Это я спасла жизнь Торвальду. Ф р у Л и н н е. Спасла? Как спасла? Н о р а. Я же рассказывала тебе о поездке в Италию. Торвальд не выжил бы, если бы не попал на юг. Ф р у Л и н н е. Ну да. И твой отец дал вам нужные средства. Н о р а (с улыбкой). Это Торвальд так думает и все другие, но... Ф р у Л и н н е. Но... Н о р а. Папа не дал нам ни гроша. Это я достала деньги. Ф р у Л и н н е. Ты? Всю эту крупную сумму? Н о р а. Тысячу двести специй. Четыре тысячи восемьсот крон. Что ты скажешь? Ф р у Л и н н е. Но как это возможно, Нора? Выиграла в лотерею, что ли? Н о р а (презрительно). В лотерею! (Фыркает.) Это была бы не штука! Ф р у Л и н н е. Так откуда же ты взяла их? Н о р а (напевая и таинственно улыбаюсь). Гм! Тра-ля-ля-ля! Ф р у Л и н н е. Не могла же ты занять. Н о р а. Вот? Почему так? Ф р у Л и н н е. Да жена ведь не может делать долгов без согласия мужа. Н о р а (закидывая голову). Ну, если жена немножко смыслит в делах, если жена понимает, как нужно умненько взяться за дело, то... Ф р у Л и н н е. Нора, я решительно ничего не понимаю. Н о р а. И не надо тебе понимать. Я ведь и не сказала, что заняла деньги. Могла же я добыть их другим путем. (Откидывается на спинку дивана.) Могла получить от (*387) какого-нибудь поклонника. При такой привлекательной наружности, как у меня... Ф р у Л и н н е. Ты сумасбродка. Н о р а. Теперь тебе, верно, безумно хотелось бы все узнать, Кристина? Ф р у Л и н н е. Послушай, милая Нора, ты не выкинула чего-нибудь безрассудного? Н о р а (выпрямляясь на диване). Разве безрассудно спасти жизнь своему мужу? Ф р у Л и н н е. По-моему, безрассудно, если ты без его ведома... Н о р а. Да ведь ему нельзя было ни о чем знать! Господи, как ты этого не понимаешь? Он не должен был и подозревать, в какой он опасности. Это мне доктора сказали, что жизнь его в опасности, что одно спасение - увезти его на юг. Ты думаешь, я не пыталась сначала всячески выпутаться? Я заводила разговоры о том, что и мне хотелось бы побывать за границей, как другим молодым дамам. Я и плакала, и просила; говорила, что ему не худо бы помнить о моем "положении", что теперь надо всячески мне угождать; намекала, что можно занять денег. Так он почти рассердился, Кристина. Сказал, что у меня ветер в голове и что его долг, как мужа, не потакать моим капризам и прихотям, - так он, кажется, выразился. Хорошо, хорошо, думаю я, а спасти тебя все-таки нужно, и нашла выход... Ф р у Л и н н е. И твой муж так и не узнал от твоего отца, что деньги были не от него? Н о р а. Так и не узнал. Папа ведь умер как раз в эти дни. Я-то хотела было посвятить его в дело и просить, чтобы он не выдавал меня. Но он был уже так плох - и мне, к сожалению, не понадобилось прибегать к этому. Ф р у Л и н н е. И ты до сих пор не призналась мужу? Н о р а. Нет, боже избави, что ты! Он такой строгий по этой части. И кроме того, с его мужским самолюбием... Для него было бы так мучительно, унизительно узнать, что он обязан мне чем-нибудь. Это перевернуло бы вверх дном все наши отношения. Наша счастливая семейная жизнь перестала бы тогда быть тем, что она есть. Ф р у Л и н н е. И ты никогда ему не скажешь? (*388) Н о р а (подумав и слегка улыбаясь). Да... когда-нибудь, пожалуй... когда пройдет много-много лет и я уж не буду такая хорошенькая. Ты не смейся. Я, разумеется, хочу сказать: когда я уже не буду так нравиться Торвальду, как теперь, когда его уже не будут развлекать мои танцы, переодевания, декламации. Тогда хорошо будет иметь какую-нибудь заручку... (Обрывая.) Вздор, вздор, вздор! Этого никогда не будет!.. Ну, что же ты скажешь о моей великой тайне, Кристина? Гожусь я на что-нибудь? Ты не думай, что это дело не причиняет мне больших забот. Мне, право, иногда совсем не легко бывает оправдывать в срок свои обязательства. В деловом мире, скажу я тебе, существует взнос процентов по третям и взносы в погашение долга, как это называется. А деньги всегда ужасно трудно добывать. Вот и приходилось экономить на чем только можно... понимаешь? Из денег на хозяйство я не могла особенно много откладывать - Торвальду нужен был хороший стол. И детей нельзя было одевать кое-как. Что я получала на них, то целиком на них и уходило. Милые мои крошки Ф р у Л и н н е. Так тебе, верно, приходилось отказывать себе самой, бедняжка? Н о р а. Понятно. Ведь я же была больше всех заинтересована! Торвальд даст, бывало, мне денег на новое платье и тому подобное, а я всегда истрачу только половину. Все подешевле да попроще покупала. Счастье еще, что мне все к лицу и Торвальд никогда ничего не замечал. Но самой-то мне иной раз бывало не легко, Кристина. Ведь это такое удовольствие хорошо одеваться! Правда? Ф р у Л и н н е. Пожалуй. Н о р а. Ну, были у меня, конечно, и другие источники. Прошлой зимой повезло, я получила массу переписки. Каждый вечер запиралась у себя в комнате и писала, писала до поздней ночи. Ах, иной раз до того, бывало, устанешь! Но все-таки ужасно приятно было сидеть так и работать, зарабатывать деньги. Я чувствовала себя почти мужчиной. Ф р у Л и н н е. Но сколько же тебе таким путем удалось выплатить? Н о р а. Вот уж не могу сказать тебе в точности. В таких делах, видишь ли, очень трудно разобраться. Знаю (*389) лишь, что выплачивала столько, сколько мне удавалось сколотить. Но часто у меня прямо руки опускались. (Улыбаясь.) Тогда сяду, бывало, и начну себе представлять, что вот в меня влюбился богатый старик... Ф р у Л и н н е. Что? Какой старик? Н о р а. Ах, никакой!.. Что он умирает, его завещание вскрыто, и там крупными буквами написано: "Все мои деньги получает немедленно и чистоганом любезнейшая фру Нора Хельмер". Ф р у Л и н н е. Но, милая Нора, что же это за старик? Н о р а. Господи, как ты не понимаешь? Никакого старика и не было вовсе. Это просто одно мое воображение. Я просто тешила себя этим, когда не знала, где добыть денег. Ну да бог с ним совсем, с этим скучным стариком. Теперь мне все равно. Не нужно мне больше ни его, ни его завещания. Теперь у меня нет забот, Кристина! (Вскакивает.) О господи, какая прелесть! Подумать только: никаких забот! Не знать ни забот, ни хлопот! Жить себе да поживать, возиться с детишками! Обставить свой дом так красиво, изящно, как любит Торвальд. А там, подумай, не за горами и весна, голубое небо, простор. Может быть, удастся прокатиться куда-нибудь. Пожалуй, спять увидеть море! Ах, право, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой! В передней слышен звонок. Ф р у Л и н н е (встает). Звонят. Мне, пожалуй, лучше уйти. Н о р а. Нет, оставайся. Сюда вряд ли кто придет. Это, верно, к Торвальду... С л у ж а н к а (в дверях передней). Извините, барыня, тут один господин желает поговорить с господином адвокатом. Н о р а. То есть с директором банка, хочешь ты сказать. С л у ж а н к а. С господином директором. Но я не знаю, - ведь там доктор... Н о р а. А что это за господин? К р о г с т а д (в дверях). Это я, фру Хельмер. Фру Линне, пораженная, вздрагивает и отворачивается к окну. (*390) Н о р а (делая шаг к вошедшему, с волнением, понизив голос). Вы? Что это значит? О чем вы хотите говорить с моим мужем? К р о г с т а д. О банковских делах, в некотором роде. Я занимаю маленькую должность в Акционерном банке, а ваш муж будет теперь нашим директором, как я слышал... Н о р а. Значит... К р о г с т а д. По личному делу, фру Хельмер. Ничего больше. Н о р а. Так будьте добры пройти к нему в кабинет. (Равнодушно кланяется, затворяет дверь в прихожую, за тем подходит к печке посмотреть, хорошо ли она топится.) Ф р у Л и н н е. Нора... кто это был? Н о р а. Частный поверенный Крогстад. Ф р у Л и н н е. Значит, действительно он. Н о р а. Ты знаешь этого человека? Ф р у Л и н н е. Знавала... Несколько лет тому назад. Он ведь одно время вел дела в наших краях. Н о р а. Да, правда. Ф р у Л и н н е. Как он изменился! Н о р а. Он, кажется, был очень неудачно женат. Ф р у Л и н н е. Теперь ведь он вдовец? Н о р а. С кучей детей... Ну вот, разгорелось. (Закрывает дверцу печки и слегка отодвигает в сторону качалку.) Ф р у Л и н н е. Он, говорят, занимается самыми разными делами? Н о р а. Да. Очень возможно. Я совсем не знаю. Но довольно нам думать о делах. Это скучно. Из кабинета Хельмера выходит доктор Ранк. Д о к т о р Р а н к (еще в дверях). Нет, нет, я не хочу мешать. Я лучше загляну к твоей жене. (Затворяет за собою дверь и замечает фру Линне.) Ах, извините! Я и тут, кажется, помешаю. Н о р а. Ничуть. (Представляет их друг другу.) Доктор Ранк - фру Линне. Р а н к. Вот как. Это имя я частенько слышал здесь в доме. Кажется, я обогнал вас на лестнице, когда шел сюда. (*391) Ф р у Л и н н е. Да!.. Я поднимаюсь очень медленно. Мне трудно... Р а н к. Ага... Маленькая порча внутреннего механизма? Ф р у Л и н н е. Скорее простое переутомление. Р а н к. Только? Так, верно, приехали в город отдохнуть... бегая по гостям? Ф р у Л и н н е. Я приехала сюда искать работы. Р а н к. Что же, это особенно верное средство от переутомления? Ф р у Л и н н е. Жить ведь надо, доктор. Р а н к. Да, как-то принято думать, будто это необходимо. Н о р а. Ну, знаете, доктор!.. И вы ведь тоже не прочь пожить. Р а н к. Ну да, положим. Как мне ни плохо, я все-таки готов жить и мучиться как можно дольше. И все мои пациенты тоже. И все нравственные калеки то же самое. Сейчас вот один такой сидит у Хельмера... Ф р у Л и н н е (тихо). А!.. Н о р а. Кого вы имеете в виду? Р а н к. Частного поверенного Крогстада, человека, о котором вы ничего не знаете. У него подгнили самые корни характера, сударыня. Но и он там начал твердить, как нечто непреложное, что и ему надо жить. Н о р а. Да? О чем же он пришел говорить с Торвальдом? Р а н к. Право, не знаю. Слышал только что-то насчет Акционерного банка. Н о р а. Я не знала, что Крог... что этот частный поверенный Крогстад причастен к банку. Р а н к. Да, он занимает там какую-то должность. (Фру Линне.) Не знаю, водятся ли и в ваших краях такого сорта люди, которые, точно в горячке, шныряют, повсюду, разнюхивая, не пахнет ли где нравственною гнилью, чтобы затем быть на виду для определения на какую-нибудь выгодную должность. Здоровым же приходится смиренно оставаться за флагом.. Ф р у Л и н н е. Да ведь больные-то больше всего и нуждаются в попечении. (*392) Р а н к (пожимая плечами). Вот то-то и оно-то. Благодаря таким взглядам общество и превращается в больницу. Нора, занятая собственными мыслями, вдруг заливается негромким смехом и хлопает в ладоши. А вы что смеетесь над этим? Знаете ли вы, в сущности, что такое общество? Н о р а. Очень мне нужно ваше скучное общество! Я совсем другому смеюсь... Ужасно забавно! Скажите, доктор, теперь все служащие в этом банке подчинены Торвальду? Р а н к. Так это-то вас так ужасно забавляет? Н о р а (улыбаясь и напевая). Это уж мое дело. Мое дело. (Прохаживается по комнате.) Да, в самом деле, ужасно приятно подумать, что мы... то есть Торвальд приобрел такое влияние на многих, многих людей. (Вынимает из кармана мешочек.) Р а н к. Те-те-те! Миндальное печенье! Я думал, это у вас запретный плод. Н о р а. Да, но это Кристина мне принесла немножко. Ф р у Л и н н е. Что?.. Я?.. Н о р а. Ну-ну-ну, не пугайся. Ты же не могла знать, что Торвальд запретил. Надо тебе сказать, он боится, что я испорчу себе зубы. Но что за беда - разочек! Правда, доктор? Извольте! (Сует ему в рот печенье.) Вот и тебе, Кристина. И мне можно одну штучку, маленькую, или уж две, так и быть. (Прохаживается опять.) Да, я, право, бесконечно счастлива. Одного только мне бы ужасно хотелось еще... Р а н к. Ну? Чего же это? Н о р а. Ужасно бы хотелось сказать при Торвальде одну вещь. Р а н к. Так что же вы не скажете? Н о р а. Не смею. Это гадко. Ф р у Л и н н е. Гадко? Р а н к. В таком случае не советую. Но при нас можно смело... Ну, что же это вам так ужасно хотелось бы сказать при Хельмере? Н о р а. Ужасно хотелось бы сказать: черт подери! (*393) Р а н к. Что вы, что вы! Ф р у Л и н н е. Помилуй, Нора! Р а н к. Скажите. Вот он идет. Н о р а (пряча мешочек с печеньем). Тсс-тсс-тсс! Хельмер, с перекинутым через руку пальто и держа в другой руке шляпу, выходит из кабинета. (Идя к нему.) Ну, милый, спровадил его? Х е л ь м е р. Да, ушел. Н о р а. Позволь тебя познакомить. Это Кристина, приехала сюда в город... Х е л ь м е р. Кристина?.. Извините, но я не знаю... Н о р а. Фру Линне, милый, фру Кристина Линне! Х е л ь м е р. Ах, вот что! По-видимому, подруга детства моей жены? Ф р у Л и н н е. Да, мы старые знакомые. Н о р а. И представь себе, она пустилась в такой дальний путь, чтобы поговорить с тобой. Х е л ь м е р. То есть как это? Ф р у Л и н н е. Не то, чтобы собственно... Н о р а. Кристина как раз отличная конторщица, и ей страшно хочется попасть на службу к дельному человеку, чтобы еще поучиться побольше... Х е л ь м е р. Весьма разумно, сударыня. Н о р а. И когда она узнала, что ты назначен директором банка, - об этом было в газетах, - она сию же минуту полетела сюда... Правда, Торвальд, ты ради меня ведь сделаешь что-нибудь для Кристины? А? Х е л ь м е р. Да, возможно. Вы, вероятно, вдова? Ф р у Л и н н е. Да. Х е л ь м е р. И опытны в конторском деле? Ф р у Л и н н е. Да, порядочно. Х е л ь м е р. Так весьма вероятно, что я могу доставить вам место... Н о р а (хлопая в ладоши). Видишь, видишь! Х е л ь м е р. Вы явились как раз в удачную минуту, сударыня. Ф р у Л и н н е. О, как мне вас благодарить! Х е л ь м е р. Не за что. (Надевает пальто.) Но сегодня вы уж извините меня... (*394) Р а н к. Погоди, и я с тобой. (Приносит из передней свою шубу и греет ее перед печкой.) Н о р а. Только не замешкайся, милый Торвальд! Х е л ь м е р. С час, не больше. Н о р а. И ты уходишь, Кристина? Ф р у Л и н н е (надевая пальто). Да, надо пойти приискать себе комнату. Х е л ь м е р. Так, может быть, выйдем вместе? Н о р а (помогает фру Линне). Какая досада, что у нас так тесно, нет никакой возможности... Ф р у Л и н н е. Что ты! Кто же об этом думает! Прощай, дорогая Нора, и спасибо тебе за все. Н о р а. Прощай пока. Вечером ты, само собой, опять придешь. И вы, доктор. Что? Если будете хорошо себя чувствовать? Ну, конечно, будете. Только закутайтесь хорошенько. Все выходят, прощаясь и болтая, в переднюю. С лестницы доносятся детские голоса. Это они! Они! (Бежит и открывает наружную дверь.) Входит нянька Анна-Мария с детьми. Входите! Входите! (Наклоняется и целует детей.) Ах вы, милые мои, славные! Погляди на них, Кристина! Ну не милашки ли? Р а н к. Болтать на сквозняке воспрещается! Х е л ь м е р. Идемте, фру Линне. Теперь тут впору оставаться одним мамашам. Доктор Ранк, Хельмер и фру Линне уходят; Анна-Мария входит с детьми в комнату; Нора тоже входит в комнату, затворяя дверь в переднюю. Н о р а. Какие вы свеженькие и веселые. И какие румяненькие щечки! Прямо словно яблочки, розанчики!.. Так весело было? А, это отлично. Да? Ты катал на салазках и Боба и Эмми? Обоих зараз? Подумай! Молодец мальчуган мой Ивар!.. Нет, дай ее подержать, Анна-Мария! Дорогая моя, милая куколка! (Берет у няньки младшую девочку и кружится с нею.) Да, да, мама потанцует и с Бобом! Что? В снежки играли? Ах, жаль, что меня с вами (*395) не было... Нет, оставь, я сама их раздену, Анна-Мария. Дай, пожалуйста, мне самой, - это так весело. Там тебе кофе оставлен на печке. Нянька уходит в дверь налево. Нора раздевает детей, разбрасывая куда попало их верхние вещи и продолжая болтать с ними. Вот как? Большая собака гналась за вами? А не укусила?.. Нет, собаки не кусают таких славных, крохотных куколок... Ни-ни! Не заглядывать в свертки, Ивар! Что там?.. Да знали бы вы, что там! Нет, нет! Это бяка!.. Что? Играть хотите? Как же мы будем играть? В прятки? Ну, давайте в прятки. Первый пусть Боб спрячется... Ах, мне? Ну, хорошо, я первая. Начинается игра, сопровождаемая смехом и весельем; прячутся и в этой комнате и в соседней направо. Наконец Нора прячется под стол; дети шумно врываются в комнату, ищут мать, но не могут сразу ее найти, слышат ее заглушенный смех, бросаются к столу, поднимают скатерть и находят. Полный восторг. Нора высовывается, как бы желая испугать их. Новый взрыв восторга. Тем временем стучат во входную дверь. Никто этого не замечает. Тогда дверь из передней приотворяется и показывается Крогстад. Он выжидает с минуту. Игра продолжается. К р о г с т а д. Извините, фру Хельмер... Н о р а (с легким криком оборачивается и полуприподнимается). А! Что вам? К р о г с т а д. Извините. Входная дверь стояла непритворенной. Забыли, верно, закрыть. Н о р а (встав). Мужа нет дома, господин Крогстад. К р о г с т а д. Знаю. Н о р а. Ну... так что же вам угодно? К р о г с т а д. Поговорить с вами. Н о р а. Со... (Детям тихо.) Ступайте к Анне-Марии. Что? Нет, чужой дядя ничего худого не сделает маме. Когда он уйдет, мы поиграем еще. (Выводит детей в комнату налево и запирает за ними дверь. С беспокойством, напряженно.) Вы хотите поговорить со мной? К р о г с т а д. Да, хочу. Н о р а. Сегодня?.. Но ведь у нас еще не первое число... К р о г с т а д. Нет, у нас сочельник. И от вас самой зависит устроить себе веселые праздники. (*396) Н о р а. Что же вам нужно? Я совсем не могу сегодня... К р о г с т а д. Об этом мы пока не будем говорить. О другом. У вас, верно, найдется свободная минута? Н о р а. Гм... да, конечно, найдется, хотя... К р о г с т а д. Хорошо. Я сидел внизу в ресторане Ульсена и видел, как ваш муж прошел по улице... Н о р а. Да, да. К р о г с т