ах свидетель, - никогда даже в мыслях, - не посмею я сделать что-то плохое человеку, который подарил мне Серех." Он часто оборачивался назад, пытаясь встретиться взглядом с кочевницей. Она шла позади Джехола опустив голову., но держалась еще более упрямо, чем раньше. Заходящее солнце окрасило лежащие перед ними скалы, у подножия которых протекала река, и руины древнего города на их вершине - в пылающий красный цвет. - Аллах, о Аллах! - сказал Урос. - О Всевышний! - воскликнул Мокки. - О Милосердный! - прошептала Серех. Долго стояли они там, восхищенные этим зрелищем. Затем Урос направил коня вперед, на склон, протоптанный бесчисленным количеством ног и копыт, проходящий между скальным массивом и рекой. Дорога шла вверх, параллельно мощному течению реки. Но вот она стала более пологой, и вода потекла спокойней. В этот момент перед ними открылся вид на долину Бамьяна. Путешествующие остановились вновь. Перед ними лежал огромный оазис: и на высоте три тысячи метров, он казался чудом и нереальным видением. Сверкающие речки пересекали его, везде виднелись маленькие рассыпанные кишлаки: деревья, поля, огороды и фруктовые сады покрывали эту зеленую, плодородную долину. Мирные стада, подгоняемые пастухами, тянулись по его дорогам, а так же и караваны ищущие с приближением ночи, места для привала. От скрытых за деревьями домами, поднимался в небо дымок. Они приближались к Бамьяну и прибавили шагу: желание, найти как можно быстрее хороший постоялый двор, где можно было бы наконец основательно отдохнуть, заставлял их торопиться, несмотря на усталость. Но они остановились еще раз: в скале, возле которой пролегал их путь, они заметили огромное углубление: не природа создала его, а рука человека. Оно было квадратным, закругляясь вверху, образовывая свод. Оттуда смотрело на них гигантское существо. Его тело занимало всю эту каменную пещеру, в высоту он был как три сторожевые башни, поставленные друг на друга. Только его голова занимала весь верхний свод. Его овал был мягок, кругл, но само лицо было отбито. Но лоб бросал живые отсветы из полутьмы ниши. Урос, Мокки и Серех знали - ведь уже столетиями бродячие рассказчики, путешественники и хозяева караванов, донесли до всех частей Афганистана, что в Бамьяне есть гигантская статуя, которую называют, так, как зовется один из древних богов - а именно - Будда. Но из-за долгого пути и усталости, всем троим этот гигант показался только устрашающим, огромным исполином и больше ничем. - Нет бога, кроме Аллаха! - храбро закричал исполину Урос. - Воистину так, воистину так! - воскликнули Мокки и Серех одновременно. И все они, - словно три муравья у ног великана - прошли у его ног дальше. Совсем скоро, за стеной тополей, открылся вид на поселок. Дома - низкие кубики из глины и соломы- выстроились в ряд, вдоль дороги: ремесленные мастерские и лавки. Постоялый двор найти было легко, он был намного больше и шире, чем обычная чайхана и предлагал большее удобство. Урос взял комнату для себя одного, а Джехолу досталось место в конюшне. - Я хочу, чтобы за этим конем, присматривали словно за принцем! - сказал Урос хозяину. Затем он тут же заснул, лишь закрыл глаза. Этой ночью он мог спать спокойно... потом такой возможности не представится еще долго... Саис нашел Серех сидевшую возле стены двора, у края веранды. Мокки сел рядом, не дотронувшись до нее. Люди из кишлака проходили мимо них, занятые своими делами. В соседнем доме зазвучал старинный граммофон , проигрывающий монотонную песню с поцарапанной пластинки. - Я была в конюшне, - зашептала Серех, - Большой бача спит возле Джехола... Сегодня ночью можно даже и не пытаться... - И в следующую тоже...Никогда больше, никакой ночью. - сказал Мокки. - Ты так сильно боишься, - прошептала Серех, - потому что вчера у нас ничего не получилось? Мокки отрицательно покачал головой: - Краденная лошадь принесет мне несчастье, - ответил он. Серех тихонько рассмеялась и погладила руку Мокки под рукавом чапана. - Я знаю все заговоры и обряды против неудач и сглаза... - Нет... Нет, ни за что, пророк мой свидетель! - громко закричал Мокки. - Успокойся, большой саис, - примирительно сказала Серех, - ты один решаешь и приказываешь. Кто я тут такая? Лишь низкая кочевница. И Мокки поверил ее тихим словам и ему стало легче. Серех заснула на женской половине, а Мокки лег на солому в конюшне. Сильный бача отделял его от Джехола, и он был рад этому. Из-за скал вышел месяц и осветил гигантскую фигуру Будды. В доме рядом, граммофон все проигрывал ту же самую, поцарапанную, пластинку. Мокки проснулся на рассвете. Он умылся возле одного из тысячи ручейков, что протекали в этой долине. Ледяная вода была такой же холодной и чистой, что и здешний воздух. И когда взошло солнце он опустился на колени для молитвы, со спокойной ясностью в сердце. Милость Аллаха была так же бесконечна, как и красота этого мира. Ему захотелось есть и он заторопился в сторону кухни, за чаем и свежими лепешками. В этот ранний час он ожидал найти там, в лучшем случае, одного из бача возле почти потухшего огня. Но каково было его удивление, когда он застал там всех, кто работал и прислуживал на постоялом дворе, и женщин и мужчин, полностью занятых работой. Одни заполняли огромный самовар из красной меди горячими углями и раздували их, другие месили и раскатывали тесто, следующие расставляли чашки и тарелки на большие подносы, варили целые горы риса, пекли бесчисленное количество пирожков, разрезали громадные арбузы, разливали в глиняные горшки кислое молоко, раскладывали виноград и очищенный миндаль по коробам для фруктов, разбивали яйца в большие миски, разделывали птицу, нанизывали куски мяса и жира на длинные, железные прутья. - Сегодня большой базар, - крикнул Мокки один из бача.- Он проходит тут два раза в неделю. - Ах, вот как...понятно...- ответил Мокки. Шум оглушил его. Между других женщин, занятых работой, он заметил Серех. Ее глаза жадно бегали от горы жареного мяса к горшкам полным кислого молока, от плова и риса, к пирожкам и сладостям - и обратно. Никогда еще не видела она столько вкусных вещей одновременно. Мокки не решился с ней поздороваться. Как только он получил свой чай, то вышел на террасу. Но там он тоже не был первым. Продавцы уже распаковывали свой товар и раскладывали его: старые часы, большие замки и ключи к ним, маленькие глиняные игрушки из Исталифа - раскрашенные красным, коричневым или голубым, - львы, козы, петушки, мужчины верхом на лошадях или верблюдах. Слепой музыкант, настраивающий свой инструмент, тоже был там: сопровождающий его десятилетний мальчик - спал рядом, положив голову на тамбурин. По старой дороге Бамьяна - главной дороге долины- пастухи гнали коз, овец, ослов и мулов; другие вели в деревню верблюдов, нагруженных коврами и тюками тканей. Мимо прошла семья джатов: глава клана вел за собой на цепочке гималайского медведя. На плечах у женщин сидели индийские обезьянки. Мокки с восхищением наблюдал за этими картинами, сменяющими друг друга. Многие люди торопились сюда отовсюду: крестьяне, торговцы, актеры. Лавки и торговые места быстро заполнились и для животных не хватало места на улицах кишлака. Бача выбежал на веранду и закричал: - Саис самой красивой лошади, что стоит в конюшне! Саис всадника со сломанной ногой! Господин зовет тебя! Во дворе он столкнулся с Серех. Глаза маленькой кочевницы сияли от возбуждения. - Ты видел, - зашептала она - какой там базар? Я сбегала туда на несколько секунд. О Аллах, какие там красивые ткани, гребни, пояса и браслеты! Ее лицо исказилось от мучительного желания иметь все эти вещи. И саис, который никогда в своей жизни не думал о деньгах, почувствовал внезапную вину, что он был так беден. Почему он не может положить все эти вещи к ногам женщины, которую любил? И он сказал отвернувшись от Серех: - Мне нужно к Уросу. Он звал меня. Воздух в комнате был спертым от запаха гнили. Сам Урос лежал на курпаче, его сильно лихорадило. - Мы уезжаем - сказал он. - Как? Немедленно? - не поверил Мокки. - Немедленно. - А покупки? Ты же знаешь у нас ничего нет, мы все потеряли в этих проклятых горах. - воскликнул Мокки. - Купим все по дороге, - возразил Урос, - Иди и седлай Джехола. - А тут сегодня как раз открылся базар. - осторожно сказал саис. - Что за базар? - О! - протянул с восторгом Мокки, - Прекрасный базар! Там есть просто все на свете! Джаты, путешествующие музыканты и рассказчики - он огромный-преогромный! Урос нетерпеливо передернул плечами, а затем грубо спросил: - А бои животных там есть? - Да, - ответил Мокки, - конечно! Я как раз видел двух больших баранов. Ужасные звери. Одного называют "Красная молния", а другого "Пятнистый шайтан". - Пятнистый шайтан и Красная молния - повторил Урос. И приказал: - Давай, мы должны прийти точно к началу первого боя. На краю кишлака начиналась крутая дорога ведущая к реке. В стороне от нее, там где земля была ровной, располагалась примитивная арена. Столбы вбитые в землю полукругом, обозначали ее границы. Сама арена поросла низкой, густой травой. В ровном заборе,- который охватывал площадь на заднем плане - находились ворота. Несколько заброшенных домов, ивы, камыши и тополя,- закрывали вид на реку, но с поворота дороги площадь была хорошо видна. У забора были разложены ковры и подушки, предназначавшиеся почетным гостям или другим уважаемым персонам. Как только Урос и Мокки пришли на площадь, то оказались окруженные плотной толпой людей. Но для них, словно сама по себе, открылась тропа сквозь нее: путешественнику все должны оказывать гостеприимство, и заботиться о больном. А господин такой великолепной лошади, и такого сильного саиса, разумеется был человеком самого высокого ранга. Мокки тщательно выбрал место на котором солнце светило бы в спину, помог Уросу спуститься с седла, усадил его на положенные друг на друга подушки, а затем увел Джехола и привязал его неподалеку. Урос вежливо поблагодарил обоих мужчин, которые отодвинулись друг от друга, чтобы освободить для него место. Оба они, без сомнения, были самыми важными гостями из всех, кто присутствовал здесь. Слева от него находился толстый, явно благодушный и дружелюбный человек, с седой, веерообразной бородой. Все что было на нем, - ткань его одежд, кожа сандалий, - говорило о его прекрасном финансовом положении. Человек справа от Уроса был одет в покрытый пятнами чапан, его лицо, испещренное оспинами, имело почти злобное выражение, а его бородка клинышком была не ухожена и в струпьях. Но чавандоз поприветствовал первым именно его. Зеленый тюрбан - знак паломничества в Мекку - возносил его намного выше всех богатых и влиятельных. - О святой человек, - сказал ему Урос - вплоть до моей родной провинции буду я возносить благодарности хадже из Бамьяна, который великодушно уступил свое место приезжему всаднику. - Если только твоя гниющая нога не убьет тебя по дороге, - ответил человек в зеленом тюрбане резким тоном - Посмотри туда! Он поднял палец к небу. Урос запрокинул голову вверх. Огромный ворон летал кругами прямо над ним - самый страшный из все знаков. В тот же момент над ним склонился саис и его лицо закрыло тень от черной птицы. - С Джехолом все в порядке, я вернулся. Урос вздохнул с облегчением. Мокки отклонил от него проклятие этой приметы. - Тебе еще что-нибудь нужно? - спросил саис. - Нет, - ответил ему Урос - Все хорошо. Затем он повернулся к соседу слева и спросил: - Не назовешь ли ты Уросу, сыну Турсена, свое имя, чтобы он мог поприветствовать тебя как полагается? - Меня зовут Амчад Хан - ответил толстяк с дружелюбным достоинством. - Прости мне, - произнес Урос, - что я не сразу поздоровался с тобой. Но это случилось, Аллах свидетель, не из-за невоспитанности или наглости. Лишь присутствие здесь этого святого человека, принудило меня поступить так... При этих словах Амчад Хан тихо рассмеялся. - Не советую тебе обращать внимание на слова Салмана Хаджи, о сын Турсена, - благосклонно ответил он Уросу, - Он говорит все, что приходит ему в голову. - Я не говорю ничего, кроме слов правды! - пролаял Хаджи. - Правды самого Али! Правды самого Али! - произнес другой, странный, низкий и грубый голос, скрипучий, как плохо смазанная дверь. Урос обернулся. Позади паломника, рядом с Мокки, стоял человек одетый в нищенские лохмотья. Он был так же высок, как и Мокки, но тощий, словно скелет. - Али, Али! - выкрикнул странный голос. Урос подумал, что эти слова относятся к святому Халифу-мученику, которого в северных провинциях люди почитали наравне с Магометом. Он помнил, что большая мечеть, с небесно-голубым куполом, стоящая в Мазари-Шарифе была построена в его честь. Неожиданный испуг отбросил его обратно на подушки. Та самая, черная птица почти коснувшись его крыльями, пролетела над ним... Огромный ворон опустился на голову тощего человека и закаркал. Его когти и клюв были ярко-красного цвета. - Не пугайся, - тихо сказал Амчад Хан Уросу, - Хассад, хозяин этого ворона, и он покрасил его клюв лаком; ему кажется, что так красивее. - Так значит, Али...это ворон? - спросил Урос. - Я тут ни при чем, - усмехнулся Амчад Хан, - Хассад убежден, что дух великого халифа живет в этой черной птице. И еще тише, добавил: - Тебе нужно только посмотреть ему в глаза...и на его худобу...понимаешь? - Хм, - ответил Урос, - понимаю одно: он любитель гашиша. - Ни одна строка в книге книг не запрещает правоверному насыщаться растениями, если он этого хочет! - рявкнул Салман Хаджи услышав его последние слова. В этот момент толпа вокруг них пришла в движение, все вставали и приветствовали кого-то. Встал даже Амчад Хан. Только двое остались сидеть на своих местах: Урос - из-за болезни, и Хаджи из-за зеленого тюрбана. Еще совсем молодой человек прошел сквозь толпу. Он был одет в европейский костюм и берет из каракулевой шерсти. Его сопровождал полицейский в униформе. - Надо же! Глава округа оказал нам честь, - сказал Салман Хаджи и лицо его скривилось, - Этот мелкий чиновник заставляет ждать паломника, совершившего хадж в Мекку. Он никогда не торопиться. О, нет, он спокоен всегда... - А к чему торопиться, святой человек? - задал ему вопрос Урос. - Я пришел сюда ради игры, вот к чему! - воскликнул тот нетерпеливо. Скрытая страстность послышалась на этот раз в его словах, а в тусклых, до сего момента, глазах - вспыхнул потаенный огонь. Поняв, что паломник, так же как и он сам, одержим демонами случая и фатума, Урос почувствовал себя более близким этому неприятному человеку, чем даже добродушному Амчад Хану, который спокойно пропускал сквозь пальцы свои дорогие четки из крупного, темно-синего лазурита. Глава округа занял место рядом с Амчад Ханом. Полицейский вытащил свой свисток. И по первому звуку, распахнулись двери двух полуразвалившихся хижин, находящихся у входа на арену, и оттуда вышли два крупных барана. Глава округа повернулся в Амчад Хану: - Два прекрасных и сильных животных, не правда ли? Урос был с ним согласен. Оба барана были одинаковой величины; на серой шерсти одного были нарисованы краской бурые полосы, а на шерсти другого синие пятна, но у обоих имелись широкие лбы и мощные закрученные рога. Салман Хаджи откинул голову назад и сказал Хассаду, гладившему перья ворона: - Они оба избалованны и ленивы. И это тоже было верно. Никто из баранов не хотел выходить на арену. Без всякой злобы смотрели они друг на друга. Первым на арену вышел тот баран, чей хозяин с большей силой тащил его наружу за рога. - О, Гамаль, ты даже более быстр, чем твой баран! - насмешливо закричали люди из толпы. - Эй, Ахмад, смотри, а твой баран-то уже спит! - Бараны...бараны...А вы не ошиблись? Я вот видел овец, так те были поопаснее! Гамаль и Ахмад одетые в одинаковые, просторные, стиранные рубахи и штаны, покраснели до краев своих аккуратно повязанных тюрбанов. Они оба были еще очень юны. И каждый, в ответ на насмешки, принялся расхваливать достоинства своего барана, так громко, как только мог. - Он умен и силен, как десять баранов вместе взятых! В бою непреклонен! Храбр, как никто другой! - Поставьте на моего барана и вы разбогатеете! - Мой баран принесет вам столько афгани выигрыша, сколько шерстинок у него на спине! Все это было, конечно же, чистейшим враньем и бахвальством. Все это знали и пастухи тоже. Но очень скоро толпа сама поверила их восхищенным словам - она желала быть обманутой. И поэтому все закричали: - К бою! К бою! Уже делались первые ставки. И Урос поймал себя на том, что он щупает пачку купюр, которые были у него в поясе. Сколько там могло быть? Он не знал. Он не любил считать. В любом случае, очень много. Осман бей и Турсен расщедрились перед его поездкой в Кабул. В столице у него не было ни времени, ни желания тратить деньги. А потом... - Какого из баранов ты выбираешь? - спросил Урос своего соседа слева. - Никакого, - сказал Амчад Хан с извиняющейся улыбкой. - Они оба принадлежат мне. Я не хочу делать на них деньги. Они лишь служат первым развлечением для всех добрых людей, что собрались здесь. - А может быть ты согласишься, чужестранец, - внезапно раздался насмешливый голос Хаджи, - что деньги глубоко верующего человека так же хороши, как и деньги богатого Хана? Урос взглянул на лицо под зеленым тюрбаном. Черты Хаджи выдавали его алчность и самоуверенность. "Он хочет не только выиграть мои деньги, он желает еще и унизить меня!" - понял он. Кровь бросилась ему в лицо и его охватило одержимое желание играть. И не о выигрыше он думал, но о борьбе с этим человеком, осмелившимся противопоставить себя ему. Он вынул из пояса часть купюр и с пренебрежением швырнул их перед собой. Салман Хаджи вытащил из складки тюрбана длинный, сшитый из шелка, кошелек, аккуратно отсчитал пять сотенных купюр и положил их рядом на ковер, который он делил с Уросом. - Ну, устраивает ли тебя ставка? - спросил он Уроса. Тот подвинул ему свои скомканные деньги, которые Хаджи тут же аккуратно разгладил и пересчитал; несколько лишних купюр он вернул Уросу назад, которые тот, не оглянувшись, передал Мокки со словами: - Это тебе на развлечения. Пастухи между делом закончили свои хвалебные гимны и Гамаль повел свое животное - к правой, а Ахмад - к левой стороне арены. - Кто должен выбирать животное? - спросил Урос. - Конечно же гость, - ответил Салман Хаджи и преувеличенно вежливо поклонился ему. Урос ничего не понимал в боевых баранах, и он бы легко отказался от этой привилегии. Поэтому он выбрал животное Гамаля, только лишь потому, что оно стояло с правой, благословенной, стороны. Глава округа махнул рукой и Ахмад с Гамалем начали пинками выталкивать баранов на арену. Только принуждение могло заставить их двигаться. Медленно начал просыпаться в них боевой дух. "Хорошего боя тут не будет, - думал Урос, - они недостаточно злобные." Но в итоге во взглядах баранах все же появилась примитивная ярость. Они опустили головы и, лоб против лба, бросились друг на друга. Раздался громоподобный удар, который толпа приветствовала возбужденными криками. Но каким бы не был сильным удар, он лишь немного оглушил животных. Секунду они мотали головами, потом взяли новый разбег и снова помчались в атаку. Урос отвернулся. Эта тупая, примитивная дикость не имела ничего общего с храбростью, умом и хитростью. Как два молота будут биться они друг о друга, пока один не прибьет другого. Который из них - не играет никакой роли. Еще один удар...И еще один... "Чем тупее, тем выносливей" - размышлял Урос. Он хотел только одного, чтобы этот скучный бой наконец-то закончился, и не важно, кто победит. Но тут что-то произошло. Удар прошел мимо. И Урос сразу же понял, почему. Один из баранов уклонился от атаки противника. "Может они не так уж глупы, как я думал?" - спросил себя Урос. Бой снова стал ему интересен. Уклонившимся от удара оказался как раз тот самый баран, на которого он поставил. Его противник, ударивший по пустоте, споткнулся и упал на колени. И Урос подумал с нетерпением : "Сейчас мой баран будет достаточно умен и атакует другого в бок, и перевернет его до того, как тот встанет на ноги." Толпа закричала опять и Ахмад пытался тоже что-то кричать, чтобы подбодрить своего барана. Напрасно. Он не шевелился. С любопытством пялился он на первые ряды зрителей и не было в его глазах ни капли от ярости или злобы, - только отупение и слабость. Его противник тем временем поднялся. Еще более злой из-за своего падения, он тут же бросился на врага. И баран Ахмада отупевший, испуганный и ошарашенный, - впал в панику. Адский шум поднялся среди зрителей: проклятия, ругань, угрозы и оскорбления звучали в адрес дезертирующего барана. Урос кусал губы. Самые злобные из них выкрикивал его сосед в зеленом тюрбане. Он орал громче всех, и у Уроса складывалось впечатление, что его ядовитые насмешки относились не столько на счет трусости животного, сколько на его собственный счет. Бледный от ярости Урос повернулся к своему соседу слева: - Прекрасный у тебя выводок. Действительно, он делает тебе честь. Ахмад Хан спокойно продолжал курить свой кальян. Он глубоко затянулся, и не выпуская дым изо рта, мягко сказал: - Я не превращаю моих животных в кровожадных зверей. Я отдаю их людям, чтобы они развлекали зрителей в начале основного боя. И иногда, если то угодно пророку, мне тоже удается развлечься. А, вот как раз, посмотри! Внезапно возмущенные голоса утихли и несмолкающий хохот пошел гулять по рядам зрителей. Люди хватались за животы и били друг друга по плечам от удовольствия, так как на арене трусливый баран помчался по кругу все быстрей и быстрей, делая дикие прыжки из стороны в сторону, а его противник, обезумев от злости, бежал за ним. Пару раз он его почти настигал, но тому все время удавалось спастись. Наконец, после нескольких, скоростных кругов по арене, преследуемый увидел оставшуюся открытой дверь, мимо которой он все это время бегал, словно слепой, и - мгновение - он юркнул в нее и скрылся. Амчад Хан повернулся к Уросу смеясь: - Смелость гонялась за трусостью. Но у трусости, как обычно, оказались самые быстрые ноги. Ты не находишь, что игра все же стоит нескольких афгани? Урос ничего не успел ответить, как скрюченная рука опустилась на его колено. - Думаю, - сказал Салман Хаджи, - что я могу взять мой выигрыш? Урос презрительно бросил ему купюры, которые тот так любовно разглаживал, и усмехнулся : - Разве же это выигрыш? Нищая вдова и то подаст тебе больше! Я прошу тебя о настоящей ставке! Которой нечего было бы стыдиться. И он бросил на ковер все свои деньги, что у него были. - Что это такое...что это значит? - спросил Салман Хаджи голосом из которого исчезли и вся язвительность, и все самодовольство. - Моя следующая ставка, - ответил Урос. Руки Салмана Хаджи, которыми он собрал брошенные купюры, слегка задрожали. - Это много, очень много денег... - произнес он. - Должно ли мне, о святой человек, говорить такому игроку как ты: чем выше ставки, тем интересней игра? Выражение с которым Урос это сказал и его взгляд - были вызывающе оскорбительны. Но Салман Хаджи его почти не слышал. В нем проснулась страстная, жадная, безумная любовь к деньгам. Он снова аккуратно разгладил свернутые купюры, расправил каждый уголок, и начал их пересчитывать, называя цифры вполголоса. - Тринадцать тысяч двести шестьдесят четыре, - промолвил он наконец с тихим стоном. Его глаза не отрываясь глядели на хрустящие купюры. - Ты понимаешь, на что ты идешь? - спросил Салман Хаджи. - Иначе я не предложил бы тебе сыграть, - ответил Урос. - Сейчас моя очередь выбирать животное, на которое я захочу поставить. Ты и это понимаешь? - Правила есть правила - сказал Урос. Салман Хаджи прикрыл лицо рукой, а потом крикнул : - Хассад, Хассад! - Я здесь, - ответил скрипучий голос за его спиной. - Мне нужен знак, - сказал Салман Хаджи. Тощий человек повернулся к своему чернокрылому спутнику, и пробормотал что-то непонятное бескровными губами. Ворон покинул свое место на его левом плече, прошелся по шее Хассада и уселся на правом. - Ну, что там? - спросил Салман Хаджи. - Взгляни сам, достопочтимый, - проскрипел Хассад. Святой человек обернулся: - Правое это - Аллах свидетель,- хороший знак! - воскликнул он. После чего повернулся к Уросу : - Ты сам этого захотел, дерзкий всадник. Никто не услышал этого замечания. Все были заняты своими собственными ставками. Лишь Мокки, который ловил каждое движение, каждое слово своего господина, понял на что Урос пошел и с чем он связался. "Если он снова проиграет, - подумалось саису - у нас не останется ни одного афгани. А нам нужна еда и одежда для самой трудной части пути" Мокки увидел, что человек в зеленом тюрбане достал из кошелька толстую пачку денег и положил ее перед собой. Как же хотелось саису закричать: "Урос, не надо! Поставь только половину, ну три-четверти! Но не больше!" Но он ничего не сказал. У него не было права его унижать. Многоголосый шум поднялся в толпе. На арену выпустили двух новых животных. И этих не надо было заставлять выходить на нее. Напротив: всеми силами хозяева пытались их удержать, с таким нетерпением хотелось каждому выйти на арену первым и разбить лоб своему врагу. Они были здесь не с пастухами, как первая пара, а со своими хозяевами, достойными, сильными, жесткими людьми, которые вырастили их и сейчас привели сюда. Эти бараны не были новичками. Они уже хорошо знали правила арены. У первого была густая белая шерсть, покрытая черными пятнами, у другого коричнево-бежевая, с ярко-рыжими полосами, которые смотрелись как полыхающее пламя. На этот раз зрители приветствовали животных бурей восторга. - Ты принц всех баранов, Пятнистый шайтан! - кричали одни. - В этой схватке победитель будет один! С Красной молнией никто не может сравниться! По этим крикам Урос понял, что оба барана знали многие бои. Возможно, что они победили уже с дюжину врагов, которых покалечили, убили, расплющили. Впервые эти знаменитые победители бились друг против друга. Какое великое, особенное событие! Оба барана, чествуемые толпой, становились все более неудержимыми, все более дикими. В ярости они рыли землю копытами. - Мне кажется, что эти двое, нравятся тебе намного больше, чем мои бараны.- обратился Амчад Хан к Уросу. И Урос ему на это сказал: - Пожалуйста, прости мне мое невежливое замечание, я сожалею от всего сердца. Но мне кажется, что и тебе наконец, тоже стало интересно. - Почему ты так решил? - спросил Амчад Хан. - Ты совсем забыл про свой кальян. Амчад Хан рассмеялся и ответил: - Ты прав, всадник из степей. Люди все таковы. Даже самый миролюбивый с интересом наблюдает за представлением, на котором присутствует сама госпожа смерть в качестве гостьи. Одно из этих животных не уйдет с арены живым. Они слишком буйные. - Да, это так, - сказал Урос, - Но кто бы ни выиграл, Пятнистый шайтан или Красная молния - любой из них стоит моей ставки. ЕДИНОРОГ Зрители все делали ставки на животных и против друг друга, в то время как оба барана недоверчиво топтались на арене, опустив головы к земле. Их хозяева стояли перед ними и время от времени массировали им ноги. Поведение животных изменилось, их тела расслабились. Доверчиво прижимались они к своим хозяевам, сами подавали им одну ногу за другой и прежде чем положить ее в руку хозяина, с любовью легонько царапали ее копытом. Нежно, словно овечки, клали они свои головы с огромными, крутыми рогами, на плечи хозяев. - Ну что, святой человек? - в конце концов сказал Урос, - ты определился с выбором? Тот не шевелился. Положив подбородок с жиденькой бородкой на руки, он наблюдал, сквозь прорези своих слишком черных глаз, за двумя баранами со всем вниманием, на которое только был способен. Ни одно из их движений не укрылось от него. Они были одинаковой величины и веса, у них был одинаковый опыт и равное количество побед; ни по их поведению, ни по их виду нельзя было заключить, какой из них сильнее. Поэтому ясно, что не их видимые качества, такие как сила, быстрота и ловкость, решат исход схватки, но их скрытые возможности - смелость, хитрость, инстинкт бойца. Судьба более чем десяти тысяч афгани зависела от этого выбора! Он не должен ошибиться. Время от времени Хаджи бросал жадный взгляд на денежные купюры, что лежали перед ним, словно ждал от них откровения и просветления. - Я жду, святой человек, - воскликнул Урос, - Другие ставки уже давно сделаны. Салман Хаджи закрыл глаза и крикнул не оборачиваясь: - Хассад! Человек-скелет склонился над зеленым тюрбаном. Салман Хаджи прошептал ему на ухо несколько слов. Хассад вновь обратился к черному ворону на своем плече, издав неясное бормотание. Тут же ворон слетел с его плеча и медленно закружил над ареной. Он сделал круг трижды. Взмахи его крыльев становились все медленнее и медленнее, пока он неподвижно не завис над бараном с рыжими полосами. Его тень почти полностью закрыла мощное тело животного. - Я выбираю Пятнистого шайтана. - заключил Салман Хаджи уверенный в победе. Мокки побледнел. И чтобы его мог слышать только Урос, он опустился за его спиной на колени и умоляюще зашептал: - Забери деньги назад... У тебя еще есть на это право...То, что они сделали, было колдовством!... Рукоятью плетки Урос с такой силой дал ему по горлу, что Мокки поверил, что сейчас же и задохнется. "Дурак, - разозлился Урос, - Он думает я сам не могу распознать злого колдовства? И расстроить его?" Под рубашкой он крепко зажал в руке кожаный амулет, что всегда носил на шее. Как только ворон сделал первый взмах крыльями, он тут же схватил его, и он его не отпустит до самого конца схватки. Глава округа поднял руку и оба хозяина отпустили своих животных проводив их едва заметным шлепком, ласковым и жестким одновременно, после чего сели на землю смотря перед собой непроницаемым взглядом. Очень осторожно стали сходится Красная молния и Пятнистый шайтан слева и справа. Ногами они прочно упирались в землю. Слегка наклонив головы, они не спускали глаз со своего противника, и казалось взглядом они измеряли силу друг друга. Не было слышно ни звука. Зрители словно окаменели, от этого страшного, великолепного, и одновременно необыкновенно напряженного зрелища. Но вот животные остановились на расстоянии в пятнадцать шагов. Лишь один миг - и они уже столкнулись лбами бросившись друг на друга так быстро, так молниеносно, что большинство зрителей поняли о произошедшей атаке только после того, как раздался оглушительный грохот рогов. И тут же бараны разбежались на еще большее расстояние и столкнулись снова. Более быстрым и более подвижным был баран с рыжими полосами. На одну секунду, на один прыжок, но все же он превосходил своего соперника, и этого хватало, чтобы получить преимущество в схватке. И вот, когда в очередной раз две головы с закрученными рогами врезались друг в друга, Пятнистого шайтана отбросило назад. Толпа издала режущий уши крик. Но черно-белый не упал на землю и даже не споткнулся. Он сохранил равновесие и не был оглушен, а остался полностью собранным. И когда Красная молния не переводя духа, кинулся на него вновь, он ловко увернулся в сторону. Его противник потерял его пролетев вдоль его бока. И тут же Пятнистый шайтан попытался неожиданно атаковать его - но тоже напрасно. Тот уже развернулся и твердо уперся в землю копытами, опустив навстречу врагу голову с крутыми рогами. Его лоб и лоб противника, казалось были сделаны из кусков гранита. Их хозяева, которые все это время не двигаясь сидели на земле, выкрикнули какую-то длинную, непонятную команду. В ту же секунду оба барана подбежали к ним. Мужчины начали ощупывать их суставы. Но тут, во время тщательного осмотра, - Красная молния вырвался из рук своего хозяина и пошел в атаку. Взыграл ли в нем его собственный боевой дух? Или он выполнял команду которую дала скрытая в его шерсти рука? Никто не мог что-то утверждать. В страхе откатился от бело-черного барана его хозяин, едва успев оттолкнуть его рукой. Но время было потеряно. Красная молния летел на врага , выставив рога вперед, и казалось, земля дрожит под его копытами, в то время как Пятнистый шайтан лишь успел отступить чуть назад для разбега. Было ясно, что голова к голове у него нет никаких шансов. И тогда, за два скачка перед атакующим, он ловко отпрыгнул влево. Но Красная молния не был так глуп, чтобы попасть дважды в одну и ту же ловушку. В середине своего стремительного бега он развернулся и со всего размаху ударил Пятнистого шайтана в плечо. Зрители заорали. Мокки почти касался щекой лица Уроса и громко кричал от радости: - Хвала пророку, твой сильнее! Ты выиграешь! Урос не слышал слов саиса, но лишь крепче сжимал амулет в своей вспотевшей руке. Удар бросил Пятнистого шайтана на землю. Его противник отбежал на необходимое расстояние, собрал все свои силы и побежал на врага, который бессильно лежал на спине... Сейчас все будет кончено. Но в последний момент Пятнистый шайтан повернулся пару раз вокруг своей оси, с быстротой и ловкостью которая была несравненна. Рога его противника ударились о пустое место на земле, где примятая трава еще хранила отпечаток его тяжелого бока. Пятнистый шайтан вскочил на ноги... оба животных ударились лбами вновь, но теперь никто не имел преимущества. Они взяли одинаковый разбег и одинаковая злоба горела в их глазах. Сила столкновения была ужасной, и все же ни один из них не отступил назад ни на шаг. Не двигаясь стояли они против друг друга. Хозяева отозвали их назад. Все тут же заметили, что Пятнистый шайтан бежит немного медленнее. Его шаг был неровный, он коротко дышал. Одни закричали, что он, должно быть, сломал себе ключицу, другие - что у него сломано колено, в то время как третьи были уверенны, что он полностью оглушен силой последнего удара, ну а все остальные кричали, что ему просто расхотелось драться. Так или иначе, но все сходились на том, что победу унесет с собой Красная молния. Пятнистый шайтан остановился перед своим хозяином. Медленно поднял он свою переднюю ногу и покачал ее из стороны в сторону. Потом он на мгновение вложил ее в руку своего хозяина и нежно вытащил ее назад. Зрители молчали, недоумевая. Когда они вновь начали говорить, то в голосах слышались лишь сомнения и неуверенность : Он искал поощрения? - Он прощался со своим хозяином? - С жизнью? - Он просит, чтобы прервали бой? - так спрашивали они друг друга. Салман Хаджи повернул свое посеревшее от гнева лицо назад и вперив злобный взгляд в Хассада, прошипел сквозь бледные губы: - Когда ворон накрыл своей тенью другого барана, это точно был знак, что он проиграет? Ты уверен, что проклятие лежит на нем, а не на Пятнистом шайтане? А Хассад ответил: - Откуда мне знать, о святой человек, как различать плохие и добрые знаки? Не я же делал паломничество в Мекку! - он опустил глаза на несколько секунд к земле и добавил умоляющим тоном: - Вы же все равно дадите мне денег, чтобы я купил траву грез, правда? Но Хаджи уже отвернулся и не думал о нем. Оба барана снова помчались в атаку друг на друга. Но тут случилось такое, что поразило даже самых опытных зрителей. На половине разбега, Пятнистый шайтан, чей бег был медленнее и тяжелее, вдруг упал на бок и вытянул вперед переднюю ногу. В тот же момент, его противник выбитый из равновесия, тоже замедлил свой бег и подошел к своему врагу осторожно и неуверенно. Белая нога Пятнистого шайтана потянулась к рыжей ноге противника и провела по ней умоляющим жестом. Крик поднявшийся в толпе был невероятным. - Он же просит пощады! - Трус! - Предатель! - Какой позор! - кричали в горе те, кто поставил на Пятнистого шайтана. - Бой до конца! - Бей без пощады! - Только настоящая победа! - Давай, Красная молния, прикончи его! - орали другие. И Урос полностью захваченный зрелищем, поддался вперед. Тут же он почувствовал неожиданную, сильнейшую боль, так что его рука разжалась сама по себе и выпустив амулет, потянулась к ноге... В то же мгновение Красная молния сделал шаг назад и опустил неумолимые рога для атаки. И в это же время Пятнистый шайтан во всей силы ударил противника лбом в нижнюю челюсть. Раздался звук ломающихся костей. Пятнистый шайтан ударил снова. Голова его врага болталась из стороны в сторону, пытаясь избежать ударов и боли. У него больше не было ни зубов , ни морды...сильный зверь жалостливо заблеял, таким надломленным, трогательным голоском, словно был маленькой овечкой. Но он все еще продолжал стоять прямо, хотя и шатался, и еще трижды пришлось ударить Пятнистому шайтану, прежде чем тот упал. Все было кончено. Победивший баран подбежал к своему хозяину и послушно протянул ему свою переднюю ногу. Толпа бушевала и неистовала, все были вне себя! Салман Хаджи схватил пачки денег, что лежали перед ним и подбросил их в воздух, словно кучу сухих листьев. Урос автоматически схватился было за амулет...и опустил руку. Позади него плакал Мокки. А рядом с ним Хассад гладил черные перья птицы, повторяя: - О, Али...Ворон, который околдовывает...О, Али, ворон, который околдовывает! Когда волнение немного улеглось, Амчад Хан шепотом обменялся несколькими словами с главой округа и тот согласно кивнул. - Подойди сюда, Аджуб! - прокричал он. Хозяин победившего барана подошел к обоим мужчинам, сопровождаемый Пятнистым шайтаном, и отвесил им полный достоинства поклон. - Влиятельный и благородный Амчад Хан и я - сказал глава округа, - сошлись во мнении, что обычные похвалы и те деньги, что ты выиграл на ставках - недостаточны, чтобы наградить человека вырастившего такое умное и храброе животное. Поэтому Амчад Хан хочет, чтобы ты выбрал из его стад двух баранов, какие тебе только понравятся. Аджуб приложил руку к сердцу и очень низко поклонился Амчад Хану. - Что же касается меня, - продолжал глава округа, - то я постановил, что с этого дня Пятнистого шайтана, будут называть "Шахом баранов Бамьянской долины"! При этих словах тюрбан Аджуба почти коснулся земли. Долго стоял он не разгибаясь. Но наконец выпрямился и счастливо улыбаясь положил правую руку на рога своего животного. - Да благословит тебя Аллах, о господин, а так же твоих детей, и детей твоих детей. Мои же никогда не забудут такого благодеяния. И толпа закричала: - Да здравствует Шах баранов Бамьянской долины! Глава округа поднял руку. Крики умолкли. - Да здравствует... - сказал он, - так же тот, кто как и положено по законам справедливости, ...- он опять сделал паузу, подождал пока воцарилась полная тишина и продолжил, - ...тот, кто захочет оспорить у него этот титул...Я говорю верно, Аджуб? И хозяин победившего барана, воскликнул: - Твоими устами говорит сама мудрость и справедливость. Мой баран, только и ждет возможности еще раз показать себя, а я сам...Я сам предлагаю как ставку, все те деньги , что он принес мне за все его бои. Аджуб замолчал, самоуверенно посмеиваясь. Глава округа повернулся к зрителям с вопросительным взглядом. Но никто не двигался, ничья рука не поднялась.