ни прибоя, ни малейшего колыхания. Словно удерживаемые каким-то незримым препятствием, ни одно из озер не смело выйти за границы своих гигантских бассейнов... В их глубинах струилась вода сквозь тысячи подземных каналов, образовывая у подножия одного озера следующий зеркальный водоем. Так течение Банди Амир миновало каждую озерную ступень за другой, вплоть до последней, которая кончалась у песчаного берега на котором сейчас стоял Урос. Он был очарован - но ни испуга не почувствовал он, ни изумления. Его упрямая вера в чудеса и правоту древних легенд тут же подсказала самое простое объяснение этому природному феномену. Великаны, демоны и колдуны силами заклятий сдвинули красные горы вместе, а духи вод поселились здесь и взяли эти озера в свое полное владение. Кто еще, кроме них, мог заставить воду не двигаться, не падать вниз, против всех законов природы? И в то самое время, как Урос размышлял над этим, возникло новое чудо. Солнце опустилось над блестящими зеркалами и окрасило их. Но каждое водное зеркало получило свой собственный цвет: пурпур - первое, синий, темно-зеленый и черный остальные. Тут же обрушились сумерки и Урос, обманутый изменчивым светом, увидел, как все озера за секунду поглотила земля. Но и тогда он не поразился, так как помнил киргизские легенды о подземном великане Кол Тависаре. "Значит он живет именно здесь, - подумал он, - а может и один из его братьев." Сияя всеми красками над озерами Банди Амир протянула свой лук гигантская радуга, она опиралась на противоположные берега зеркальных бассейнов. Но вот и она исчезла через пару мгновений. Солнце просияло еще раз, окрасило все вокруг в пылающий красный цвет, а затем утонуло в глубине вод, и они стали все одного цвета : цвета тени. И тут Уроса охватил страх. - Аллах, Аллах один властелин всех чудес! - хрипло закричал он. В эту секунду, на другой стороне озера, он увидел маленькое здание прилепившиеся к красным скалам. Здание имело маленький минарет и круглый голубой купол. - Аллах, ты услышал меня. - выдохнул Урос. И Джехол поскакал к этой мечети. Дорога ведущая к ней была широкой и ровной, больше не было никакой опасности, все волнения остались позади, - и Урос начал сдаваться своему свинцовому, тупому изнеможению... Огромные собаки призраки помчались сквозь туман. Их осветила нереальная, гигантская радуга, затем он ударился об нее, успел заметить, что она сделана из блестящих драгоценных камней, и полетел в глубокую, черную пропасть. Где-то далеко над ним заржал Джехол... Но он не успел долететь до дна каменного мешка, чьи то сильные руки подхватили его... он потерял сознание. Когда он пришел в себя, то оказался в низком, узком и длинном помещении. Те руки, что спасли его от падения, все еще держали его за плечи. Сбоку у стены стоял ряд пустых топчанов и, видимо, он сам лежал на таком же. Руки отпустили его и он услышал торопливые, удаляющиеся шаги. Яркий свет керосиновой лампы, что держали у его лица, исчез и больше не слепил его, только матовое пылание углей в широком глиняном горшке освещало комнату. "Вот почему здесь так тепло" - понял он. Человек вернулся назад, а с ним и яркий свет лампы. Он был юн, невысок, но крепкого телосложения. Он принес Уросу чай и ничего не спрашивая, сперва напоил его. Потом он заговорил и голос его был дружелюбен. - Твоя нога ужасно выглядит. Так ты не сможешь спать. - Где я? - спросил Урос. - В доме Аллаха и паломников, - ответил юноша. - Где мой конь? - Позже я позабочусь о нем. И верь, что Кутаби говорит, то он и делает. - Конь сначала. - Ну, что ж, это справедливо. Ты обязан ему больше, чем самому себе. - ответил Кутаби смеясь. Свет керосиновой лампы снова растворился в темноте. Окружающая тьма нравилась Уросу. Он чувствовал странную, тяжелую, но в то же время, приятную сонливость. Мак Гуарди Гуеджи все еще не потерял своего действия. Кутаби пришел опять. Он принес чистые полотенца, а возле топчана поставил большой кувшин горячей воды. Затем он обмыл ногу Уроса, вправил перелом и перевязал рану, так туго, как только смог. Урос терпел эту болезненную процедуру стиснув зубы: ни вскрика, ни дрожи. Ему было бесконечно стыдно, что он вынужден принимать подобные услуги от незнакомца. Лекарь, Мокки или Серех, - хорошо, это было их работой, их обязанностью. Но чтобы он вот так, перед чужим показал свои гниющие, отвратительные раны... Кутаби поднял лампу и осветил его лицо: - Ты не потерял сознание от боли. И даже не двигался. Да наградит тебя Аллах за твое мужество. - Я просто привык к этому вонючему мясу, - ответил Урос презрительно, - Но вот ты? Кутаби засмеялся: - О, твоя нога благоухает словно тысячи роз, по сравнению с ранами прокаженных о которых я забочусь. Это страшное слово обеспокоило Уроса на мгновение. Он хотел было спросить, как Кутаби может быть с ними связан, но не сделал этого. Усталость была сильна. Боли ослабли. Лишь свет лампы был слишком ярок. - Убери лампу прочь, - пробормотал он и тут же заснул. - Убери отсюда эту проклятую лампу - повторил Урос недовольно. Было светло и жарко. Он нехотя открыл открыл глаза: солнечный свет заполнил всю узкую комнату и пробился дальше, в круглое помещение лишенное окон. Урос встряхнул свою память: мечеть, Кутаби... Значит он проспал больше двенадцати часов. Но он чувствовал себя разбитым. Ему хотелось пить и он решил позвать Мокки. Но куда же подевался саис? Холодный страх закрался ему в душу: а если он заблудился? Если он не найдет его? Значит все усилия, все игры со смертью были напрасны... Откуда-то снаружи до него донеслись голоса двух мужчин, беседующих друг с другом. Он очень хорошо слышал их через тонкие стены мечети. Один из них, без сомнения, был Кутаби, а другой... - Мокки! Мокки! - закричал Урос с радостью и облегчением. Дверь отворилась и Мокки подскочил к Уросу одним прыжком. - Ты жив! - воскликнул он, - Хвала Аллаху! Ты жив! - Вот уж действительно, два брата не могли бы обрадоваться друг другу больше! - улыбаясь воскликнул Кутаби, и облокотился на створку двери. Мокки и Урос посмотрели друг на друга еще раз, но на этот раз холодно и жестко. Мужчины наконец вспомнили, почему они так боялись друг друга потерять. - Как ты меня нашел? - обратился Урос к саису. - Тут нет другого пути к озерам Банди Амир. А потом я увидел на берегу следы Джехола. Просто ты скакал очень быстро, нам пришлось сделать привал по дороге сюда. - Я хочу есть и пить. - Чай скоро будет готов, Серех кипятит воду. Потом она испечет лепешки и приготовит для тебя плов, - бормотал Мокки , потихоньку отходя к выходу. Обернувшись в последний момент, он увидел, как Кутаби наклонился над Уросом, чтобы помочь ему сесть. - О, только не ты! - тут же возмущенно закричал Мокки, - Убери от него свои медвежьи лапы! Он подбежал к Уросу и приподнял его сам, при этом он легонько ощупал его рубаху на груди, именно там , где были пачки денег. Урос вздохнул с облегчением. Жизнь опять вошла в свое привычное русло. - Какой ты хороший саис, - уважительно произнес Кутаби, - Когда болел мой отец, я тоже не разрешал никому из чужих ухаживать за ним, и заботился о нем сам., - он тяжело вздохнул, - После его смерти, моя мать вернулась назад, в свой родной кишлак, а я остался тут и вот, стараюсь как можно лучше следить за всем, что мне доверили. Вернулся Мокки с большим подносом в руках. - Никогда еще ты не пил такого прекрасного чая! - подобострастно воскликнул он. - Выпей сначала сам, - чуть усмехаясь ответил ему Урос. Он не забывал о ядовитых травах кочевницы, и когда был готов плов, он так же пригласил обоих мужчин разделить с ним трапезу. - Знаешь ли ты дорогу, что ведет к степям севера? - спросил он Кутаби, в то время как последний погружал пальцы в горячий рис. - Странники, что приходят оттуда, - правда, их очень мало, - рассказывали мне о ужасной тропе через скалы. Не думаю, чтобы лошадь могла там пройти. - Джехол пройдет. - Конечно, хозяин знает своего коня лучше других, - неуверенно заметил Кутаби, но потом кивнул, - я провожу вас до ее начала. Он облизнул пальцы и продолжал: - Сегодня уже поздно. До наступления ночи вы не успеете пройти ее до конца, и это будет верная смерть для всех вас. Решай сам: или ты направишься туда сейчас и разобьешь лагерь на ночь возле ущелья, или отправишься утром , на рассвете, но проведешь еще одну ночь под моей крышей. Урос чувствовал себя неважно, был все еще очень слаб, и решил, что и Джехолу тоже надо бы хорошо отдохнуть. - Я с радостью принимаю твое предложение, Кутаби. Благодарю тебя. Лицо Кутаби просияло от радости: - Ты не можешь себе представить, как ты меня осчастливил, - произнес он, - Одиночество, трудно переносимая вещь, даже в таком святом месте. - Но разве сюда не приходят люди? - Какие люди! - воскликнул Кутаби и безнадежно махнул рукой, - Чужаки из стран неверных, со своими гудящими и вонючими машинами! Представляешь, они даже не знают нашего языка! Одеты - страшно смотреть! Приезжают сюда, едят какую-то ужасную еду из железных коробок, и пьют то, что запретил пророк! Вот какие тут бывают люди! - Кутаби опустил голову ниже и добавил чуть мягче, - Ну и еще прокаженные приходят сюда. - Прокаженные? - воскликнул Мокки удивленно, - Что им здесь нужно? - С древности говорят, что воды Банди Амир имеют силу исцелять от болезней. - И ты уже видел, как кто-нибудь исцелился? - спросил его Урос. - Нет,- ответил юноша, - Нет. Они приходят, уходят и никогда больше не возвращаются. Урос потянулся к Кутаби, схватил его за ворот чапана и зашептал срывающимся голосом: - Скажи мне...именем Аллаха... как ты думаешь...поможет ли...моей ноге..? Кутаби стушевался и прикрыв глаза ответил неуверенно: - Как знать? Ведь все в руках всемогущего Аллаха... И все трое посмотрели в сторону круглой комнаты, на полу которой лежало несколько убогих молитвенных ковриков. - Вынеси меня наружу, - сказал Урос. Был полдень, солнце стояло в зените, и в его ярком, резком свете таинственные воды озер сияли разными красками. Неся Уроса на руках, как ребенка, Кутаби перечислял имена озер, которые закрепились за ними столетия тому назад: - Зульфикар, - кивая в сторону одного тихо шептал Кутаби,- а это Пудина... Панхир... Хайбат... Гуламан. Кутаби положил больного на самом краю берега. - Уверен, что во всем мире нет больше таких красивых озер - зашептал Урос. - Очень может быть, - согласился с ним Кутаби, - Сам Хасрат-и-Али, великий святой, произнес над этими водами волшебные заклинания и остановил их течение навсегда. Поэтому они - самое настоящее чудо. - Хасрат-и-Али, - повторил Урос тихо и как-то задумчиво. Мокки рассеяно вслушивался в их разговор. Время от времени он оборачивался: там, позади, между скалами, в небо поднимался тонкий дымок. Там стояла палатка. Там была Серех. - Скажи нам, Кутаби, - заговорил он наконец, - есть ли возле озер какой-нибудь поселок? - Только один единственный, - ответил юный сторож, и указал рукой вдаль, - Вон там, совсем высоко. Когда озера замерзают, жители приходят сюда по льду. Моя мать тоже живет там, и когда нибудь я возьму себе из этого кишлака жену. Если, конечно, Аллах даст мне достаточно денег, чтобы заплатить за невесту. - Кто служит ему так преданно, как ты, того он наградит непременно, - ободрил его Урос. - Да услышит твои слова Аллах, - вздохнул Кутаби. Солнце грело нещадно и по лицу Уроса, страдающего от лихорадки, покатились бусинки пота.. - Да. Пусть он меня услышит...- прошептал он. От легкого ветра по воде пошла рябь. Аромат, который он принес с собой, был так свеж, неуловим и прян, что казалось, запахи всех мыслимых и немыслимых трав, цветов и деревьев, смешались в нем. - Что это? Откуда? - поразился Урос. - Это от корней растений, что растут в воде, - ответил Кутаби, - Все пять озер благоухают ими. - Ну, что ж, - решился Урос, - посмотрим , принесет ли это мне пользу. Кутаби опустился перед Уросом на колени, обхватил его руками, словно ребенка и опустил в воду его больную ногу. - Да пребудет с тобой пророк, - сказал он. В ту же секунду раздался такой дикий крик, что Мокки подскочил на месте, только Кутаби не был ничуть удивлен, так хорошо он знал причину. - Что с тобой? Что такое? - закричал Мокки с круглыми от ужаса глазами. - Ничего...ничего...- прохрипел Урос в ответ. - Холод, - пояснил Кутаби, - Попробуй сам. Мокки опустил палец в воду и тут же отдернул его. - Эти озера никогда не согреваются, - закончил Кутаби. Урос прошептал скрипя зубами: - Как...как долго? - Пока сможешь терпеть. Вдох, выдох. Еще один вдох. Уросу казалось, что он весь превратился в сплошной кусок льда. - Хватит, - выдавил он наконец. Чуть согревшись под солнечными лучами, но все еще дрожа, он спросил Кутаби: - А прокаженные долго остаются в воде? - Это совсем другое дело, - ответил юноша, - У них отмирает кожа и отпадает сама по себе. Они вообще ничего не чувствуют. Урос колебался некоторое время, но потом все-таки решился и спросил вновь: - Скажи...они... тебе очень противны? Кутаби задумался на минуту. Он хотел дать Уросу честный и ясный ответ. - Нет. Правда нет. Они так несчастны... Несчастнее всех моих несчастий вместе взятых. Урос задрожал снова. Посмотрев на его посиневшие губы Кутаби заторопился: - Теперь тебе нужно в постель. И горячего чаю. И одеял. - с этими словами он подхватил его на руки и понес назад к мечети. Мокки же направился к Серех, которая ждала его у палатки. - Мы отправляемся завтра , на рассвете. Пойдем по очень опасной тропе, если минуем ее, то вечером будем уже в степи. Серех хотела что то сказать, но Мокки сам озвучил ее мысли: - Но Урос ее не увидит. ПОСЛЕДНИЙ БАРЬЕР Пять озер Банди Амир неярко отражали свет предрассветных сумерек. Мокки подвел к дверям оседланного и взнузданного Джехола, позади него остановилась Серех, держа за уздечку серого мула, - двери открылись и из них вышел Кутаби с двумя тонкими одеялами. Он аккуратно сложил их и положил под седло. - Это для твоего господина. Они ему понадобятся, он очень плохо спал этой ночью. - сказал он и потупив взгляд добавил упавшим голосом, - Нога у него распухла... Кутаби и Мокки подхватили Уроса и посадили в седло. Даже сквозь ткань чапана ощущался жар его тела. Путешествующие пошли вдоль берега. Светлело очень быстро. Восходящее солнце осветило красноватые скалы мягким светом утра и его лучи высветили странные фигуры и существа, которые природа скрывала под видом скал и камней. Они походили на огромные статуи и скульптуры. Урос смотрел на них во все глаза, и наконец спросил Кутаби: - Эти каменные исполины выросли здесь за одну ночь? - Они стоят тут тысячи лет, - ответил сторож мечети, - Позавчера ты не мог их заметить. Было уже темно. Миновав пляж Кутаби повел их направо, по дороге идущей в гору. Статуи сопровождали их. Они стояли по краям пути,- некоторые гордые, некоторые презрительно-надменные. Последней была маленькая девочка. Ее черты четко проступали сквозь каменистую породу скал, истерзанных ветром. Но вот скалы разошлись в стороны и они вышли на тропу, ту самую, которая прорезала последнюю скальную стену Гиндукуша. - Да поможет вам всем Аллах, - произнес Кутаби на прощание. - Спасибо тебе, брат мой, - поблагодарил его Урос и в его голосе зазвучали теплые ноты. Он сунул руку за пазуху, вытащил оттуда пухлую пачку денег, и со словами: - Женись поскорее и не будь больше так одинок! - сунул ее Кутаби за ремень пояса Кутаби взглянул на эту пачку банкнот, потом на Уроса...Неверие в свое счастье, изумление, радость и благодарность - все было в его глазах. Урос быстро отвернулся от него и посмотрел на Мокки и Серех, которые прожигали его негодующими взглядами. Их подло обманули...ограбили...наглым образом отдали другому то, что им принадлежало по праву. Урос ухмыльнулся. Он забыл о Кутаби, который сбивающимся от волнения голосом возносил благодарности ему и небесам, и подтолкнув рукоятью плетки Мокки в спину, приказав ему идти вперед, на тропу. Но им пришлось остановится очень скоро. В одно мгновение тропа погрузилась в темноту. Когда глаза привыкли к сумраку, они различили над головой тонкую полосу неба. Скалы сошлись вместе и образовали над тропой свод. Мокки сделал пару неуверенных шагов вперед. Джехол пошел вслед за ним, а позади него гулко зацокал копытами серый мул. Под их ногами была не земля и не щебень, а гладкая и ровная поверхность скалы. - Стойте! Стойте! - закричал Мокки. Урос понял, что тот оказался перед куском скальной породы, которая преградила ему путь. - Ах, нет...тут есть дыра! - воскликнул саис вновь, - как раз подходящая, чтобы... Его голос утонул в глубине. Урос двинулся в том направлении и обнаружил некий каменный туннель. Чтобы пройти сквозь него ему пришлось лечь плашмя на спину лошади, в ширину же он оказался так узок, что Джехол иногда задевал его стены боками. На другой стороне лучи солнца пробившиеся сверху, в щель между скал, ослепили Уроса на мгновение, а в следующую секунду мощный порыв ветра чуть не сбросил его с коня. Холодный вихрь завывал там и обладал силой урагана. На сотни разных ладов пел он свою траурную песню и скалы отражали ее от своих холодных стен стократным эхом. "Это души погибших здесь пастухов, а может все души земли не нашедшие покоя..." - Урос прикрыл глаза рукой. Ни он, ни Джехол не решались тронуться вперед. Под копытами коня начиналась спускающаяся тропа, блестящая на солнце. Она тянулась прямо и прямо, так далеко, насколько хватало глаз. Из-за куска скалы выбрался Мокки, он прятался там, чтобы не быть снесенным ветром. Быстро пройдя мимо Уроса, он пошел назад, к Серех, которая боялась выйти из туннеля. Мокки вытащил ее наружу за рукав платья и повернувшись в сторону Уроса крикнул, стараясь перекричать рев духов воздуха: - Ну, и чего же ты остановился! Урос крепче сжал рукоять плетки, на ремнях которой все еще покачивался камень. Мокки отвернул от него свое лицо искаженное жаждой убийства и попытался поймать взгляд Серех, которая все не могла перевести дух. Урос почуял опасность: ни в коем случае не допустить, чтобы Серех опомнилась, и дала саису молчаливый приказ. Ударом плетки он разделил эти два тела, и схватив Мокки за горло кинул его вперед, на покатый грунт тропы. Саис прокатился добрый отрезок, прежде чем встал на ноги. Урос твердо направил Джехола прямо на Мокки. Тот заколебался, примитивная злость все еще была в его глазах, но он был бессилен что-либо сделать. Тропа была очень узка, чуть шире чем сам Джехол, и против мощной груди коня и плетки, утяжеленной камнем - он ничего не мог предпринять. Взглянув в сторону Серех, саис заметил, что та двигается вперед, идя позади мула, и ему ничего не оставалось, как развернуться и тоже пойди дальше. Джехол следовал за ним осторожным, неуверенным шагом. Монолитный скалистый грунт, отполированный ногами бессчетного количества странников, - стал гладким, как ледяной каток. И перед каждым новым шагом Джехолу приходилось искать хоть какую-то опору для себя. Маленькую выбоину или крошечный выступ. Но это удавалось ему далеко не всегда. " Если мы подскользнемся и упадем, то ни Джехол, ни я не сможем подняться без помощи Мокки, - мрачно размышлял тогда Урос" Но все же один союзник у них был - ветер. Джехол быстро понял, как двигаться вперед используя тормозящую силу ветра, в противовес скользкому грунту тропы. Позади него, спокойно и уверенно, шел серый мул. Урос почти завидовал его тяжелому грузу. "Удивительно, в этих горах это жалкое животное двигается легче и грациознее, чем самая лучшая лошадь. Впрочем, он и был рожден для таких дорог." Урос не спускал с Мокки глаз. Солнце поднималось все выше и его лучи забирались все дальше, вдоль скалистых стен, наконец они стали падать отвесно и тропа отразила их свет. Мокки и Урос остановились. Уросу показалось, что они шагают вперед через пламя огня. Мокки воспользовался заминкой и попытался протиснуться мимо Джехолова бока, назад, к Серех. Но Урос тут же развернул коня и загородил ему путь. - Пусти меня к Серех, - мрачно попросил саис. - Нет. - Я тут же вернусь! - крикнул он громче. - Нет. Но Мокки потерял последние крохи повиновения. С ненавистью он попытался ухватиться за стремя, в которое Урос упирался здоровой ногой, но тут же свистнула плеть и острие камня ударило саиса прямо в лоб. Мокки вскрикнул, схватился за голову руками, пошатнулся и вторично покатился кубарем вниз по тропе. Урос даже не взглянул на него, он тут же развернулся и вовремя: Серех вытащила из-за пояса большие ковровые ножницы и кольнула ими мула в бок. Тупая скотина, нагруженная тюками, рванула вперед. Его тяжесть превратила мула в смертельный таран, способный свалить и Джехола и Уроса на скользкий, покатый грунт, чтобы они сломали себе кости. Урос размахнулся и достал мула плеткой в последний момент. Тот взбрыкнул ногами, дернулся, откатился назад и только через несколько секунд снова встал на ноги. Урос повернулся вперед, и подъехал к саису, который, скорчившись, стоял прислонившись к скале. На лбу у него выступили капли крови. Ткнув его плеткой под ребра, Урос заставил Мокки идти дальше. Саис подскользнулся, чуть было вновь не упал, затормозил ухватившись за кусок скального острого выступа, и побежал вперед. Тропа по-прежнему шла вниз, то расширяясь, то сужаясь. Чем уже она становилась, тем пронзительнее свистел ветер. В один момент путешествующие услышали совершенно дикий звук, яростное завывание - и это был верный знак, что тропа сужается до отказа. И действительно: скалы с обеих сторон тропы сходились все ближе. Раскинув руки в стороны, Мокки без труда касался каменных стен. Джехол с трудом протиснулся в эти скальные клещи. И больная, отекшая нога Уроса, тоже оказалась словно в тисках. От шока и боли он закричал, взвыл, как дикий зверь. Никто не слышал его криков в шуме ветра. И так он кричал и кричал, пока кожа не оторвалась от его раны и гной не вышел наружу. Тогда боль стала вновь переносима, и Урос умолк. Когда тропа снова стала шире, Джехол, вздрагивая, остановился под защитой скального выступа. С другой стороны, у такого же каменного скола, встал Мокки переводя дух. Тут из туннеля выскочила Серех, но без мула, и побежала прямо к Уросу, в отчаянии размахивая руками, словно обиженный ребенок у которого отобрали леденец: - Мул! - закричала она, - Он не может пройти из-за груза! Он застревает! - Перережь веревки и сбрось с него все тюки - отрывисто приказал тот. - Так много дорогих вещей! - жалобно заныла Серех, - Такое богатство! Урос равнодушно передернул плечами. - Конечно, тебе легко говорить! - выкрикнула кочевница с ненавистью и обидой, и недвусмысленно уставилась на грудь Уроса, туда, где на шнуре, под рубахой, скрывались вожделенные пачки денег. Тот угрожающе поднял плетку, и Серех тут же умчалась назад. Мокки попытался было броситься ей вослед, но Джехол молниеносно закрыл ему дорогу. Саис не осмелился ничего сделать, только злоба исказила его круглое лицо. Урос издевательски усмехнулся в ответ и пришпорил коня. Через некоторое время, путь начал сужаться снова. Камни тропы превратились в зеркально-гладкую поверхность, по которой Джехол еле-еле мог идти вперед. Скалистые стены усиливали вой ветра тысячекратно, и поэтому никто из странников не услышал шума маленького, горного ключа, чьи водяные струи падали прямо на тропу. Они заметили его, в расселине скалы, только когда подошли совсем близко. Мокки немедленно подскользнулся и его обдало ледяными брызгами. Следовавший за ним Джехол вовремя отшатнулся назад : даже на сухом граните он еле удерживал равновесие, на мокрых же и гладких камнях он несомненно упадет с первого шага. В эту секунду Урос понял, что наступил самый смертоносный миг его путешествия. Он оказался в ловушке - зажатый с обеих сторон скалами, не способный идти дальше. Впереди поднимался с колен Мокки, сзади, сжимая в руке ножницы и прикрываясь мулом, приближалась Серех. Урос должен был пройти - или погибнуть. В начале года, после сильных ливней, когда степь превращается в грязь и глину, каждый водитель непременно возит с собой широкие доски, чтобы подкладывать под колеса, завязшие в грязи. Но здесь, в горах, как поступить здесь? Урос нащупал под седлом одеяла, вытащил одно из них и бросил перед собой. Джехол наступил на него и смог пройти пару шагов. Еще одно одеяло - еще один шаг... Джехол подождал секунду, вопросительно повернул голову к хозяину, и Урос с горечью понял, что теперь он бессилен совершенно. Мокки подползал к нему на четвереньках, Серех была все ближе, с ножницами в руке. Урос сжал плетку покрепче, но чем она могла ему помочь? Саис пригибался к земле как можно ниже, он не достанет его, а Серех защищает мул. Урос взглянул в ее глаза, обрамленные длинными ресницами - никогда еще они не светились такой жадной радостью. Да, она права, еще несколько шагов и все будет принадлежать ей. - Ну уж нет, - скрипнул зубами Урос, - Именем пророка, нет! Он сорвал с амулета пачку денег, разорвал упаковку и выхватив половину - пустил их по ветру, прямо под носом у Серех. Та моментально застыла, как вкопанная. И Урос закричал, так громко, как только мог: - Подчиняйтесь! Проклятие! Немедленно подчиняйтесь! Он достал еще несколько банкнот, раскрыл ладонь... Серех не могла прийти в себя от потрясения. Ветер уносил деньги, - ее деньги, - прочь. Высоко, в просвете скал, быстро скрывались они, - не достанешь. Широко открытыми глазами, как заколдованная, следила она за танцем продолговатых бумажек на ветру. Эти несколько секунд были для Уроса самыми мучительными: Мокки подползал все ближе, еще пару мгновений, и он схватит Джехола за уздечку - еще одна пачка банкнот рассыпалась в воздухе на затейливые бумажные хороводы, и была унесена ветром в просвет скал... Серех продолжала таращится на Уроса и казалось, потеряла способность двигаться вообще. Тот быстро разорвал обертку следующей пачки и зажав деньги в руке, высоко поднял их над собой. Ветер с ожесточением стал рвать и теребить их. И тогда Серех бросилась на колени, и умоляюще протянула к Уросу дрожащие руки. Тот кивнул в сторону Мокки и кочевница, все мгновенно сообразив, проскользнула мимо Джехола, и успела как раз вовремя, чтобы оттащить прочь бледного от ярости саиса. Мокки подошел к Джехолу и очень медленно поднял одно из одеял, после чего расстелил его перед конем. Затем следующее...И еще раз...пока Джехол не оказался на сухой тропе. Все это время Серех не спускала глаз с пачки , которую Урос по-прежнему держал высоко над головой, готовый в любую секунду отдать деньги на растерзание ревущему ветру. Теперь Серех суетилась рядом с Мокки, но Урос не был против: пока ветер мог навсегда лишить Серех этого бесценного сокровища, сам он был в безопасности. Теперь тропа уже не была такой скользкой и покатой: первые сухие и редкие былинки пробивались сквозь трещины в камнях, и то там, то тут, на них появились наслоения глинистой земли. Можно было двигаться вперед намного быстрее. И было самое время поспешить, - солнце начало опускаться с небес. Неожиданно Джехол поднял голову, фыркнул, не смотря на усталость, перешел почти в галоп, и отбросив Серех и Мокки в сторону, помчался вперед. И наконец Урос тоже почувствовал этот пленительный, несравненный аромат, что доносил до них ветер : горьковатый аромат степной полыни. От счастья и боли у него стеснилось сердце...скалистые стены раздвинулись, он быстро оставил их позади и перед ним явилась зеленая равнина, уходящая в своей бесконечности далеко за горизонт. Урос выехал из тени Гиндукуша. Перед ним была степь - та самая степь, где человек каждый день может видеть, как медленно поднимается и опускается за горизонт солнце. Мокки выскочил из темноты скал и начал бегать по степи кругами, пока совсем не выбился из сил. Остановившись он начал тереть кулаками глаза, не замечая, что плачет, и удивляясь, что случилось у него со зрением. - Степь - прошептал он не веря, и повернувшись назад в сторону огромных массивов Гиндукуша, засмеялся счастливо, как ребенок. - Ты чего это разбегался, как умалишенный? - наконец догнала его Серех, - И чему это ты так рад? Мокки, казалось, не слышал ее. Он все дрожал и положив руку ей на плечо повторял: - Степь...понимаешь..это степь... степь! - Да! - выйдя из себя заорала Серех, - Да, это степь, будь она проклята! Степь, без денег, без лошади, с одним убогим мулом! Степь! - Это правда - ответил Мокки и помрачнел. Вся его радость улетучилась без следа. Он начал искать глазами Уроса и тут же заметил его почти рядом, неподвижно сидящим в седле и смотрящим в сторону заходящего солнца. Казалось, он молится. Конь был беспокоен, перебирал ногами, его волновали странные крики приближающиеся с севера. - Что это? - по привычке Серех дернула Мокки за рукав. - Пастухи гонят табун лошадей обратно в загон. Мы их не видим, уже темно, - голос Мокки не имел ничего общего с тем восторженным шепотом, каким он говорил несколько минут назад. Как и кочевница он с горечью размышлял о том, что убить Уроса поблизости от пастухов, будет почти невозможно. Мокки и Серех решились подойти к всаднику поближе, но как только они попытались это сделать, Джехол сорвался с места и поскакал вперед. Урос вновь засунул банкноты под рубаху и при этом почему-то почувствовал гложущую сердце пустоту. И только один Джехол, из всех них, был безмерно счастлив, и ничем не омрачалась его душа радуясь вновь обретенной, родной ему земле. ПО ТУ СТОРОНУ ГОР Стойбище пастухов представляло собой квадратный, большой загон, огороженный колючей проволокой - табуны коней и пастушьи собаки вместе проводили там ночь. Рядом, за врытые в землю деревянные жерди, были привязаны лошади и старый, одинокий верблюд. Двух простых палаток мужчинам хватало. В большой спали пятеро молодых пастухов, а самый старший пастух и его маленький сын - в меньшей. Постелью им служила земля, а седла они подкладывали под голову вместо подушек. Коней только что пригнали обратно в загон. Между палатками пылало высокое пламя костра. Вокруг него сидели пастухи в ожидании еды и чая, что должен был принести бача. Урос на Джехоле остановился в нескольких метрах от них. Собаки почуяв чужого залились злобным лаем, но ни один из пастухов не оглянулся и не посмотрел в его сторону. "Настоящие люди, - подумал Урос, - Знают, как держать на привязи свое любопытство." И он и эти бедные пастухи были братьями породненными степью: они носили похожие чапаны, повязывали тюрбан на один манер, и когда Урос заговорил с ними, он сделал это на их общем языке, который с другой стороны гор, никто не понимал. - Мир вам, - сказал он по-туркменски. И пастухи ответили хором: - Добро пожаловать, всадник и его конь. Джехол сделал пару шагов и вошел в круг света. Только теперь пастухи обернулись, чтобы разглядеть незнакомца. Когда Урос всмотрелся в их родные лица, то неожиданно оробел, и ему захотелось опять вернуться назад, под защиту темноты. Здесь он больше не был просто странником, здесь начиналась земля бузкаши и знаменитых чавандозов. Это была его провинция, Маймана. Без сомнения эти пастухи когда-то видели его играющим и выигрывающим; хотя бы один из них тут же узнает его... Словно принца чествовали его люди, тут же уведомляли о его победах Турсена... а теперь на коне сидит калека, вернувшийся домой после бесславного поражения. Урос инстинктивно склонился над гривой Джехола, и закрыл лицо рукой, пытаясь хоть как-нибудь спрятать свое лицо еще на несколько мгновений. Но тут ему стало ясно, как сильно он оброс. Он провел ладонью по щеке, и в первый раз, со времени отъезда из Кабула, он подумал о том, как он сейчас выглядит: заросший, бледный, с запавшими щеками и припухшими веками... Оборванный чапан и раздробленные кости под ним. И он выпрямился снова. Кто узнает в этом убогом, забрызганном грязью всаднике, надменного Уроса, сына великого Турсена? Никто. Один из пастухов поднялся от огня - самый старший. Он был высок, строен, с густыми седыми волосами и не менее густой белой бородой. Только брови были странно черны над его узкими глазами, смотрящими на Уроса живо и проницательно. - Присаживайся к огню, - сказал он. Но увидев повязку на ноге Уроса, пастух взял Джехола под уздцы, подвел его к меньшей из обеих палаток, - к своей - подхватил Уроса, и сняв с седла опустил его на землю. - Мой саис следует за мной...и еще служанка. Я не хочу их видеть - тихо сказал ему Урос,- Они...верно, очень устали... - Будь спокоен. О них позаботятся так же, как и о твоей лошади, - ответил глава пастухов, - Мой младший сын Кадир пока послужит у тебя как бача. - Кого же я должен благодарить за его доброту? - спросил Урос. - Меня зовут Месрор, и я слежу за одним из табунов Бехрам Хана- ответил старик. Он снял с коня седло и вышел, чтобы вернуться с большой керосиновой лампой. Он немедленно почувствовал запах гниющей заживо человеческой плоти, который быстро распространился в палатке, но ничего не сказал, а только уменьшил в лампе огонь и пожелав Уросу спокойной ночи, вышел. За ним появился его сын, неся чай, хлеб и рис. Урос пил жадно, но от еды отказался. Мальчик не спускал с Уроса любопытных глаз. Но и он так же, как и его отец, был молчалив и сдержан. Когда Урос напился Кадир уселся на землю возле лампы не говоря ни слова. - Ты видел моих слуг? - наконец прервал молчание Урос. - Да, - ответил Кадир и улыбнулся, - и твоего мула тоже. Большой и сильный. Но знаешь, - продолжал он оживившись, - вот твой конь, это что-то! Как бы мне хотелось, чтобы у меня был такой! Даже под коркой грязи видно с первого взгляда, что это за конь! Тут он осекся и замолчал. Он обещал отцу не разговаривать с больным. Но тот спросил его снова: - Что они говорили? - Что они падают от усталости и голода. Сейчас они, должно быть, спят в большой палатке. - Ну, хорошо тогда...- пробормотал Урос. Его голова отяжелела, тело словно налилось свинцом, тягучая усталость тянула его куда-то вниз, ему мучительно захотелось спать, но что-то подсказывало ему, что не здоровый и освежающий сон подкарауливает его, а опасное забытье на грани жизни и смерти. "Это яд моей раны, - понял Урос, - Мне нельзя засыпать..нельзя..." Но веки сами опускались на глаза...мысли потекли все медленнее и ленивей, и очень скоро все ему стало почти безразлично: жизнь ...смерть,... поражения ...победы... Урос открыл глаза еще раз. - Кадир, - хриплым шепотом позвал он мальчика, - Поверни фитиль..Пусть горит сильнее. Поставь лампу прямо перед моими глазами и позови сюда твоего отца. Месрор пришел немедленно. Урос видел его расплывчато, глаза слезились, он не отрывал взгляда от яркого огонька под стеклянным колпаком. - Что я могу для тебя сделать? - спросил глава пастухов. - Осмотри мою ногу, - прошептал Урос. - Я ее уже видел. - И что ты скажешь? Месрор бросил еще один взгляд на черную, гниющую рану и острия костей торчащие из нее, и ответил: - Если ты хочешь жить, если ты хочешь увидеть рассвет, то ты должен расстаться со своей ногой еще сегодня. - Ты сможешь это сделать? - помедлив мгновение спросил Урос. Месрор потер в задумчивости лоб: - Я резал ноги многим животным, и думаю, что сумею это сделать и человеку. - Никто не должен об этом знать. - Только я и мой сын. За него я ручаюсь, - произнес Месрор тихо. - Когда же? Прямо сейчас? - Нет, - возразил Месрор, - Я должен быть уверен, что в другой палатке уже все заснули. - Хорошо. Забери лампу прочь. Огонь лампы стоявшей позади седла, давал слабый, светло-желтый свет и Урос добровольно упал в темноту, которая атаковала все его чувства. Время от времени, откуда-то с граница сознания, до него доходили неясные звуки и запахи: звон металла, запах жира, таинственные шорохи. Вдруг что-то дернуло его наверх из черного тумана: потоки холодной воды. Яркий и резкий свет пробудил его окончательно... Сжимая руками плеть и нож Урос не понимая таращился на лампу, которую держали прямо перед его глазами. Месрор наклонился над ним. Урос провел рукой по лицу: оно было мокрое. - Мне пришлось облить тебя водой, - сказал Месрор беспокойно вглядываясь Уросу в глаза, - ты уже не мог проснуться сам. Урос закрыл глаза. Открыл их снова. Кадир стоял позади его изголовья и рвал чистую рубаху на длинные лоскуты, у его ног дымился пузатый котел, поставленный на переносную жаровню полную углей. Рядом лежал небольшой топорик и длинный, тонкий нож. Урос пробежал взглядом по блестящей стали. Его голова бессильно откинулась на седло, он скрестил на груди руки и сказал: - Именем пророка, я готов. - Еще нет, - возразил Месрор. Он порылся в карманах и вытащил длинный и тонкий, но прочный шнур. - Мне придется тебя связать. Урос снова вцепился в свое оружие, рванулся вперед и выдавил сквозь сжатые зубы: - Никто...никогда...клянусь. - Кадир, сколько крепких пастухов обычно держат овцу, если ей отрезают ногу? - спокойно спросил Месрор у своего сына. - Самое меньшее двое, - ответил ребенок. - Но я же не животное! - Именно поэтому я не допущу никакого риска, - ответил ему Месрор твердо и посмотрел на него сверху вниз. Взгляд его был непреклонен. "Его не поколебать". Еще раз взглянул Урос на шнур, затем на покрытые гноем кости.. прошептал: - Вот этого я тебе никогда не прощу, - и протянул руки Месрору. - Нет, не так, - покачал головой последний. Он завел руки Уроса за спину, связал их, провел веревку дальше, согнув его здоровую ногу в колене набросил на нее несколько витков, и наконец закрепил шнур тугим, замысловатым узлом. Урос потерял способность двигаться. Месрор снял с него тюрбан и засунул его Уросу в рот как кляп. Тот не обратил на это особого внимания, он сосредоточился и приготовился к тому, чтобы любую боль перенести стойко и внешне равнодушно. Но то, что случилось потом, произошло так быстро, что у него не оказалось времени на дальнейшие размышления. Месрор опустился на колени и обхватив левой рукой его ногу выше перелома, прижал ее к земле плотно, как только мог. Кадир встал рядом и подняв лампу над собой, протянул отцу топорик. В ярком свете лампы и его игре на ткани палатки, Урос увидел быстро взлетевшие и опустившиеся тени, что отбрасывала холодная сталь. Но он чувствовал боль слабо, словно издалека. Шок и быстрота с которой Месрор провел эту операцию сделала его почти нечувствительным. Теперь Месрор отложил топорик и взял в руки нож . До того, как Урос смог уразуметь смысл его движений, тот уже отрезал ступню и часть сгнившей плоти, после чего отбросил их в сторону. "Уже все? Зачем же нужно было связывать меня? К чему было это унижение?" - пронеслось в голове у Уроса. Но в ту же секунду он потерял всякую власть над собой. Месрор поднял его ногу повыше и Кадир наклонил над ней котел. И когда обожженная кожа зашипела, распространяя отвратительный запах, - Урос дер