несколько десятилетий хазары наслаждались миром - во всяком случае, хроники о них почти не упоминают, а в истории отсутствие новостей - очень отрадная новость. На южных границах страны установился мир, отношения с халифатом регулировались негласным пактом о ненападении, не говоря об отношениях с Византией - определенно дружественных. Тем не менее, в середине этого относительно идиллического периода произошел зловещий эпизод, ставший предзнаменованием новых опасностей. Примерно в 833 г. хазарский каган и бек направили к императору Восточной Римской Империи Феофилу посольство с просьбой прислать опытных архитекторов и мастеров для строительства крепости в излучине Дона. Император с готовностью откликнулся на просьбу и направил в Черное море флот, который, миновав Азовское море, достиг устья Дона и той стратегической точки, где предстояло вырасти крепости. Так родился Саркел - знаменитая крепость и район бесценных археологических находок, давших ключи к хазарской истории (пока место раскопок не затопило Цимлянское водохранилище, связанное с каналом Волга-Дон). Константин Багрянородный, подробно описывающий это событие, указывает, что в тех местах не было камня, поэтому Саркел возвели из кирпича, обожженного в специально построенных печах. Он обходит молчанием тот любопытный факт (открытый советскими археологами, когда участок еще оставался доступным для раскопок), что в распоряжении строителей были также мраморные колонны византийского происхождения (датированные VI веком) и извлеченные, наверное, из каких-то византийских развалин. Показательный пример имперской бережливости! (13; 27 и далее) Потенциальным противником, для отражения которого византийцы и хазары возводили свою внушительную крепость, были могущественные и внушающие страх новые фигуры на мировой сцене, которых на Западе звали викингами или скандинавами, а на Востоке - росами или русами [63]. За два века до этого воинственные арабы взяли цивилизованный мир в гигантские клещи: левый фланг армады устремился через Пиренеи, правый через Кавказ. Теперь, в век викингов, история сотворила нечто вроде зеркального отражения давних процессов. Взрыв, двинувший мусульман в завоевательные походы, произошел на крайнем юге известного тогда мира, в Аравийской пустыне. Викинги устремились в свои набеги с крайнего Севера, из Скандинавии. Арабы продвигались на север по суше, скандинавы плыли на юг по морям и рекам. Арабы вели, по крайней мере так они полагали, Священную войну, а викинги занимались заурядным пиратством и грабежом, однако с точки зрения жертв одних и других результаты оказались примерно одинаковыми. Ни в том, ни в другом случае историкам никак не удается предоставить убедительные объяснения экономических, экологических или идеологических причин, буквально в мановение ока превративших спокойные на первый взгляд регионы - Аравию и Скандинавию - в вулканы бьющей через край жизненной энергии и бесстрашия. Силы обоих извержений хватило всего на два века, однако этого оказалось достаточно, чтобы навсегда оставить след в судьбах мира. Оба потока эволюционировали за отведенные им судьбой двухвековые отрезки от варварства и тяги все крушить к замечательным достижениям культуры. Примерно в то самое время, когда хазары и византийцы совместно строили Саркел, предвидя нападение викингов на востоке, западная ветвь последних уже освоила все главные водные пути Европы и завоевала половину Ирландии. За следующие десятилетия они завершили колонизацию Ирландии, захватили Нормандию, успели несколько раз разграбить Париж, нападали на Германию, дельту Роны, появлялись в Генуэзском заливе, обогнули Иберийский полуостров и атаковали Константинополь со Средиземного моря и через Дарданеллы - одновременно с нападением русов, спустившихся по Днепру и пересекших Черное море. Как писал Тойнби (114, 547), "в IX веке, когда росы посягнули на хазар и на Восточно-Римскую империю, скандинавы промышляли нападениями, захватами и колонизацией по широкой дуге, концы которой упирались на юго-западе... в Северную Америку, а на юго-востоке в... Каспийское море". Неудивительно, что в литаниях Запада появилась особая молитва: A furure Normannorum libera nos Domine ("Избави нас, Боже, от злодеев-норманнов"). Неудивительно также, что Константинополю понадобились союзники-хазары в роли щита, защищающего от драконов, вырезанных на носах кораблей викингов, подобно тому, как они же понадобились двумя веками ранее, чтобы отразить нашествие под зелеными знаменами Пророка. Теперь, как и тогда, хазары были обречены принять на себя острие атаки и увидеть разрушение своей столицы. Не только Византия имела основания испытывать благодарность к хазарам, не позволявшим флотилиям викингов спускаться с севера, по великим водным путям. Теперь становится понятнее загадочное место в письме Иосифа Хасдаю, написанном веком позже: "Я живу у входа в реку [Итиль - Волгу] и не пускаю русов, прибывающих на кораблях, проникать к ним [т.е. в земли арабов на побережье Каспия]. "Точно так же я не пускаю всех врагов их, приходящих сухим путем, проникать в их страну". Я веду с ними упорную войну". 3 Ту ветвь викингов, которых византийцы звали "росами", арабские хронисты окрестили "варягами". Наиболее вероятное происхождение слова "рос", по Тойнби, - "от шведского слова "rodher", что означает "весло, гребля" (114; 446 см. прим.) [64]. Под названием "варяги" у арабов и в древнерусской "Повести временных лет" фигурируют скандинавы, Балтийское море именовалось у них "Варяжским" ([114; 446] [21; 422 прим.]). Данная ветвь викингов происходила из восточной Швеции, тогда как Западная Европа стонала от набегов норвежцев и датчан, однако действовали все они по единому принципу. Набеги были сезонными, с опорных пунктов на стратегически расположенных островах, служивших цитаделями, складами оружия и базами снабжения для нападений на материк. Там, где этому способствовали условия, хищнические налеты и торговля по принципу "отдай" уступали место более-менее постоянным поселениям и смешению с покоренным местным населением. Проникновение викингов в Ирландию началось с захвата острова Рехру (Ламсбэй) в Дублинском заливе; Англия была завоевана с острова Тенет; проникновение на европейский континент началось с овладения островами Волкерен (у голландского побережья) и Нуармутье (в устье Луары). На восточном краю Европы скандинавы действовали примерно так же. Преодолев Балтийское море и Финский залив, они отправились вверх по реке Волхов, к озеру Ильмень, где нашли подходящий остров - Холмгард из исландских саг. На нем выросло их поселение, потом превратившееся в город Новгород [65]. Оттуда они предпринимали разбойничьи экспедиции в южном направлении: по Волге к Каспийскому морю, по Днепру в Черное море. Первый из этих маршрутов лежал через территории воинственных булгар и хазар, второй - по землям различных славянских племен, заселявших северо-западную окраину Хазарской империи и плативших дань кагану: в районе теперешнего Киева жили поляне, к югу от Москвы - вятичи, к востоку от Днепра - радимичи, на реке Десне - северяне и т.д.* Славяне, развившие более совершенные методы земледелия, были более мирными, чем их "тюркские" соседи на Волге и, выражаясь словами Бьюри, стали "естественными жертвами" скандинавских разбойников. Недаром те предпочли Волге и Дону Днепр, невзирая на его опасные пороги. Именно Днепр стал "Великим водным путем" - "Austrvegr" ("Восточный путь") скандинавских саг - из Балтийского моря в Черное, а значит, в Константинополь. Они даже дали скандинавские названия семи главным порогам, дублирующие славянские, Константин Багрянородный добросовестно приводит обе версии - например, "Варуфорос" (древнеисландское barufors и "Вольный" по-славянски) [66]. * Константин Багрянородный и автор "Повести временных лет" более-менее согласны в вопросах названий этих племен, территории их расселения и подчинения хазарам. Варяги-русы были, видимо, наделены сочетанием качеств, уникальным среди всей братии викингов: пираты и грабители, они были одновременно образцовыми торговцами, хоть и вели торговлю только по собственным правилам, насаждая их мечом и боевым топором. В меновой торговле меняли меха, мечи и янтарь на золото, однако наибольший интерес для них представляли рабы. Арабский хронист той эпохи писал: "На этом острове [Новгород] людей 100000, и они постоянно нападают на славян на своих лодках, хватают славян, превращают их в своих рабов и везут к хазарам и болгарам на продажу [вспоминаются невольничий рынок в Итиле, описанный Масуди]. Землю они не обрабатывают, не сеют, а живут ограблением славян. Когда у них рождается ребенок, они кладут перед ним обнаженный меч, и отец говорит: "Нет у меня ни золота, ни серебра, ни богатства, которое я мог бы тебе передать; вот твое наследство, оно обеспечит тебе достаток" [67]. Современный историк Макэвиди делает изящное обобщение: "Деятельность викингов-варягов, развертывавшаяся от Исландии до границ Туркестана и от Константинополя до Полярного круга, отличалась невероятной активностью и дерзостью, жаль, что столько усилий было израсходовано на разбой. Герои-северяне не опускались до торговли, если им удавалось захватить желаемое силой; они предпочитали запятнанное кровью золото стабильному коммерческому доходу" (79, 58). Итак, флотилии русов, устремлявшиеся на юг в летний сезон, были одновременно торговыми караванами и военными армадами; обе роли существовали неразрывно, так что никогда нельзя было определить, когда купцы превратятся в воинов. Флотилии были колоссальные. Ал-Масуди рассказывает об армаде русов, пришедшей в Каспий из Волги (в 912-913 гг.), в составе "около 500 судов, с сотней людей на каждом". Из этих 50 тысяч, по его словам, 35 тысяч погибли в бою*. Возможно, Масуди преувеличивает, но несильно. Даже только начав совершать свои подвиги (примерно в 860 г.), русы пересекли Черное море и устроили блокаду Константинополя флотом примерно из 200-230 кораблей. * См ниже, глава IV, 1. Учитывая непредсказуемость и легендарное вероломство этих непобедимых завоевателей, византийцы и хазары были вынуждены принимать решение, что называется, на ходу. На протяжении полутора столетий после возведения крепости с русами то вели непримиримые войны, то заключали торговые соглашения и обменивались посольствами. Очень медленно, постепенно северяне брались за ум, строили постоянные поселения, "ославянивались", смешиваясь со своими подданными и вассалами, и в итоге перешли в византийскую веру. К этому времени - концу Х века - "русы" стали называться "русскими" . Первые князья и знать русов еще носили скандинавские имена, хоть и "ославяненные". Hrorekr стал Рюриком, Helgi Олегом, Helga Ольгой и т.п. Торговый договор, подписанный Византией с князем Игорем в 945 г., содержит список имен пятидесяти его спутников, из которых только три славянские, остальные скандинавские (114; 446). Однако сын Ингвара и Хельги получил славянское имя Святослав, после чего процесс ассимиляции набрал темп, варяги постепенно утратили идентичность обособленной группы, и скандинавская традиция навсегда исчезла из русской истории. Нелегко представить себе этих странных людей, казавшихся грубыми и жестокими даже в ту варварскую эпоху. Хроники дают необъективную картину, ведь их составляли представители народов, страдавших от пришельцев с Севера; с позиций самих этих пришельцев история так и не была рассказана, потому что подъем скандинавской литературы произошел уже после эпохи викингов, когда их подвиги вошли в легенды. И все же в ранних произведениях нашла отражение их необузданная жажда сражений и особая ярость, которая их охватывала по таким случаям, существовало даже специальное слово для этого состояния: berserksgangr - "путь берсерка". Их образ настолько сбивал с толку арабских хронистов, что те противоречили не только друг другу, но и каждый - сам себе, уже через несколько строк. Наш старый знакомый Ибн Фадлан испытывал непреодолимое отвращение к неопрятности и непристойности русов, встреченных им на Волге, в землях булгар. Вот что он пишет о них, прежде чем перейти к хазарам: "Они грязнейшие из творений Аллаха, - "они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды, но они, как блуждающие ослы". [...] У них обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы самой грязной водой, какая только бывает, и самой нечистой. А это [бывает] так, что девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем в лохань. Потом он сморкается и плюет в нее и не оставляет ничего из грязи, чего бы он ни сделал в эту воду. Когда же он покончит с тем, что ему нужно, девушка несет лохань к сидящему рядом с ним, и [тот] делает то же, что сделал его товарищ. И она не перестает подносить ее от одного к другому, пока не обнесет ею всех, находящихся в [этом] доме, и каждый из них сморкается, плюет и моет свое лицо и свои волосы в ней" (127; 85 и далее) [68]. В то же время Ибн Русте пишет совсем иное: "Любят опрятность в одежде, "даже мужчины носят золотые браслеты. С рабами обращаются хорошо". Об одежде заботятся, потому что занимаются торговлей" (78; 214) [69]. Этим, правда, и ограничивается. Ибн Фадлан возмущается тем, что русы, включая их царя, публично совокупляются и испражняются, хотя Ибн Русте и Гардизи о таких отвратительных привычках не ведают. Впрочем, их впечатления не менее сомнительны и непоследовательны. Вот что пишет Ибн Русте: "Гостям оказывают почет и обращаются хорошо с чужеземцами, которые ищут у них покровительства, да и со всеми, кто часто бывает у них, не позволяя никому из своих обижать или притеснять таких людей. В случае же, если кто из них обидит или притеснит чужеземца, помогают последнему и защищают его" (78; 214) [70]. Однако чуть ниже он рисует совсем другую картину, иллюстрирующую правы русов: "Никто из них не испражняется наедине: трое из товарищей сопровождают его непременно и оберегают. Все постоянно носят при себе мечи, потому что мало доверяют они друг другу и потому что коварство между ними дело обыкновенное: если кому удастся приобрести хотя бы малое имущество, то уже родной брат или товарищ тотчас же начинает завидовать и домогаться, как бы убить его и ограбить" (78;215) [71]. Что же касается их воинских достоинств, то все источники единодушно утверждают: "Русы - мужественны и смелы. Когда они нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинами побежденных пользуются сами, а мужчин обращают в рабство. Ростом они высоки, красивы собою и смелы в нападениях. "Но смелости этой на коне не обнаруживают, все свои набеги и походы производят они на кораблях"" (78; 214-215) [72]. 4 Теперь та же угроза нависла и над хазарами. Саркел был выстроен вовремя: благодаря этой крепости они могли наблюдать за передвижениями флотилий русов в излучине Дона и по волжско-донскому волоку ("хазарскому пути"). В целом создается впечатление, что в первое столетие присутствия русов на исторической сцене (примерно 830-930 гг.) их грабительские походы были направлены, в основном, против Византии (где была надежда захватить добычу побогаче), тогда как отношения с хазарами были, главным образом, торговыми, хоть и не без трений и постоянных стычек. Так или иначе, хазарам удавалось контролировать свои торговые пути и взимать свои 10 процентов со всех товаров, проходивших через их страну в сторону Византии или мусульманских стран. При этом они оказывали на скандинавов определенное культурное влияние, поскольку те, при всей необузданности, выказывали наивную готовность учиться у народа, с которым контактировали. О степени этого влияния говорит, например, заимствование титула "каган" первыми русами - правителями Новгорода. Это подтверждают и византийские, и арабские источники; так, Ибн Русте, описав остров, на котором построили Новгород, указывает: "Есть у них царь, именуемый каган-рус" [73]. Более того, Ибн Фадлан сообщает, что у царя русов есть заместитель, который командует войсками и замещает его у его подданных. 3. В. Тоган отмечает, что такая передача военных функций была неизвестна германским народам Севера, чьи конунги должны были быть первыми среди воинов; 3. В. Тоган заключает, что русы определенно скопировали хазарскую систему двойного правления. Это не так уж невероятно, если учитывать, что хазары были наиболее процветающим и культурным народом из всех, с которыми у русов имелся территориальный контакт на ранней стадии их завоеваний. Причем контакт, видимо, очень тесный, ибо в Итиле выросла целая колония купцов-русов, а в Киеве поселилось много евреев-хазар. Увы, по прошествии тысячи с лишним лет после рассматриваемых событий советский режим сделал максимум усилий для того, чтобы искоренить память об исторической роли хазар и их культурном наследии. 12 января 1952 г. лондонская "Таймс" опубликовала заметку под заголовком: "Умаление древнерусской культуры. Отповедь советскому историку". Речь шла о критике газетой "Правда" советского историка, преуменьшившего достижения древнерусской культуры. Историком этим был профессор М. И. Артамонов, повторивший на заседании Отделения истории и философии Академии наук СССР теорию, изложенную им в книге 1937 г.: будто древний Киев многим обязан хазарам. Он изобразил их передовыми людьми, ставшими жертвами агрессивных устремлений русских. "Проф. Артамонов, не считаясь с фактами, снова представил хазар жертвой "агрессивных" устремлений русских. Касаясь восточного похода Святослава, М. И. Артамонов заявил, что Саркел "следует рассматривать как один из важнейших форпостов русской политической и культурной экспансии (?!) на Восток". Все эти рассуждения, - писала "Правда", - не имеют ничего общего с историческими фактами [...]. Хазарский каганат, представлявший собой примитивное объединение различных племен, не играл никакой положительной роли в создании государственности восточных славян. К тому же государственные образования у восточных славян, как повествуют древние источники, возникли задолго до известий о хазарах [...]. Что касается Хазарского каганата, то он не только не способствовал развитию древнего русского государства, а, наоборот, тормозил процесс объединения восточнославянских племен и рост русской государственности. Хазары совершали на славян опустошительные набеги и держали в порабощении некоторые из этих оседлых племен с широко развитыми земледелием и ремеслами. [...]. Извращая историю древней Руси, проф. Артамонов пытается приспособить историю к своей надуманной схеме. Во имя этой ложной схемы он превозносит хазарское "наследство" проявляет непонятное любование хазарской культурой. [...]. Материалы, полученные нашими археологами, говорят о высоком уровне культуры древней Руси. Только попирая историческую правду, пренебрегая фактами, можно говорить о превосходстве культуры хазар, от которой не сохранилось ни одного значительного памятника. Даже городская культура хазарской столицы была завозной или созданной руками пришлых мастеров - хорезмских, византийских русских и других. В идеализации Хазарского каганата приходится видеть явный пережиток порочных взглядов буржуазных историков, принижавших самобытное развитие русского народа. Ошибочность этой концепции очевидна. Такая концепция не может быть принята советской исторической наукой" [74]. Артамонов, которого я часто цитирую, опубликовал и 1937 г., помимо многочисленных статей в научных журналах первую книгу о ранней истории хазар. Его главный труд, "История хазар", видимо, готовилась к изданию, когда "Правда" нанесла свой удар. В итоге книга была напечатана только спустя 10 лет, в 1962 г., причем заканчивалась она покаянием, практически перечеркивающим все, что говорилось в самой книге, то есть, по существу, дело всей жизни автора. Вот наиболее выразительные отрывки: "Хазарское царство распалось и развалилось на куски, большая часть которых слилась с родственными народами, а меньшинство, засевшее в Итиле, утратило национальную принадлежность и превратилось в паразитический класс с иудейской окраской. Русские никогда не отворачивались от культурных достижений Востока... Но у итильских хазар русские ничего не переняли. Так же, кстати, воспринимали воинствующий хазарский иудаизм другие народы: венгры, болгары, печенеги, аланы и половцы... Необходимость борьбы с эксплуататорами из Итиля способствовала объединению гуззов и славян вокруг киевского Золотого трона, а это объединение, в свою очередь, создало возможность и перспективу для бурного роста не только русской государственности, но и древнерусской культуры. Эта культура всегда была оригинальной и никогда не зависела от хазарского влияния. Те незначительные восточные элементы в культуре русов, которые были заимствованы у хазар и которые обычно подразумеваются, когда поднимается проблема культурных связей между русами и хазарами, не проникли в сердцевину русской культуры, а остались поверхностными, просуществовали недолго и мало значили. Они совершенно не позволяют говорить о "хазарском" периоде в истории русской культуры" [75]. Так диктат партийной линии завершил процесс уничтожения, начатый затоплением руин Саркела [76]. 5 Активный торговый и культурный обмен не мешал русам постепенно вгрызаться в Хазарскую империю, отбирая у нее славянских подданных и вассалов. Согласно "Повести временных лет", к 859 г., то есть лет через двадцать пять после постройки Саркела, дань от славянских народов была поделена между хазарами и варягами. Варяги собирали дань с чуди, кривичей и других северных славянских племен, тогда как за хазарами осталась дань вятичей, северян и, главное, полян из центрального региона, где располагается Киев [77]. Но так продолжалось недолго. Спустя три года, если доверять датировке в "Повести временных лет", ключевой днепровский город Киев, ранее находившийся под хазарским сюзеренитетом, перешел к русам. Как впоследствии выяснилось, то было решающее событие русской истории, хоть и произошло оно без вооруженной борьбы. Согласно "Повести временных лет", в Новгороде в то время правил полулегендарный князь Рюрик (Hrorekr), властвовавший над всеми поселениями викингов, северными славянами и некоторыми финскими племенами. Двое из людей Рюрика, Аскольд и Дир, путешествуя вниз по Днепру, увидели укрепление на возвышенности, и увиденное им понравилось, им объяснили, что это город Киев, "платящий дань хазарам". "Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же в это время княжил в Новгороде". Лет через двадцать родич Рюрика Олег выступил в поход и придя к Киеву, казнил Аскольда и Дира, а сам сел на киевское княжение. Вскоре Киев превзошел по своему значению Новгород, он стал варяжской столицей и "матерью городов русских"; княжество с этим названием превратилось в колыбель первого русского государства [78]. В Письме Иосифа, написанном примерно через сто лет после занятия Киева русами, он больше не упоминается в числе хазарских владений. Однако влиятельные хазарско-иудейские общины выжили и в Киеве, и во всем княжестве, а после окончательного уничтожения их родины на подмогу им прибыли многочисленные хазары-эмигранты. В русских летописях постоянно упоминаются герои из "земли жидовской", "Хазарские ворота" в Киеве сохранили до Нового времени память о прежних владыках. 6 Мы уже подошли ко второй половине IX в. и, прежде чем продолжить рассказ о русской экспансии, должны обратить внимание на очень важные события в истории степных народов, особенно венгров. События эти происходили параллельно с усилением власти русов и непосредственно влияли на хазар, а также на этническую карту Европы. Венгры были союзниками хазар, и союзниками добровольными, с самого зарождения Хазарской империи. "Проблема их происхождения и ранних кочевий давно озадачивает ученых", - пишет Маккартни (78; стр. I); он же называет это одной из сложнейших исторических загадок" (78; стр. V). Все, что мы знаем об их происхождении определенно, - это то, что они состояли в родстве с финнами и что их язык принадлежит к так называемой финно-угорской языковой группе, вместе с языками вогулов и остяков, населяющих леса Северного Урала. Получается, что они изначально были чужими славянским и тюркским степным народам, среди которых жили, - этнический курьез, сохранившийся до наших времен. Современная Венгрия, в отличие от других малых стран, не имеет языковых связей с соседями, венгры остались этническим анклавом посреди Европы, числя в дальней родне разве что финнов. Когда-то, в первые века христианской эры, это кочевое племя было вытеснено с прежней своей территории на Урале и мигрировало через степи на юг, чтобы остановиться в междуречье Дона и Кубани. Так они стали соседями хазар еще до того, как те приобрели значимость. Некоторое время они оставались частью федерации полукочевников, оногуров ("Десяти стрел", или десяти племен; считают, что название "венгры" является славянским производным от этого слова [114; 419], [78; 176]; сами же они с незапамятным времен называли себя "мадьярами". Примерно с середины VII до конца IX в. они, как уже говорилось, оставались подданными Хазарской империи. Примечательно, что за все это время, пока другие племена увлеченно воевали друг с другом, не было зафиксировано ни одного вооруженного конфликта между хазарами и венграми, хотя по отдельности они то и дело воевали со своими близкими и дальними соседями: волжскими булгарами, дунайскими болгарами, гуззами, печенегами и так далее, не говоря об арабах и русах". Перефразируя русские летописи и арабские источники, Тойнби пишет, что "все это время венгры собирали для хазар дань со славянских и угро-финских народов в черноземной зоне к северу от собственно венгерской степной территории и в лесах дальше к северу. Свидетельством использования самого слова "мадьяры" в тот период являются сохранившиеся топографические названия в этой части северной России. Названия эти, видимо, отмечают места былых венгерских передовых постов и гарнизонов" (114; 418). Из того, что венгры доминировали над соседями-славянами и собирали с них дань, Тойнби делает вывод, что "хазары использовали венгров как своих агентов, хотя венгры, несомненно, умели извлекать из этого пользу для себя" (114; 454). Появление русов полностью взорвало эту прибыльную ситуацию. Приблизительно тогда же, когда был построен Саркел, венгры совершили бросающийся в глаза переход на западный берег Дона. Начиная с 830 г. почти весь народ переселился в район между Доном и Днепром, названный позже Леведией. Причины этой миграции активно обсуждаются историками; объяснение, предложенное Тойнби, - самое последнее и одновременно самое правдоподобное. "Мы можем... заключить, что венгры занимали степь к западу от Дона с разрешения их хазарских сюзеренов... Поскольку Степная страна принадлежала прежде хазарам, а венгры были союзниками и подданными хазар, можно сделать вывод, что венгры поселились на этой хазарской территории не вопреки воле хазар... Действительно, напрашивается заключение, что хазары не только позволили венграм поселиться к западу от Дона, но и поселили их там в своих хазарских интересах. Переселение подчиненных народов из стратегических соображений практиковалось и ранее создателями кочевых империй... На новом месте венгры должны были помогать хазарам контролировать продвижение русов на юго-восток и на юг. Переселение венгров на правобережье Дона стояло в одном ряду со строительством на восточном берегу Дона крепости Саркел" (114, 454). 7 Почти полвека все было тихо. За это время отношения между венграми и хазарами сделались еще теснее; кульминацией стали два события, надолго запечатлевшиеся в венгерской народной памяти. Сначала хазары одарили их царем, основавшим первую венгерскую династию; потом несколько хазарских племен примкнули к венграм и глубоко преобразовали их этнический характер. Первый эпизод описан Константином Багрянородным в сочинении "Об управлении империей" (около 950 г.) и подтверждается тем фактом, что названные им имена появляются в независимом сочинении - первой венгерской хронике (ХI в.). Константин сообщает, что до вмешательства хазар во внутренние дела венгерских племен у них не было верховного владыки, только племенные вожди; самый выдающийся из них звался Леведия (отсюда, позднее появилось название "Леведия"): "Турок (мадьяр) было семь племен, но архонта (князя) над собой, своего ли или чужого, они никогда не имели, были же у них некие воеводы, из которых первым являлся вышеназванный Леведия. Они жили вместе с хазарами в течение трех лет, воюя в качестве союзников хазар во всех их войнах. Хаган, архонт Хазарии, благодаря мужеству турок и их воинской помощи, дал в жены первому воеводе турок, называемому Леведией, благородную хазарку из-за славы о его доблести и знаменитости его рода, чтобы она родила от него. Но этот Леведия по неведомой случайности не прижил детей с той хазаркой" [79]. Очередной неудачный династический союз... Однако каган был полон решимости укрепить связи между Леведией и его племенами и хазарским царством: "Через недолгое время упомянутый хаган, архонт Хазарии, сообщил туркам, чтобы они послали к нему Леведию, первого своего воеводу. Посему Леведия, явившись к хагану Хазарии, спросил о причине, ради которой хаган отправил посольство, [требующее], чтобы Леведия пришел к нему. Хаган сказал ему: "Мы позвали тебя ради того, чтобы избрать тебя, поскольку ты благороден, разумен, известен мужеством и первый среди турок, архонтом твоего народа и чтобы ты повиновался слову и повелению нашему"" [80]. Однако Леведия оказался гордецом; выразив положенную по такому случаю признательность, он отказался от предложения стать марионеточным царьком и предложил вместо этого оказать такую милость другому воеводе, Алмуцу, либо сыну Алмуца, Арпаду. Тогда каган, "довольный этими речами", отправил Леведию с почетным эскортом назад к его народу; царем был назван Арпад. Церемония возведения Арпада была проведена по обычаю хазар, которые подняли его на щите. "До этого Арпада турки никогда не имели другого архонта, и с тех пор до сего дня они выдвигают архонта Туркии из этого рода" [81]. День, когда Константин написал эти слова, относился примерно к 950 г., то есть со времени изображенных событий минуло столетие. Арпад повел своих мадьяр на завоевание Венгрии, а его династия правила до 1311 года, так что его имя венгерские школьники узнают одним из первых. Хазары приложили руку ко многим историческим событиям. 8 Влияние второго эпизода на венгерский национальный характер было еще более значимым. Константин сообщает, не называя даты (31; гл. 39-40), о бунте (apostasia) части хазарского народа против их господ. "Да будет известно, что так называемые кавары произошли из рода хазар. Случилось так, что вспыхнуло у них восстание против своей власти, и, когда разгорелась междоусобная война, эта прежняя власть их [все-таки] одержала победу. Одни из них были перебиты, другие, бежав, пришли и поселились вместе с турками (венграми) в земле печенегов, сдружились друг с другом и стали называться каварами. Поэтому и турок они обучили языку хазар, и сами до сей поры говорят на этом языке, но имеют они и другой - язык турок. По той причине, что в войнах они проявили себя наиболее мужественными из восьми родов и так как предводительствовали в бою, они были выдвинуты в число первых родов. Архонт же у них один (а именно на три рода каваров), существующих и по сей день" [82]. Желая расставить точки над "I", Константин начинает следующую главу с перечисления "родов каваров и турок (венгров)". Первым в перечне стоит тот род, что отделился от хазар, "вышеназванный род каваров..." и т.д. (114; 426) Род, именовавший себя мадьярами, назван только третьим по счету. Выглядит это так, словно венграм перелили - и метафорически, и буквально - хазарскую кровь. Это привело к целому ряду последствий. Во-первых, мы с удивлением узнаем, что по меньшей мере до середины Х в. в Венгрии говорили одновременно по-венгерски и по-хазарски.[83] Это странное обстоятельство комментируют несколько современных специалистов. Так, Бьюри пишет: "Результатом этого двуязычия стал смешанный характер современного венгерского языка, что используют в своей аргументации противные стороны в споре об этнической принадлежности венгров" (114; 426). Тойнби (114; 427) отмечает, что хотя венгры давным-давно утратили двуязычие, на начальной стадии их государственности дело обстояло иначе, о чем свидетельствуют двести слов, заимствованных из тюркского языка (близкого чувашскому) [84], на котором говорили хазары (см. выше - глава I,3). Венгры, подобно русам, также переняли форму хазарского двоецарствия. Гардизи пишет: "Их начальник выступает в поход с двадцатью тысячами всадников, этого начальника зовут кенде. Кенде - титул их главного царя; титул того начальника, который заведует делами, - джыла, мадьяры делают то, что приказывает джыла" [85]. Есть основания считать, что первыми "джылами" Венгрии были кабары (78; 127 и так далее). Есть также основания предполагать, что среди взбунтовавшихся племен кабаров, которые фактически стали возглавлять венгерские племена, были евреи либо приверженцы иудейской религии" (12; III; 211, 332) [86]. Очень может быть, что, как предполагают Артамонов и Барта (13; 99, 113), "apostasia" кабар была каким-то образом связана с религиозными реформами царя Обадии, либо стала реакцией на них. Раввины, толкующие закон, строгие диетические требования, талмудическая казуистика - все это пришлось, наверное, не по нутру воинам-степнякам в сверкающих доспехах. Если они и исповедовали иудейскую религию, то, скорее, на манер древних евреев из пустыни, а не как раввины-ортодоксы. Возможно, они были даже последователями фундаменталистской секты караимов и попали в разряд еретиков. Но факты в защиту такого предположения отсутствуют. 9 Тесное взаимодействие хазар и венгров закончилось в 896 г., когда венгры, простившись с евразийскими степями, пересекли Карпатские горы и завоевали территории, ставшие с той поры их родиной. Обстоятельства этого переселения вызывают споры, но в общих чертах ясны [87]. В последние десятилетия IX века в сложной мозаике кочевых племен появился еще один элемент - дикое племя печенегов*. Скудные сведения об этом тюркском племени обобщены Константином: он характеризует их как жадных до ненасытности варваров, которые могли за хорошую мзду воевать с другими варварами и с русами. Проживали они между Волгой и Уралом под хазарским сюзеренитетом; Ибн Русте (37, 105) утверждает, что хазары подвергали их земли ежегодным набегам для сбора дани. К концу IX века с печенегами случилась катастрофа (для кочевников обычная): их вытеснили с родных земель восточные соседи. Соседями этими были гуззы (или огузы), так не понравившиеся Ибн Фадлану, - одно из многочисленных тюркских племен, отрывавшихся время от времени от центрально-азиатского причала и перемещавшихся к западу. Потесненные печенеги попытались задержаться в Хазарии, но хазары дали им отпор**. Печенеги продолжили движение на запад и, форсировав Дон, оказались на территории венгров. Те, в свою очередь, были вынуждены откатиться на запад, в район между Днепром и Сиретом, названный ими "Этелькез" - (Etel-Koz [венгр.] - "междуречье"). Они оказались там примерно в 889 г., но в 896 г. печенеги, вступив в союз с дунайскими болгарами, нанесли новый удар, после чего венгры оказались в теперешней Венгрии. * Или пачинаков, по-венгерски - "besenyok" ** Одна из возможных интерпретаций слов Константина [88]: "Гуззы и хазары воевали с печенегами" (21; 424). Такова в общих чертах история венгерского исхода из восточных степей и разрыва венгеро-хазарских связей. Историки расходятся в подробностях процесса: некоторые (78) утверждают, причем с пылом, что венгры потерпели от печенегов одно, а не два поражения, и что "Этелькез" - всего лишь другое название мифической Леведии; но мы в эти препирательства знатоков вдаваться не будем. Более интригующим выглядит очевидное противоречие между образом венгров - могучих воинов и их бесславным бегством с удобных земель. Из "Хроники Хинкмара Реймсского" (78, 71) мы узнаем, что в 862 г. они совершили набег на империю восточных франков - первое из вторжений варваров, будораживших Европу на протяжении всего следующего столетия. Сообщается и об ужасающей встрече святого Кирилла, "апостола славян", с венгерской ордой, приключившейся в 860 г., когда тот направлялся в Хазарию. В тот момент, когда он молился, они напали на него, "воя, как волки". Впрочем, святость уберегла его от беды (78, 71) [89]. В другой хронике (78; 76) говорится о конфликте, имевшем место в 881 г., где столкнулись, с одной стороны, интересы венгров и кабаров, а с другой, - франков. По сообщению Константина (гл. 40), спустя десять лет венгры "переправились [через Дунай] и, воюя против Симеона [царя дунайских болгар], наголову разбили его, наступая, дошли до Преслава и заперли его в крепости по названию Мундрага, вернувшись затем в свою землю". (31; гл. 40) [90]. Как же совместить все эти героические свершения с серией одновременных отступлений, в результате которых мадьяры откатились с Дона в Венгрию? Как представляется, ответом может послужить отрывок из сочинения Константина, следующий сразу за только что процитированным: "После того как Симеон вновь помирился с василевсом ромеев и обрел безопасность, он снесся с пачинакитами (печенегами) и вступил с ними в соглашение с целью нападения на турок (мадьяр) и уничтожения их. Когда турки отправились в военный поход, пачинакиты вместе с Симеоном пришли против турок, истребили целиком их семьи и беспощадно прогнали оттуда турок, охраняющих свою страну. Турки же, возвратясь и найдя свою страну столь пустынной и разоренной, поселились в земле, в которой проживают и ныне (т.е. в Венгрии)" [90а]. Иными словами, когда большая часть войска венгров "ушла в поход", их земли и семьи подверглись нападению; судя по упомянутым выше хроникам, венгры часто уходили в дальние походы, оставляя свои очаги почти без защиты. Такая опасная привычка выработалась у них в период, когда их непосредственными соседями были сюзерены-хазары да миролюбивые славянские племена. Но с появлением жадных до земель печенегов ситуация изменилась. Несчастье, описанное Константином, было, возможно, последним в череде схожих бед, после чего венгры решили искать себе новое, безопасное место за горами, в стране, которую знали по двум предыдущим походам. В пользу этой гипотезы говорит еще одно соображение. Видимо, традиция совершать набеги сформировалась у венгров только во второй половине IX в. - примерно тогда, когда произошло то самое вливание хазарской крови. Результат получился двойственным. Кабары, "воины более опытные и более мужественные", стали, как мы видели, главным племенем и заразили новых родичей духом авантюризма, вскоре превратившим их в "бич Европы", подобный и