вертом? -- Нет, -- сказал он. -- Я хочу только знать, почему у меня в номере завелись три сиамские кошки. -- Можно взглянуть на ваших зверюшек? -- спросила она. -- Я больше всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите? -- У меня мало опыта с кошками, -- сказал он неосторожно. Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом: -- Тогда берегитесь, господин ученый. Я -- кошка. К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик. А через несколько минут Хагедорн очутился в громкоголосом окружении сгорающих от любопытства гостей отеля. Госпожа Каспариус нагнулась к нему: -- Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок! Такая прыть была ему внове. -- Думаю, что они уже спят, -- сказал он. -- Мы их не потревожим, -- сказала она. -- Мы будем тихо-тихо. Обещаю вам. Подошел кельнер и протянул ему записку. Текст гласил: "Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться с господином Хагедорном в баре на несколько минут для переговоров. Кессельгут". Молодой человек поднялся. -- Извините, пожалуйста, -- сказал он госпоже Каспариус. -- Со мной хочет поговорить человек, который может оказаться для меня очень полезным. Удивительный отель! -- Поклонившись, он ушел. Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой. Госпожа фон Маллебре не дала себя провести. От удовлетворения она впилась пальцами в подлокотник кресла, однака промахнулась и ущипнула барона за руку. -- Это обязательно, почтеннейшая? -- спросил тот с легким стоном. Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель вместе, и поздравил с первым призом конкурса. Затем он пригласил молодого человека на рюмку джина. Они уселись в углу. У стойки на табуретах сидели брат и сестра Мареки с индийским колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском. На диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из Саксонии. Остальные посетители бара имели удовольствие слушать их гнусаво-неразборчивый сердечный дуэт. (Саксонский диалект, известно, как никакой другой подходит для выражения нежных чувств.) Даже бармен Джонни утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал без всякой нужды колоть лед. Служащему отеля не положено смеяться над постояльцами. -- Если сравнить немецкий язык со зданием, -- заметил Хагедорн, -- то можно сказать, что в Саксонии протекла крыша." Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал: -- Буду откровенным, господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли я быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста. -- Я не щепетилен, -- ответил молодой человек. -- Было бы здорово, если бы вы мне помогли. Помощь нужна. -- Он отпил глоток. -- Приятная штука. Да, я уже несколько лет безработный. Директор фирмы "Путцбланк", когда я справился у него о рабочем месте, пожелал мне хорошо отдохнуть в Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я хочу работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость денег! А вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас! Кессельгут ласково посмотрел на него. -- У концерна Тоблера кроме "Путцбланк" есть другие заводы., -- сказал он. -- И не только заводы. Вы Специалист по рекламе? -- Да! -- ответил Хагедорн. -- И уверяю вас, не из худших, если позволите. Кессельгут кивнул: -- Позволяю! -- Что вы скажете о таком варианте? -- оживился молодой человек. -- Сегодня вечером пошлю матери вторую открытку, То, что я доехал целым и невредимым, я ей уже сообщил, Она запакует мои работы в картонку, и самое позднее через три дня собрание произведений Хаге-дорна будет в Брукбойрене. Вы хоть немного разбираетесь в рекламе, господин Кессельгут? Иоганн честно покачал головой, -- Тем не менее мне хочется посмотреть работы, а потом я отдам, -- он тут же поправился, -- потом я отошлю их с припиской тайному советнику Тоблеру. Так будет лучше всего, Хагедорн выпрямился и побледнел, -- Кому вы хотите послать этот хлам? -- спросил он. -- Тайному советнику Тоблеру, -- ответил Кессельгут. -- Я знаю его двадцать лет. -- Хорошо знаете? -- Встречаюсь с ним ежедневно. У молодого человека сперло дыхание. -- Ну и денек, -- сказал он, -- рассудок можно потерять. Многоуважаемый господин, не шутите, пожалуйста, со мной, Я говорю очень серьезно, Тайный советник Тоблер читает ваши письма? -- Он дорожит моим мнением, -- гордо заявил Иоганн. -- Мои работы наверняка ему понравятся, -- сказал Хагедорн. -- В этом отношении у меня мания величия, Она ничего не стоит, но поддерживает хорошее настроение. -- Он поднялся, -- Отправлю сейчас матери открытку экспресс-почтой, Но я вас еще застану? -- Буду очень рад, -- сказал Кессельгут. -- Не будучи знакомым, передаю привет вашей матушке, -- Она у меня молодец, -- сказал Хагедорн. Дойдя до Двери, он обернулся. -- Один вопросик, господин Кессельгут: у вас в номере есть кошки? -- Не обратил внимания, -- ответил тот. -- Думаю, что нет. Пересекая холл, Хагедорн неожиданно столкнулся с госпожой Каспариус. Она была закутана в норку и обута в опушенные мехом ботики. Рядом с ней шел в шубе торговец антиквариатом Ленц. -- Пойдете с нами? -- спросила дама. -- Мы идем на эспланаду. Там сегодня бал на открытом воздухе. Разрешите вас познакомить? Господин Хагедорн -- господин Ленц. Господа поздоровались. -- Присоединяйтесь, господин Хагедорн! -- сказал толстяк Ленц. -- Наша милая дама страсть как любит танцевать. Впрочем, и танцует страстно. А я со своей фигурой не очень-то смогу прижиматься. Я слишком выпуклый. -- Извините, мне надо сейчас написать письмо, -- сказал Хагедорн. -- Почта работает весь день, -- сказала госпожа Каспариус. -- А танцуют только вечером. -- Письмо надо отправить сегодня, -- сказал Хагедорн с сожалением. -- Проклятые дела! -- И он поспешно удалился. Госпожа фон Маллебре, увидев его, подала знак барону. Тот поднялся, преградил с улыбкой молодому человеку дорогу, представился и спросил: -- Вы разрешите познакомить вас с очаровательной женщиной? -- Прошу, -- ответил сердито Хагедорн и подчинился общепринятой церемонии. Келлер сел, а молодой человек остался стоять, проявляя нетерпение. -- Боюсь, мы вас задерживаем, -- сказала Маллебре. Ее голос звучал на терцию ниже обычного. Она стремилась произвести эффект. Келлер улыбался. Он знал акустическую тактику госпожи фон Маллебре. -- Сожалею, но вы правы, -- сказал Хагедорн. -- Почта! Проклятые дела! Маллебре неодобрительно покачала головой, тряхнув черными завитыми волосами. -- Вы же здесь, чтобы отдыхать. -- Заблуждение, -- ответил он. -- Я приехал, что меня послали сюда за выигранный приз на конкурсе. -- Присаживайтесь, -- сказала Маллебре. Люди за соседними столиками с любопытством прислушивались к разговору. -- Очень любезно с вашей стороны, -- сказал Хагедорн. -- Но мне нужно идти. Всего хорошего. Он ушел. Барон Келлер засмеялся. -- Вот и незачем было торопиться с ужином, почтеннейшая. Маллебре посмотрелась в зеркало пудреницы, припудрила свой аристократический нос и сказала: -- Поживем -- увидим. На лестнице Хагедорн встретил Шульце. -- Промерз до костей, -- пожаловался тот. -- У вас в номере тоже не топят? -- Да нет же, -- ответил Хагедорн. -- Не хотите ли заглянуть ко мне? Я должен написать домой. Со мной случилось невероятное происшествие. Угадайте! Нет, никто не догадается. Подумайте только: я сейчас разговаривал с господином, который лично знает старого Тоблера! И ежедневно с ним встречается! Что вы на это скажете? -- Быть того не может, -- сказал Шульце и последовал за молодым человеком на второй этаж. Хагедорн включил свет. Шульце показалось, что он видит сон: гостиная, спальня, облицованная кафелем ванная. Что это значит? -- подумал он. Не настолько же лучше его решение конкурсных задач, чтобы мне всучили жалкую каморку под крышей, а ему такую анфиладу. -- Хотите выпить? -- спросил Хагедорн. Он налил в рюмки французского коньяку. Лауреаты чокнулись. В дверь постучали. -- Войдите! -- крикнул Хагедорн. Вошла горничная. -- Я хотела только спросить, господин уже ложится спать? А то я принесла кирпич. Хагедорн наморщил лоб. -- Что принесли? -- Кирпич, -- повторила девушка. -- Его нельзя класть в постель слишком рано, а то он остынет. -- Вы что-нибудь понимаете? -- спросил Хагедорн Шульце. -- Не совсем, -- ответил Шульце и, обращаясь к горничной, сказал: -- Господин еще не собирается спать. Принесите ваш кирпич попозже. Горничная вышла. Хагедорн, растерянный, погрузился в мягкое кресло. -- Вам горничная тоже принесла нагретый кирпич? -- Никоим образом, -- ответил Шульце. -- Уж не говоря о коньяке. -- Он размышлял. -- А сиамских кошек? -- Хагедорн показал на корзинку. Шульце схватился за голову, присел на корточки и стал разглядывать спящих котят. При этом не удержался и сел на ковер. Один котенок проснулся. Потянувшись, он вылез из корзинки и устроился на фиолетовой штанине Шульце. Хагедорн писал открытку матери. Шульце, улегшись на живот, играл с котенком. Потом проснулся второй, сонно посмотрел через край корзинки и после долгих размышлений тоже вылез на персидский ковер. У Шульце теперь прибавилось забот. Хагедорн, взглянув на эту сцену, улыбнулся и сказал: -- Осторожнее! Они царапаются! -- Не беспокойтесь, -- заявил человек на ковре. -- Я умею с ними обращаться. Оба котенка играли на пожилом господине в салки. Когда он их придерживал, они мурлыкали от удовольствия. Я чувствую себя как дома, подумал он. И когда эта мысль пришла ему в голову, его осенило. Хагедорн закончил писать открытку, а Шульце положил двух котят обратно в корзинку к третьему. Они вопросительно смотрели на него, щуря черные глаза и довольно поводя хвостами. -- Я скоро приду к вам опять, -- сказал он. -- А сейчас спите, как положено маленьким послушным кискам! Потом он уговорил молодого человека передать открытку горничной, которая отнесет ее на почту. -- За мной реванш, -- сказал Шульце. -- Вы должны посмотреть мой номер. Идемте! Они отдали открытку горничной и вошли в лифт. -- Фамилия любезного господина, который хорошо знает старого Тоблера, Кессельгут, -- рассказывал Хагедорн. -- Мы прибыли с ним одновременно. А четверть часа назад он спросил меня, не надо ли мне его содействия в концерне Тоблера. Считаете ли вы возможным, что он способен это сделать? -- Почему бы и нет? -- сказал Шульце. -- Если он хорошо знает старого Тоблера, то уж справится с этим. -- Но отчего совершенно посторонний человек решился мне помочь? -- Наверное, вы ему симпатичны, -- сказал Шульце. Такое объяснение, видимо, показалось кандидату наук недостаточным. -- Разве я симпатичен? -- спросил он удивленно. Шульце улыбнулся. -- Даже чрезвычайно! -- Извините, это ваше личное мнение? -- спросил молодой человек, покраснев. -- Это мое твердое убеждение, -- ответил Шульце и тоже смутился. -- Славно, -- сказал Хагедорн. -- То же самое вызываете и вы у меня. Помолчав, они доехали до пятого этажа. -- Вы живете на громоотводе? -- спросил Хагедорн, когда Шульце начал подниматься по лестнице на шестой этаж. -- Еще выше, -- ответил тот. -- Господин Кессельгут хочет послать Тоблеру мои работы, -- сообщил Хагедорн. -- Надеюсь, старый миллионер кое-что смыслит в рекламе. Ну вот, опять я завел свою шарманку, да? Но это не выходит у меня из головы. Я сбился с ног, мотаясь по Берлину уже не первый год. Почти каждый день меня отфутболивают куда-нибудь еще. Наконец, увозят в Альпы. И едва я там появляюсь, как совсем чужой человек спрашивает меня, не хочу ли я служить в концерне Тоблера. -- Желаю удачи, -- сказал Шульце. Они шагали по узкому коридору. -- Когда я заработаю денег, то отправлюсь в большое путешествие вместе с матерью, -- заявил Хагедорн. -- Может быть, на озера в Северной Италии. Мать была только в Свинемюнде и Гарце. Для шестидесятилетней женщины это мало, не правда ли? Шульце был того же мнения. Пока молодой человек рассказывал о выигранных призах и связанных с ними географических познаниях, Шульце возился с дверным замком. Открыв дверь, он зажег свет. Стокгольм и шхеры застряли у Хагедорна в горле. Он уставился бессмысленным взглядом на убогую каморку. После долго молчания он сказал: -- Вы меня разыгрываете! -- Входите, входите! -- пригласил Шульце. -- Присаживайтесь, пожалуйста, на кровать или в умывальный таз! Где угодно! Хагедорн поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы. -- Холод полезен для здоровья, -- сказал Шульце. -- В крайнем случае не сниму домашние туфли, когда лягу спать. -- Даже шкафа нет, -- сказал Хагедорн, оглядевшись. -- Как вы все это объясняете? Мне даруют шикарный апартамент. А вас премируют чердачной конурой и собачьим холодом! -- Есть единственное объяснение, -- сказал Шульце. -- Вас приняли за кого-то другого! Кто-то осмелился подшутить. Возможно, он распустил слух, что вы престолонаследник Албании. Или сын мультимиллионера. Хагедорн показал залоснившиеся рукава пиджака и поднял ногу, демонстрируя библейский возраст ботинка. -- Я похож на них? -- Именно поэтому! Есть немало экстравагантных личностей среди тех, кто в состоянии оплатить свои сумасбродства. -- Я не страдаю сплином, -- сказал Хагедорн. -- Я не наследник престола и не миллионер. Я проклятый бедняк. Моя мать пошла в сберкассу, чтобы я смог разок-другой выпить пива. -- Он с яростью стукнул кулаком по столу. -- Вот! А теперь я пойду к директору отеля и скажу, что его одурачили и чтобы меня немедленно переселили сюда наверх, рядом с вами, в нетопленую собачью конуру! -- Он шагнул к двери. Тоблер понял, что его затея в опасности. Он схватил молодого человека за пиджак и усадил на единственный стул. -- Дорогой Хагедорн, не делайте глупостей! От того, что вы поселитесь в ледяной ящик рядом со мной, мы оба ничего не выиграем. Будьте умницей! Оставайтесь таинственным незнакомцем! Сохраните ваш номер, чтоб я знал, куда мне пойти, если замерзну! Пусть вам носят коньяк, черт возьми, бутылку за бутылкой, и положат в постель сто горячих кирпичей! Кому от этого плохо? -- Ужас! -- сказал молодой человек. -- Завтра утром придет массажист. -- Массаж полезен! -- засмеялся Шульце. -- Знаю, -- сказал Хагедорн. -- Усиливает кровоснабжение кожи. -- Он хлопнул себя по лбу. -- А швейцар собирает почтовые марки! Мистификация хорошо продумана! И я, дурень, вообразил, что люди здесь душевные от природы. -- С обиженным видом он швырнул конверт, наполненный марками, на стол. Шульце профессионально проверил содержимое конверта и сунул его в карман. -- У меня замечательная идея, -- сказал Хагедорн. -- Вы переселитесь в мой номер, а я буду жить здесь. Директору скажем, что он ошибся. Престолонаследник Албании -- вы! Хорошо? -- Нет, -- возразил Шульце. -- Для наследника я слишком стар. -- Бывают и старые наследники, -- заметил Хагедорн. -- А уж за миллионера меня никто не примет! -- сказал Шульце. -- Вы только представьте: я -- миллионер! Умора! -- Во всяком случае, убедительного впечатления вы не производите, -- откровенно признался Хагедорн. -- Но я не хочу быть кем-то другим! -- Сделайте это ради меня! -- попросил Шульце. -- Мне так понравились котята. Молодой человек почесал в затылке. -- Ну ладно, -- согласился он. -- Но перед отъездом мы повесим объявление на черной доске, в котором сообщим, что отель стал жертвой обмана какого-то шутника. Да? -- Это не к спеху, -- сказал Шульце. -- Прошу вас, останьтесь пока загадкой! Глава восьмая СНЕГОВИК КАЗИМИР Публика была шокирована, увидев обоих, когда они шли рядом через холл. Какая бесцеремонность! Ну что может быть общего между таинственным миллионером и единственным в отеле бедняком! Уж настолько реалистично ему незачем играть свою роль! -- Убиться можно! -- сказал Карл Отважный, стоя возле швейцара. -- Ох, этот Шульце! Уму непостижимо! -- Каспариус и Маллебре -- обе уже охотятся за молодым, -- сообщил дядюшка Польтер. -- Он был бы у любой как у Христа за пазухой! -- Сравнение верно лишь отчасти, -- заметил директор. (При случае он был склонен к педантичности.) -- Пожалуй, я придумаю для господина Шульце какое-нибудь побочное занятие, -- сказал швейцар. -- Иначе его не оторвешь от миллионера. -- Может быть, он скоро уедет, -- сказал Кюне. -- В чердачной каморке, которую мы ему подыскали, вряд ли он надолго застрянет. Еще ни одна горничная, ни один коридорный не выдерживали там. Дядюшка Польтер знал людей лучше. Он покачал головой. -- Ошибаетесь. Шульце останется. Шульце упрямец. Директор отеля последовал за двумя странными постояльцами в бар. Играла капелла. Несколько элегантных пар танцевали. Колониальный офицер Салливан пил по старой привычке чистое виски и уже перебрал. Оседлав табурет у стойки и выпучив глаза, он явно принимал "Брукбойрен" за какой-нибудь гарнизонный клуб в Северной Индии. : -- Позвольте вас представить друг другу? -- спросил Хагедорн и познакомил тайного советника Тоблера с его слугой Иоганном. Они уселись за столик. Кессельгут заказал всем коньяк. Шульце, откинувшись на спинку стула, растроганно и вместе с тем иронически разглядывал давно знакомое лицо. -- Господин Хагедорн мне только что рассказал, что вы знаете тайного советника Тоблера, -- сказал Шульце. Кессельгут был не совсем трезв. Он пил не для того, чтобы напиться. Он был добросовестным человеком и не забывал, что вынужден тратить ежедневно не менее сотни марок. -- Знаю, и даже очень хорошо, -- заявил он, весело подмигнув Шульце. -- Мы почти все время вместе! -- Вы, как я предполагаю, компаньоны? -- спросил Шульце. -- Предполагаете? -- с важным видом переспросил Кессельгут. -- Позвольте! Мне принадлежит процветающая пароходная линия. Мы заседаем вместе в наблюдательном совете. Прямо друг около друга! -- Черт побери! -- воскликнул Шульце. -- Это какая же линия? -- Об этом мне не хотелось бы говорить, -- сказал Кессельгут важно. -- Но она не самая маленькая. Они выпили. Хагедорн поставил рюмку, вздернул верхнюю губу и сказал: -- Ничего не смыслю в спиртном. Но коньяк, если не ошибаюсь, отдает мылом. -- Должен отдавать, -- объяснил Шульце. -- Иначе грош ему цена. -- Можем попробовать что-нибудь другое, -- предложил Кесссельгут. -- Кельнер, что у вас не отдает мылом? Но это был не кельнер, а директор отеля, подошедший к их столику. Он спросил молодого человека, нравится ли ему его номер. -- Да, да, -- ответил Хагедорн, -- в общем и целом вполне. Господин Кюне заверил, что он считает себя счастливым. Потом по его знаку бармен Джонни и кельнер принесли бутылку шампанского в ведерке со льдом и два бокала. -- Приветственный глоточек, -- сказал директор, улыбаясь. -- А мне дадут бокал? -- невинно спросил Шульце. Кюне покраснел. Кельнер принес третий бокал и наполнил его. Попытка игнорировать Шульце не удалась. -- За ваше здоровье! -- весело воскликнул тот. Директор исчез, чтобы излить свое последнее горе швейцару. Шульце встал, постучал по своему бокалу и поднял его. Сидевшие в баре гости недружелюбно смотрели на бедняка. -- Выпьем за то, -- сказал он, -- чтобы господину Кессельгуту удалось что-нибудь сделать для моего молодого друга у старого Тоблера! Иоганн хихикнул. -- Сделаю, сделаю, -- пробормотал он и осушил бокал. -- Дорогой Шульце, -- сказал Хагедорн, -- мы с вами только недавно познакомились. Но в такой момент, наверное, следует спросить, не может ли господин Кессельгут что-нибудь предпринять и для вас? -- Неплохая идея, -- заметил Шульце. Иоганн Кессельгут, смеясь, сказал: -- Я порекомендую тайному советнику Тоблеру взять на службу и господина Шульце. Кто вы по профессии? -- Тоже специалист по рекламе, -- ответил Шульце. -- Вот было бы здорово, если бы мы работали в одном отделе, -- размечтался Хагедорн. -- Шульце и я отлично понимаем друг друга. Мы обновили бы в корне всю рекламу концерна. Ведь то, что я видел в прессе последнее время, кошмар. -- Неужели? -- спросил Шульце. -- Примитивное дилетантство, -- заявил молодой человек. -- Отдел рекламы в таком концерне может работать гораздо интереснее. Мы покажем Тоблеру, на что способны два профессионала. Между прочим, он симпатичный человек? -- Ну да, -- сказал Иоганн Кессельгут. -- Мне он нравится. Конечно, это дело вкуса. -- Ладно, посмотрим, -- сказал Хагедорн. -- Выпьем за него! За здоровье старого Тоблера! Они чокнулись. -- Пусть будет здоров, -- сказал Кессельгут и ласково посмотрел господину Шульце в глаза. После того, как была выпита бутылка, презентованная Карлом Отважным, владелец пароходной линии Кессельгут заказал еще одну. Они удивлялись, что, несмотря на дальнюю дорогу, не чувствовали усталости. И приписали это высокогорному воздуху. Потом они перекочевали ниже, в пивной погребок, ели вареную телячью колбасу и пили мюнхенское пиво. Но оставались там недолго. Эффектная женщина из Польши, которая прибыла вечером, уединилась с мистером Брайеном в темном углу, и Хагедорн сказал: -- Боюсь, что мы помешаем международным контактам. Когда они вернулись в бар, народу там прибавилось. Госпожа фон Маллебре и барон Келлер сидели у стойки, пили коктейль и грызли кофейные зерна. Госпожа Каспари-ус и толстый господин Ленц вернулись с эспланады и играли в кости. Солидная группа краснощеких голландцев галдела за большим круглым столом. А саксонская супружеская пара насмехалась над акустической беспардонностью голландского языка. Потом тапера оттеснил один из голландцев. Тут же встали из-за стола темпераментные земляки и, несмотря на смокинги и светские вечерние платья, начали отплясывать истинно народные танцы. Салливан сполз с табурета и, поскольку фройляйн Марек заупрямилась, принял участие как солист в народном гулянье, хотя еле держался на ногах. Это продолжалось минут двадцать. Тапер снова завладел своим законным табуретом-вертушкой. -- Потанцуйте же наконец с какой-нибудь из ваших поклонниц! -- сказал Шульце Хагедорну. -- Бабы глаз с вас не сводят! Сил нет терпеть! Молодой человек покачал головой. -- Они же не на меня смотрят, а на престолонаследника Албании. -- Ну и что, подумаешь! -- возразил Шульце. -- Меня бы это не остановило. Главное -- произвести эффект. Хагедорн обратился к Кессельгуту: -- Здесь, в отеле, меня принимают не то за внука Рокфеллера, не то за переодетого королевича... -- Непостижимо! -- сказал Кессельгут, стараясь сделать изумленное лицо. -- Бывает же такое! -- Прошу вас, пусть это останется между нами! -- сказал Хагедорн. -- Я бы охотно разъяснил в дирекции недоразумение, но Шульце отсоветовал. -- Господин Шульце прав, -- сказал Кессельгут. -- Без шуток -- не до смеха! Внезапно капелла заиграла туш. Господин Хелтаи, профессор танцевального искусства и устроитель карнавалов, вышел на паркет, похлопал в ладоши и воскликнул: -- Господа, дамы приглашают кавалеров! Он повторил объявление по-английски и по-французски. Публика засмеялась. Многие дамы поднялись с мест. Госпожа Каспариус тоже. Она направилась прямо к Хагедорну. Госпожа фон Маллебре побледнела и с кривой улыбкой пригласила барона. -- Ну, теперь за дело! -- приказал Шульце. Госпожа Каспариус сделала чересчур усердный книксен и сказала: -- Вот видите, господин кандидат, от меня не ускользнешь. -- "Здесь женщины -- гиены сами..." (Ф.Шиллер "Песнь о колоколе") -- продекламировал Шульце, который никогда не терялся. Однако бременская дама и Хагедорн его уже не слышали. Танец начался. Шульце прошептал Кессельгуту: -- Я иду в холл. Незаметно следуйте за мной! И захватите приличную сигару! Затем он покинул бар. Тайный советник Тоблер сидел со своим камердинером Иоганном в холле. Большинство столиков были свободны. Кессельгут раскрыл портсигар и спросил: -- Могу я пригласить вас на рюмку коньяку? -- Не задавайте дурацких вопросов, -- ответил Тоблер. Иоганн заказал. Господа курили и весело поглядывали друг на друга. Кельнер принес коньяк. -- Ну вот, мы все-таки познакомились, -- сказал Иоганн удовлетворенно. -- Да еще в первый же вечер! Как я справился, а? Тоблер нахмурил лоб. -- Вы интриган, дорогой мой. Собственно, мне следует вас уволить. Иоганн польщенно улыбнулся и сказал: -- Я так перепугался, когда приехал, ужас! Директор отеля и швейцар пытались прощупать господина Хагедорна со всех сторон! Я хотел побежать вам навстречу и предупредить. -- Дочке я оборву уши, -- заявил Тоблер. -- Конечно, позвонила она. -- У фройляйн Хильдегард такие изящные ушки, -- сказал Иоганн. -- Спорю, что телефонировала Кункель. -- Если бы я не был в таком хорошем настроении, -- признался Тоблер, -- то разозлился бы крепко. Какая наглость! Нам просто повезло, что здесь все перепутали! -- Вам дали хороший номер? -- спросил слуга. -- Восхитительный, -- ответил Тоблер. -- Солнечный, много свежего воздуха. Даже слишком много. Иоганн снял с костюма Тоблера два волоска и ладонью стал заботливо смахивать ворсинки с рукавов фиолетового пиджака. -- Перестаньте, -- заворчал тайный советник. -- Вы с ума сошли? -- Ничуть, -- сказал Иоганн. -- Счастлив, что сижу возле вас. Ну хорошо, немного я, конечно, захмелел. Ваш костюм выглядит ужасно. Завтра я приду к вам и наведу порядок. Какой у вас номер, господин тайный советник? -- Посмейте только! -- строго сказал Тоблер. -- Еще не хватало, чтобы владельца процветающей пароходной линии увидели, как он вытирает у меня пыль. У вас есть с собой бумага и карандаш? Пишите деловое письмо. Поторопитесь! Пока не пришел наш миллионерчик. Как он вам нравится? -- Чудесный человек, -- сказал Иоганн. -- Втроем мы еще всласть повеселимся. -- Оставьте нас, бедных людей, в покое! -- сказал тайный советник. -- Займитесь, если угодно, зимним спортом и общайтесь со знатными людьми! -- Дирекция отеля уверена, что я знаю кандидата Хагедорна по Берлину и только не желаю это признать, -- сообщил Иоганн. -- Так что ничего особенного не усмотрят, если я буду с ним часто встречаться. Напротив, без меня он никогда бы так быстро не стал миллионером! -- Он оглядел Тоблера сверху вниз. -- И обувь ваша тоже не чищена! -- вздохнул слуга. Было заметно, как он от этого страдает. -- Я в отчаянии! Тайный советник, наслаждаясь сигарой, сказал: -- Позаботьтесь лучше о вашей пароходной линии! Как только капелла собиралась сделать передышку, танцевальные пары начинали бешено хлопать в ладоши. Госпожа Каспариус тихо сказала: -- Вы действительно хорошо танцуете. -- Ее рука лежала на плече Хагедорна, он ощутил нежный нажим пальцев. -- Что вы делаете завтра? Вы на лыжах катаетесь? -- Нет, -- ответил он. -- В детстве у меня были коньки. Сейчас это для меня слишком дорого. -- Давайте поедем на санях? В Санкт-Фейт? Ленч возьмем с собой. -- Я договорился о встрече с двумя моими знакомыми. -- Так откажитесь! -- попросила она. -- И вообще -- как вы можете предпочесть этого похожего на огородное пугало человека моему очаровательному обществу? -- Я такое же пугало, -- сказал он сердито. -- Мы с Шульце одна пара! Многозначительно подмигнув, она засмеялась. -- Ну конечно, господин кандидат. Все время забываю об этом. И все-таки вы должны поехать со мной в Санкт-Фейт. На санях. С колокольчиками на дуге. И под теплыми пледами. Это же замечательно. -- Она прижалась к нему еще теснее и спросила: -- Я вам совсем не нравлюсь? -- О нет, -- ответил он. -- Но в вас есть что-то ужасно неожиданное. Она немного отодвинулась от него и поджала губы. -- Таковы мужчины. Когда вам откровенно в чем-нибудь признаются, вы ведете себя как светские дамы из монастырского приюта для престарелых. -- Она посмотрела ему прямо в глаза. --Да не будьте вы таким жеманным, черт возьми! Мы молоды? Мы нравимся друг другу? А? К чему ломать комедию? Я права, верно? Капелла перестала играть. -- Вы правы, -- сказал он. -- А где же мои знакомые? Он проводил ее к столику, поклонился ей и толстому Ленцу и поспешно удалился разыскивать Шульце и Кессельгута. -- Спрячьте блокнот! -- сказал тайный советник Тоб-лер своему слуге. -- Вон идет наш миллионерчик. Хагедорн сиял. Усевшись, он глубоко вздохнул и сказал смущенно: -- Ну и женщина! Ей следовало быть кавалерийским генералом! -- Для этого она, несомненно, слишком хороша, -- убежденно сказал Шульце. Хагедорн задумался. -- Допустим, -- сказал он. -- Но ведь нельзя же с каждой хорошенькой женщиной заводить амуры! В конце концов, на свете слишком много хорошеньких женщин! -- Могу только согласиться с господином кандидатом, -- сказал Кессельгут. -- Кельнер! Три водки! -- И когда кельнер вернулся с водкой, воскликнул: -- Бог троицу любит! После того как все опрокинули рюмки с бесцветным содержимым, Хагедорн с любопытством спросил: -- Что будем делать? Еще нет и полуночи. Шульце погасил сигару и сказал: -- Господа, прошу тишины! Позволю себе задать вопрос, который вас озадачит. А именно: с какой целью мы приехали в Брукбойрен? Пьянствовать, что ли? -- Похоже на то, -- хихикнул Кессельгут. -- Кто против, останется на второй год! -- сказал Шульце. -- Считаю до трех: раз! два! три! -- Принято единогласно, -- сказал Хагедорн. -- Итак, мы прибыли сюда не для того, чтобы напиваться, -- продолжал Шульце. Кессельгут поднял руку: -- Не только для того, господин учитель! -- А посему я призываю присутствующих, -- объявил Шульце, -- оторваться от стульев и следовать за мной на природу. Они с трудом поднялись и, слегка шатаясь, вышли из отеля. От чистого холодного воздуха у них перехватило дыхание. Изумленные, они стояли в глубоком снегу. Над ними простирался гигантский темно-синий купол неба, покрытый золотой и зеленой, серебряной и красноватой алмазной россыпью звезд. Под луной плыло одинокое белое облачко. Несколько минут они молчали. Из отеля доносилась музыка. Кессельгут прокашлялся и сказал: -- Завтра будет чудесно. Мужчины склонны смущаться, когда их захватывают сильные впечатления. По этой причине Хагедорн вдруг заявил: -- Так, господа. Сейчас мы сделаем большого снеговика! А Шульце воскликнул: -- Только негодяй может отказаться от этого! Вперед марш! Закипела работа. Строительного материала было предостаточно. Слепили большой ком и стали катать его по снегу вдоль и поперек, шлепая и уминая, пока он не превратился в подобие тумбы. Этот цилиндр они продолжали катать, и вскоре он располнел и удлинился настолько, что ваятели сочли его достаточно внушительным и установили перед маленькими пихтами, которые росли напротив входа в отель, по ту сторону дороги, у парка. Все трое взмокли. Однако они были непреклонны и приступили к созданию второй части снеговика -- туловищу. Снега на этом участке почти не осталось. Пришлось перебазироваться в парк. Еловые иглы кололи разгоряченные лица. Наконец туловище было готово. Пыхтя, они подняли его на снежный постамент. Это удалось без особых происшествий. Правда, Кессельгут не устоял на ногах. -- Боже мой! Дорогой смокинг! -- воскликнул он. Но больше уже о нем не тревожился. Когда взрослые мужчины что-то задумали сделать, они этого добиваются. Даже в смокинге. Настал черед головы. Ее посадили на туловище. После этого они благоговейно отступили на несколько шагов и полюбовались своим творением. -- У него, к сожалению, голова яйцом, -- констатировал Шульце. -- Не беда, -- сказал Хагедорн. -- Назовем его просто Казимиром. С таким именем можно иметь такую голову. Возражений не было. Шульце вынул перочинный ножик и хотел было срезать пуговицы с фиолетового пиджака, чтобы украсить ими снежный живот Казимира. Но Кессельгут остановил его, сказав, что этого нельзя делать ни в коем случае. Хагедорн взял у Шульце ножик, срезал несколько еловых веток и украсил ими грудь Казимира так, что он стал похож на гусара-гвардейца. -- А руки у него будут? -- спросил Кессельгут. -- О нет, -- сказал Хагедорн. -- Казимир -- это торс! Они занялись его лицом. В качестве носа приладили спичечный коробок. Рот изобразили двумя короткими сучками. А для глаз использовали кусочки коры. Кессельгут критически заметил: -- Казимиру нужен кивер -- прикрыть лысину. -- Вы ужасный натуралист, -- возмутился Шульце. -- Если бы вы были ваятелем, то надевали бы парики на скульптуры! -- Завтра утром раздобуду на кухне ведерко из-под джема, -- пообещал Хагедорн. -- Напялим его на нашего любимца. Дужка сойдет за подбородный ремешок. Предложение было одобрено. -- Казимир -- красивый, импозантный мужчина, -- с восхищением сказал Шульце. -- Еще бы! -- воскликнул Кессельгут. -- У него же трое отцов! -- Несомненно, он один из наиболее значительных снеговиков, когда-либо живших на свете, -- сказал Хагедорн. -- Это мое глубокое убеждение. -- Спокойной ночи, Казимир! -- крикнули они хором и услышали в ответ: -- Спокойной ночи, господа. Но это был не снеговик, а жилец отеля на втором этаже, который из-за их шумной возни не мог заснуть. Он с грохотом захлопнул окно. Трое отцов Казимира на цыпочках вошли в здание. Шульце улегся спать в своем драповом пальто. Глядя на слуховое окно, он довольно улыбнулся. -- Старый Тоблер мерзнет, но не сдается! -- сказал он и задремал. Вскоре заснул и Хагедорн. Правда, сначала ему мешала элегантная обстановка и теплый кирпич. Однако, что касалось сна, у него был на то природный талант, который проявился и в Брукбойрене. Только Кессельгут не спал. Он сидел у себя в номере и занимался почтой. Закончив деловое письмо, которое ему поручил написать тайный советник, он принялся за частное, чрезвычайно секретное послание. Оно гласило: Дорогая фройляйн Хильдегард! Мы живы и здоровы, доехали благополучно. Тем не менее Вам не следовало у нас за спиной перезваниваться с отелем. Господин тайный советник оборвет Вам уши. Перепугались мы изрядно! За переодетого миллионера тут приняли другого лауреата конкурса -- господина кандидата Ха-гедорна. Как раз когда я прибыл. И вот кошки оказались в номере у Хагедорна. А не у господина тайного советника. Мы подружились. Я с Хагедорном. А он с Вашим отцом. И благодаря этому тайный советник со мной. Я очень рад. Сегодня мы втроем слепили огромного снеговика. С яйцевидной головой. И с торсом. Зовут его Казимир. Отель очень знатный. Публика тоже. Вид у господина тайного советника, конечно, ужасный. От одного галстука становится дурно. Но его не выгнали. Завтра я схожу в его номер и наведу порядок. Электрический утюг я захватил с собой, Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы со своего костюма. С него глаз нельзя спускать. Женщины вовсю ухлестывают за кандидатом Хагедорном. Они принимают его за престолонаследника. А он безработный и говорит, что нельзя влюбляться в каждую хорошенькую женщину. Это заведет слишком далеко. Завтра я начну учиться ходить на лыжах. Частные уроки. Нечего всем глазеть, как я буду шлепаться. Швейцар поначалу принял господина тайного советника за торговца вразнос. Вот как получилось. Но он только посмеивается. По крайней мере мне разрешено быть с ним знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я уже писал. Но все равно очень рад. Мы были в баре и кое-что выпили. Но от звездного неба опять протрезвели. И от снеговика. Он стоит у ворот отеля. Туристы завтра удивятся. Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного. Кататься на лыжах довольно опасно. Кто позаботится о господине тайном советнике, если я буду лежать в гипсе? Ладно, постараюсь остаться целым. Надеюсь, что у Вас все в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете. Передайте от меня привет Кункель. Придумать такое -- позвонить в отель по телефону -- это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать. С совершенным почтением и лыжным приветом Ваш старый Иоганн Кессельгут Глава девятая ТРОЕ В СНЕГУ Около семи утра первые лыжники, громко топая, выходят из номеров. В коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов. За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных здоровых людей. Кельнеры балансируют перегруженными подносами. Потом они тащат пакеты с ленчем для туристов, которые собираются вернуться с лыжных походов лишь к вечеру. Сегодня директор Кюне снова отправляется в горы. Проходя в полной боевой готовности мимо швейцара, он сказал: -- Господин Польтер, проследите, чтобы этот Шульце не дурил! Это коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике! -- Как родной отец, -- заявил Польтер серьезно. -- Для Шульце я уж подыщу занятие. Чтобы не задирал нос. Карл Отважный поглядел на барометр. -- Вернусь к обеду -- сказал он и ушел. -- К обеду, так к обеду, -- пробурчал швейцар и начал сортировать утреннюю почту. Кессельгут сидел в ванне, когда постучали в дверь. Он не отозвался. Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он себе и подставил затылок под холодную струю. Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор. -- Доброго вам утра, -- пожелал он. -- Извините, пожалуйста. Я -- Тони Гразвандер. -- Ничего не поделаешь, раз так, -- сказал голый мужчина в ванне. -- Как поживаете? -- Спасибо. Спрос есть -- значит, хорошо. -- Рад за вас, -- уверил его Кессельгут подкупающим тоном. -- А в чем дело? Хотите потереть мне спину? Антон Гразвандер пожал плечами. -- Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам. -- Ах, вот что! -- воскликнул Кессельгут. Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил: -- А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну? -- Рlease, Sir. -- сказал Тони, как международный инструктор лыжного спорта. -- Подожду вас внизу, в холле. Я принес вам пару лыж. Ясеневые, первый сорт. -- И он вышел. Нарушен был и утренний сон Хагедорна. Ему приснилось, что кто-то его тормошит, и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати. Но этот "кто-то" не оставил его в покое. Обойдя вокруг кровати, он откинул стеганое одеяло, стянул с Хагедорна пижаму, вылил из пузырька холодное жидкое масло на спину лауреата и начал ее мять и пошлепывать огромными ручищами. -- Перестаньте, ну вас! -- пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: -- Не надо щекотать! -- Наконец, слегка очнувшись, он повернул голову, увидел рослого мужчину в рубашке с засученными рукавами и сердито спросил: -- Вы дьявол? -- Нет, -- ответил незнакомец. -- Я -- masseur Штюнцер. Пришел по заказу. -- Маsseur -- ваше имя? -- Скорее профессия. Это -- массажист по-французски, -- ответил тот и