всем другим вход закрыт. И уж раз мы сегодня здесь только втроем и откровенны друг с другом, я кое-что открою вам: генерал сам затребовал лейтенанта Баркова для службы в нашей школе. Что вы скажете на это? - Скажу, что мне ровным счетом наплевать. И это все, что я хотел бы сказать по сему поводу, господин капитан. - По мне, мой дорогой, вы можете думать и говорить, что хотите, да и делать все, что вам заблагорассудится. В одиночку или с совокупности с фрейлейн Радемахер. Но если вы узнаете, как обстоит дело с отношениями между генералом и лейтенантом Барковом, тогда я сегодня вечером ничего не видел и не слышал. Поняли вы меня? - Вы очень точно выражаетесь, так что вас невозможно не понять. - Ну, тогда дело в шляпе, и я могу лишь добавить: за тесное сотрудничество! Более я не хотел бы утруждать вас своим присутствием, вы же наверняка желаете малость побыть одни. И на сей раз без всяких помех. Бутылку можете оставить себе. Итак, приятной, спокойной ночи, мои дорогие! 14. ЗА ЭТУ ЖИЗНЬ НУЖНО ПЛАТИТЬ - Ты можешь спокойно полежать еще, - сказала Марион Федерс мужу. - Я сделаю все, что нужно. - Да я так и так не засну, - ответил капитан Федерс. - Ну просто полежи, подремли, полюбуйся на потолок. - Не пойдет, - пробурчал Федерс. - Когда я это делаю, то снова начинаю думать. - Тогда думай о чем-нибудь приятном. - Не могу: нет ничего приятного. Утренний свет просачивался сквозь окна маленькой квартирки. Федерс щурился на свет, потом перевернулся на другой бок. Теперь свет ему не мешал: он видел только свою жену, стоявшую около умывальника. Федерс улегся на спину. Утро было свинцово-серым и душным. Затхлая атмосфера ночи господствовала в комнате. Капитан закрыл глаза. Сразу стали слышнее звуки утра: вода, струящаяся по телу, хлопотливые руки трут кожу, кусок мыла взят и положен на место, шаги босых ног. И эти ноги - Федерс различал ясно - прошлепали по мокрому полу, по ковру, влезли в домашние туфли, потопали по кафелю. - Застегни получше купальный халат, - сказал он, - обмотай платком шею и голову. - Мне не холодно, Эрих. - И все же сделай так. Федерсу не нужно было поворачиваться к жене - он и так знал, что она делает. Он мог с закрытыми глазами отчетливо представить себе ее, нужно было только одно: чтобы она была тут, рядом. - Прости, - сказала она, подкрепляя извинения просящим взглядом. - Нечего извиняться, - сказал он. Он все еще смотрел в потолок, и ему чудилось на нем лицо Марион. - У тебя нет ни малейшей причины извиняться передо мной. - Ну хорошо, - сказала жена и прошла в соседнюю комнату. - Я повяжу платок. Она готовила утренний кофе усталыми, привычно механическими движениями. Ее лицо было серым и заспанным. Она увидела через открытую дверь, что Федерс встает. Он подошел к умывальнику и обнажил туловище до пояса. Она рассматривала его крупные, пропорциональные плечи, мощно вылепленную, мускулистую грудь, жилистые, крепкой хватки руки. Она подошла к двери. - Ты красив, - сказала она. - Смотри лучше за своим кофе, - проворчал он, не глядя на нее. - Я люблю тебя. - Я знаю - как любят картину или мелодию. Он произнес эти слова с иронической горечью. - Ты хочешь, чтобы тебе делали больно. - Кто лезет на рожон, должен уметь сносить боль. Банальная истина. Кстати, вода для кофе закипела. И это сейчас самое важное: мне надо на службу. - Что ты от меня хочешь? - спросила она с беспокойством. - В данный момент ничего, кроме завтрака... - Когда я вас вижу, - говорил капитан Федерс обер-лейтенанту Крафту, - мне становится ясно, что этот мир не так уж мрачен, как казалось вначале. Чем вы меня сегодня порадуете? - У меня есть особое желание, господин капитан. - Это уже хуже, - заметил Федерс. - Я ведь не Дед Мороз. Капитан Федерс стоял у окна в коридоре учебного барака. Курил сигарету и таким образом заполнял обычный перерыв между двумя уроками тактических учений. Фенрихи стояли в приличествующем отдалении группами, размышляя над так называемым маленьким спортивным заданием на соображение. Преподаватель по тактике, чтобы они не скучали в перерыве, занял их маленьким, утонченным вопросом-ловушкой. - Могу я поприсутствовать на ваших занятиях, господин капитан? Федерс весело осклабился: - Уж не хотите ли вы, Крафт, проверить Мои способности и методы? - Они мне достаточно известны, - сказал обер-лейтенант. - Я намерен лишь поближе разглядеть некоторых наших фенрихов, если разрешите. - Это стадо баранов вы видите каждодневно, с раннего утра до позднего вечера. Вам этого мало? - Раз уж я работаю с фенрихами, господин капитан, то я обязан следить за ними и обучать их. Я постепенно выяснил, как они реагируют на меня и на мои методы. Но мне необходимо знать, как они ведут себя у других офицеров. - И поэтому вы явились именно ко мне, Крафт? Несмотря на то, что я известен вам как противник индивидуальной опеки? У меня любой реагирует так, как я того хочу, а не так, как ему захочется. Но если вам обязательно хочется все пощупать самому - прошу. - Покорнейше благодарю, господин капитан, - сказал Крафт нарочито почтительно. - Меня вполне удовлетворит, если я смогу пристроиться где-нибудь в уголке. Капитан Федерс испытующе взглянул на обер-лейтенанта, и глубокая складка прорезала его лоб. - Очевидно, было бы глупо предполагать, что вы пришли что-либо вынюхать у меня, Крафт. В вашем положении это было бы неразумно. Кроме того, я не дал бы вам такой возможности. Любая глупость, но ни малейшей подлости. И несмотря на все, что вы слыхали от меня или обо мне... - Если вы желаете такого разговора, господин капитан, то... - Нет, я такого не хочу. Но и не уклонюсь от него. - Обо всем, что вы сказали мне недавней ночью, я поразмыслил. И полагаю, что на вашем месте я думал и действовал бы примерно так же, как и вы. Глубокая поперечная складка на лбу капитана стала заметнее. Он сжал зубы. Но глаза его поблескивали. Он ничего более не сказал, может быть, потому, что мимо прошли несколько фенрихов. Он перевел взгляд на улицу, на грязный снег, по которому бессильно скользили лучи февральского солнца. Наконец он опять повернулся к Крафту и спросил: - Вы знаете виллу Розенхюгель? - Нет, господин капитан. - Я покажу вам ее, Крафт, и тогда вы узнаете обо мне больше. Эта встреча не порадует вас, но будет поучительна. Это я вам обещаю. - Я всегда охотно воспринимаю все поучительное. - Это я вижу. Вы познали и нечто очень существенное - вы учитесь даже на примерах подлости и глупости. Однако пойдемте на занятия. У вас есть какие-нибудь особые пожелания? Например, не хотите ли вы посмотреть каких-либо конкретных фенрихов в свободной дрессировке? Не стесняйтесь, можете спокойно назвать имена. Обер-лейтенант Крафт мгновение помедлил. Затем вынул из обшлага пару листков и написал на них восемь имен. Потом прибавил к ним девятое. И передал капитану. Федерс быстро взглянул на листки и расхохотался. Он посмотрел на Крафта с удивлением, но дружески: - Это похоже на вас, Крафт. Ну точь-в-точь, как я вас себе представляю. Вы пытаетесь остановить крылья ветряка? - Я пытаюсь изловить крыс, это более точно. - Вы - Дон Кихот, - упрямо продолжал Федерс. - Но такие мне всегда нравились. Ну ладно, пошли, я подую на крылья вашего ветряка. - Внимание! - прорычал командир учебного отделения. Капитан Федерс вошел в помещение, словно полководец поднялся на холм, где стоит его шатер. Он махнул рукой еще до доклада командира отделения. Фенрихи сели. Федерс предложил обер-лейтенанту Крафту свое место. Закаленным в неприятностях кандидатам в офицеры даже не пришло в голову удивиться присутствию на занятиях офицера-воспитателя. Федерс уже отвлек их внимание первым вопросом: - Крамер, какое задание было дано? Тот вскочил, как ужаленный осой, и заорал: - Рота располагается по квартирам. В глубоком тылу на своей территории или на местах проведения маневров. В каком месте должен расположиться офицер? - Вздор, - коротко бросает Федерс. - Раскройте ваши уши, пожалуйста, пошире. Мы здесь не на курсах по обслуживанию гостиниц. Здесь не комнаты заказываются, здесь квартиры - они занимаются, отводятся, реквизируются. Так с самого начала был разделан под орех командир учебного отделения - испытанный, бывалый унтер-офицер. Но, казалось, никто не был удивлен разносом. Крафт почувствовал это совершенно определенно. Каждый фенрих был занят самим собой. Все сидели, готовые мгновенно вскочить по приказу, и почти на всех лицах можно было прочитать, что они ожидали вызова, как прыжка в неизвестность. Насколько оправдана была эта предопределенная судьбой безнадежность фенрихов, Крафт узнал буквально через несколько минут. - Ну-ка, Амфортас, какую квартиру займете вы, как офицер? При условии, конечно, что вы вообще когда-нибудь станете офицером. Ну, отвечайте - какую квартиру? - Ту, которую мне предоставят. - Дикая чепуха, Амфортас! - произнес Федерс с уничтожающей резкостью, но не повышая голоса. - Обеспечение роты квартирами - это задача унтер-офицерского сословия. Но ни один офицер не может позволить, чтобы ему подобрал какую-нибудь халупу его подчиненный - он подыскивает квартиру для себя сам, лично. Какую же он ищет, Бемке? Отвечайте. - Офицер выбирает самую худшую квартиру, господин капитан, - обреченно вскрикивает фенрих, - ибо он должен показывать пример. - Но не пример же идиотизма, парень! Вы учитесь в военной школе, а не в тренировочном лагере будущих святош. Капитан Федерс бил с уничтожающей меткостью - быстро, хладнокровно, точно. И тут Крафт понял, что в этом классе нет ни одного фенриха, который в чем-то мог хотя бы приблизиться к своему преподавателю тактики, а если такой и был, то опасался это показать. Федерс как хотел, так и вколачивал в головы своих слушателей истину, что офицер всегда прав. Кроме того, он демонстрировал им приемы, с помощью которых эту идею нужно было вбивать в головы подчиненных. Фенрихи таращили глаза на своего капитана, как кролики на удава. Правда, были и кое-какие нюансы. Некоторые, вроде Амфортаса, Андреаса и Бергера, высказывали правоверную преданность. Другие, скажем Крамер, Вебер и Бемке, были полностью подавлены авторитетом преподавателя. Третьи, такие, как Меслер или Редниц, постоянно выискивали лазейки, в которые можно было спрятаться, но большой надежды не было и у них. Лишь немногие, например Хохбауэр, стремились, казалось, к одному - выдержать испытание полностью, без скидок. Следующей жертвой капитана был фенрих Бергер. Он тоже вскочил, как и предыдущие, будто подброшенный пружиной. Светловолосый, полный рвения, суетливый, готовый лопнуть от старания, он набрал полную грудь воздуха и ответил: - Я занимаю квартиру среднего качества, чтобы подчеркнуть общность, чувство товарищества. - Вы вообще ничего не должны подчеркивать, вы, бездарь. Вы же не бухгалтер. Общность существует только в братской могиле. Товарищество рождается не в выборе постелей. Следующий. Отвечайте вы, Редниц. - Я занимаю, безусловно, лучшую квартиру, - ответил тот без запинки. - Почему, Редниц? - всадил сразу же следующий вопрос Федерс. - Не потому ли, что сейчас для ответа нет больше выбора? - Потому что офицеру по праву полагается все лучшее, господин капитан. - Похоже, что вас это устраивает: не желаете ли вы проторчать войну в казино? Никакого участия в боевых действиях без портативного патефона, без ящика с вином, без одеколона и без офицерской картежной компании - так, что ли? Все лучшее! Если вы только поэтому хотите стать офицерами, дражайшие господа, то грош вам цена. Эту издевательскую игру капитан Федерс продолжал еще с четверть часа. За это кратчайшее время он "высветил" всех девятерых фенрихов, фамилии которых стояли в записке Крафта. И только после этого он снизошел до того, что дал все более терявшимся фенрихам возможность отыскать наполовину одобренные им формулировки. И результат выглядел примерно следующим образом: офицер должен занимать лучшую квартиру потому, что у него больше всего дел, то есть у него остается слишком мало времени для отдыха, и потому, что большие обязанности не исключают и больших прав, короче, потому, что он является офицером, а не унтер-офицером, не каким-то там нижним чином. Карандаши фенрихов строчили по бумаге. Они стремились показать, что готовы раз и навсегда зарубить себе на носу эти сведения - чтобы затем уверенно применять их на войне. Когда с этим было покончено, капитан приказал: - Достать карты и блокноты связи! Будем работать по топографической карте номер 674. Фенрихи скорчили самые огорченные мины, на какие только были способны. Тем не менее они пытались, как и положено, показать деловое оживление. Явная нерасторопность неотвратимо влекла за собой минусы в оценках. Майор Фрей заявил им об этом совершенно четко в самом начале обучения, реализовав таким образом одну из своих знаменитых "заповедей на все случаи жизни", гласившую: "Я ожидаю, что вы всегда будете полны радости - даже в том случае, если от страха наложите в штаны". Капитану Федерсу подобные жизненные заповеди были чужды. Носили его фенрихи на лице маску радости или нет - ему было безразлично. Главное, чтобы они постоянно ощущали нажим. И если в начале занятий он проводил одиночные акции против фенрихов, то сейчас развернул фронтальную атаку на весь класс, используя топографическую карту номер 674. Эта карта относилась к так называемым "пособиям идиотов", ибо она представляла собой примитивнейшее средство обучения. На ней были нанесены не только обычные топографические знаки - там были отмечены еще некие "пространства", помеченные красными и синими кружочками. Это были определенные местности, которые по воле преподавателя означали запретные зоны, учебные полигоны, районы оперативных действий и так далее. Капитан Федерс сказал: - Расположенная в зоне готовности рота переводится для участия в боевых действиях из квадрата А-4 в квадрат Ф-7. Отдайте соответствующий приказ по роте. Время на подготовку - 15 минут. Начинайте. Капитан положил перед собой часы. А сам в это время, казалось, начал не спеша изучать какое-то предписание. Однако он не читал его - он наблюдал за фенрихами. То же самое делал и Крафт. Он рассматривал их одного за другим: Меслер и Редниц без стеснения списывали друг у друга; Бемке беспомощно уставился в пространство; Вебер размышлял, исходя потом; Амфортас и Андреас изобразили на лицах крайнюю решимость, хотя им, по всей видимости, было абсолютно неясно, для чего, собственно, им все это было нужно. Хохбауэр принадлежал к тем немногим, которые действительно сосредоточились на задании: он, видимо, четко знал, чего хочет. Через тринадцать минут капитан объявил: - Время истекло. Крамер, соберите работы у всех, кроме Меслера и Редница, - те не годятся. Парни списывали друг у друга, а у меня на занятиях каждый производит свой навоз самостоятельно. Запомните это! И пока командир учебного отделения вырывал из рук фенрихов их листки, на которых они спешили сделать последние поправки, капитан Федерс уже диктовал: - Домашнее задание на завтра: рота занимает позицию в квадрате Ф-7. В ней отсутствует второй взвод. Восполните этот пробел за счет тыловых отделений. Сформулируйте соответствующий приказ. На этом занятия окончены - вываливайтесь. И чтобы через две минуты здесь не маячило ни одной физиономии. В две минуты класс опустел. Только Федерс и Крафт стояли друг против друга. И капитан сказал: - Если хотите, можете посмотреть дерьмо, которое написали парни. Можете даже взять его с собой. - Но ведь эти работы будут вам нужны, господин капитан. - Еще бы, - усмехнулся Федерс, - я растапливаю ими свою печку. - И на следующем занятии вы не сообщите фенрихам об их ошибках? - удивленно поинтересовался Крафт. - Я им скажу, как делать правильно, этого с них хватит. Писанина этих ребят все равно не верна, или не точна, или не закончена. Они и сами знают это. Потому и убежали, навалив полные штаны, а это самый главный эффект в воспитании, которого я добиваюсь. Зачем? Чтобы дать им ощутить предвкушение того ада, в который они хотят попасть в качестве офицеров. Я заставляю их шевелить мозгами, пока они наконец не осознают свою крайнюю духовную скудость. Да мы, собственно, все таковы. Поедемте ко мне на виллу Розенхюгель, и я докажу вам это. Я заказал машину - она будет через полчаса. Через полчаса автомобиль, полуоткрытый "мерседес-кюбель", выехал из казармы. За рулем сидел наглухо закутанный ефрейтор в меховой шапке с наушниками. На заднем сиденье расположились Федерс и Крафт в своих суконных шинелях. Они отчаянно мерзли, и выдыхаемый ими воздух превращался в маленькие облачка. Они объехали Вильдлинген-на-Майне и повернули на шоссе, которое вело в Вюрцбург. Мимо проносились плоские холмы, а выпавший снег навевал меланхолию. - Чертовски холодно, - сказал Федерс. - Я должен вбить фенрихам в голову, что это такое намертво промерзшая земля: она увеличивает воздействие взрыва и усложняет рытье могил. Вскоре они свернули с шоссе, проскочили идиллические боковые улочки в направлении Ипфхофена, где рос чудесный виноград. Но сейчас горы были пусты, будто вымершие. А колышки между виноградными лозами в их застывшей последовательности походили на бесконечные ряды крестов, какие стоят на кладбищах героев. - Что вы думаете о Хохбауэре, господин капитан? - осторожно спросил Крафт. - Он наиболее способный в подразделении. Ярко выраженный одаренный тактик, - не задумываясь ответил Федерс. - Мыслит ясно, целеустремленный, решительный. И раз уж вы ему симпатизируете, могу сказать - он прирожденный офицер. - А черты его характера? - Ну, эта мура меня не интересует. Какое кому дело до характера, если все в том, чтобы обладать деловой сметкой, энергией и выдержкой. Офицер должен в первую очередь командовать, отдавать приказы - быстрые, четкие, целесообразные, и притом правильные. Без характера не обрести положения и уж тем более не завоевать. - Это верно, но все-таки свойства характера... - ...абсолютно десятистепенное дело, с моей точки зрения, как преподавателя тактики. Чего вы, собственно, хотите от офицера? Доброты, понимания, человеколюбия, порядочности? С таким комплексом нечего лезть на войну, а уж тем более стараться выиграть ее. Свойства характера! Попробуйте вы, танцор-мечтатель, поизучать свое начальство с точки зрения черт характера. Начните лучше сразу с вашего высшего начальства. Что скажете, Крафт? - Бессмысленно. - И я так думаю, - согласился Федерс. - Вернемся лучше к нашим баранам. Поверьте, Крафт, самое главное свойство характера для офицера - это жестокость. В войне не остается иного выбора. Ибо война безжалостна, жестока и отвратительна. В ней подыхают или выживают. Но это еще не все, Крафт. Бывают такие, кто выживает, подохнув. Самое позднее через полчаса вы поймете, что я имею в виду. Они молча ехали дальше через крохотные городки, в которых еще витал дух средневековья, забытые в закоулках страны, на которую надвигалась смертельная опасность. Кругом безжизненные поля, и среди них защитного цвета "мерседес-кюбель", инородное тело, жучок, ползущий по узкой дороге. Они ехали дальше по боковому проселку, пока перед ними не появилась вилла, стоявшая на холме. Приют мечтательного одиночества - такой она казалась, - романтическая прелесть, обвитая вдали серебристой лентой реки Майн. - А что, не так? - насмешливо спросил Федерс. - Не хватает только звука арфы или веселеньких бубенцов на санях, ведь как-никак зима. Крафт при виде этой декоративной виллы был готов встретить тут что угодно: подпольный бордель для офицеров, тайный склад товаров или даже секретную научно-исследовательскую лабораторию. - Вот там, - сказал капитан Федерс, показав глазами на вымершую, стоявшую перед ними виллу, - моя, так сказать, часовня. В последнюю ночь вы видели меня в моей худшей ипостаси - болтливый, хныкающий, беспомощный человеческий отброс. Но такие состояния депрессии у меня редки, и когда они грозят овладеть мной, я удираю сюда. Хозяин этого дома - мой единственный друг. С приближением виллы Розенхюгель становилось все яснее, что они в совершенно безлюдном районе. Прямая дорога была перекрыта шлагбаумом. Рядом с ним стоял щит с надписью: "Запретная зона". Немного дальше возвышался забор из колючей проволоки. Автомашина остановилась. Федерс выпрыгнул из нее, подошел к воротам и нажал кнопку переговорного устройства. - Прошу представиться, - раздался из динамика хриплый голос. - Капитан Федерс и два сопровождающих. - Пожалуйста, проезжайте, - ответил голос после короткой паузы. Федерс влез в машину. Раздался жужжащий шум блоков - ворота автоматически раскрылись. Медленно - скорость свыше десяти километров в час не разрешалась - машина въехала во двор виллы. Федерс и Крафт вышли из автомобиля, шофер остался в нем. Очевидно, несмотря на мороз, он совсем не собирался сопровождать обоих офицеров, а может быть, по его прежним поездкам сюда, ему и не разрешалось это. Он немного постукал ногами одна о другую, закурил сигарету, а погасшую спичку сунул в коробок. - Ну вот, мы у цели, - сказал капитан Федерс, - или в конце пути. Режуще-белый холл виллы был пуст. Ступенчатый пол кое-где покрыт дорожками из дерюги. В воздухе витал резкий, спертый запах, сразу выдававший назначение здания: это была больница, лазарет. Но особый, в котором господствовала тяжкая тишина. Откуда-то сзади появился и быстро пошел им навстречу высокий худой мужчина в форме офицера, поверх которой развевался распахнутый белый халат. Движения человека были размашисты. Его голова как-то неестественно всунута между плечами. Когда он подошел ближе, Крафт понял, что у человека нет лица. На его плечах прилепилась бледно-розовая разбухшая масса, в которой мерцал один огромный глаз. Голубой, умный, добро смотрящий глаз. - Разрешите познакомить вас, - произнес Федерс очень церемонно. - Майор медицинской службы Крюгер, мой друг, - обер-лейтенант Крафт, мой коллега. Майор-медик протянул Крафту свою длинную руку. Длиннопалую, мускулистую, тонко сработанную ладонь, полную силы и одновременно нежную. Руку скрипача или хирурга, отмеченную высокой чувствительностью. В бесформенной массе, которая когда-то была лицом - и, боже, каким, наверное, совершенной красоты лицом, если судить по руке, - открылась щель, сквозь которую майор-медик сказал: - Было бы рискованно приветствовать вас, господин Крафт, словами "добро пожаловать". Но я имею привычку говорить обычно моим чрезвычайно редким посетителям: "Попробуйте не отчаиваться". Обер-лейтенант взглянул на капитана Федерса, как бы ища поддержки. Майор перехватил этот взгляд и спросил: - Эрих, ты предупредил нашего гостя, что его здесь ожидает? - Разумеется, - твердо ответил Федерс. - Он должен знать все, что может предложить этот мир, даже если при этом его хватит кондрашка. Полагаю, что Хайнц назвал бы это шоковой терапией, не так ли? Майор-медик задумчиво кивнул. Затем окинул взглядом обер-лейтенанта Крафта, будто намеревался ставить ему диагноз. Его глаз заблестел бриллиантовой голубизной. Снова открыл он щель, бывшую когда-то ртом: - Мой друг Эрих Федерс и я знакомы со школьных лет. Мы были тогда неразлучны. Имели лучшие отметки, были отличными спортсменами и наиболее желанными партнерами на танцах, женились на красивейших девушках, оба были почти в одно и то же время изувечены войной. С тех пор как это случилось, мы стремимся открыть для себя новую, другую жизнь, но мы еще не в состоянии преодолеть старое. И порой Федерса обуревает оправданное желание найти человека, который понял бы нас, - и, найдя, он привозит его сюда. - Не нужно лишних слов, Хайнц, - сказал капитан Федерс, обрывая монолог друга. - Просто я обнаружил в этом Крафте дельно функционирующий мозг, и мне не хочется, чтобы он захирел. Но его гложут расплывчатые идеалы, которые необходимо удалить самым жестоким хирургическим путем. Похоже было, что глаз майора улыбнулся обер-лейтенанту. И он произнес своим сдавленным, без всякого выражения, голосом: - Если вы, господин Крафт, никогда еще не видели того, что я вам покажу, или даже вообще ничего об этом не знали, то вы испугаетесь: иная реакция в этом случае немыслима. И вероятно, совсем нелишне, если вы будете знать: вы можете смотреть, но вас видеть не будут. От того, что вы увидите, вы отделены стеклянной перегородкой, которая с другой, не видимой вам стороны кажется черной стеной. Голоса, которые вы услышите, будут идти из репродукторов, которые мы вмонтировали для контроля. Если же вы не услышите никаких голосов, значит, репродукторы выключены. Ну, идемте, дорогой друг. Майор медицинской службы пошел впереди. За ним следовал Крафт. Замыкал шествие Федерс. Они прошли через серо-белый холл в узкий коридор. Стены были гладкие, холодные и угнетающе светлые. Внезапно они расширились, образовав помещение наподобие павильона. Здесь майор-медик открыл железную дверь и знаком пригласил Крафта войти. Обер-лейтенант вступил в узкую комнату. Там сидел на корточках мужчина в белом халате. Согнутая углом спина, туловище наклонено вперед - он сидел не двигаясь. Голова втянута в плечи, без шеи, застывшая. Изувеченное человеческое тело. Человек был вахтером лазарета. Тут стояли распределительное устройство, часы, усилитель, микрофон. Судорожным движением вахтер повернул свой корпус и взглянул на вошедших. Затем, как бы желая отвлечь от себя взгляд обер-лейтенанта, он конвульсивно принял прежнюю позу и прищурился на стену. Крафт тоже посмотрел туда. Он увидел всю из стекла стену, похожую на большую витрину. За ней находилось помещение, стены которого зеленовато мерцали. Там стояли кровати - узкие, плоские, низкие, какие делаются для детей. Но все они были застланы и пусты. Крафт взглянул наверх и увидел тюки, свисавшие с потолка, - угловатые, ящикоподобные, неуклюжие тюки. Они беспомощно болтались в пустоте, закутанные в полосатые белесоватые куски материи, напоминавшие спальные пижамы. Кожаные и джутовые ремни опоясывали каждый тюк, как прочная сеть, охватывающая мяч. Эти тюки - обер-лейтенант только что заметил - двигались. Не все, лишь некоторые. Они медленно вращались или раскачивались. И эти тюки имели головы. Человеческие головы. Это были люди, эти тюки под потолком. - Мои пациенты, - тихо сказал майор, стоявший сзади Крафта. - Туловища с головами - без остальных членов тела. Закутанные в спальные пижамы, опоясанные несущими ремнями, подвешенные к крюкам, какие обычно используют мясники. У меня еще два таких зала, - добавил майор. Казалось, тюки беседуют друг с другом. Они открывали губы - один чуть-чуть, другой широко. Третий разинул рот, как будто смеялся. А может, зевал? Или кричал? Но все происходило в потусторонней, удушающей тишине: вахтер выключил репродукторы. - Живые существа, как и остальные люди, - сказал майор. - Только они не могут ходить и что-либо брать. Они неподвижны и поэтому беспомощны, как дети, - но с сознанием, чувствами и потребностями людей в возрасте двадцати - тридцати лет. Обер-лейтенант почувствовал, что силы покидают его. Его тело обмякло, стало как ватное, в мозгу образовалась пустота, перед глазами поплыли круги. Он почувствовал руку, поддержавшую его, и вновь обрел равновесие. - Люди-короба, - сказал капитан Федерс. - Конечный плод жестокости, какую только могла изобрести война. У многих этих людей не только оторваны руки-ноги, у них отсутствует половина легких, гортани, нет части желудка, половых органов и ушей. - Перестаньте, - мучительно выдавил Крафт. - Перестаньте. Хватит. - Эти люди, - сказал Федерс, - считались мертвецами, павшими, погибшими. Но они - живы! Если это состояние можно назвать жизнью. И если они однажды, из медицинских или комфортных соображений, не будут переправлены в тот, другой, лучший мир - как они закончат свое так называемое земное существование? В корзинках? Беспомощные, как грудные младенцы? Их положение столь безнадежно, что они не имеют даже возможности покончить с собой. И рядом с ними нет ни женщины, ни друга, ни ближнего - только одни солдаты, изувеченные подручные войны, с искривленными позвоночниками, искореженными лицами и оторванными членами. Обер-лейтенант Крафт отвернулся. Лицо его было бледно-серым. - А теперь, Крафт, - сказал капитан Федерс с жесткой настойчивостью, - попробуйте в вашей дальнейшей жизни хоть одно мгновение побыть полностью беззаботным. Если вы на это способны, тогда... Он умолк. - Пойдемте, - мягко обратился к нему майор и повел Крафта к выходу. - Не говорите ничего, но думайте. Тогда, возможно, мы еще встретимся. И вот тогда я скажу вам: "Добро пожаловать". 15. ЖЕНЩИНА НЕ ДОЛЖНА ТЕРЯТЬ САМООБЛАДАНИЯ - Арчибальд! - позвала жена майора. Но муж не откликнулся. Каждый раз, когда он ей требовался, его не оказывалось на месте. Это в последнее время стало бросаться ей в глаза. Перед ней лежал список гостей на дружескую пирушку, и в связи с ним возникла одна проблема. - Арчибальд! - крикнула она еще раз. С некоторым облегчением услыхала, как хлопнула дверь. Шаркающие шаги раздались в коридоре - майор направился в спальню. Фрау Фелицита тотчас же пошла за ним. - Арчибальд, - сказала она, - мне нужно срочно поговорить с тобой. Майор сел на кровать сменить носки. Он недовольно поднял глаза, услыхав свое имя, произнесенное в тоне легкого приказания. Со времен знакомства с Модерзоном он хотел, чтобы с ним обращались таким образом лишь в случаях, когда он это разрешал. Но, в конце концов, он ведь еще не генерал и, кроме того, женат. - Чем могу быть полезен, моя милая Фелицита? - спросил он. Голос его прозвучал в высшей степени услужливо. - Нельзя ли обойтись без этого обер-лейтенанта Крафта? - спросила она настойчиво. - Боюсь, что нет, - ответил майор с сожалением. - Он нарушит гармонию моего тесного кружка, - предположила майорша. Дружеские вечеринки устраивались у них раз в две недели, обычно в пятницу. Идею подала она сама. Майору оставалось лишь одобрить ее, что он сделал не без удовольствия. Ибо тем самым жена начальника курса школы доказывала, что она не только является первой дамой в школе, но должна пользоваться и соответствующим влиянием. - Я хотел его не приглашать, - заверил жену майор, - и мог бы не утруждать тебя обществом этого Крафта. Но речь в данном случае идет о принципе, милая Фелицита. Удивительно, что до сих пор ты не терпела никаких исключений и, несмотря на известные трудности, всегда умела добиваться, чего хотела. Фрау Фрей примирительно кивнула. - Ты же знаешь, Арчибальд, что до сих пор я приглашала обычно семерых молодых женщин... - Дело в том, что, по ее мнению, больше таковых в вильдлингенском обществе и не было. - Если же появится еще этот Крафт, то в целом окажется восемь холостых офицеров - один будет лишним. - Ах, вот как, - сказал майор, делая заинтересованный вид. - Ведь каждый офицер должен сидеть за столом со своей дамой, - пояснила фрау Фелицита, - иначе возникнет опасность беспорядочного ухажерства. - А что же твоя племянница Барбара? - Исключено. Барбара до зарезу нужна на кухне: я же без нее не обойдусь. Кроме того, тебе не мешало бы вызвать какого-либо ординарца из казино, иначе я не управлюсь. Или твоей власти не хватит для этого? - Ну конечно, это можно сделать, - быстро ответил майор. Усомниться в его влиянии - хуже нельзя было уязвить майора. Фелицита знала слабость мужа и использовала ее как вернейшее средство для выполнения своих желаний. - А если еще раз вернуться к этому Крафту? Нельзя ли помешать его появлению, заняв его каким-либо срочным служебным делом? - Это может случиться, милая Фелицита, если вечерний поезд из Вюрцбурга опоздает: Крафт имеет поручение, причем персонально от генерала, встретить на вокзале фрау Барков и проводить ее в гостиницу. - Лично от генерала? - переспросила майорша чуть зазвеневшим голосом. - Ты не думай Фелицита, что для меня это хоть в малой степени важно. В последнее время между мной и генералом возникли существенные разногласия. Оказывается, мои взгляды на мир перестали совпадать полностью с генеральскими, что при определенных обстоятельствах может иметь практические последствия. А обер-лейтенант Крафт и так торчит у меня в глазу, как сучок. Лично я не обменялся бы с ним и словом, тем более что сегодня он почти полдня, не предупредив меня, где-то болтался. Да еще с капитаном Федерсом. Фрау Фрей окинула мужа внимательным взглядом. Он стоял перед ней в носках и изображал живейшее участие в ее проблемах: она-то хорошо его знала, слишком хорошо, как она иногда думала. Конечно, он побаивается генерала, хоть и утверждает обратное. А этот Крафт, кажется, пользуется протекцией Модерзона. Майор счел благоразумным учесть сие обстоятельство, хотя и был недоволен собой. Она была разочарована пассивностью мужа, которая, к сожалению, часто проявлялась в последнее время. - Надень шлепанцы, Арчибальд, - посоветовала она. - Для твоего здоровья вредно бегать в носках, да и носки надо поберечь. - Но я хотел сейчас помыться, - сказал майор извиняющимся тоном. Он быстро вышел, а жена долго смотрела ему вслед. Ее взгляд выражал озабоченность. Кто-то постучал в дверь. Явилась Барбара и сообщила: - Там пришел фенрих по поручению капитана Ратсхельма. - Заботливый Ратсхельм, - сказала майорша, тронутая его вниманием. - Он всегда как рыцарь. Настоящий мужчина! - Я бы не сказала, - заметила Барбара. - Ну, ты, очевидно, подразумеваешь под этим нечто иное, чем я. - Может быть, - согласилась Барбара. - Я как раз не нахожу в Ратсхельме особых мужских качеств. - Барбара! - воскликнула майорша возмущенно. - Как ты можешь так говорить! Господин капитан Ратсхельм отличный офицер. - Возможно, - ответила Барбара равнодушно. Фелицита рассматривала свою племянницу с откровенным осуждением. Ну что за девица! Никакого стиля! Но на кухне она была незаменима. - Мы еще поговорим на эту тему, - сказала она наставительно. - Ладно. Впустить фенриха? - Но не в спальню же. В комнату, разумеется. Проси. Фенрих был представителен. Майорша тотчас отметила это про себя. Спортивная фигура, светлые волосы вошедшего приятно дополнялись отличными манерами. - С вашего позволения, сударыня, - сказал посетитель с радующей взор изысканной вежливостью и скромностью, - меня зовут Хохбауэр. Я из шестого потока учебного отделения "X". Явился по поручению господина капитана Ратсхельма, чтобы передать вам, сударыня, некоторые книги. Фрау Фрей обворожительно улыбнулась и протянула фенриху руку. Тот с учтивой смелостью приблизился, склонился перед ней, чтобы нежно пожать ей руку. Фрау Фрей увидела шелковые, тщательно зачесанные на косой пробор волосы, высокий выпуклый лоб, свидетельствующий о решительности мышления, под ним - выражающие преданность глаза, благородный тонкий нос и рот, как у королевского пажа, так считала майорша. - Заботливый Ратсхельм, - сказала фрау Фрей, ничего другого ей не пришло в тот момент в голову. - Присядьте, пожалуйста, господин Хохбауэр. Что хорошенького вы принесли? - Лучшую немецкую литературу, - ответил фенрих, послушно сев на стул. Он открыл портфель, лежавший у него на коленях. - Избранное германского духа, сударыня, - Йост, Елузих и Блунк. - Чудесно, - сказала фрау Фрей и взяла из его рук книги. Это же руки не мужчины, подумала она, а скорее ребенка, - чувствительные, благородные. - Вы тоже много читаете? - По возможности, - осторожно ответил фенрих, - если остается время от службы. А служба, разумеется, прежде всего. Она, конечно, не исключает общения с духовными ценностями, которые волнуют нашу нацию. - Отлично сказано, - воскликнула Фелицита Фрей одобрительно. И, услыхав, что муж выключил в ванной воду, сказала в заключение: - Может быть, при случае мы несколько поподробнее побеседуем об этих вещах. - Большая честь для меня, сударыня, - заверил фенрих Хохбауэр с благовоспитанной признательностью. Он встал, склонился еще раз над протянутой ему рукой и пожал ее очень нежно. Фелицита отметила: энергичная нежность. Когда Хохбауэр поцеловал ей руку, она почувствовала волнение, ощутила себя обожаемой и ей стало приятно. - У тебя кто-то был? - спросил, входя в накинутом халате, майор. - Ты не должен бегать по квартире неодетый, Арчибальд, - заметила она почти нежно, пребывая в блаженном состоянии. - Подумай, ведь в любой момент может войти Барбара. Я бы хотела уберечь ее от такой картины. - Уберечь? - Ну да, чтобы не вводить в искушение. Майору было приятно услышать такой аргумент. Ибо он считал себя представительным мужчиной, каковым он, по общему мнению, и был, особенно в полной военной форме. И все же, чувствуя себя польщенным, он не забыл, что ответа на его вопрос не последовало. - Кто же это был? - хотел-таки знать майор. - А, фенрих, - ответила она небрежно, - из подразделения Ратсхельма. Принес мне книги. Кстати, очень воспитанный юноша с отличными манерами. - Ага, - сказал майор, удовлетворенный ответом жены. - Наш людской материал не так уж плох, особенно если попадает в хорошие руки. Крафт не в счет. - Его приход напомнил мне, что молодой дамы на вечеринку-то мне так и не хватает. В том случае, конечно, если действительно нельзя избежать приглашения Крафта на сегодняшний вечер. - Слушай, пригласи-ка фрейлейн Бахнер, секретаршу генерала, - сказал майор. - Я не ослышалась? - спросила фрау Фрей с неприязнью. - Уж не собираешься ли ты составить протеже этой сомнительной персоне? - Я просто предлагаю тебе вариант, - успокоил ее майор. - Она же любовница генерала - это все знают. - Никто не может этого доказать, - сказал майор. - И я прошу тебя, ради всех святых, пожалуйста, будь поосторожней. Как ты могла уже заметить, с генералом шутки плохи. - Со мной тоже, - добавила Фелицита. - Ну я прошу тебя, - виновато сказал майор. - Что тут поделаешь: если любовь нагрянет, то куда деваться? - Вот это верно, - неожиданно улыбнулась майорша. - Вот видишь, - обрадовался майор. - И потом не такой уж плохой ход свести эту девицу и обер-лейтенанта Крафта. Я не позавидовал бы генералу. Оставшись одна, фрау Фрей озабоченно покачала головой и глубоко вздохнула. Она огладила руками свое платье и при этом убедилась, что бедра ее имеют прекрасную форму - не особенно пышные, но крепкие. Она была когда-то неплохой наездницей. Затем она позвонила по телефону. - Дорогая фрейлейн Бахнер, - голос ее был полон сладкого дружелюбия, - пригласить вас к себе - мое давнее желание. Не доставите ли вы мне такую радость? - Какую радость, сударыня? - Посетить меня просто, по-домашнему... Собирается очень приятная компания - избранный круг. Да, собственно, ни к чему это подчеркивать. - Вам и в самом деле не нужно это подчеркивать, сударыня. - Так вы придете, любезная фрейлейн Бахнер? - Когда прикажете? - Сегодня вечером. Я буду очень рада. - Я тоже, сударыня, - сказала Сибилла и положила трубку. Фелицита тут же побежала к мужу. Он прилег соснуть. Она отметила это не без раздражения. Он, видите ли, спит, а она должна за него отдуваться. - Арчибальд, - окликнула она мужа довольно мягко, - мне все удалось. - Что удалось тебе еще и на сей раз? - Я уговорила Сибиллу Бахнер - она будет. - О, браво, - протянул майор, зевая. - Тогда торжественности прибавляется. Приглашенные офицеры маленькими группами топали с холма вниз, к городку. - Я кажусь себе сейчас фенрихом, - сказал один из них. - Даже хуже, - добавил другой. - Ведь дамский приказ выполняем мы, бравые мужчины. Нас будут разглядывать, испытывать и обсуждать то