дом с алтарем, напоминающую приемную. Газовая печка старой конструкции горит сильным голубым пламенем - мускулы на лице начинают сразу же расслабляться. У самого входа, положив руки на колени и низко опустив голову, меня ждет молодой человек. Раздвоенный подбородок заглядывает мне в глаза: - Я вам не нужен? Я отрицательно качаю головой, и он, пожав плечами, покидает комнату. Знакомство происходит без всякого представления, само собой. Я никак не могу сообразить, о чем следует спрашивать этого юнца, и мне совершенно безразлично, будет присутствовать Раздвоенный подбородок или не будет. Сажусь за облупленный кое-где черно-золотой чайный столик напротив молодого человека. Этот хрупкий детский затылок не особенно подходит старшему группы - видимо, начальнику тех молодых ребят, которые сидят сейчас в храме. И его лицо, которое он поднял, распрямившись в ту самую минуту, когда я опустился на свое место, точно такое, каким его можно представить себе, глядя на затылок. Будто отполированная, нежная детская кожа. Мягкая линия подбородка - не поймешь, юноша перед тобой или девушка. Если бы не следы выбритых редких усов - губы совсем девичьи. Форма носа тоже неплохая. Правда, глаза странно-темные, диковатые, напоминают легковоспламеняющуюся нефть. И в то же время такие слабые мускулы... кажется, самое большее, на что он способен, - это нагонять страх на детей и командовать ими. Видимо, он был лисой, облеченной властью тигра. В таком случае со смертью братца он лишился опоры, на нем может сосредоточиться давняя злоба остальных, и сейчас самое подходящее время, чтобы по возможности выведать у него все, что меня интересует. Правда, если он, не имея мускулов, искусно владеет ножом да еще до безумия отчаянный парень, тогда не пропадет. С помощью насилия можно выдвинуться среди своих товарищей. Для спорта, для драки, для убийства требуются совершенно разные данные. Даже тигру не сравниться с голодной одичавшей собакой. Хорошо, но все-таки какую цель преследовала женщина? Для чего хотела она познакомить меня с этим молодым человеком? Вряд ли это пришло ей в голову неожиданно и она не имела возможности или случая предупредить меня об этом. Такой же точно значок в виде молнии, какой носил покойный. Может быть, это эмблема организации, именуемой "Синдикат услуг Ямато". Коль скоро этого юношу называют старшим, не значит ли это, что ребята, выстроившиеся вдоль дороги, - караул, находившийся в непосредственном подчинении умершего?.. но постой, действительно значок этого молодого человека такой же, как у Раздвоенного подбородка, однако... нет, он точно такой же формы, как у него, во цвет другой... у этого голубой значок, а у Раздвоенного подбородка - ярко-красный... по возрасту тот, пожалуй, старше, но, видимо, цвет нужно понимать не как различие в возрасте или положении, а как различие в принадлежности к той или иной группе. Следовательно, группа покойного в том же "Синдикате услуг Ямато" была, возможно, самостоятельной организацией. Чего же хочет женщина? Здесь ли, на месте, пришла ей в голову эта мысль? Или, может быть, до последнего момента было нечто, заставлявшее ее опасаться нашего знакомства? А возможно, она решила, что ей удастся извлечь выгоду из этой встречи, воспользовавшись тем, что я не был к ней подготовлен? - Старшие у вас меняются? - Нет. Бесстрастный, официальный тон, конечно, напускной. Отсутствие выражения - казалось, он выгладил и расправил мельчайшие морщинки страстей, чтобы уравновесить в себе абсолютное подчинение и абсолютный протест. Расположить к себе такого парня не в тюрьме, а в обычных условиях почти невозможно. Есть лишь один выход: сесть вместе с ним в тюрьму и бросить ему вызов в опасной игре "кто кого". Сейчас же такой возможности нет и... - Трудно, наверно, и вам тоже - такая неожиданная смерть начальника группы... - Трудно. - Теперь вы сами будете возглавлять группу? Или, может быть, назначат нового начальника? - Распустят, наверно. - Почему? - У босса было много сложностей с начальником нашей группы... Несовершеннолетних ведь легко выследить... будь то просто убежавшие из дому, будь то такие, из которых шайка кровь сосет... а уж как выследят - глаз не спускают, морока... дело с ними иметь хлопотно... Ребята, убежавшие из дому... в сердце что-то оборвалось, даже дух захватило... значит, это ребята, убежавшие из дому?.. и тот был начальником группы в синдикате, использующем убежавших из дому ребят, и, значит, у него, естественно, была совершенно иная, чем у нас, точка зрения на _него_, человека, который исчез. Знала ли об это женщина. Не исключено, что, зная все, она и решила познакомить меня с этим юношей. - Я от имени всех прочел надгробную речь. - Может быть, из желания разрядить гнетущую атмосферу, он сел более непринужденно. И вдруг вызывающе: - Ха, я даже плакал. Начальник группы любил людей. Да, я плакал. Сколько ни делала налетов полиция, ни один из нас даже рта не раскрыл. И мы ни за что не хотим теперь домой возвращаться. А боссам невдомек... все любили начальника группы... прямо влюблены были в него... ну ничего, просто так это не пройдет... - Но если известен преступник, нужно отправить его в полицию. - Что вы глупости говорите? Его ведь убили-то по ошибке. Начальника группы застрелили из пистолета. А разве у тех рабочих были пистолеты? - Кого же вы подозреваете? - Ну знаете... - А самый старший босс, наверно, не согласен? - Может, он потому и пугает, что распустит нашу группу? - А как же деньги, они будут и в дальнейшем поступать? - Да, конечно, наши клиенты все первосортные. И потом, мальчики, те, которых вы видели на улице, тоже стоящие. Я наконец с трудом начинаю постигать характер деятельности этой группы. Мне как-то не приходило в голову, что на стоянке микроавтобусов у реки не было никого из этой группы... клиенты... стоящие мальчики... я начинаю понимать... группа мальчиков... торгующих собой... и тот человек - их наставник... и если все это делается достаточно ловко, никакой закон им не страшен... но далеко не каждый способен вести такое дело... если не быть с ними в одной упряжке, выполнять роль пастыря трудно... когда выгода не сочетается со склонностью, дело проваливается. Рассудив, я кажется, начинаю понимать, почему такое тягостное впечатление произвели на меня эти похороны. Теперь никто не знает, что делать с этой группой. Потому-то начальство быстро ретировалось, оставив в качестве своего представителя управляющего. Одна лишь выгода не заставит этих обезумевших животных подчиняться новому начальнику. Если не быть человеком, способным вызвать к себе любовь этих юнцов и самому не любить их... - Вы все прикреплены к определенным заведениям? - Конечно. - Глаза его подозрительно сужаются. - С той компанией мы не имеем ничего общего. Вам, наверно, не понять... нет, конечно, не понять... сразу видно, что у вас к этому вкусу нет... члены нашего клуба все очень уважаемые клиенты... вы находите меня привлекательным? Глядя на меня, вы испытываете волнение? - Да, вы красивый юноша. - Ну а станете вы терпеть от меня побои? Станете пить мою мочу? Станете лизать подметки моих ботинок? С трудом выдерживая его необыкновенно твердый, неподвижный взгляд, я ответил: - Воздержусь, пожалуй. - Ну вот. Одни грязные старики, мешки с деньгами... иногда актеры с телевидения - вот и все... - Хочу спросить... вы, наверно, знаете... начальник группы не говорил недавно об одном владельце топливной базы? - Владелец топливной базы? Клиент нашего клуба? - Ну ладно, не слышали - и не надо. - Вопросы там всякие, не люблю я их. Звон от них только. - Тогда еще один последний... вы не скажете, где до недавнего времени жил начальник группы? - Начальник группы был справедливым человеком. И поэтому у него не было противной привычки долго жить у кого-нибудь одного. - Но вещи-то ведь у него были. Чемодан, к примеру, в котором он держал самое необходимое... - Рубахи, зубные щетки он, использовав, выбрасывал. Были и ценные вещи. Попользуется он ими два-три раза и продает нам за полцены. - Но ведь что-то должно же было остаться. Например, какие-нибудь дневники или еще что-нибудь нужное - не носил же он все при себе... - Ни разу не видел. - Я не собираюсь нарушать право собственности. Просто он обещал мне дать дневник одного человека... Для вас и ваших товарищей никакой ценности он не представляет. - И постельные принадлежности, и даже бриллиантин - в общем, все наши вещи были и его вещами... ему Просто не нужно было ничего иметь. - Вы не согласитесь как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить со мной? - Ни к чему это. - А ваша семья? - Бросьте вы, вечно простаки вроде вас об этом спрашивают. - А что делал начальник группы, если кого-нибудь тянуло домой? - У него были люди, которые присматривали. Стоило кому появиться на вокзальной площади, чик - и готово. Безошибочно действовал. Ну и учил как следует. Сразу занятие начинало нравиться. - Но ведь молодость-то пройдет. - Никуда не денешься. Годы, конечно, проходят, это точно. Ну что ж, кое-что можно будет сорвать со старых клиентов - пошантажировать их, устроят на автозаправочную станцию или еще куда. - Вы с самого начала знали, что представляют собой эти юнцы? - Да, но стоило бы мне рассказать о них, как вы убежали бы без оглядки. В общем, тогда было не время об этом говорить. Женщина игриво смеется, втянув голову в плечи, в уголках губ застыла пивная пена. Она снова перед лимонной шторой, на улице еще светло, и комната наполнена лимонным светом. Лишь черная траурная одежда выглядит чем-то инородным, точно фотография, вырванная из другого альбома. - Пробовал я выведать о дневнике, но безуспешно. Чем больше усилий прилагал, пытаясь взломать замок молчания, тем крепче сжимал он губы... - Вам нужен дневник? - Ну да, дневник вашего мужа. Брат обещал как раз сегодня принести его... - А-а... Не проявив никакого интереса, она продолжает понемногу, но не отрываясь, точно котенок, лакать пиво, я же, наоборот, возбужденно вскакиваю, подбрасываемый раздражением, буквально перехватившим дыхание. - Недавно мне пришлось ехать по скоростной автостраде. - Ну и что же? Не понимаю. - И когда я ехал, все время думал, как было бы замечательно, если бы можно было мчаться вот так бесконечно. И мне казалось, что это действительно возможно. Но сейчас меня охватывает дрожь, стоит мне вспомнить тогдашнее мое душевное состояние. Представьте себе, что если бы вдруг и в самом деле сбылось мое желание и я бы ехал и ехал без конца и никогда не смог бы добраться до пункта взимания платы. Женщина, подняв лицо от стакана: - Беспокоиться нечего. Полдня проедете - и бензин кончится. Наши взгляды сталкиваются где-то в пространстве. Женщина, казалось, не улавливает смысла ни того, что я сказал, ни своих слов и, заметив застывшее выражение моего лица, сразу же приходит в замешательство. - Странно... муж ведь тоже пользовался скоростными автострадами... правда, чтобы испытать отремонтированные машины... вечером, когда внизу уже темно и только красным отсвечивают верхушки домов, а ты мчишься по скоростной автостраде и в конце концов становишься как пьяный... - Видимо, о том же и я говорил... - Когда проносишься по ней сотни раз, тысячи раз, начинает казаться, что количество выходов все сокращается, и в конце концов оказывается, что ты заперт в автостраде... - В тот момент, когда мчишься по ней, неприятно думать о конце. Хочешь, чтобы это длилось бесконечно. Но стоит автостраде кончиться - и с содроганием думаешь, что она могла не иметь конца. Между ездой и мыслями о езде - огромная дистанция. На губах женщины появляется едва заметная улыбка. Даже обычная улыбка была бы неуместна, а тут волнующая улыбка, будто она старается подладиться к моему тону. И сразу же она опускает глаза и приводит меня в уныние, как коммивояжера, которому с приторной вежливостью указали на дверь. - Так что, - продолжаю я еще по инерции, - может быть, действительно не стоит уделять так много внимания дневнику. Дневник в конце концов лишь мечта о езде, а ваш муж ведь на самом деле уехал. - А-а, о дневнике... - О чем вы думали? - Думала, что пойдет разговор о мужчине и женщине. Она безразлично бросает слова, будто кусочки кожуры мандарина, и снова опускает рассеянный взгляд в стакан. - О содержании дневника вы что-нибудь знаете? - В конце концов все это меня начинает раздражать. - Почему, объясните мне, почему вы не проявляете никакого интереса к дневнику мужа?. О ком вы, наконец, беспокоитесь, я перестаю что-либо понимать. - Но брат как будто не придавал ему особого значения. - Вы до такой степени доверяли брату?.. больше, чем своему мнению? - В конце концов я осталась совсем одна. Закрыла глаза, слегка покачивается и, кажется, совсем забыла о моем присутствии. Интересно, в сердце этой женщины воет ветер, бушуют волны, отвечающие ее настроению? - Ну что, ж, поступайте как знаете. Мне неизвестно, что вы думаете о своем брате. Но вы ведь знаете правду, при каких обстоятельствах это случилось с ним? - Да, да я должна вам рассказать. Она кладет на колени большую белую прямоугольную сумку, совсем не гармонирующую с ее траурной одеждой, вынимает пакет, завернутый в газету, кладет его на стол и пододвигает ко мне. Неаккуратный, странной формы сверток. Судя по звуку, когда она его клала, сверток, видимо, достаточно тяжелый. - Это что такое? - Человек, который заговорил со мной... помните, такой небритый... - Да, хозяин микроавтобуса. Он как раз торговал на берегу реки, когда все и случилось... - Подарок принес на память о брате. Не успел я спросить, что это такое, как сквозь дыру в газете резко сверкнула черная металлическая трубка. Пистолет! Подумав, что лучше не оставлять на нем отпечатков пальцев, я через газету берусь за ствол и осторожно отодвигаю подальше от края. Из свертка выпадает маленькая, похожая на пуговицу, серебристая вещица. Тот самый значок. - Что это такое? Я буквально оторопел от ее хладнокровия. Что за женщина! Каков ее обычный мир? - Вы не знаете? Шестизарядный браунинг. Игрушечный. - Игрушечный? - Конечно, отверстие в стволе залито. Я смотрел, она была права. Но и цветом, и формой, и весом пистолет нисколько не отличался от настоящего. Ощущение мертвящего холода, которое исходит от поблескивающего изгиба спускового крючка. Для психологического воздействия достаточно натурален. - Оттого, что брат вытащил пистолет, он еще сильнее распалил своих врагов. - Странно... ведь этот человек убежал оттуда еще раньше, чем я, и значит, не мог видеть, что происходило... - Он оставил машину в безопасном месте и снова вернулся. После этих слов мне нечего сказать. Мне бы самому следовало поспешить в контору строительства или в полицейских участок или предпринять еще что-нибудь. А я просто-напросто сбежал. На моих глазах убивали человека, а у меня не нашлось доброй воли, хотя бы такой же, как у хозяина микроавтобуса. - Да, я не вернулся... - Ему, кажется, каблуком ботинка проломили голову. - Это странно. По словам старшего группы, его как будто застрелили. - Не слушайте, что говорят эти мальчишки. Собственная выдумка моментально превращается для них в правду. Да и в полиции мне сказали, что он умер от побоев... - Нельзя быть такой доверчивой. - Вы думаете? - Полицейские не спрашивали вас о муже, обо мне? - Нет, не спрашивали... - Эта штука, в общем-то, не стоит того, чтобы о ней говорить, - разозлившись, что пистолет ввел меня в заблуждение, и теперь уже смело оставляя на его поверхности отпечатки пальцев, - но все равно я сомневаюсь, следует ли считать занятие брата таким уж безобидным. - Конечно. Этот пистолет раньше принадлежал мужу. - Мужу... ему-то он зачем понадобился?.. - Он где-то купил его и похвастался брату, а тот отнял и отругал еще. - Тоже странная история. Все должно было произойти наоборот. Если представить себе, чем занимался брат, он просто права не имел ругать за игрушечный пистолет. Вы, например, знаете, что делал брат там, на берегу, когда все это случилось? - В общем... - Собирал плату и открывал новые заведения для тамошних рабочих... эти микроавтобусы... если бы просто питейные заведения, еще ничего, но он держал там женщин и в открытую поощрял их заниматься проституцией... вы знали об этом? - Да, в общем... - В каких отношениях были ваш муж и брат? Я не думаю, что они одного поля ягода, но... когда я слушаю ваш рассказ, у меня создается впечатление, что вы относитесь к брату некритически... - Мне кажется, я понимаю... брат не мог допустить, чтобы муж шутил подобным образом, так мне представляется... - В таком случае, какие у него основания предостерегать вашего мужа?.. я не думаю, что он имел на это право... - Право? Когда мне говорят о праве... - Женщина погружает палец в стакан и слизывает приставшую к нему пену. - Действительно, какая дикая случайность... из-за этой игрушки брат был убит... получается, будто муж убил его... В выражении ее лица уживаются полнейшее безразличие и вот-вот готовое вылиться наружу напряжение. Женщина изо всех сил сдерживает вопль отчаяния, и меня вдруг пронзает эта ее разрывающая душу боль. Теперь моя очередь растеряться. - Не преувеличивайте. Это простая случайность. - Быстрее выбросьте его. Я ненавижу, ненавижу эту игрушку... - Я возьму его себе. А сумка? - И ее тоже... лучше всего выкинуть все это... - В шесть часов я должен буду уйти... - Пива больше не хотите? - Лучше бы я посмотрел альбом, если он у вас есть. - Альбом? - Ну да, семейный альбом... - Есть, но... что за интерес, но если хотите... Женщина, изогнувшись и слегка привстав, достает с полки, сзади себя, вложенный в футляр большой альбом. Внизу на обложке типографским способом напечатано: "Смысл воспоминаний". Присмотревшись, обнаруживаю, что это не напечатано, а выклеено из отдельных иероглифов, вырезанных из какого-то журнала. - "Смысл воспоминаний" - это что-то вроде названия, правда? - Видимо, свойственная этому человеку изысканность. Действительно ли это _свойственная_ ему изысканность? - Фотографии в альбоме тоже, наверно, изысканные? - Как вам сказать. - Какими фотографиями в последнее время он интересовался? - с безразличным видом забрасываю я удочку, открывая первую страницу альбома. - Да вот... увлекался цветной фотографией и как будто часто ходил в фотолабораторию... он как-то хвастался мне фотографией радуги, отраженной в луже. Радуга?.. видимо, она не знает о ню... но сейчас вряд ли стоит посвящать ее в это... На первой странице альбома пожелтевший портрет пожилой женщины... фоном служат точно нарисованные море и скалы - по всему видно, что фотография сделана еще в начале двадцатых годов... - Мать мужа, она живет с золовкой в провинции, - комментирует женщина, заглядывая в альбом, и мои ноздри щекочет свежий запах ее волос. Этой страницей и ограничиваются фотографии, связанные только с _ним_, и со второй страницы сразу же переносишься во время, когда он уже был женат. Напыщенная, традиционно невыразительная фотография молодоженов... - Фотографий вашего мужа до женитьбы совсем нет? - Нет, старых не сохранилось. Мы их собрали и отправили его матери. - Какая-нибудь причина была? - Просто мы не из тех, кто любит вспоминать давние времена, ну и... С каждой страницей время меняется. Но большую часть фотографий неизменно занимают портреты женщины. Видимо, он давно увлекался фотографией - все они выполнены в нарочито неестественных ракурсах, в стиле так называемой художественной фотографии. Но раздражало не столько это, сколько вызывающие позы женщины. Лицо поглощенной собой, не обращающей ни на что внимания женщины, стоящей перед зеркалом. Лицо женщины, которая явно думает о другом человеке, устремив взгляд куда-то вдаль, предавшись своим мыслям, чуть улыбаясь, приоткрыв губы. Но еще больше я удивился, обнаружив снятую против света фотографию в ночной сорочке, сквозь которую просвечивало тело. Поразительная женщина. Действительно, вопрос, видимо, нужно поставить иначе: _он_ ее фотографировал или, может быть скорее она фотографировалась? Кроме таких фотографий, были и другие, правда весьма немногочисленные, которые рассказывали о его семье. Снятая на память фотография, запечатлевшая момент, когда их, уже супругов, благословляет мать... маленький провинциальный городок... перед лавкой, одновременно табачной и мелочной, видимо, это происходило летом... длинная скамья, посредине сидит мать, справа от нее - _он_ с женой, слева - сестра с мужем... все весело смеются, держа в руках чашки с водой, в которых плавает лед. Я внимательно изучаю выражение лиц _его_, сестры и матери. Нет ли каких-то общих черт у этих трех людей? Какого-нибудь дурного знака, который бы помог понять причину _его_ исчезновения... указания на таящееся в крови безумие, что ли... хорошо б иметь увеличительное стекло... И тут вдруг совсем иная фотография. В каком-то саду он возится с посадками. - Вы там жили до того, как переехали сюда? - Да, это когда он был еще представителем фирмы "Дайнэн". - Что же побудило его заняться этой работой? - После того как первая фирма, в которой он начал работать, обанкротилась, ему пришлось некоторое время торговать журналами. И тут, совершенно неожиданно, товарищ брата по университету продает землю и открывает собственную торговлю, а мужу уступает свои права представителя фирмы "Дайнэн". - А деньги? - Выплачивали ежемесячно. Прошлым летом рассчитались полностью. - Теперь вы уже не поддерживаете отношений? - Дело в том, что с самого начала все переговоры вел брат. - Значит, и все документы по передаче прав тоже были оформлены на имя брата? - Действительно, как же это было?.. во всяком случае, из представителей он стал начальником отдела фирмы - этого уж он добился сам. Так что в общем неважно, на чье имя были документы. - Я имею в виду, что пришлось, наверно, уплатить комиссионные... - А-а, вы вот о чем... - Женщина устало улыбается и, доливая пива в оба стакана, мой и свой: - Видите ли, мы, я и брат, еще в детстве лишились родителей, остались вдвоем на свете и вынуждены были перемогаться чем придется... если кто-нибудь издевался над одним из нас, другой, точно издевались над ним, бросался на обидчика. Даже после моего замужества это не изменилось. По правде говоря, муж перешел работать в фирму опять-таки с помощью брата... это точно... мы не хотели, чтобы дети испытывали лишения, и поэтому решили не заводить их, пока не будет обеспечена страховка и выходное пособие и месячное жалованье после всяких вычетов станет больше шестидесяти тысяч иен... теперь я была бы на восьмом месяце. - Теперь? - Да, если бы не выкидыш... - Муж знал о том, что вы беременны? - Конечно. - Чем занимался брат до того, как связался с этим синдикатом? - Когда он был студентом, то чересчур рьяно участвовал в студенческом движении, и его исключили из университета... а может быть, и сам ушел... толкался туда, сюда, но подходящей работы найти не мог... только совсем недавно устроился секретарем к какому-то члену муниципалитета, и вот... В самом конце альбома я наконец наткнулся на то, что искал. Фотография, на которой изображен брат заявительницы. Место - тот же самый сад. Наискось стоит автомобиль старой модели с открытым капотом. Мужчина - по-видимому, _он_ - лежит на циновке под автомобилем и, упершись локтями о днище, кажется, что-то говорит шурину - и смеющееся во весь рот лицо брата. Но взгляд, обращенный к объективу, - беспокойный. Брат в гэта и рубашке с короткими рукавами. Обстановка вполне домашняя. Я в полном отчаянии. Должен бы вздохнуть с облегчением, а я падаю духом, точно мои надежды обмануты. Но совсем не потому, что мои подозрения подтвердились. Я считал их не состоящими в кровном родстве, самозваными братом и сестрой. В домовой книге, правда, записан брат, имеющий ту же фамилию, то же имя, это верно, но сейчас нет средств получить доказательства, подтверждающие это. Однако атмосфера, которая царит на этой фотографии, бесспорно, указывает, во всяком случае процентов на семьдесят - восемьдесят, что тот человек и в самом деле ее брат. В прах рассыпается порожденная литературными ассоциациями химера, будто тот человек - шарлатан, выдававший себя за брата, будто он вступил с женщиной в тайные сношения и убрал _его_. - Ваш муж и брат как будто были в самых добрых отношениях? - Да, смотря по настроению, прямо как щенки - то играли, то дрались... - В то время, когда была сделана эта фотография, брат уже связался с синдикатом? - По-видимому, да... - А как относился к этому муж? - Не одобрял, конечно... но его ведь это не касалось непосредственно... - В таком случае, предположим... может быть, это слишком смелый вопрос... считал ли брат вас и мужа одинаково близкими себе людьми или же делал между вами различие - вы были для него родной, а муж - родным в кавычках, то есть чужим человеком... другими словами, когда у вас возникали с мужем столкновения, выступал ли брат в качестве третейского судьи или же открыто становился на вашу сторону, защищая ваши интересы?.. - Видите ли... я как-то над этим не задумывалась... - Ну ладно, представьте себе обратное: между вашим мужем и братом возникло резкое расхождение по какому-то вопросу и создались обстоятельства, когда, если бы дело происходило в давние времена, был бы неизбежен поединок... вы бы как поступили?.. возможность выступить в качестве третейского судьи уже отпала, нужно выбрать одного из двух... Кого вы выбираете? - Зря вы это все... - Но вы должны выбрать. - Ведь брат помогал мужу, как никто другой. - Но, может быть, наоборот, для мужа помощь превратилась в обузу? - Почему я должна отвечать вам на такой вопрос? - Прежде всего защита заявителя - мой долг. - Брат уже умер. Неожиданно женщина тихо вскрикнула-надтреснутым голосом, я возрадовался. Ну вот, наконец я заставил ее потерять над собой контроль. - В шесть часов я уйду... - Часы показывали начало шестого. - Я договорился встретиться с тем самым Тасиро... может, удастся все-таки напасть на след... он ведь, что там ни говори, сталкивается в фирме с большим числом людей, чем остальные... Однако женщина молчала. Может быть, она поняла? Она, конечно же, проникла интуитивно в мое тайное намерение повторять неприятные для нее вопросы, чтобы углубить пропасть, существовавшую между _ним_ и братом еще до того, как один из них пропал без вести, а другой погиб, проникла в мое тайное намерение, которое я еще сам не мог ясно сформулировать. Я не отрицаю, что имел такое тайное намерение. И потому, что не могу отрицать, чувствую, что меня видят насквозь, и от этого прихожу в замешательство. Вряд ли стоит утверждать, что совершенно не существовало тем, которые были бы уместны, соответствовали бы роли, которую я исполнял. Взять хотя бы мое утреннее донесение - разве стоило его отметать? Особенно многозначителен рассказ того шофера, который нарисовал подробную схему линии связи между _ним_ и "Камелией". Она проще и достовернее всех схем, которые возникали до этого. Но все равно что-то заставляет меня колебаться. И я испытываю страх, что в тот момент, когда все будет высказано, наступит опустошение и мое существование утратит смысл. Но можно обиняком коснуться немного и "Камелии"... - ...Да, кстати, в своих донесениях о том самом кафе я забыл кое о чем написать... помните, напротив него находится стоянка автомашин... как раз там я впервые встретил вашего брата. Он постарался сделать вид, что встреча случайная, но я подумал, что случайность слишком искусственная... ну да ладно... вам не известно, с какой целью брат оказался там? - Странно... - По словам брата, не исключено, что ваш муж занимался торговлей подержанными автомобилями и эта стоянка служила ему базой. - И что же оказалось? Наконец я ощутил нечто похожее на реакцию. Но произошло ли это потому, что она услышала сведения о _нем_, или же потому, что был упомянут брат?.. Мы одновременно поднесли ко рту стаканы с пивом и, конечно, сделали вид, что не обращаем друг на друга никакого внимания. В стакане женщины пива до половины, в моем - на донышке... - Никаких особых доказательств у меня нет, но все же очень странно, почему ваш брат вчера утром поспешил появиться там?.. причем человек, который как будто уже полгода сам вел розыски... мне показалось, что он меня поджидает... - Лицо женщины снова затуманивается, и я, хоть и слышу, как где-то в сердце у меня воет сирена тревоги, не собираюсь тормозить, пока склон не кончится. - Даже если и случайность, то какая-то уж слишком преднамеренная. Я было даже подумал, не сообщники ли они, ваш муж и брат. В общем, брат, точно зная, куда скрылся ваш муж, по неизвестной причине старался утаить это и от вас, и от всех остальных... - У него была какая-то причина? - Если бы я это знал, проблема была бы решена. Просто нужно продумать все существующие варианты. Подозрение следует распространить на каждого человека, исключая вас. - Почему же только для меня вы делаете исключение? - Просто потому, что вы заявительница. - Но ведь и брат дал согласие, чтобы я обратилась к вам. - Тут нет никакого противоречия. Поскольку меня наняли, мне полностью и поручен розыск. И так как направление, в котором я его веду, точно известно, я, таким образом, становлюсь похожим на кошку, к шее которой подвешен колокольчик. Вы понимаете? - Но зачем... - Давайте лучше подумаем об обратном случае, а? Представим себе следующее; брат знает, куда скрылся ваш муж, они не сообщники, но, прибегнув к психологическому или физическому давлению, он не разрешает ему вернуться домой... ну как, интересно? Достаточно чуть-чуть иначе расставить акценты, и тот же факт предстанет совсем в ином свете... - Да, интересно... - Я говорю не просто так, - меня охватывает невыразимое раздражение и против самого себя, и против женщины. Я теряю самообладание... еще один шаг - и будет высказана правда, но слишком глубока пропасть, чтобы сделать этот шаг. - Ваш брат внимательно следил за моими действиями - уж это-то непреложный факт... не будем говорить о том, как следует его истолковать... не исключено, конечно, что он просто хотел увидеть, как я работаю... я отнюдь не сержусь... тот, кто предает, всегда опасается, что и его могут предать, - это логично... Но он не мог знать, на какое еще предательство способен человек, которого он предал. Такая логика тоже вполне естественна. - Муж и брат сходились во всем. - Настолько, что даже поссорились из-за игрушечного пистолета... Последняя страница альбома... пустая страница из коричневого картона, которую я рассматривал дольше остальных... Закрываю ее и снова вижу надпись: "Смысл воспоминаний"... - И о моей беременности, брат, конечно, тоже знал... - Если б я был прокурором, то, безусловно, с подозрением отнесся бы к вашему выкидышу. Женщина поднимает глаза от пива. На секунду между веками сверкнул тонкий прозрачный лед, но она моргнула, и лед растаял. Нужно обладать непостижимой решимостью, чтобы оставить эту женщину без защиты. Единственное, что я мог утверждать, когда речь шла о _нем_, исчезнувшем, - видимо, только это. Во всяком случае, _он_ такой решимостью обладал. Независимо от того, была его решимость жизнью или смертью... Женщина неотрывно смотрит на меня... на фоне бледнеющей лимонной шторы линия щек, удивительно сочетающая в себе податливость и твердость, как песок, когда в него ударяются кипящие волны... цвет кожи, похожий на чуть пожелтевшее некрашеное дерево, в котором естественно сплавились зрелость и невинность... в комнате постепенно темнеет, и ее веснушки расплываются... женщина молчит... подол траурного платья соединяется с темным полом, растекаясь по нему, и женщина превращается в растение... Торговец соевым творогом что-то кричит во дворе в мегафон... - Второй раз я встретился с вашим братом... - Бесстрастно, тихим голосом, наблюдая за блуждающими по краю стола, будто в поисках чего-то, пальцами - большие пальцы не видны: - Нет, нет, не там, где это случилось... чуть раньше... в том самом городке F., но в трех километрах от того места, на топливной базе М... той самой базе, которой я касаюсь в конце вчерашнего донесения... это тоже было из серии странных случайностей... я поехал туда, так как выведал, что адресатом документов, которые ваш муж в день исчезновения должен был передать через Тасиро, была, по всей вероятности, топливная база М... и вот там неожиданно и произошла вторая встреча... мне стало не по себе... тогда-то я и подумал, что скорее достигну цели, если сменю объект преследования и вместо вашего мужа буду гнаться за вашим братом... вы не знаете, какое дело заставило вашего брата появиться там? - Знаю, если речь идет об М.-сан... - Значит, вы в курсе дела? - Сколько раз я уже вам говорила. - Ровный голос - то ли она убивает эмоции, то ли все это не стоит эмоций. - Брат очень много помогал мужу по работе... - Следовательно, почву для торговой сделки с топливной базой М. подготавливал брат? - Это была очень сложная работа. - Разумеется... но то, что он делал вчера, по-моему, не было таким уж добропорядочным... а может быть, наоборот?.. В конце концов для вас это могло оказаться полезным... не исключено... если вы и не знали, к каким средствам он прибегал, роли не играет... - К каким же? - Шантаж! - Шантаж? Голос тихий, губы сжаты, ощущение, будто наслаждается спелым плодом. Когда это касается женщины, то даже шантаж превращается в сладкий сироп из фруктовых консервов. И музыка этого слова вызывает в воображении какие-то необычные сочные плоды. - Вы хотите, чтобы я продолжал розыски и дальше, не ограничиваясь этой неделей? - Да, если возможно... - Относительно расходов вы, конечно, советовались с братом? - Да... - Тяжело вздыхает, будто захлебнувшись пивом. Но стакан стоит на столе и слегка поблескивает в сумерках. Захлебнулась реальностью. Как бы ни хотела женщина заспиртовать себя, подобно зародышу, в лимонном свете, чтобы быть наедине с собой и своими разговорами, в одиночестве, смерть стража, ограждавшего ее от вторжения реальности, - реальность. Женщина задыхается, как рыба в высохшем пруду, раскрывая жабры. - У меня остались еще сбережения, есть и выходное пособие мужа... кроме того, жизнь брата была застрахована, хоть и не на большую сумму... - Опять то же самое. - Неожиданно для самого себя я становлюсь грубым и нападаю на нее. - Я без конца повторяю одно и то же: сведения, сведения - у меня эти слова уже набили оскомину... ведь если б я не от вас услышал, что брат застраховал жизнь, а сам разнюхал это, то, может быть, заподозрил бы, что и исчезновение вашего мужа связано с преступной целью убить брата и вы с мужем просто разыграли весь этот фарс с побегом. Было уже слишком темно, чтобы рассмотреть выражение лица женщины. О нем можно было лишь догадываться по ее напряженному, звенящему молчанию. Одна секунда, две секунды, три секунды, четыре секунды... глубина и смысл молчания, меняющиеся по мере движения времени... раздражение мое легко смиряет неожиданно раздавшийся голос, в котором слышатся радость и удивление: - Ой, как темно стало. Зажегся свет. Женщина стоит у портьеры, отделяющей кухню. Стеллаж, телефонный аппарат, чертеж мотора, репродукция Пикассо, стереопроигрыватель, на столе скатерть под кружево. Женщина слегка поднимает руку и, пройдя сквозь стену портьеры, исчезает на кухне. Она подняла руку, видимо, таким образом прося извинения, и должна покинуть меня, а может быть, просто чтобы взглянуть на рукав своей траурной одежды. Залпом допивая пиво, я почувствовал, как притаившийся в глубине души стыд вдруг начинает всплывать вверх. Незаметно, незаметно, а уже третья бутылка... наверно, я один опорожнил две бутылки, не меньше... прекрасный предлог, чтобы оставить здесь машину... прекрасный предлог, чтобы в любое время снова возвратиться сюда... спокойно, как ни в чем не бывало, я чуть улыбаюсь... не потому ли, что вышла женщина?.. или так подействовало пиво, а может быть, успокоительный свет лампы?.. - нет, скорее всего потому, что я перестал ощущать подобный легкому туману запах смерти, который источала траурная одежда... да, видимо, потому, что скрылось за портьерой взятое напрокат траурное платье, которое бродит среди бесчисленных смертей и впитывает в себя смерть, как летучий газ... но вряд ли такое чувство освобождения будет длиться долго... когда женщина, одетая в траурное платье, вернется, воздух в комнате снова станет душным и клейким, как желатин... Звонит телефон. Внешний мир разверзает черную яму, разрушая иллюзию, будто эта лимонная комната - необитаемый остров. Предающее меня беспокойство... ледяная неуютность, будто из этой черной ямы на тебя наведен пистолет... Звонок раздается в третий раз, но женщина как будто и не собирается подходить к телефону, и я обращаюсь к ней через портьеру. - Подойти? Неожиданный голос из неожиданного места. - Да, пожалуйста. Ждал из кухни, а голос раздался из соседней комнаты. Легкость, с какой она доверила мне ответить по телефону, взволновала меня больше всего. И не потому, что я так уж подозревал ее, а оттого, что полностью освободился от унизительного предположения, будто _его_ исчезновение на самом деле фарс, и они, возможно, тайно поддерживают связь по телефону... и вообще, поскольку женщина не ждала никакого тайного звонка, все, что ее окружало, стало до неузнаваемости ясным... вероятно, я окончательно признан ею как официальный поверенный в делах. С трудом справляясь со слишком бурным дыханием, со слишком напряженными мышцами, я бросаюсь к телефону, чтобы не дать ему зазвонить в пятый раз. Однако я обманулся в своих ожиданиях. Чересчур неожиданный финал - я подготовил себя совсем для другой роли. Это был шеф. Снова бесконечные поучения... Почему я должен каждый раз повторять одно и то же. Сколько можно повторять: агент - это ассенизатор. И его обязанность ползать в грязи, куда не проникает даже луч света. Вот потому-то я и требую, чтобы агент был чист как стеклышко и осмотрительно относился к своей репутации. Думаю: шеф прав. Можно себе представить, как он был обеспокоен, когда я нарушил обещание зайти днем в агентство, даже не позвонил ему. Хотя он относился с еще большим, чем нужно, пониманием и сочувствием к другим, если это не выходило за рамки самозащиты или денежных дел, в этих рамках он не уставал требовать дисциплины, граничащей с монашеским аскетизмом. Шеф еще ни разу не давал мне повода думать о нем плохо. То, как он понимает свой профессиональный долг, скорее достойно уважения, если представить себе, сколько людей пытается утешать других, используя в качестве обезболивающего средства показную черствость и показную доброту... "Не забывай, что брат заявительницы влип в историю, закончившуюся его убийством; может, я зря брюзжу и дело не стоит выеденного яйца, но знай: если ты окажешься замешанным в уголовном деле, то в ту же секунду для нашего агентства станешь абсолютно посторонним человеком, и я сделаю это, даже не предупреждая тебя; может быть, я кажусь слишком строгим, но, когда дело идет о наших принципах, ничего не поделаешь: держать человека, который с нами не считается, - значит наживать неприятности". Нельзя сказать, что мне были неприятны его слова. Они мне скорее нравились. Но сегодня, не знаю почему, я почу