почти безлюдна. Впрочем, кто-то в знакомые двери входил, кто-то выходил, а дважды Джонатан видел, как и сами девушки, игриво и немного натужно хохоча, пробежали в соседнюю лавку за сластями. Но шли часы, а главный и единственный объект его устремлений оставался недоступен. Джонатан даже начал думать, что, возможно, ему придется снова туда зайти и уже на месте решить, каким образом выманить "нимфу" наружу. Нет, он прекрасно понимал, что для его задач вполне хватило бы любой из них; каждая из этих французских шлюх в равной степени была виновна в общем падении нравов, но в тот самый миг, когда он увидел свою белую, как ангел небесный, "нимфу" стоящей на коленях перед усатым господином с расстегнутыми брюками, у него появились и личные счеты. А потом на город опустилась ночь, дверь салона еле слышно хлопнула, и на тротуар тихой беленькой мышкой выскользнула Она. Джонатан вздрогнул и привстал. Застывшие от холода члены ломило. "Нимфа" осторожно огляделась по сторонам и засеменила через дорогу, вышла на тротуар, снова тревожно огляделась по сторонам и, стуча каблучками, направилась... прямо к нему. Джонатан тихо стащил одеяло с ног и толкнул сидящего впереди Платона стеком в спину. Тот зашевелился, но, видно, все сразу понял и оборачиваться не стал. "Нимфа" приближалась. Ее каблучки выбивали из мощенного камнем тротуара столь необычную и сладостную мелодию, что при любых других обстоятельствах утонченное сердце Джонатана замерло бы в непреодолимом желании растаять. Но не теперь. Едва она поравнялась с экипажем, Джонатан стремительно спрыгнул вниз и перегородил ей путь. -- Ах! -- только и сказала "нимфа". -- Садитесь, -- приказал Джонатан и указал в сторону экипажа. "Нимфа" ошарашенно заморгала, пригляделась и неуверенно улыбнулась. -- Мне нельзя подрабатывать за стенами салона мадам Аньяни. -- Садитесь, -- взял ее под руку Джонатан. Он произнес это так настойчиво и выглядел столь решительным, что "нимфа" сдалась. -- Только вы никому не говорите, -- проворковала она и, подобрав полы пышного платья, поставила изящную ножку на ступеньку. Джонатан подсадил ее, дождался, когда она подвинется, забрался сам и снова ткнул Платона стеком в спину: -- Поехали. Сердце его бешено колотилось, а перед глазами плавали разноцветные мерцающие пятна. Почти как тогда, на острове. Артур приехал в салон, часа два проговорил с мадам Аньяни, и, следует сказать, она была с ним предельно честна. -- Да, мне эта девочка сразу не понравилась, -- прямо сказала мадам. -- Бумаг нет, да и по речи сразу видно -- деревенщина, еще обтесывать и обтесывать. Но вы же понимаете, как важно в моем деле иметь свежих девочек. Артур понимал. -- И потом, по ней и не скажешь, что она черная! Вы же сами видели, Артур! Артур видел. -- Понятно, я сделала ей документы... -- Стоп! -- взвился Артур. В прошлый раз она о документах не сказала ни слова. -- На какое имя? -- Натали Жуковски, -- после долгой паузы, понимая, что брякнула лишнее, тяжко вздохнула мадам. -- Что было, то и дала. Артур задумался. Если бы эта информация была в полиции, поиски пошли бы быстрее, но ни подводить мадам, ни появляться в полиции он совершенно не желал. В принципе будет достаточно, если новое имя беглянки будут знать только те, с кем не предвидится проблем, -- знакомые отцу охотники за беглыми рабами. -- Вы же не донесете в полицию? -- напряженно поинтересовалась мадам. -- А? Что? -- Артур так был погружен в свои мысли, что даже не сразу понял, о чем его спрашивают. -- Разумеется, нет. Кстати, у вас ничего не пропало? -- Только то, что было на ней, -- вздохнула мадам. -- Платье -- два с половиной доллара, шляпка -- полтора доллара, белье -- четыре доллара, ну и туфли -- полтора. Артур тоже вздохнул. Он видел Джудит только в белье, но в белье по улицам не ходят. -- Цвет платья? -- Голубой. -- Фасон? Обычный? -- Вы же знаете, у меня все девочки одеты прилично, -- почти обиделась мадам. -- Все самое лучшее, прямо из Парижа. Артур едва скрыл под ладонью неудержимую саркастическую улыбку. Он уже понял, что значит "прямо из Парижа". Точно так же выглядели Сюзи и Люси в начале вечера -- с претензией на светский шарм, а на деле одинаковые, как сестры-близнецы. -- Ладно, мадам Аньяни, я все понял, -- подвел он итог и вытащил из кармана заранее приготовленную вчетверо сложенную записку с адресом новоорлеанского друга. -- Давайте договоримся так: если у вас что новое появится, вы сообщите вот по этому адресу. Мадам приняла бумажку, развернула, прочитала и проницательно заглянула ему в глаза: -- И никакой полиции? Артур отрицательно покачал головой, вежливо улыбнулся, галантно поклонился и вышел вон. В общем, он был доволен тем, как держался с этой мадам, и даже падающий с неба премерзкий мокрый снег не мог испортить ему бодрого и уверенного настроения. Он подошел к своему экипажу и в один прием взлетел наверх. -- Трогай! -- А я, кажется, мистера Джонатана видел, -- желая сделать хозяину приятное, повернулся к нему черный возница. -- Что?! Когда? -- подпрыгнул Артур. -- Вот только что... -- испуганно залепетал тот. -- К ним еще девушка из заведения села, они и поехали... "Девушка? Из заведения?" -- поднял брови Артур. Он прекрасно помнил, в каком состоянии был Джонатан, когда отсюда вышел. -- Не говори ерунды, дурак! Твое дело за лошадью да на дорогу смотреть, а не байки про белых сочинять! Возница испуганно съежился и хлестнул кобылу вожжами. Он так и не понял, за что его обозвали. "Нимфа" встревожилась, только когда они выбрались на окраину города. -- Куда мы едем? Мне нельзя выезжать за пределы Нового Орлеана! У меня неприятности с хозяйкой будут! -- Она не узнает, -- покачал головой Джонатан. -- Никто не узнает. Это ее ненадолго успокоило, а затем, когда позади остались последние городские кварталы, "нимфа" даже развеселилась. -- А вы меня у хозяйки не выкупите? Я так понимаю, вы на меня какие-то виды имеете. Джонатан охотно кивнул. Он действительно имел на нее некоторые виды. Это окончательно успокоило девушку, и она даже принялась что-то напевать, а потом, когда тучи на время разошлись и неожиданно яркая романтическая луна осветила окружающие холмы, ухватила этого молодого, благородного и такого решительного мужчину за руку и благодарно прижалась щекой к его плечу. Сердце Джонатана стучало сильно и размеренно, а грудь нетерпеливо вздымалась. Но он, хоть и с трудом, дождался момента, когда Платон свернет с дороги и остановит экипаж. И только тогда повернулся к ней: -- Раздевайся. -- Что, прямо здесь? -- удивилась "нимфа". -- Холодно же. И потом, как же... этот черный? Он отвернется? Платон подавил скользнувшую по толстым губам улыбку и отвернулся. -- Давай, -- едва удерживая полыхающее внутри нетерпение, подбодрил ее Джонатан. -- Быстрее. Девушка принялась раздеваться. Неторопливо сняла и бережно сложила в уголок сиденья платье и нижнюю юбку, затем развязала корсет и расстегнула белую сорочку. -- Вас, мужчин, не поймешь, -- стыдливо хихикнула она. -- Одному только на полу, второму обязательно в сарае... Джонатан ждал. Но внутри уже все звенело от напряжения. Поеживаясь от холода, "нимфа" стащила панталоны и скинула туфли и, расправив уложенное на сиденье одеяло, легла на спину. -- Я готова. -- Я тоже, -- шумно выдохнул стоящий рядом с экипажем Джонатан. -- А теперь вылезай оттуда! Вытаскивать сообразившую, что происходит, проститутку пришлось вдвоем с Платоном. "Нимфа" кричала, вырывалась, оцарапала Джонатану лицо, но силы были неравны: ее стащили на землю, поставили на колени, и Джонатан, приняв из рук Платона кривой каменный нож, нащупал на тонкой, нежной шейке нужное место... "Нимфа" дернулась, попыталась вырваться, что-то замычала в огромную черную ладонь молчаливого Платона, а потом увидела ритмично брызгающую в мокрый снег прямо перед собой кровь и тоскливо заскулила -- точь-в-точь как та собака. Живое хотело оставаться живым. И только Джонатан с каждым новым плевком крови ощущал себя все спокойнее и спокойнее, ибо все шло в точности так, как должно. Он дождался, когда кровь практически стечет, убедился, что сопротивления больше не будет, и с помощью Платона уложил шлюху на спину. Ее глаза затуманились и смотрели в никуда, но ресницы еще подрагивали, а тонкие пальчики невозможно белых рук медленно, но верно сгибались в птичью лапу. -- Разожги костер и разогрей рассол, -- деловито бросил Джонатан через плечо и, глубоко вдохнув морозный ночной воздух, раздвинул ее ослепительно прекрасные белые ноги. Теперь он должен был аккуратно вытащить естественную "начинку" человека, чтобы заменить ее негниющим, почти вечным наполнителем. Затем они займутся головой, затем -- членами тела, и только потом наступит время для самой тонкой работы -- работы настоящего мастера, которая только и дает кукле ее настоящую жизнь. Первой на сидящую у дверей борделя хорошо одетую, но бледную, как сама смерть, девушку обратила внимание кухарка недавно переехавшего в Луизиану голландского семейства Сара ван Краузен. Как всегда, в половине шестого утра она шла по тротуару по направлению к центру и, как всегда, за несколько метров до парадного подъезда борделя этой безбожной итальянки свернула, чтобы обойти его по другой стороне улицы. И остановилась. Первой ее мыслью было, что девушке плохо. Второй -- что эта шлюха просто перебрала вина. Так что некоторое время Сара сомневалась, но потом желание помочь ближнему все-таки возобладало над естественной брезгливостью и нежеланием вмешиваться в чужие дела. Настороженно озираясь, чтобы убедиться, что никто не увидит ее в этом богомерзком месте, Сара подошла к подъезду и наклонилась. И тут же поняла, что девушке уже ничем не помочь. Отчаянно борясь с искушением оставить все как есть и быстрее бежать ставить кастрюли на огонь, Сара вернулась на два квартала назад и нещадным стуком в окно подняла недавно назначенного в район молодого констебля Уинстона. Коротко изложила суть дела и была такова. Пожалуй, она оказалась самой счастливой из всех, кто еще будет иметь дело с трупом Дженнифер Гейз. Констебль Уинстон Кук, например, лишь поверхностно осмотрев тело, мгновенно покрылся холодным потом. Потому что сразу понял: девушку убили, хладнокровно и расчетливо спустив ей кровь, о чем говорили два маленьких, едва заметных разреза на тонкой и белой, как мел, шее -- справа и слева. Он видел подобное с год назад и только один раз, когда сопровождал шерифа на расследование ритуального убийства неподалеку от города. Убили раба с библейским именем Соломон, причем в его же собственной хижине. Убили тихо и незаметно для остальных, но вокруг мертвого, почти не поврежденного тела было расставлено столько предметов языческой ворожбы, что хозяин -- некий Леонард де Вилль -- счел за лучшее вызвать полицию. Потрясение, которое тогда испытал молодой констебль, осознав, что человеку спускали кровь, словно свинье, было настолько сильным, что запомнил он эти тонкие разрезы на всю жизнь. Но здесь все было еще хуже. Во-первых, девушка сидела, поджав под себя ноги, что само по себе для человека, из которого целиком выпустили кровь, было немыслимо. Во-вторых, она сидела, задрав подбородок вверх и молитвенно сложив руки на полуобнаженной груди. И в-третьих, -- констебль не знал, почему так думает, но мог поручиться честью -- эта поза определенно что-то означает, а потому назревающее уголовное дело должно было включать в себя не только обвинение в убийстве первой степени, но и статьи, предусматривающие ответственность за глумление над трупом. Констебль сразу же поймал первого попавшегося возницу и распорядился сообщить о находке в управление полиции, а сам прошел к мадам Аньяни и вытащил ее на осмотр закрепленной за ней территории. Чуть ли не ткнул ее носом в труп и затребовал быстрого и точного отчета -- кто заходил, кто выходил и что вообще происходит здесь по ночам! И вот тут случилось немыслимое. Мадам Аньяни охнула, опустилась на колени и начала усиленно молиться на своем тарабарском итальянском языке, раскачиваясь из стороны в сторону, словно одержимая. -- Это моя девочка... -- только и сумела она сказать, когда Уинстон добился, чтобы она говорила по-человечески. -- Дженнифер... вчера пропала... Когда на место убийства прибыл начальник отдела убийств лейтенант Джон Лафайет Фергюсон, там было целое столпотворение. Ближе всех к телу стояли практически все шлюхи этой итальянки. Вторым полукольцом располагались возмущенные жители квартала, давно и безуспешно добивавшиеся от мэрии уничтожения этого гнезда порока и разврата. И третьим, самым жидким полукольцом вокруг бродили праздные зеваки. Фергюсон прошел в самый центр событий, растолкал плечами шлюх и замер. Снизу вверх на него смотрела точная копия знаменитой картины Тициана "Кающаяся Магдалина". Полуобнаженные плечи, поднятые вверх, подведенные то ли тушью, то ли обычной сажей глаза, сами эти сложенные на груди руки... -- Матерь Божья! -- не выдержал лейтенант. -- Это еще что за чертовщина?! На него гневно цыкнули, но Фергюсон и сам уже прикусил язык. Масштабы святотатства убийцы были просто немыслимы. Это дерьмо просто не с чем было сравнить! -- Как хорошо, что вы приехали, господин лейтенант, -- тронули его за рукав. Фергюсон обернулся. Рядом стоял констебль Кук. -- Ты ее уже осмотрел? -- тихо поинтересовался лейтенант. -- Да. -- И что думаешь? -- Ритуальное убийство первой степени. Плюс глумление над трупом. -- Я не об этом, -- покачал головой Фергюсон, сам себя оборвал и обвел всех вокруг начальственным взором. -- Та-ак! А чего мы здесь стоим? Что вам тут -- театр?! А ну разойдись! Остаться только свидетелям! Толпа недовольно загудела, но, услышав про свидетелей, люди стали стремительно расходиться. -- Значит, так, констебль, -- задумчиво произнес начальник отдела убийств. -- Давай-ка займись этой мадам Аньяни вплотную, чтобы все, до мельчайших деталей, а я пока отвезу труп в покойницкую. Послушаю, что скажет мне доктор Крамер. Джонатан видел все. Он внимательно и детально зафиксировал, как и кто отреагировал на обнаруженную у дверей однофигурную скульптурную композицию "Кающаяся блудница", и в целом остался доволен. Ни одна из шлюх мадам Аньяни, включая и саму мадам, не смогла не принять это произведение искусства на свой счет, а потому они все много и бурно молились. А это был хороший знак. Подошедшие позже горожане скорее испытывали двойственные ощущения -- от жалости до злорадства, но и для них до предела наглядный урок явно не проходил даром. Женщины большей частью плакали и крестились, а мужчины выглядели виноватыми, как если бы знали эту кукольную красавицу достаточно близко. А потом подъехал какой-то крупный полицейский чин, и Джонатан развернулся, прошел два квартала по направлению к центру и забрался в поджидавший его экипаж с Платоном на козлах. Его грудь все еще переполняли сложные и противоречивые чувства, но он уже знал -- все сделано верно, и результат не замедлит проявиться. Никогда еще доктор медицины Иоганн Крамер не встречал ничего подобного. Во-первых, тело мертвой проститутки Дженнифер Гейз было выпотрошено. Словно курица! Во-вторых, оно было выпотрошено через естественные отверстия внизу, а в-третьих, все внутренние полости были плотно забиты пропитанной черной смолистой жидкостью рубленой травой. Он попытался вытащить "начинку", но она так основательно склеилась, что после получаса бесплодных попыток доктор Крамер оставил эти потуги и начал диктовать полицейскому писарю то, что было наиболее очевидно. "Тело окоченело в позе "Кающейся Магдалины" Тициана. Кровь спущена через сонную артерию. Иных прижизненных повреждений не наблюдается. В ноздрях и носоглотке во множестве обнаружено смолистое вещество черного цвета и, скорее всего, растительного происхождения". -- Как вы думаете, доктор, -- тихо поинтересовался стоявший рядом начальник отдела убийств Джон Лафайет Фергюсон, -- это сделал сумасшедший? -- И достаточно грамотный сумасшедший, -- кивнул полицейский врач. -- Это, конечно, уже не мое дело, но обратите внимание, кружева с платья были удалены, чтобы тело больше походило на художественный прообраз. Вместо платья, которое, как я понимаю, у нее было, -- нижняя юбка. Комплекция у этой девушки, конечно, посуше, чем у Магдалины, но взгляните, как точно зафиксированы руки! А этот поворот головы! Такое мог сделать только настоящий знаток. -- А констебль считает это ритуальным убийством, -- хмыкнул Фергюсон. -- Тут неподалеку одному ниггеру с год назад точно так же кровь спустили. -- Я слышал об этой истории, -- кивнул Крамер. -- А потому оспаривать не стану. Но, по мне, это сделал белый. Вы мне можете назвать хоть одного негра, знающего "Магдалину" Тициана? Вот то-то же... Может, вам этот совет покажется бестактным, лейтенант, но на вашем месте я бы опросил местных художников и знатоков искусства. Ну, и еще всех белых на той плантации, где это уже проделывали. Фергюсон сосредоточенно кивнул. Он и сам уже видел, что без этого не обойтись. Джонатан вернулся домой, позволил Платону себя вымыть, с трудом добрался до кровати и рухнул на простыни. Удивительные покой и гармония, какие бывают, лишь когда все сделано действительно правильно, переполняли его сердце и переливались через край, наполняя этим покоем и гармонией дом, поместье, весь штат Миссисипи, а затем и всю вселенную до самых отдаленных из созданных Господом мест. Это и было настоящее счастье. Лейтенант Фергюсон вцепился в дело, как английский бульдог. В течение всего лишь часа после просмотра и сопоставления протоколов допросов он уже выявил некие недомолвки в показаниях мадам Аньяни. И тогда он лично нанес ей визит, затем энергично допросил "девочек" и мгновенно выяснил, что убийство Дженнифер Гейз странным образом совпало по времени с бегством некой Натали Жуковски. И после повторного, еще более жесткого допроса мадам выяснилось, что Натали вроде бы как совсем даже не Натали, а некая Джудит Вашингтон -- беглая мулатка из соседнего с Луизианой штата. Это было настолько многообещающе, что лейтенант продолжал расследование с утроенной энергией. Насколько он знал, почти белые мулатки, коими столь часто любят козырять в "приличных домах", бывают достаточно образованны, чтобы знать все детали картин эпохи Возрождения, и еще достаточно дики, чтобы иметь связи с верованиями и обычаями предков. Правда, зачем Джудит могла понадобиться столь сложная процедура бальзамирования тела, Фергюсон не понимал. Здравый смысл подсказывал: максимум, что могло понадобиться беглой рабыне, так это новые, чистые от подтирок и дописок документы. Кроме того, женщина, пусть и мулатка, чисто физически не смогла бы проделать столь трудоемкую работу, а значит, у нее должен был быть сообщник-мужчина. И вот тут лейтенант еще раз вспомнил про ритуальное убийство, о котором ему рассказывал молодой констебль. Он вызвал констебля, детально расспросил его обо всех обстоятельствах дела и немедленно выехал на ферму мсье Леонарда де Вилля. Тщательно допросил самого фермера, затем переключился на немногих черных, требуя, чтобы они вспомнили детали ритуального убийства их товарища с библейским именем Соломон, но негры молчали как убитые, и лишь под конец его ждал неожиданный сюрприз. -- Я знаю, масса полицейский, кто это сделал с Соломоном, -- задыхаясь от кашля, сразу сказал изможденный лихорадкой раб. -- Это Аристотель Дюбуа. Старый такой ниггер. Я слышал, как он хвастался, что уже человек десять убил... даже белых. -- И где он теперь? -- сделал стойку охотничьего терьера Фергюсон. -- Хозяин его продал. С полгода назад. Кому -- не знаю. Фергюсон нервно хохотнул, сунул рабу в награду остаток своей великолепной сигары и стремительно переключился на хозяина. Припер его к стенке, и тот почти сразу сломался. Да, был у того такой Аристотель; да, была у него склонность к побегам и непослушанию; нет, насчет конкретно этого убийства не знаю, а знаю только то, что он с полгода назад был убит своим новым хозяином, неким Джонатаном Лоуренсом, и, кажется, было за что. Настроение у лейтенанта Фергюсона мгновенно упало. Если этот Аристотель Дюбуа действительно давно убит, концы обрывались. И единственное, что он мог еще сделать в этом направлении, -- послать обычный запрос в полицию штата Миссисипи и ждать обычной отписки. Джонатан приехал в Новый Орлеан еще раз только спустя неделю. Приказал Платону проехать мимо борделя и тихо, счастливо рассмеялся -- салон мадам Аньяни более не существовал. Из резных дубовых дверей беспрерывно выходили озабоченные люди в деловых костюмах, а из открытых окон доносился почти беспрерывный начальственный крик. Джонатан ткнул Платона стеком в спину, покинул экипаж, прошел несколько метров, заглянул в кафе и занял свободный столик. Заказал кофе с коньяком да так и замер, глядя в окно. Пожалуй, только здесь, в точности напротив разоренного гнезда порока, он всерьез задумался о глубинных причинах успеха своего творения. Он понимал, что внешней, самой очевидной причиной столь бурной реакции зрителей на его высокохудожественные композиции является банальный страх. Но он уже прозревал и скрытые, действительные корни всего происходящего с ними. Было совершенно очевидно, что в основе потрясения, прямо сейчас переживаемого всеми, кто успел увидеть его куклу, лежат две главные составляющие созданной Господом вселенной -- симпатия и антипатия. Та самая симпатия подобного к себе подобным, что заставляет человека часами рассматривать картины, скульптуры и кукол, изображающих других людей. И та самая антипатия живого к мертвому, что возникает мгновенно, едва человек понимает, что кукла сделана из настоящего человеческого тела. Материал, который столь удачно использовал Джонатан, не оставлял равнодушным никого. Но он видел и еще кое-что. Именно здесь, на границе испуга и восторга, симпатии и антипатии, на их переломе, на превращении одного в другое, в душе каждого зрителя образуется тоненькая щель, в которую и проникает заложенная Джонатаном в куклу Мысль. Джонатан давно и без ложной скромности осознавал, что в этом он не оригинален. Время от времени природа и сама ставит человека лицом к лицу с чужой смертью, создавая схожий переход от живого к мертвому и от симпатии к антипатии. Но учит ли это человека хоть чему-нибудь? Дает ли понимание, откуда и куда он идет? И есть ли в "натуральной" смерти хоть доля эстетики? Той самой эстетики, того самого художественного чувства, что заставляет сердце забиться глубоко и часто, а ум -- воспринять посланный гением художника замысел? Увы... Тысячи и тысячи бесполезных смертей остаются не замеченными живыми. Только если бы появился некий мастер, который сумел бы в каждой смерти найти, а затем и обнажить сокровенный философский и нравственный смысл, все стало бы совсем по-другому. Действительно все. Сообщение о необходимости срочной поимки Джудит Вашингтон -- "...мулатка, собственность мистера Джонатана Лоуренса, белая, сероглазая, рыжеволосая, рост пять футов два дюйма, вес около ста сорока фунтов, может выдавать себя за белую, имеет документы на имя Натали Жуковски..." -- лейтенант Фергюсон разослал по всем полицейским управлениям штата. Джудит была нужна Фергюсону, как никто другой. Как следовало из пришедшего от полиции штата Миссисипи ответа, Джудит Вашингтон принадлежала тем же хозяевам, что и погибший, но все еще подозреваемый по меньшей мере в одном ритуальном убийстве Аристотель Дюбуа. Так что связь этой парочки с убитыми рабом Соломоном и проституткой Дженнифер Гейз была налицо, и единственным живым звеном в этой цепи оставалась именно Джудит -- почти белая, а потому опасная втройне. Фергюсон вышел даже на связь с охотниками за беглецами, которых всегда недолюбливал за патологическую жадность и нежелание делиться информацией с полицейскими. Но и тогда он не почувствовал себя ни спокойным, ни уверенным -- убийство проститутки было слишком наглым и святотатственным, и опытный полисмен чувствовал, что неприятности на этом не кончатся. А значит, надо еще и еще раз просматривать протоколы допросов, сверять показания и изучать самые второстепенные, самые пустячные детали. Когда Артур Мидлтон за две недели напряженного ожидания не получил ни от мадам Аньяни, ни от охотников за беглецами ни единого сообщения, он решил выяснить, в чем дело. Не то чтобы он все еще переживал за Джонатана -- за две недели многое улеглось. Просто теперь, когда он точно знал, кого ему напоминала эта чертова "Натали", в душе у Артура оставалось ощущение, словно его обманом заставили переспать с самим покойным сэром Джереми Лоуренсом. Этот обман и приводил его в бешенство. Он выехал в Новый Орлеан в прескверном состоянии духа, готовый вывалить на эту чертову итальянку все, что он о ней думает, доехал до салона и обомлел. Борделя не было! Нет, здание стояло, как и прежде, но вокруг него сновали чужие, незнакомые люди, и ничто не напоминало, что когда-то здесь пили шампанское и коньяк и хватали смешливых "девочек" за крепкие, горячие зады. Артур чертыхнулся и, преодолевая смущение, принялся выяснять, куда делся салон. Записал новый адрес, а потом битых полчаса добирался на другой конец города и, полыхая возмущением, ворвался в облезлую -- куда там до прежней -- дверь. -- Очень рады вас видеть, -- улыбнулась ему совершенно незнакомая девица. -- Где мадам? -- спросил как отрезал Артур. -- Сейчас позову, -- испуганная шлюха направилась к неприметной двери в углу. Артур опередил ее, бесцеремонно оттер плечом и ворвался в маленькую, плохо обставленную комнату. -- Мадам? Сорокапятилетняя Бригита Аньяни сидела в кресле с самокруткой в руках, черная и потухшая, и выглядела на все шестьдесят пять. -- Господи! Что с вами, мадам? -- А-а... это ты, Артур, -- протянула мадам. -- Проходи, сынок, садись. Артур поискал глазами, на что сесть, и послушно присел на продавленный диванчик. -- Убили мою Дженнифер... -- всхлипнула мадам, и Артур понял, что она пьяна, как полевой ниггер на Рождество. -- Никогда не забуду. И девочки почти все разбежались. -- А о Джудит Вашингтон ничего не слышали? -- торопливо сменил тему Артур. -- Слышала, -- печально улыбнулась мадам. -- Полицейские только о Джудит и говорили. -- Полицейские? -- отчаянно воскликнул Артур. -- А при чем они здесь? Какое они к этому имеют отношение? -- А вы какое? -- прогремело сзади. Артур обернулся и обомлел. В приоткрытую дверь заглядывал высокий, широкоплечий и какой-то костистый, словно он весь состоял из острых углов, полицейский. Лейтенант Фергюсон не сразу осознал значение встречи с этим мальчишкой. И, только расспросив Артура Мидлтона обо всех подробностях того дня, когда его друг Джонатан Лоуренс опознал в проститутке свою беглую собственность, ощутил в груди странное томление. Он буквально всей шкурой почувствовал, что разгадка где-то близко. -- Джудит бежала одна? -- спросил он. -- Не знаю, лейтенант, -- покачал головой Артур. -- И ни вы, ни Лоуренс никого из своих ниггеров возле борделя никогда не видели? Подумайте хорошенько. -- Я никого не видел, а насчет Джонатана не знаю. -- Может, ваш возница видел? Артур хотел было возразить, но вдруг замешкался. -- Значит, он что-то видел? -- мгновенно отреагировал лейтенант. -- Да мало ли что этот дурак скажет, -- побледнел Артур. Фергюсон зловеще улыбнулся. Он почуял, что напал на свежий след. Возница, рослый мордатый ниггер, сломался не сразу, и лейтенанту даже пришлось пригрозить ему задержанием и доставкой в Новоорлеанское управление полиции. И, лишь представив, как юный отпрыск семьи Мидлтон будет вынужден полсуток сидеть на козлах, чтобы добраться домой, и чем это обернется в дальнейшем, раб начал говорить. -- Видел я Джонатана Лоуренса возле борделя, -- охрипшим голосом произнес он. -- К нему белая девушка в экипаж садилась. Внутри у лейтенанта все оборвалось. -- Когда это было? -- вспотев от волнения, спросил он. -- В позапрошлый понедельник. Челюсть у Фергюсона сама собой поползла вниз. Дата совпадала. Он повез в управление полиции обоих. Артур поначалу перепугался, начал требовать сообщить о задержании его отцу, затем стал угрожать, а закончил тем, что попытался сунуть Фергюсону взятку в сто пятьдесят долларов, что, в общем-то, для полицейского было целым состоянием. Лейтенант мгновенно воспользовался этим промахом и пригрозил ему возбуждением уголовного дела за попытку подкупа должностного лица, и вот после этого Артур следствию уже не мешал. Он покорно поставил свою подпись там, где показали, и только свидетельствовать против Джонатана отказался категорически, даже под страхом временного ареста по подозрению в соучастии в убийстве. -- Я его не видел, -- твердо стоял он на своем. -- А что там примерещилось этому ниггеру... Вы же знаете, господин лейтенант, -- черному солгать что сплюнуть, такая это порода. Фергюсон думал иначе. А потому, тщательно записав то, что рассказал возница, он отвез его в покойницкую, где уже две недели хранилось нетленное тело мертвой Дженнифер Гейз. -- Это она, -- выдохнул ниггер, едва глянув на застывшую в позе кающейся Магдалины белую проститутку, и размашисто перекрестился. -- Господи, спаси и сохрани! Лейтенант составил протокол опознания, зачитал вознице все, что тот говорил, и, намазав большой палец негра чернилами, заставил приложить его внизу документа. Чтобы не потерять свидетеля из-за какой-нибудь глупой случайности, под конвоем двух крепких констеблей отправил раба в камеру и в тот же день выехал в штат Миссисипи. Артур нахлестывал коней нещадно, а потому пересек границу штата на час раньше лейтенанта Фергюсона, и, когда добрался до поместья Лоуренсов, разрыв увеличился часа на четыре. Он ворвался в гостиную, приказал Платону срочно звать Джонатана и без сил упал в кресло. -- Артур? -- немедленно спустился вниз Джонатан. -- Что случилось?! На тебе лица нет! -- Слушай, Джонатан, ты в Орлеане после того раза был? Джонатан нахмурился. -- А в чем дело? -- Полиция, -- коротко бросил Артур. -- У них там шлюху убили... а этот мой дурак-возница сказал, что тебя возле борделя видел. Ты там был? -- Конечно, -- кивнул Джонатан и тоскливо посмотрел в окно. -- Ты же сам знаешь, у меня черная сбежала. -- Ты там только из-за этого был? Джонатан печально кивнул, и Артур тут же устыдился. Вопрос был совсем не джентльменский. -- Ладно, извини, -- встал он. -- Просто я счел своим долгом тебя предупредить. Жди полицию, а дальше поступай как знаешь. -- Спасибо, Артур, -- вежливо улыбнулся Джонатан. -- Ты хороший друг. Действительно хороший. В управлении местной полиции лейтенант Фергюсон застрял надолго. Проводить следственные действия на территории чужого округа самостоятельно он права не имел, а шерифа Тобиаса Айкена все не было и не было. Но когда тот все-таки появился, Фергюсон мысленно похвалил себя за то, что не стал пытаться обойти этого не слишком приветливого человека. -- У вас есть что-то конкретное против Джонатана Лоуренса? -- прямо спросил Айкен. -- Я имею все основания подозревать его в соучастии. Хотя возможно, что он только свидетель... или советчик... Кто-то же из них знал, как выглядит "Кающаяся Магдалина" Тициана! -- А улики? -- прищурился Айкен. -- Против него у меня прямых улик нет, -- честно признал Фергюсон. -- Но что прикажете делать? У меня в районе такого ужаса отродясь не случалось. Мало того что ее убили, так еще и выпотрошили, как курицу, а потом еще и каким-то черным дерьмом нафаршировали. Слушайте, Айкен, а у вас ничего такого не происходило? Шериф Айкен задумался. Смутную ассоциацию с той сушеной черной головой, о которой ему в свое время прожужжали все уши, это дело, конечно, вызывало. Да и не нравился ему этот Джонатан Лоуренс -- чересчур умный, от таких только и жди беды. Но Айкен уже не был тем восторженным мальчишкой, каким почти тридцать лет назад он пришел в полицию. Факты -- вот чем реально двигалось любое дело, а как раз их у него и не хватало. -- Нет, лейтенант, -- покачал он головой. -- Посильную помощь я вам, конечно, окажу, но боюсь, что фактами помочь не сумею. И учтите, семейство Лоуренс всегда имело влияние в этом округе. Фергюсон посмотрел коллеге в глаза и еще раз похвалил себя за то, что не стал перешагивать через голову этого старого полисмена. Они оба понимали, сколь непростую задачу придется решать и сколь высокой будет цена любой совершенной ошибки. -- И на том спасибо, шериф, -- улыбнулся Фергюсон. -- Обещаю на вашей территории не своевольничать. -- Правильно, -- встречно взглянул ему в глаза Айкен. -- У нас с вами и так проблем по горло, лишние ни к чему. Когда экипаж лейтенанта Фергюсона пересек границы поместья Лоуренсов, к его приему все было уже готово. Предупрежденный племянником о назревающем визите полицейских властей, Теренс Лоуренс распорядился приготовить достойный стол, сменил домашний сюртук на приличествующий моменту деловой костюм, повязал бордовый шейный платок и, едва за окном загремели рессоры, вышел во двор, чтобы встретить гостей лично. Господина лейтенанта сразу же провели в гостиную, предложили сигару и хорошего вина, и даже его настойчивое требование немедленно приступить к делу никого не смутило. -- Разумеется, мистер Фергюсон, -- радушно улыбнулся Теренс Лоуренс. -- Как вам будет угодно. Он повернулся к стоящему здесь же Джонатану: -- Расскажи господину полицейскому, что там у вас произошло. Фергюсон впился в мальчишку глазами, а когда тот начал рассказывать, понял, что имел в виду Айкен, когда сказал, что от этих умников только и жди беды. Джонатан вовсе не был похож на обычную полуграмотную деревенщину; он внятно, без лишних деталей, но и не упуская ничего действительно важного, рассказал, как совершенно случайно увидел в окне борделя мадам Аньяни свою беглую рабыню и попытался лично поймать ее. -- Надеюсь, вы поймете меня, господин лейтенант, -- озабоченно взглянул на полицейского Джонатан. -- Нравственность рабов семейства Лоуренс для нас вовсе не пустой звук, а тут мало того, что Джудит убежала, так она еще и попала в самое гнездо разврата! Фергюсон слушал. Он пока еще не решил, настало ли время поймать этого щенка на лжи. -- Не буду скрывать, господин лейтенант, -- глядя честными синими глазами прямо ему в лицо, продолжил Джонатан. -- В какой-то момент я и сам не был образцом нравственного поведения. -- Вы имеете в виду свои отношения с проституткой Дженнифер Гейз? -- нанес первый удар Фергюсон. Теренс Лоуренс поперхнулся, закашлялся и отставил бокал с вином в сторону. -- Совершенно верно, господин лейтенант, -- не моргнув глазом, кивнул Джонатан. -- Именно эти отношения я и имею в виду. Однако позже я снова приехал, чтобы убедить Дженнифер бросить это ремесло и заняться чем-нибудь более достойным юной девушки. -- Это в тот день, когда она села в ваш экипаж? -- глядя в сторону, обронил Фергюсон. -- Она не садилась в мой экипаж, господин лейтенант, -- мягко возразил Джонатан. -- Она села в ваш экипаж в день своей смерти, -- улыбнулся Фергюсон. -- И у меня есть тому свидетель. -- Интересно, -- улыбнулся Джонатан. -- И кто же это? Теренс Лоуренс наблюдал за этой словесной дуэлью с вытаращенными глазами, ничего не понимая. -- Возница Артура Мидлтона, -- напряженно подался вперед Фергюсон. -- Джонатан, это правда? -- с ужасом в голосе спросил Теренс Лоуренс. -- Тебя же арестуют! -- Успокойтесь, дядюшка, у нас не Европа, -- поднял изящную кисть вверх Джонатан и тут же повернулся к лейтенанту. -- Если я не ошибаюсь, возница Артура -- черный? -- Ну и что? -- нахмурился Фергюсон. Джонатан Лоуренс расслабленно раскинулся в кресле и, прикрыв глаза, почти дословно процитировал: -- Ни один раб не может быть стороной в гражданском иске или являться свидетелем в гражданском или уголовном процессе против любого белого человека. Не знаю, как там у вас в Луизиане, а у нас об этом гласит статья шестнадцать Кодекса, насколько я помню. Фергюсон мысленно чертыхнулся. -- Как это негр не может быть свидетелем? -- оторопел Теренс Лоуренс. -- Подтвердите, господин лейтенант, -- улыбнулся Джонатан. Фергюсон мрачно кивнул. Единственный его шанс раскрыть убийство -- застать мальчишку врасплох -- таял на глазах. -- Но ведь и ваш возница -- черный? -- внезапно осенила его новая мысль. -- Да. Фергюсон сосредоточенно задумался. Он уже понимал, что пока ему придется довольствоваться тем, что есть, но, если черного удастся расколоть, могут появиться и настоящие улики, уже против хозяина. -- Тогда вы должны понимать, что если раб Мидлтонов подтвердит, что видел вашего раба, это будет иметь полную юридическую силу. -- Совершенно верно, господин лейтенант, -- улыбнулся Джонатан. -- Вы поразительно осведомлены в нашем законодательстве. Фергюсон тяжело поднялся с кресла. -- Тогда я должен допросить вашего раба, и будьте любезны предоставить мне эту возможность. Платон Абрахам Блэкхилл, рост шесть футов два дюйма, вес двести сорок фунтов, без особых примет, был арестован спустя два часа после допроса. Поскольку это страшное преступление было совершено в штате Луизиана, лейтенант Фергюсон был вынужден потратить некоторое время на оформление документов о выдаче. Затем он заполнил бланк обязательства, по которому в случае осуждения раба на смертную казнь или пожизненное заключение казначейство штата Луизиана должно было выплатить опекуну Джоната<->- на Лоуренса Теренсу Лоуренсу триста долларов компенсации, и уже на следующий день, сразу же после доставки, закованного в кандалы раба привели на очную ставку с возницей Артура Мидлтона. И вот тут начались проблемы. Единственный свидетель похищения проститутки напрочь отказался давать показания против Платона Блэкхилла. -- Я их господина сразу узнал, он возле коляски стоял, -- упрямо твердил раб, -- а этого ниггера я вообще в первый раз вижу. -- Но ты должен был его видеть! -- возмутился Фергюсон. -- Он же на козлах к тебе лицом сидел! Приглядись! Свидетель тщательно вгляделся и снова покачал головой. -- Нет, не видел. Сэра Лоуренса видел, а этого ниггера -- нет. Лейтенант кивнул констеблю, и негров растащили по разным камерам, а спустя час или около того, изрядно помятых и утирающих рубахами кровь с черных грубых лиц, снова привели на допрос. -- Ну что, вспомнил? -- повернулся к свидетелю Фергюсон. -- Вспомнил, -- всхлипнул тот. -- Теперь -- ты, -- повернулся лейтенант к Блэкхиллу. -- Где спрятаны орудия убийства? Кто помогал? Кто придумал для нее эту позу? Джонатан Лоуренс или Джудит Вашингтон? Платон сосредоточенно глядел Фергюсону в глаза. -- Я -- простой бедный ниггер, масса полицейский. И я не понимаю, о чем вы говорите. Отпустите меня домой, масса полицейский. К моему доброму господину... -- Я тебе одно могу обещать, Блэкхилл, -- язвительно скривился Фергюсон. -- Лично ты отсюда не выйдешь никогда. И выбор у тебя -- между виселицей и пожизненным заключением. Хоть это ты понимаешь? -- Это я понимаю, масса полицейский, -- спокойно кивнул негр. -- А другие ваши вопросы -- нет. -- В камеру, -- мрачно распоряди