1956-м он поставил на Бродвее шоу Целуй меня, зеркало или еще какую-то там хренотень, которая имела грандиозный успех, и с тех пор тридцать пять лет почивает на лаврах. Волосы у него седые, лоснящиеся, как мокрая газета, на лице неизменно злобное выражение, придающее ему сходство с растлителем малолетних, - результат регулярных подтяжек кожи, которые он начал делать еще в шестидесятых. Но Банни знает кучу похабных анекдотов и хорошо обращается с обслугой - лучшего сочетания и не придумаешь. Оно-то и компенсирует его недостатки. Дег открывает бутылку белого: - У Банни такой вид, словно под верандой его дома закопан расчлененный бойскаут. - Милый, у нас у всех под верандами расчлененные бойскауты, - произносит Банни, незаметно (несмотря на свою тучность) вынырнувший откуда-то сзади, и протягивает Дегу свой бокал. - Пожалуйста, льду для коктейльчика-перчика. - Он подмигивает и, вильнув задом, уходит. Дег, как ни удивительно, смущенно краснеет. - Впервые встречаю человека, окруженного таким количеством тайн. Жаль его машину. Лучше бы ее хозяином оказался кто-нибудь, мне ненавистный. Позже, пытаясь найти ответ на вопрос, который не решаюсь задать прямо, я исподволь завожу с Банни разговор о сгоревшей машине: - Банни, я тут читал в газете насчет твоей машины. Это у нее была наклейка на бампере: Спросите, как делишки у моих внучат? - А, это. Проделка моих друганов из Вегаса. Огонь-парни. О них мы не говорим. - Разговор окончен. Особняк Холландера был построен во времена первых полетов на Луну и напоминает воплощенную грезу невероятно тщеславного и ужасно испорченного международного фармазона той эпохи. Повсюду подиумы и зеркала. Скульптуры Ногучи и мобили Кальдера; все кованые решетки изображают строение атома. Стойка, обшитая тиковым деревом, вполне сошла бы за бар в преуспевающем лондонском рекламном агентстве эпохи Твигги. Освещение и обстановка подчинены единой цели - все должны выглядеть об-во-ро-жи-тель-но. Несмотря на отсутствие знаменитостей, вечер об-во-ро-жи-тель-ный, о чем не забывают напоминать друг другу гости. Светский человек, - а Банни вполне заслуживает этого наименования, - знает, что требуется для общего улета. - Без байкеров, трансвеститов и фотомоделей вечеринка не вечеринка, - мурлычет он у сервировочных столиков, заваленных утятиной без кожи в чилийском черничном соусе. Разумеется, за этим заявлением стоит знание того факта, что все эти (а также многие другие) социальные типы на вечеринке представлены. На непринужденное веселье способны одни только дети, по-настоящему богатые старики, чертовски красивые люди, извращенцы, люди, которые не в ладах с законом... К тому же, к большому моему удовольствию, на вечеринке нет яппи; этим наблюдением я делюсь с Банни, когда он подходит за своим девятнадцатым джин-тоником. - Приглашать яппи - все равно что звать в гости столбы, - отвечает он. - О, смотри - монгольфьер! - Он исчезает. Дег чувствует себя как рыба в воде, потихоньку практикует самообслуживание - у него своя программа потребления коктейлей (и никакой професснонально-бармепской этики), - болтает и возбужденно спорит с гостями. Большую часть времени его вообще нет за стойкой - он носится по дому или по ярко освещенному кактусовому саду, время от времени возвращаясь для краткою отчета. КИТАЙСКАЯ ГРАМОТНОСТЬ: уснащение повседневных разговоров названиями исчезнувших с карты мира стран, забытых фильмов и малоизвестных книг, имен покойных телеведущих и т.д. За этой склонностью стоит подсознательная тяга показать свою образованность, а также желание обособиться от мира массовой культуры. - Энди, сейчас был такой прикол. Я помогал чуваку с Филиппин кормить ротвейлеров бескостными тушками цыплят. Собак на сегодня наточили в клетку. А шведка с чудом бионики на ноге - у нее там нейлоновая такая шина - уго дело снимала 16-миллиметровой камерой. Гонорит, она упала в карьер в Лесото, отчего ее ноги едва не превратились в osso buco Жаркое из телятины с мозговой костью (итал.).. - Отлично. Дег. Передай мне две бутылки красного, будь добр. - Прошу. - Передав вино, накуривает сигарету: ни малейшего намека на то, что он собирается поработать в баре. - Еще я разговаривал с дамой по фамилии Вап-Клийк - такой старой-престарой, в гавайской рубашке и с лисой на шее. Она владеет половиной газет на Западном побережье. И она рассказала, что в начале второй мировой войны ее совратил в Монгеррее родной брат Клифф, который потом умудрился утонуть в подводной лодке у Гельголанда. С тех пор она может жить только в жарком, сухом климате, являющем собой прямую противоположность миру изувеченных, обреченных на гибель подлодок. Но судя по тому, как она это излагала, она рассказывает это каждому встречному. Как Дег вытягивает такие откровения из незнакомых людей? У главного входа, где семнадцатилетние девочки из Долины с убитыми перекисью русалочьими волосами охмуряют продюсера студии звукозаписи, я замечаю нескольких полицейских. Стиль вечеринки таков, что я думаю: не очередные ли это социальные типы, которых шутки ради зазвал Банни? Банни болтает с ними и смеется. Дег полицейских не видит. Банни ковыляет к нам. - Герр Беллингхаузен, если бы я знал, что вы закоренелый преступник, то пригласил бы вас не барменом, а в качестве гостя. Стражи закона спрашивают вас у входа. Не знаю, чего они хотят, но если затеешь скандал, сделай одолжение - не стесняйся в жестах. Банни вновь упорхнул: у Дега белеет лицо. Он строит мне гримасу, затем выходит в открытую стеклянную дверь и идет не к полиции, а в самый дальний угол сада. - Пьетро, - прошу я, - подмени меня на время. Надо по делам отлучиться. Десять минут. - Зацепи и мне, - говорит Пьетро, решив, что я иду на автостоянку - взглянуть, как обстоят дела с наркотиками. Но, разумеется, я иду за Дегом. *** - Я давно гадал, что буду чувствовать в тот момент, - говорит Дег, - когда наконец попадусь. А чувствую я облегчение. Как будто ушел с работы. Я тебе рассказывал историю о парне, жутко боявшемся подцепить какую-нибудь венерическую болезнь? - Дег достаточно пьян, чтобы быть откровенным, но не настолько, чтобы нести чушь. Я нашел его неподалеку от дома Банни. Его ноги свешиваются из раструба огромного цементного стока, устроенного на случай внезапного наводнения. - Он десять лет изводил своего врача анализами крови и пробами Вассермана, пока в конце концов (уж не знаю как) не подцепил что-то. Гут он говорит доктору: М-да, ну ладно, тогда пропишите мне пенициллин. Прошел курс лечения и навсегда забыл о болезнях. Ему просто хотелось, чтобы его наказали. Вот и все. Трудно представить себе менее подходящее место для посиделок в такое время. Внезапное наводнение - оно и есть внезапное наводнение. Только что было все путем, а еще секунда - и накатывается пенистое белое варево из шалфея, выброшенных на улицу диванов и захлебнувшихся водой койотов. Стоя под трубой, я вижу только ноги. Акустика классная - голос Дега превратился в зычный, раскатывающийся эхом баритон. Я карабкаюсь наверх и сажусь рядом. Все залито лунным светом, но луны не видно, светится только кончик сигареты Дега. Дег кидает в темноту камешек. - Шел бы ты в дом, Дег. Пока копы не стали стращать гостей пистолетами, требуя сообщить, где ты скрываешься. - Скоро пойду, дай мне одну минуту - похоже, Энди, похождениям Вандала Дега пришел конец. Сигарету дать? - Не сейчас. - Знаешь что? Я немного обалдел. Может, расскажешь коротенькую историю - любую, и я пойду. - Дег, сейчас не время. - Всего одну, Энди, как раз сейчас - время. Я хватаюсь за голову, но, как ни странно, одна короткая история мне вспоминается. - Ну ладно, слушай. Когда много лет назад я был в Японии (по программе студенческого обмена), я жил в семье, в которой была девочка лет четырех. Славная такая крошка. СОЛНЦЕ НЕ ТВОЙ ВРАГ Так вот, когда я въехал (прожил я там с полгода), она не желала замечать мое присутствие в доме. Игнорировала меня, когда я за обедом к ней обращался. При встречах в коридоре просто проходила мимо. В ее мире я не существовал. Естественно, это было обидно; каждому нравится считать себя обаятельным человеком, которого инстинктивно обожают животные и дети. Ситуация раздражала еще и тем, что поделать-то ничего было нельзя; все попытки заставить ее произнести мое имя или отреагировать на мое присутствие заканчивались неудачей. Однажды я пришел домой и обнаружил, что бумаги в моей комнате, письма и рисунки, над которыми я немало потрудился, порезаны на кусочки, искромсаны и размалеваны явно злой детской рукой. Я пришел в бешенство. А когда она вскоре прошествовала мимо моей комнаты, я не сдержался и начал довольно громко по-японски и по-английски бранить ее за проказу. Разумеется, я тут же почувствовал себя свиньей. Она ушла, а я подумал, не перегнул ли палку. Но через несколько минут она принесла мне своего ручного жучка в маленькой клетке (распространенная забава азиатских детей), схватила меня за руку и потащила в сад. Там она стала рассказывать о тайных похождениях этого насекомого. Суть в том, что она не могла вступить в общение до того, как ее за что-нибудь не накажут. Сейчас ей, должно быть, лет двенадцать. Месяц назад я получил от нее открытку. Мне кажется, Дег не слушал. А следовало бы. Но ему просто хотелось слышать человеческий голос. Мы еще немного пошвырялись камешками. Потом, ни с того ни с сего, Дег спросил, знаю ли я, как умру. -- Беллингхаузен, перестань меня грузить. Иди и разберись с полицией. Они, вероятно, хотят просто задать несколько вопросов. - Fermez la bouche Закройте рот (франц.)., Энди. Вопрос был риторический. Я сам расскажу, как, мне кажется, я умру. Это произойдет примерно так. Мне будет семьдесят лет, я останусь здесь в пустыне, никаких вставных челюстей - все зубы свои, - и буду одет в серый твидовый костюм. Я буду сажать цветы - тоненькие, хрупкие цветочки, которым в пустыне день житья, вроде бумажных цветов, какими клоуны украшают свои головы, - в маленьких горшочках типа клоунских шапок. Не будет слышно ни единого звука, только жужжание жары; мое тело, согнувшееся над лопатой, звякающей о каменистую почву, не будет отбрасывать тени. Солнце будет в самом зените, и вдруг позади послышится ужасающее хлопанье крыльев - громкое, громче, чем у всех птиц на свете. Медленно обернувшись, я едва не ослепну, увидев спустившегося ангела, золотистого и нагого, выше меня на целую голову. Я поставлю на землю маленький цветочный горшок -- почему-то мне будет стыдно держать его в руках. И сделаю вдох, последний. Ангел обхватит мои хрупкие кости, поднимет меня на руки, и не пройдет и нескольких секунд, как он бесшумно и с безграничной нежностью понесет меня к солнцу и швырнет прямо в его недра. Дег бросает сигарету и прислушивается к звукам празднества, плохо различимым в овраге. - Ну, Энди, пожелай мне удачи, - говорит он, выпрыгивает из цементной трубы на землю, отходит на несколько шагов, останавливается, разворачивается и просит меня: - Нагнись на секундочку. - Я повинуюсь, после чего он целует меня, а перед моими глазами встает разжиженный потолок супермаркета, опрокинутым водопадом несущийся к небу. - Вот. Мне всегда хотелось это сделать. Он возвращается в блестящее многолюдье вечеринки. ЖДИ МОЛНИИ Первый день нового года. Окутанный трепещущими миражами дизельных выхлопов (каждый - верная эмфизема), я жарюсь в дорожной пробке возле Калексико, Калифорния, в очереди перед пограничным КПП - и уже чувствую метановый запах Мексики, до которой рукой подать. Моя машина отдыхает на косичкообразном шестиполосном шоссе, полуразрушенном, озаренном лучами усталого зимнего заката. По этому линейному пространству ползу - дюйм за дюймом - не только я, но и целый подарочно-коллекционный набор всех типов людей и транспортных средств: татуированные фермеры теснятся по трое в кабинах пикапов, бодро транслирующих на всю округу кантри и ковбойские баллады; закондиционированные, в фирменных солнцезащитных очках яппи (тихо веет Генделем и Филипом Глассом Филип Гласе - современный авангардный композитор, привлекший внимание широкой молодой аудитории к жанру оперы.) отягощают своим присутствием седаны с зеркальными стеклами; местные Hausfrauen Домохозяйки (нем.). в бигуди, по пути на дешевые мексиканские рынки, потребляющие передачу Дайджест всех сериалов, - а сидят они в хенде с веселенькими наклейками; канадские супруги-близнецы пенсионного возраста спорят над рвущимися по швам картами США, которые слишком часто разворачивали и сворачивали. На обочине, в будочках яркой леденцовой раскраски, меняют песо люди с японскими именами. Слышен собачий лай. Если мне захочется получить левый гамбургер или мексиканскую страховку на машину, все окрестные коммерсанты наперегонки ринутся исполнять мой каприз. В багажнике моего фольксвагена две дюжины бутылок воды Эвиан и бутылка иммодиума - средства от поноса: некоторые буржуазные привычки неистребимы. *** Закрыв бар в одиночку, я вернулся домой в пять утра, абсолютно измотанный. Пьетро и еще один бармен смылись раньше - снимать телок в ночном клубе Помпея. Дега за какой-то надобностью увели в полицейский участок. Когда я пришел домой, ни в одном бунгало не горел свет, и я сразу завалился спать - новости о трениях Дега с законом и приветственная речь для Клэр могут и подождать. Проснувшись утром около одиннадцати, я обнаружил на своей входной двери записку, приклеенную скотчем. Рукою Клэр было написано: Привет, заяц, мы уехали в сан-фелипе! мексика зовет. мы с дегом обговорили это на праздниках, и он убедил меня., что сейчас самое время; купим небольшую гостиницу ... составь нам компанию. согласен? В смысле - а куда нам еще податься-то? и вообрази. мы - содержатели гостиницы! голова кругом идет. собак. мы похитили, но тебе предоставляем свободу выбора. ючью холодновато, поэтому привези одеяла. и книги. и ручки. городок малюсенький. так что найдешь нас по ^деговому авто. ждем тебя tres нетерпеливо. с надеждой увидеться сегодня же вечером цалую-цалую, Клэр Ниже Дег написал: ПАЛМЕР, СНИМИ СО СЧЕТА ВСЕ СБЕРЕЖЕНИЯ. ПРИЕЗЖАЙ. ТЫ НАМ НУЖЕН. Р. S.. ПРОСЛУШАЙ СВОЙ АВТООТВЕТЧИК. На автоответчике я обнаружил следующее послание: Мое почтение, Палмер. Вижу, ты прочел записку. Извини за сумбурную речь, но я полностью ухайдакался. Пришел утром в четыре и даже спать не ложился - посплю в машине по дороге в Мексику. Я говорил тебе, что у нас для тебя сюрприз. Клэр сказала (и в этом она права), что, если мы дадим тебе слишком много времени на раздумья, ты никогда не приедешь. Очень уж ты все анализируешь. Так что не думай - а просто приезжай, ладно? Обо всем здесь поговорим. А правосудие... Знаешь, что произошло? Вчера прямо у Ликерного погребка Шкипера задавил джи-ти-оу, доверху набитый Глобальными Тинейджерами из округа Оранж. Вот уж quelle Какая (франц.). везуха! В его кармане нашли адресованные мне психописьма, где он пишет, что спалит меня, совсем как ту машину, и тому подобное. Moi! Страшно, аж жуть! Ну, я сказал полиции (и, заметь, почти не соврал), что видел Шкипера на месте преступления и полагаю - он испугался, что я заявлю на него. Все четко. Так что дело закрыто, но скажу тебе - твой знакомый проказник сыт вандализмом на девять жизней вперед. Итак, увидимся в Сан-Фелипе. Рули осторожнее (господи, что за гериартричес-кий совет) и - увидимся вече... *** КЛИНИЧЕСКАЯ WANDERLUST: болезнь, обычно поражающая детей из семей среднего класса, чье детство прошло на чемоданах. Неспособные укорениться где бы то ни было, они постоянно переезжают, всякий раз надеясь обрести на новом месте идеальную общность с идеальными соседями. (Wanderlust по-немецки - тяга к странствиям.) - Эй, мудак, двинь жопой! -- не выдерживает позади темпераментный Ромео и почти въезжает в меня своей ржавой приплюснутой жестянкой цвета шартреза. Поздравляем с возвращением в реальность. Пора показывать зубки. Пора начинать жить. Но это тяжко. Уходя от столкновения, я ползу вперед, на один корпус машины, продвигаясь к границе, на одну единицу измерения приближаясь к новому, менее отягощенному деньгами миру, где пожирающие и пожираемые образуют совсем иную, пока неведомую мне цепь питания. Как только я пересеку границу, автомобилестроение таинственным образом застопорится на несомненно техлахомском 1974 году, после которого устройство автомобильных двигателей настолько усложнилось, что они перестали поддаваться мелкому ручному ремонту, а проще говоря, разборке на части. Характерной чертой ландшафта будут изъеденные ржавчиной, разрисованные пульверизатором, простреленные во всех местах полумашины - урезанные в длину, высоту и ширину, раздетые искателями запчастей, культурологически невидимые, вроде обряженных в черные капюшоны актеров-кукловодов из японского театра Бунраку. Дальше, и Сан-Фелипе, где когда-нибудь появится моя - наша гостинииа, я увижу изгороди из колючей проволоки, в которую вплетены китовые кости, хромированные бамперы от тойот и кактусовые скелеты. А на городских горячечно-белых пляжах увижу тощих уличных мальчишек с лицами, одновременно недо- и переэкспонированными на солнце, без всякой надежды на успех, предлагающих замызганные ожерелья из фальшивого жемчуга и пузатенькие цепочки самоварного золота. Вот что будет моим новым ландшафтом. ТАЙНАЯ ТЕХНОФОБИЯ: сокровенное, неафишируемое убеждение, что от прогресса больше вреда,чем пользы. ПО ДЕВСТВЕННЫМ ПРОСЕЛКАМ: выбор маршрута по принципу куда никто больше не попрется. ОБЕЗЬЯННИЧАНИЕ - ОТУЗЕМЛИВАНИЕ: желание человека, находящегося в другой стране, казаться ее аборигеном. СОЛИПСИЗМ ОТЪЕЗЖАНТА: поведение человека, который приезжает в другую страну, надеясь оказаться ее первооткрывателем, нообнаруживает там множество конкурентов, приехавших за тем же. Раздражееный этим обстоятельством, человек отказывается даже разговаривать с ними, так как они заставили его разочароваться в собственной оригинальности и элитарности. Глядя на Калексико через лобовое стекло, я вижу потные орды, бредущие пешком через границу с соломенным кошелками, которые под завязку набиты лекарствами от рака, текилой, двухдолларовыми скрипками и кукурузными хлопьями. На границе я вижу забор, пограничный забор в сеточку, напоминающей мне некоторые фотографии австралийских пейзажей, - форографии, на которых заграждения против кроликов раздлили местность надвое: по одну сторону плодоноящая, обильная утопающая в зелени земля, по другую - зернистая, иссушенная, доведенная до отчаяния лунная поверхность. Думая об этом контрасте, я также думаю о Дэге и Клэр -о том, что они по доброй воле избрали жизнь на лунной стороне и каждый подчиняется своей нелегкой участи: Дэг обречен вечно с тоской смотреть на солнце, а Клэр с веткой будет кружить в песках, исступленно ища под землей воду. Я же... Да, а что же я? Я тоже на лунной стороне, в этом-то я уверен. Не знаю, когда и где, но я сделал свой выбор со всей определенностью. Очень возможно, что он принесет мне ужас и одиночество. -- но я не жалею. С моей стороны забора меня ждут два дела - два дела, которые стали делом жизни героев двух коротеньких историй: сейчас я их вам быстренько расскажу. Первая история, которую я несколько месяцев назад поведал Дегу и Клэр. не имела тогда успеха. Она называется Молодой Человек, который страстно желал, чтобы в него ударила Молния. Как явствует из названия, это история о молодом человеке. Он тянул лямку в одной чудовищной корпорации, а однажды послал подальше все что имел. - раскрасневшуюся. разгневанную молодую невесту у алтаря, перспективы служебного роста, все, ради чего вкалывал всю жизнь, - и лишь затем, чтобы в битом понтиаке отправиться в прерии гоняться за грозой. Он не мог смириться с мыслью, что проживет жизнь, так и не узнав, что такое удар молнии. Я сказал, что мой рассказ не имел успеха, потому что история закончилась ничем. В финале Молодой Человек по-прежнему был где-то в Небраске или Канзасе - бегал себе по степи, подняв к небу карниз от занавески, позаимствованный в ванной, и моля о чуде. Дегу с Клэр до смерти хотелось знать, чем же все завершилось, но рассказ о судьбе Молодого Человека остался неоконченным, зная, что Молодой Человек скитается по злым степям, я спокойнее сплю по ночам. Вторая же история... Да, она чуть носложнее, я еще никому ее не рассказывал. Она о молодом человеке... ладно, назовем веши своими именами - она обо мне. Она обо мне и еще об одном событии - мне нестерпимо хочется, чтобы это событие произошло со мной. Вот чего мне хочется: лежать на острых, как бритва, сверху напоминающих человеческий мозг скалах полуострова Баха-Калифорниа. Хочу лежать на этих скалах, и чтоб вокруг - никакой растительности, на пальцах - следы морской соли, а в небе пусть пылает химическое солнце. И чтоб ни звука - полная тишина, только я и кислород, ни единой мысли в голове, а рядом пеликаны ныряли бы в океан за рыбками - блестящими ртутными капельками. НАУТЕК ОТ ПРОГРЕССА: миграция в населенные пункты, мало затронутые техническим прогрессом и информационной революцией, свободные от вещизма. Из маленьких порезов на коже, оставленных камнями, сочилась бы, на ходу сворачиваясь, кровь, а мозг мой превратился бы в тонкую белую нить, вибрирующую, как гитарная струна, протянувшуюся в небо, до самого озонового слоя. И, как Дег в свой последний день, я услышу хлопанье крыльев, но это будут крылья пеликана, летящего с океана, - большого, глуповатого, веселого пеликана, который приземлится рядом со мной и на своих гладких кожаных лапах вперевалочку подойдет к моему лицу и без страха, элегантно, как официант, предлагающий карту вин, положит передо мной подарок - маленькую серебряную рыбку. За этот подарок я отдал бы что угодно. 1 ЯНВ. 2000 ГОДА Я ехал в Калексико мимо Солтон-Си. огромного соленого озера, самой низкой точки Соединенных Штатов. Ехал через Бокс-каньон, через Эль-Сентро... Калипатрию... Броули. Землей округа Империал хочется гордиться - это зимний сад Америки. После сурового бесплодия пустыни - ошеломляющее плодородие; бесчисленные поля с посевами шпината, отарами овец и стадами коров далматинской расцветки - какой-то сюрреализм от биологии. Здесь все плодоносит. Даже лаосские финиковые пальмы, колоннадой возвышающиеся вдоль хайвея. Около часа назад, когда я ехал по этому царству торжествующего плодородия в сторону границы, со мной произошло нечто необыкновенное: по-моему, об этом обязательно надо рассказать. А случилось вот что. Я только-только въехал с севера в низину Солтон-Си через Бокс-каньон. На душе у меня было светло - я как раз пересек границу края около плантаций цитрусовых возле небольшого городка под названием Мекка и украл с придорожного дерева теплый апельсин размером с шар для кегельбана. Меня засек фермер, выезжавший на тракторе из-за угла, он лишь улыбнулся, сунул руку в мешок за спиной и кинул мне еще один апельсин. Милосердие фермера показалось мне просто-таки вселенским. Сев в. машину, я закрыл окна, чтобы не выпускать запах очищенного апельсина. Я заляпал руль клейким соком и ехал, вытирая руки о штаны. Поднявшись на гору, я неожиданно впервые за день увидел горизонт - над Солтон-Си, - а на горизонте нечто, заставившее мою ногу непроизвольно нажать на тормоз, а сердце - едва не выпрыгнуть изо рта. Я увидел оживший рассказ Дега: ядерный гриб до самого неба, далеко-далеко на горизонте, злющий и плотный, со шляпкой в форме наковальни, размером со средневековое королевство и темный, как спальня ночью. Апельсин упал на пол. Я притормозил у обочины под пронзительную серенаду едва не протаранившего меня сзади ржавого эль-камино, набитого батраками-иммигрантами. Но сомнений не было; да, гриб торчал над горизонтом. Он мне не померещился. Именно таким он представлялся мне с пяти лет: бесстыдным, изможденно-помятым, всепожирающим. Меня охватил ужас: кровь прилила к ушам; я ждал сирен; включил радио. Биопсия дала положительный результат. Неужели кризис произошел после полуденного выпуска новостей? Удивительно, но на радиоволнах все было спокойно - сплошной музон для конькобежцев да жалкие струйки еле слышных мексиканских радиостанций. Неужели я спятил? Почему никто и ухом не ведет? Навстречу мне проехали несколько машин: ни одна и не думала спешить. Делать было нечего; охваченный противоестественным любопытством, я двинулся дальше. Гриб был таким огромным, что, казалось, бросал вызов перспективе. Я понял это, подъезжая к Броули, небольшому городку в пятнадцати километрах от границы края. Каждый раз, когда я думал, что достиг эпицентра взрыва, оказывалось, что гриб все еще далеко. Наконец я подъехал так близко, что его черная, как автопокрышка, ножка расползлась на все ветровое стекло. Горы - и те не кажутся такими огромными, но горы при всех своих амбициях не способны аннексировать атмосферу. А ведь Дег меня уверял, что эти грибы - маленькие-маленькие. Наконец, круто повернув вправо на перекрестке с 86-м хайвеем, я увидел корни гриба. И тут доподлинно оказалось, что его натура проста и тривиальна: на маленьком пятачке фермеры жгли стерню, вот и все дела. У меня камень с души упал. Черный, упирающийся макушкой в стратосферу монстр родился от хлипких бечевок оранжевого пламени, вьющихся на полях. Налицо было уморительное несоответствие деяния и произведенного им впечатления - ведь облако дыма виднелось за пятьсот миль. Да что там, даже из космоса. Событие это превратилось в своеобразный аттракцион для зевак. Проезжая мимо горящих полей, машины переходили с рыси на медленный шаг, а многие, как и я, вообще останавливались. Роль piece de resistanse Основное блюдо (франц.)., помимо дыма и огня, выполнял кильватерный след пламени - выгоревшая, покинутая на произвол всех ветров земля. Эти поля обуглились до абсолютно черного цвета - совершенно космического, не имеющего к нашей планете никакого отношения. То была засасывающая чернота, не желавшая уступить внешним наблюдателям ни одного фотона; черный снег, бросивший вызов трехмерности пространства, повисший перед глазами зрителей, как листок бумаги в форме трапеции. Чернота была столь глубокой, интенсивной, безупречной, что в машинах переставали бузить усталые, искапризничавшиеся в дороге дети. Даже коммивояжеры останавливали свои бежевые седаны и, вытянув ноги, принимались за поедание гамбургеров, подогретых в микроволновых печах на месте их приобретения - в Севен-Элевен. Меня окружали ниссаны, эф-250, дайхатсу и школьные автобусы. Большинство водителей сидели, скрестив на груди руки; откинувшись в креслах, они молча созерцали диво - жаркую шелковую черную простыню, чудо античистоты. Это было успокаивающее, объединяющее занятие - вроде наблюдения издалека за торнадо. Мы улыбались друг другу. Потом я услышал шум автомобильного мотора. Подъехал фургон - помпезная красно-полосатая, как леденец, суперсовременная модель с тонированными стеклами - и оттуда, к моему удивлению, высыпало около дюжины умственно отсталых подростков, мальчиков и девочек, веселых, общительных и шумных, размахивающих руками и радостно кричащих мне: Привет! Шофером был сердитый человек лег сорока, с рыжей бородой и, похоже, с огромным опытом чичероне. Он управлял своими подопечными ласково, но твердо, подобно матери-гусыне, которая с равными долями нежности и суровости берет своих гусят за шкирку и задает им направление движения. Шофер отвел своих подопечных подальше от нас и наших машин - к деревянной изгороди, отделяющей поле от дороги. Удивительно, но через несколько минут говорливые подростки затихли. Не прошло и секунды, как я увидел, что же заставило их замолчать. С запада летела белая, как кокаин, цапля, птица, которую я никогда не видел живьем; ее плотоядные инстинкты пробудились при виде восхитительных даров пожара - многочисленных вкусных мелких тварей, которых выгнал на поверхность огонь. Птица кружила над полями, а мне казалось, что ее место скорее у Ганга или Нила, а не здесь, в Америке. Контраст белизны ее крыльев с чернотой обугленных полей был настолько удивителен и резок, что большинство моих ближних и даже дальних соседей разразились шумными вздохами. Смешливые, непоседливые подростки теперь все как один стояли завороженные, словно любуясь фейерверком. Они охали и ахали, а птица с ее невероятно длинной лохматой шеей просто-напросто отказывалась садиться. Она кружила и кружила, выписывая дуги и закладывая умопомрачительные виражи. Восторг детей был заразителен, и я осознал, что, к большому их удовольствию, охаю и ахаю вместе с ними. Потом птица, кружась, стала удаляться на запад, прямо над дорогой. Мы подумали, что обряд, предшествующий ее трапезе, закончился: послышались робкие свистки. Но внезапно птица описала еще одну дугу. Мы вдруг сообразили, что она планирует прямо на нас. Мы чувствовали себя избранными. Один из подростков пронзигельно вскрикнул от восторга. Это заставило меня обернуться и посмотреть на него. В эту минуту ход времени, по-видимому, ускорился. Внезапно дети повернулись уже ко мне, и я почувствовал, как что-то острое оцарапало мне голову, и услышал звук - свуп-свуп-свуп. Цапля задела меня - ее коготь распорол кожу у меня на макушке. Я упал на колени, но не отводил взгляда от птицы. Все мы разом повернули головы и продолжали следить за тем, как птица садится на поле; все внимание было приковано к ней. Мы завороженно смотрели, как она выуживает из земли мелких тварей, и это было так красиво, что я даже забыл о своей ране. И только когда я случайно провел рукой по волосам, а после увидел на кончике пальца кровь, я понял, насколько тесно мы с птицей соприкоснулись. Я поднялся на ноги и рассматривал эту капельку крови, когда пухленькие ручки (грязные пальчики, обломанные ногти) обхватили меня вокруг пояса. Умственно отсталая девочка в небесно-голубом ситцевом платье пыталась заставить меня нагнуться. С высоты своего роста я видел длинные пряди ее прекрасных светлых волос, пуская слюни, она несколько раз произнесла что-то вроде ить-ца - птица, дескать. Я вновь опустился на колени перед ней, и она стала обследовать ранку, поглаживая мою голову, осторожно выбивая по ней обнадеживающее, целительное стаккато вот-уже-не-больно, - так утешает ребенок оброненную на пол куклу. Потом я почувствовал прикосновение еще одной пары рук - к девочке присоединился один из ее товарищей. Еще одна пара рук, и еще... Неожиданно я оказался в куче-мале этой внезапно возникшей семьи, в ее влюбленных, целительных, милых, ласковых, некритичных объятиях; каждый из ребятишек хотел показать, что любит меня сильнее остальных. Они начали тискать меня - слишком крепко, как куклу, не подозревая, с какой силой они это делают. Мне было трудно дышать, меня пихали, мяли и давили. Бородач подошел их отогнать. Как я мог объяснить ему, этому господину с его благими намерениями, что это неудобство, эта боль меня совсем не обременяют, что ничего, подобного этим тискам любви, я в жизни не испытывал. Хотя, может быть, он и понял. Он отдернул руки, словно от его подопечных шли разряды статического электричества, и позволил им по-прежнему мять меня в своих теплых объятиях. Бородач сделал вид, что смотрит на птицу, кормящуюся на черном поле. Не помню, поблагодарил ли я его. ЦИФРЫ Процент бюджета США, расходуемый: на нужды престарелых - 30; на нужды образования - 2 Число мертвых озер в Канаде: 14000 Число работающих, приходящихся на одного человека, получающего пособие: в 1949 - 13 в 1990 - 3,4 в 2030 - 1,9 Процент мужчин в возрасте 25-29 лет, никогда не состоявших в браке: в 1970 - 19 в 1987 - 42 Процент женщин в возрасте 25 - 29 лет, никогда не состоявших в браке: в 1970 - 1 1 в 1987 - 29 Процент замужних женщин в возрасте 20 - 24 лет: в 1960 - 72 в 1984 - 43 Процент людей в возрасте до 25 лет, живущих в бедности: в 1979 - 20 в 1984 - 33 Количество людей, которых можно убить одним фунтом измельченного в порошок плутония (при попадании в организм через дыхательные пути): 42 000 000 000 Запас плутония в США на 1984 год, в фунтах: 380 000 Произведение этих чисел: 16000 000 000 000 000 Доля дохода (в процентах), необходимая в качестве вступительного взноса при первом приобретении дома в рассрочку: в 1967 - 22 в 1987 - 32 Процент домовладельцев среди лиц в возрасте от 25 до 29 лет: в 1973 - 43,6 в 1987 - 35,9 Реальные изменения в цене за период с 1957 по 1987 г. (в процентах): золотого 18-каратового кольца с алмазом в 1 карат: + 322 гарнитура для столовой из восьми предметов: + 259 билета в кино: + 180 авиабилета до Лондона (Великобритания): - 80 Шанс попасть на телеэкран для американца: 1 к 4 Процент американцев, утверждающих, что они не смотрят телевизор: 8 Количество часов, проводимых за одну неделю у телеэкрана теми, кто утверждает, что не смотрит телевизор: 10 Количество убийств, которое среднестатистический ребенок успевает увидеть по телевизору к 16 годам: 18 000. Количество рекламных роликов, которое американские дети успевают увидеть по телевизору к 18 годам: 350 000. То же количество, выраженное в днях (при условии, что средняя продолжительностьрекламного ролика - 40 секунд): 160,4. Количество телевизоров: в 1947 - 170 тысяч в 1991 - 750 млн. Рост дохода для граждан старше 65 лет- за период с 1967 по 1987 г. (в процентах): 52,6 для всех остальных граждан - 7 Процент женатых мужчин в возрасте 30-34 лет, проживающих со своими супругами: в 1960 - 85, 7 в 1987 - 64, 7 Процент замужних женщин в возрасте 30-34 лет, проживающих со своими супругами: в 1960 - 88,7 в 1987 - 68,2 Процент граждан США в возрасте 18-29 лет, согласных с утверждением, что нет смысла выполнять работу, которая не может принести тебе полного удовлетворения: 58 несогласных: 40. Процент граждан США в возрасте 18-29 лет, согласных с утверждением, что при нынешнем положении дел нашему поколению будет гораздо труднее добиться комфортной жизни, чепредыдущим: 65 несогласных: 33. Процент граждан США в возрасте 18-29 лет, ответивших да на вопрос: Хотите ли вы, чтобы ваша супружеская жизнь была похожа на жизнь ваших родителей?: 44 ответивших нет: 55  *** Поколение ИКС ***  Каждое новое поколение вырастает в меняющемся мире и поэтому отличается от предыдущих. В те исторические периоды, когда мир меняется быстро, молодежь становится особенно не похожей на своих отцов. И тогда начинают говорить о поколении-загадке, о поколении Икс. Так было в 60-е, когда впервые появился этот термин, так произошло и в 90-е, когда с легкой руки молодого канадского писателя Дугласа Коупленда этот термин вновь стал гулять по свету. Загадку коуплендовского поколения Икс мы предложили решить трем критикам, по возрасту принадлежащим к этому поколению или совсем недалеко от него ушедшим. И оказалось, что проблема выходит далеко за рамки традиционного конфликта отцов и детей. Роман Коупленда не просто свидетельствует о мироощущении молодого поколения, но и дает повод говорить о том, что все мы -независимо от возраста - оказываемся перед лицом нового культурно-исторического перелома. И если нам удастся найти значение А, это поможет адаптироваться к переменам. СЕРГЕЙ КУЗНЕЦОВ ПЕВЦЫ НЕИЗВЕСТНОГО ПОКОЛЕНИЯ Отпустите меня, я не ваш, я ушел. Тимур Кибиров 1. X как неизвестная величина Одним из основных механизмов культуры является заимствование, пусть даже и осуществляемое по принципу испорченного телефона. К России - в силу ее диалектической принадлежности к / удаленности от западной цивилизации - это применимо в большей степени, чем ко многим другим странам. Несколько огрубляя, можно сказать, что христианство пришло из Византии, коммунизм - из Германии; постмодернизм - из Франции и США. Особенностью последних лет является то, что заимствование часто носит вызывающе поверхностный характер - заимствуется слово, а наполнение подбирается свое. Каждый раз на подобную смысловую замену есть свои причины, и ниже мы попытаемся понять, что определило русскую судьбу одного из таких терминов, Речь пойдет, как читатель, вероятно, уже догадался, о поколении Икс. На русской почве термин прижился во многом благодаря глянцевым молодежным журналам - Птючу и в особенности ОМу (где, кажется, впервые и был опубликован на русском языке Коупленд). Первый номер этого журнала(1995) открывался статьей главного редактора Игоря Григорьева, в которой он писал о том, что хочет сформировать при помощи своего журнала образ русского иксера. Теперь, прочитав роман Коупленда, смотреть на Григорьева (золотая цепь на шее, дорогие шмотки, нервная пластика) будет еще веселее. Результатом подобной пропаганды иксерства стало то, что в России сегодня, наверное, уже никто не может точно ответить на вопрос, что значит интересующее нас выражение. В зависимости от осведомленности и фантазии спрошенного вам сообщат, что иксеры родились в конце шестидесятых или в начале семидесятых, нигде не работают, любят компьютеры, природу, экстази, конструкторы Лего, junk food, техно-рагtу, журналы - смотри выше - Птюч и ОМ, ботинки Dг. Магtеns и цветные джинсы Diesel. Впрочем, все, наверное, сойдутся на том, что иксерство - это такая модная американская вещь. Тем интересней теперь узнать, что экспортированный из Америки термин был введен в обиход не американцем, а канадцем К слову сказать, это далеко не единственный подобный случай - последние двадцать лет Канада исправно поставляет творцов суперкультовых направлений: помимо Коупленда, можно назвать классика киберпанка Уильяма Гибсона, создателя фильма Автокатастрофа Дэвида Кроненберга и создательницу фильма Kissed Лин Стопкевич.. Более того - канадцем, к которому многое из вышеперечисленного трудно отнести. Дуглас Коупленд родился в 1961 году на базе НАТО в Германии, однако большую часть детства-отрочества-юности провел в Ванкувере, где и окончил Колледж искусства и дизайна. Про искусство и дизайн разговор будет особый, а пока отметим, что еще до того, как мировая слава певца нового поколения настигла его в начале девяностых, Коупленд приобрел локальную известность как скульптор. Не желая ограничиваться гуманитарным образованием, он окончил в Японии бизнес-школу, впрочем, бизнесом по-настоящему так и не занялся, предпочтя скульптуру и журналистику. Именно из последней и выросло в 1991 году произведение под названием Поколение Икс - по просьбе редактора издательства St. Martin's Press К