вает края, обрезая лишние полоски бледно-желтого теста, как специалист по косметической хирургии отсекает кое-что лишнее у поп-звезды. - Я тебе помогу, Тайлер. У меня оценки сейчас хорошие. Давай разберусь, с чем там у тебя затык. Время я выкрою. Анна-Луиза принимается в деталях разрабатывать план спасательных мероприятий, а мне даже слушать -скулы сводит. Через несколько минут я соглашаюсь, лишь бы поскорей отвязаться, не то я совсем завяну, если мне начнут втолковывать, что я должен заниматься как проклятый, чтоб ни одна минута не пропадала даром, а новый материал можно зубрить по очереди и потом встречаться и друг друга проверять - короче, разумный подход, разумно изложенный в процессе разумного времяпрепровождения - выпекания пирога с черникой. Ну да ладно, главное - я увел ее в сторону от подозрений. Теперь Анна-Луиза будет считать, что странности моего поведения в последнее время объясняются исключительно драмой учебной, а не сердечной - если в этом и правда причина того, что со мною происходит. Господи, каким дерьмом собачьим я себя чувствую! Я же сам знаю, что мне до смерти хочется просто раздеться до носков и лежать, переплетясь ногами с белыми гладкими ногами Стефани, и чтоб она кормила меня зелеными виноградинками, как гейша кормит с руки карпа в пруду, и чтобы она легонько потирала мне живот и фальшиво напевала бы мне в глаза тупо переведенные рок-н-ролльные песенки. Ну не сволочь? - Ну, и где же ты в таком случае пропадаешь, - спрашивает Анна-Луиза, - если не корпишь часами над своим отельно-мотельным менеджментом? - В полях, - отвечаю я. - В "Свалке токсичных отходов". На пустырях вокруг Завода. Шляюсь по заброшенным садам. Мне нужно собраться с мыслями, сориентироваться в пространстве. - С завтрашнего дня начинаем с тобой заниматься, - предупреждает Анна-Луиза, провожая меня до шлюзовой камеры, на ходу вытирая руки посудным полотенцем. - В субботу? - уточняю я - провинившийся. - Ладно. Давай. - Я завтра работаю в утро, к четырем освобожусь. Потом мне надо заскочить в торговый центр. Можем там с тобой встретиться? - Конечно. - В "Святом Яппи". В четыре. Целуемся. Не обнимаясь, потому что руки у нее еще не отмыты от кухонной грязи. По дороге домой я проезжаю мимо временного жилища Дэна. Почему я превращаюсь в то, что я есть? До поездки в Европу я таким не был. Неужели Дэн - это то, чем я рано или поздно стану? Я - им? Жуть. Неужели от меня самого совсем ничего не зависит? Я чувствую, как начинаю забывать, что я чувствовал, когда был моложе. Мне приходится напоминать себе, что забывать что-то из прошлого - не значит выбрасывать это за ненадобностью. Ночь холодная, звезды мерцают, и я спрашиваю себя, что служит нам защитой от космоса. Я спрашиваю себя, благодаря чему у нас всегда есть наш воздух, и почему наш кислород, и азот, и аргон остаются с нами, а не улетучиваются в бесконечную небесную даль. Мир наш кажется таким крошечным - таким холодным на фоне великого Всего. Я смотрю на голые деревья и чувствую, как тает во мне способность даже мысленно представить места с теплым, тропическим климатом. Может, внизу, под этой холодной каменистой корой, скрывается иной мир, в котором ярко-розовые соцветия, отцветая, источают одновременно запах гнили и тонкий аромат, - мир, где жаркий зной так щедр и вездесущ, что циклы жизни и смерти теряют обособленность, накладываются друг на друга, и плоды, листья, останки ложатся на землю с такой скоростью, что почва не успевает затвердевать и в ней все время происходит какое-то слабое, замедленное движение, как в мышцах спящего спортсмена. Мой мир опять куда-то мчится - слишком быстро! Я думаю о том, что мои денежные ресурсы скоро иссякнут, и, поддав газу, с ревом лечу через пригороды Ланкастера, но производимый мной шум не в силах взять верх над холодом, над безразличием черного неба и ледяных, далеких звезд. Добравшись до дому, я открываю дверь и вхожу, но и там тоже довольно прохладно. Джасмин на занятиях женской группы; Дейзи у Мей-Линь, они там вместе мусолят журнал для фанатов хард-панк-рока "Гууу". Марк, зарывшись в спальный мешок, смотрит телевизор, где идет документальный фильм про то, как ученые открыли какую-то новую планету. Голос диктора утверждает, что вселенная холодна и безжалостна, и мне ему верить не хочется. Раздвижная дверь позади меня со стуком захлопывается, и я уже стою в нашем заднем дворе, и я понимаю, что все больше запутываюсь, глаза мне застилает пелена, и я подпрыгиваю на месте, как маленький, а потом плотнее запахиваю на себе куртяшку, пытаясь унять страх. Мой взгляд падает на компостную яму, которую Джасмин устроила у задней границы участка рядом с кустами малины, - там у нее "делается" земля, - охваченные процессом ферментизации липкие слои отцветших букетов, объедков и птичьих ошметков (Киттикатина лепта). Я подхожу, встаю на колени и, разметав в стороны верхний слой из скошенной травы, последней в этом сезоне, со вздохом глубоко запускаю руки в жаркую, живую, дышащую мякоть - по самый локоть, перепачкав куртку, - только чтобы ощутить тепло, исходящее от нашей планеты, от Земли. У птиц сегодня большое веселье. Вороны потягивают коктейли, и ласточки состязаются, кто из них, сорвавшись с места, обставит других на старте, - сам видел сегодня утром, когда шел по Урановой улице за номером "Уолл-стрит джорнал" в газетном киоске. Такой гомон подняли - можно подумать, весна на дворе! Что-то будет. Заново обретенный и новой стрижкой подкрепленный вкус к жизни, который с недавних пор ощутила Джасмин, переживает временный откат. - Давай шевелись, Джасмин, подъем! У тебя свидание, кавалера проспишь. Все наверх! Подкрепляться! Яичница выдается без ограничений. Раз-два-встали! Что ты развалилась, как обленившийся барбос! Не пинками же тебя расталкивать - у меня сил нет. Джасмин что-то слабо блеет из-под натянутой на голову цветастой простыни, по краям придавленной беспорядочными россыпями разной степени прочитанности книжек из серии "Помоги себе сам". Я на полпальца приоткрываю окно, и холодный воздух запускает в спальню острый коготь, неся с собой желтоватый шелест тополиных листьев, которые, пританцовывая, летят с дерева и уносятся вдоль по улице в неведомое. - Закрой окно, Тайлер. Боже! Как холодно! Дай сюда мои очки. - Из-под простыни высовывается рука и сжимается вокруг "бабушкиных" очков, которые я ей протягиваю. Потом простынный саван говорит: - Вот увидишь, молодой человек, годам к тридцати у тебя начнет пропадать охота знакомиться с новыми людьми. Попомни мои слова. От одной мысли попробовать открыть новую страницу биографии с новым человеком ты почувствуешь такую смертельную усталость, что тебе захочется одного - чтобы тебя оставили в покое. Просто лень уже будет придумывать себе новые воспоминания. И ты предпочтешь держаться тех, кто тебе, в сущности, не нравится, только потому, что их ты уже знаешь: сюрпризов можно не бояться. Джасмин сдвигает с лица вниз цветастый саван и смотрит, как я достаю из шкафа и бросаю ей синее платье. - Держи. Надень это, - говорю я, - Оно тебе идет, и еще... - Я роюсь на ее письменном столе. - Вот, годится. - Я вкладываю ей в руку флакончик духов "Ад"(r). - Я думала пойти в индейском платье. Культура инков. - Джасмин, индейское платье - это такое до! - До?... - Ну, как до и после изобретения фотографии. - Я приподнимаю кончик простыни у нее в ногах и цепляю ей на пальцы пару синих туфель на каблуке. - Надень. Пусть видят, что у тебя красивые ноги. Джасмин несколько раз разводит и сводит ступни - как автомобильные "дворники". - Так что, Анна-Луиза знает про тебя и Стефани? Догадалась. - Упаси Боже. - Анна-Луиза девочка умненькая, Тайлер, и скоро сама сообразит, что к чему. Да и что тут понимать - все на поверхности. Я к тебе в душу не лезу. Обсуждать эту тему не собираюсь. Но гляди, я тебя предупредила: ты играешь чувствами человека, который тебя любит. - Джасмин брызгает на стекла "бабушкиных" очков какое-то моющее средство и протирает их клинексом. - Я дам тебе один совет, Тайлер, - совет, который мне в свое время самой не помешало бы получить на уроках подготовки к самостоятельной жизни в старших классах школы в перерывах между заезженными фильмами-страшилками на тему "Бойтесь, дети, ЛСД" и "Не пей за рулем". Нашим наставникам следовало сказать нам: "Когда вы станете взрослыми, вам придется на себе испытать ужасное, страшное чувство. Имя ему одиночество - и если сейчас вам кажется, что вы уже понимаете, о чем речь, это не так. Вот вам перечень симптомов, и пусть никто не заблуждается: одиночеству подвержены все без исключения жители нашей планеты. Только хорошо запомните одну вещь - одиночество проходит. Вы преодолеете его и благодаря ему станете лучше". - Я никогда не буду одинок, Джасмин. - Что ж, видно, я попусту трачу слова, пупсик. Будем надеяться, хоть что-то из того, что я сказала, у тебя в памяти отложится. Спальня Джасмин - антипод моему Модернариуму. На двери болтаются нити и плети всевозможных бус; в миниатюрные вазочки с гранулами из кошачьего туалета воткнуты уже обгоревшие палочки благовоний; подушки и подушечки с "этническим" орнаментом беспорядочно набросаны во всех углах. Плетеное кресло-трон, наши детские фотокарточки, пришпиленные к стенам брошками с цветными камешками. На окнах, наподобие жирных пауков, болтаются хрустальные подвески, и в их гранях во всех возможных видах, вспыхивая всеми цветами радуги, отражаются диснеевские фигурки из коллекции нашей соседки миссис Дюфрень. Комнату Джасмин, в которой витает дух сексуальности, мы называем "Гарем", и даже Дэн ничего не пытался там изменить, хотя его собственные пожитки, его портативный компьютер и портфель-дипломат, смотрелись в таком антураже довольно дико, как какие- то чужеродные, слишком заумные устройства, - как бомбардировщик-невидимка "Стэлс" в детском мультфильме про синего гномика. - У сегодняшнего счастливого претендента растительность на лице имеется? - интересуюсь я. - Да, к счастью, - отвечает Джасмин. - Его зовут Марв. Он программист, раз в неделю бывает у нас в офисе, так что он при работе. - Где обедаете? - В "Бифштексах у Дейли", неподалеку от авторынка. Допрос окончен? Джасмин, сидя на низеньком табурете, расчесывает свои короткие апельсиново-рыжие волосы - волосы, к которым мне все еще никак не привыкнуть. Я выглядываю в окно и вижу сполохи огненных листьев, пляшущих в тарелке спутниковой антенны. Она сама заговаривает снова: - Он был у нас на работе раз тыщу, не меньше, и в мою сторону даже не смотрел, пока я не изменила прическу. Наверно, любит современных. Как думаешь, подложить плечики? - Она, скрестив руки, дотрагивается до своих плечей. - Не надо. Ты хороша как есть. - Спасибо. - Она вздыхает, привычно взглядывает в зеркало, проверяя, как у нас сегодня насчет морщинок-веснушек, точь-в-точь как Анна-Луиза - та тоже с утра первым делом устраивает лицу контрольную проверку. Я смотрю на Джасмин, и вот какое у меня возникает чувство: что с возрастом становится все труднее ощущать себя счастливым на все сто - чем дальше, тем больше ты ждешь всяких срывов и подвохов; ты становишься суеверным, боишься искушать судьбу, боишься навлечь на себя беду, если в один прекрасный день вдруг почувствуешь, что тебе как-то уж слишком хорошо. Динь-динь. Час шампуня. Чем я сегодня себя порадую? Какими средствами умащу свои волосы? А начну-ка я с "Живой воды"(r) -средства с мощным тонизирующим и восстанавливающим жизненную силу эффектом, которое занимает почетное место в отделе средневековья и научной фантастики моего музея шампуня. Ну а дальше? Хм-мм... Сбрызнем чуточку "Последней порошей"(r), очищающим лосьоном против перхоти, а потом уже от души польем "Победителем", шампунем для рожденных побеждать, с запатентованной десятиминутного действия формулой, в основе которой протопласт водорослей. Шампунь этот производится фирмой "Камелот"(tm) при торговом центре "Парамус-Парк" в Нью-Джерси - одной из четырех величайших торговых цитаделей на земле. Три другие - "Шерман-Оукс-галерея" в Калифорнии, "Уэст-Эдмонтон" в канадской провинции Альберта и торговый центр "Ала Моана" в Гонолулу на Гавайях. Теперь кондиционер. Да, вопрос... такая холодная сухая погода для волос просто погибель. Может, подойдет "Горячая лава"(r) с масляно-лечебным составом? А может, лучше перестраховаться и взять уж сразу "Ночную смену"(tm) - восстановительную систему для секущихся волос: действует в течение восьми часов, "пока ты спишь"? Нет. В конце концов я останавливаюсь на "Стоунхендже"(r), содержащем вещества для поддержания жизнеспособности фолликул, изобретенные древними друидами и вновь открытые благодаря ученым, которые до сих пор ведут раскопки где-то там, где раньше жили друиды, и извлекают на свет их руны. И чтобы все это удержать как следует вместе - "Наралоновый туман"(r), чудодейственный лак для укладки с революционной фиксирующей формулой "Чародей"(r), производства компании "Идеальные волосы"тм корпорации "Большой сюр", Калифорния. Банку "Наралонового тумана"(r) мне подарила Джасмин, вернувшись после недельного семинара в "Большом сюре" несколько лет назад, но я им почти не пользовался - средство не из самых рекламируемых и оттого кажется подозрительным. Всегда спокойнее покупать широко рекламируемый товар, а лучше всего продукцию, которую рекомендует знаменитость вроде Берта Рокни, моего любимого актера, - эдакая накаченная стероидами "машина смерти", звезда голливудского блокбастера "Воин-ястреб"; лично я смотрел этот фильм пять раз, и всем советую. Каждый затраченный на эскапистское зрелище доллар благодаря Берту возвращается сторицей. Безотносительно: чистые волосы, чистое тело, чистые помыслы, чистая жизнь. В любой момент ты можешь прославиться, и вся твоя личная жизнь будет выставлена напоказ. И тогда, что откроется тогда? Включай душ. Вывалившись из двери своей спальни, я шлепаю по коридору и дальше вниз по лестнице мимо Марка, дорвавшегося до своей законной дозы эмоциональной наркоты, жадно всасывающего в себя цветные комиксы, уже под завязку налопавшегося подслащенных сухих завтраков, но все еще не вылезшего из ночной пижамы, разрисованной персонажами "Стартрека". Я бреду в кухню за своей плошкой мюслей, чтобы съесть их в компании Дейзи, которая, нацепив на себя что под руку подвернулось, так и сяк вертит утреннюю газету в поисках своего гороскопа и одновременно приступает к ритуалу непременных телефонных обзвонов. Я с трудом привыкаю к Дейзиным дредам - мало мне гламурно-роковой суперкоротко стриженной и перекрашенной Джасмин! А может, люди со всякими эдакими причесонами - как строительные сооружения, которые становятся по-настоящему интересными, только когда превращаются в развалины, - флоридские дома-ранчо, наполовину завалившиеся в выгребную яму, обанкротившиеся торговые центры, цивилизации после атомной войны. Во мне подымается сентиментально-трагическая жаркая волна при мысли, что я если и стану интересен миру, то не раньше, чем от меня останутся одни руины. Юношеское тщеславие. Совет дня: не обращайся в руины! В перерывы между телефонными звонками мы с Дейзи кое-как втискиваем подобие разговора. У Дейзи свой телефон плюс свой собственный телефонный номер - иначе никак не справиться с объемом телефонных звонков по ее душу. Мюррей утверждает, что у нее свой собственный телефонный узел. - Вечерок вчера нормально провела? - спрашиваю я. - Не-а. Смотрела по видику всех подряд "Годзилл" в замедленном режиме. Потом поборолась с преступностью. - "Бороться с преступностью" на языке Дейзи и Мюррея означает "заниматься сексом". - А ты как? Где куртку-то уделал? У коровы роды принимал, что ли? - Долго рассказывать. - Ты разве не участвовал в операции союзников-французов? - Меня не позвали. - Про другое не знаю, но что они сами способны за себя постоять - это факт. Только... "Ковбойский бар" - самое гнилое место в городе. На всей планете. Ой, смотри-ка! - Дейзи не нарадуется на свой гороскоп, - Сегодня у меня отличный день, чтобы заявить о своих правах. Ура! Звонит дверной музыкальный звонок (мелодия - старинная английская баллада), и Марк опрометью кидается открывать. Стефани и Моник набрасываются на него, щекочут в четыре руки, потом подхватывают за руки и за ноги и раскачивают, как гамак. - Халло, халло, халло! - Увидев, что мы с Дейзи выглянули в прихожую, они кивком подзывают нас поближе, - Сами при полном параде: макияж, прикид - умереть не встать. - Готовим ехать с нами в торговый центр? - Марка ставят на пол, Стефани роется в сумочке, где хранятся деньги и боеприпасы, и извлекает оттуда целую россыпь кредитных карточек, которые выдал ей папаша. - Вчера мы ходили в "Ковбойский бар" и - ни за что не угадаете! - Моник познакомилась с миллионером! - В Ланкастере? Моник потирает руки. - Мне повезло. Пока я снимаю с вешалки пиджак, Дейзи отвечает па телефонный звонок. Лицо ее каменеет. - Это Дэн, - говорит она. - Можешь позвать маму? Я вижу, как Марк открывает окно в гостиной. И вылезает наружу. Я убежден, что в отношении человека к цветам проявляется его отношение к любви. Уж простите за банальность и послушайте - я приведу несколько примеров. Дэн, наш штатный сердцеед, ничего против цветов не имеет. "Насади вокруг дома однолеток на сотню долларов, и его продажная цена сразу подлетит на двадцать процентов. Это меня в Калифорнии научили. Считается, что цветы создают положительный настрой - на инстинктивном уровне: у клиента сразу возникает охота раскошелиться". Для Джасмин цветы - память о ее прошлой жизни: сплетенные в цепочки бесплотные маргаритки из Беркли, которые она годами хранит под прессом в энциклопедии на букву "П" - "память". Когда жизнь ее уж очень достает, она сжимается в позе эмбриона на своем плетеном троне и водит пальцем по хрупким изогнутым стебелькам, чему-то своему улыбаясь, мурлыча себе под нос забытые песенки. Для поддержания духа Джасмин повсюду в доме расставляет банки из-под варенья с букетами полевых цветов - мальва, рудбекия, наперстянка, - они всегда тут, под рукой, в емкостях с желтоватым настоем, как средство скорой помощи. Дейзи порой вызывает своими цветами легкую оторопь: электрической яркости узоры из ноготков на платье, незабудковые вуали в волосах и цветочные салаты для ее бога - укротителя волос Мюррея (Просто возьми и съешь, Тайлер, представь, что мы в Нью- Йорке). У Марка страсть к гигантским цветам - из серии САМЫЕ КРУПНЫЕ В МИРЕ, - и зимними днями он с утра до вечера готов рассматривать каталоги семян, а потом и вовсе теряет сон от нетерпения, дожидаясь, когда ему доставят по почте семена подсолнуха "Пицца великана" и японской ползучей хризантемы "Ниндзя" "с лепестками в рост человека". Стефани любит цветы в виде духов и набивных рисунков на ткани и еще в виде вредных маленьких сиреневых леденцов. Трудно даже представить ее в саду - разве что в лабиринте фигурно подстриженных кустов с венериной мухоловкой в середине. Анна-Луиза высаживает цветущие деревья и любит, чтобы ее цветы росли привольно. Дома у матери в Паско она пытается разбить "запущенный" английский сад: величавые чертополохи охраняют покой нападавших в траву яблок-дичков; деревянные столы и стулья, обветшавшие до того, что ими почти нельзя пользоваться, стоят вкривь и вкось, стильно разукрашенные птичьим пометом. Анна-Луиза скашивает траву ручной косой, потому что если работать с газонокосилкой, "можно нажить запоры". Правда, из года в год дряхлеющий "понтиак" ее брата, рыдван 1969 года выпуска, в известной мере мешает Анне-Луизе создать художественный эффект "предумышленного обветшания". А что же я сам? Как я соотношусь с цветами? Так, кое-что по мелочам. На прошлой неделе купил коробку с 250 луковицами крокусов и посадил их б землю под окном спальни Анны-Луизы, таким образом, чтобы в апреле, когда зацветут, они сложились бы в слова ЛЮБИ МЕНЯ. Тут мне почему-то в голову лезет еще один потешный случай. На прошлой же неделе в "Свалке токсичных отходов" Гармоник спросил меня, какой самый классный способ умереть. И прежде чем выпалить на автомате что-нибудь избитое, ну вроде: "Прыгнуть за руль в чем мать родила, ударить по газам, врубить стерео на полную катушку - и вдребезги", я чуть помедлил и подумал о каком-нибудь парне, выросшем, как я, в краю без цветов, и вот он едет к океану на маленькой спортивной машинке, доставшейся ему в качестве приза в телеигре, едет на юг, в Калифорнию, любуется пронзительно-желтым полем цинний. Вдруг - вшшш! - с Тихого океана налетает порыв ветра, и циннии приходят в неистовство и трясут пыльцой, и вот я уже весь желтый с ног до головы, меня трясет и лихорадит от невинного вещества, на которое у меня, оказывается, жуткая аллергия, и в считанные минуты я гибну от анафилактического шока. - Не знаю, Гармоник. Прыгнуть за руль в чем мать родила, ударить по газам, врубить стерео на полную катушку - и вдребезги! - "Веселые щенята" - высшее достижение. Безотходное производство. - Как-как? - отзывается Стефани, которая на пару с Моник уплетает местную разновидность "горячих собак" - хот-догов под названием "Веселые щенята" и стремительно поглощает корытца местного фирменного шоколадного мороженого у пока еще действующего прилавка со "щенятами" в торговом центре "Риджкрест". - Безотходное производство. Коровы заходят с одного конца фабрики по производству "Веселых щенят", а с другого конца выкатывает трейлер, загруженный хот-догами. Никаких мусорных контейнеров, ничего. Стефани и Моник, как истинных европеек, рассказами о потрохах и кишках не проймешь. - Никаких даже маленьких шкурок? - Ничего. Стефани берет еще "собачку". "Веселые щенята", несмотря на их биографию, неправдоподобно, завораживающе вкусны. - Дейзи, было дело, нанялась на раздачу "Веселых щенят", - сообщаю я. - Но минут примерно через десять ее с работы вышибли. Я как раз зашел ее проведать. Смотрю - огромная толпа, все злющие, все ждут, когда их обслужат, а Дейзи сидит себе преспокойно у телефона и рисует какие-то паутинные узоры па полях книжки стихов. Теперь она вегетарианка. - Oui. Это торговый центр "Риджкрест". Вернее, это был когда-то торговый центр - в период его расцвета всем центрам центр, сверкающий, словно плывущий куда-то волшебный мир эскалаторов и стеклянных лифтов, с бесчисленными стенами, сплошь покрытыми зеркалами или выкрашенными в неброские, умиротворяющие тона. Когда-то здесь еще был каток, и "ад скульптур", и два фонтана, и на все это лилась чудесная музыка, стимулирующая посетителей совершать незапланированные покупки. Здесь были телефонные ряды, отделы плакатов, "Продуктовая ярмарка", обувные магазины, целые музеи поздравительных открыток, избушки с игрушками и "Галерея моды" - и везде было тепло и чисто. Сюда, в центр "Риджкрест", мы с друзьями, ошалев от сладостей и видеоигр, ощущая себя какими-то невесомыми и нереальными - как продукция, существующая исключительно за счет рекламы, - приходили пошататься, всегда своими компаниями: "скейтборд-панки", "отморозки", "качки", "пижоны", "еврошавки" и "хакеры" - и все ощущали себя как тот человек из зрительного зала, на котором фокусник в цирке показывал гипноз, а бедняга так и не вышел из транса. Но я был моложе в те дни, когда чистился здешним завсегдатаем. Теперь я уже, считай, староват тусоваться там с утра до вечера, да, по правде, от центра осталась такая ерунда, что тусоваться-то, собственно, негде. Сегодня куда ни глянь, только и видишь что на ладан дышащие обувные магазины, закрытые пиццерии, забитые фанерой телефонные ряды, закрытые на засов спортивные отделы. Тропические растения в галерее пожухли, усохли, как на карикатурных рисунках. Бутик "Св.Яппи", где я в четыре встречаюсь с Анной-Луизой, как и большинство бутиков в центре, забит фанерой. И опять же, как многие другие магазины здесь, "Св.Яппи" стал жертвой пожара, а возможно, и поджога; из-за фанерных щитов 4x8 футов наружу высовываются угольно-черные "пальцы"; электричество в этом крыле отключено. В конце крыла прозябает в темноте один из главных центров притяжения бывшего царства торговли - "Страна еды". Приунывшая молодежь стойко бродит тут и там, пытаясь сохранять полузабытое ощущение изобилия, но откуда ему взяться в этом постторговом мире намертво застывших эскалаторов и пустых прилавков. Одеваться в черное, как я замечаю, снова входит в моду. В нескольких магазинах дела по-прежнему идут бойко - коммерческий успех прямо пропорционален бесполезности предлагаемых товаров. В "Куку-видео" не протолкнуться. В "Гнездышко для влюбленных"(tm) народ валит толпой. "Планета шампуня"(tm) явно возбуждает интерес и на отсутствие посетителей не жалуется. "Страна компьютерных чудес"(tm) расширяет территориальные владения за счет отжившего свое книжного магазина по соседству. Аркада компьютерных игр укомплектована под завязку, как и раньше, и весь пол там усыпан обертками от "Веселых щенят" и смятыми прозрачными пластиковыми коробочками и палочками для еды, которые выдают в закутке под вывеской "Острые ощущения - терияки!"(tm)[23] - ответвлении одного из двух еще со скрипом действующих здесь форпостов общепита. Данс-миксы, созданные, скорее всего, чтобы сопровождать показы мод и составленные из последних британских хитовых синглов, жарят из динамиков нон-стоп. Уходить отсюда не хочется. Перед соблазном аркады с играми невозможно устоять, как перед соблазном позволить себе звонить по международному телефону, зная, что по счетам платить придется предкам. Я люблю наш торговый центр. Всегда любил. Очень важно, чтобы твой торговый центр был здоров и полок сил. В эпицентре торговли людей интересует только одно - удержаться на как можно более современном уровне, последовательно избавляясь от прошлого и мечтательно предвкушая иное, праздничное, сказочное будущее. Как подумаешь, сколько всего удивительного можно купить... Достаточно ли ярко сверкает новый товар? Видишь ли ты в нем свое отражение? Будем надеяться, все это сделано из чудо-материалов, какого-нибудь "люсита" или "кевлара", которых в изученной нами вселенной вы не сыщете нигде, кроме как на Земле. Как же нам повезло жить тогда, когда мы живем! В прежние времена, доторговоцентровые, доисторические, если бы вам вдруг взбрело в голову глянуть, скажем, на яблоко, пришлось бы потерпеть с этим до августа. А раньше ни-ни, забудь и думать. Теперь же яблоки у нас круглый год, и это здорово! Мне кажется, Стефани и Моник ощущают в торговых центрах то же, что и я, хотя сегодня они, вероятно, разочарованы - с покупками в "Риджкресте" сейчас не разбежишься, но нынешнее запустение мне даже на руку, потому что при таком раскладе им, наверно, скорее здесь наскучит и они скорее уедут и перестанут осложнять мне жизнь. - Эх, кого я пытаюсь водить за нос? - говорю я. - Вы ведь, небось, засыпаете от скуки? Не думайте только, что это нормальный американский торговый центр. Это полнейшая ерунда. Приехали бы вы сюда в прошлом году - в одной только "Галерее моды" было шесть обувных магазинов на выбор. - Нет-нет. Нам нравится здесь, в "Риджкресте". Очень интересно. Правда, Моник? - О oui, ошш-ень забавно, ошш-ень футуристи-шшно. Ватага разнузданных скейтборд-мальцов с гиканьем несется по гулкому служебному проходу и со всего маху врезается в обугленную стену прямо перед нашим носом. Полудетскигии маленькими черными башмаками они дубасят по фанерным щитам, прикрывающим стеклянную витрину, издают победные кличи и потрясают кулачками в лыжных перчатках, к каждому пальцу которых намертво приклеены магнитные стикеры, содранные с товаров на полках. Мальцы-удальцы снова что-то орут и всей толпой срываются на досках вниз по ступенькам неподвижного эскалатора и оттуда на давно растаявший, оцепеневший, всеми забытый каток, присыпанный окурками и пластиковыми стаканчиками из-под кока-колы, которые сбрасывают на него с верхних торговых галерей. Весь этот эпизод заставляет меня вспомнить об известной пророческой шутке. Третья мировая война будет вестись с помощью атомного оружия, четвертая мировая - с помощью камней и палок. Но когда случилась третья мировая? Сдается мне, она была невидимой, и сейчас мы уже вступили в следующую, четвертую. Должно же быть какое- то объяснение тому, что происходит с нашим торговым центром! - Тайлер! Бабетки! - Мы оборачиваемся и видим Дейзи и Мюррея с охапками отпечатанных на лазерном принтере крупным жирным шрифтом агитационных стикеров кампании протеста против использования в одежде натурального меха и против капканов на диких животных, которая проходит под лозунгом "А ты пробовал отгрызть себе стопу?". - Пошли, поможете нам с Дейзи бороться за мирное сосуществование зоологических видов! Я спрашиваю Мюррея, вправду ли он считает, что Ланкастер - то самое место, где надо устраивать кампанию протеста против использования натурального меха, а потом все мы, не сговариваясь, начинаем двигаться в сторону вывески "Острые ощущения - терияки!"(tm). - Э-э, вообще-то, если честно, мы пока ни одной одежки из натурального меха не обнаружили, но не беда - будем искать. Зато если найдем, обклеим ее всю как есть этими стикерами. Мы и скейтборд-пацанам на всякий случай всучили пачку. Они тоже обещали подсобить, если что. Пока Мюррей разглагольствует, я вижу, как гикающие шалопаи на противоположной от нас галерее уже вовсю лепят "А ты пробовал отгрызть себе стопу?" на замазанные черным витрины, на фанерные щиты и на прозябающую в забвении современную скульптуру в "саду скульптур". - Мюррей, познакомься, это Стефани, а это Моник. - Халло. - Халло. - Привет. Дейзи много о вас рассказывает, бабетки. Дать вам стикер? Бабетки (с новым прозвищем вас!) вежливо отказываются. Несколько минут мы оживленно беседуем за диетической кока-колой и огуречными рулетками. Моник вскоре от нас откалывается - у нее свидание с миллионером, которого она подцепила накануне вечером. Зовут миллионера Кирк. Стефани желает в одиночку прокатиться на чудо-авто. Дейзи и Мюррей намерены отправиться в супермаркет в центр города - охотиться за шубами и выискивать на прилавках "шкуропродукты" (не спрашивайте, что это такое). Я, как уже было сказано, в четыре встречаюсь с Анной-Луизой. - Мы с Дейзи решили объявить себя по отношению друг к другу независимыми государствами, - говорит Мюррей, просто чтобы заполнить паузу. - Полная свобода и суверенитет. - Мы будем сами себе государства. Объявим себя безъядерными зонами. Французские бабетки - что значит наследственность, врожденный бюрократический инстинкт! - тут же встают на дыбы: - А как же правительство?! - Правительство? - пожимает плечами Дейзи. - Мое настроение - вот все мое правительство. Бабетки вдруг делаются сверхсерьезными. - Разве можно понимать свою свободу так фривольно, как понимаете все вы? - возмущенно спрашивает Стефани. - Разве можно так беспардонно обращаться с демократией? - Слышь-ка, принцесса Стефани, - встревает Мюррей, - как я успел заметить, словом "демократия" почему-то начинают жонглировать тогда, когда замышляют поприжать права личности. - По слухам, в городе Вашингтоне не только свободу торговли защищают, - добавляет Дейзи. Стефани и Моник закатывают глаза к небу, наспех прощаются и исчезают. - Какие мы все из себя, фу-ты, ну-ты! - ершится Дейзи. - Бабетки-то с гонором, Тайлер, - поддакивает Мюррей. - Они же из Франции, - заступаюсь я, но тут же замечаю, что Дейзи с Мюрреем застегивают куртки, - Вы что, тоже уходите? - Труба зовет: все на защиту шкур, за мирное сосуществование зоологических видов! - возглашает Дейзи. Она легонько чмокает меня в щеку и велит передать привет Анне- Луизе. - До скорого, - говорит Мюррей, и они смываются, оставляя меня одного коротать время - уйму времени - в нашем безрадостном торговом центре. Ученые так свысока рассуждают о любителях наведываться в торговые центры, будто это какие-то муравьи на муравьиной ферме. Яснее ясного, что сами-то ученые ни разу не удосужились просто пошататься по торговому центру, иначе они поняли бы, какой это кайф, и не стали бы попусту тратить время, чтобы что-то там анализировать. Торговые центры - это просто класс. Правда, может быть, не наш центр и, может быть, не сегодня. Да, вынужден признать, что "Риджкрест" - пустая шелуха, оставшаяся от того, чем он был когда-то. У нас было настоящее изобилие, а мы его прохлопали. У меня такое подозрение, что человеческие существа просто не созданы для настоящего изобилия. Во всяком случае, в массе своей. Я-то как раз создан, да вот только куда подевалось изобилие? Я околачиваюсь возле разгромленного "сада скульптур" и шариковой ручкой пишу на костяшках пальцев Л-Ю-Б-И и Г-У-Б-И, когда, похлопав меня сзади по плечу, мой друг Гармоник спрашивает: - Не окажешь ли высокую честь мне и моим чеканутым друзьям, сэру Пони и сэру Дэвидсону, - не проследуешь ли с нами в "Страну компьютерных чудес"? А что еще делать? Я тащусь за ними хвостом, все время настороже, как бы кто-нибудь из этой троицы не саданул меня ненароком своими покупками - у каждого в руках ворох всякой всячины, утрамбованной в цветастые полиэтиленовые пакеты. И где они всем этим затарились? Гармоник, Пони и Дэвидсон - ребята богатенькие, недаром на компьютерах собаку съели, и сегодня в их улове собрание компакт-дисков с записями Джими Хендрикса в подарочной коробке, синтетические свитера компьютерной вязки из полиэстера, всякие дорогие электронные игрушки для рабочего стола и куча сладостей. - Эй... Где хоть вы нашли открытые магазины? - удивляюсь я. - Что-нибудь всегда открыто, Тайлер, - говорит Дэвидсон. Видно, парни привыкли: уж если покупать, то покупать все чохом. Надпись на фирменных пакетах магазина, на который они совершили налет: МНОГО, ЗАТО БЫСТРО(r). В "Стране компьютерных чудес" я уже через несколько минут начинаю подыхать от скуки, пока чеканутая на компьютерах братия роится и гудит вокруг последней примочки, сконструированной в калифорнийской Силиконовой долине, в городах будущего - Санта- Кларе, Саннивейле, Уолнат-Крике, Менло-Парке... - Тай! Какое тут железо! Благоволите удостовериться лично, - кричит мне Гармоник. - Виртуально! На сегодняшний день я уже совершенно убежден, что мой главный изъян, который в конце концов приведет меня к жизненному краху, - это моя неспособность, в отличие от любого задвинутого хакера или хакерши, достичь состояния компьютерной нирваны. И это тот изъян, который я считаю самой несовременной гранью моей личности, - в смысле карьерных перспектив это все равно, как если бы я родился шестипалым или с рудиментарным хвостом. То есть я, конечно, как все, не прочь поиграть в компьютерные игры, но... в общем... Я, словно в летаргическом сне, перевожу взгляд туда, куда жадно устремлены все глаза, - на экранную имитацию трехмерной реальности, куда я тоже могу "войти", воспользовавшись "Киберперчатками"(r). - Не желаете ли испробовать перчатки, милорд? - предлагает Гармоник, и я послушно их надеваю, и, должен признать, то, что я вижу, и впрямь завораживает. На мониторе объемно-цветовая модель простенькой составной картинки, изображающей красотку в бикини, которую я могу составлять в трехмерном киберпространстве, производя в воздухе различные.манипуляции руками в перчатках - ни до чего не дотрагиваясь, как если бы я говорил на языке жестов. Вторя моим движением, две руки на экране собирают из кусочков красотку. Я говорю Гармонику, что пользоваться "Киберперчатками"(r) - все равно что щелкать "мышкой" по небу. - Точнее не скажешь, - поддакивает Гармоник, и вся братия компьютерных умников, всегда готовых поддержать неофита, по-монашески серьезно и сдержанно кивает головами в знак согласия. Я передаю перчатки Пони, который, как и полагается заправскому хакеру, усложняет себе задачу по составлению картинки сразу на несколько уровней. Но едва он приступает к делу, как по небольшой толпе зрителей пробегает легкий шумок. Я поднимаю голову и смотрю в сторону источника беспокойства - и там, посреди торгового центра, я сквозь стекла "Страны компьютерных чудес"(tm) ясно вижу возле поникших экзотических растений склонившуюся над какой-то коробкой худющую фигуру Эдди, который у нас в Ланкастере своего рода достопримечательность - он официально состоит на учете как ВИЧ-инфицированный. Когда мы росли, еще до того как Джасмин вышла за Дэна и мы переехали в наш новый дом, Эдди Вудмен жил с нами по соседству вместе с отцом и двумя сестрами. Дети- Вудмены нам нравились, но виделись мы с ними нечасто, потому что они были старше нас. Но в Хэллоуин Эдди, Дебби и Джоанна любили делать все как полагается и непременно наряжались в костюмы, и самые замечательные костюмы были у Эдди. Однажды Эдди придумал костюм "Китти - девушки из салуна на Клондайке с сердцем из изысканных духов" и вываливал нам в мешочки щедрые пригоршни конфет, и вытаскивал из-под пояса с резинками четвертачки, чтобы бросить их в наши коробки с надписью ЮНИСЕФ. Он был великолепен. Девчонки его обожали, Джасмин тоже. Из него, как из рога изобилия, сыпались идеи, на что лучше употребить разные душистые травки, которые выращивала Джасмин, и у нас в доме по крайней мере на десяток лет раньше, чем в остальном округе Бентон, кориандр "из приправы превратился в гвоздь программы". Потом, лет пять назад, Эдди уехал в Сиэтл, и Дебби с Джоанной не хотели ни с кем говорить на эту тему. Они еще долго ходили как убитые, и Джасмин тоже - она, правда, уклончиво намекала, что у Эдди вышла размолвка с мистером Вудменом. А потом - а потом, что ж, несколько месяцев назад Эдди снова появился у нас: новый, худой, изможденный, весь какой-то замедленный Эдди - вернулся в Ланкастер, в свой старый дом, к Джоанне, и она одна стала ухаживать за ним, ведь мистер Вудмен за три года до того умер от удара, а Дебби вышла замуж за какого-то суперсерфингиста и живет с ним в Худ-Ривере, Орегон, совсем рядом со знаменитым каньоном на реке Колумбия. В маленьком городке, как наш, сплетни никого не щадят. И вот сейчас Эдди стоит в полузаброшенном торговом центре, и все мы, находящиеся внутри "Страны компьютерных чудес"(tm), остро ощущаем Эддино присутствие, хотя и притворяемся молча, что как ни в чем не бывало заняты своими делами. На прошлой неделе Скай изрекла: "В наше время не задумываться о сексе - все равно как не задумываться о том, из чего делают хот-доги". Вот и Эдди увидеть - примерно то же самое, что увидеть изнутри фабрику, где делают хот-доги. Похоже, все сходятся на том, что оптимальное отношение к современному сексу - считать его неким стандартным, абстрактным способом наспех заморить червячка, не вдаваясь в ненужные технологические подробности. - Есть! - Пони хлопает в ладоши, и на экране застывает полностью собранная красотка в бикини седьмого уровня сложности. "Киберперчатки"(r) переходят к следующему компьютерному асу, а тем временем Эдди поднимает с пола свою коробку и, шаркая ногами, медленно бредет по длинному коридору к парковочной стоянке. Я тихо отдаляюсь от компьютерной братии и спешу за ним. - Эдди...- окликаю я его. Он останавливается, поворачивается и старается вспомнить, кто я. - А, Тайлер Джонсон. Привет. - Кожа у