не исполнится двадцать один. А мама пошла на бесплатные курсы переквалификации и осваивает компьютер. Изучает DOS. Самое время. Скейтборд-мальцы с лязгом и грохотом вламываются в ресторан и, пританцовывая на досках, проносятся по проходу - славные, в общем, ребятки, только они как щенки ротвейлера: умение внушать страх у них генетическое. - Придумывать новый танец - все равно что придумывать новый способ сексуального удовлетворения, - говорит Скай, и Гармоник заливается краской. Они украдкой обмениваются понимающими взглядами. Скай пойдет на пользу общаться с кем-то кроме риэлтеров, а Гармонику пойдет на пользу общаться - точка. Я беспокоюсь о последствиях, когда думаю, что он постоянно читает в разделе частных компьютерных объявлений дрянную порнушку, состряпанную пятнадцатилетними сосунками, которые слова без ошибки написать не умеют. - Я ухожу с работы - надоело корячиться на электронных плантациях, - выкладывает свою новость Скай, - так всю жизнь просидишь на телефоне рекламным толкачом. - У нее синдром недооцененного сотрудника - я помогаю ей преодолеть кризис. Я прошу Минк принести мне порцию "последствий автокатастрофы" - груду покореженных обломков жареного картофеля, обильно залитую томатным соусом, - и стакан содовой для Стефани. - Как жизнь без Анны-Луизы? - любопытствует Скай. - Ты ее видела? - спрашиваю я. - Она не подходит к телефону, а на автоответчике я оставил уже штук пятьдесят сообщений. И вообще, давайте называть вещи своими именами. Если бы она не полезла в бутылку, все бы было иначе. - Никто никого ни в чем не обвиняет, Тай, - говорит Гармоник. - Остынь. - Думаю, ты еще скучаешь по ней, - говорит Скай, на что я советую ей не доставать меня. - Когда бабетка нас покинет? - спрашивает Пони. - На следующей неделе, - отвечаю я. - И станешь ли ты тосковать, когда пробьет час разлуки? - спрашивает Гармоник. Я обдумываю про себя его вопрос. Ответа у меня нет, и я мямлю, что не знаю, и выкладываю псевдококаиновые дорожки из сахаринового порошка на псевдодеревянной столешнице. Я спрашиваю себя, сколько времени понадобится, чтобы восстановить то, что я разрушил в наших с Анной-Луизой отношениях, и поддается ли это восстановлению. Начиная со следующей недели, дела обстоят так: отношений нет, учебы нет, работы нет, карьерных перспектив нет. Автомат по приготовлению картофеля-фри - к нему-то я и пришел. - Видел вчера вечером Хизер-Джо в "Дизайнерском батальоне"? - спрашивает Скай, переключая разговор на Хизер-Джо Локхид, нашу любимую звезду телесериалов. Хизер- Джо легко перепрыгивает из серии в серию, неизменно радуя своих поклонников соединением таких бесспорных достоинств, как темперамент, непримиримая борьба с преступностью, потрясные волосы плюс крепкое, аэробикой натренированное тело. В "Дизайнерском батальоне" - последней на сегодня серии с Хизер-Джо - она выступает в роли модного дизайнера (в дневные часы) и борца с преступностью (под покровом ночи). - Хизер-Джо кому хочешь сто очков вперед даст, - говорит Скай. - У нее гардероб как бездонный колодец. - Мы все еще оживленно обсуждаем творчество Хизер-Джо, когда за стол возвращаются Гея и Стефани. Поскольку в присутствии Стефани никто не чувствует себя естественно, над столом повисает неестественная тишина. - Э-ммм, - мяучит Скай, надеясь всколыхнуть застоявшееся болотце, - и какие же у вас с Тайлером ближайшие планы, Стефани? - Мы едем в Калифорнию, - невозмутимо отвечает Стефани; я застываю от неожиданности, а она дотягивается до кусочка кроваво-красного жареного картофеля, который мне только что принесли. - Тайлер будет учиться на модного фотографа, а я на актрису. Молчание. - Это правда, Тайлер? - спрашивает Скай. Я киваю, сам не веря в то, что киваю. С каждым годом мне становится труднее представлять свою будущую жизнь как видеоклип под звуки мощного рока, однако такие вот моменты с лихвой компенсируют все утраты. Я вижу, что Скай с трудом сдерживает себя, еще секунда - и сорвется звонить Анне-Луизе. - И когда едете? - спрашивает Гея. - На следующей неделе, - сообщает Стефани как ни в чем не бывало. - Вот это да, даже не верится, - говорит Пони. - А вдруг на пляже в Малибу ты встретишь Хизер-Джо, что тогда? - Попрошу, чтобы она написала на песке свое имя, и буду перекатываться с одного слова на другое и обратно, - поддаю я жару. Я наконец перехватываю взгляд Стефани, и в глазах у нее читаю: "Да ладно, брось, - будто ты сам не знал, что мы едем в Калифорнию". - Станете знаменитостями, - говорит Скай без тени злорадства, добрая душа. - Да, - подтверждаю я, - мы станем знаменитостями. - Подумай на досуге над моей идеей, ладно? - говорит Стефани по дороге к дому. - Но на что мы будем жить? - Для молодых, как ты и я, работа всегда найдется. - А как же... Ну я не знаю! - Тебя что-то держит в Ланкастере, Тайлер? - Да нет. - А сможешь ты стать богатым и знаменитым в своем Ланкастере? - Вряд ли. - Значит, тебе нечего терять. Просто подумай над этой идеей. Что тут делает машина Дэна - на нашей подъездной дороге? А может, жизнь как глубоководная рыбалка. Утром просыпаемся, забрасываем сеть и, если повезет, к исходу дня вытаскиваем из воды одну - в лучшем случае две - рыбешки. Иногда в сеть попадется морской конек, а иногда акула - или спасательный жилет, или айсберг, или морское чудище. А по ночам во сне мы перебираем наш Дневной Улов - сокровища, добытые в результате длительного, медлительного процесса, и мы едим плоть выловленных рыб; выбрасывая вон косточки и вплетая воспоминания о когда-то блестящей рыбьей чешуе в наши души. Точно, Дэн в кухне, сидит себе между довольнехонькими, слегка будто подвыпившими бабушкой и дедушкой. Джасмин склонилась над раковиной. Я вижу их снаружи через запотевшее стекло, под кроссовками у меня с хрустом рассыпаются замерзшие бархатцы, словно кто-то просыпал мне под ноги горсть кукурузных хлопьев. Дэн отхлебывает из бутылки безалкогольное пиво "За рулем"(tm) и угощается в свое удовольствие заботливо расставленными перед ним закусками: то "Сырной радости" отведает, то нитритно-ветчинных рулетиков, то "Начо-медочи". Мой желудок словно превращается в спущенный воздушный шар. - Там Дэн, - докладываю я Стефани, забираясь назад в Комфортмобиль. - Тогда отвези меня в гостиницу, Я здесь не останусь. - Перестань, Стеф... - Нет. Возле "Старого плута" Стефани выходит из машины. - Привези мои вещи, Тайлер. Я буду у себя в старом номере. Посмотрю кабельное. Чао. Вот засада. Я возвращаюсь домой, вхожу в кухню и чувствую прилив психической энергии далеко не лучшего свойства, когда дедушка встречает меня приветственным, без тени иронии, возгласом: "Эгей, Тайлер, тут твой папка вернулся!" Джасмин отворачивается, не в силах посмотреть мне в глаза, и сразу превращается в женушку-робота - подсыпает Дэну пивной закуси и пытается создать видимость хлопотливой деятельности где-то поближе к раковине. Мне хочется, чтобы Джасмин взглянула на меня не тем остекленело-радушным взглядом, каким она сейчас одаривает всех вокруг, - но нет. Я начинаю подозревать, что все мои усилия заставить ее посмотреть на меня по-другому, обречены на провал, как бессмысленные попытки привлечь кормом птиц после захода солнца. - Я завязал с питьем, Тайлер, - говорит Дэн. - Хочу, чтобы мы с тобой снова стали друзьями. - (Снова?) - Не будем поминать старое, начнем сначала, ведь мы семья. Он это серьезно? Бабушка с дедушкой благодушно смотрят на меня, не сомневаясь, что я соглашусь, - не дождутся. Единственный ответ им всем - зыбкие переливы Джасминовых "новоэровских" колокольчиков, доносящиеся из стереосистемы в гостиной. Дэн звучно выпускает воздух. Выдергивает из вазы гиацинт и машет им, рассеивая вонъ, и бабушка с дедушкой смеются до слез. - Слушай, Джас, - говорит Дэн, все больше входя в роль шута - любимца публики, - как твоя новая прическа-то называется, "Новобранец"? Дедушка с бабушкой снова давятся от хохота. А я уже как сваренное в микроволновке яйцо: лопнет, если кто-нибудь вздумает хотя бы дыхнуть на него. Для меня сидеть в нашей кухне рядом с Дэном - значит открыть шлюзы для потока воспоминаний о той поре, когда я был еще пацаном и пытался, всегда безуспешно, наперед вычислить, что же на этот раз вызовет у Дэна приступ ярости - после того, как он за ужином закинет в себя пятую порцию виски и третий кусок жратвы. Я хорошо помню, как Дейзи, Марк и я просто-напросто перестали высказывать свое мнение и проявлять какие-либо эмоции, не желая добровольно поставлять спусковые механизмы, прекрасно вписывавшиеся в его стратегию наращивания вооружений. Я помню, как рядом с ним мы превращались в непроницаемых роботов. Разговор между тем переключается на экономику Ланкастера. - Знаешь, тебе, наверно, не помешало бы опустить пониже планку твоих притязаний, Тайлер, - наставляет меня Дэн, и дедушка одобрительно кивает головой. Верно-верно. Неужели им невдомек, что призывать меня опустить пониже планку - все равно что призывать меня изменить цвет глаз? Я прошу меня извинить и отправляюсь собирать вещи Стефани. В коридоре я наталкиваюсь на Марка, который топчется там с посудиной молочного коктейля - хотел разогреть в микроволновке, но передумал: боится заходить в кухню, пока там Дэн. Я хватаю Марка в охапку и тащу наверх, и он извивается, хихикает и пронзительно визжит. Потом успокаивается и смотрит, как я укладываю вещи. - Можно мне с тобой к Стефани в гостиницу? - Лучше не надо, Марк. - Она больше не будет жить в твоей комнате? - Как получится. - Это потому что Дэн опять переезжает к нам? - Думаю, да. - А можно мне пожить у нее? - И тебе, и Дейзи, и мне - нам всем лучше бы пожить у нее. - А ты будешь опять встречаться с Анной-Луизой? Она мне нравилась. - Дай-ка мне вон тот свитер. Марк рассказывает мне, что власти распорядились откопать товарный состав, некогда захороненный по их приказу неподалеку от заводских корпусов, - товарняк, захороненный еще в сороковые, который был до того токсичным, что проводить очистку не представлялось возможным. И вот теперь армейскими силами поезд собираются эксгумировать, потому что захоронили его недостаточно глубоко. Его разрежут автогеном на кусочки и покидают в самую глубокую яму - глубже еще никогда не рыли - и там уже захоронят навеки. От души желаю армейским силам удачи. - Ох, малыш, - вздохнув, сказала мне Джасмин на прошлой неделе, перебирая неказистое собрание столовых приборов семейства Джонсонов (ножи, почерневшие от соприкосновения с огнем; вилки, почерневшие от пребывания в микроволновке; ложки, покореженные после Дейзиных паранормальных экспериментов и ее настойчивых попыток научиться гнуть ложки одной лишь силой мысли), - чужую жизнь прожить намного проще, чем свою собственную. - Не понимаю, Джасмин. Как можно прожить чужую жизнь? Мой вопрос вывел ее из мечтательного забытья. - Ты прав, конечно. Что это я болтаю? - Она вынула из ящика для ложек-вилок ножницы и подровняла Киттикатино пастбище - лоток с безопасной для кошачьей нервной системы травкой "Спокойная киска"(r). - Пичкаю тебя всякой чепухой. Ну конечно, только свою жизнь и можно прожить. - Конечно. Но сейчас я начинаю думать, уж не посылала ли мне тогда Джасмин некий тайный ключ. Не посылала ли себе самой ключ к сегодняшнему кошмару. Зачем ты снова впустила Дэна в свою жизнь, Джасмин? Вышвырни ты этого прощелыгу, как паршивого пса. Ну какое тебе нужно подспорье, чтобы его выкорчевать? Я знаю какое: я готов отдать тебе всю мою силу -я запечатаю ее в зеленый конвертик и пошлю тебе по почте с надеждой и миром и огромной-преогромной любовью. Бери сколько нужно - бери и не медли! В периоды, когда внутри нас происходит стремительная перемена, мы бредем сквозь жизнь так, словно нас околдовали. Мы говорим фразами, которые обрываются на полуслове. Мы спим как убитые, ведь столько вопросов нужно задать, пока блуждаешь наедине с собой по стране сна. Мы на ходу с кем-то сталкиваемся и, узнавая, неожиданно для себя, родственную душу, страшно смущаемся. В гостиничном номере мы оба, Стефани и я, разговариваем так, словно нас околдовали - словно мы во власти какого-то заклятья, - и мы то разрываем его чары, то раздуваем их как пожар. - Думаю, сейчас самое подходящее время решить, едешь ты в Калифорнию или нет, Тайлер. - Сейчас? - Да, сейчас. - Но сейчас - это так быстро! - В жизни все быстро. - Но... - К чему эти разговоры, Тайлер? Позвони мне утром - когда ты хорошо выспишься и посмотришь сны. - А нельзя мне сегодня остаться у тебя? - Нет. - Собака ты. - Ты не собака. - Гав. - Садись в свою машину и катись. Дейзи, Марк и я спим сегодня все вместе в моей комнате - спим на полу, в лазанье из спальных мешков и одеял, при лунном свете, и едва различимые кисло-сладкие дуновения скунсовой вони заползают к нам через окно. У Джасмин в комнате Дэн. Сейчас хорошо за полночь, Дейзи и Марк мечутся в неглубоком сне, время от времени задевая руками меня или друг друга, и мы все вместе видим сны. В окне я вижу под облаками, набежавшими с вечера со стороны океана, неестественно яркое свечение. Это подоблачное свечение такое лунное, жемчужное, теплое - живое, зовущее, - что чудится, будто за склонами гор сама земля лучится светом. Как будто там, за горами, неведомый город.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *  Бегство. Совсем близко планирует чайка: я стою у поручней на палубе. Чайка летит со скоростью нашего парома и кажется неподвижной - она просто тут, и все, как удачная мысль. Капитан судна объявляет, что мы пересекли незримую линию - границу - и вошли в территориальные воды Канады. Мы со Стефани тупо пялимся на кильватер, как будто хотим разглядеть пунктирную линию. Мы плывем на пароме сообщением Порт- Анджелес, штат Вашингтон, - остров Ванкувер. Мое прошлое осталось позади, словно костер, сложенный из якорей, и я избавлен от всяческой принадлежности к чему-либо. Хорошо бы пересечь побольше незримых линий: часовые пояса, 49-я параллель, экватор, водораздел между бассейнами Тихого океана и Атлантики. Помню, я где-то читал про истребитель Ф-16, который, пересекая линию экватора, вдруг перекувырнулся и полетел вверх тормашками из-за какого-то глюка в компьютерной программе; хорошо бы знать компьютерные тайны, чтоб они были закодированы во мне самом на клеточном уровне. Я смотрю, как трепещет на ветру шарфик Стефани от "Гермеса", и ощущаю свою непредсказуемость, свою потрясающую новизну. Накануне мы со Стефани остановились на ночь в дешевом мотеле в Порт-Анджелесе, но от перевозбуждения я не мог спать. У меня еще не улеглось в голове, что на рассвете я собрал свои манатки и слинял из Ланкастера. А еще я был взбудоражен идеей побывать в местах, где я родился, - навестить старый общинный дом на островах Галф-Айлендс в Британской Колумбии - а оттуда заехать проведать моего биологического папашу Нила в северной Калифорнии, это нам по пути: мы же едем в Лос-Анджелес начинать новую жизнь. И кажется, в жизни столько всего волшебного и удивительного! В Канаде монетки золотистые, с изображением гагары. На эти золотистые монетки Стефани в придорожной лавке покупает молочный шоколад, бутылки с водой и кассету с кантри-музыкой. А потом, когда мы на мини-пароме плывем к острову Гальяно - моей родине, - над головой у нас кружат в восходящих потоках орлы с лысыми головами, снуют туда-сюда, как ребятня, готовая сутками топтаться в отделе видеоигр. Совсем рядом с паромом на воду садится лебедь. Вдалеке прибрежные воды патрулирует пульсирующая шеренга канадских казарок. Сколько птиц! И вода пахнет солью и сытостью, и цвет у нее зеленый. Прибыв на остров Гальяно, мы громыхаем вниз по одной-другой-третьей каменистой дороге, мимо канав, из которых всякая зелень так и прет, мимо повалившихся дорожных указателей, пока не оказываемся возле памятной мне тропинки, которую, если не знаешь, вряд ли заметишь, и там я оставляю машину. Стефани хватает меня за руку, и я веду ее сквозь заросли ежевики и лесной малины, и ветки кустов тянутся к ее лицу, проводят по щекам, как пальцы нищенок. Мы идем через болотину, поросшую "скунсовой капустой", проходим под темным, сухим, заглушающим звуки пологом гемлока и оказываемся на маленькой прогалине: сноп солнечного света падает на приземистую каменную колонну - в прошлом печную трубу. Ее окружает небольшой прямоугольник, сплошь покрытый кипреем, печеночником, черничником, папоротниками и грибами-глюкогенами. Других следов былого присутствия человека практически нет. Железо проржавело, дерево истлело. Огород зарос, на нем уже деревца в два моих роста. - Ты прямо здесь родился? - спрашивает Стефани. В ответ я киваю. Стефани улыбается мне и говорит: - Хорошо появиться на свет в таком месте. Я с ней согласен - место чудесное, изумительное. Я беру веточку гемлока и касаюсь ею своего лба. Венчаю себя лесным королем. Назавтра. Мы зажимаем нос, весело обгоняя под завязку набитые людьми, страшно дымящие автобусы на Береговом шоссе и мчим себе дальше на юг, к Орегону. Стерео в Комфортмобиле на всю катушку шпарит забористые технотемы в исполнении шотландских ребятишек с плохими зубами и неодолимой потребностью петь. Слева мы видим товарный состав: рогатый электровоз и связка сосисок-платформ с цистернами кислорода и "хондами" цвета подтаявшего вишневого мороженого. На других платформах другой груз, и надписи соответствующие: ЖИДКАЯ СЕРА, КУКУРУЗНАЯ ПАТОКА, ВОДНЫЙ ГИДРАЗИН. Мы со Стефани принимаемся составлять перечень химических веществ, обязательный для всякого, кто хочет идти в ногу со временем: - Тетрациклин. - Стероиды. - Фреон. - Ас партам. - Пероксид. - Силикон. - "Эм-ти-ви". Стефани стреляется, сунув ствол игрушечного пистолета себе в рот. Справа от нас открывается прекрасный вид на океан. Я резко останавливаю машину и объявляю тридцатисекундный перерыв для желающих привести себя в порядок, но Стефани желает остаться в машине, чтобы распутать пленку в кассете. Она дуется на меня за то, что в ответ на ее предложение жениться на ней я сказал: "Вот еще - в обозримом будущем я ни на ком жениться не собираюсь". Я бегу полюбоваться видом океана, который открывается отсюда, с гребня утеса: тихоокеанский простор, край света, - и меня вдруг пронзает мысль, как это непохоже на Европу, на перегруженные историей европейские ландшафты, припорошенные угольной сажей и испещренные оврагами - совсем как изработавшиеся в пюре легкие курильщика. И пока я стою тут на вершине, меня инстинктивно тянет еще немного насладиться живописной картиной природы - только не слишком долго. Меня словно что-то толкает обернуться и удостовериться, что меня не столкнут вниз. Я и оборачиваюсь, но, само собой, поблизости нет ни души, кроме Стефани, которая сидит в машине и жестами дает мне понять, что пора бы уже двигаться дальше. Питаемся мы хуже некуда: пересушенная волокнистая индейка, углекислота в виде сладкого газированного пойла и жратва из разных придорожных забегаловок. На обед мы жуем столовскую курицу с ободранной кожей. - Господи Иисусе, - поражаюсь я, - если пенсионеры отказываются есть куриц с кожей, значит, теперь пусть никто не ест куриц с кожей? Миром правят бабка с дедом. А куда, скажи на милость, девается в таком случае никем не съеденная куриная кожа? На какую-то секунду мы и правда задумываемся, а потом разом приходим к одному выводу: "Китти-крем"! На берегу нам попадаются морские гребешки. Тут же неподалеку в зарослях кустарника растут какие-то неопознаваемые фиолетовые ягоды. Как странно вот так, просто сидя на месте, находить себе еду - никем и никак не прибранную к рукам. Мы смотрим на бесхозное добро и не можем определить наше к нему отношение. "Несовременно!" - заключаем мы. Внизу, чуть поодаль, ужасно симпатичные, веселые стайки куликов и еще каких-то махоньких, как елочные украшения, округлых, как яички, морских птичек носятся вдогонку за убегающей волной, выклевывая из взбаламученного песка всякую питательную мелочь, намытую океаном. - Смотри, смотри, - кричу я, - как здорово! Позже в фермерском кооперативе мы вдыхаем солодово-сладкий запах овощехранилища. Стеллажи с посадочным материалом и едкие пестицидные испарения напоминают нам о том, что, вопреки полной мешанине в нашей собственной жизни, выращивание растений для пропитания отнюдь не прекратилось. В тот день, когда я драпанул из Ланкастера, я вышел из дома часов в шесть утра, стараясь произвести как можно меньше шума. Дейзи и Марк, еще осовелые от сна, сразу поняли, что означают мои приготовления, - за которыми они наблюдали, лежа на полу: раскрытый чемодан, кое-что из вещей - самое необходимое, мои любимые шампуни. - Калифорния... надо же. Ты позвонишь? - спросила Дейзи. - Позвоню через месяц, - сказал я, - когда осмотрюсь на месте. Позвоню на твой личный номер. - Что сказать маме? - Что я уехал. - Адрес для писем оставишь? - "Американ экспресс", до востребования, если ей это так уж необходимо. Передай, что сейчас мне с ней говорить не хочется. - А можно я перейду в твою комнату? - спросил Марк. - Ну и ну, труп хозяина еще остыть не успел, как уже... Так и быть, ребята, пользуйтесь моим барахлом сколько влезет, только рано или поздно мне все это самому понадобится. Солнце перевалило уже на другую сторону неба - время ужина, и мы со Стефани, не в силах устоять перед соблазном нарушить наш аскетический дорожный рацион, воровато проскальзываем в дверь дорогой гастрономической лавки для яппи сразу за границей штата Орегон. Кассир, парнишка моего возраста, "считывает" лазерным детектором стоимость нашего скромного кусочка копченой лососины. Он недовольно ворчит по поводу классической рок-подборки, закачанной в музыкальную систему, которая крутит музыку в магазине "для фона". - Стоит тебе только подумать, что все - наконец уже на могилы старых рок-звезд бросили по последней горсти земли, как на тебе! Они уже тут как тут, повыскакивали из склепов, и у каждого новый альбом. - Тайлер, - громким шепотом зовет меня Стефани, - смотри, это же кто-то из знаменитостей. - Где? - Антенны настроены на прием. - У хлебной полки. Волосы - у кого-то из знаменитых такая прическа. Стефани права: прическа знакомая. Кассир поднимает голову: - А, Ли Симпсон... да он каждый день заходит. Чуть дальше по улице Хейзелфордская клиника. - Хейзелфордская клиника чуть дальше по улице? Не может быть. - Может. Там у нас дальше кусок дороги ремонтируют, так вот сразу за ним. - Что это за клиника? - спрашивает Стефани. - Всего-навсего самая знаменитая в мире клиника для наркозависимых, - горделиво поясняет кассир. - Всего-навсего. - Поехали глянем, - загораюсь я. Прихватив лососину, мы с ревом мчимся в Комфортмобиле дальше по Арбутус- бульвару, мимо участка дорожных работ, прямо к низкому матово-черному строению- неведимке, куда упрятали, вне всяких сомнений, не один десяток моих любимых исполнителей, которые томятся там на привязи в мрачном больничном подвале, грязные, в одних набедренных повязках, и наперебой умоляют дать им опиума. Стефани за рулем, я держу наготове фотоаппарат. - Может, увидим Хизер-Джо Локхид, - мечтаю я. - Она в таких клиниках постоянный клиент. Знаешь, о чем я мечтаю? - О чем? - Увидеть, как Хизер-Джо с воплями выбегает на улицу - глаза заплаканные, на голое тело наброшен синий китайский халатик - и кидается прямо на капот Комфортмобиля - сиськи вразлет, автомобильной грязью перепачканы, - просит-умоляет дать ей дозу и увезти отсюда на волю. Это ж такая звезда!... "Хизер-Джо, - сказал бы я ей, - ну зачем ты такая невозможно знаменитая! Но ты не горюй, Хизер-Джо, мы подыщем тебе кого- нибудь тоже знаменитого, будешь довольна. Только, пожалуйста, брось ты свои таблетки. Ну хоть на время". Увы, ни Хизер-Джо, ни кого-либо еще из звезд мы так и не видим. Троица охранников в темных очках у ворот не разрешает нам даже приблизиться к территории. Судя по всему, Хейзелфордская клиника и правда неплохое убежище для знаменитостей. - Зато теперь я знаю, куда обращаться, если мне самому понадобится пройти курс детоксикации. - Тебе заранее можно позавидовать. - Таких, как Дэн, сюда на пушечный выстрел не подпустят. - Бронируй место прямо сейчас. Эпизод с Хизер-Джо - несостоявшийся - пробудил у Стефани интерес к нашему американскому телевидению. Ночевать мы устраиваемся в самом мотельном из мотелей, какой только можно себе представить, в "Тихой гавани у Мела", в окрестностях Астории, штат Орегон, и, будь наша воля, мы прихватили бы с собой все, что есть в номере: декоративную штуковину (композиция из спаянных вместе металлических прямоугольничков), выцветшие полосатые занавески с вкраплениями золотой нити образца 19б2 года, прикроватные столики в форме детской лужицы на линолеуме. Мы ждем, когда покажут последний хит с участием Хизер-Джо - "Дизайнерский батальон", а пока прогуливаемся по всем тридцати семи имеющимся здесь каналам в поисках чего- нибудь эдакого. Жизнь богата и разнообразна. - Чудесно, - млеет Стефани. - Телевидение проживет еще десять тысяч лет, - говорю я, - Оно вообще будет всегда. Прежде чем улечься спать, мы подкрепляемся хлебом из гастрономической лавки для яппи. Он чуточку отдает розами. Мы запиваем его водой из мотельного крана. У нее вкус талого снега. 31 октября, канун Дня Всех Святых. Вечер Хэллоуина, а мы обречены на заточенье в мотеле "Лассо" в Маунт-Шасте, Калифорния, - родном городе Джасмин. Комфортмобиль проходит обследование и курс лечения на местной автостанции. Мой бедный малыш занемог - вдруг закашлял, а потом и вовсе отрубился на заправке "Шеврон" возле федеральной автострады 5 - всего несколько часов назад. Чтобы размять затекшие ноги, мы со Стефани, оба закутанные в свитера, идем прогуляться по уютным пригородным улочкам и смотрим, как детишки, переодетые кто кем, ходят по домам собирать сладкую дань. Мы разглядываем крошечных панков, и балерин, и нищенок, и суперменов, а тем временем в самые неожиданные моменты раздаются хлопки "римских свечей" - вот уже в кроне дерева рассыпается сноп искр: испуганно срывающихся с места птиц я принимаю за падающие звезды. На земле среди побуревших сухих листьев я нахожу капсулу, используемую в дорожных ограничителях, со светящейся в темноте зеленой "марсианской пылью", и мы, гуляя, перебрасываем ее друг другу. - Оглянись назад, - говорит Стефани, и я роняю светящуюся игрушку, - какой стильный костюм. Позади нас идет мальчонка в черных джинсах, черном свитере с глухим воротом и в белом, как у пугала, косматом парике. С ним девочка в таком же белом паричке и в черном платьице - взявшись за руки, они идут посередине притихшей улицы. Мешочки у них уже наполовину заполнены сладостями, а мысли заняты манящей перспективой новых подношений. - Это Энди и Эди, - шепчу я, и мне радостно оттого, что я вижу Энди Уорхола и Эди Седжвик[29], наконец-то всем довольных, таких, какие они на небесах. Дети и правда живут словно во сне. В прошлый Хэллоуин, дома, в Ланкастере, я уговорил Анну-Луизу поиграть со мной в "планеты". Мы с ней обедали в "Свалке токсичных отходов" и заодно изучали все, что написано на бумажных салфетках под нашими тарелками. Анне-Луизе досталась салфетка "Американские коктейли" (Тайлер, пять долларов, если ты скажешь, из чего смешивают "Роб Рой"). У меня оказалась салфетка "Планеты" со столбиками чисел - любопытная астрономическая статистика. И на обратном пути, на шоссе Три Шестерки я купил у фермера, поставившего на обочине свой торговый лоток, тыкву и несколько стручков гороха. Со всем этим я выехал прямо в чисто поле в сторону Завода и, произведя кое-какие вычисления на вмонтированном в мои ручные часы калькуляторе, опустил тыкву на землю и велел Анне- Луизе стоять рядом и ждать. Потом я отошел на расстояние крика, вскрыл стручок и положил на сухой ком земли у себя под ногами одну-единственную горошину. - Ты солнце, - заорал я что есть мочи Анне-Луизе, - а я Земля. Тыква и горошина - относительные размеры этих небесных тел. Расстояние между нами - относительное расстояние между ними. - Игра мужская, - крикнула мне в ответ Анна-Луиза. - Дальше-то что? - Не знаю. Свети. Стань сверхновой звездой. Будь черной дырой. Анна-Луиза схватила тыкву, прижала ее к груди и, пыхтя как паровоз, сердито зашагала ко мне и моей зеленой горошине на серой сухой земле. Тут она грохнула тыкву на горошину - горошина всмятку, тыква вдребезги. - Тайлер, - сказала она мне, выгребая из тыквенного нутра семечки и рассовывая их по карманам своей жилетки, чтобы впоследствии высушить и высадить, - назови мне хотя бы еще один возможный исход этой игры. Всего один. Да, я думаю об Анне-Луизе. Я тормошу Стефани. - Тайлер, зачем ты меня трясешь? Я спала. - Я хотел убедиться, что ты жива. Всего только девять часов. - День был трудный. Хо-шшу спать. - Да меня же не было в номере каких-то пять минут - сгонял за газировкой и обратно. Как ты ухитряешься так быстро засыпать? А мне что делать? - Не хнычь. Сядь напиши письмо. На красивой фирменной бумаге нашего отеля. Телевизор не включай. Не хо-шшу шума, хо-шшу покоя. - Она шлепает меня подушкой. Я ухожу. Пожилой дядька за стойкой регистрации, когда я прошу его дать мне еще бумаги, спрашивает, не хочу ли я воспользоваться услугами бизнес-центра, имеющегося у них в мотеле "Лассо". - Бизнес-центра? - Компьютер с матричным принтером. Факсовый аппарат. Ксерокс. Надо же чем-то завлекать этих яппи. Народу у нас сегодня мало. И мне веселее - все лучше, чем одному тут сидеть. - Ну, если вы не против, - говорю я, - спасибо. Вообще-то мне правда нужно написать одно важное письмо. - Сейчас организую вам удобный стул, - говорит он, подхватывая офисный стул на колесиках и важно кивая на спинку с подушкой, - Специально под поясницу. Компьютер - мечта: "макинтош" с "Майкрософт-вордом", удобная клавиатура и эргономичная мышь. Я с головой ухожу в письмо, а за спиной у меня покряхтывает не первой молодости телевизор марки "Зенит" - разгоряченный, раздраженный, то недовольно потрескивает, как пузырящийся креозот, то сердито шипит и трещит, как дрова в костре. Будто мост горит за спиной. Уважаемый Фрэнк Э. Миллер! Во-первых, спасибо Вам за Ваш автобиографический бестселлер "Жизнь на вершине". Книга мне так понравилась, что я перечитывал ее три раза. Самые удачные выражения я отметил желтым маркером, и, кроме того, я давал читать "Жизнь на вершине" моим друзьям (нам всем по двадцать), которым Ваши слова также проникли в душу. Вы теперь наш кумир! Но приступим к делу, мистер Миллер: у меня есть для "Бектола" предложение, которое принесет Вашей компании хорошую прибыль. Буду краток. А именно: я считаю, что у нас в стране наблюдается дефицит исторических предметов - у людей в их личном пользовании мало старых вещей. С другой стороны, у нас наблюдается явный избыток захороненных в земле свалок, и плюс вечная угроза нехватки топлива. Исходя из этого, я и говорю, мистер Миллер: Что, если соединить эти три фактора с любовью наших соотечественников к тематическим паркам - и добиться в этом деле новых успехов? Мое предложение, мистер Миллер, состоит в следующем: "Бектол" создает национальную сеть тематических парков под общим названием "Мир истории"(tm), где посетители (в респираторах и специальных костюмах, предоставленных военно- промышленным сектором "Бектола") могли бы вести раскопки на месте захороненных свалок, которые никак не использовались в течение нескольких десятилетий (и приобретены "Бектолом" практически за бесценок), в поисках исторических предметов, как то: бутылки из-под газировки, старые телефонные аппараты и мебель. Чем глубже посетители копают, тем дальше они путешествуют во времени, а значит, тем больше они готовы заплатить. Девиз "Мира истории"(tm): ИСТОРИЯ ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. На ночь посетители смогут остановиться в специально построенных "Бектолом" непосредственно на территории тематических парков гостиницах сети "Мир истории"(tm), где предусмотрены музейные программы, знакомящие с историей истории. (Юй, милый, ты смотри - снова пласт телефонных справочников: еще год прошел!" Чмок-чмок.) Но все это - только начальная стадия развития "Мира истории"(tm), на самом деле потенциал его доходности намного выше. Судите сами: • Как подтвердят овдовевшие во время Второй мировой войны жительницы Лондона (Англия), антиквариат - отличное топливо. На любой свалке огромные запасы топлива, особенно газет и дерева. Посетители "Мира истории"(tm) не просто вели бы раскопки в поисках любопытных предметов, но и вносили бы свой вклад в разработку альтернативных топливных ресурсов. Добытое на свалках топливо "Бектол" мог бы с выгодой для себя сбывать, а возможно, это дало бы толчок к созданию нового, хронотопливного направления в деятельности корпорации "Бектол". Став в этой области первопроходцем, "Бектол" автоматически обеспечил бы себе лидирующие позиции в новой индустрии. Отличный шанс! • Хронофильтры(tm) - машины для просеивания мусора, необходимые для того, чтобы отделять и калибровать несметное количество кукольных голов, майонезных банок, отбросов, лыжных ботинок и строительного мусора, которыми забиты все свалки. Такие агрегаты, Хронофильтры(tm), могли бы, разумеется, производиться на ныне используемых не в полную силу машиностроительных предприятиях военно-промышленного сектора корпорации "Бектол" и продаваться как на внутреннем, так и на внешнем рынках. Опять- таки прибыль! • Тех, кто страдает от неполной занятости, можно было бы нанимать для более тщательной сортировки прошедшего грубую фильтрацию мусора, имея в виду его вторичную переработку, с тем чтобы в результате продать его (как вы уже догадались) с выгодой для себя. Летние рабочие места для молодежи, а возможно, и для бездомных! • Хрономагниты(tm) - устройства, которые мог бы разработать электрокриосектор корпорации "Бектол" для отделения ферромагнитной составляющей мусора - не тронутых ржавчиной консервных банок из-под бобов, стоек от кроватей, а также несгораемых шкафов (для хранения документов). Извлеченный таким образом металл можно отправить в переработку и получить дополнительную выгоду. Разумеется, мистер Миллер, "Миру истории"(tm) понадобится свой узнаваемый символ. Если позволите, я предложил бы чайку. Скажем, "Чайку по имени Чак" или другой подобный персонаж. В свою очередь, он мог бы подружиться, например, с Сорокой Салли. Но я забегаю вперед. Самое главное сегодня - начать организацию "Мира истории"(tm). Если все сделать с умом, "Мир истории"(tm) смог бы активно использовать возможности всех без исключения секторов корпорации "Бектол", и плюс к тому стать высокодоходным проектом, который сослужил бы добрую службу нашей планете в целом. Мистер Миллер! Я с радостью принял бы участие в разработке проекта "Мир истории"(tm). Поскольку я живу недалеко от Сиэтла, я мог бы явиться для консультации в любой момент, как только понадобится. "Мир истории"(tm) - идея очень своевременная, и если этому проекту суждено сбыться, я буду горд своей причастностью к нему и к корпорации "Бектол". С искренним уважением и восхищением, Тайлер Джонсон. (Специальность: Гостиничный менеджмент.) P. S.: Мне двадцать лет, я студент Ланкастерского муниципального колледжа, штат Вашингтон. Мы все еще томимся в заточении в мотеле "Лассо" в Маунт-Шасте, Калифорния: Комфортмобиль выпишут из больницы только в 5.30. Нам со Стефани разрешили оставить за собой номер до 5.00, и мы просто загибаемся от скуки - впадаем в какой-то ступор, как если бы каждый выпил по склянке микстуры от кашля. Ждать больше нет сил; мы хотим ехать. Стефани забавляется с кружевными платками, изображая фокусника в цирке, и палит из игрушечного пистолета в потолок. Обед помогает убить 3 600 секунд. Я иду отправить написанное накануне вечером письмо в Сиэтл Фрэнку Э. Миллеру, нарочно адресуя его "Бифу" Миллеру (его студенческое прозвище) - так письмо вернее попадет ему лично в руки. По дороге назад от почты я останавливаюсь у банкомата и произвожу очередное изъятие из моих быстро тающих сбережений. После чего обращаю всю сумму в пачку мелких купюр. Чувствую себя барыгой. Но я кое-что придумал. ВАША НЕСПОСОБНОСТЬ ДОСТИЧЬ ПОДЛИННОГО ОДИНОЧЕСТВА ВЫНУЖДАЕТ ВАС ДОВОЛЬСТВОВАТЬСЯ УЩЕРБНЫМИ ОТНОШЕНИЯМИ ВЫ НЕ ВЕРИТЕ, ЧТО ЧУДЕСА ВОЗМОЖНЫ В ЖИЗНИ, КОТОРАЯ УКЛАДЫВАЕТСЯ В РАМКИ ОБЩЕПРИНЯТОГО Я составляю перечень трагических личностных изъянов и записываю их фломастером на долларовых купюрах из моей пачки. Я перебираю в голове людей, населяющих мою вселенную, и выделяю для каждого из них тот самый единственный личностный изъян, который их губит, который станет их приговором. Джасмин, Анна-Луиза, Дейзи, Марк, Дэн, Стефани, Моник, Киви, Гармоник, Скай, Мей- Линь, Дэвидсон, Пони, бабушка и дедушка, Эдди Вудмен, Джим и Лоррейн Джарвис - все тут. Даже я сам. И еще кое-кто. Я записываю не то, что порочно; я записываю то, что трагично. И это трагичное я записываю таким образом, чтобы получателям моя мысль была предельно понятна. Я не стану раскрывать, где чей изъян. Итак, продолжаю. В произвольной последовательности. СВОЮ ЛЕНЬ ВЫ МАСКИРУЕТЕ ГОРДОСТЬЮ ВЫ ПАРАЛИЗОВАНЫ ТЕМ ФАКТОМ, ЧТО ЖЕСТОКОСТЬ НЕРЕДКО ЗАБАВЛЯЕТ ВЫ ПЫТАЕТЕСЬ КАЗАТЬСЯ БОЛЕЕ ЭКСЦЕНТРИЧНЫМ, ЧЕМ ВЫ ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ, ПОТОМУ ЧТО БОИТЕСЬ СТАТЬ ПРОСТО "ВИНТИКОМ", КОТОРЫЙ ЛЕГКО ЗАМЕНИТЬ НА ДРУГОЙ ТАКОЙ ЖЕ ВЫ ПУТАЕТЕ ДВИЖЕНИЕ С РАЗВИТИЕМ, А ПОТОМУ ТО И ДЕЛО ПОПАДАЕТЕ ВПРОСАК ВЫ ОТСТАИВАЕТЕ ЧУЖИЕ ВЗГЛЯДЫ ЦЕНОЙ УТРАТЫ СОБСТВЕННЫХ ВЫ ДО СИХ ПОР НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО ИМЕННО У ВАС ХОРОШО ПОЛУЧАЕТСЯ ВЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЯ В БУДУЩЕМ ИЗ-ЗА ВАШЕЙ НЕСПОСОБНОСТИ ПИТАТЬ ПОСТОЯННУЮ СЕКСУАЛЬНУЮ ПРИВЯЗАННОСТЬ К КОМУ-ТО ОДНОМУ В ВАШЕЙ ЖИЗНИ НЕТ МЕСТА ДОВЕРИТЕЛЬНЫМ ОТНОШЕНИЯМ ВАША СПОСОБНОСТЬ НАХОДИТЬ РАЗУМНОЕ ОБОСНОВАНИЕ СОБСТВЕННЫМ ДУРНЫМ ПОСТУПКАМ ПРИВОДИТ ВАС К УБЕЖДЕНИЮ, ЧТО МИР ВООБЩЕ АМОРАЛЕН, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК И ВЫ САМИ ВЫ СОЗНАТЕЛЬНО НЕ ЖЕЛАЕТЕ ЗАМЕЧАТЬ В ЖИЗНИ ТРОГАТЕЛЬНЫХ МЕЛОЧЕЙ, ХОТЯ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО И ЕСТЬ САМОЕ ГЛАВНОЕ Стефани вносит свою лепту в надругательство над деньгами, ставя на мои изречения аляповатую красную печать из губной помады в виде оттисков-поцелуев, так что мы вместе вызволяем из-под спуда тайный язык денег - кусаем незримую руку, нас кормящую. В ВАШИХ ГЛАЗАХ СЛИШКОМ ЯСНО ЧИТАЕТСЯ БОЯЗНЬ ПЕРЕМЕН ВЫ ПОПУСТУ ТРАТИТЕ СВОЮ МОЛОДОСТЬ, ВРЕМЯ И ДЕНЬГИ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ХОТИТЕ ПРИЗНАВАТЬ СВОИ СОБСТВЕННЫЕ НЕДОСТАТКИ ОТКАЗЫВАЯСЬ ПРИЗНАВАТЬ МРАЧНУЮ ИЗНАНКУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЫ, ВЫ САМИ СТАНОВИТЕСЬ ДОБЫЧЕЙ ЭТОЙ МРАЧНОЙ ИЗНАНКИ ВАС ПРЕСЛЕДУЕТ СТРАХ, ЧТО СТОИТ ВАМ ОСЛАБИТЬ БДИТЕЛЬНОСТЬ ХОТЯ БЫ НА МИГ, ВЕСЬ ВАШ МИР МГНОВЕННО ОБРАТИТСЯ В ХАОС ВЫ ЖДЕТЕ, ЧТО СУДЬБА ВНЕСЕТ В ВАШУ ЖИЗНЬ ПЕРЕМЕНЫ, КОТОРЫЕ ВАМ СЛЕДУЕТ ВНОСИТЬ САМОМУ ВЫ НИКАК НЕ МОЖЕТЕ ОПРАВИТЬСЯ ОТ ОТКРЫТИЯ, ЧТО ЗАБВЕНИЕ ДАЕТ