и, повздыхали. -- Тряпки и часы обесценены, за них ни черта не возьмешь, разве если что-нибудь заграничное попадется... А деньги... За мелочью не погонишься, а большие деньги все на сберкнижках. Налили, выпили, повздыхали. -- Раньше, бывало, пробежишь по карманам -- на базаре, в трамваях. Смотришь, к вечеру, мало-помалу приличный заработок набран. Теперь же и карманы... Ну что в них найдешь? Разве что вытянешь перчатки у какого-нибудь ротозея. Как выдумали эти новые деньги невероятно малого размера... так спрячут -- не найдешь. Да еще одеваться стали непонятно, ты себе не представляешь! Моды всякие... Ты, например, уверен, что карман на своем месте, где ему быть полагается, а его уже переместили в другое место, где тебе в голову не придет его искать. Налили, выпили, задумались. -- И как тут жигь... при такой ситуации? Только дураку неясно, что надо менять пластинку. А ты? Что же... Мишка не закончил вопроса, но я понял его. -- Нет, Миша, не я тот дурак. И время тут ни при чем. Тут откуда-то сбоку послышалась знакомая речь; оглянувшись, я увидел за столом в углу компанию молодых людей. Это были даже не молодые люди, а скорее ребята по двадцать лет и меньше. Но эти парни -- семь морд -- с длинными до плеч волосами, одеты чудно, шпарили по "фене" так, что душа радовалась, на них глядя. -- Однако врешь ты маленько, -- сказал я Проныре, -- еще, видать, не перевелись мушкетеры. -- И показал на компанию в углу. -- Эти-то пугалы... мушкетеры?! Петухи несчастные, -- буркнул Мишка презрительно, и кончик его носика зашевелился, описывая круги. -- Этих я знаю, они тут всегда. У них у всех приличные папочки-мамочки имеются, и, будь спокоен, если они кого и обворовывают, так своих любезных родителей. От вольной жизни, кроме жаргона, где-то нахватанного, у них ничего нет. -- А лихо как пьют-то, -- заметил я, -- и девчонки у них интересные... К ним действительно подсели две крали в невероятно коротких юбочках, с прическами необъятной высоты и глазами под китайца -- точно девицы из фленсбургского порта. Мишка досадливо махнул рукой, и мы занялись воспоминаниями. -- Ты куда думаешь определиться? -- спросил Мишка. -- Здесь остаешься? Он задел за больное место. Ведь не все мои бывшие дружки такие, как Мишка, иной из них хуже врага, да и последние не перевелись. И еще здесь на каждом шагу преследуют воспоминания... -- Уеду отсюда. Хочу новой жизни, на новом месте. Мишка что-то заерзал на стуле, с беспокойством поглядывая на часы, потом виновато сказал: -- Ну, ты прости, мне пора. Ждут меня. -- Понятно -- жена... Тяпнули еще, повздыхали, затем, пожав руки друг другу, расстались. Вернее, я остался сидеть с недопитой бутылкой коньяку, а Михаил Карапетян ушел домой, к своей семье. Какое-то хорошее чувство появилось у меня к этому смешному человеку. На столе он забыл сигареты, я закурил. Противно, погасил. В углу все еще заседала лихая компания, шпарила по "фене", пропивала пот родительский. Тут еще появился деятель один -- длинный, костлявый, одет небрежно, в изношенном коричневом костюме. Лет ему сорок, а может, и больше. Лицо -- большое, угрюмое -- покрыто шрамами, на руках все объясняющие татуировки. Сел за столик рядом, заказал пиво. На меня он не обращал ни малейшего внимания, но с какой-то жадной тоской стал наблюдать за компанией в углу, и вот на его равнодушном лице появилось красноречивое выражение надежды, загорелись глаза. Он, подавшись вперед, остро прислушивался к пьяному гомону за столом в углу. Однако точно так же, как недавно Мишка, он скоро отвернулся от них, но с каким-то совершенно другим -- жалким выражением разочарования на лице, словно его только что подло обманули. Это был не человек -- сплошная хандра. Тут он обратился ко мне. -- Курить есть? Я подал ему сигарету, он закурил, быстро допил свое пиво и, ни разу не взглянув в тот угол, ушел. Смешно мне что-то стало. Видно, Мишка во многом прав: кое-кто ищет и не находит. Впрочем, кто ищет -- тот найдет. Только смотря как выйдет: ищешь одно -- найдешь другое... Я встал из-за стола, направился на перрон. Скоро мой поезд. И опять дорога. И опять ритмичный стук колес. А впереди -- жизнь. Кто знает, может быть, не все еще потеряно...