еся ей горе, как он продолжает свое грязное дело на нашей земле, чье единственное преступление состояло в том, что она гостеприимно приняла его. До свиданья, дорогие друзья, вы слушали программу Первые такты вальса "Контаманина" звучат громче, стихают и остаются фоном. "ГОВОРИТ СИНЧИ"! Первые такты вальса "Контаманина" звучат громче, стихают и остаются фоном. Полчаса комментариев, критических высказываний, анекдотов, информации во имя правды и справедливости. Голос, несущий в эфир народные чаяния всей Амазонии. Живая и поистине гуманная программа составлена и ведется известным журналистом Германом Лаудано Росалесом, СИНЧИ, ежедневно, кроме воскресений, с 6 до 6.30 вечера по Амазонскому радио, первый канал Восточноперуанского вещания. Начальные такты вальса "Контаманина" звучат громче, стихают, обрываются. В ночь с 13 на 14 февраля 1958 года Звучит гонг, эхо дрожит в воздухе, и Панталеон Пантоха думает: "Она ушла, она тебя бросила и увела с собой дочь". Он стоит на командном пункте, опершись на перила, застывший и мрачный. Он старается забыть Почиту и Гладис, силится не заплакать. Его охватывает ужас. Снова звучит гонг, и он думает: "Опять этот проклятый парад двойников, опять". Он потеет, дрожит, и сердце его тоскует по тому далекому времени, когда он мог прибежать и уткнуться лицом в юбку сеньоры Леонор. Он думает: "Тебя бросили, ты не увидишь, как будет расти твоя дочь, они никогда не вернутся". Но, скрепя ушедшее в пятки сердце, все же сосредоточивается на том, что происходит перед ним. На первый взгляд тревожиться нечего. Двор интендантского центра вполне может служить ареной или стадионом, он только увеличился в размерах, а в остальном такой же, как был: вот они, высокие перегородки, украшенные плакатами и лозунгами, пословицами и инструкциями, вот они, балки, выкрашенные в символические цвета -- красный и зеленый, гамаки и шкафчики сотрудниц, белая ширма медпункта и обе деревянные двери с опущенными засовами. Никого нет. Но вид знакомого и обезлюдевшего пейзажа не успокаивает Панталеона Пантоху. Его опасения растут, а в уши вползает настырное жужжание. Выпрямившись, он застывает в ожидании и страхе и твердит: "Бедная Почита, бедная крошка Гладис, бедный Пантосик". Тягучий и вязкий звук гонга заставляет его подскочить: пора начинать. Он призывает на помощь всю свою волю, весь свой юмор, а еще, потихоньку, святую Розу Лимскую и младенца-мученика из Моронакочи, чтобы не броситься вниз по лестнице и не вылететь опрометью из интен-дантского центра, как душа, которую уносит дьявол. Но вот мягко открывается калитка, ведущая к причалу, и Панталеон Пантоха различает неясные фигуры, застывшие в ожидании приказа вступить в интендантский центр. "Двойники, двойники",-- думает он, и волосы у него встают дыбом, а по телу от ног к голове бегут мурашки: по ступням, по щиколоткам, по коленям. Но парад уже начался, и, кажется, ужас его был напрасным. Их всего пятеро, солдат, они гуськом движутся от калитки к командному пункту, и у каждого в руке -- цепь, на которой скачет, подпрыгивает, вертится -- что? Сгорая от любопытства -- ладони намокают, зубы стучат,-- Панталеон Пантоха вытягивает голову, напрягает зрение, жадно всматривается: да это же собачки. Вздох облегчения вырывается из груди: сердце встало на место. Нечего больше бояться, опасения не подтвердились, это вовсе не двойники, просто различные представители лучшего друга человека. Нижние чины подошли ближе, но они все еще довольно далеко от командного пункта. Теперь Панталеон Пантоха лучше различает их: между солдатами просветы в несколько метров, а собачонки, все пять, как на подбор, прибраны, будто на выставку. Сразу видно, их помыли, подстригли, расчесали и надушили. У каждой на шее, кроме ошейника, красно-зеленые ленты, кокетливо завязанные бантом. Нижние чины шагают, серьезные, глядя прямо перед собой, не спеша и не отставая, и на некотором расстоянии от каждого -- послушно идет собака. Все они разного цвета, вида и размера: такса, датский дог, сторожевая, чиуауа*, овчарка.(* Мекси-канская порода собак, взрослые особи достигают 1--2 кг) Панталеон Пантоха думает: "Я потерял жену и дочь, но по крайней мере то, что сейчас случится, будет не так страшно, как раньше". Он смотрит, как подходят нижние чины, и чувствует себя униженным, грязным, отвратительным, и ему кажется, будто все его тело разъедает чесотка. Когда снова звучит гонг -- на этот раз кисло, ползуче,-- Панталеон Пантоха мучительно вздрагивает и беспокойно вертится на месте. Он думает: пригрей воронье, и тебе выклюют глаза. Он напрягается и смотрит: глаза его вылезают из орбит, а сердце колотится так отчаянно, что, того гляди, лопнет, как пластиковый пакетик. Он впивается в перила, до боли в пальцах сжимает деревянные поручни. Нижние чины уже совсем близко, и он может различить их лица, если посмотрит. Но глаз хватает только то, что спотыкается, крутится, вертится на другом конце поводка, там, где раньше были собаки, а теперь -- что-то большое, одушевленное и страшное,-- противно смотреть и в то же время нет сил отвести взгляд. Ему хочется рассмотреть их хорошенько, чтобы запали в память, прежде чем исчезнут их грубые черты, но он никак не может уловить, чем они отличаются друг от друга: взгляд скользит по ним и охватывает всех разом. Они огромны -- не то люди, не то обезьяны, -- хвосты бьют по воздуху, множество глаз, сосцы метут по земле, рога пепельного цвета, чешуя топорщится, а кривые когти скрежещут, как железная лохань по плите, волосатые хоботы, слюнявые клыки облеплены мухами. У них заячьи губы, кровавые струпья, под носами повисли сопли, ноги в заскорузлых мозолях, в подагрических шишках, ногти изъедены, а в волосах гигантские вши раскачиваются и скачут, как обезьяны в лесу. Панталеон Пантоха решает зажмуриться и бежать. Ужас с корнем выдергивает зубы, и они сыплются ему на колени, как кукурузные зерна; за руки и за ноги он привязан к перилам и не может сойти с места, пока они не пройдут перед командным пунктом. Он умоляет, чтобы кто-нибудь выстрелил, чтобы ему размозжили череп, раз и навсегда покончили с этой пыткой. Но снова звучит гонг -- звук нескончаемым эхом отзывается в каждом его нерве, -- и вот уже первый нижний чин, как в замедленной съемке, проходит перед командным пунктом. Связанный по рукам и ногам, дрожа как в лихорадке, с кляпом во рту, Панталеон Пантоха видит: это вовсе не собака и не чудище. Существо на цепи, лукаво улыбающееся ему, -- сеньора Леонор, вернее, какая-то странная помесь с Леонор Куринчилой, к худощавой фигуре первой добавлены -- "опять", глотая желчь, думает Панталеон Пантоха, -- груди, бедра, округлости, вихляющая походка Чучупе. "Ничего, что Поча ушла, сыночек, я буду о тебе заботиться", -- говорит сеньора Леонор. Раскланивается и уходит. У него нет времени одуматься, потому что перед ним уже тот, у кого лицо Синчи и его сложение, его животная развязность и микрофон в руке. Но форма и звездочки, как у генерала Тигра Кольасоса, и та же манера бить себя в грудь, почесывать усы, та же веселая, самоуверенная улыбка и нескрываемое умение повелевать. Он останавливается на миг лишь для того, чтобы поднести микрофон ко рту и прорычать: "Воспряньте духом, капитан Пантоха, Почита станет звездой Роты добрых услуг в Чиклайо. А крошка Гладис -- амулетом наших оперативных групп". Нижний чин дергает за поводок, и Синчи Кольасос скачет прочь на одной ножке. А вот перед ним лысенький, маленький, в зеленой форме генерал Чупито Скавино. Он грозит обнаженной шпагой, сверкание которой меркнет под его саркастическим взглядом. Он лает: "Вдовец, рогоносец, глупец!" И уходит легким шагом, изящно покачивая головой в ошейнике. Затем суровый и серьезный, в черной сутане, майор Бельтран холодно благословляет конфетным голосом: "От имени мученика из Молонакочи облекаю вас навсегда оставаться без жены и доченьки, сеньол Панталеон". И, путаясь в сутане, давясь от смеха, отец Порфирио уходит вслед за остальными. А вот и она, заключающая парад. Панталеон Пантоха бьется, хочет выпростать руки, чтобы попросить прощенья, хочет выплюнуть кляп, чтобы умолять, но все его потуги тщетны, а изящная фигурка с черной копною волос, золотистой кожей и пунцовыми губами -- там, внизу, окутанная бесконечной печалью. Он думает: "Я ненавижу тебя, Бразильянка". Та невесело улыбается, голос ее полон грусти: "Ты уже не узнаешь свою Почиту, Панта?" И, повернувшись, удаляется, потому что нижний чин, что есть сил дергая цепь, волочит ее за собой. А он, пьяный от одиночества, гнева и ужаса, слышит, как гонг, точно молот, стучит в ушах. 8 Вставай, сынок, уже шесть, пора. -- Сеньора Леонор стучится в дверь, сеньора Леонор входит в спальню, целует Панту в лоб. -- Ах, ты уже встал. Час назад, успел помыться и побриться, мама. -- Панта зевает, Панта жестом выражает отвращение, застегивает рубашку, наклоняется. -- Опять плохо спал, кошмары замучили. Ты мне все приготовила? Положила белья на три дня. -- Сеньора Леонор кивает, сеньора Леонор выходит, возвращается с чемоданом, показывает уложенное белье. -- Хватит? Еще останется, я дня на два, не больше. -- Панта надевает жокейскую шапочку, Панта смотрится в зеркало. -- Еду в Уальагу, к Мендосе, своему однокашнику. Вместе учились в Чорильосе. Тысячу лет не виделись. До сих пор я не придавал этому большого значения, мне не казалось это столь важным. -- Генерал Скавино читает телеграммы, генерал Скавино совещается с офицерами, изучает документы, сидит на заседаниях, сносится по радио. -- Уже несколько месяцев, как жандармы просят нашей помощи: не могут справиться с фа- натиками. Ну да, с этими "братьями". Ты получил докладные? Дело принимает скверный оборот. На этой неделе были еще две попытки распятия. В селениях Пуэрто-Америка и Второе мая. Нет, Тигр, их не поймали. Выпей молочка, Пантосик. -- Сеньора Леонор наливает молока, сеньора Леонор кладет в него сахар, бежит на кухню, приносит хлебцы. -- А греночки хочешь? Я помажу маслицем, а сверху -- повидлом. Прошу тебя, сыночек, скушай что-нибудь. Чашку кофе, и все. -- Панта не присаживается, Панта отпивает глоток, смотрит на часы, нервничает. -- Не хочется есть, мама. Так свалишься, сынок. -- Сеньора Леонор озабоченно улыбается, сеньора Леонор мягко настаивает, ведет его под руку, усаживает. -- В рот ничего не берешь, кожа да кости остались. И я вся измоталась, Панта. Просто беда, не ешь, не спишь, день-деньской на работе. Помяни мое слово, так и до чахотки недолго. Успокойся, мама, все это чепуха. -- Панта уступает, Панта выпивает залпом всю чашку, кивает головой, съедает гренок, вытирает рот. -- После тридцати лет пост -- залог здоровья. Я в полном порядке, не волнуйся. Вот тебе немного денег, мало ли что. Опять ты свистишь распу, -- затыкает уши сеньора Леонор. -- До чего же я ненавижу этот мотив. И Поча от него тоже из себя выходила. Ты не можешь насвис-тывать что-нибудь другое? А я свистел? Даже не заметил. -- Панта краснеет, Панта закашливается, идет в спальню, удрученно смотрит на фотографию, берет чемодан, возвращается в столовую. -- Кстати, если придет письмо от Почи... Не лежит у меня душа впутывать в это дело армию.-- Тигр Кольасос задумывается, Тигр Кольасос размышляет, колеблется, хочет поймать муху, но прома- хивается.-- Сражаться с ведьмами и фанатиками -- дело священников или полиции. А не солдат. Неужели все так серьезно? Ну конечно же, сохраню в неприкосновенности до твоего возвращения, обойдусь без советов. -- Сеньора Леонор сердится, сеньора Леонор опускается на колени, начищает до блеска его ботинки, чистит щеткой брюки, стряхивает что-то с рубашки, притрагивается к его лицу.-- Дай я тебя благословлю. Ступай с богом, сыночек, да поостерегись, постарайся... Знаю, знаю, не буду на них смотреть, слова им не скажу. -- Панта закрывает глаза и сжимает кулаки, лицо у Панты искажается. -- Буду отдавать им приказания в письменной форме или повернувшись к ним спиной. Я, мама, тоже без твоих советов обойдусь. Что я сделала, господи, за что мне такое наказание.-- Сеньора Леонор всхлипывает, сеньора Леонор тянет руки к потолку, раздражается, топает ногой. -- Мой сын двадцать четыре часа в сутки проводит с падшими женщинами, подумать только -- таков военный приказ. Мы посмешище всего Икитоса, на меня пальцем показывают. Успокойся, мамуля, не плачь, умоляю тебя, мне некогда. -- Панта дотрагивается до ее плеча, Панта гла-дит ее, целует в щеку. -- Прости, что я повысил голос. Немного нервничаю, не обращай на меня внимания. Будь живы твой отец и дед, они бы умерли от стыда. -- Сеньора Леонор вытирает глаза краем юбки, сеньора Леонор указывает на пожелтевшие фотографии.-- Бедняжки, наверное, в гробу переворачиваются. В их времена офицеры так низко не опускались. Восемь месяцев ты твердишь мне одно и то же с утра до ночи. -- Панта орет, Панта раскаивается, замолкает, выдавливает улыбку, объясняет. -- Я военный, я обязан выполнять приказ, и, пока мне не дадут другого задания, мой долг как можно лучше выполнять это. Я тебе уже говорил, мамуля, если хочешь, я могу отправить тебя в Лиму. Да, довольно неожиданно, мой генерал. -- Полковник Петер Касауанки роется в сумке, полковник Петер Касауанки вынимает пачку открыток и фотографий, вкладывает в пакет, запечатывает сургучом, велит отправить в Лиму. -- Во время последней проверки личных вещей мы обнаружили у половины солдат молитвы брата Франсиско или изображения младенца-мученика. Посылаю вам образчики этой продукции. Я не из тех, кто бросает семью при первых же трудностях, я не как некоторые. -- Сеньора Леонор выпрямляется, сеньора Леонор трясет указательным пальцем, принимает воинственную позу. -- Я не из тех, кто смывается потихоньку, не попрощавшись, не из тех, кто крадет у отцов дочерей. Оставь Почу в покое. -- Панта идет по коридору, Панта натыкается на цветочный горшок, чертыхается, трет щиколотку. -- У тебя это превратилось в пунктик, мама. Если бы она не украла Гладис, ты не стал бы таким,-- открывает дверь сеньора Леонор. -- Разве я не вижу, что ты извелся по малышке, Панта? Ну иди, ступай же наконец. Скорей, скорей, не могу больше. -- Пантосик взлетает по трапу "Евы", Пантосик вбегает в каюту, бросается на койку, шепчет: -- Ну, как я люблю. В шейку, в ушко. Ты просто щекочешь, а ты кусни потихоньку. Ну-ка. С большим удовольствием, Пантосик. -- Бразильянка шепчет, Бразильянка смотрит на него без всякого удовольствия, указывает в сторону причала, опускает шторы на иллюминаторе. -- Подождем хотя бы, когда "Ева" отчалит. Унтер-офицер Родригес и матросы ходят туда-сюда. Я не о себе забочусь, а о тебе, неуемный. Не могу ждать ни минуты. -- Панталеон Пантоха срывает рубашку, Панталеон Пантоха сбрасывает брюки, носки, задыхается. -- Запри дверь, иди ко мне. Ну, укуси скорее, укуси. О господи, какой ты ненасытный, Пантосик. -- Бразильянка запирает дверь на задвижку, Бразильянка раздевается, лезет на койку. -- С тобой работы больше, чем с целым полком. Как я в тебе ошиблась. Когда увидела в первый раз, подумала, что ты в жизни не изменишь своей жене. Так оно и было, а ну, замолчи. -- Пантосик задыхается, Пантосик трудится, старается, пыхтит. -- Я же сказал, что пытаюсь отвлечься. Ну, давай, в ушко. Знаешь, так ты можешь заработать чахотку. -- Бразильянка смеется, Бразильянка работает, скучает, разглядывает ногти, спохватывается, наверстывает. -- И вправду, худой стал, как доска. И все тебе мало, только распаляешься. Да, да, молчу, ладно, давай ушко. Ну вот как хорошо. -- Пантосик отдувается, Пантосик бледнеет, переводит дух, успокаивается. -- Сердце, того гляди, выскочит, и голова кружится. Еще бы, Тигр, что за радость впутывать войска в дела полиции. -- Генерал Скавино летит на самолете, генерал Скавино бороздит реки на катерах, предпринимает инспекционные поездки по селениям и лагерям, требует подробностей, шлет донесения. -- Потому-то я и терпел до сих пор. Но то, что случилось в селении Второе мая, внушает тревогу. Ты читал рапорт полковника Давилы? Сколько раз в неделю, Пантосик? -- Бразильянка встает, Бразильянка наливает воды в кувшин, моется, полощется, одевается. -- Ты перевыполняешь нормы рабочих единиц. А при отборе новых кандидаток -- считать устанешь. Как называется твое нововведение -- экзамен по специальности? Ну и свинья ты, Пантосик. -- Не ради развлечения, а ради дела. -- Панта потягивается, Панта садится на койке, взбадривается, шаркает в уборную, справляет нужду. -- Не смейся, я правду говорю. Ты сама виновата, ты подала мне идею вместо осмотра устраивать экзамен. Я бы не додумался. По-твоему, это легко? Смотря с кем. -- Бразильянка бросает простыни на пол, Бразильянка оглядывает матрац, встряхивает его, поправляет. -- Многих, гляжу, у тебя и желания нет экзаменовать. Конечно, таким я сразу от ворот поворот. -- Панталеон Пантоха моется, Панталеон Пантоха вытирается, отодвигает задвижку на двери. -- Лучший способ отобрать достойнейших. Никогда не подведет. Видно, отплываем, "Ева" заплясала. -- Бразильянка отдергивает шторку, Бразильянка возится с постелью. -- Ну-ка, отойди, я открою окно, а то задохнемся. Когда наконец ты купишь вентилятор? Вижу, опять тебя совесть терзает, Пантосик. На центральной площади селения Второе мая распяли старуху Игнасию Курдимбре Пелаес, это случилось в двенадцать ночи, все двести четырнадцать жителей селения присутствовали при этом. -- Полковник Максимо Давила диктует, полковник Максимо Давила перечитывает написанное, подписывает и отсылает рапорт.-- Двоих жандармов, которые пытались удержать "братьев", избили. Как утверждают свидетели, старуха находилась в агонии до рассвета. Самое худшее было потом, мой генерал. Люди кропили лица и тела ее кровью, говорят, даже пили кровь. А теперь они почитают жертву. Уже появились изображения святой Игнасии. А ведь я таким не был. -- Панталеон Пантоха садится на койке, Панталеон Пантоха хватается за голову, вспоминает, сетует. -- Я ведь не был таким, будь она проклята, моя судьба, не был я таким. Ты никогда не наставлял рогов своей верной супруге и вообще быть мужчиной отваживался раз в две недели. -- Бразильянка встряхивает простыни, Бразильянка их стирает, выжимает, развешивает. -- Наизусть выучила, Панта. А потом попал сюда и распустился. Здорово распустился, -- можно сказать: бросился в другую крайность. Сначала я во всем винил климат. -- Панталеон Пантоха надевает трусы, Панталеон Пантоха надевает рубашку, носки, обувается. -- Думал, жара и влажность влияют. А потом обнаружил странную вещь. Оказывается, все от моей работы. Хочешь сказать, слишком близко от искушения? -- Бразильянка ощупывает свои бедра, оглядывает грудь, Бразильянку распирает тщеславие. -- Хочешь сказать, что со мной ты таким шустрым стал? Надо же, какой комплимент. Ты этого не поймешь, да и я сам не понимаю. -- Панта смотрится в зеркало, Панта приглаживает брови, причесывается. -- Просто загадка, такого никогда и ни с кем не бывало. Нездоровое чувство долга, все равно как болезнь. Потому что оно не морального, а биологического, плотского свойства. Видишь, Тигр, во что нам обходятся фанатики.-- Генерал Скавино садится в джип, генерал Скавино пробирается через топи, присутствует на похоронах, утешает пострадавших, наставляет офицеров, говорит по телефону.-- Это не отдельные группки. Их тысячи. Вчера вечером я проезжал мимо креста младенца-мученика в Моронакоче и поразился. Море народу. Даже солдаты в форме. Ты хочешь сказать, что способен заниматься этим с утра до ночи из чувства долга? -- Бразильянка застывает, пораженная, Бразильянка открывает рот от изумления, хохочет. -- Послушай, Панта, я знала многих мужчин, в этих вещах опыта у меня больше. И уверяю, нет на свете мужчины, которому бы чувство долга помогло в постели. Но и такого, как я, на свете нет, в этом мое проклятье, у меня все не как у людей. -- Панталеон Пантоха роняет расческу, Панталеон Пантоха задумывается, размышляет вслух. -- Мальчишкой я плохо ел, совсем аппетита не было. Но как только получил первое назначение-- следить за питанием полка, во мне сразу проснулся зверский аппетит. Целыми днями ел не переставая, изучал рецепты, научился стряпать. Перевели на другую должность, и -- прощай еда, я заинтересовался портновским ремеслом, одеждой, модами, начальник даже подумал, что я педик. А все потому, что мне поручили ведать обмундированием, теперь понимаю. Надеюсь, тебе не поручат сумасшедший дом, Панта, а то первым делом ты бы свихнулся.-- Бразильянка кивнула на иллюминатор. -- Смотри, эти бандитки под-глядывают. Убирайтесь отсюда, Сандра, Вирука! -- Панталеон Пантоха бросается к двери, Панталеон Пантоха отпирает дверь, рычит, действует. -- Пятьдесят солей штрафа с каждой, Чупито! -- Для чего же тогда священники, за что мы платим капелланам? -- Тигр Кольасос мерит шагами кабинет, Тигр Кольасос изучает отчеты, складывает, вычитает, возмущается. -- Чтобы они бездельничали, брюхо чесали? Как получилось, что гарнизоны Амазонии наводнены "братьями", Скавино? Не высовывайся, Пантосик. -- Бразильянка берет его за плечи, тащит назад в каюту, Бразильянка запирает дверь. -- Ты же полуголый, забыл? Забыл тебя?! -- Капитан Альберто Мендоса расталкивает матросов и солдат, капитан Альберто Мендоса прыгает через борт на палубу, раскрывает объятья. -- Как тебе могло прийти в голову такое, братец? Иди сюда, дай пожать твою руку. Сколько лет, сколько зим, Панта! Как я рад, Альберто. -- Капитан Пантоха хлопает его по плечу, капитан Пантоха ступает на землю, пожимает руки офицерам, отвечает на приветствия унтерофицеров и солдат. -- Какой был, такой и остался, ничуть не изменился с годами. Пойдем пропустим по глоточку в офицерской столовой. -- Капитан Мендоса берет его под руку, капитан Мендоса ведет его по лагерю, толкает дверь с металлической сеткой, выбирает столик у самого вентилятора. -- А за мероприятие не волнуйся. Все готово и будет разыграно как по нотам. Младший лейтенант, поручаю все вам, когда праздник кончится, известите нас. Пока нижние чины развлекаются, мы побалуемся пивком. Как я рад тебя видеть, Панта. Слушай, Альберто, чуть не забыл. -- Капитан Пантоха смотрит в окно, как сотрудницы расходятся по палаткам, капитан Пантоха видит, как солдаты встают в очередь, как контролеры занимают свои места. -- Ты, конечно, знаешь, что одной рабочей единице, которую зовут, ну... Бразильянка, конечно, знаю, ей -- не больше десяти, думаешь, я не читаю твоих инструкций? -- Капитан Мендоса шутливо ударяет его кулаком, капитан Мендоса отдает приказания, открывает бутылки, наливает пиво, поднимает стакан. -- Тебе тоже пиво? Два, похолоднее. Какая глупость, Панта. Если женщина тебе по вкусу и ты не хочешь, чтобы ее трогали, почему не снимешь ее с работы? Начальник ты или нет? -- Этого я не могу. -- Капитан Пантоха кашляет, капитан Пантоха краснеет, заикается, пьет пиво. -- Чувство долга не позволяет. И потом, уверяю тебя, мы с этой сотрудницей на самом деле... Все офицеры знают об этом, и нам нравится, что у тебя есть возлюбленная. -- Капитан Мендоса всасывает осевшую на усах пену, капитан Мендоса закуривает сигарету, пьет, просит еще пива. -- Но никто не понимает твоих принципов. Все ясно, ты не испытываешь радости оттого, что солдаты употребляют твою любовницу. Но к чему этот смешной формализм? Какая разница, братец, десять раз или сто. Десять ей полагается по уставу. -- Капитан Пантоха видит, как из палаток выходят солдаты, как входят другие, а за ними третьи, капитан Пантоха глотает слюну. -- Как я могу нарушить собственный приказ? Конечно, ты такой, твои электронные мозги тебе не позволяют. -- Капитан Мендоса откидывает голову назад, капитан Мендоса прикрывает глаза, задумчиво улыбается. -- Помню, в Чорильосе ты был единственным кадетом, который перед маневрами, когда грязь по колено, начищал ботинки до блеска. По правде говоря, после того как священник Бельтран подал в отставку, Корпус армейских капелланов оставляет желать лучшего. -- Генерал Скавино выслушивает жалобы, генерал Скавино прислушивается к советам, посещает богослужения, скачет верхом, играет в кегли. -- В конце концов, Тигр, это общая беда всей Амазонии, и казармы тоже не удалось уберечь от заразы. Но как бы то ни было, не стоит так волноваться. Мы заняли жесткую позицию. За картинку с младенцем-мучеником или святой Игнасией -- тридцать дней карцера, за фотографию брата Франсиско -- сорок пять. В Лагунас меня привело чрезвычайное происшествие, случившееся на прошлой неделе. -- Капитан Пантоха видит, как выходят четвертые и входят пятые, капитан Пантоха видит, как входят шестые. -- Читал твой рапорт, конечно. Дело показалось мне достаточно серьезным, вот я и приехал, чтобы осмотреть место происшествия. Не стоило труда. -- Капитан Мендоса распускает ремень на брюках, капитан Мендоса просит сандвич с сыром, ест, пьет. -- Все очень просто. Когда в нашу глушь прибывает оперативная группа, все просто как одержимые. При вести об этих курочках у всех петухов в округе одно на уме. Вот и совершают глупости. Проникнуть на территорию военного лагеря, пожалуй, самая большая глупость. -- Капитан Пантоха смотрит, как Чупито отбирает картинки и брошюрки у нижних чинов. -- А что, не был выставлен караул? Усиленный, как сегодня. Когда прибывает оперативная группа, всегда выставляем усиленный караул. -- Капитан Мендоса тащит его на улицу, капитан Мендоса показывает вооруженных часовых, ограду и гроздья штатских на ней. -- Пошли, сам посмотришь. Видишь? Со всей округи живчики сбежались. Теперь понимаешь? Все деревья облепили, все глаза проглядели. Ничего не попишешь, дело житейское. Уж если с тобой так получи- лось, а кто бы мог подумать... А не замешаны тут эти ненормальные "братья"? -- Капитан Пантоха видит, как выходят седьмые, капитан Пантоха видит, как входят восьмые, девятые, десятые, и шепчет: -- Не пересказывай мне рапорта, Альберто, расскажи, как было на самом деле. Восемь человек из Лагунаса пробрались в лагерь и намеревались похитить пару сотрудниц, -- крушит рацию генерал Скавино. -- Нет, на этот раз я не о "братьях", на этот раз о Роте добрых услуг, другой язве здешних мест. Ты понимаешь, к чему это может привести? Чем все может кончиться, Тигр? Такого больше не повторится, брат. -- Капитан Мендоса расплачивается, капитан Мендоса надевает фуражку, темные очки, пропускает в дверях Панту. -- Теперь я накануне, с вечера, удваиваю караул и выставляю часовых вокруг лагеря. Перевожу лагерь на военное положение, чтобы нижние чины могли спокойно забавляться с девками, ну не смех ли? Успокойся да говори потише. -- Тигр Кольасос сопоставляет донесения, Тигр Кольасос приказывает допросить свидетелей, перечитывает письма. -- Не устраивай истерики, Скавино. Я все знаю, рапорт Мендосы передо мной. Войска отбили женщин, и дело с концом. Ладно, не стреляться же из-за этого. Обыкновенное ЧП. "Братья" творят дела похуже, так ведь? Это не первый случай, Альберто. -- Капитан Пантоха видит, как из палатки выходит Бразильянка, капитан Пантоха смотрит, как она под свист солдат идет по лагерю, поднимается на "Еву". -- Штатские повсюду не дают покоя. С прибытием оперативной группы во всех селениях черт знает что начинается. Из-за этих женщин солдаты со штатскими устроили страшную свалку. -- Генерал Скавино отвечает на телефонные звонки, генерал Скавино идет в тюрьму, лично допрашивает арестованных, мучится бессонницей, принимает успокоительное, пишет, звонит по телефону.-- Хорошо слышишь? Сол-да-ты со штат-ски-ми. Похитителям удалось вытащить женщин из лагеря, и драка шла в селении. Четверо ранены. Из-за этой проклятой Роты в любой момент могут быть серьезные неприятности, Тигр. И мало того, братец. -- Капитан Мендоса указывает на зевак, капитан Мендоса кивает на женщин, которые под вооруженной охраной возвращаются на пристань. -- Местным дикарям, которые даже Икитоса не видели, эти женщины представляются едва ли не ангелами, посланными с небес. Солдаты сами виноваты. Ходят по селению, рассказывают, других разжигают. Запретили им, а они все равно рассказывают. И надо же такому случиться именно в тот момент, когда я готовился поднять дело на новую высоту, какая досада. -- Капитан Пантоха сует руки в карманы, капитан Пантоха шагает, опустив голову и поддавая носком камешки. -- Лелеял гордый замысел, столько дней обдумывал, столько расчетов сделал. Мой проект решил бы проблему штатских живчиков. Но проблему священников и новой секты, которая так досаждает Скавино, эту проблему мы только осложнили бы, капитан. -- Тигр Кольасос зовет ординарца, Тигр Кольасос посылает его за сигаретами, дает на чай, просит огня. -- Нет, это слишком. Пятьдесят рабочих единиц вполне достаточно. Больше набирать мы не можем, во всяком случае сейчас. Если у меня будет оперативный штат в сто рабочих единиц и три судна, непрерывно курсирующих в бассейне Амазонки, -- капитан Пантоха наблюдает за под- готовкой к отплытию "Евы", -- то никто не сможет угадать точно прибытие оперативной группы в потребительский центр. Он свихнулся. -- Генерал Викториа хватает зажигалку и подносит к лицу Тигра Кольасоса. -- Сухопутным войскам придется отказаться от покупки оружия ради того, чтобы нанять новых шлюх. Никакой бюджет не выдержит его неуемной фантазии. Изучите план, который я вам послал, мой генерал. -- Капитан Пантоха стучит на машинке двумя пальцами, капитан Пантоха делает вычисления, чертит графики, не спит ночами, вычеркивает написанное, дописывает, упорствует. -- Мы смогли бы создать "особую систему обеспечения по скользящему графику". Неожиданное прибытие оперативных групп исключило бы возможность инцидентов. Дата прибытия была бы известна лишь командирам подразделений. Подумать только, какого труда стоило убедить его в необходимости создания Роты. -- Полковник Лопес Лопес идет по кабинету за пепельницей и ставит ее перед Тигром Кольасосом. -- А теперь будто он всю жизнь с одними шлюхами и имел дело. Как рыба в воде. Это правда, только с воздуха возможен эффективный контроль. -- Капитан Пантоха составляет докладные, капитан Пантоха наливает кофе в термос, умножает, делит, скребет затылок, отправляет приложение. -- Нужен еще самолет. И по крайней мере еще один офицер Интендантской службы. Достаточно младшего лейтенанта, мой генерал. У него, без сомнения, не все дома. -- Генерал Скавино читает "Эль Ориенте", генерал Скавино слушает программу "Говорит Синчи", получает анонимки, опаздывает в кино и уходит, не досмотрев фильм до конца. -- Если ты и на этот раз доставишь ему удовольствие и одобришь проект, предупреждаю, я подам в отставку, как Бельтран. Эта его Рота вместе с фанатиками "братьями" вгонят меня в гроб. Я, Тигр, держусь только на валерьянке. Очень сожалею, но я с дурными новостями, мой генерал. -- Полковник Аугусто Вальдес отправляется на место, полковник Аугусто Вальдес входит в опустевшее селение, матерится, помогает снять тело с креста, приказывает возвращаться форсированным маршем. -- Позавчера вечером в селении Фрайлесильос, в двух часах ходьбы от моего гарнизона, распяли унтер-офицера Авелино Миранду. Он был в увольнении, одет в штатское, и они, наверное, не знали, что он военный. Нет, еще не умер, но врачи говорят, это вопрос нескольких часов. Да, все скрылись в горах, было их человек сорок. Не волнуйся, Скавино, все не так страшно. -- Генерал Викториа слушает, что говорят, генерал Викториа в военном казино сам отпускает шутки по адресу Роты, успокаивает свою мать, встревоженную новыми жертвоприношениями в сельве. -- Неужели девицы капитана Пантохи и в самом деле так возбуждают мирных жителей? Возбуждают, мой генерал? -- Генерал Скавино щупает пульс, генерал Скавино разглядывает свой язык, рисует крестики на промокашке. -- Сегодня утром ко мне явился епископ со своим генеральным штабом священников и монахов. С тяжелым чувством я должен заявить вам, что, если так называемая Рота добрых услуг не прекратит своего существования, я отлучу от церкви всех, кто состоит в этой Роте, и всех, кто пользуется ее услугами. -- Епископ входит в кабинет, епископ еле кланяется, не улыбается, не садится, протирает свой перстень, протягивает руку. -- Перейдены все границы элементарных правил приличия и пристойности, генерал Скавино. Ко мне, вся в слезах, пришла мать самого капитана Пантохи, бедная женщина переживает истинную трагедию. Я полностью с вами согласен, и Ваше преосвященство знает это. -- Генерал Скавино встает, генерал Скавино опускается на колени, целует перстень, говорит мягко, предлагает минеральной воды, провожает посетителей до двери на улицу. -- Если бы зависело от меня, этой Роты вообще бы на свете не было. Прошу вас, немного терпения. А что касается Пантохи, даже имени этого при мне не упоминайте. Какая там трагедия! Сыночек этой сеньоры, которая ходит вся в слезах, больше всех повинен в происходящем. Наладил бы дело так себе, как водится, ни шатко ни валко. Но нет -- этот идиот превратил Роту добрых услуг в самое совершенное учреждение во всей армии. Что говорить, Панта. -- Капитан Мендоса поднимается на борт, капитан Мендоса разглядывает с любопытством капитанский мостик, компас, крутит руль. -- Ты Эйнштейн постельного дела. Да, разумеется, я выслал несколько групп в погоню за фанатиками. -- Полковник Аугусто Вальдес идет в лазарет, полковник Аугусто Вальдес подбадривает пострадав-шего, метит карту флажками на булавках, инструктирует, желает удачи отправляющимся на задание офицерам. -- И приказал доставить мне всех до единого жителей, мы с ними сквитаемся. В этом не было необходимости, мой генерал. Мои люди возмущены, унтер- офицера Авелино Миранду в полку очень любили. Рано или поздно Тигр примет мой план. -- Капитан Пантоха показывает капитану Мендосе каюты на "Еве", трюм и машинное отделение, капитан Пантоха сплевывает и растирает плевок. -- Роту неизбежно придется пополнять. С тремя судами, двумя самоле- тами, оперативным штатом в сто рабочих единиц и двумя унтер-офицерами я буду творить чудеса, Альберто. Мы в Чорильосе всегда говорили, что тебе не военным быть, а счетной машиной. -- Капитан Мендоса спускается по трапу, капитан Мендоса под руку с Пантой возвращается в лагерь, спрашивает: вы приготовили мне статистический отчет, младший лейтенант? -- Но вижу, мы ошибались. Твоя мечта -- стать Великим сводником Перу. Ты ошибаешься, всю жизнь с рождения я хотел быть только солдатом, но солдатом-администратором, это не менее важно, чем артиллерист или пехотинец. Армия у меня вот тут. -- Капитан Пантоха разглядывает незамысловатый кабинет, капитан Пантоха осматривает керосиновую лампу, москитные сетки, траву, про-бивающуюся в полу меж досок, прикладывает руку к груди. -- Вот ты смеешься, и Бакакорсо смеется. А я говорю: в один прекрасный день вы глазам своим не поверите. Мы развернемся на всей территории страны, у нас будет своя флотилия, свои поезда и сотни рабочих единиц. Во главе поисковых групп я поставил самых энергичных офицеров. -- Полковник Аугусто Вальдес следит за продвижением экспедиций, полковник Аугусто Вальдес руководит поисками по радио, перемещает флажки на карте, разговаривает с врачами. -- Солдаты так распалились, приходится сдерживать. Как бы не линчевали фанатиков. А унтер-офицер Миранда, кажется, выкарабкивается, мой генерал. Это -- да, без руки останется и хромой. Придется, наверное, вводить в армии новый род войск. -- Капитан Мендоса берет статистический отчет, капитан Мендоса перечитывает его, правит. -- Артиллерия, пехота, кавалерия, инженерные войска, интендантская служба, постельная служба? Или лучше -- походные бордели? Лучше, наверное, держаться поскромнее. -- Капитан Пантоха смеется, капитан Пантоха видит сквозь металлическую сетку горниста, играющего сигнал на ужин, солдат, входящих под деревянный навес. -- Да зачем скромничать, может, когда-нибудь и введут. Ну вот, праздник окончен, твои курочки уже поют распу. -- Капитан Мендоса кивает в сторону "Евы", капитан Мендоса показывает на сотрудниц, толпящихся на палубе, на пароходную сирену, на унтер-офицера Родригеса, стоящего на капитанском мостике. -- Каждый раз, когда слышу их гимн, подыхаю с хохоту. Ты прямо в Икитос? Прямо сейчас. -- Капитан Пантоха обнимает Мендосу, капитан Пантоха в два скачка подымается на "Еву", запирается в каюте, бросается на койку. -- В ушко, в шейку, в грудку. Царапни, скорее, ущипни, как я люблю, укуси. Ой, Панта, какой ты зануда. -- Бразильянка упирается, Бразильянка топает ножкой, опускает занавеску, вздыхает, уставившись в потолок, со злостью швыряет одежду на пол. -- Не видишь, я устала после работы? А потом еще сцену ревности устроишь, я тебя знаю. Молчок, молчок, закрой клювик, повыше, повыше, знаешь, куда. -- Панта сжимается, Панта распластывается, переворачивается, стонет. -- Вот так, ох, хорошо. Я должна сказать тебе одну вещь, Панта. -- Бразильянка лезет на койку, Бразильянка сворачивается в клубочек, выпрямляется, прижимается, отстраняется. -- Не хочу я больше терять из-за тебя деньги, из-за твоей прихоти ограничивать себя десятью услугами. Пффф. -- Панта потеет, Панта хватает воздух ртом. -- Хоть бы в такой момент помолчала. Из-за тебя я теряю в заработке, а мне надо и о себе позаботиться. -- Бразильянка отстраняется, Бразильянка моется, одевается, открывает иллюминатор, высовывается, вдыхает чистый воздух. -- Все, что тебе так нравится, с годами уходит. А что потом? У всех сегодня по двадцать, в два раза больше, чем у меня. Черт подери, будто эта Рота уже не обходится нам дорого. -- Полковник Лопес Лопес получает телеграмму, полковник Лопес Лопес читает ее, размахивает ею в воздухе. -- Знаете, чего теперь хочет Пантоха, мой генерал? Хочет, чтобы изучили возможность, как оградить от риска оперативные группы. Они, видите ли, боятся фанатиков. Но ты получаешь двойной процент по сравнению с ними, это покрывает разницу, я тебя опробовал и оценил по высшей ставке. -- Панталеон Пантоха выходит на палубу, Панталеон Пантоха видит Вируку и Сандру, накладывающих крем на лицо, Чупито, спящего в качалке. -- Как я устал, даже перебои в сердце. Ты что, потеряла диаграмму, которую я тебе вычертил? Забыла, что, кроме всего прочего, я каждый месяц отдаю тебе пятнадцать процентов своего оклада? Это я все знаю, Панта. -- Бразильянка опирается о борт, Бразильянка разглядывает деревья на берегу, мутную воду, пенный хвост за кормой, розовеющие облака. -- Только оклад твой слова доброго не стоит. Не сердись, я правду говорю. И потом, из-за твоих заскоков все меня ненавидят. У меня даже подруг нет. Чучупе и та, стоит тебе отвернуться, обзывает меня привилегированной. Ты -- великий позор всей моей жизни. -- Сеньор Пантоха расхаживает по палубе, сеньор Пантоха спрашивает: "Засветло приедем в Икитос?" -- слышит, как унтер-офицер Родригес отвечает: "Конечно". -- Не ной, ты не права. Это мне надо жаловаться. По твоей вине я нарушил принцип, который уважал всегда, с тех пор как стал жить своим умом. Ну вот. Начал. -- Бразильянка улыбается Лохмушке, которая слушает радио под навесом на корме, Бразильянка улыба