И еще, Джорджи: ты знаешь, я непривередлив, во всяком случае, в еде. Конечно, ты всегда меня попрекаешь, что я люблю дорогие сигары, а не эти "Флер-де-Капустос", которые ты куришь... - Ладно, ладно! Вполне приличные сигарки. Кстати, я тебе говорил, что бросаю ку... - Да, да, говорил... Понимаешь, если меня плохо кормят, я готов терпеть. Могу съесть и пережаренный бифштекс, и консервированный компот с покупным пирогом - дивный десерт, правда? Но чего я не могу - это сочувствовать Зилле, что из-за ее паршивого характера у нас ни одна кухарка не живет, а самой ей готовить некогда: еще бы, все утро занята, валяется в грязном кружевном капоте и запоем читает про красавцев с Дикого Запада. Вот ты всегда говоришь насчет нравственности и, очевидно, подразумеваешь единобрачие. Для меня ты всегда был непоколебимой скалой, но на самом деле ты простак. Ты любишь... - Эй, эй, милый, что это еще за "простак"? Ты поосторожней! Я тебе вот что скажу... - ...любишь делать серьезное лицо и объявлять во всеуслышание, что "долг всякого порядочного гражданина - быть строго нравственным и подавать тем самым пример всему обществу". Ей-богу, ты так серьезно защищаешь нравственные устои, Джорджи, старина, что мне даже неприятно думать, до чего ты, наверно, сам в душе безнравственный человек. Ну что ж, проповедуй... - Погоди, погоди! Как это ты... - ...проповедуй всякие добродетели, милый друг, но поверь мне, если бы не твоя дружба и не вечера, когда я могу поиграть на скрипке с Террилом О'Фаррелом, под его виолончель, и если бы не те славные девчушки, которые помогают мне забыть это гнусное издевательство, называемое "респектабельной жизнью", я бы давно повесился! А мои дела! Торговать толем! Крыть коровники! Нет, я не говорю, что мне совсем не доставляет удовольствия вести игру, обставлять, скажем, профсоюзы, получать большие деньги, расширять дело. Но что пользы? Ты понимаешь, что мое дело, в сущности, не торговать. И у тебя то же самое. Основное наше занятие - перервать глотку сопернику и заставить покупателей платить за это! - Перестань, Поль! Ей-богу, эти разговоры попахивают социализмом! - Нет, конечно, я не то хочу сказать... Ясно: здоровая конкуренция, побеждает лучший, естественный отбор - и все-таки... Все-таки знаешь что: возьми всех наших знакомых, хотя бы тех, кто сейчас тут, в клубе, все они с виду вполне довольны своей семейной жизнью и своим делом, до небес превозносят Зенит и Торговую палату и проповедуют рост населения до миллиона! Но я готов душу прозакладывать, что, если б можно было прочитать их мысли, стало бы видно, что треть из них вполне довольна и женами, и детьми, и конторами, и приятелями, другая треть - чем-то недовольна, но даже себе не признается, а остальные просто-напросто несчастные люди и знают это сами. Они ненавидят все это рвачество, суету, гонку, им надоели жены, детей они считают болванами - во всяком случае, к сорока - сорока пяти годам им все надоедает, они ненавидят свое дело и с удовольствием бросили бы все. Ты думал когда-нибудь, откуда столько "таинственных" самоубийств? Думал, почему Солидные Граждане удирали на войну? По-твоему, из одного патриотизма, что ли? Бэббит презрительно хмыкнул: - А ты чего ждал? Что ж, по-твоему, нам жизнь дана, чтоб развлекаться и, как это говорится, "на ложе лени возлежать"? По-твоему, человек создан только для счастья? - А разве нет? Впрочем, мне еще не попадался мудрец, который бы знал, на кой черт создан человек. - По-моему, это общеизвестно - и не только из Библии, просто здравый смысл подсказывает: кто не трудится, не выполняет свой долг, даже если его иногда и берет тоска, тот просто слюнтяй! Баба он, вот что! А ты, в сущности, из-за чего копья ломаешь? Говори прямо! Неужели ты серьезно считаешь, что, если человеку надоела жена, он имеет право ее бросить и удрать или удавиться? - О господи, да почем я знаю, на что человек "имеет право"? Почем я знаю, как избавиться от тоски? Если б я знал, я был бы единственным философом, способным врачевать человеческие души. Знаю только, что из десяти человек лишь один откровенно признается, что жизнь - скука, и к тому же бессмысленная. И еще знаю, что, если бы мы не сдерживались и хоть изредка откровенно об этом говорили, вместо того чтобы быть тихими, терпеливыми и верными до шестидесяти лет, а потом быть тихими, терпеливыми и мертвыми до скончания века, жизнь, может быть, стала бы веселее. И они пошли философствовать. Бэббит неуклюже спорил. Рислинг был полон дерзаний, хотя и сам не представлял себе, по какому это поводу он "дерзает". Иногда Бэббит неожиданно соглашался с Полем, противореча всем своим доводам в защиту долга и христианского долготерпения, и каждый раз при этом испытывал непонятную безудержную радость. В конце концов он сказал: - Слушай, Поль, старина, вот ты вечно разглагольствуешь, что все надо снести к черту, а сам ничего не делаешь. А почему? - Никто ничего не делает. Слишком в нас это въелось, вошло в привычку. Впрочем, знаешь, Джорджи, хочется мне выкинуть одну штуку, - да не пугайся ты, защитник брачных устоев! Все в высшей степени благоприлично! Кажется, уже решено - хотя Зилла и точит меня, чтобы разориться на отдых в Нью-Йорке и Атлантик-Сити, ей, видите ли, нужны "огни столицы", запрещенные коктейли и всякие фертики для танцев, - кажется, мы решили, что Бэббиты с Рислингами поедут на озеро Санасквем, правильно? Почему бы нам с тобой под каким-нибудь предлогом - скажем, дела в Нью-Йорке - не поехать вперед, побыть в Мэне дней пять-шесть без семьи, одним, ни черта не делать, курить, ругаться сколько влезет - словом, отдохнуть как следует! - Вот это здорово! Замечательная мысль! - Бэббит был в восторге. Ни разу за последние четырнадцать лет он не отдыхал без жены, да Поль и сам не верил, что они решатся на такую выходку. Многие члены Спортивного клуба ездили отдыхать без жен, но те официально занимались охотой и рыбной ловлей, тогда как Бэббит и Поль Рислинг неизменно и свято блюли верность гольфу, езде на автомобилях и бриджу. А если бы игроки в гольф или рыболовы изменили своим привычкам, они нарушили бы свои собственные традиции и привели в ужас всех здравомыслящих и добропорядочных граждан. Бэббит заволновался: - Давай решительно скажем: мы едем раньше, и никаких разговоров! Ничего преступного тут нет. Скажи Зилле напрямик... - Да разве Зилле что-нибудь скажешь напрямик? Нет, Джорджи, она любит читать мораль ничуть не меньше, чем ты, и скажи я ей чистейшую правду, она все равно решит, что мы с тобой едем в Нью-Йорк кутить с женщинами. И даже твоя Майра - хоть она и не пилит тебя, как Зилла, но и она расстроится. Обязательно скажет: "Неужели тебе неприятно ехать со мной? Конечно, я и не подумаю навязываться, если ты не хочешь!" - и тут ты сразу сдашься, лишь бы ее не обидеть. А ну их всех к черту! Давай-ка сыграем в настольные кегли! Пока они играли в эту безобидную игру - разновидность настоящих кеглей, Поль все время молчал. Они вышли из клуба - Бэббит опаздывал всего на полчаса против того срока, который он так сурово назначил мисс Мак-Гаун, и Поль со вздохом сказал: - Слушай, старик, напрасно я так говорил про Зиллу... - Глупости, старик, надо же облегчить душу! - Знаю, знаю. Я тут целый час издевался перед тобой над всякими условностями, а я и сам такой: теперь мне неловко, что я выложил тебе все мои дурацкие неприятности, чтоб не подохнуть с тоски. - Поль, дружище, у тебя нервы ни к черту. Я тебя увезу. Все устрою. Скажу, что у меня важное дело в Нью-Йорке, а ты... ну конечно, мне нужен твой совет насчет кровли в одном новом доме! Дело, разумеется, лопнет, и нам с тобой ничего другого не останется, как только уехать в Мэн. А я - честно говоря, Поль, мне все равно, взбунтуешься ты или нет. Конечно, мне приятно, что у меня репутация порядочного человека, но если я тебе понадоблюсь, я все брошу и встану за тебя горой. Я не говорю, что ты... я не хочу сказать, что ты способен выкинуть такую штуку, которая все устои перевернет вверх тормашками, но... в общем, ты меня понимаешь? Человек я медлительный, неповоротливый, мне не обойтись без твоей горячей южной души. Мы с тобой... о черт! Да что это я разболтался! Работать пора! Ну, всего доброго! Не давай себя водить за нос, Полибус! Всего лучшего! 6 Он позабыл о Поле Рислинге - день прошел в довольно приятных делах. Заехав в контору, где без него все шло кое-как, он повез "возможного" покупателя в Линтон - показать ему четырехквартирный домик. Ему нравилось, что покупатель так восхищается новой зажигалкой. Три раза он сам пробовал, как она работает, и три раза выбрасывал недокуренную сигарету, сокрушаясь вслух: - А, черт, нельзя мне столько курить! Пространное обсуждение зажигалки во всех подробностях навело их на разговор об электрических утюгах и грелках. Бэббит с виноватым видом признался, что пользуется по старинке простой резиновой грелкой, и объявил, что немедленно проведет электричество на веранду. Он с беспредельным, вдохновенным восхищением относился ко всякой технике в быту, хотя разбирался в ней довольно плохо. Но для него она была символом истины и красоты. Про любой новый сложный механизм, будь то токарный станок, двухкамерный карбюратор, пулемет, аппарат для автогенной сварки, он вызубривал какую-нибудь звучную техническую фразу и любил повторять ее, чувствуя себя знатоком всех тонкостей. Клиент; тоже благоговейно говорил о технике, и они в отличном настроении подъехали к дому, где осмотрели все - от шиферной крыши и двустворчатых дверей до безукоризненного паркета, после чего начались дипломатические переговоры с притворными обидами, удивленными возгласами и готовностью дать себя уговорить на то, что уже давно решено и что в один прекрасный день должно завершиться продажей дома. На обратном пути Бэббит заехал за своим компаньоном и тестем, Генри Т.Томпсоном, на его завод хозяйственного оборудования, и они вместе поехали через Южный Зенит - самый пестрый, шумный, интересный район города, мимо новых заводов из пустотелой плитки, с гигантскими стеклянными окнами за металлической обрешеткой, мимо угрюмых фабричных построек из закопченного красного кирпича, мимо высоких водонапорных башен, мимо огромных, как паровозы, красных грузовиков и сплетения подъездных путей, где стоял неугомонный грохот товарных поездов дальнего следования и по всем магистралям шли грузы: из яблоневых садов - по Нью-Йоркской Центральной, с пшеничных полей - по Большой Северной, с апельсиновых плантаций - по Тихоокеанской железной дороге. Они заехали поговорить с уполномоченным зенитского чугунолитейного завода о заказе художественной литой решетки для кладбища "Долина лип". Потом подъехали к конторе автозавода Зико и расспросили коммерческого директора Ноэля Райленда, можно ли получить скидку на машину его фирмы для Генри Томпсона. Бэббит и Райленд оба принадлежали к клубу Толкачей, а каждый из них считал себя в обиде, если не добивался скидки, покупая что-нибудь у сочленов по клубу. Но Генри Томпсон проворчал: "Да ну их к чертям! Стану я подлизываться из-за какой-то скидки!" В этом и была разница между Томпсоном - настоящим старозаветным поджарым янки, типичным грубоватым дельцом старой закалки, каких выводят в пьесах, и Бэббитом, упитанным, вежливым, деловитым, точным - словом, во всех отношениях современным бизнесменом. Когда Томпсон тянул в нос: "Вытряхивай мошну, дело на мази!" - Бэббита эти устарелые провинциализмы забавляли, как забавляет коренного англичанина речь любого американца. Бэббит считал себя гораздо культурнее и интеллигентнее Томпсона. Недаром он окончил университет, играл в гольф, часто курил сигареты вместо сигар, а когда ездил в Чикаго, брал номер с отдельной ванной. "Все дело в том, - объяснял он Полю Рислингу, - что этим старым бобрам не хватает тонкости, а без нее в наше время не обойтись!" "Правда, и цивилизация хороша в меру", - подумал Бэббит. Ноэль Райленд, коммерческий директор Зико, был выпускником легкомысленного Принстона, тогда как сам Бэббит был доброкачественным и стандартным продуктом из гигантского универмага, именуемого университетом штата. Райленд щеголял в гетрах, сочинял пространные письма о планировании городов, о хоровых кружках, и ходил слух, что, несмотря на свою принадлежность к клубу Толкачей, он носит в кармане томики стихов на иностранных языках. Это уж было слишком. Одной крайностью был Генри Томпсон, прикованный к земле, другой - Ноэль Райленд, витавший в облаках. А между ними, как столпы государства, защитники евангелической церкви, домашнего очага и процветающего бизнеса, стояли Бэббит и его друзья. Дав себе мысленно такую оценку - и, кстати, выторговав скидку на машину для Томпсона, - Бэббит с триумфом вернулся в свою контору. Но, проходя по коридорам Ривс-Билдинга, он вздохнул: "Эх, бедняга Поль! Надо бы мне... К черту Ноэля Райленда! К черту Чарли Мак-Келви! Воображают себя бог знает кем оттого, что делают дела больше, чем я. Да меня живым не затащишь в их клуб Юнион, там задохнуться можно. Я им... Ох, как не хочется сегодня работать! Что поделаешь..." Он ответил на телефонные звонки, просмотрел четырехчасовую почту, поговорил с квартиронанимателем о ремонте, разругался со Стэнли Грэфом. Молодой Грэф, разъездной агент конторы, постоянно намекал, что заслуживает повышения комиссионных, и сегодня тоже стал жаловаться: "Право, мне следует премия, если удастся продать дом Гайлера. Гоняю без передышки, каждый вечер занят, ей-богу!" Бэббит часто объяснял жене, что "лучше подмазывать своих помощников, пусть будут довольны, чем наседать на них, гнать в три шеи, хорошим отношением из них больше выжмешь", - но беспримерная неблагодарность Грэфа задела его за живое, и он рассердился: - Слушайте, Стэн, давайте потолкуем начистоту. Вам взбрело в голову, что все сделки заключаете вы. Откуда вы это взяли? Чего бы вы добились, если бы за вами не стоял наш капитал, наши списки, если бы мы не находили для вас объекты? Ваше дело маленькое - заключать сделки по нашим указаниям, и все. Ночной сторож и то сумел бы продать участки по спискам Бэббита - Томпсона. Говорите, у вас есть невеста, а все вечера приходится гонять за покупателями? А что же вам делать? Что вам нужно? Сидеть и держать ее за ручку? Так я вам вот что скажу, Стэн: если девушка стоящая, она сама будет рада, что вы стараетесь, зарабатываете деньги на гнездышко, вместо того чтобы любезничать с ней. Кому неохота поработать сверхурочно, кто предпочитает по вечерам зачитываться всякой дрянью, крутить романы, забивать головы девчонкам, тот не настоящий человек, энергичный, с Будущим, Прозорливый, - а нам только такие и нужны! А вы? Есть у вас Идеал? Хотите стать богатым, занять свое место в обществе или предпочитаете лентяйничать, жить без стремлений, без всякой цели? Но в этот день на Грэфа что-то не действовали разговоры об Идеале и Прозорливости. - Конечно, для меня самое важное - заработать! Поэтому я и заговорил о премии! Честное слово, мистер Бэббит, не хочу вам прекословить, но хуже гайлеровского дома я в жизни ничего не видел! Никто на него не позарится. Полы прогнили, стены трескаются. - Об этом-то я и говорю! Такие трудности только подстегивают комиссионера, который любит свою профессию. А кроме того, Стэн... в общем, мы с Томпсоном принципиально против премиальных. Вы нам нравитесь, мы с удовольствием поможем вам поскорее жениться, но не можем же мы обойти других наших работников. Начни мы давать вам премии, Лейлок и Пеннимен обидятся, скажут, что это несправедливо. Что правильно, то правильно, и никакого неравенства мы у себя в конторе не допустим, это нечестно! Вы только не воображайте, Стэн, что и сейчас, как во время войны, трудно найти комиссионеров, - нет, сейчас безработными хоть пруд пруди, сколько способных молодых людей согласились бы пойти на ваше место, радовались бы тем возможностям, которые мы вам даем, а не вели бы себя так, будто мы с Томпсоном - вам враги и на нас можно работать только за премиальные. Поняли вы меня, а? Поняли? - Да... Как будто понял... Ну что ж... - вздохнул Грэф и попятился к дверям. Бэббит не так уж часто ссорился со своими служащими. Он любил, чтобы его любили окружающие, он огорчался, когда к нему относились плохо. Но стоило им посягнуть на его священный кошелек, как с испугу он приходил в ярость, но потом, будучи прирожденным оратором и человеком высокой принципиальности, увлекался собственным красноречием и пылом добродетели. Сегодня он с таким вдохновением доказывал свою правоту, что вдруг подумал - а был ли он достаточно справедлив по отношению к Стэну. "В конце концов Стэн не мальчишка. Не стоило так его честить. А, черт, иногда не мешает как следует пробрать человека - ему же на пользу. Неприятная обязанность - да что поделаешь. Интересно, обиделся Стэн или нет? Воображаю, что он там говорит этой Мак-Гаун!" Но когда он вышел из кабинета в контору, оттуда на него пахнуло такой холодной ненавистью, что все удовольствие привычного вечернего ухода домой было испорчено. Бэббит был расстроен, не чувствуя того одобрения служащих, от которого так зависит всякий хозяин. Обычно он уходил из конторы в веселой суете, хлопотливо повторяя тысячу раз, что завтра трудный день и лучше бы мисс Бенниген и мисс Мак-Гаун пришли пораньше, а как только он сам придет, пусть ради всех святых ему напомнят позвонить Конраду Лайту. Сегодня он попрощался со всеми притворно бодрым и вместе с тем виноватым-тоном. Он боялся этих застывших физиономий, этих пристальных взглядов. Мисс Мак-Гаун подняла на него глаза от машинки, мисс Бенниген косилась исподлобья, Мэт Пеннимен вытянул шею из своего темного угла, у Стэнли Грэфа вид был замкнутый, мрачный, и Бэббит боялся их, как выскочка боится холодной чопорности своего дворецкого. Бэббиту до смерти не хотелось услышать за спиной их смех, и, пытаясь напустить на себя небрежную веселость, он что-то бормотал, развязно шутил и в конце концов с жалким видом протиснулся в двери. Но все огорчения как рукой сняло, когда уже со Смит-стрит перед ним открылась вся прелесть Цветущих Холмов: крытые красной черепицей и зеленоватым шифером дома, сверкающие стекла новых террас, ослепительно чистые стены. Он остановился у дома Говарда Литтлфилда, своего ученого соседа, и сообщил ему, что, несмотря на по-весеннему теплый день, вечер, вероятно, будет холодный. Входя в дом, он крикнул жене: "Где ты там?" - не испытывая, впрочем, особого желания знать, где именно она находится. Он осмотрел лужайку, проверяя, хорошо ли подчистил ее дворник. С некоторым удовлетворением, и после всестороннего обсуждения данного вопроса с миссис Бэббит, Тедом и Говардом Литтлфилдом, он пришел к выводу, что дворник подчистил лужайку очень плохо. Он сам срезал два пучка сорной травы большими портняжными ножницами жены, заявил Теду, что глупо держать дворника: "Такой верзила, как ты, сам мог бы делать всю работу по дому", - а про себя подумал: приятно, когда соседи знают, что благодаря его богатству сыну ничего делать по дому не приходится. Выйдя на террасу, он занялся дневной зарядкой: руки в стороны - две минуты, руки вверх - две минуты, бормоча при этом: "Надо бы больше гимнастики, подтягивает". Потом подошел к зеркалу проверить - нужно ли менять воротничок к обеду или сойдет и так. Как всегда, сошло и так. Служанка, мощная женщина, наполовину латышка, наполовину хорватка, ударила в обеденный гонг. Ростбиф, жареный картофель, фасоль - все оказалось в этот вечер превосходным, и после пространных рассуждений о погоде, о заработанных четырехстах пятидесяти долларах, о завтраке с Полем Рислингом и несомненных достоинствах новой зажигалки Бэббит снизошел до благодушного замечания: - Подумываю, не купить ли новую машину! Не знаю, как в этом году, но, может, и купим. Верона, старшая дочь, обрадовалась: - Знаешь, папа, уж если покупать, так закрытую! Это такая прелесть! Закрытая машина куда удобней открытой. - Ну, не скажи. Я вот люблю открытую, больше дышишь свежим воздухом. - Еще чего! Просто ты никогда в закрытой не ездил! Давай купим закрытую. Классная штука! - сказал Тед. "Да, в закрытой не так пылится платье", - вставила и миссис Бэббит. "И волосы не разлетаются", - добавила Верона. "И куда шикарней!" - подтвердил Тед, а Тинка, младшая, пропищала: "Давайте купим закрытую! Папа Мэри Элен уже купил закрытую!" Тед подвел итог: "У всех закрытые машины, кроме нас". Бэббит выдержал натиск: - Не понимаю, к чему эти разговоры! Во всяком случае, машину я завел не для того, чтобы вы, дети, разыгрывали из себя миллионеров. А я люблю открытую машину, чтобы летом можно было откинуть верх, прокатиться вечерком, подышать как следует свежим воздухом. Да и, кроме того, закрытая машина куда дороже! - Ну-у, вот еще! Если уж эти Доппелбрау могут купить закрытую, неужели мы хуже их! - подзадоривал Тед отца. - М-да... Я-то зарабатываю в год тысяч восемь, а он всего семь... Но я денег на ветер не бросаю, не расшвыриваю, как он, не трачу попусту! И вообще я считаю, что нельзя вдруг выбросить столько денег, лишь бы пустить пыль в глаза, и кроме того... Тут пошло горячее и подробное обсуждение обтекаемых корпусов, мощности, качества шин, хромированной стали, систем зажигания и окраски автомобилей. Речь шла не просто о способе передвижения - речь шла о завоевании рыцарского герба. В городе Зените, среди варваров двадцатого века, автомобиль определял социальное положение семьи, так же как звание пэра определяло знатность английских семейств, определял, пожалуй, даже более точно, если припомнить, с каким презрением старинная английская знать относилась к новоиспеченным баронам-пивоварам и виконтам-суконщикам. Правда, никаких местнических законов в Зените официально не существовало. Не было придворного этикета, который указал бы - должен ли младший сын лимузина пирс-эрроу садиться за обедом выше старшего сына закрытого бьюика, но уж в их относительной социальной значимости никто не сомневался, и если мечтой Бэббита в ранней молодости был пост президента, то мечтой его сына, Теда, был двенадцатицилиндровый паккард и прочное положение среди автомобильной знати. Но благосклонное отношение семьи, которое Бэббит завоевал разговором о новой машине, сразу улетучилось, когда они поняли, что в этом году никакой машины не будет. - Фу, безобразие! - огорчился Тед. - У нашей старой калоши такой вид, будто ее заели блохи и она так чесалась, что соскребла всю краску. На это миссис Бэббит рассеянно заметила: "Так с отцом не разговаривают", - а Бэббит рассердился; "Если ты такой безукоризненный джентльмен и вращаешься во всяком там бонтоне и прочее, так не бери вечером старую машину - и все!" - Да нет, я вовсе не к тому... - оправдывался Тед, и весь обед прошел в обычных семейных "радостях", пока Бэббит не сказал: - Ну, хватит, не сидеть же тут весь вечер! Дайте прислуге убрать со стола. Разговоры расстроили его: "Ну и семейка! И почему мы вечно цапаемся? Хорошо бы уехать куда-нибудь подальше, посидеть, подумать... С Полем... В Мэн... Надеть старые штаны, валяться на траве, душу отвести..." Жене он осторожно сказал! - Мне тут один человек писал из Нью-Йорка, хочет повидать меня насчет одной сделки. Возможно, придется отложить до лета. Лишь бы только это дело не заварилось как раз тогда, когда мы с Рислингами соберемся ехать в Мэн. Жалко будет, если не сможем поехать вместе. Впрочем, это еще не скоро... Верона убежала сразу после обеда, и никто ее не остановил, хотя Бэббит машинально бросил: "Посидела бы дома!" В гостиной на диване Тед пристроился учить уроки: планиметрия, Цицерон, мучительный разбор мильтоновских метафор в "Комусе". - Не понимаю, на кой черт нас заставляют учить эту старую рухлядь, всяких там Мильтонов, Шекспиров, Вордсвортов и как их там! - пожаловался он. - Ну, я еще согласился бы посмотреть Шекспира на экране, в хорошей постановке, со всякими трюками, но вот так, здорово живешь, сесть и _читать_ его... Нет, до чего только эти учителя додумываются, ужас! Миссис Бэббит, штопая носки, тоже высказалась: - Да, я сама не понимаю, зачем учить Шекспира. Конечно, я не стала бы спорить с профессорами, указывать им, но у Шекспира есть такие места, - правда, не скажу, что я сама его читала, но когда я была молодая, мне подруги показывали такие строчки, такие... ну, словом, совершенно неподходящие вещи. Бэббит сердито поднял глаза от юмористического приложения к газете "Вечерний адвокат". Это было его любимое чтение - комиксы, в которых мистер Джефф бомбардирует мистера Мэтта тухлыми яйцами, а мамаша учит папашу уму-разуму при помощи кухонной скалки. С благоговейным выражением лица, тяжело посапывая и полуоткрыв рот, он ежевечерне внимательнейшим образом изучал каждую картинку и терпеть не мог, когда прерывали этот торжественный ритуал. Кроме того, он сознавал, что по части Шекспира он не авторитет. Ни в "Адвокат-таймсе", ни в "Вечернем адвокате", ни в "Известиях зенитской Торговой палаты" еще ни разу не было передовицы о Шекспире, а пока один из этих органов не высказался, Бэббиту было трудно составить собственное мнение. Но и с риском утонуть в незнакомом болоте он не мог не ввязаться в спор. - Я тебе объясню, зачем учить Шекспира и прочих. Затем, что это требуется для поступления в университет! Лично я не вижу, зачем их надо было включать в программу нашей современной школы. Было бы гораздо лучше, если б ты проходил коммерческую корреспонденцию и учился составлять объявления или писать деловые письма, такие, что сразу действуют. Но программы существуют, и тут спорить, рассуждать и возражать не приходится. Беда твоя, Тед, в том, что ты сам не знаешь, чего тебе хочется. Но если ты поступишь на юридический факультет, - а ты туда непременно поступишь, мне самому не пришлось, но тебя-то я непременно отдам на юридический, - там тебе и английская литература, и латынь еще как понадобятся! - А, ерунда! Не понимаю, на черта мне юридический, и даже школу мне кончать незачем. Не хочется мне в университет! Ей-богу, сколько людей кончили университеты, а зарабатывают во сто раз меньше, чем те, кто сразу занялся делом. Старый Шимми Питере, наш учитель латыни, - он кандидат чего-то там по Колумбийскому университету, - ночи напролет читает какие-то трепаные книжки и вечно бубнит про "значение лингвистики", а сам, бедняга, еле-еле выколачивает тысячу восемьсот в год. Да за такие деньги ни один агент разъезжать не станет! Нет, я знаю, чего мне хочется! Я бы хотел стать летчиком или владельцем шикарного гаража, а еще я бы хотел - мне вчера про это один парень рассказывал, - я бы хотел стать одним из тех, кого "Стандарт Ойл" посылает в Китай, живешь там в особняке, делать нечего, можешь свет посмотреть, всякие там пагоды, море и все такое! А еще я мог бы учиться заочно. Вот это дело! Не надо отвечать какому-нибудь старому чучелу, которому только и дела, что выслуживаться перед директором, а учиться можно чему угодно! Вот послушай! Я собрал замечательные вырезки насчет всяких курсов. Он вытащил из учебника геометрии с полсотни реклам заочных курсов - вклад в педагогическую науку, внесенный энергичными и дальновидными коммерсантами Америки. На первой из них был изображен молодой человек с высоким лбом, железной челюстью и словно отлакированными волосами, в шелковых носках; держа одну руку в кармане, он вытянул указующий перст другой и явно очаровывал аудиторию, состоящую из господ с седыми бородами, внушительными животами, лысинами и всеми другими признаками мудрости и богатства. Над картиной был изображен вдохновляющий символ знания - не устарелая лампада, или факел, или сова Минервы, а ряд долларовых знаков. Текст гласил: "ОРАТОРСКОЕ ИСКУССТВО НЕСЕТ ВЛАСТЬ И БОГАТСТВО РАССКАЗ ЧЛЕНА НАШЕГО КЛУБА Как вы думаете, кого я встретил вчера в ресторане "Люкс"? Нашего старого приятеля, Фредди Дэрки, который был скромнейшим клерком в нашей конторе, - "мистера Мышь", как мы в шутку звали этого славного парня. Тогда он был настолько застенчив, что боялся директора как огня, и никто не мог оценить его отличную работу. И вдруг он - в ресторане "Люкс"! Преспокойно заказывает шикарнейший обед, со всеми "онерами" от сельдерея до орехов на десерт! И не только не стесняется официантов, как бывало в захудалом ресторанчике, где мы завтракали в добрые старые времена, а наоборот, распоряжается, словно миллионер! Я робко спросил его, чем он сейчас занимается. Фредди рассмеялся и ответил: "Слушай, старик, ты, наверно, не понимаешь, что со мной сталось! Могу тебе сообщить приятную новость: я теперь помощник директора нашей старой конторы, вступил на путь к настоящей Власти и Богатству, собираюсь купить двенадцатицилиндровую машину, жена моя блистает в свете, а ребята учатся в первоклассной школе. Вот как это вышло. Однажды я прочел о заочном курсе обучения: любого из нас предлагалось научить, как легко и непринужденно беседовать, отвечать на вопросы, вносить предложения начальству, добиваться ссуды в банке, как очаровывать публику шутками, анекдотами, рассказами и так далее. Объявление было составлено профессором ораторского искусства Уолдо Ф.Питом. Да, я тоже сразу не поверил, но все же написал (достаточно открытки с указанием адреса и фамилии) издателю и попросил выслать мне лекции без всяких обязательств (деньги возвращаются, если результат окажется неудовлетворительным). Мне прислали восемь лекций, написанных простым и ясным языком, понятным каждому, и я изучал их по вечерам в свободные часы, а потом стал практиковаться перед своей женой. Вскоре я увидел, что могу запросто разговаривать с самим директором. Я добился хорошей оценки моей добросовестной работы. Меня стали ценить, и я начал быстро продвигаться по службе. Знаешь, старый черт, сколько мне теперь платят? Шесть с половиной тысяч в год! И представь себе, я понял, что могу овладеть вниманием любой аудитории и заставить слушать мое выступление на любую тему. Как друг, советую и тебе, старина, выписать циркуляр (никаких обязательств!), а также ценную репродукцию художественной картины (прилагается бесплатно) по следующему адресу: Издательство кратких курсов самообразования. Почтовый ящик В.-А.Сэндпит, Айова". ЧЕМУ ВЫ НАУЧИТЕСЬ У НАС Как произносить речи в клубе. Как провозглашать тосты. Как рассказывать анекдоты. Как делать предложение руки и сердца. Как вести себя на банкетах. Как убеждать покупателей. Как расширить запас слов. Как производить впечатление на людей. Как стать глубоким, точным и оригинальным мыслителем. Как стать ХОЗЯИНОМ ЖИЗНИ. Проф. У.-Ф.ПИТ - автор ускоренного курса ораторского искусства, безусловно, является выдающимся ученым в области литературы, психологии и красноречия. Обладатель ученых степеней лучших наших университетов, лектор, неутомимый путешественник, автор множества книг, стихов и проч. Настоящий ВЛАСТИТЕЛЬ ДУМ. Готов передать вам все тайны своей культуры и непреодолимой власти над людьми в нескольких общедоступных лекциях, которые не помешают остальным вашим занятиям. СТОПРОЦЕНТНЫЙ ВЫ ЧЕЛОВЕК ИЛИ ТОЛЬКО ДЕСЯТИПРОЦЕНТНЫЙ?" Бэббит опять не знал, чем руководствоваться для авторитетных высказываний. Ни при вождении машины, ни при продаже недвижимости он никогда не сталкивался с вопросами - как солидный гражданин и настоящий человек должен относиться к передаче культурных достижений по почте. Он заговорил нерешительно: - Что ж, как будто тут обо всем сказано. Конечно, ораторское искусство - дело хорошее. Иногда мне казалось, что у меня самого есть какой-то талант, да, кроме того, я отлично понимаю, что, скажем, такой старый жулик, как Чэн Мотт, чего-то добивается в своем деле только потому, что умеет заговорить клиента, хотя сказать ему, в сущности, нечего. Конечно, все эти заочные курсы по всяким предметам ловко придуманы. И все-таки я тебе скажу вот что: не стоит зря переводить деньги на эти курсы, когда ты можешь получить блестящие знания и до ораторскому искусству, и по английскому языку в своей собственной школе - в самой большой школе штата! - Верно, верно! - с довольным видом подтвердила и миссис Бэббит, но Тед огорченно сказал: - Мало ли что, папа! Учат-то нас всякой чепухе, от которой никому пользы нет, - ну, я не говорю о ручном труде, машинописи, - да еще о баскетболе, танцах, а вот на заочных курсах учат таким вещам, которые каждую минуту могут пригодиться. Только послушай: "А ты - НАСТОЯЩИЙ МУЖЧИНА? Представь себе, что ты гуляешь с матерью, сестрой или любимой девушкой, и вдруг кто-то отпустит на их счет обидное замечание или непристойное слово. Неужели тебе не будет стыдно, если ты не сможешь за них заступиться? А сможешь ли ты, - вот вопрос! Мы учим боксу и самообороне заочно. Многие наши ученики сообщали, что после нескольких уроков они побеждали гораздо более сильных противников. Уроки начинаются с простейших движений, которые можно разучить перед зеркалом, - вытягивать руку или разворачивать плечи, как при плавании брассом и так далее. И незаметно ты выучишься профессионально нападать и обороняться, уклоняясь от удара и делая ложные выпады, как будто перед тобой настоящий противник". - Вот бы мне так! - мечтательно протянул Тед. - Я бы им показал! Есть у нас в школе один такой, треплет языком, так что деваться некуда, попался бы он мне в уголке, черт возьми... - Глупости! Ерунда! Глупей ничего не мог выдумать! - сердито оборвал его Бэббит. - Да ты только представь себе, вдруг я иду с мамой или Роной, а кто-нибудь отпускает на их счет обидное замечание или непристойное слово. Что я буду делать? - Ты? Наверно, побьешь рекорд по скоростному бегу! - Неправда! Я покажу этому мерзавцу, как отпускать обидные замечания насчет моей сестры, я ему всю морду... - Слушай, ты, недопеченный Демпси! Если я когда-нибудь услышу, что ты дерешься, я из тебя дух вышибу, хоть я и не практиковался перед зеркалом, как вытягивать руку! - Нехорошо, Тед, голубчик! - ласково сказала миссис Бэббит. - Разве можно драться! - Господи, ничего вы не понимаете! А вдруг мы с тобой гуляем, мама, а кто-нибудь отпустит на твой счет обидное замечание? - Никто никаких замечаний отпускать не будет, - внушительно сказал Бэббит, - лишь бы все сидели дома, учили геометрию и занимались делом, а не шлялись по бильярдным и кафе и по всяким злачным местам, куда вообще ходить нечего! - Ну, папа, ты тоже скажешь! А вдруг все-таки кто-нибудь посмеет... - А если посмеют, - пропищала миссис Бэббит, - я не обращу ни малейшего внимания - много чести! И вообще этого не бывает. Вечно слышишь про то, как к женщинам пристают, как их оскорбляют, а я в это не верю, тут сами женщины виноваты, пусть не строят глазки кому попало! Во всяком случае, ко мне еще никто не приставал... - Да ну, мама, неужели ты не можешь вообразить, что к тебе пристали? Понимаешь - вообразить! Неужели ты не можешь представить себе, что так случилось? Неужели у тебя не хватает воображения? - Как это я не могу себе представить? Конечно, могу! - Конечно, мама сумеет представить себе что угодно! - вступился Бэббит. - Уж не думаешь ли ты, что из всей семьи только у тебя одного есть воображение? Впрочем, какой смысл воображать? Воображение не доведет до добра. Глупо воображать, когда есть столько фактов, из которых можно сделать вывод... - Слушай, папа! Вообрази на минуту - понимаешь, вообрази, что в твою контору входит какой-нибудь твой конкурент, другой маклер... - Не маклер, а посредник! - Ну, посредник, которого ты ненавидишь... - Чего ради я буду ненавидеть других посредников? - Да ты только вообрази, понимаешь, ну представь себе! - Не желаю воображать всякую чушь! Да, есть люди моей профессий, которые опускаются до того, что ненавидят своих конкурентов, но был бы ты постарше и разбирался в делах, вместо того чтобы шляться в кино и бегать за девчонками в платьях выше коленок, за дурами, которые красятся и мажутся, как будто они хористки или бог знает кто, - тогда бы ты понимал и ясно представлял себе, что для меня самое главное, чтобы у нас, в коммерческих кругах Зенита, всегда говорили друг о друге в самых дружественных тонах, чтобы меж нами царил дух братства, сотрудничества! Вот почему я не могу вообразить, не могу себе представить, чтобы я вдруг возненавидел кого-нибудь из посредников по продаже недвижимого имущества, даже такого гнусного жулика и втирушу, как Сесиль Раунтри! - Ну, а вдруг! - Никаких "вдруг" тут не может быть! Но уж если бы мне нужно было кого-нибудь проучить, разве я стал бы прыгать перед зеркалом, вертеться и крутиться - зачем мне эти фигли-мигли? Представь себе, что ты где-то сидишь и тебя вдруг кто-то обругает. Что же, ты будешь боксировать и прыгать вокруг него, как учитель танцев, что ли? Ты просто уложишь его одним ударом (во всяком случае, надеюсь, что мой сын на это способен!), а потом оботрешь руки и забудешь о нем, вот и все - и нечего заниматься всякими заочными боксами! - Нет, все-таки... Понимаешь, я только хотел тебе показать - каким замечательным вещам можно научиться заочно, вместо всей этой жвачки, которой нас пичкают в школе. - Но, по-моему, вас учат боксу на уроках гимнастики! - Это не то! Поставят с каким-нибудь верзилой, он тебя и молотит кулаками в свое удовольствие, разве тут успеешь чему-нибудь научиться? Нет, спасибо! Ищите дураков! А ты послушай, тут у меня еще есть! Это были не объявления, а сплошная филантропия. Одно из них было украшено кричащим заголовком: "Деньги! Деньги! Деньги!" В другом рассказывалось, как "мистер П.Р., зарабатывавший всего восемнадцать долларов в неделю в своей парикмахерской, теперь, пройдя курс нашего обучения, получает не меньше пяти тысяч в год, сделавшись врачом остеопатом-виталистом". Третье объявление повествовало о том, как "мисс Д.Л., служившая упаковщицей в магазине, теперь получает десять долларов чистоганом в день, обучая по нашей индусской системе Правильному Вибрационному Дыханию и Психическому Самоконтролю". Тед собрал пятьдесят или шестьдесят таких вырезок из всяких ежегодников, воскресных приложений, художественных журналов и газет. Один благодетель умолял: "Не будьте в тени! Станьте популярным в обществе, зарабатывайте кучу денег! Вы можете завоевать сердца людей игрой на гитаре или пением! Наш тайный, недавно открытый метод обучения музыке дает возможность каждому ребенку или взрослому, без утомительных упражнений, специальных уроков, долгих занятий, без затраты денег, времени и сил, научиться играть по нотам на рояле, банджо, корнете, кларнете, саксофоне, скрипке и барабане, а также петь с листа!" Другой благодетель, под призывным заголовком "НУЖНЫ ДАКТИЛОСКОПИСТЫ - ОГРОМНЫЙ ЗАРАБОТОК!" доверительно сообщал: "ДЛЯ ВАС - люди с горячей кровью! - нашлась ПРОФЕССИЯ, которую вы так долго искали! ОГРОМНЫЕ ДЕНЬГИ - масса ВЫГОД, постоянные разъезды, неослабевающий интерес, увлекательные и захватывающие приключения, которых так жаждет ваш живой ум и мятежная душа. Подумайте, как заманчиво стать главным действующим лицом и сыграть решающую роль в разоблачении таинственных происшествий и загадочных преступлений. Занимаясь этой необычайной профессией, вы на равных встретитесь с влиятельнейшими лицами и вам часто придется путешествовать, иногда по отдаленным и неизведанным краям, причем все расходы оплачиваются! НИКАКОГО СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРА