возгласе из детективной мелодрамы все подняли головы.) Они хотят заставить профсоюзы, которые до сих пор обычно не принимали черных или обезвреживали их, выделяя в особые псевдосоюзы, они хотят заставить их широко открыть свои двери, чтобы каждый черный чурбан-землекоп мог войти туда и даже занять должность. Скоро вы увидите такую картину: дюжий черный профсоюзник является к вам в кабинет, усаживается, не снимая шляпы, пыхтит вам в лицо дешевой сигарой и учит вас, как вести дело, на создание которого вы отдали лучшие годы своей жизни. Да, да, а черные, как сажа, девицы будут требовать "права" пользоваться той же уборной, что и ваши дочери и ваши изящные секретарши! И вы, джентльмены свободных профессий, вы, врачи, и мои коллеги юристы, и даже лица духовного звания, не думайте, что вас это не коснется! Если вы не примете нужных мер, вас заставят брать на работу темнокожих секретарей и бухгалтеров, - и вы, умные люди, возглавляющие наше общество, допустили, чтобы этот заговор составился у вас под носом! (Впечатление было потрясающее. Все знали, что Род Олдвик - хороший малый, храбрый солдат, способный юрист, но он, оказывается, еще и недюжинный мыслитель и оратор! Да он, пожалуй, со временем подойдет на пост губернатора или сенатора Соединенных Штатов!) А теперь совершенно конфиденциально, чтобы вы могли защитить себя, свою честь и свой бизнес, я назову вам коноводов этого заговора - образованных негров, устроившихся на теплых местечках и не имеющих ни малейшего права вмешиваться в дела рабочих организаций. Самый опасный из них - некий Клемент Брэзенстейн, профессиональный агитатор с темным прошлым. Он не живет здесь постоянно, но, как тать, пробирается сюда под покровом ночи, чтобы подстрекать к мятежу здешних, очень, кстати сказать, активных предателей. В число их входит некий Райан Вулкейп, бывший солдат, выгнанный из армии за неподчинение приказам, и Сьюзен, она же София Конкорд, медсестра городской больницы, получающая жалованье из налогов наших сограждан, из ваших и моих денег, чтобы сеять разрушительную пропаганду среди безобидной негритянской бедноты! В том же заговоре участвует весьма подозрительный черный горлодер-проповедник, известный одураченной им пастве как "евангелист" Брустер, который кощунственно использует церковную кафедру для распространения красной доктрины восстания рабов, и бывший рабочий с фабрики патентованных средств, который выдумал, будто он ученый-химик, и именует себя "доктор" Ашер Дэвис. Все эти милые личности непрерывно поддерживают связь с еврейскими чиновниками в Вашингтоне, у которых есть тайный план: сделать КНРР - Конспирацию Негодяев, Разлагающих Республику, - основным законом страны, подменить ею наш Американский Образ Жизни и принудить каждого промышленника держать на работе целую кучу негров, независимо от того, нуждается он в них или нет. По всей Америке подготавливают они этот неслыханный переворот - от рыбоконсервных заводов старой Новой Англии до киностудий Голливуда, - не верьте мне на слово, джентльмены, а почитайте, что пишут сами негры в своих возмутительных газетах! Однако здесь, в Гранд-Рипаблик, они проявляют особое коварство, и с ними из вечера в вечер встречаются некоторые белые люди, и притом не евреи, не бродяги или преступники, а люди нашего с вами круга! (Род торжествующе окинул глазами аудиторию, на секунду взгляд его задержался на Нийле, и тот безмолвно ответил ему: "Хорошо, Род. Я готов".) Род продолжал: - Присутствующие здесь сегодня Уоргейты и Дункан Браулер достойны самой сердечной похвалы за то, что они в своем великодушии дали огромному количеству черных джентльменов возможность показать, на что они способны. Нужно сказать, что эти левые, эти витающие в облаках мечтатели из Вашингтона утверждают, будто бы цветные братья не уступают белым рабочим в точности, дисциплинированности и качестве работы. Но я уполномочен заявить, что Уэбб, Экли и Дунк пришли к совершенно иному выводу, и в ближайшее время общая картина на заводах Уоргейта значительно изменится и ухмыляющимся черным рожам будет уделено в ней куда более скромное место! (Нийл посмотрел на Экли, в лесном домике которого они так весело провели вечер две недели назад. Вид у Экли и у его отца был смущенный, но они не пытались возражать.) Итак, джентльмены, я нарушил традицию и не старался вас посмешить, потому что тем из нас, кто стоял под огнем неприятеля, будет не до смеха, пока мы не убедимся, что вы намерены сохранить для нас то, что мы сохранили для вас ценой своей крови, - чистую, честную, незапятнанную страну свободной конкуренции и инициативы - Америку Отцов Основателей! В знак одобрения они застучали кружками по столу и разбили свои глиняные трубки. Нийл думал: "Вот оно. Пора. Идет смотритель тюрьмы со священником". Доктор Дровер призвал к молчанию, чтобы поблагодарить оратора, и тут Нийл поднялся с места. Он заговорил бесстрастно, как чиновник, делающий очередной доклад, и все прислушались. Славный малый этот Кингсблад, неглуп, и перспективы прекрасные - он ведь служит во Втором Национальном, зять Морта Бихауса. - Я был ниже майора Олдвика чином, - сказал Нийл, - но я должен его поправить. Глаза его встретились с испытующим взглядом Рода. - Джентльмены, то, что Олдвик сказал о солдатах-неграх, - это бахвальство пополам с враньем. Это вредная чепуха. Род было поднялся, чтобы перебить его, но Нийл упорствовал: - Ты свое сказал, Род. Доктор Дровер бормотал что-то председательское, но доктор Генри Спаррок тявкнул: - Дайте ему слово! По всей комнате шел ропот: "Пусть говорит!" - и зловещий шип: "Интересно, что он скажет!" Роберт Кингсблад вскочил с места и стонал, страдальчески сгорбившись: "Замолчи, Нийл! Ради бога!" - а Нийл не спеша продолжал: - Олдвик ни слова не сказал ни о доблести, проявленной неграми, ни о подлых попытках офицеров и унтер-офицеров с Крайнего Юга разложить нашу армию путем разжигания расовой ненависти. Да я и не ожидал этого от человека, делающего политическую карьеру. Но его утверждения относительно доктора Дэвиса, доктора Брустера и мисс Конкорд - это уже просто ложь, и он даже имена их исказил. Мне стыдно, что я сидел здесь и слушал, потому что... Отчаянный голос Роберта - может, он и не сознавал, что говорил вслух, - молил его: "Нийл, не надо!" - ...потому что, - продолжал Нийл, - во мне самом есть то, что вы называете "негритянской кровью". Все словно окаменели. - Я негр всего на одну тридцать вторую, но в понимании Люциана Файрлока и его друга - мистера Уилбура Федеринга... Люциан отозвался, не повышая голоса: - Он мне не друг, Нийл! - Ну, хорошо, по принятому на Юге толкованию, которое южане навязали немудрящим карьеристам вроде Олдвика, это значит, что я - стопроцентный негр. Отлично. Я согласен. И никто из моих друзей не внушает мне большего уважения, чем доктор Дэвис, доктор Брустер, мисс Конкорд и мистер Брэзен_стар_! Я очень рад, что я негр, джентльмены, и очень оптимистически смотрю на будущее моего народа, и на этом кончим. Бун Хавок протянул: - Давно пора. В последовавшей затем какофонии Нийл расслышал голос Пратта, визгливо утверждавшего, что все это неуместная шутка, расслышал истерические опровержения Роберта и обрывок спора между Файорлоком и Браулером по поводу квалификации Аша Дэвиса. Вся эта болтовня потонула в яростном реве дородного подрядчика Буна Хавока, который орал на Браулера: - Вы еще рассуждаете, умеет ли какой-то ниггер отличить пробирку от собственного пальца, когда тут такое творится - член клуба признался, что он ниггер, и всех нас покрыл позором! Кому интересно слушать о черных солдатах... Полковник Леви Тарр начал было: - Мне интересно! Дискриминация, которой они подвергаются... Доктор Рой Дровер приглушил его: - К черту! Как председатель этого клуба предлагаю немедленно принять заявление мистера Нийла Кингсблада о выходе из членов - сию же минуту. Нийл смотрел не на Дровера, а на Рода Олдвика - спокойного, улыбающегося, злобного. Заговорил Грег Марл: - Рой! Прежде чем мы предпримем этот шаг, я предлагаю разойтись по домам и все обдумать, а завтра можно назначить комиссию для разговора с Нийлом. Пока же я обещаю, что мои газеты будут молчать и информационные агентства ничего не узнают, если только это будет от меня зависеть и если все вы сумеете держать язык за зубами. Судья Кэсс Тимберлейн твердо заявил: - Не знаю, насколько это было умно с его стороны, но, во всяком случае, Нийл показал, что он не трус, а нам нечего зря горячиться. Экли Уоргейт - Нийл когда-то играл с ним в шашки и обыгрывал его - Экли крикнул: - Конечно, нам нечего горячиться, но я и сейчас знаю, как я смотрю на это дело. Я всегда считал Нийла своим другом и с удовольствием принимал его у себя. Я как будто всегда хорошо к нему относился. И я возмущен тем, что он, притворясь белым, пролез ко мне в дом и держал себя с моей женой и детьми как равный. Могу заверить его и вас, что больше этого не случится. Джад Браулер - добрая душа, самый старый и верный друг - встал с места и заявил: - По-моему, все это глупости! Все мы знаем, что Нийл - замечательный парень, а уж лучшего друга во всем городе не найти. Ну что такое одна тридцать вторая негритянской крови? Все равно он здесь самый белый человек, и я от него не отступлюсь. Разгорелся неистовый спор, и под шум его Нийл вышел из комнаты. Он устал. Он не мог больше слышать их голосов. Словно занавес опустился между ним и этими белыми людьми. Разрыв с белой расой был куда важнее, чем разрыв с Федеральным клубом. Джад Браулер нагнал его в вестибюле и пробурчал: - Черт возьми, и дурак же ты, брат, что выболтал это, но мы за тебя постоим. Приходи к нам с Вестл обедать, вот хоть во вторник, на Новый год, и мы все обсудим. Идет? Ну вот и отлично. 37 Когда он пришел домой, Вестл сидела в гостиной в пушистом халатике с вязаньем в руках - домовитость для нее необычная. - Вот ты меня и поймал. Я тебе вяжу шарф, но к рождеству он, проклятый, не связался, так я решила кончить хоть к Новому году и... Что это? Нийл! Почему ты так стоишь? Нийл! Не может быть! Неужели все узналось? - Род Олдвик так безобразно ругал негров, что я был вынужден заявить публично, что я тоже негр. Смешно сказать: "Я - негр". - Смешно. Да. Ужасно смешно. Так же, как то, что я - жена цветного. Что Билли цветная и, значит, обречена. Да, смешно. И надо что-то поскорее делать, чтобы не дать хода твоему прелестному публичному признанию. Только не знаю, что. Она уже была у телефона, вызвала доктора Кеннета, попросила его приехать к Мортону Бихаусу. Позвонила в Федеральный клуб отцу и Роберту. Одеваясь наверху, в спальне, под безучастным взглядом Нийла, она сказала, чуть не плача: - Только бы ты ничего не говорил! - Я, кажется, молчу... Она попробовала улыбнуться: - Нет, молчать не надо, но только не говори ничего лишнего. Я не собираюсь от тебя отступаться - или, может быть, я тебе уже не нужна? Может быть, я не гожусь даже в жены цветному? - Не говори глупостей. - Почему глупости? Раз ты так поступил со мной. Я многое могу выдержать, по крайней мере я так считала, но за Бидди... - Вестл, ни к чему это. Все очень просто. Раз я негр - значит, так оно и есть. И Джад Браулер - да, наверное, и многие другие - находят правильным, что я отношусь к этому честно. - Я, наверное, могла бы возненавидеть тебя, пожалуй, могла бы, но этого нет, пока еще нет, и когда я смотрю на тебя - какой ты здоровый, рыжий, хороший, такой, как всегда, - мне как будто не противно, только... Может, дяде Оливеру удастся доказать, что произошла ошибка, что ты нисколько не негр? - Тогда я сам уйду к неграм. Мне Аш, Ивен, Фил, Софи и Вулкейпы нравятся больше, чем Род Олдвик, и док Дровер, и Оливер Бихаус. - А что это за таинственные личности? Черномазые? Казалось немыслимым, что она не знает этих людей, когда для него они важнее всех на свете. - Это негры, которых я ценю за их доброту, и ум, и смелость, и... - Ах, перестань! Ты стал совершенно невозможен! Жилище мистера Мортона Бихауса можно было охарактеризовать одним словом: монументальность. Тридцать лет ушло на то, чтобы окончательно выбрать место для его ночных туфель и подыскать достаточно монументальный буфет. В этой цитадели, где самый воздух, казалось, был дубовый, как и обшивка стен, Нийла ждали похожий на вспугнутого аиста доктор Кеннет в костюме, надетом поверх пижамы, и в клетчатом пальто, брат Роберт, глядевший как норовистый бык, и хозяин дома - неподвижный идол с живыми глазами. Роберт начал: - Я говорил с мамой по телефону, Нийл, и она категорически опровергает всю эту историю. Она говорит, что ты должен созвать членов Федерального клуба и заявить им, что у тебя был припадок. Мортон Бихаус сказал: - С тем же успехом частное лицо могло бы приказать собраться конгрессу. Теперь поздно. Ведь я сам был при этом и скажу вам, Нийл, лучше бы вы убили мою дочь, чем совершили по отношению к ней такую непристойность. Она, разумеется, немедленно уйдет от вас, хотя бы из уважения к себе. - Не уйду, - сказала Вестл. - Ты думаешь? Вот подожди, пока Лорен Уоргейт и Дженет Олдвик перестанут здороваться с тобой на улице. - Я не буду ждать. Я сама первая перестану с ними здороваться. Мортон не рассердился: - Так, так, дочка. Вначале это трудно. Твоя преданность естественна, иного я от тебя и не ожидал. Все Бихаусы - преданный народ. Но когда твое чувство долга будет удовлетворено, ты согласишься со мной, что этот субъект, твой муж - сейчас он еще твой муж, - самый неприличный, себялюбивый, скверный фигляр, скандалист и хулиган, когда-либо позоривший наш город! Роберт испугался, но родственные чувства превозмогли, и он пробурчал: - Хватит с нас ваших дерзостей, Бихаус! - Безусловно, - сказал доктор Кеннет. И Роберт подхватил: - Мой отец и я, мы любим этого мальчика, хоть он и ведет себя, как помешанный, и вполне возможно, что ваша дочь тоже его любит, а значит, и говорить больше не о чем. Но оказалось, что много о чем еще нужно говорить, и Нийл с Вестл вернулись домой только в четвертом часу. Когда они вошли. Билли проснулась и расплакалась. Они с грехом пополам успокоили ее и сами улеглись, но пролежали остаток ночи без сна. Вестл уверяла: - Я очень тебя люблю и буду поддерживать тебя, пока хватит сил. Но мученичество не в моем характере. По-видимому, я даже менее интеллектуальна, чем твои замечательные ниггеры. - Вестл! - А что мне делать? И так до рассвета, до железно-серого рассвета с мокрым снегом. На следующий день секретарь Федерального клуба, изысканно любезный Верн Авондин, сообщил Нийлу по телефону, что в полдень состоялось заседание комиссии, "принявшей его заявление о выходе из членов". Верн выразил надежду, что "ваша супруга и мисс Элизабет весело проводят праздники". - Так весело, что дальше некуда, - сказала Вестл, которая подслушивала у отводной трубки. Как свойственно мужьям, он поверил, что одержал легкую и прочную победу, что Вестл простила ему дурной вкус, проявленный им при выборе предков. Как свойственно женам, даже очень хорошим женам, она дала ему открыть забрало и тогда нанесла удар. В туманный декабрьский вечер, когда они только что весело решили, что не стоит идти в гости к Нортону Троку, она перешла в наступление: - Но, пожалуйста, не думай, что раз я не устраиваю тебе сцен, значит, мне не обидно, что из-за твоего идиотского упрямства мне никуда нельзя ходить - никуда и никогда. Временами я вдруг начинаю видеть в тебе негра, - надеюсь, что это пройдет, - так и вижу, как ты волочишь ноги и глупо скалишь зубы... - Неужели ты внушила себе, что для тебя все негры такие? - Не внушила, а знаю, что для меня они все такие, все... И на лице у тебя мне чудится какая-то страшная тень. Мне все негры всегда были противны, особенно этот их дурацкий смешок. Они знают, что они ниже нас! Он спросил не слишком ласково: - А у тебя есть знакомые негры, кроме Белфриды? - Да! Ты, и твой безмозглый братец Роберт, и твои сестры... Ох, прости, милый, пожалуйста, прости. Это я с горя. Я готова поколотить себя за эти слова. - За какие слова? Ведь это правда! - Честное слово, Нийл, я все стерплю, только не будь ты со мной таким смиренным и праведным. Этого я не выдержу. И все же на сей раз они еще сумели избежать самых острых мук семейной ссоры. Холостяцкий вечер в Федеральном клубе состоялся в четверг 27 декабря. Второй Национальный Банк был открыт весь день в пятницу и полдня в субботу; был он открыт и в понедельник, накануне Нового года. Все эти дни автомат по имени Наш Мистер Кингсблад исправно работал, сидел у окошечка кассы, давал советы ветеранам, у которых сам не решился бы попросить совета, говорил с мистером Праттом о приглашении рабочих для мытья окон. Во время их беседы Пратт без конца откашливался и изображал на лице ненужные улыбочки, и Нийл спрашивал себя: неужели свершилось чудо? Неужели Пратт намерен принять героическое решение, что эта негритянская легенда его не касается? Потом он заметил бегающий взгляд Пратта и понял, что этот достойный джентльмен старается разглядеть его ногти... убедиться, не отливают ли лунки синевой. Он застыл, как солдат из дворцовой охраны, на которого устремлен подозрительно задумчивый взор диктатора. В воздухе повеяло смертью. Но нет, опасность миновала - покуда какой-нибудь клиент не заявит претензию, что его заставляют иметь дело с этим цветным - как его - Кингсбладом. К моменту раздачи новогодних наградных, когда всем служащим полагалось выражать радостное удивление по поводу отеческой заботы со стороны банка (и кое-кто действительно бывал удивлен), и когда все они, как цветы на грядке, выстроились в кабинете директора, Нийл, по всем признакам, еще числился в штате. Но как раз когда подошла его очередь получить конверт и полагающуюся к нему стандартную фразу, мистер Пратт кашлянул: "Я на одну минуточку, сейчас вернусь", - и Нийл принял свои позолоченные кандалы не из бледных, стерильно чистых директорских рук, а из широкой лапы мистера С.Эшиела Денвера. "Я еще здесь служу, но сдается мне, что вице-директором этого банка я не буду". Разумеется, все узналось. Хоть и не сразу. Разумеется, все очевидцы великосветского скандала в Федеральном клубе поклялись молчать; и, разумеется, каждый из них кому-нибудь да проболтался. До Нового года в печать ничего не проникло, но местная радиостанция, владельцем которой являлся оскорбленный в своих лучших чувствах мистер Харолд В.Уиттик, пообещала в своей передаче сплетен, именовавшейся "Городские новости", что через несколько дней сможет сообщить своей необъятной аудитории (местная радиостанция питала пристрастие к грандиозным масштабам) подробности некоего скандального происшествия, доказавшего, что некий банковский деятель, широко известный на севере Среднего Запада, годами вел постыдную двойную жизнь. Услышав это, Нийл и Вестл переглянулись, и им стало страшно. Накануне Нового года позвонил Джад Браулер: - Послушай, старик, я оказался в ужасно неудобном положении. Жена и отец мне проходу не дают за то, что я хочу открыто поддерживать тебя в этом... ну, ты понимаешь. Так что, пожалуй, вы лучше не приходите завтра обедать. Может получиться неприятно для вас. Но лично я тебя вполне одобряю. Я на днях тебе позвоню, сговоримся позавтракать вместе. Больше Джад не звонил. Они давно предвкушали веселую встречу Нового года в загородном клубе "Вереск". Они остались дома и провели довольно унылый вечер. Нийл тревожился: - Не уволят же меня из банка, а? Что нам тогда делать? - Не знаю. Мы как-то привыкли считать себя обеспеченными людьми. Может, старый клубмен папа Мортон решит не давать мне больше карманных денег, как ты думаешь? - Ну, это-то не страшно. Как-нибудь проживем. - Нельзя сказать, чтобы голос его звучал победно. Столь революционное высказывание заставило ее встрепенуться, и теперь она размышляла вслух: - Вероятно, в Америке есть немало людей, которые под Новый год всегда боятся, не потеряют ли они в наступающем году работу. - Да, мой друг, дворник Джон Вулкейп едва ли сейчас прикидывает, есть ли ему смысл продать свои акции "Дженерал моторс" и вложить деньги в недвижимость. - Ах, пожалуйста, не читай мне мораль и не тычь мне в нос своих высокосознательных друзей! Право же, в том, что ты родился цветным, нет никакой заслуги. Неужели ты не можешь забыть об этом, когда ты со мной? Я-то уж так стараюсь забыть! - Ты права. Я, наверно, скоро стану таким же фарисеем, как Коринна Брустер. - А что это за мисс Коринна? Я же понятия не имею обо всех этих людях, с которыми ты, по-видимому, много встречался за последнее время. Нийл, ты очень отдалился от меня. Ах, вот что! - Ее печальный тон сменился резким. - Это не та ли цветная красавица, что вломилась к тебе сюда как-то вечером? - Нет, то была другая. Я, видишь ли, пользуюсь успехом. Ты уж не вздумала ли, киска, удостоить меня своей ревностью? Он постарался придать своим словам тон милой семейной шутки. За весь вечер к ним наведалась только Пат Саксинар, а Пат так пылала восторгом по поводу своей принадлежности к неграм - она только что обнаружила существование Гарриет Табмен и Национальной Ассоциации Содействия прогрессу Цветного Населения, - что раздражала закаленного в расовых боях Нийла не меньше, чем сам он раздражал Коринну Брустер. В две минуты первого им позвонил доктор Кеннет, голос у него звучал совсем по-стариковски: - Мой милый мальчик, от всей души желаю тебе и твоим всего хорошего в наступающем Новом году. Я стараюсь все уладить, и да благословит тебя бог! "Трудно будет папе работать, если у него начнут дрожать руки. Может, напрасно я... Поздно". Вестл в эти дни особенно старалась развлекать Бидди; всем своим поведением она словно говорила: "Да, детка, мамочке очень, очень весело". Но девочка смутно ощущала тень ужаса, нависшую над домом, а заодно и то, что здесь придают неестественно большое значение неграм. С невинным коварством, присущим всем Милым Крошкам, она вернула Принцу старое имя и бегала по всему дому, выкликая: "Ниггер, Ниггер, Ниггер!" Вестл, дрожа от ярости, шепнула Нийлу: - А вдруг Кертис Хавок услышит из своего дома? Он, наверно, знает от отца. Но если я попробую ее утихомирить, она пуще раскричится. Как-то в январе поздно вечером они снова услышали сквозь шум метели слабое подвывание: "Ниггер, Ниггер, Ниггер!" - Придется пойти и заставить ее замолчать, - вздохнула Вестл. Нийл сказал: - А ты уверена, что это Бидди? 38 Буря разразилась внезапно. Во вторник, через неделю после Нового года, Нийл сидел за своим столом в банке, когда честный Джад Браулер, живший в двух шагах от Нийла, но теперь почему-то никогда не встречавшийся ему на улице, появился перед ним и сказал: - Нийл, ты отлично знаешь, что сам я свободен от предрассудков, но все как будто считают, что я должен оберегать мою жену и дочь, так что, пожалуй, лучше нам с тобой по возможности не видаться. - И зашагал прочь, не дожидаясь ответа. Потом, когда Нийлу уже порядком осточертело неослабное внимание Пратта, в атаку двинулись все старые друзья. Кертис Хавок, увидев во дворе Нийла, крикнул жене: "Вон он, чертов ниггер!" Щеголь Элиот Хансен позвонил по телефону Вестл, и его намеки в переводе на английский язык означали, что, когда она устанет от постыдного сожительства с цветным, он с удовольствием пригласит ее в ресторан и постарается быть ей полезным. (Она рассказала Нийлу.) Но тяжелее всего было встретить Рода Олдвика и услышать его елейное, как пасхальное благословение: "Доброе утро, Нийл!" Потом, похожая на мелкий холодный дождик, пришла уверенность, что весть уже поползла по всему городу. Какой-то незнакомец, смуглый и мрачный, склонился над столиком Нийла в кафетерии, где он одиноко завтракал эти дни, и таинственно забормотал: - Вы меня не знаете; я торгую фруктами, и все думают, что я грек. Но я цветной, как и вы, только я-то об этом молчу. Послушайтесь моего совета, брат, и поступайте так же. Самую откровенную издевку позволил себе Эд Флирон, новый мэр Гранд-Рипаблик, занявший этот пост после Уильяма Стопла. Он был владельцем большой аптеки, где по дешевке продавались сваленные в неаппетитные груды сандвичи, резиновые купальные чепчики, засохшие конфеты, детские велосипеды, электрические вентиляторы и кое-какие лекарства, а покупателей обслуживали бестолковые девушки, от которых больше пользы было бы дома на ферме. Мэр Флирон ввалился в гостиную Нийла, когда Вестл не было дома, и выпалил: - Я мэр этого города и ваш сосед, к сожалению! Нийл, естественно, рассердился: - Да что вы, Эд? А я думал, вы живете в Свид-холлоу. - Прошу не дерзить мне, Кингсблад. Я мэр этого города... - В самом деле? - ...и я вам говорю: мы не желаем, чтобы вы, ниггеры, забирались в районы, где живут порядочные белые люди, портили детей и пугали женщин. - И сбивали цены на земельные участки? Старо, Эд. - Пусть старо, зато правильно, и вы еще об этом услышите, а если моя полиция заинтересуется вашими делами, не вздумайте лезть ко мне с жалобами, как к мэру города! - К вам? Да я лучше... А ну, ладно. Убирайтесь вон! Бессменный соперник мэра Флирона, бывший мэр Стопл, который в качестве агента Бертольда Эйзенгерца занимался в свое время планировкой Сильван-парка, пожаловал на следующий вечер. Но у этого подходец был другой. Он ни словом не упомянул о неграх; он затараторил: - Нийл, миссис Кингсблад, у меня есть один клиент, который спит и видит, как бы переехать в Сильван-парк, и дом ваш ему очень нравится, а с другой стороны, у меня есть на примете чудесный домик в Кэну-хайте, по соседству с нашим милейшим Люцианом Файрлоком. - Он не добавил, что это означает также - по соседству с доктором Ашем Дэвисом и недалеко от Шугара Гауза. - Там, правда, менее благоустроено, но зато вид оттуда гораздо лучше, вы говорите, у вас тут красиво, - господи, а там вид на весь Саут-энд - просто дух захватывает. Если бы вы, друзья, согласились на обмен, разумеется, с небольшой приплатой, я мог бы выгодно вам это устроить, а кто же отказывается от своей выгоды, ха-ха? Нийл сказал: - Нет. Это наш дом. Вестл сказала: - Конечно, нет. Что за вздор! И почему Кэну-хайтс? Там такое смешанное население - евреи, итальянцы и даже... Ах, так. Понимаю. Мистер Стопл выразился деликатно: - Едва ли ваша разборчивость сейчас уместна, миссис Кингсблад. И условия в следующий раз будут куда менее соблазнительные. Но я несколько дней подожду вашего ответа. Всего хорошего. Нийл сказал: - Он знает. Вестл сказала: - Ну еще бы он не знал! Наверно, все уже знают... А что, в Кэну-хайтс живут все сливки негритянского общества? Вроде доктора Мелоди? - Понятия не имею. - А разве твои... разве никто из твоих знакомых негров не живет в Кэну-хайтс? - Этого я не говорил! Я ничего подобного не говорил! Я не говорил, что никто из моих знакомых негров не живет в Кэну-хайтс! Я просто сказал... я сказал, что не знаю, где живет доктор Мелоди, - я и не знаю! - Господи, Нийл, ты никогда не отвечал мне таким тоном! - Ты права и - прости, пожалуйста. Не будем ссориться из-за пустяков. (Он почувствовал, что она сверхчеловеческим усилием удержалась от реплики: "я не начинала ссориться", - и это придало ему бодрости.) Не допустим, чтобы они одолели нас, восстановив друг против друга. - Ни за что!.. Во всяком случае, постараемся. Они долго гадали, и в этот вечер, и после, многие ли уже знают и что говорят. Вестл едва смела верить, что соседские дети до сих пор не ополчились на Бидди и по-прежнему видят в ней только веселую подружку и выдумщицу, всегдашнего их коновода в самых шумных играх. Все дети, кроме Пегги Хавок. Та раньше ходила по пятам за Бидди, а теперь она редко появлялась во дворе, и Вестл с болью в душе смотрела, как Бидди, не дозвавшись Пегги, стоит озадаченная, медленно водит по снегу носком красного сапожка, смотрит, не отрываясь, на дом Хавоков, тщетно ждет. Соседи при встречах бывали по большей части сугубо любезны и сугубо лаконичны. На лицах у них было написано, что они видят в Нийле и даже в Вестл нечто новое и предосудительное. Откровеннее других был добродушный мистер Топмен, который в пятьдесят лет дослужился только до кассира в Торговом и Горно-Промышленном Банке. Он остановил Нийла на улице и кротко сказал: - Я слышал, что в вас есть негритянская кровь, Нийл. Признаюсь, это меня удивило. Я всегда думал, что все негры огромные, черные и страшно вороватые. Неужели я ошибался? Он взывал к Нийлу, как к высшему авторитету, и Нийл ответил авторитетно: - Вы ошибались. - Подумайте, как интересно! А скажите, негры охотно возвращаются в Африку? - Сколько мне известно, они туда не возвращаются. - В самом деле? Я и не знал. А вот один швед - тот, я знаю, вернулся к себе на старую родину. - Это не совсем одно и то же. - Да? Очень интересно. Скажите, Нийл, а вы знаете такого негритянского проповедника, в Атланте, штат Джорджия, - я про него читал, зовут его... нет, точно не могу вспомнить, Джордж Браун или что-то в этом роде - вы знаете, кого я имею в виду. - Боюсь, что нет. - Или, может быть, Томас. Я думал, может, вы про него слышали. А скажите - меня всегда занимал этот вопрос: самые знаменитые цветные дирижеры - вот, скажем, Дьюк Эллингтон, - сколько они зарабатывают в год чистых? - Боюсь, что и этого я не могу вам сказать. - Неужели не знаете? Ну, а скажите, верно, что негры всегда хотят жениться на белых женщинах? - Очень сомневаюсь, но наверно сказать не берусь. - Как странно! Я думал, вы, цветные, решительно все знаете об этих вещах. Если было что-то комичное в попытках мистера Топмена найти общие интересы с эфиопом Кингсбладом (которого он знал всего тридцать один год), то комизма сильно поубавилось, когда он спросил участливо: - Если у вас с Вестл родится еще ребенок, есть все-таки надежда, что он будет не совсем черный? В тот раз Нийл вспомнил свою прозрачно-розовую Бидди, и вопрос насмешил и немного раздосадовал его, но позже, когда он услышал его раз десять, а в намеках уловил раз сто, это уже было очень досадно и совсем не смешно. Нийл как-то расспросил Аша Дэвиса о данных генетики и узнал, что на десять тысяч случаев не бывает ни одного, чтобы дети, рожденные от союза "цветной" и "белой" особей, были темнее, чем более темный из родителей. Но Нийлу предстояло убедиться, что среди такого невежественного элемента, как ректоры колледжей, агенты по продаже швейных машин и популярные лекторы, твердо держится убеждение, будто всякий, в ком есть хоть 0,000001 процента негритянских генов, женись он даже на женщине белой, как мрамор (белизна которого общеизвестна), произведет на свет потомство, черное, как душа диктатора. То обстоятельство, что сии радетели о пользе общества сами никогда не слышали о подобном случае, не имело значения, потому что все они слышали об этом от кого-то, кто об этом слышал! Нийл не сразу додумался до того, что даже если у таких родителей и родился бы такой эбонитовый ребенок, все же это был бы их ребенок, родной и любимый. Орло Вэй сказал У.С.Вандеру, тоже одному из столпов Сильван-парка: - Он дурак, но он всегда был приятным соседом - его дом как раз напротив моего, и я что-то не уверен, можно ли считать его ниггером, раз он только на одну тридцать вторую черный. Мистер Вандер проворчал: - Я так понимаю, что ниггер - это тот, кто публично и всерьез в этом признается и тем сам себя вышибает из человеческого общества, будь он черный хоть на одну сто тридцать вторую. - Пожалуй, вы правы, - поспешил согласиться Орло. И довольно скоро в Гранд-Рипаблик утвердилось мнение, что Нийл - "если вы хотите знать точно" - на одну четверть негр. Теперь, когда он спешил к Дэвисам и Вулкейпам, он с облегчением сознавал, что не нужно больше лгать Вестл. Каким-то образом вся Майо-стрит прослышала о его выступлении в клубе, и здесь его любили, хотя кое-кто и подсмеивался над ним: Он и сам не заметил, как у него вошло в привычку по дороге домой заглядывать к Джону и Мэри. И нередко у Аша он встречался с Софи, и в их тревожной дружбе было словно ожидание чего-то. Ему нужна была их поддержка, потому что в конце января уже не проходило дня без того, чтобы кто-нибудь, решив проявить оригинальность, не напомнил ему, что он "цветной". Том Кренуэй, не зная, чем бы попрекнуть его на словах, выражал укоризну всем своим видом. Седрик Стаубермейер старался глазеть на него так, как белым полагается глазеть на негров. Зато Роза Пенлосс, жившая кварталом дальше, с робкой приветливостью махала ему рукой. В кухне Шерли Пзорт, не совсем разобрав, в чем дело, решила, что негритянкой оказалась Вестл, и стала с ней особенно ласкова, как с подобной себе иммигранткой. Доктор Коуп Андерсон, химик и сослуживец Аша, зашел с дружеским визитом в сопровождении либерального священника Ллойда Гэда; а в банке Люциан Файрлок пользовался каждым удобным случаем, чтобы на виду у всех пожать Нийлу руку. Потом у них побывал человек, годами известный в доме как "тот старичок, что ходит с черного хода". Он часто появлялся под вечер с корзинкой на руке и предлагал купить откормленную курицу, вишневого джема, яиц или замысловатый кофейный торт, который испекла его жена на далекой ферме за озером Мертвой Скво. В этот раз его нерешительный звонок у задней двери раздался в двенадцатом часу ночи, и хозяева встревожились, сразу представив себе пьяного Кертиса Хавока или грозного мэра Флирона с его полицейскими молодчиками. Нийл пошел отворять, а Вестл следовала за ним, твердо шагая, точно телохранитель с автоматом. Старичок стоял в полумраке на цементном полу заднего крыльца. - Мистер Кингсблад... Нийл, я сегодня ничего не принес на продажу, но я только что узнал, сколько мужества вы проявили, и хочу вас поблагодарить. Но, с другой стороны, в автобусе незнакомая старушка напустилась на Нийла: - А известно ли вам, приятель ниггер, как вас накажет господь бог, заповедавший, что эфиопам положено пребывать в вечном рабстве на кухне, а не разъезжать в автобусах с приличными белыми людьми? Кто не слушается слова божия, того ждет ад и скрежет зубовный, так в писании сказано, так повелел господь всемилостивый, благословенно имя его! А потом посыпались письма. Дедушка Эдгар Саксинар написал из Миннеаполиса, что Нийл неблагодарный лжец, что никакого Ксавье Пика никогда на свете не было. Владетельный Бертольд Эйзенгерц написал из своей зимней виллы на Палм-Бич, что очень дорожит знакомством с Нийлом и сумеет соблюсти его финансовые интересы, если он переедет в другое место. Дрексель Гриншо написал, что не стоило белому джентльмену, такому, как мистер Кингсблад, привлекать внимание к их несчастной расе, потому что этим он только ухудшил их положение. А дальше шли анонимные письма - гримасы славы, - состряпанные в болезненном исступлении невропатами из тех, что ночами бродят по глухим переулкам и отравляют кошек. Первое из десятка таких посланий было написано ревматическим почерком на линованном листке из блокнота, вложенном в дешевый конверт с адресом, выведенным кривыми печатными буквами: "_Дорогой нахальный ниггер мистер Кингсблад_! Вам наверно и не снилось что я узнаю как вам пришлось сознаться вы все время притворялись порядочным белым человеком а теперь вас уличили в таком грязном деле что вы попросту ниггер вы и стараетесь выкрутиться кричите что ниггеры не хуже белых а читали бы библию так знали бы что это враки там ясно сказано бог сотворил ниггеров чтобы служить белому человеку а если бы богу угодно было чтоб ниггеры были все равно что белые и учились бы на докторов и адвокатов и так далее стал бы он их делать другого цвета конечно не стал бы. Он для того их и сделал черными уродами вроде вас чтобы ясно было какая это низшая раса а вам это и в голову не пришло. В том-то и беда с вашим братом что вы не хотите пошевелить своими черными мозгами а подумали бы так сразу бы поняли что я прав и убрались бы подобру-поздорову в свои хижины где бог вам и повелел находиться. Вот вы теперь и попались черный мистер и бросьте лучше ломаться слушать смешно как вы мелете вздор и показываете свое невежество я так смеялся до слез а вы лучше сознайтесь что попались а я уж вас так и быть прощу на этот раз. Оно конечно мне повезло что я образованный а вы ниггеры круглые невежды но посмейте только слово сказать против сенаторов из Луизианы и Миссисипи они джентльмены хоть куда а вы черное отребье недостойны им обувь чистить так и намотайте себе на ус мистер Образованный Ниггер и благодарите _Неизвестного Друга_. P.S. В другой раз это вам так легко не сойдет с рук вот попробуйте еще раз прикинуться белым увидите так что вы поосторожнее вами много кто интересуется и заранее не скажешь когда грянет гром". Вестл получила всего одно анонимное письмо, но зато на веленевой бумаге, чистенько отпечатанное на машинке и надушенное: "Дорогая Вест(а)л(ка?)! Здешнее скучающее общество от _души_ признательно Вам и Вашему интересному муженьку за скандальчик, которым оно будет развлекаться еще очень долго. Но будьте добры, сообщите нам, собирается ли Ваш очаровательный супруг пройти в конгресс как Цветной Джентльмен, чтобы дать Вам возможность щеголять Вашими "совершенствами" и Вашими пятидесятидолларовыми шляпками в высших (цветных) кругах Вашингтона, подобно тому, как Вы это делали в Гр-Р. Там, в Вашингтоне, ваша прелестная дочурка, которая так "выделяется" среди нормальных детишек (ее постоянное хвастовство и властные замашки уже давно казались нам _очень_ подозрительными), сможет общаться с _достойными_ ее младенцами, талантливыми отпрысками профессоров-негров, "экспертов" евреев и послов с Гаити. Мы не сомневаемся, что, если у Вашего "кормильца" возникнут затруднения с заработком, дефицит в семейной кассе будет по-прежнему пополняться даяниями Вашего почтенного, хоть и малосимпатичного папаши. Передайте Вашему мужу, - Вам не приходило в голову, что он был бы украшением любого джаза? - что наглость ниггеров нам _надоела_. Ваш милый мальчик выбрал самое неподходящее время для дружбы с этой публикой. Ниггеры уже скоро потребуют права состоять в ДАР, а черные девки не желают работать на кухне и в прачечной, потому что они, видите ли, все были лейтенантами! Негры - так и скажите Вашему обаятельному, но на редкость неосведомленному дружку - ничего не добьются, пока не поймут, что "предубеждение" наше вызвано отнюдь не их очаровательным цветом лица или формой носа, но их некрасивыми болезнями, ленью, невероятной грязью и вопиющим _невежеством_. Мы, конечно, знаем, что Вам все это по вкусу, и преклоняемся перед Вашей преданностью представителю этого неандертальского племени. Сердце замирает при мысли, какое наслаждение Вы испытываете в его объятиях! Ах, не стоит благодарности, дорогая миссис К., и я надеюсь - и многочисленные дамы, обсуждавшие этот вопрос, все до одной надеются, - что внимание, которое Вам всегда оказывал мистер Элиот Хансен, приведет еще к одной "интересной ситуации". Хитроумные уловки, с помощью которых Вы привлекаете этот сомнительный тип мужчин, вызывают в нас самую настоящую зависть, и мы намерены, затаив дыхание, следить за Вашей двойной игрой. Или, может быть, Вы с душкой Нийли одумаетесь и уберетесь из этого города? Устами Терсита глаголет истина. _Искренно преданный Друг_". Протягивая этот "скорбный лист" Нийлу, Вестл сказа