угим, объединив свои каракули большой скобкой, что в соответствии с требованиями трудового распорядка означает приход ровно в восемь часов тридцать минут. Какой абсурд, не могут же все прийти одновременно! Они вбегают запыхавшись, не тратя драгоценных секунд ни на приветствия, ни даже на полсловечка, некогда, понимаете, сейчас некогда, потому что всем надо записаться. Но как только процедура записи окончена и преодолен путь от проходной к лестнице, тут уже можно перевести дух, их лица проясняются, только теперь они наконец замечают друг друга, только теперь здороваются, многие только теперь позволяют себе закурить, а потом все неторопливо поднимаются наверх в свои кабинеты, гнать уже некуда, ритуал спешки закончен, впереди целый рабочий день, и каждый чувствует себя просто обязанным наконец-то расслабиться после утренней нервотрепки на автобусной остановке или рысистого бега от метро, Восемь тридцать - это их время, начало их дня и вместе с тем апогей дневного напряжения. Потом можно отдыхать хоть целый день. Яну Томану повезло намного больше жены, для которой роковой час наступает уже в семь тридцать. Он еще может немного понежиться, хотя в его обязанности входит проследить, чтобы дочка вышла из дома без двадцати восемь и не опоздала в школу к восьми. Все они - заведенные механизмы, каждый установлен на свой час, это закон, но закон естественный, привычный, а следовательно, священный. Одни только опоздавшие сопровождают свой поздний приход наивными объяснениями вроде неполадок с транспортом. Вахтер обязан регистрировать все опоздания и подавать сводку наверх, а директор ведет специальный учет и выясняет, что товарища Алену М. (на собраниях он никогда не называет сотрудников по фамилиям, но каждый тем не менее знает, о ком идет речь) почти через день преследуют неполадки с транспортом, а вот товарищ Йозеф П., чтобы избежать их, регулярно приходит на работу в восемь двадцать. При этом, обладая развитым чувством юмора, директор добавляет, что, в сущности, это тоже непорядок, ибо часы работы устанавливаются в соответствии с графиком нагрузки электроэнергии, после чего товарищу Йозефу П. предлагается проявлять до восьми тридцати сдержанность во всех отношениях, то есть не устраивать иллюминацию и не варить кофе до начала рабочего дня. В этом месте обычно шелестит подобострастный смешок, и директор Данеш произносит серьезную речь о том, что приход без опоздания необходим для людей творческого труда. Но дабы всем стало понятно, что как руководитель он глубоко человечен, то добродушно добавляет, что сам по себе приход в срок еще ничего не значит, время тратится попусту и потом, и иногда это приобретает, тут он повышает голос, гигантские размеры. Затем устами профгруп-порга собрание профгруппы обобщит интересный доклад товарища директора и отметит в решении необходимость более серьезного отношения к потерям рабочего времени. День набирает разбег неторопливо, секретарши первыми выходят из кабинетов, с удовольствием приступая к своим непосредственным обязанностям, а именно приготовлению утреннего кофе. И только потом поступают напоминания о сводках, раздаются опросные листы, группы собираются на производственные совещания, которые в зависимости от состава участников начинаются или с рассуждений о трудном положении в футбольной лиге, или ссылкой на тот печальный факт, что поражение "Иглавы" создает опасную ситуацию при утверждении состава национальной хоккейной сборной. Самоуглубленные медитации то и дело прерывает голос из селектора, требующий, чтобы товарищ Новак зашел в приемную директора, а группа, занимающаяся проблемами свободного времени, сдала результаты опроса к установленному сроку. Ян Томан думает о том, что сегодня нужно уйти пораньше, чтобы успеть повозиться с машиной. Его визави за противоположным столом отдыхает, он сидит сцепив руки за головой, глаза прищурены, дома вчера снова был скандал, потому что он опять задержался у свояченицы, кто бы мог предположить, что родные сестры способны так возненавидеть друг друга, став катетами любовного треугольника. Когда звонит телефон, он делает свирепое лицо и просит Томана снять трубку. - Меня тут нет! - успевает выкрикнуть он. Женский голос просит товарища Шимачека. Томан говорит, что товарищ Шимачек на участке, вернется приблизительно через час, а кто его спрашивает? Но женский голос молчит, и в трубке что-то щелкает. Томан глядит на своего коллегу, и тот кивает головой. Он прекрасно знает, кто звонил, и изображает мученика. - Завидую я тебе, Томан. Одна жена, может, это и скучно, но две - просто жуть. Томан молча пожимает плечами, а сам думает о том, что сегодня не получится пройтись мимо дома с открытым окном, на котором греется кошка. - А может, не будь этих встрясок, жизнь казалась бы серой? - рассуждает его коллега. - Вопрос в том, что, собственно, хочет человек от жизни. Лично мне хочется покоя! И рассеянно подпирает голову руками. Телефон, требующий товарища Шимачека, будет звонить снова и снова, Томан знает это. Он придвигает к себе рулон миллиметровки, на которой вычерчивает график спроса на научную литературу в пражских библиотеках. Такая работа требует большой точности, график должен быть многоцветный, поскольку вывесят его перед директорской приемной. Труд этот совершенно бесполезный, однако тем тщательнее его надо выполнить, чтобы не допустить ошибок. В конце концов это визитная карточка института. Пани Гелена тоже трудится вовсю, уже звонит на столе телефон, уже подготовлен блокнот, куда она будет записывать все необходимые сведения, уже приносят и кладут на стол бумаги, которые должны быть перепечатаны. Но и в этой спешке, а может именно благодаря ей, у нее остается время переключиться на другие события: мысленно она все еще пребывает во вчерашнем дне, когда после долгого перерыва снова увиделась с бородатым реставратором. Она барабанит на машинке, но как только выдается подходящая минута, руки ее опускаются на колени и она вспоминает разговор с этим человеком, который обосновался у них на галерее, где очень медленно и осторожно снимает кусок за куском старую штукатурку. Гелена думает, что он мог бы начать свою работу в любом другом месте, хотя бы внизу, во дворе. И тогда бы они, вероятно, не познакомились. Вчера наконец произошло знаменательное событие, она открыла дверь и вышла на галерею (разумеется, сделав вид, что случайно, но, подтрунивая над собой, тщательно подготовилась к этому - с величайшим старанием уложила волосы и припудрила лицо, ведь женщина в определенном возрасте должна следить за своей внешностью и не может полагаться на волю случая), так вот, увидев ее в дверях, он испросил разрешения войти, ему, конечно же, неудобно причинять беспокойство, но нужно осмотреть их квартиру, скорее всего здесь имела место значительная перестройка, на это указывает наружный облик дома и расположение помещений, так что вполне вероятно, остатки фрески на наружной стене не единственная достопримечательность, внутри может найтись что-нибудь поинтереснее: - ... кроме вас, естественно! Гелена сделала вид, что не расслышала. - Только попробуйте соскребать что-нибудь со стены у меня в квартире! Будь здесь даже клад замурован, я все равно ничего не позволю делать, ах, лучше бы у меня была современная квартира с просторной ванной. - Но при этом вы прекрасно знаете, - откровенно лжет реставратор, - что именно вам необычайно пошел бы длинный наряд до полу и высокий остроконечный головной убор с вуалью, как носили дамы в старину! Конечно, вы чрезвычайно привлекательны и в своей теперешней одежде, но в готическом обрамлении, осмелюсь заметить, ваша красота была бы ослепительнее. - Оставьте ваши комплименты девчонкам, на которых они действуют, я-то знаю себе цену, в моем возрасте и при моем опыте, да еще имея дочь и мужа, который, впрочем, не очень-то меня жалует. Она приготовила кофе, потом они сидели в креслах, и, прощаясь, он галантно поцеловал ей руку, конечно же, ему не следовало этого делать, а ей не стоило разрешать целовать себе руку, но так уж получилось, и она нашла, что его манеры хотя и немного бесцеремонны, но, безусловно, приятны. В ее мечты и воспоминания врываются телефонные звонки, она снимает трубку и отвечает, записывает время новых совещаний и новые телефонограммы и постоянно убеждает сама себя, что должна решительно прекратить общение с бородатым реставратором, иначе быть беде. Порядочная женщина всегда следит, чтобы бастион ее добродетели был основательным, строго охраняет все ворота в эту крепость, но вместе с тем в предвкушении счастья робко приоткрывает потайные дверцы, а иногда даже сплошь обитые железом ворота, чтобы посмотреть, не идет ли все-таки искуситель. Потому что сокровенный смысл этой женской твердыни не в ее неприступности, а в возможности сдаться самой, хотя, по всей видимости, женщина добродетельная сделает это скорее в мечтах, чем наяву. Ведь еще из истории войн нам известно, что крепость, которой никогда не пытался овладеть неприятель, теряла свое оборонное значение. Реставратор ведет с пани Геленой спор о ценности раритетов и предлагает нарисовать ее портрет. А в это время внизу трясется от страха пани Гронкова, ну надо же, сбылись слова ее соседа, этого противного юродивого, который привел в их дом невесть кого, а тот, пока еще трусливо, по частям отскабливает стену, но не равен час, начнет ковыряться и в ее квартире, где, как считает тот же дед, вмурована колонна, подпирающая какой-то старый свод. Все вдруг перевернулось с ног на голову и вывернулось с корнем, но пани секретарша улыбается над кипами бумаг и, убирая со лба прядку волос, думает, что, наверное, ту стену открывают не потому, что фреска такая древняя, а для того, чтобы она сама однажды узнала себе цену. И с удовлетворением отмечает, что наконец-то становится объектом заслуженного внимания. Фреска, с которой все началось, приоткрыла пока лишь небольшую часть своей тайны, а человеческие сердца, с их вечным нетерпением, уже обнажили все самое сокровенное. Пани Гелену удивляют не только глаза реставратора, но и то, что она-то ждала настоящего погрома - отбойные молотки, грязь и пыль, а по галерее ходит обыкновенный человек в халате и крошечным молоточком, мягко, как доктор, обстукивает стену, соскребая потом штукатурку ножичком, похожим на скальпель. - И долго вы тут будете работать? - как-то поинтересовалась она. - Маленькую вечность, если вас это не побеспокоит. Я думаю, находка здесь очень интересная, правда, трудно сказать определенно, но мы, реставраторы, народ терпеливый. - Во всем? - улыбается она. - Да. Мы никогда не торопимся. И он смотрит на нее с явным вниманием, так что, боясь выдать себя неосторожным взглядом, она предпочитает ретироваться. Пани Гелена печатает на машинке, вкладывает листы, но постоянно думает о другом: еще немного, и ей самой, как старому пану Хиле, станет интересно, что же найдет реставратор, иногда она не без любопытства наблюдает, как миллиметр за миллиметром открываются тайны, спрятанные под слоем штукатурки. - На этом доме было сграффито {Способ декоративной отделки стен, при котором рисунок процарапывается в верхнем слое штукатурки и обнажается нижней слой, отличающийся по цвету.}, его нам нетрудно восстановить, а вот тут, в центре, наверное, целая картина, видите, сударыня, эту светлую и темную краску? Господи, когда же он перестанет ко мне так по-идиотски обращаться, приходит ей в голову. Может, сказать все же, что меня зовут Геленой? Конечно, она ничего не видит, но согласно кивает, а; реставратор дотрагивается до ее руки и просит повернуться: - Взгляните вот с этой стороны. И продолжает держать ее за руку, а снизу доносится шарканье пани Гронковой, с постоянным страхом ожидающей, что вот-вот начнут копать у нее в кухне. Гелена немного отступает и подавляет вздох, подумаешь, ничего особенного, она ведь не маленькая девочка, да и за руку ее держал уже не один мужчина, но на всякий случай занимает оборону в собственной квартире, предоставив реставратору в одиночестве заниматься своей кропотливой работой. А потом накидывается на дочку, чтобы та в конце концов доделывала уроки и шла во двор играть с мячом, но со двора ни шагу! А когда малышка убегает, пани Гелена приглашает реставратора на чашечку кофе. * Ян Томан счастлив. Склонившись над капотом своего древнего автомобиля, он ощущает гордость - под его руками рождается маленькое чудо: стоит подтянуть все винты, которые он сейчас ослабил, мотор заведется и раздастся великолепный журчащий звук, переполняющий сердце настоящего автомобилиста искренним восторгом перед собственными способностями. Ибо мы, люди, видимо, только потому и обзаводимся моторами, чтобы доказать самим себе, как мы в них разбираемся. Да и дачами, и домами по той же причине - показать всем, как мы умеем их благоустраивать. И жен имеем для того, чтобы все видели, какие мы, мужчины: такая женщина, а принадлежит одному мне, завидуйте, люди! А ты, хозяин, стереги хорошенько! Нет, женщин сюда приплетать нечего, думает Ян Томан; лучше прочистить проволочной щеткой свечи, соскоблить осевший внутри нагар, а то в дороге не поздоровится. В разгар работы он замечает, что в баке нет ни капли бензина. Приходится взять старую бутылку и отправиться, как есть, перепачканный маслом, в ближайшую лавку. И вот когда он вышел со двора на улицу, произошла эта удивительная встреча. Сначала он подумал, что ошибся, а когда понял, что нет, отступать было поздно, так что оба пешехода, обогнав его, остановились в не меньшем удивлении. - Гляди-ка, вот так встреча! - сказал Данеш. Его спутник в сдвинутой на затылок шляпе был не кто иной, как начальник отдела кадров и председатель профкома Котлаба. - Я-то что, - тихо сказал Томан, - я тут рядом живу... А вот что вы делаете на наших старых улочках? - А мы тут откопали одно симпатичное заведение. Вон там, наверху, - ответил Данеш и повернулся к Котлабе: - Ты, конечно, знаешь Томана по институту, но наверняка не в курсе, что мы с ним и в школе вместе учились. Даже за одной партой сидели. Котлаба изобразил дружескую улыбку и приветственно кивнул головой. Яна заинтриговало, что же такое могло объединить эту парочку, раз они отправились искать какую-то занюханную забегаловку именно сюда, на Малую страну. Данеш внимательно оглядел Томана и удивился: - Я вижу, ты в спецовке! - Да вот ремонтирую свой старый драндулет, - улыбнулся Ян. - У тебя есть машина? - удивился Данеш. - Машиной ее, конечно, назвать можно, но моя жена уверяет, что это центнер железа и два центнера несчастья. Я больше чиню, чем езжу. Котлаба кивнул и немного заплетающимся языком произнес: - Молодец! Уважаю тех, кто не с одними бумажками умеет возиться! - Работаем вместе, а надо же где встретились, - сказал Данеш с сожалением, впрочем не слишком искренним. Не так уж он был рад этой встрече, просто расчувствовался от выпитого вина. - Ни на что не хватает времени. Мы вот с товарищем Котлабой, он ведь у нас профсоюзный лидер, хотели обсудить кое-какие рабочие дела. Так пришлось искать подходящее место. В кабинете из-за этих телефонов не поговоришь. Но теперь-то, я надеюсь, все ясно, да? - сказал он бодрым голосом. Котлаба ограничился кивком. Томан собрался было распрощаться, но тут - случай всегда плетет свои кружева, к нашему вящему изумлению - на улице появилась Гелена с хозяйственной сумкой. Она сначала замешкалась, увидев Яна в компании, но пройти молча как-то не хватило духу. А может, она узнала Данеша, на лица у нее потрясающая память, поэтому она просто улыбнулась и, как бы извиняясь за мужа, сказала: - Не слишком ли ты нарядно одет, дорогой?! - Моя жена, - представил ее Томан, и Котлаба слегка кивнул. Данеш же по обыкновению быстро сориентировался: - Можешь не представлять мне свою жену. Я ее прекрасно помню, хотя мы давно не виделись. У меня великолепная память на красивых женщин, а тебе я всегда завидовал, конечно же, по-дружески, мы ведь одноклассники. До Гелены только теперь дошло, что сама она тоже одета не слишком подходяще к случаю, но кто мог предположить, что Данеш появится именно тут! - Простите, я в магазин. Но Данеш широко развел руками: - Ну нет! Нашу встречу надо отметить! Наверху, в том погребке мы уже побывали, так что, может, двинемся под гору, найдем что-нибудь еще, а? - Куда я в таком виде, - показал Томан на свои перелазанные руки. - Пусть думают, что ты гонщик и готовишь свою машину к состязаниям. Я тебя просто так не отпущу, - иял Данеш. Котлаба, ко всеобщему удивлению, здраво оценил свои возможности и быстренько отказался: - Мне пора домой, счастливо оставаться! И, торопливо подав руку Данешу и Яну, а пани удостоив весьма неуклюжим поклоном, припустил вниз, довольный, что ноги не отказали ему и на этот раз. Данеш немного помолчал, а потом облегченно выдохнул: - Перебрал наш Котлаба... Но что поделаешь, забот полно, вот и хочется расслабиться. Ну а мы, раз все так удачно получилось, давайте посидим где-нибудь! Гелена улыбнулась: - Такая редкая удача - встретить пана директора. Правда, Яна в таком виде никуда не пустят. Пойдемте лучше к нам, отметим встречу, что вы на это скажете? Особых разносолов не обещаю, но чем богаты, тем и рады. Зато я сварю хороший кофе! - Что ж, кофе не помешает, - согласился Данеш, и вот Ян уже бежит закрывать ворота гаража и нагоняет Гелену и Данеша, направляющихся к дому. - У нас жуткий беспорядок, времени ни на что не хватает, а тут еще на стене нашего дома открывают какую-то фреску, полно всяких рабочих, только лишние хлопоты. Данеш слушал и вежливо удивлялся, а сам украдкой разглядывал Гелену: бабенка что надо. Одни губы чего стоят. Да и фигурка... И явно дает понять, что рада встрече. Впрочем, чему же тут удивляться, ведь я начальник ее мужа. Выпил Данеш прилично, останавливаться на достигнутом не хотелось, к тому же приятно было, что Гелена ведет его домой словно редкую добычу. Когда он взял ее под руку, она не стала жеманничать, напротив, просияла. Проходя мимо магазина, Гелена молча подала Яну сумку. Тот понял, что должен купить вино. До его возвращения она успела провести Данеша по двору, рассказать, как медленно продвигается работа, утаив при этом, что среди ее исполнителей имеется один весьма симпатичный мужчина. А потом простодушно добавила, что Ян не большой охотник до развлечений, поэтому она всегда рада гостям, а особенно старинным знакомым. - Вы ведь одноклассники, я даже знаю, что это вы переманили Яна, когда реорганизовывали институт, но мне кажется, он чересчур пассивный. Еле заставила его написать заявление на новую квартиру. Наша, может, и неплохо смотрится, но жить в ней невозможно. Я так обрадовалась, что вы обещали поддержку. - Чего не сделаешь для одноклассника, - вяло отреагировал Данеш, который слыхом не слыхивал ни о каком заявлении. Гелена усадила его в кресло, тут же принесла бутылку вина, пирожные, и не успел Ян вымыть руки, как все было накрыто, а она даже ухитрилась переодеться. - Вы прекрасны, - сказал явно восхищенный Данеш. - А вы галантны, - улыбнулась она. - Ей-богу. - И, поскольку в комнату в этот момент входил Ян, со смехом прибавил: - Я за твоей женой ухаживаю. - И ей это наверняка нравится! - Конечно. Я ужасно рада, что мы собрались у нас запросто. Это чрезвычайно мило с вашей стороны, надеюсь, не в последний раз. Она разлила вино, и Данеш с жадностью выпил. Потом, развалясь в кресле, сказал: - Я тоже рад, что вы меня пригласили, Котлаба мне уже порядком надоел. Впрочем, приходится считаться с его положением, надеюсь, вы понимаете... Он запнулся, словно сказал что-то лишнее. - В институте ходят слухи, будто тебя переводят куда-то наверх, - сказал Томан. Данеш замахал рукой, словно отгоняя назойливую муху: - Не порти мне настроение этими сплетнями. Давайте лучше выпьем. И осушил следующий бокал. Потом попросил кофе. Пани Гелена в полном восторге выпорхнула, а Данеш повернулся к Яну: - Если все получится, будет здорово. Но над этим еще придется поработать... Слушай, что это за заявление ты мне подавал? Твоя жена уверяет... - Да нет никакого заявления, это я, чтоб она отвязалась... Не бери в голову. - Отлично, - с облегчением произнес Данеш. Потом оглянулся, будто проверяя, одни ли они, и тихонько сказал: - Послушай, есть гениальная идея, у тебя ведь машина, а что, если нам вдвоем сообразить что-то вроде небольшого путешествия? Ну, просто два одноклассника... - На моей машине? У тебя же есть служебная! - Да, но на такой случай она не годится. А на моей машине ездит жена, она, естественно, тут же предложит свои услуги... - Он понизил голос до шепота: - Понимаешь, у меня есть приятельница, сногсшибательная женщина, мы с ней на концерте познакомились. Просто дружеская услуга, пока я не перевезу ее в Прагу. И пока не разведусь. Томан только удивленно приподнял брови, но на вопросы не было времени, вошла Гелена, неся на подносе кофе, и он заметил, что кофе налит в старинные чашки, которыми обычно не пользовались. Они молча пили, чашки нежно позвякивали, а кофе издавал терпкий аромат. Впрочем, довольно скоро Данеш начал поглядывать на часы: - Пора идти, дома еще придется поработать. Спасибо за прекрасный вечер. Гелена мгновенно откликнулась: - Приходите теперь почаще! Данеш громко засмеялся: - Только ради вас, если позволите, Яна я достаточно часто вижу и на работе. Они распрощались, и Томан вышел проводить Данеша на улицу. Там Данеш заговорщически склонился к нему: - Так я на тебя надеюсь? Поедем к ней? Яну не удалось сразу найти отговорку, а посему пришлось ограничиться весьма неопределенным жестом. Будь Данеш чуть-чуть трезвее, его вряд ли осенила бы подобная идея. Вернувшись домой, Ян нашел Гелену сидящей в кресле, ей явно не терпелось обсудить неожиданно свалившуюся удачу. Совершенно ясно, что с Данешем необходимо сблизиться, пришло время Яну играть в институте вторую скрипку. - Я просто поражаюсь, почему ты до сих пор не стал его заместителем, - сказала она строго. - Впрочем, в этом весь ты! - Тоже мне подарок - стать заместителем у Данеша! - Конечно, тебе приятнее болтать со старым Хиле, как прекрасно живется в старинном доме. Другой на твоем месте, будь он одноклассником самого директора, наверняка сумел бы этим воспользоваться! - А я не умею. - Ян пожал плечами. - Ничего, теперь я возьму все в свои руки. Возражать было бессмысленно, он слишком хорошо изучил собственную супругу. Ян вышел на галерею и посмотрел на фреску, расчищенную реставратором так, что проступили размытые краски; он мог поклясться, что различает контуры какой-то фигуры. Она была так же туманна, как силуэт девушки в открытом окне того старинного дома, где на подоконнике нежится пятнистая кошка. Какая глупость завидовать Данешу! Ян немного жалел его. Ведь ему приходится покупать расположение такого неинтересного человека, как Котлаба. Знай Гелена, насколько тот влиятелен, как бы она переживала, что и его не затащила в гости. Он тихонько рассмеялся, приятно было слушать вечерний шум города, доносящийся из-за черепичных крыш. За этой фреской - века. Неужели и тогда люди были так же падки на почести и славу, как сейчас? Вероятно, да, но до чего же мало при этом осталось и от них самих, и от созданного ими мира. Неясный кусочек фрески... Сказать бы об этом Гелене. Только она не поймет... На начинающем темнеть небе робко засветилась первая звезда. Затерявшись в отраженных низкими облаками отблесках огней расстилавшегося под ними города, она была совсем незаметной. * Пришла пора пражского лета. Улицы быстро прогрелись солнцем, поливальные машины оставляли за собой пыльные смерчи и аромат свежевымытой мостовой. Но бензиновый чад снова перебил все запахи, как сновидение испарились водяные струи, и город вновь покрылся слоем вечной пыли. До обеда на галерее старого дома было жарко, впрочем, бородатый реставратор появлялся только к вечеру. Он убеждал пани Томанову, что работа в ее отсутствие не клеится. Она же при этом холодно улыбалась, повторяя, что прекрасно знает, как лицемерны мужчины, но в душе находила это приятным и на работе посматривала на часы чаще обычного, прикидывая, когда же можно уйти домой. В одно прекрасное воскресенье муж наконец-то объявил, что машина в полном порядке и можно отправляться за город, новость была сама по себе приятная, однако Гелена и тут не упустила возможности подкольнуть - выехать-то они выедут, но удастся ли вернуться без приключений?! Когда машина затарахтела у дома, из окна выглянул пан Хиле и пожелал счастливого пути и хорошего отдыха на лоне природы. Пани ответила, что благодарит за пожелание, но имеет по этой части богатый опыт, ведь прекрасные минуты отдыха им нередко случается заполнять толканием машины. Разумеется, это была гипербола, и Ян Томан улыбнулся. Он был совершенно спокоен - машина в порядке, все системы функционируют нормально, но, само собой, никогда нельзя быть абсолютно уверенным, вручая свою судьбу технике. - В древности, - сказал он Хиле, - люди ездили в каретах, и их подстерегала лишь одна опасность - сломать колесо. А в машине тысяча деталей, и каждая может подвести. Надежность современной техники практически равняется нулю. - В жизни то же самое, - мудро изрек пан Хиле и попросил маленькую Геленку собрать ему на лугу красивый букетик. Пани Гронкова вышла на улицу и завистливо вздохнула: - Бывало, и мы с мужем выезжали в экипаже до Ростока, особенно когда цвела черешня, вся долина тогда была! в цвету, а в ресторане "У слона" можно было прекрасна провести время. Как давно это было! Где уж теперь вдове разгуляться. А пани Томанова - молодец, не упускает своего. При этом она улыбнулась так, что" пани Томановой пришлось изобразить страшную занятость и торопливо распрощаться. Машина взяла старт, выпустив клубы голубоватого дыма. Пани Гронкова сплюнула и проговорила в сторону окна, из которого выглядывал Хиле: - Она-то ни дня не упустит, мы тут не слепые! Небось и поехала только потому, что тот бородатый по воскресеньям не работает! Но Хиле уже закрывал окно: целиком посвятив себя изучению древних памятников, он сторонился людских пересудов. Так что пани вынуждена была проследовать в прохладную тень арки. "Греховодничали во все времена, - думала она, - и прежде, и теперь, но прежде это было намного приятнее. Можно было и самой поучаствовать". Воскресное утро играло всеми красками, супруги решили не отъезжать далеко, сразу за городской чертой у старой дороги есть пруд, сейчас-то он наверняка кишит народом, вот и хорошо, Геленка найдет себе какую-нибудь подружку, они будут визжать, шлепая по холодной воде, а матери можно не волноваться. Гелена обильно смазала тело кремом и осторожно засунула за дужки очков сорванный с соседнего куста листочек, не дай бог, еще нос обгорит. А потом с мученическим выражением лица подставила себя солнцу, ведь вернуться надо загорелой, но при этом следить, чтоб солнце не углубило морщинки, которых так опасаются женщины. В тайниках души она лелеяла надежду, что завтра бородатый реставратор скажет, как прекрасно она выглядит. Томану пришлось присматривать за дочкой да еще то и дело перегонять машину, чтобы она оставалась в тени. Ему вдруг пришло в голову, что он давно уже не был на той узкой улочке, где на подоконнике старинного дома греется кошка и где, если повезет, в полумраке комнаты можно увидеть прекрасное лицо незнакомки. Он думал о ней, лежа на солнце, и улыбался. Вообще, славно было бы с ней заговорить. Но надо быть начеку, это ведь своего рода игра с огнем. Если б коллега Шимачек, эта несчастная жертва любви, до сих пор просто восхищался своей свояченицей, он, вполне вероятно, страдал бы от неудовлетворенных желаний, но теперь в сто раз хуже - бедняге достается и от законной супруги, и от любовницы. К несчастью, грань между ухаживанием и любовью уже лезвия меча, и переступить ее удивительно легко, потому что все толкает вас к этому, вот только платить потом приходится довольно дорого. До чего же приятно пофилософствовать, думал Ян, но гораздо полезнее сдерживать свои любовные порывы. Иначе потом придется переступить ту узкую грань. И все же я так и сделаю, решил он, может быть, даже завтра. Он повернулся к жене и тихо спросил: - Пойдешь в воду? Но увидел, что та уснула, черты ее подвижнически подставленного солнцу лица разгладились, и ему показалось, что она чему-то сладко улыбается. Вот было бы здорово приподнять завесу сна, заглянуть в него и увидеть то, что снится сейчас Гелене. Наверняка ей грежусь не я, тогда бы она улыбалась совсем по-другому. Ян пошел купаться, ему вдруг захотелось, чтобы холодная вода смыла все эти мысли. Поймав мяч, которым Геленка играла с детьми, он подбросил его высоко-высоко, и дети следили за ним зачарованно и восхищенно, а потом с визгом разбежались, потому что мяч падал вниз, поймать его никто не решался, и все боялись, что он упадет рядом и забрызгает их. Когда он вернулся, Гелена лежала с открытыми глазами и наблюдала за маленькой тучкой, закрывшей солнце. Она тут же начала волноваться, где дочка и не надеть ли ей пляжный халатик, а то становится прохладно. Он успокоил жену: солнце вот-вот выглянет, а Геленка играет с ребятами где-то у камышей. И в ответ услышал: - Пошел купаться, а ребенка оставил без присмотра? В этом весь ты... Он рассмеялся: - А заботливая мать преспокойненько спала и видела прекрасные сны. Ты даже улыбалась. Она нахмурилась: - Если хочешь знать, мне снилось, что у нас снова был твой шеф. После того случая он к нам больше не приходил. Это плохо. Есть полезные знакомства, которыми вовсе не стоит пренебрегать. Удивляюсь, почему ты его до сих пор не пригласил, ведь вы каждый день видитесь. - Лично я стараюсь встречаться с ним как можно реже, - спокойно сказал Ян. - Это самый лучший способ сохранить с начальством хорошие отношения. - Не нравятся мне твои остроты. Человек должен к чему-то стремиться! - Вообще-то, - сказал он, - как раз сейчас выглянуло солнце, и я стремлюсь принять горизонтальное положение, чтобы позагорать. Думать о нашем достойном уважения учреждении я начну только завтра, ровно в восемь тридцать утра. Она вздохнула, выражая этим и безысходность, и огорчение его бестолковостью и еще немного жалея себя: господи, ну и нашла муженька! Ведь будь на его месте другой!.. Они возвращались под вечер, дорога домой была приятной, мотор работал как часы, и Томану удалось перегнать нескольких более мощных собратьев, что для каждого автомобилиста всегда является источником глубокой радости. Когда уже у дома они выходили из машины, Гелена заметила: - Что-то сегодня наш рыдван меня совсем не раздражал. Невероятно! Это была наивысшая похвала. * Лето перевалило за половину, а вместе с ним близилась к концу и работа бородатого реставратора. Трудился он изо всех сил. Иногда сидел в комнате пани Гелены, касался ее руки, подающей кофе, и в глазах его блестели искорки. От всего этого она словно обезумела и часто ловила себя на мысли, что пора бы ему пересечь ту узенькую межу, разделяющую желание и любовь, дать ей возможность в конце концов оскорбиться, возмутиться или хотя бы выставить щит упреков. А может, я сама виновата, держусь слишком строго, даже взглядом не поощряю. Или, может, его страсть намного меньше, чем мне кажется, и вся эта игра вовсе не для того, чтобы меня соблазнить, а просто доказать, будто я сама соблазнила его. И, будучи дамой, в сущности, строгих правил как по отношению к себе, так и к окружающим, она мучительно переживала, хотя и находила ситуацию довольно забавной. Однажды он торжественно произнес: - Пойдемте, хочу вам первой показать кое-что. Правда, пока я закончил только небольшой участок, но главного уже добился. Он открыл дверь на галерею и подвел ее к фреске: - Что вам отсюда видно? По правде сказать, она разглядела не настолько много, чтобы громко восхититься, ну, может, какое-то переплетение линий, намек на несколько цветовых пятен. - А что я должна увидеть? - бесхитростно поинтересовалась она. - Две обнявшиеся фигуры, мужчину и женщину. Вон там рука мужчины, как видите, она покоится на плече дамы, голова которой покрыта вуалью. Самого его пока не видно, Она недоверчиво улыбнулась, отступила на шаг и попыталась разглядеть то, о чем он говорил. Вообще-то немного похоже, но если они так обнимались, то стоит искренне пожалеть наших давних предков. Возложение руки на плечо должно означать любовь? - А что он делает другой рукой? - невинно спросила она. - Принимает у дамы бокал. Я бы сказал, что скорее всего это свадебная сцена. - И это все? Работа уже закончена? - Конечно, нет, она у меня подготовлена пока только начерно. Еще придется повозиться, но первый этап благополучно завершен. Признаться, что меня это совсем не трогает? Скорее разочаровывает? Но тут снизу раздался голос старого пана Хиле: - Маэстро, это просто чудо! Как же вам удалось, ведь сразу стало видно так много. Еще совсем недавно с этого самого места я тщательно рассматривал фреску и не был уверен, возможна ли реставрация вообще. И вот вам пожалуйста, сегодня я вижу, что вы на пути к успеху! Разрешите поблагодарить вас и поздравить. Старик был растроган, а Гелена покраснела и быстро произнесла: - Да, это замечательно. Наверное, снизу видно лучше, чем вблизи. Пойду посмотрю оттуда. Когда они проходили через переднюю, Гелена остановилась у зеркала: - Вы говорите, что возложение руки на плечо дамы означало объятие? - Разумеется, - охотно согласился он и положил руку на ее плечо. Гелена испуганно отшатнулась: - Вы в этом совершенно уверены? - Да, фигуры стремятся навстречу: они не прижимаются друг к другу, а сближаются изгибом бедер. Просто наши предки были более целомудренны. Достаточно было намека. По-видимому, он был расположен продолжать, но снизу раздался восхищенный голос Хиле, беседующего с ее мужем. Взглянув на часы, Гелена сказала: - Муж вернулся. И первой вышла из квартиры. Ян Томан стоял на дворе и глядел вверх. Заметив подошедшую парочку, он поздоровался с реставратором. - Снизу и правда лучше видно, - сказала Гелена. - Там, наверху, все кажется просто неясными штрихами. - Вот откроем всю фреску, будет прекрасно видно, - сказал реставратор. - Но придется подождать. - Вы прервете работу, несмотря на то что уже столько сделали? - испугался пан Хиле. - Полностью открытая фреска может погибнуть, лучше всего ей было под штукатуркой. Когда мы ее открыли, она оказалась как бы немного обнаженной, простите мне это выражение, В этом состоянии она должна подождать до следующего этапа. Сюда придет комиссия и решит, что делать дальше. Пока нужно было провести работы по ее сохранению. - Она и так достойна внимания, - изрек пан Хиле. - Главное, мы доказали, что ваше предположение было верным. Дом украшали сграффито, а в центре, видимо над каменным балконом, который при перестройке уничтожили и заменили обыкновенной галереей, была картина. - Да-да, вы уже говорили об этом. - Пан Хиле радостно закивал. - И вот наконец мы видим, что изображено на картине. Вне всякого сомнения, эти две фигуры - живопись светская, вероятно, какой-то свадебный обряд, вот отчего в руках женщины чаша. - А почему мужчина держит ее за плечо? - спросил Ян. - Разве ты не видишь, что он ее обнимает? - нетерпеливо вставила жена. - Правильное наблюдение, - с готовностью отозвался реставратор. - Это жених и невеста, и здесь изображен скорее всего их торжественный тост. С моей точки зрения, это типичная живопись эпохи Ренессанса. То, что называлось техникой кьяроскуро {Очевидно, автор имеет в виду сфумато: в живописи смягчение очертания предметов с помощью живописного воссоздания окружающей их свето-воздушной среды.}. Свет и тень... Возможно, реставраторы захотят произвести расчистку и на фасаде со стороны улицы. - Вы думаете, и там можно что-то найти? - изумился пан Хиле. - Разумеется, полной уверенности у меня нет. Переделки внешнего фасада были, видимо, более основательные, вряд ли там что-нибудь сохранилось. Представляете, сколько новых окон пробили в стене во время последней перестройки. Похоже, на этом самом месте некогда был сад и задняя стена дома выходила на него. Вот почему хозяин велел запечатлеть здесь себя и свою молодую жену во время свадебного пира, так, чтобы за столом в тишине и уединении можно было любоваться собственным изображением. - Какой галантный муж! - произнесла Гелена. - А что, если и этот дом был свадебным подарком? Сейчас таких супругов не сыщешь. - Мне кажется, - улыбнулся бородатый реставратор, - рыцари не перевелись и в наше время, они просто обнищали. Хиле провозгласил: - Смею ли я, уважаемые, пригласить вас на стаканчик вина? Я заранее припас его для этого торжества, но, как видите, вину пришлось довольно долго ждать, хотя, быть может, оно стало только лучше. Прошу вас. Когда наконец все позволили себя уговорить, он повел их в свою темную квартиру на первом этаже. В этот момент появилась пани Гронкова, но Хиле скрылся в своей квартире раньше. Ему просто не хотелось портить такую священную минуту. Гелена только пригубила, дома полно работы, да и дочка вот-вот должна прийти, мужчины же остались: вино было отменное, и у пана Хиле была припасена не одна бутылка. Они пили из старинных бокалов рубинового стекла, но прежде чем хозяин налил в них вино, реставратор поднял свой бокал против света и произнес со знанием дела: - Настоящее рубиновое стекло! Пожалуй, бокалы ненамного моложе фрески. Хиле скромно, но с удовольствием, как умеют одни только коллекционеры, улыбнулся. Вино сквозь рубиновое стекло казалось черным. И реставратор смаковал напиток. - А почему вы решили, маэстро, что на фреске изображена свадебная сцена? - вдруг тихо спросил пан Хиле. - Что же еще? На религиозный мотив это не похоже, ясно как божий день. Хиле долго молчал. - Знаете, дружище, - наконец сказал он, - я довольно серьезно занимался историей нашего дома. Узнал, кто были его хозяева, установил, что дом когда-то назывался "У чаши". - Вот видите, - оживился реставратор. - Великолепное название! Может, здесь был трактир. Только скорее всего тут подавали не в благородных рубиновых бокалах, а в простых оловянных кружках. - Да, возможно... Но этот дом называли еще и по-другому - "У рыцаря". - И это возможно. Хозяином наверняка был дворянин. - Да, Шимон, рыцарь из Нойталя. Эти два названия, еще недавно совершенно непонятные, приобретают теперь определенный смысл. Ведь в центре фрески изображена чаша! Вы говорите, свадебная сцена... Лично я не уверен. Если бы это было так, непонятно, зачем художнику понадобилось изображать момент произнесения тоста. Свадьба и свадебный обряд имели другие символы. Ну, например, обмен кольцами... Наступила тиiина. Реставратор с удивлением уставился на старого пана. - А вы не рассердитесь, маэстро, если до очередного