тв, да и божки что помельче потихоньку помирают. А ты, преподобный, терзаешь себе сердце, оттого что память гложет. Вроде - добра всю жизнь хотел, вроде - творил его, добро-то, по мере сил. А вышло, что всю жизнь тиранам пособлял. АМБРОУЗ. Лучше ребенка спать уложи. ПАТРИС. Никогда твоему богу не поклонюсь. А тебе - поклонюсь, потому как печаль твоя правильная и ужас в глазах светится. К л а н я е т с я . МИКИ. Патрис... АМБРОУЗ. Спокойной ночи. Отходит, но остается смутно виден в глубине сцены: на коленях, перебирает четки. МИКИ. Патрис... ПАТРИС. Что, утеныш мой, что? МИКИ. Я не знаю, кто я. Вдруг проснусь утром, и я буду уже не я, а другой. И никто не узнает, и сам я тоже... ПАТРИС. А какая разница, если ты и прежде не знал? Может, мы каждое утро просыпаемся кем-то новым. Я вот собой никогда не дорожил, проснусь иным, - не заплачу. МИКИ. Патрис, я только тебя, одного из всех, не боюсь. И так скучаю, когда ты летом уходишь. Ты ведь вернешься? Ты всегда возвращаешься? Во время разговора ПАТРИС стелет Мики постель на верхней полке буфета. ПАТРИС. Мики, пора на боковую. МИКИ. А если ты не вернешься, как тебя искать? ПАТРИС. Никак. Цыгана не выследить, табор без провожатого не найти. МИКИ. Патрис... ПАТРИС. Снимай-ка свой шикарный наряд. Повесить надо, чтобы не помялся. Вот так. МИКИ. Патрис, можно я сегодня с тобой лягу? Наверху так холодно, страшно и мне все время чудится, будто ты ушел. ПАТРИС. Ладно уж, ложись. МИКИ. Я наверху сплю только из-за крыс. Боюсь я их. ПАТРИС. Скоро их не будет. Ложись. МИКИ. Не засну я, Патрис, чую, что не засну. Расскажи что-нибудь. Расскажи, как мы вместе к цыганам, на вольную волю уйдем. ПАТРИС. Соберем мы с тобой пожитки и так вдвоем, в сумерки, и выйдем. Тут полная луна колесом выкатится, а мы идем по дороге, идем себе и идем, в темноту, все дальше, дальше, дальше... МИКИ засыпает на руках у Патриса. Буфет теряется во тьме. Освещается другая часть сцены - отец АМБРОУЗ все еще на коленях. Он к чему-то прислонился и, похоже, спит. Входит БАЗИЛЬ. БАЗИЛЬ. О, святой отец, доброе утро. Я разбудил вас? Простите великодушно. Так прямо и заснули на коленях? Давайте-ка я вам встать помогу. Неужели всю ночь на коленях простояли? АМБРОУЗ. Хоть всю жизнь на коленях простою - грехов моих не искупить. БАЗИЛЬ. Вот еще, глупости. Нет у вас грехов. Просто все монахи склонны к самоистязанию. Может, это и неплохо, но в меру. Глядите. Проект новой церкви. Разворачивает чертежи. АМБРОУЗ. Новая церковь не понадобится, ваша милость. Преемника у меня не будет. Я, Бог даст, скоро умру, и эти люди тут же снова обратятся к идолопоклонству. Оно куда более сообразно их натуре, чем та вера, которую я нес им на словах, но не смог преподать на деле. БАЗИЛЬ. Да вы в меланхолии! Нет уж, церковь нам нужна непременно. Для меня религия - чистый символ, но она все равно важна, она несет этическое начало. Придает всему земному некую высокую торжественность. Кстати, когда вы сможете обвенчать Марину с Питером Джеком? АМБРОУЗ. Когда пожелаете, сын мой. Для церемонии все готово. БАЗИЛЬ. Ну, допустим, послезавтра. Это не слишком скоро? АМБРОУЗ. Отчего же. Обвенчаем послезавтра. БАЗИЛЬ. Мне отчего-то кажется, что эту свадьбу надо сыграть как можно скорее, разом отпраздновать и наш приезд и свадьбу, связать их. Я сам буду посаженым отцом. Вообще я исповедую самые широкие взгляды, но устои, традиции необходимы. Этот брак символичен. Прошлое уходит в небытие безвозвратно. АМБРОУЗ. Взгляните в окно, сын мой. БАЗИЛЬ. Питер говорит, вроде погода меняется. Обещает чуть ли не солнце. Господин Грюндих тут же уедет, как установится санная погода. АМБРОУЗ. Что там, за окном? БАЗИЛЬ. Двор, конюшня, амбар, шпиль вашей развалюхи церкви. А дальше лес. И снег кругом. АМБРОУЗ. Что еще? БАЗИЛЬ. Надгробный камень на отцовской могиле. Он его сам вытесал. Такой огромный камень, даже сейчас из-под снега торчит. АМБРОУЗ. Вы побывали уже на могиле отца? БАЗИЛЬ. Нет. АМБРОУЗ. Надо сходить. БАЗИЛЬ. У меня нет отца. Вы будете мне отцом. Добрым и хорошим. АМБРОУЗ. На мне слишком много грехов, я стар, я гнусь под их бременем и скоро умру. Уж кому-кому, а вам в отцы я никак не гожусь. Я же тут приживал, вы меня кормите и поите, обуваете-одеваете... Отцу вашему я хоть как-то служил: он исповедовался, облегчал свою душу. БАЗИЛЬ. Да-да, я понимаю. АМБРОУЗ. Сходите на могилу, сын мой. БАЗИЛЬ. Нет. Пускай один гниет. Я вас шокирую? АМБРОУЗ. Нет. Но прошлое никуда не уходит. Оно даже иногда превращается... в будущее. БАЗИЛЬ. Пускай гниет! Спальня. Повсюду одежда. Шкатулка с драгоценностями Орианы открыта, там и сям валяются бусы и браслеты. ОРИАНА, МАРИНА, МИКИ и ХАНС ДЖОЗЕФ. МАРИНА наливает шампанское. ХАНС ДЖОЗЕФ (на коленях). Везде смотрел, ваша милость, клянусь! И ведь был в доме перец, сам знаю, что был, а где искать, ума не приложу. Испарился он, что ли?.. ОРИАНА. Еще поищи. Я очень недовольна. Совершенно варварское место. Мне не извинения твои нужны, а перец. Пока не найдешь, не возвращайся. Машет рукой, чтоб он ушел. ХАНС ДЖОЗЕФ выходит, обиженно ворча. Еще! МАРИНА наливает ей еще шампанского. А где же мальчишка? На плечи Мики уже накинута шаль. ОРИАНА и МАРИНА, смеясь, надевают на него бусы и шляпку. Теперь ходи маленькими шажочками и делай реверанс. Ну же! Ты что, притвориться не можешь? В шарады никогда не играл? Неужели ты никогда не воображал, будто ты - это не ты, а кто-то другой? Дитя не умеет играть! ОРИАНА с МАРИНОЙ хохочут. МИКИ начинает рыдать. Боже, боже, что мы наделали! Перестань! Мики! Это игра, понимаешь? Ну, хватит, улыбнись. Посиди там, в углу, пока не станешь пай-мальчиком. Еще шампанского! МАРИНА тем временем восхищенно роется в драгоценностях. Примеряет бриллиантовое кольцо. За последующими событиями она забывает его снять. Что это? Слышна далекая скрипка - цыганская мелодия. МАРИНА. Патрис играет, ваша милость. Скрипка у него прямо сама поет. Вон, во двор вышел. Верно, погода переменится. ОРИАНА. Цыган. Прямо под окном! Они выглядывают. Марина, ты. ведь никогда не слышала настоящей музыки, правда? А он неплохо играет. Весьма и весьма... МАРИНА. Патрис чудно играет! ОРИАНА. Он сказал, будто прочел что-то по моей руке. Надо расспросить... Пожалуй, я приближу его к себе. Даже пошлю учиться в консерваторию. Он будет моим придворным скрипачом. Вот прибудет наконец рояль, и мы с ним станем играть дуэты. Да, он определенно музыкален. Восхитительно чистый тон. Интересно, сам-то он знает себе цену? Я скажу ему! Пойди, позови цыгана! Госпожа и цыган. Есть такая песня. Мы закажем для него особый костюм... Он в меня влюбится... П о е т . "Ее позвала кочевая звезда и смуглый цыган оборванец, о-о-о..". МАРИНА. Его сердце уже занято, ваша милость. ОРИАНА. Что значит - занято? МАРИНА. Патрис любит меня, ваша милость. ОРИАНА. Но ты же выходишь за Питера Джека! МАРИНА очень расстроена. ОРИАНА иронична, нарочито весела и явно пьяна. Продолжает мурлыкать цыганский мотив. МАРИНА. Не знаю, ваша милость, может, и не выйду я за Питера... ОРИАНА. Но ведь все уже решено. Входит БАЗИЛЬ. БАЗИЛЬ. Здравствуй, дорогая. А, Марина, ты-то мне и нужна. Я хотел первым сообщить тебе замечательную новость. Твоя свадьба с Питером Джеком послезавтра. МАРИНА начинает рыдать. Марина, что с тобой! Мариночка... МАРИНА. Простите... ОРИАНА. Пусть уйдет куда-нибудь. Мне этот рев на нервы действует. МАРИНА убегает. БАЗИЛЬ. Но что случилось? ОРИАНА. Я попросила ее привести сюда цыгана, хотела послушать, как он играет. БАЗИЛЬ. Сюда? Цыган в спальне? Ориана, это немыслимо! ОРИАНА. В некоторых вопросах я куда демократичней, чем ты. БАЗИЛЬ. Но почему она заплакала? ОРИАНА. Влюблена в цыгана! БАЗИЛЬ. Не может быть. ОРИАНА. Она охотница. Ей нужны все мужчины до единого. БАЗИЛЬ. Бедняжке тяжко пришлось - при жизни отца. ОРИАНА. Чушь! Она наслаждалась. Ей безумно нравилось. Не удивлюсь, если она сама его совратила. БАЗИЛЬ. Ни одна женщина не стала бы жить с моим отцом по доброй воле. ОРИАНА. Почему? Он был очень привлекательным мужчиной. Страшный человек, но женщины любят трепетать. Меня он волновал - как мужчина.. И я его волновала, я знаю. БАЗИЛЬ. Ориана, что ты несешь! Замечает МИКИ. Боже правый, это еще кто? ОРИАНА. Я и забыла про мальчишку. БАЗИЛЬ. Снимай все немедленно. Ты парень, а не цирковая собачонка! Поди прочь. МИКИ выходит. Мальчик слышал все, что ты говорила. ОРИАНА. Подумаешь. БАЗИЛЬ. Ты не должна так забавляться. Нам надо беречь свое достоинство. ОРИАНА. Нет у нас никакого достоинства. БАЗИЛЬ. Ты перепила шампанского! ОРИАНА. Ты все всегда портишь. Знал ведь, что я не хочу ехать, - заставил! А я не могу здесь вести себя естественно, я потерялась, понимаешь? В городе я знала, кто я и что я. А здесь все смешалось, перепуталось... Ужасно. У меня так мало осталось своего, а ты и это отнимаешь да еще слуг против меня настраиваешь. Ты обманщик, вот ты кто. Ты лишил меня собственной жизни, самой себя лишил! С л е з ы . БАЗИЛЬ. Ориана, дорогая, прости... ОРИАНА. И ты, Базиль, прости. Я постараюсь, я наберусь отваги, стану тебе помогать. Сейчас-то от меня никакого толку, но, пойми, нервы на пределе, я все время боюсь, тут, в доме, витает что-то страшное, о чем мы еще не знаем. БАЗИЛЬ. Бояться нечего. Ну, будет, будет... Мы ведь должны поддерживать друг друга, помогать... ОРИАНА. Что это за звуки? П р и с л у ш и в а е т с я . БАЗИЛЬ. Наверно, волки. Они иногда забредают зимой. ОРИАНА. Волки! Слушают далекий жуткий вой. Буфет. ПАТРИС и МАРИНА. МАРИНА всхлипывает. ПАТРИС. Сердце мое, если уж нам судьба уйти, так сейчас. МАРИНА. Прямо сейчас, сию минуту? ПАТРИС. Да. МАРИНА. Не могу я так... ПАТРИС. Надо. Луна на небе. Ночка ясная. До утра нас не хватятся, а утром уж ищи-свищи. А останешься - они тебя утром живьем, съедят. Марина, нам удача выпала - последняя, другой не будет. Надо на волю вырваться. Ну же, смелее, сердце Мое, королева моя!.. МАРИНА. Не хочу я к ней в прислуги... в рабыни... Максим-то прав был. Растопчет она меня. Его милости я всегда услужить готова, он настоящий господин, я за него и жизнь положу. А она мне не хозяйка. ПАТРИС. Ладно, Марина, коли есть еще слезы - наплачься вволю и пойдем. Ты же в силки угодила, пташка. Хоть вырваться успей! МАРИНА. Еще Питер бедный... Я же люблю его. Не могу я его бросить. Он меня еще шестилетнюю полюбил. ПАТРИС. Питера ты жалеешь. А любишь - меня. Ну, Марина, признайся, скажи правду хоть раз. Верно говорю? МАРИНА. Верно... ПАТРИС. Ну вот и славно, и вытри слезы. Идти пора. Пойдем через лес, напрямик, я тропу знаю. Марина, сердце мое, луна сияет. Воздух прозрачный, на сто миль окрест видно. Наст крепкий. Все одно к одному - это знак! Ты уходишь со мной, навсегда. МАРИНА. Я никогда еще нигде не бывала. Даже за рекой. ПАТРИС. Хочешь рабыней всю жизнь прожить? Хочешь со мной навек проститься? МАРИНА. Патрис... ПАТРИС. Ты что же, вообразила, что я вернусь, если ты за Питера замуж выскочишь? Да я в день свадьбы уйду, и поминай как звали. МАРИНА. Нас кто-нибудь заметит. ПАТРИС. Не заметит. Через конюшню пройдем. Я в последнем, пустом, стойле засов подпилил. Два коня наготове. Я и вещи собрал. Ну же, одевайся. Марина неуверенно надевает сапоги, шубу. Патрис уже в дорожной одежде. МАРИНА. Нас поймают. ПАТРИС. Не поймают. МАРИНА. Волки кругом рыщут. ПАТРИС. Волк цыгану товарищ. МАРИНА. Ой! ПАТРИС. Что такое? МАРИНА. У меня же кольцо осталось! Кольцо ее милости, бриллиантовое. Ой, бедная я, бедная! Надела-то всего на минутку, а снять забыла. Ой, что делать-то? Куда положить? Патрис! Бриллиантовое кольцо ее милости... Ой, как же быть? Стягивает кольцо с пальца, мечется, желая от него как-нибудь избавиться. ПАТРИС. Дай взгляну. Дай-ка сюда. Обычно это не моя пожива... МАРИНА. Патрис, нельзя! ПАТРИС. Можно. Это твое приданое. МАРИНА. Но это воровство! ПАТРИС. Сердце мое, мы покидаем мир, где есть свое и чужое, покидаем навсегда. Пытается надеть ей кольцо, она отдергивает руку. Ладно, сам надену. На мизинец влезет. И последнее, Марина. Сними-ка это. Снимает с нее крест. Она неохотно подчиняется. МАРИНА. Только не выбрасывай. ПАТРИС. Не буду. Пускай тут живет. На моем месте. Вешает крест внутри буфета. Дай поцелую тебя, моя цыганка, королева моя! В последний раз здесь поцелую!.. Пошли. Тихонько крадутся к двери. Залитый лунным светом двор. На фоне неба резко очерчены силуэты надгробия и церкви. Звуки улицы, тихо хлопает дверь, шаги по снегу. ПАТРИС (шепотом). Иди за мной. За пояс держись. Нет, сам понесу. Ступай тише. Не поскользнись. МАРИНА. Патрис... ПАТРИС. Что? МАРИНА. Я не умею верхом без седла. ПАТРИС. Шш... Все в порядке. Есть тебе седло, в лесу спрятано. Осторожно. Идут через сцену. Перед ними возникает Максим, в одной руке - фонарь, в другой - ружье. МАКСИМ (очень тихо). Стой, цыган. Добрый вечер, мама. МАРИНА приглушенно вскрикивает. ПАТРИС прижимает ее к себе, хочет столкнуть Максима с дороги. Сказал же, цыган, стой на месте. Побежишь - стрелять буду. И ведь убью. Идите в дом оба. И потише, мама. ПАТРИС. Как ты узнал? МАКСИМ. Материн крест в буфете увидел. ПАТРИС. Она хочет уйти. Пропусти нас. МАКСИМ. Значит, пускай мать обманет достойного человека и загубит свою жизнь с цыганом? Идите в дом, идите. МАРИНА. Только Питеру не говори, умоляю тебя. МАКСИМ. Ох, мать... Входят БАЗИЛЬ и отец АМБРОУЗ. БАЗИЛЬ. Что тут происходит? Я слышал крик. МАКСИМ. Моя мать собралась сбежать с цыганом. БАЗИЛЬ. Это правда? МАРИНА плачет, опустив голову. Пожалуйста, войдите все в дом. К Максиму. Позови Питера Джека и Ханса Джозефа, мы будем в гостиной. МАКСИМ уходит. МАРИНА (всхлипывает). Я... никуда... не хотела.. убегать... БАЗИЛЬ. Ну не плачь, не плачь. Если вправду хочешь уйти, никто тебя держать не станет. Ты тут не в тюрьме. МАРИНА. Здесь хочу остаться, с вами! Входит МАКСИМ, уже без ружья. За ним ПИТЕР ДЖЕК и ХАНС ДЖОЗЕФ. БАЗИЛЬ. Я очень огорчен, Питер. ПИТЕР ДЖЕК. Я тоже, ваша милость. Но если хотят - пусть идут. МАРИНА. Не хочу я никуда. Входит ОРИАНА. ОРИАНА. Что случилось? БАЗИЛЬ. Марина с цыганом хотели сбежать. ОРИАНА. Понятно. А ты-то тут при чем, Базиль? БАЗИЛЬ. Я считал, что всем надо дать возможность одуматься. ОРИАНА. Мое кольцо! Гляди, у него на руке мое бриллиантовое кольцо! Я-то обыскалась! Ведь это мое кольцо? ПАТРИС. Тьфу, черт попутал. И как оно сюда залетело? С трудом стягивает кольцо и сует Марине. Она роняет его, тихо вскрикивает. ПИТЕР ДЖЕК поднимает кольцо, отдает Ориане. ОРИАНА. Так и есть, мое обручальное кольцо. БАЗИЛЬ. Мой подарок! ОРИАНА (Марине). Ты его украла! МАРИНА. Не крала я, клянусь Богом, ничего я не знаю... БАЗИЛЬ. Ориана, цыган был в спальне? ОРИАНА. Нет. Она украла кольцо и отдала ему. МАРИНА. Не крала, я, не крала! ХАНС ДЖОЗЕФ. Ваша милость, отдай его мне на расправу. Наконец-то за руку схватили! БАЗИЛЬ (Патрису). Что скажешь? ПАТРИС. Я украл, ваша милость, моя вина. Простите. ХАНС ДЖОЗЕФ. Мне его отдай, мне. Попался... БАЗИЛЬ. Нет. Его надо сдать в полицию. ХАНС ДЖОЗЕФ. Смысла нет, ваша милость. Полицию отсюда не докличешься. ПАТРИС (падает на колени). Только не в полицию! Пожалуйста, ваша милость, только не в полицию! Они за решетку упекут, а выпустить позабудут! ПИТЕР ДЖЕК. Верно, ваша милость, сгноят заживо. ПАТРИС. Не отдавайте меня в полицию! БАЗИЛЬ. Встань! Ты же мужчина! ПАТРИС встает было, но тут же снова бухается на колени. Я-то думал, ты воруешь только, чтоб есть да пить! ПАТРИС. Я знаю, нельзя такие вещи... ОРИАНА. Он не крал кольца! ХАНС ДЖОЗЕФ. Позволь мне его проучить... ОРИАНА. Базиль, ты что, спятил? Он же девчонку прикрывает. Она украла! БАЗИЛЬ. Но кольцо было у него на руке. ХАНС ДЖОЗЕФ. Мы тут себе и судьи и палачи. Позволь, ваша милость... БАЗИЛЬ. Надо заставить его трудиться. ХАНС ДЖОЗЕФ. Не будет он. ПАТРИС. Буду! Буду! ХАНС ДЖОЗЕФ. Куда проще и лучше взгреть его хорошенько! БАЗИЛЬ (Патрису). Встань! ПАТРИС (поднимается, но тут же снова падает на колени). Умоляю, ваша милость... ОРИАНА (Марине). Ты взяла! МАРИНА. Не брала я! БАЗИЛЬ. Взял цыган, он же сам признался. Он неисправимый вор и должен быть наказан. На пользу пойдет. ПАТРИС. Ох не пойдет. БАЗИЛЬ. И другим неповадно будет. В конце концов, это по справедливости. Преступление требует наказания. ХАНС ДЖОЗЕФ. Верно, ваша милость, верно. ОРИАНА. Он и раньше воровал. Где был твой праведный гнев? БАЗИЛЬ. Одно дело буханка хлеба, другое - бриллиантовое кольцо. ПАТРИС. Конечно, ваша милость, и я так думаю. Нельзя мне было... ОРИАНА. Не понимаю, почему вина зависит от ценности украденного? Ладно, кольцо как-никак мое. Ты прощал ему хлеб, а я прощу кольцо. Тем более что оно в целости и сохранности. БАЗИЛЬ. Ты сама хотела, чтоб я был тверд. Ну вот - я проявляю твердость. Сама хотела, чтоб я пользовался своей властью. Я и пользуюсь. ОРИАНА. А этому - Максиму - ты позволяешь красть дичь из парка. БАЗИЛЬ. Это совсем иное дело. ОРИАНА. Приносишь в жертву слабых, а сильные остаются безнаказанными. Ты их боишься. БАЗИЛЬ. Ориана! Не здесь! ОРИАНА. Бедный цыган. Базиль, прошу, отпусти его. А я уж выпытаю у девчонки правду. МАРИНА. Я боюсь, не отдавайте меня ей! ОРИАНА. Не вопи. ПАТРИС. Прошу вас, умоляю, ваша милость... ХАНС ДЖОЗЕФ. Куда проще - отдай его мне, и дело с концом. БАЗИЛЬ. Ладно, забирай, бей, что хочешь с ним делай, мне уже тошно... ОРИАНА. Базиль, как ты можешь? После всех высоких слов... ПАТРИС (ползет за Базилем на коленях, Ханс Джозеф безуспешно тянет его в другую сторону). Ваша милость, выслушайте! Я ж этот народ знаю. До смерти забьют! Не заслужил я смерти, умоляю, ваша милость, спасите! БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, ты за него в ответе. Помни, жизнь только за жизнь. Цыгана не убивать, не калечить. ПАТРИС. Они убьют меня, убьют! ОРИАНА. Базиль, останови их! БАЗИЛЬ. Святой отец, проследите... ОРИАНА. Стойте! БАЗИЛЬ. Ориана, не обсуждай моих приказов. Прочь с дороги.' ХАНС ДЖОЗЕФ уволакивает горестно стенающего Патриса. За ними выходит отец АМБРОУЗ. ОРИАНА (Марине). Ты во всем виновата! МАРИНА (Базилю). Ваша милость, простите меня, я взяла кольцо, моя вина. ОРИАНА. Ну вот, пожалуйста! МАРИНА. Но это случайно вышло. Ее милость показывала нам драгоценности, я примерила кольцо, а снять позабыла. ОРИАНА. Вот это уже похоже на правду. Ну же, Базиль, останови Ханса Джозефа! БАЗИЛЬ. Нет, не буду. Ты ведь хотела положить кольцо на место, верно, Мариночка? МАРИНА. Да, ваша милость. БАЗИЛЬ. Ну вот, значит кольцо все-таки украл цыган. Пускай вздрючат. Он заслужил - не за это, так за что-нибудь другое. Я пошел спать. ОРИАНА. Хорошо. Девчонку оставь мне. МАРИНА. Нет. ОРИАНА. Отдавай ключи! Тоже мне, экономка! Шлюха она, а не экономка. И врет, глазом не моргнет, лишь бы отбрехаться, спихнуть вину на цыгана! МАРИНА. Я правду сказала... БАЗИЛЬ. Ориана, не мучай бедную девочку. ОРИАНА. Нашел девочку! Я с ней разделаюсь! МАРИНА. Ну уж нет! Вам меня не тронуть! Швыряет ключи на пол. БАЗИЛЬ. Марина, как ты смеешь?! МАРИНА. Вы разрушили мою любовь, отняли у меня Патриса, - вы, вы оба! БАЗИЛЬ. Уведи ее, Питер Джек. Все это весьма прискорбно... ПИТЕР ДЖЕК приближается. МАРИНА. Ну, тогда я все скажу. Все, чего вы не знаете. Приехали,, судите нас, расправу чините. А главного не знаете. ПИТЕР ДЖЕК. Марина! Не надо! Пытается закрыть ей рот рукой. МАРИНА. Не смеют они нас судить! Кровь всегда наружу проступает. ПИТЕР ДЖЕК. Марина, погоди! Я уведу ее, это истерика. БАЗИЛЬ. Пускай говорит. Что ты сказала, Марина? Да отпусти же ее! Слышишь, Питер! Немедленно отпусти. Так что ты сказала? МАРИНА. Ваш отец убил моего мужа. ПИТЕР ДЖЕК. Замолчи, ради всего святого!!! МАРИНА. Да, убил. Мы сами слышали крики... У двери появляются ХАНС ДЖОЗЕФ и отец АМБРОУЗ. Расстроенный ПИТЕР ДЖЕК пытается оттеснить их и закрыть дверь у них перед носом. БАЗИЛЬ. Впусти их. ХАНС ДЖОЗЕФ. Она рассказала. ПИТЕР ДЖЕК. Да. БАЗИЛЬ. Святой отец, правда, что мой отец убил Фрэнсиса Джеймса? АМБРОУЗ. Да, ваша милость. МАРИНА. Он из-за меня: старел, ревновал и - убил, так страшно, жутко... Мы тут все чуть с ума не сошли, до сих пор как безумные. Он убил его, уби-и-и-л! БАЗИЛЬ. Питер, это правда? ПИТЕР ДЖЕК. Да, ваша милость. Но об этом надо немедленно забыть. БАЗИЛЬ. Ты что, рехнулся? Считаешь, что за кражу я караю, а убийство с рук сойдет - потому лишь, что убийца мой отец? Так нет же, нет! ХАНС ДЖОЗЕФ. Будь что будет. Правда-то всегда наружу выплывет. Этот ужас так по дому и бродит. Не остановили мы злодейство. АМБРОУЗ. Ваша милость, я согласен с Питером Джеком. Он предлагает забыть. На первый взгляд это безумие. Но лишь на первый. Любой другой образ действий безумней во сто крат. Вы узнали сейчас нечто ужасное. Забудем. Промолчим об этом вместе. МАРИНА. Как они могут! Неужели нет в мире справедливости? Он же убил его! А-а-а! Кричит долго и безумно. ПИТЕР ДЖЕК. Замолчи! Мертвых не воротишь, не оживишь. Пускай все останется между нами. ХАНС ДЖОЗЕФ. Сейчас это уже невозможно. Все в доме слышат ее вопли. Это сигнал, долгожданный сигнал. Теперь все слуги думают только об одном. Ни в секрете удержать, ни позабыть уже невозможно. БАЗИЛЬ. Я потрясен... Необходимо открытое расследование... Я сам его возглавлю. Нельзя, чтобы этот ужас, это преступление довлело над нами, над домом... Это немыслимо. Я проведу дознание... осмотр... в присутствии всех слуг... ПИТЕР ДЖЕК. Не надо. Мы все виноваты. Поэтому лучше молчать. Или вы хотите наказать всех? БАЗИЛЬ. Но если молчать, все мы сойдем ума. Это надо как-то выяснить, я не могу жить с таким грузом, я должен принять на себя ответственность... возместить ущерб... ПИТЕР ДЖЕК. Как? Чем? П а у з а . Не вздумайте обсуждать еще и это. БАЗИЛЬ. Ты что же, думаешь, я буду защищать отца? ПИТЕР ДЖЕК. Поймите же наконец, защищать вам придется себя. Фрэнсиса Джеймса не вернешь, хоть десять могил разрой. А ваша жизнь будет в опасности. БАЗИЛЬ. Моя жизнь? В опасности? Почему? ХАНС ДЖОЗЕФ. Верно, сэр. Сами недавно говорили: жизнь за жизнь. БАЗИЛЬ. Не понимаю. Я не совершил никакого преступления. Кто мне угрожает? ХАНС ДЖОЗЕФ. Мы. Мы все. Любой из нас. БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, старый друг, подумай - что ты говоришь? ПИТЕР ДЖЕК. Что б вам сразу не приехать?.. Заняли бы отцовское место - и вся недолга. А то за полгода тут столько переговорено, столько в головах накручено... ХАНС ДЖОЗЕФ. На вашу милость никто зла не держит. Но вы сами сказали - ответственность принять, мол, хочу. Кровь, она отмщения просит. Я отец Фрэнсиса Джеймса, Максим - его сын... БАЗИЛЬ. Максим. МАКСИМ. Меня бояться нечего. Это дед, святая простота, чего-то от вас хочет. Старика-то я, конечно, зря не убил. Очень зря. Но вам бояться нечего. Вы для меня - пустое место. В ы х о д и т БАЗИЛЬ. Питер Джек, объясни, помоги понять... ПИТЕР ДЖЕК. Одна кровь другую зовет, кровная месть называется, - может, знаете. Вы - сын своего отца. Тут бытуют очень примитивные понятия о справедливости. Как сохранились? Да кто их разберет? Может, ночи зимние, долгие, может, снег помогает. ХАНС ДЖОЗЕФ. В Книге сказано: око за око, зуб за зуб. АМБРОУЗ. Там и другое сказано: ударили тебя по щеке - подставь другую. ХАНС ДЖОЗЕФ. Кровь вопиет, взывает к мести! БАЗИЛЬ. Так почему же вы не убили отца? Почему не приговорили его к смерти? ПИТЕР ДЖЕК. Мы хотели, но - не смогли. ХАНС ДЖОЗЕФ. С ним поквитаться было немыслимо. Мы не смели его тронуть. Он был тут Богом. Даже Максим не смог поднять на него руку. БАЗИЛЬ. А на меня, значит, сможете... ХАНС ДЖОЗЕФ. На вас сможем, ваша милость. Преклоняет одно колено, склоняет голову. Слышен волчий вой, на этот раз ближе к дому. БАЗИЛЬ и ОРИАНА приникают друг к другу. ВТОРОЙ АКТ Белая гостиная. За огромным окном (занавешенным в первом акте) залитые солнцем снежные просторы. Виден двор, могила бывшего хозяина, церковь, лес. БАЗИЛЬ снова в костюме для верховой езды, в высоких сапогах; в руках у него хлыст. Он сидит около ГРЮНДИХА, за столом, заваленным бумагами. ГРЮНДИХ. Вы, вероятно, не разбираетесь в двойной бухгалтерии, сэр? БАЗИЛЬ (думает о другом). Боюсь, что нет. ГРЮНДИХ. Ну, зато Питер Джек разбирается, он вам все объяснит, не беспокойтесь. Тут вот у нас отчетность за прошлый год, все поделено по статьям дохода. Вот здесь домашнее хозяйство, в этой таблице. А здесь лесные угодья. Остальное, глядите, - рогатый скот... БАЗИЛЬ. Значит, вы полагаете - это несерьезно? ГРЮНДИХ. Совершенная ерунда, сэр. Эти крестьяне не только бесчестны, они вообще несусветные дикари. Особенно зимой. Жена с дочкой утверждают, будто зимой и я отсюда сам не свой возвращаюсь. Дразнят, ума, говорят, лишился. А эти крестьяне... Они сами порой не различают, где приврали, где нафантазировали. Скажут слово - за чистую монету принимают. БАЗИЛЬ. Значит, вы думаете, слуги выдумали - про убийство? ГРЮНДИХ. Несомненно. Очень в их духе. Жуткие проныры и эгоисты, во всем. свою выгоду ищут. Деньги хотят у вас выудить - вот что за этим стоит. БАЗИЛЬ. Но это так не похоже на Питера Джека, на Ханса Джозефа, на отца Амброуза... ГРЮНДИХ. Священник в этой шайке наихудший. Эти божьи слуги, деревенские священнички, вечно в обносках ходят, этакие честняги-скромняги. А в девяти случаях из десяти они местные вампиры, ростовщики, жертв своих сосут-потрошат почем зря. БАЗИЛЬ. Не знаю, что и думать. Такое яркое, солнечное утро - все кажется дурным сном. ГРЮНДИХ. Не волнуйтесь, сэр, все образуется и позабудется. БАЗИЛЬ. Вы, вероятно, уедете теперь, раз погода поменялась. ГРЮНДИХ. Да, да, сэр, сегодня же. Приятно, знаете ли, прокатиться на санях в такой день, - солнце освещает макушки деревьев, дорога блестит. Я, конечно, закутаюсь основательно. БАЗИЛЬ. Все-таки не верится, что они вчера врали. Нет, на Питера Джека непохоже. Надо выяснить все - до конца. ГРЮНДИХ. Этого решительно не следует делать, сэр. Не стоит перевозбуждать их. Я бы на вашем месте отступился. БАЗИЛЬ. Но, допустим, этот ужас, это преступление действительно было! ГРЮНДИХ. Допустим, сэр, допустим. От них все равно ответа не добиться. Нагородят с три короба, а мы разбирайся. Чушь несусветная, все сто крат преувеличено. Им главное - денег из вас побольше вытрясти. Послушайтесь моего совета, сэр, забудьте эту историю. БАЗИЛЬ. Но я не могу! ГРЮНДИХ. Знаете пословицу: "не буди лихо, пока оно тихо". Очень верно подмечено. БАЗИЛЬ. Кроме того... после вчерашнего... Они теперь знают, что я узнал, и будут ждать какого-то поступка. ГРЮНДИХ. А может, наоборот, сэр? Может, они ждут, чтоб вы пропустили все мимо ушей? Я, кстати, так бы и сделал. И если кто-нибудь из них наберется наглости и напомнит, разговор не поддерживайте. Скажите, что не знаете, о чем идет речь. Они поймут, что от вас ничего не добьешься, и тут же успокоятся. Входит Ориана, одетая для прогулки. БАЗИЛЬ. Ориана, господин Грюндих считает, что нам не стоит принимать происшедшее близко к сердцу. Он полагает, что слуги могли все это выдумать. ГРЮНДИХ. Или преувеличить. Не волнуйтесь попусту. Это несусветные люди. ОРИАНА. Я и сама пришла к такому выводу, господин Грюндих. И с Фредериком утром поговорила. Он очень спокойный, рассудительный человек, я с ним прямо душой отдыхаю. Короче, мы решили не обращать внимания. БАЗИЛЬ. Вот и господин Грюндих советует. ГРЮНДИХ. Совершенно верно, мадам. Слуги - нахалы и хамы. ОРИАНА. Базиль, мне думается, зря ты с ними накоротке и даешь слишком много воли. Они распустились. Верно, господин Грюндих? ГРЮНДИХ. Совершенно справедливо. ОРИАНА. Надо держаться отстраненно. С какой стати посвящать их в свои мысли? Почему они смеют говорить с тобой как с равным? Немудрено, что их заносит. ГРЮНДИХ. Совершенно согласен. В вашем положении надо быть поскрытнее. ОРИАНА. Вот сейчас, Базиль, у тебя и в самом деле есть шанс утвердить свою власть. И не надо для этого отдавать на расправу цыгана, нет, - сейчас надо поступить более осмысленно, так, чтоб они прониклись уважением к тебе - раз и навсегда. Покажи, что их бред тебя ничуть не взволновал, что ты ничего не намерен делать, и хватит набиваться к ним в друзья. Они же вчера просто обнаглели! БАЗИЛЬ. Но, допустим, отец и вправду убил Фрэнсиса Джеймса? ОРИАНА. Я уверена, что нет. Да и нам-то что за дело? ГРЮНДИХ. Ее милость абсолютно права. БАЗИЛЬ. Ты на прогулку, Ориана? ОРИАНА. Да. В такой чудный день не грех прокатиться. Я засиделась в четырех стенах - с самого приезда носа на улицу не высовывала. Я приказала заложить большие сани. Сейчас подадут. Слышен звон бубенцов. ГРЮНДИХ. Лучшая дорога - мимо мельницы и озера. Кучер знает. Озеро подо льдом изумительно красиво, камышинки торчат, замерзшие, розово так мерцают. И важно вышагивают водяные птицы. ОРИАНА. Вы прямо поэт, господин Грюндих. Но сегодня утром и впрямь все кажется светлым и радостным. Какое счастье, что я на природе. Базиль, ты рад, что я рада? БАЗИЛЬ. Да, дорогая, конечно! ОРИАНА. Ну ладно, пока. Прислушайся к господину Грюндиху. Он в здешних нравах разбирается получше твоего. И плохого не посоветует. В ы х о д и т . БАЗИЛЬ. Хотел бы я знать, что делать. ГРЮНДИХ. Сэр, извольте взглянуть еще в эти книги. БАЗИЛЬ. Да, да, разумеется. А когда закончим, я пойду в людскую к слугам. ГРЮНДИХ. Весьма неразумно, сэр, весьма. Ваш батюшка и дороги туда не знал. БАЗИЛЬ. Да? В таком случае пойду непременно! Л ю д с к а я . Идет месса. Запах ладана. В тумане смутно различимо огромное множество людей, стоящих на коленях. Мощное, торжественное, мелодически простое песнопение. Едва виден отец АМБРОУЗ, он дирижирует. Входит БАЗИЛЬ. Все мгновенно смолкают. Богослужение прекращается. Люди растворяются во тьме, за исключением отца АМБРОУЗА. ПИТЕРА ДЖЕКА и ХАНСА ДЖОЗЕФА. БАЗИЛЬ. Простите. Я не знал, что идет месса. У меня и в мыслях не было вас прерывать... И все ушли, так сразу... Простите, Бога ради... я не... АМБРОУЗ. Ничего страшного, ваша милость. БАЗИЛЬ. Питер Джек, могу я с тобой поговорить? О с т а л ь н ы м . Нет, нет, не уходите... То, что вы вчера сказали, - это серьезно? ПИТЕР ДЖЕК. Что значит - серьезно? БАЗИЛЬ. Ну, это действительно случилось? Это не вымысел? Не шутка? ПИТЕР ДЖЕК и ХАНС ДЖОЗЕФ возмущенно молчат. АМБРОУЗ. (помолчав). Это правда. БАЗИЛЬ. Простите, что я снова об этом... Но надо, надо разобраться. Я сначала думал - открытое расследование, в присутствии всех слуг, как подобает. Но потом я все взвесил и понял, что ты, Питер, прав, - сделанного не воротишь, и благоразумнее не будоражить людей. Однако ситуация требует все же некого разрешения, и, думаю, лучше уладить дело в уком кругу, оно касается меня и близких покойного... то есть тебя, Питер, Ханса Джозефа, Максима и Марины. ПИТЕР ДЖЕК. Что вы задумали, ваша милость? БАЗИЛЬ. Ну, единственный способ хоть как-то возместить вам ущерб - это, насколько я понимаю, способ материальный. Так сказать, финансовый. Я понимаю, что оценивать человеческую жизнь... нельзя, она бесценна, но все, что есть у меня, - деньги, земли, блага, - все ваше... как бы символическая расплата... ПИТЕР ДЖЕК мотает головой - с ужасом и отвращением. ХАНС ДЖОЗЕФ. Ваша милость... И не думай, что я деньгами возьму за жизнь единственного сына. ПИТЕР ДЖЕК. Все не так, сэр. Это - бесполезно. БАЗИЛЬ. Ну а как? Помогите же мне, друзья, подскажите... Я хочу поступить по справедливости. И не хочу пускать, так сказать, по воле волн. Святой отец, скажите же что-нибудь. АМБРОУЗ. Скажу, что прошлое надо простить и позабыть. ХАНС ДЖОЗЕФ. Простить? Ну уж нет. Прошлое для нас слишком живо, так и стучит в сердце. АМБРОУЗ. По-твоему, нет силы превыше силы? Нет власти превыше власти? Вдумайся - и окажется, что высшая власть и сила все-таки в прощении. Ты же глубокий старик. И если надеешься спастись пред судом создателя нашего - позабудь о мести. А остальные последуют твоему примеру. ХАНС ДЖОЗЕФ. Не надеюсь я спастись. Я справедливости добиться - и то не надеюсь. Когда-то я молился Богу, но он вместе со мной старел, одряхлел вконец и умер - прежде меня. И я скоро в землю лягу, возле церкви, на кладбище, и ничего, окромя мешка с костями, от меня не останется. Я помню, как кричал сын... БАЗИЛЬ. Пожалуйста, прошу вас. Давайте мы, четверо, образуем нечто вроде комитета, возьмем это дело в свои руки и не будем предавать огласке. ХАНС ДЖОЗЕФ. Все знают. Все ждут возмездия. БАЗИЛЬ. Ты имеешь в виду... как бы публичную расплату? Но если иначе нельзя, я... с удовольствием... как вы полагаете, святой отец, может, мне наложить на себя епитимью - работать, допустим, какой-то срок наравне со слугами, на тяжелых работах? Дико, конечно, но все говорят о расплате, а чем и как расплатиться, я не знаю... ПИТЕР ДЖЕК. Расплата одна. ХАНС ДЖОЗЕФ. И не вздумай, ваша милость. Ты тут господин, не пристало тебе. Людей только огорчишь, подумают - насмехаешься ты над ними. БАЗИЛЬ. Так что же я должен сделать? Что ни предложу, вы все отвергаете. Может, ничего и не надо? Я же ни в чем не виноват. Меня тут и не было, когда это произошло. АМБРОУЗ. Ханс Джозеф, ты же знаешь, что отец его милости помешался рассудком. БАЗИЛЬ. Да-да, он был сумасшедшим! Таких людей нельзя обвинять. ХАНС ДЖОЗЕФ. Это не безумие. Боль есть боль. Кровь есть кровь. АМБРОУЗ. Тогда виноваты мы. Мы же были здесь, рядом. ХАНС ДЖОЗЕФ. Его милость - наш господин, наш глава. БАЗИЛЬ. Так почему же вы не слушаетесь меня? ХАНС ДЖОЗЕФ. Кто во главе - на том и вина. Таков закон, он для всех един, и для его милости тоже. БАЗИЛЬ. Ханс Джозеф, что ты хочешь сделать? Ты же нянчил меня, учил рыбу ловить. ХАНС ДЖОЗЕФ. Не знаю, ваша милость. Вы спрашиваете, я отвечаю. БАЗИЛЬ. Какой-то бред... кошмарный сон... ПИТЕР ДЖЕК. Дело-то, ваша милость, не только в Хансе Джозефе, не только в покойном Фрэнсисе. Тут у каждого накопилось. Почитай, каждый носит в душе смертную обиду, живет с незаживающей раной, и все обиды и раны вопиют о мести. Смерть Фрэнсиса Джеймса для нас вроде символа... А еще все тут жили в страхе, стыдились друг друга и ненавидели. Нами помыкали, вынуждали к позорным, стыдным поступкам. Это тоже не забывается. Мы себе простить не можем, себе и друг другу, и ему, и вам. Лучше, наверно, было бы, чтоб вы вовсе ничего не узнали или, узнавши, заткнули нам рот и вины на себя не брали. А вы растревожились - вроде как слабинку дали, а слабый, он, знаете, - всегда виноват. Походи вы на отца, люди подчинились бы вам без раздумий, а так они принялись точить себе души - прошлое клясть да вспоминать. Уж не пугайтесь, ваша милость, но вы у нас теперь вроде изгоя, здешний закон вас не хранит. БАЗИЛЬ. Изгой в собственном доме! ПИТЕР ДЖЕК. Люди тут простые, ваша милость, им по сердцу идея кровной мести. Они будут вам кланяться, слушаться вас, даже любить, но это не остановит одного из них от... БАЗИЛЬ. Убийства? ПИТЕР ДЖЕК. И его никто не осудит. Наоборот. Впрочем, есть еще выход, еще не все потеряно... БАЗИЛЬ. Что ты советуешь? ПИТЕР ДЖЕК. Сегодня уезжает господин Грюндих. Поезжайте с ним. С п а л ь н я . Яркий снежный свет. ФРЕДЕРИК помогает Ориане снять шубу и сапоги. ХАНС ДЖОЗЕФ стоит на коленях. МИКИ затаился в углу. ХАНС ДЖОЗЕФ. Ваша милость, нету! Нету перца, хоть плачь. Ну не могу же я его родить, в самом деле. ОРИАНА. Плохо искал. Не может в целом доме не быть перца. Я сама поищу. Берет со стола связку ключей. Найду - пеняй на себя! ХАНС ДЖОЗЕФ выходит, пятясь и кланяясь. ФРЕДЕРИК. Мадам хорошо покаталась? ОРИАНА. Чудесно! Озеро на солнце переливается. Снег на ветках искрится. ФРЕДЕРИК. Точно в сказке, мадам. ОРИАНА. Уф, я наглоталась свежего морозного воздуха и ужасно устала. ФРЕДЕРИК. Мадам желает переодеть платье? ОРИАНА. Да, пожалуй. Фредерик, из вас вышла отличная камеристка. ФРЕДЕРИК помогает ей снять платье и надеть другое, застегивает сзади. МИКИ выглядывает из-за кровати. Ой, кто там? Да это мальчишка! Что, интересно, ты тут делаешь? МИКИ. Сами говорили, я всегда при вас буду. ОРИАНА. Ничего подобного я не говорила. Ты должен ждать, пока за тобой пошлют. Ты слуга, а не, член семьи. Ну, беги скорей. ФРЕДЕРИК провожает Мики до двери. ФРЕДЕРИК (неслышно для Орианы). Убирайся. Нечего тут подслушивать да подглядывать. Поди прочь! Чтоб духу твоего тут не было. Дает Мики пинка. ОРИАНА. Несчастный мальчик. И, похоже, не очень-то смышленый. Спасибо, Фредерик. И что бы я без вас делала? От вас исходит... какой-то домашний уют. ФРЕДЕРИК. Очень рад, что мадам так считает. Я ходил в подвал, порылся в чемоданах и нашел то, что вы просили. ОРИАНА. Нашли! Давайте сюда. ФРЕДЕРИК протягивает Ориане пистолет. Отлично. Я же помню, что захватила - на всякий случай. Заряжен? Да. Хозяину ни слова, Фредерик. Он был бы недоволен. ФРЕДЕРИК. Надеюсь, мадам теперь будет спать спокойно. ОРИАНА. Да, с ним я чувствую себя увереннее. На самом-то деле все ерунда. Ложная тревога. Просто слугам взбрело в голову невесть что. Господин Грюндих предполагает, что они вообще все выдумали, с начала до конца. ФРЕДЕРИК. Я же говорил, мадам. ОРИАНА. И если мы не придадим значения их басням, страхи развеются как дым. Ой? Что это? ФРЕДЕРИК. Снежная глыба упала с крыши, мадам. ОРИАНА. Нервы ни к черту. Разложите столик, Фредерик, сыграем в карты. Он раскладывает ломберный столик. Садятся играть. Скажите, эти снобы - слуги - все еще гнушаются вашим обществом? ФРЕДЕРИК. Да, мадам. ОРИАНА. Не расстраивайтесь. Ваше место не в людской, а здесь, со мной... с нами. Вы видели цыгана? ФРЕДЕРИК. Да, мадам. ОРИАНА. Что он говорит? ФРЕДЕРИК. Стонет. ОРИАНА. Сам виноват, попал в беду по собственной дурости. Слабак. Пожалуй, я все же не сделаю его своим приближенным. ФРЕДЕРИК. Рад слышать, мадам. ОРИАНА. Почему это вы рады, Фредерик? ФРЕДЕРИК (помолчав и бросив взгляд на Ориану). Мадам снова выиграла. ОРИАНА. Фредерик, вы скучаете по Аннабелл