именно в это время (а не сразу по прибытии в
Микены) получил и Прометей собственными руками изготовленный перстень с
обломком кавказской скалы --- как орден Великого Огнедарителя третьей
степени. (Первая степень, надо думать, полагалась мужам, облеченным
верховной государственной властью, да и на вторую могли рассчитывать только
активные зевсисты, находившиеся на самых ответственных постах.)
Тех, кто желает в моих гипотезах видеть лишь игру фантазии, прошу
обратить внимание на следующее: даже если бы я решился безответственно
фантазировать на столь серьезную тему, игре этой преградил бы путь, свел бы
ее почти на нет ряд строго бесспорных закономерностей!
Ибо, повторяю еще и еще раз:
Освобожденного Прометея человечество забыло. И это не просто
забывчивость!
Следовательно, освобожденный Прометей не совершил, по-видимому, ничего
исключительного, хорошего или дурного, что как-то выделялось бы из
обыденного. Ничего такого, чего не помнить нельзя.
Далее: освобожденный Прометей, помимо вещей обыденных, совершал,
напротив, такие вещи --- либо с ним происходили такие вещи, --- которые
человечество склонно предавать забвению, забывает охотно и с психологической
точки зрения даже неизбежно.
Вот это оно и есть. То, о чем не только не помнят, но что хотят забыть
--- женщины, мужчины, все решительно, и чем скорее, тем лучше.
Поверьте, с присущей мне, в меня въевшейся строго научной
педантичностью я неутомимо рассмотрел, одну за другой, все без исключения
возможности, которые хоть как-то могли идти в расчет. И теперь со спокойной
совестью говорю: пока кто-то еще, действуя в строго очерченных границах
имеющихся фактов, существующих закономерностей и необходимостей, не выдвинет
новые гипотезы, посрамляющие мою (в чем я весьма сомневаюсь), до тех пор мы
должны принять за истину полученные мною результаты.
И напоследок еще немного мифо-гео-историко-архео-этно-социо-психо-филологии
В первой песне "Илиады", если не ошибаюсь, Нестор перечисляет давних
своих друзей и боевых товарищей --- и все они, как на подбор, первоклассные
герои, выдающиеся мифологические фигуры. Уже в этой своей "выходной арии"
Нестор показывает себя несравненным хвастуном. В списке его фигурируют,
например, Тесей и Пиритой. Конечно, он мог с ними встречаться, мог при
случае --- чего не бывает! --- пригласить их к себе, повести в окрестные
леса поохотиться либо к заливу порыбачить. Но это не выходило за рамки
заурядного шапочного знакомства, быть друзьями-соратниками они никак не
могли; в цикле легенд о Тесее --- Пиритое я не обнаружил даже намека, чтобы
и Нестор участвовал в какой-нибудь их геройской --- тогда-то еще, скорей,
хулиганской --- вылазке...
Получается что-то вроде того, как, скажем, в наши дни я знакомлюсь
где-нибудь в доме отдыха, к примеру, с товарищем Кишем * /* Распространенная
венгерская фамилия ("kis" --- "маленький"). */. В течение первых же
нескольких минут, во всяком случае двух-трех часов, я узнаю, сколько и каких
именно высокопоставленных персон числит он в своем родстве, с какими
знаменитыми и выдающимися людьми дружит, с кем из них учился в школе... и, к
слову, непременно будет сказано, что в теннис он играет обыкновенно с Самим.
(Если же это "к слову сказанное" я не уясню себе сразу, то есть приму, не
отвесив достаточно глубокого поклона, оно будет повторено с нажимом еще
несколько раз.) А дальше случай столкнет меня с Самим, допустим, в самолете,
и Сам от нечего делать вздумает со мной побеседовать. Поскольку же время
тянется медленно, то среди всего прочего упомянет он и о том --- мимоходом,
конечно, в связи с проблемами общественного здравоохранения, --- что, как ни
много у него дел, он, хоть трава не расти, еженедельно дважды по два часа
занимается теннисом. На что я с видом посвященного: "Да-да, знаю. С
товарищем Кишем". Он же: "С товарищем Кишем?.." И этот характерный, словно
ускользающий взгляд, и потом как будто фальцетом: "А-а..." Из чего я тотчас
понимаю, что товарищ Киш однажды действительно играл, по обыкновению, с
Самим, когда у того почему-то не случилось другого партнера. Правильно?
Вот и с Нестером понимать следует так: Нестор упивается рассказами о
дружбе с Тесеем и Пиритоем, они же не поминают его ни единым словом. Любит
Нестор прихвастнуть своей причастностью к "хорошему обществу"! (Кстати, эту
его слабость отмечают многие античные авторы и даже указывают, что, скорее
всего, и кичится-то он не по праву, ибо свидетелей нет: он пережил всех.)
А теперь заметим себе хорошенько: Геракла Нестор не упоминает!
Геракла, который во время Троянской войны был уже богом.
Геракла, в легендах о котором Нестор, напротив, упоминается
неоднократно и даже часто.
В самом деле:
В жестокой битве Геракл перебил всех старших сыновей Пелея --- Нестора
же, младшего, сделал царем Пилоса.
Целый ряд авторов утверждает, что Нестор вместе с Гераклом принимал
участие в походе аргонавтов.
Пожалуй, этого достаточно. И я не верю, чтобы именно Нестор первым
поклялся именем обожествленного Геракла. Этому противоречит его поведение,
засвидетельствованное "Илиадой".
Ибо, как я уже сказал, кого только не перечисляет он в "Илиаде" как
былых своих друзей и соратников, но Геракла даже не упоминает.
Допускаю, что многие нынешние читатели "Илиады" не приметили этого
вопиющего факта. Ведь нынешние читатели "Илиады" в большинстве своем
понимают-трактуют сообщаемую Гомером информацию несколько позитивистски. Не
принимая во внимание, что "Илиада" --- как и любое произведение или создание
искусства --- цельна не сама по себе, она цельна цельностью социального
фона, современного ей общественного сознания.
Обстоятельство немаловажное, право. Ведь если, представим себе, далекие
наши потомки займутся раскопками три тысячи двести лет спустя и с удивлением
обнаружат, что в Венгрии двадцатого века количество мелкой разменной монеты
намного превосходило количество денежных знаков того же достоинства в других
странах, --- к каким они придут выводам? Если социальный фон и уровень
общественного сознания окажется им незнаком, они скажут: в Венгрии все было
очень дешево, венгерская валюта котировалась весьма высоко. Иначе говоря,
они сделают ошибочные выводы. Тогда как, зная конкретный социальный фон и
уровень общественного сознания, дали бы точное заключение: несоразмерно
большое количество мелкой монеты по отношению ко всей сумме денег,
находившейся в обращении, объясняется тем, что венгры любили сразиться в
"улти".
В других местах своего повествования, в связи с другими лицами, Гомер
много раз упоминает Геракла. Да и смешно допустить, будто Гомеру мог быть
неизвестен именно цикл легенд о Геракле и внутри этого цикла --- тесная,
вероятно, даже интимная, дружба полубога и Нестора (пусть то не была любовь,
пусть тема их любви --- более позднее наслоение, не это важно).
То же относится и к современникам Гомера, его слушателям.
Гомер знал, что монолог Нестора в первой песне "Илиады" вызовет у
слушателей-читателей возмущение. Они будут потрясены тем, что Нестор не
упомянул Геракла. И современники его, слушатели-читатели, прекрасно знали,
почему Нестор не называет Геракла и почему Гомер заставляет их возмущаться
поведением Нестора.
Итак, по какой причине Нестор выпустил Геракла из своего реестра?
Быть может, по той причине, что Геракл разгромил Пилос и уничтожил
семью Пелея?
Какое! Пелей сам напал на Элиду, где находились имения Пелопидов и где
правил Авгий, нужный Эврисфею союзник. Геракл отбил нападение по воле
Эврисфея. Одиннадцать сыновей Пелея пали в битве. Война эта имела, очевидно,
и идейную подоплеку: в городе Пилосе почитали Геру, Посейдона, Гадеса и
Ареса (точнее --- их "языческие" аналоги) и не приносили жертв Зевсу. С
Нестором --- обратившимся в Зевсову веру! --- победитель Геракл обошелся
милостиво, что же до ущерба, который он невольно нанес городу во время
войны, то Геракл потом вознаградил пилосцев, присоединив к их владениям
новые территории.
Дальнейшие доказательства излишни: Нестор рассердился на Геракла не
из-за смерти братьев, ведь их дружба началась как раз после этого!
Впрочем, слово "рассердился" явно недостаточно --- настолько
поразительно отсутствие имени Геракла в упоминавшемся перечислении: Нестор
ненавидел Геракла.
Но за что? Нет никаких, ни малейших следов того, чтобы Геракл как-либо
обидел Нестора.
Однако подумаем: разве ненавидят непременно обидчика? Не чаще ли, не
сильнее ли ненавидим мы, например, того, кого обидели сами? Еще точнее: кого
обидели несправедливо? И кто с тех пор самым своим существованием является
постоянным раздражителем, источником угрызений совести!
На этот раз случайная, можно сказать, аналогия привела меня к истине. К
той истине, которую я затем всесторонне проверил с помощью как психологии,
так и фактов.
Быть может, кое-кто из любезных моих читателей не счел за труд
поинтересоваться скромной особой автора этих строк и, таким образом, знает,
что вследствие свойственных мне неусидчивости и лени я делаю множество
различных вещей, занимаюсь, например, журналистикой. И потому читаю, просто
по долгу службы, мировую прессу. В 1956 году, после XX съезда партии в
Советском Союзе и так называемых "венгерских событий", немало интеллигентов
во всем мире вышло из рядов коммунистической партии. Многие из них по всему
миру начали издавать газеты. Левые газеты. По крайней мере таковы были
первоначально их планы. Они даже писали в этих газетах, что намерены спасти
подлинный коммунизм. Каковы были их намерения в действительности, разбирать
не буду. Факт тот, что ныне эти газеты стали сборными пунктами
антикоммунизма. Застарело-консервативные, сыто-буржуазные газеты, вроде
"Нойе Цюрхер", "Таймc", и даже тот или иной листок Шпрингера подчас
объективнее информируют или конструктивнее критикуют там, где эти "левые"
брызжут слюной. Да теперь у них и вовсе нет уже иной программы, кроме
антикоммунизма.
Логика ренегата: "Я тебя покинул, следовательно, ненавижу".
Да не поймут меня неправильно! Человек с течением жизни закономерно
изменяет свои убеждения. Накапливаются познания, впечатления, и, как это
обычно бывает, накопленное количество перерастает однажды в новое качество.
Я, например, был глубоко верующим католиком. Ныне я коммунист. Но католицизм
не ненавижу. Вспоминаю о нем, как о счастливой юности. Понимаю верующего
человека и сочувствую ему. Сказать по правде, даже завидую тому ощущению
мира и облегчения, какое испытывает верующий, причастившись. Мне, увы, вряд
ли доведется еще когда-либо испытать нечто подобное. Точно так же завидую и
тому ученику, который выучил сегодня уроки на завтра и тем покончил с
делами. Ибо мне, увы, никогда уже не дано будет ощутить и этого. (Правда,
остается еще смерть. Если, конечно, она --- избавление. Но, к сожалению, я
знаю, что это не так.) Словом, убеждения мои изменились, но сам я в каком-то
смысле остался прежним. Не превратился в ренегата.
Я думаю, у ренегата никогда и не бывало подлинных убеждений. Свое
неверие он "перевыполнял" за счет изъявления веры. И теперь это
перевыполнение в изъявлении веры старается сверхперевыполнить ренегатством.
Факт остается фактом: то, что Нестор, перечисляя своих друзей и
соратников --- хвастливо, преувеличенно хвастливо их перечисляя, ---
забывает назвать Геракла, своего наставника и действительно близкого друга,
"перевыполнение" потрясающее.
Это --- поведение ренегата.
Подробная биография Нестора до нас не дошла. Мы знаем, что начинал он
другом Геракла. Был аргонавтом, то есть служил делу партии мира. Считался
человеком не глупым, но трусливым и неслыханно меркантильным. По
осторожности своей и скупости, естественно, был противником военной
авантюры. И вот мы встречаемся с ним позднее. Теперь он --- наряду с
Одиссеем --- духовный руководитель всей троянской эпопеи! Похоже, Атрей был
прав: стоило хорошенько припугнуть его конфликтом, возникшим из истории
Теламона --- Гесионы, затем "выдоить" --- и Нестор сам побежал вдогонку за
своими денежками: эти потраченные на подготовку к войне средства он мог
воротить уже только из военной добычи.
Но ведь такая метаморфоза во взглядах произошла не с одним Нестором.
Были под Троей и другие, кто вообще не хотел служить великоахейским
мечтаниям либо согласился лишь вынужденно. Вспомним хотя бы Ахилла. Однако
они вовсе не ненавидели Геракла.
Даже среди инициаторов войны кое-кто принадлежал некогда к числу
близких Гераклу людей. Но и они сейчас отнюдь его не ненавидели. Например,
Тиндарей, отец Диоскуров и Елены, который тоже троном своим был обязан
Гераклу. Причем еще больше обязан, чем Нестор. Гиппокоонт изгнал Тиндарея из
Спарты, Геракл же --- вскоре после победы у Пилоса --- вернул ему власть. И
даже был тяжело ранен в бою с Гиппокоонтом. Тиндарей, как мы знаем, стал
позднее политическим противником своего спасителя. Но нет никаких сведений о
том, чтобы он ненавидел Геракла.
Ахилл или Тиндарей ренегатами не были. Нестор же был ренегат. Его
ненависть --- типично ренегатская ненависть; ненависть по типу: "Я нанес
тебе сокрушительный удар, потому и ненавижу".
Да, но когда Нестор нанес этот удар Гераклу? Прямо и честно, лицо к
лицу, --- нет, такого быть не могло, для этого он был слишком труслив.
Поскольку речь идет о Несторе, мы можем предположить только, что он выступил
вдохновителем какого-то оскорбления Гераклу. Но какого? Что это было за
оскорбление, если Нестору пришлось из-за него так возненавидеть героя? Он
просто не мог заставить себя выговорить его имя, долго и хвастливо
перечисляя знакомых героев, не мог --- хотя в ту пору и при тех
обстоятельствах это должно было поразить решительно всех!
Несомненно, оскорбление было не пустячным. Но нам и не придется искать
долго: старому Гераклу кто-то однажды дал подножку, а позднее, косвенно,
стал причиной и самой его смерти, взбунтовав против героя, точнее, против
старинного друга его Хирона, часть племени кентавров.
Что мы знаем еще? Знаем, что, совершив свои двенадцать подвигов, Геракл
--- уже пятидесяти восьми лет от роду, на закате поистине изнурительной
жизни, --- не потребовал себе ни микенского, ни даже тиринфского трона: не
потребовал хотя бы права наследования для себя или своих сыновей; он даже не
отдохнул. Набрав, в Аркадии небольшое войско, Геракл покинул Пелопоннес. Он
направился в Калидонию --- вероятно, на корабле, через Коринфский пролив,
--- затем в Фивы, Афины, побывал в Додоне, на дорийских землях, в средней и
северной Греции, повсюду. Мифографам известна целая серия его приключений,
однако, по своему обыкновению, каждое из них они рассматривают как
самостоятельный, отдельный эпизод из жития Геракла. Но, даже несмотря на
это, выявить в них дополнительные наносные, чужеродные элементы нетрудно,
как и установить с приемлемой точностью, почему все-таки Геракл покинул
Пелопоннес (в сущности, бежал: его мать, Алкмена, и многие его сыновья
остались в Тиринфе!) и что он делал, над чем трудился между 1212 и 1208
годами, последними четырьмя годами своей жизни.
Наконец, еще один эпизод, весьма существенный как раз в отношении
Прометея. И притом невероятно запутанный: так и мерещится, что кто-то
сознательно перетасовал-смешал в нем все данные.
Странная вещь: греки бережно хранят память о Троянской войне --- этом
единственном победоносном (двусмысленно победоносном) эпизоде колоссального
и бесславно рассыпавшегося в прах замысла. Бережно хранят они и образ
Геракла --- "буйволомощного сына Зевеса". Но смысл идейно-политической
работы Геракла смазывают! Неужто же народы настолько боятся взглянуть в лицо
своим --- даже очень давним --- заблуждениям, слепой глупости? Это все
равно, как если бы мы помнили о героизме венгерского солдата ---
несчастного, обманутого венгерского солдата --- в первой мировой войне, а не
о мудром и героическом "пораженчестве" Михая Каройи.
И все-таки достаточно самой малой толики фактической истины, вплетенной
в сказку, или, скажем, попытки вкраплением реальных сведений придать
достоверность старательно продуманной исторической подтасовке, чтобы
наблюдательный глаз рано или поздно во всем разобрался. Точно так же как
ученый отличит благородный, резьбою украшенный камень, использованный на
стенной кладке, от всех прочих, а потом еще реконструирует, пожалуй, из
нескольких таких резных камней вишеградский дворец короля Матяша.
Но вернемся к нашему предмету: я имею в виду битву, происшедшую в
пещере кентавра Фола, тот эпизод, который упоминается, можно сказать, всеми
мифографами (намек на него мы встречаем и в "Энеиде"), вплетается то туда,
то сюда, но чаще всего приписывается молодому Гераклу, а местом действия
указывается Пелопоннес.
Позволю себе в нескольких словах напомнить этот эпизод на случай, если
кто-либо призабыл его.
На одной из своих путей-дорог Геракл завернул в пещеру кентавра Фола.
Кентавр принял его как гостя и достал в его честь ту самую амфору с вином,
которую припас еще бог Дионис специально для этого случая. Но когда прочие
кентавры учуяли запах вина, они буквально взбесились. Началось ужасающее
сражение, во время которого кентавры бились чем попало --- вырывали с корнем
сосны, швырялись целыми скалами. Геракл (по другим источникам --- Фол)
пользовался отравленными, вымоченными в крови Лернейской гидры стрелами.
Одна такая стрела случайно впилась в колено царя Хирона, любимого друга
Геракла. Раны от этих стрел, как нам известно, не знали исцеления. Хирон
испытывал адские муки и, будучи бессмертным, пожелал себе смерти. В конце
концов, с ним поменялся Прометей, согласился принять бессмертие на себя;
Зевс это соглашение утвердил, и Хирон почил в мире. Взбунтовавшиеся кентавры
разбежались, какая-то часть их --- под водительством Несса.
Что в этой истории неправда и что --- правда?
Неправда, что произошло это с молодым Гераклом, ибо как тогда попал
сюда Прометей? (И откуда возьмется опять живой Хирон, выступивший --- по
времени гораздо позднее --- как друг Пелея и воспитатель Ахилла?!) Неправда,
что произошли эти события на Пелопоннесе. Мифографы помещают их туда, чтобы
"объяснить" названия гор, рек, вонь от серного источника, --- иными словами,
историческую память здесь затуманивают типичные, сложенные для пояснения
названий легенды, лишь позднее кое-как увязанные с Гераклом (такое
наблюдается часто). Неправда, будто Хирон поменялся с Прометеем, из
бессмертного став смертным --- удивляюсь, как это не остановило внимания
мифологов! --- ибо Прометей и всегда был бессмертным богом, тогда как
"бессмертие" Хирона означало всего лишь, что, уверовав в Зевса, он основал
царство патриархального типа и царствовал долго, не желая по истечении года
(года в широком смысле) принести себя в жертву. (Кстати: всегда, с тех пор
как я впервые прочитал эту историю, меня более всего удивляло, как вообще
попал в нее Прометей. И почему именно Прометей? Как странно, что ни
Аполлодору, ни остальным это никогда не бросалось в глаза!) Неправда --- и
случай с амфорой вина; этот мотив явно перекочевал сюда из рассказов о
свадьбе Пиритоя. Неправда --- вырванные с корнем сосны и прочая
гиперболизированная бутафория: обычные россказни бывалых вояк.
А вот междоусобная война кентавров, их восстание против Хирона и
Геракла --- правда. И что вождем бунта был Несс, ставший позднее убийцей
Геракла, --- тоже правда. Правда --- что Хирон получил смертельную рану и к
его ложу призвали Прометея, сведущего во врачевании, как и в других
ремеслах. (Некоторые утверждают, что был там и Асклепий, иными словами,
состоялся консилиум, в котором принял участие сам больной, тоже известный и
выдающийся врачеватель.) Достоверно звучит и то, что в результате консилиума
Хирон попросил своих друзей-медиков об аутаназии, милосердном вмешательстве
ради скорой и безболезненной смерти. Вполне возможна, кстати сказать,
отравленная стрела, только принадлежала она не Гераклу. Это домысел ради
"полноты картины". Населявшие Грецию народы издревле владели тайнами ядов и
в битвах часто пользовались отравленными стрелами.
А произошли названные события --- и это правда --- на горе Пелионе:
ведь Геракл давно уже вернул Хирона и кентавров в исконные их пределы,
откуда они были изгнаны лапифами. Правда, наконец, и то, что случились эти
события в последние годы --- вероятно, даже в последние месяцы --- жизни
Геракла.
И наконец, бунт Несса не был случайным, и время для него выбрано не
случайно. Несса кто-то нанял. Судя по всему, он должен был вместе со своими
людьми застигнуть врасплох участников важной встречи в "пещере Фола".
Главная цель, очевидно, была уничтожить Геракла, ведь немного позже Несс ---
при содействии несчастной Деяниры --- и в самом деле привел в исполнение
смертный приговор Гераклу.
Рискну заметить, что и упомянутый выше обмен "смерть --- на
бессмертие", пожалуй, не без основания попал в нашу историю. Мотив сам по
себе не кажется полностью выдуманным. Прометей, надо думать, испробовал все
для спасения Хирона. Быть может, применил обычное. в случаях тяжелого
отравления переливание крови. То есть влил Хирону кровь --- обыкновенную
человеческую кровь!
(Возможно и другое. Прометей просто-напросто был ранен в битве, и из
его раны вместо ихора, жидкости, текущей, как известно, по жилам богов,
показалась обыкновенная кровь. Этому нетрудно поверить, ведь Прометей уже
несколько лет вкушал людскую пищу, ел хлеб и пил вино, что, насколько мы
знаем, богу как-то и не следовало бы, --- короче говоря, теперь ихор
заменился в нем кровью. Два независимых друг от друга, но совпавших по
времени события --- смерть царя кентавров и очевидный признак, обнаруживший
смертность Прометея, --- легенда худо-бедно связала воедино, позднее
какой-нибудь мифограф с ученой важностью примешал сюда взятое "с потолка"
бессмертие Хирона и тем окончательно все запутал.)
Как бы то ни было, это последнее, хотя и весьма туманное свидетельство
о пребывании Прометея в Элладе. И в то же время намек, пусть нечеткий и
противоречивый, --- намек на то, что он смертен.
(Нет, все-таки не могу удержаться, чтобы не вставить: Хирон, едва успел
умереть, тут же обратился в созвездие, и не в какое-нибудь второсортное:
Кентавра. Говорю об этом лишь потому, что Прометею, как я отмечал уже в
предисловии, не досталось ни созвездия, ни звезды, ни хотя бы малой, видимой
простым глазом планеты!)
Потянем же ниточку там, где нам сподручнее: начнем с Геракла. И на
некоторое время забудем легенду --- ведь и легенда забыла многое. Попробуем
восстановить, "вспомнить" былое, пользуясь доступными нам останками,
обломками реальной истины.
Главный вопрос, на который еще нужно получить ответ: почему Геракл,
совершив свои двенадцать подвигов, покинул Пелопоннес, почти бежал, во главе
крохотного аркадского войска? По трезвом рассуждении --- и логике сказки ---
именно тогда ему полагалось бы получить какое-то вознаграждение, затем
царствовать в мире и славе либо уйти на покой и "до самой смерти
жить-поживать припеваючи".
Почему порвал он с Микенами, которым всю свою жизнь самоотверженно
служил верой и правдой? Да, речь идет именно о разрыве. Это подтверждается
обстоятельствами его ухода. А также со всей очевидностью тем, что оставшиеся
ему годы жизни он провел в средней и северной Греции, в новых, можно
сказать, совсем неприметных по сравнению с прежними походах и вылазках
местного значения.
Быть может, его обманули при расплате?
Такой вопрос можно поставить лишь смеха ради. В ходе своих приключений
и подвигов Геракл мог бы, как я уже говорил, составить себе несметное
богатство. Если бы богатство его интересовало. Взять хотя бы только Египет с
его политикой brain drain: неужто Египет не пытался заполучить для себя
этого выдающегося политического деятеля и полководца? Который, между прочим,
и народу египетскому так полюбился, что остался предметом религиозного
культа на многие столетия?! Чужеземец Геракл --- в кичливом Египте! Неужто
не соблазняли его землями поболее дорийского царства, состоянием, высоким
саном и властью? Да еще доказывали, быть может, что в Египте и из Египта он
сможет успешнее служить зевсистской своей миссии, осуществлять идейную и
политическую свою программу. Вот то-то и оно!
Да и Пелопиды, по-моему, ничего не желали так пылко, как "расплатиться"
с Гераклом --- деньгами, чинами, некоторой властью.
Так что это предположение нужно отбросить, как и другое --- будто бы
спор в Микенах разыгрался вокруг престолонаследования. У Геракла были сотни
случаев захватить верховную власть силой. А он не только не сделал этого, но
вся его деятельность поначалу служила как раз укреплению позиций Эврисфея.
Так, может быть, его оскорбили? Возможно. Однако такое случалось и
раньше, но Геракл, как это ни поразительно, никогда не противопоставлял
своего самолюбия Микенам. Стирал грязь и продолжал служить.
Нет, нет, если мы хотим как-то продвинуться вперед, нужно во что бы то
ни стало нащупать главный нерв всей этой структуры. Ради чего жил Геракл,
ради чего всю жизнь, не ведая устали, служил Микенам, какова была его
программа?
Мы это уже знаем: он хотел создать современную, гуманную и
универсальную идеологию на основе зевсизма, установить мир и безопасность в
Средиземноморье; сделать безопасными дороги, сухопутные и морские; добиться
справедливого и равномерного статута в портах; в рамках же мирного
Средиземноморья хотел единства греков своих, хотел, чтобы они трудились
усердно, на социально-техническом уровне современного мира, чтобы включились
в разветвленную сеть мировой торговли, заняли, соответственно своим
способностям, достойное место в мирном соревновании с другими народами. Это
благоденствие было, пользуясь нынешней терминологией, программой патриота и
интернационалиста. (Той программой, которую, кстати, осуществили столетия
спустя "истинные" греки и благодаря которой они вписали свое имя огромными
сверкающими буквами в летопись человечества.)
Гераклу пришлось нелегко. Я не стану перечислять его подвиги. Ему, как
мы видели, пришлось нелегко уже в войне с амазонками. Я воспроизвел этот
эпизод лишь вкратце, не рассматривая по порядку все переговоры и
посреднические операции Геракла в Малой Азии, а также --- поскольку в те
времена это был один из способов разрешения конфликтов --- его поединки; не
собирался я, наконец, и резюмировать относящуюся сюда часть легенд из цикла
о Геракле, которые любезному Читателю известны, во всяком случае, так же,
как мне. Эти легенды становятся на диво немногословными при описании двух
последних его подвигов --- великих морских переходов. Впрочем, навряд ли
удалось микенцам разузнать о них подробно, ведь конфликт разразился сразу
же. Во всяком случае, очевидно, что эти два трехгодичных путешествия ---
вдоль берегов Италии, Галлии, Испании, по Океану вверх до Британии, быть
может, даже до Северного моря, и затем (второе) от Мавритании до Египта или
Палестины --- были труднее всех прежних. Героям тяжко пришлось и физически,
они испытали много лишений, а тут еще бесчисленные дипломатические
переговоры, сопряженные с постоянной психической перегрузкой! Всех
подробностей мы, повторяю, не знаем --- известно только одно: оба невероятно
трудных, заранее, казалось, обреченных на провал замысла Геракл выполнил с
честью.
И что же нашел он в Микенах по возвращении?
Ответ на это дают исторические факты.
Микены прочно главенствовали на всем Пелопоннесе. Ну что ж, и Геракл
хотел этого.
В Микенах объявили национальной классикой раздутую и все раздуваемую
легенду об Ио: у Священной Коровы становилось все больше сыновей, дочерей и
внуков, решительно все города подлунного мира были основаны, оказывается,
роднею Пелопа. Об этом вопила нищая детвора у городских ворот, эта тема
открывала двери Академии. Геракла бесит подобное тупоумие в культурной
политике --- ведь какая тенденциозная глупость, и, увы, не единственная! А
он даже сказать ничего не может: ему смеются в глаза, он-то, мол, и сам
потомок Ио!
Микены распространили "зону" своего политического влияния на весь
окружающий островной мир --- от Итаки через Крит до Родоса, Лесбоса,
Лемноса. Но и это бы еще не беда --- все это, по существу, греческие, или
хотя бы по происхождению греческие, союзнические территории. Однако
завладение портами Родоса, Лесбоса и Лемноса, вовлечение именно этих
островов в перевозки форсируемого Атреем оснащения армии, присутствие
возрожденного микенского флота, пусть даже чисто символическое, в
непосредственной близости --- взглянем на карту! --- от малоазийских берегов
представляет серьезную угрозу интересам пунийцев, хеттов и, косвенно,
Египта, но прежде всего и самым непосредственным образом затрагивает
интересы Трои. Если, конечно, одновременно не возобновлен и прежний договор
о мореплавании.
Но мы знаем: этот договор не был возобновлен.
И наконец, самое тяжкое: мы знаем, что микенский флот, чуя за собой уже
грозную и всевозрастающую мощь, пустился в наводящее ужас пиратство. Я не
говорю, будто бы официально. Зачем же! На все существует форма!.. Если
однажды, как-то, где-то, государственное руководство --- преднамеренно ли,
по недомыслию или вынужденно --- оставляет для спонтанных движений
возможность прорыва в системе исторических установлений, то прорыв
происходит. Эти движения, разумеется, могут быть добрыми, их можно, познав
определенные закономерности, направить на пользу обществу. Но они могут быть
и дурными, вредными, самоубийственными. В случае с Атреем у нас имеются все
основания полагать, что для "прорыва" пиратства, о размерах которого дают
представление документы того времени, он оставил щель преднамеренно. То есть
счел это спонтанное движение полезным для себя, для своих целей.
Геракл --- напротив. Утомленный последними тяжкими испытаниями, он
рассматривал это как подлое торпедирование его начинаний, обессмысливание
всей его работы, осмеяние всей его жизни.
Он не стал, очевидно, толочь воду в ступе --- разговаривать с недотепой
Эврисфеем, --- а прямо бросился к Атрею, его и призвал к ответу со всею
страстью.
Не буду приводить их спор "дословно". С одной стороны, не хочется
снизить исключительную серьезность темы игрою фантазии, хотя бы такая игра
могла позабавить и меня самого и, пожалуй, Читателя. С другой же стороны, в
споре этом довольно густо звучали такие словеса, которыми древние греки ---
и не только древние греки --- пользовались, правда, и при письме, но которые
жестоко оскорбили бы наш вкус, вздумай мы употребить их не только в обычной
нашей повседневной живой речи, но и изобразить на бумаге. Итак, не буду
подвергать испытанию вкусы Читателей, тем более что смело уповаю ---
поскольку речь идет о моих соотечественниках --- на собственную их фантазию.
Присмотримся лучше к сути их спора.
Геракл нападал и призывал к ответу. Атрей твердил о своих добрых
намерениях и безусловной воле к миру. Так ведь и принято. Он объяснял, что,
с тех пор как находится у власти, единственная его забота --- утверждение
мира и взаимопонимания (в согласии с волей Зевса и Геракла, а как же!) на
возможно большей части греческих земель. Рассказывал, что заставил-таки
господ союзников, упрямых "родичей" раскошелиться во имя общего дела.
Теперь-то имеются все предпосылки тому, чтобы Эллада не как бедная
родственница, а с позиции силы включилась в мирное экономическое
соревнование между народами. Впрочем, Гераклу это должно быть понятно:
условием мира является военная сила. Для устрашения. Торгового мореплавания
без соответствующего военного флота быть не может. Есть военный флот и у
Сидона, у Египта и Трои. Военно-морская дипломатия испокон веков играла
важную роль при заключении торговых соглашений, в поддержании мира на
морских путях. Геракл просто мечтатель, ежели полагает, будто Приам или
фараон сдержат данные ему обещания без равновесия сил на море. А всего
лучше, говоря по правде, чтобы силы Микен ради вящей безопасности хоть
немного перевешивали в этом равновесии.
Но пиратство! --- упорно возвращался к больному вопросу Геракл.
Поначалу Атрей клялся, что Дворец к пиратству непричастен. Потом
вздыхал: воинов, особенно моряков, держать в узде труднее, чем блох в
горсти. Вспомнил случай, когда все началось с контратаки сидонцев. Вспомнил
другой случай, когда самолично, и именно за пиратство, приказал разодрать,
привязав к хвостам лошадей, некоего командира галеры --- прямо в аргосском
порту. (Незадачливый капитан, как видно, попытался прикарманить добычу.)
Однако Геракл "не с луны свалился" (эти слова, если не ошибаюсь,
принадлежат не Аполлодору). У него имелись доказательства: к обеду,
например, подали ливанские вина ливанского же разлива; во дворце
поразительно много прислужников с характерной семитской наружностью ---
среди них и тот "привилегированный" слуга, почти гость, за которого надеются
получить солидный выкуп; у самого же Атрея в кабинете стоит множество
новехоньких декоративных предметов из золота и стекла, несомненно
финикийского происхождения, которые из-за эмбарго вряд ли могли попасть в
Микены прямым путем.
В конце концов, Атрей --- не со зла, поскольку он был высокомерный,
холодно расчетливый человек, а просто в сознании своей власти --- также
возвысил голос и цинически бросил гостю в лицо: военные экспедиции ---
лучший способ дисциплинировать солдата; без пиратства нет добычи, без добычи
же --- пусть Геракл, если может, из собственного кармана оплачивает этот
паршивый жадный наемный сброд; вообще нет маневров лучше, ближе к реальности
боевой обстановки, чем пиратские набеги.
--- Маневры? --- поймал его Геракл на слове. --- Зачем?
Атрей попытался замять этот вопрос. Стал что-то бормотать о древних
правах дома Пелопа в Малой Азии, которые он намерен восстановить ---
разумеется, мирным путем и именно поэтому --- с позиции силы; мямлил о
"вызывающих действиях" Трои, о сидонском "двуличии", о "запутанном положении
в средней и северной Греции". И еще, разумеется, о благосостоянии народа,
разоряющемся свободном земледельце, о необходимости удовлетворить воинов,
когда придет пора распустить их по домам...
Иными словами, перед Гераклом открылась --- если воспользоваться опять
нынешней терминологией --- националистическая, шовинистическая,
империалистическая программа Атрея, приправленная обычной социальной
демагогией.
Я бы просто назвал ее фашистской, если бы не боялся обвинения в
анахронизме. Ведь мы это слово, неизвестно почему, привязали к определенной
общественной формации определенной эпохи. Хотя прекрасно понимаем, что
значение его много шире.
Ну да и бог с ним, назовем это явление на сей раз атреизмом.
Я, однако же, думаю, что сам Атрей не был атреистом. Такое случается, и
часто. Атрей был умнее, Атрей лишь использовал атреизм как орудие власти. Я
и сейчас знаю людей, которые сами не националисты --- они для этого слишком
умны, --- однако используют национализм других для раздувания собственной
популярности. Ибо "атреизм" и ныне товар дешевый и пользующийся спросом.
Народу необходим серьезный исторический опыт и большая зрелость, чтобы
вытравить из себя националистическую мечту о своем превосходстве и
утверждать собственное величие служением человечеству. Греки научились этому
в очистительном огне одного катастрофического поражения и более чем
четырехсотлетней тьмы. В исследуемую же эпоху атреизм, по всем признакам,
был популярен. Благодаря военной конъюнктуре, благодаря оживившимся
городским рынкам, чему способствовали не в последнюю очередь успехи пиратов,
пламя великоахейской амбиции взвивалось высоко.
Вот почему после жаркой перепалки и решительного разрыва с Атреем
Гераклу пришлось оставить Пелопоннес. Правда, он был герой, он был
популярен. Но в свете событий и популярность его приобрела иной характер: он
был герой, ибо был непобедим, был герой, ибо олицетворял собой силу эллинов,
их национальное величие. Но по идеям своим он уже не был для них героем.
Удивляюсь я лишь тому, что все это не сломило столько уже испытавшего
на своем веку пятидесятивосьмилетнего мужа. Люди в те времена были скроены
не крепче, чем нынешние: Калханта вон хватил удар и вовсе из-за ничтожной
причины (сын Тиресия в деле совершенно второстепенном оказался лучшим
прорицателем, чем он сам).
Во главе крохотного аркадского войска Геракл водным путем --- то есть в
обход усиленно охраняемой "линии Мажино" --- отправился в Калидонию, оттуда
в Фивы.
Упомянутое Атреем "запутанное положение" в средней и северной Греции на
самом деле не было таким уж запутанным. Пока его не запутали сознательно! В
чем же тут была хитрость?
В Фивах Креонт исподволь, потихоньку укреплял свое
патриархально-зевсистское царство. Расправиться с Тиресием он не мог, ну да
умрет же когда-нибудь и сам по себе старый мракобес! Увы, это долготерпение
окажется впоследствии роковым как для Креонта, так и для города. Тиресий
выжил из ума, окончательно впал в маразм. Сейчас-то время мирное, так что он
тоже попридержал свои фанатически-консервативные речи, но что будет, если
начнется смута? Представим себе нечто вроде Йожефа Миндсенти * /* Миндсенти,
Йожеф (1892--1975) --- примас католической церкви в Венгрии, крайний
реакционер. */ --- родственность генов совершенно потрясающая, хотя
доказательств их прямой кровной связи у меня нет.
В Афинах по тому же зевсистскому образцу строит свой город-государство
Тесей. Он поладил миром --- не без некоторого, впрочем, нажима --- с
двенадцатью главами родов, выделил им места для застройки в самом центре
города и объявил их эвпатридами. Город обнес стеной и провозгласил Афины
священным приютом всех гонимых. Здесь, как в иностранном легионе, никто не
выведывал у беглеца, чей он сын и откуда родом, интересовались только, что
умеет делать. Но уж работу спрашивали со всей строгостью. Конечно,
интенсивное строительство не обходилось без затруднений: чрезмерные
капиталовложения, вздутые цены. В такое время народ ворчал. Случалось, и
среди эвпатридов возникало недовольство: они завидовали возвышению друг
друга, все вместе завидовали возвышению Тесея. В эти периоды народу усиленно
напоминали об идиллической красоте доброго старого времени. Когда
недовольства разных сословий --- по всем признакам подогреваемые извне
Микенами --- встречались, государственная власть оказывалась в опасности, и
Тесей вмешивался твердой рукой. Рукой, обагренной кровью. Он убивал, и,
сообразуясь с духом закона, если уж убивал, то сразу многих, целыми семьями.
(Я упоминал ранее об этом законе: если обвинитель --- родственник, он прямо
обвиняет в убийстве, и тогда Тесей должен быть осужден на вечное изгнание,
дабы не осквернить перед лицом богов весь город. Если же родственников не
осталось, царь может сам обвинить себя в том, что "ради общественной пользы,
ради благополучия города" совершил "по необходимости" человекоубийство,
замолить которое можно и кратковременным пребыванием за пределами города.
Практично.)
Ипполита умерла молодой. Умерла, если судить по некоторым источникам,
разрешаясь от бремени первенцем --- Ипполитом. Тесей оплакивал ее много лет,
потом женился вторично. Конечно, не на афинянке, тут он был начеку. Он
выбрал себе в жены дочь критского царя Федру, младшую