его разрешения. Я неодобрительно хмыкаю. - Тебя можно понять. Что мне делать? В своем рассказе Суга опустил главу о потерявшихся детях; сам он ушел за тележкой в другое крыло вокзала. Госпожа Сасаки на обеде. Где-то мамаша бегает в истерике, представляя себе колеса поезда и похитителей, промышляющих донорскими органами. Я в растерянности. - Почему бы тебе не залезть на стойку, - говорю я девочке. Она взбирается наверх. Так. Что мне делать? - Вы не хотите спросить, как меня зовут? - спрашивает девочка. - Конечно, хочу. Как тебя зовут? - Юки Тийо. Вы не хотите вызвать мамочку по большому громкоговорителю? - Конечно, конечно. Иду в боковой кабинет. Госпожа Сасаки упоминала о громкоговорящей системе оповещения, но Суга никогда не показывал мне, как ею пользоваться. Повернуть этот ключ, щелкнуть этим выключателем. Надеюсь, все правильно. Под надписью "Говорите" зажигается зеленый огонек. Я откашливаюсь и наклоняюсь к микрофону. Над Уэно разносится звук моего кашля. Когда Юки Тийо слышит свое имя, она чуть не лопается от гордости. Я горю от смущения. Юки Тийо изучает меня взглядом. - Итак, Юки. Сколько тебе лет? - Десять. Но мамочка запрещает мне разговаривать с незнакомыми. - Но ты уже говорила со мной. - Только потому, что мне нужно было, чтобы вы позвали мамочку. - Ты неблагодарный ребенок. Я слышу шаги Аоямы, затем вижу его самого. Его ботинки, его ключи. - Ты! Миякэ! Очевидно, я по уши в дерьме. - Добрый день... - Не надо мне никаких "Добрых дней"! С каких это пор ты уполномочен делать сообщения по громкой связи? У меня пересохло в горле. - Я не думал, что... - А если бы к Уэно мчался поезд с порванным тормозным кабелем? - Его глаза мечут молнии. - А если бы пришлось делать объявление об эвакуации! - Вены у него на лбу набухают. - А если бы пришло предупреждение, что бомба заложена? - Он меня уволит? - А ты, ты занимаешь громкую связь лишь для того, чтобы попросить мать какой-то потерявшейся девчонки пройти в бюро находок на втором этаже! - Он делает паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. - Ты, ты превращаешь порядок в подростковый бардак! - Тра-ля-ля! - К стойке мягко подходит женщина в леопардовой шкуре. - Мамочка! - Юки Тийо машет рукой. - Дорогая моя, ты же знаешь, как мама расстраивается, когда ты вот так исчезаешь. У этого милого юноши из-за тебя неприятности? Она локтем отодвигает Аояму в сторону и водружает на стойку фирменные пакеты с покупками. Самоуверенно и вызывающе улыбается. - Мне невероятно жаль, молодой человек. Что я могу поделать? Юки играет в эту милую игру каждый раз, когда мы идем по магазинам, так, милая? Муж говорит, что с возрастом это пройдет. Я должна где-нибудь расписаться? - Нет, мадам. Аояма молча кипит от злости. - Позвольте мне чем-нибудь отблагодарить вас. - Правда, мадам, ничего не нужно. - Вы просто душка. - Она поворачивается к Аояме. - Отлично! Носильщик! Я подавляю смешок на секунду позже, чем надо. Аояма излучает прямо- таки ядерное бешенство. - Нет, мадам, я заместитель начальника вокзала. - О! В этом наряде вы похожи на носильщика. Пойдем, Юки. Когда мать уводит Юки, она оборачивается ко мне: - Извините, что напрягла вас. Аояма слишком разъярен, чтобы напрягать меня еще больше. - Ты, Миякэ, ты, я тебе это припомню! Я сегодня же отправлю рапорт о твоем произволе в дисциплинарную комиссию! Он стремительно удаляется. Не пора ли мне считать себя безработным? Из задней комнаты выходит Суга. - У тебя просто талант раздражать людей, Миякэ. - Ты все время был там? - Мне показалось, ты владеешь ситуацией. Мне хочется его убить. Что тут скажешь? x x x Я плыву на пароме! Сколько раз мы с Андзу наблюдали за ним, а сейчас я сам плыву на нем! Палуба раскачивается; ветер такой сильный, что к бортовой качке добавляется килевая. Якусима, огромная страна, где я живу, медленно, но верно уменьшается. Господин Икеда разглядывает берег в армейский бинокль. Морские птицы парят над кораблем. Второклассники спорят, что будет, если паром начнет тонуть и нам придется драться за места в спасательных шлюпках. Кто-то смотрит телевизор, кого-то гонят оттуда, где находиться запрещено. Кого-то тошнит в туалете. Рокочет двигатель. Вдыхаю его выхлопы. Смотрю, как корпус корабля скользит по разлетающимся брызгами волнам. Если бы я уже не решил стать звездой футбола, я бы стал моряком. Ищу взглядом храм бога грома, но он скрыт утренней дымкой. Вот бы Андзу была здесь. Интересно, что она будет сегодня делать? Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мы провели день врозь. Забираюсь в прошлое все дальше и дальше, но такого дня никогда не было. Якусима стала размером с амбар. Появляются и исчезают за кормой другие острова. Якусима помещается в кольце из большого и указательного пальцев. У меня шатается зуб. Господин Икеда стоит рядом на палубе. - Сакурадзима! - кричит он мне сквозь ветер и шум двигателя, указывая вперед. Вулкан вырастает из моря и заполняет собою треть неба. Еще одну треть застилают аккуратные, плотные клубы дыма, извергающиеся из зазубренного кратера. - Ты можешь ощутить вкус этого пепла, - кричит господин Икеда, - у себя во рту! А вон там - это Кагосима! Уже? Наше путешествие должно длиться три часа. Сверяюсь со своим Зэксом Омегой и обнаруживаю, что прошло почти три часа. Вот и Кагосима. Какая огромная! Вся Анбо, наша деревня, могла бы уместиться между двумя причалами этого порта. Огромные здания, гигантские краны, громадные сухогрузы, на их бортах написаны названия таких мест, о большинстве из которых я никогда не слышал. Наверное, когда я был здесь в последний раз, мне отключили память. Или, может, это было ночью? Вот откуда начинается мир. Будет что рассказать Андзу. То-то она удивится. x x x Если верить "Фудзифильму", четыре часа проскочили мимо пятнадцать минут назад. Самое большее, на что теперь можно надеяться, - это два часа сна, и на работе я буду еле жив скорее от недосыпания, чем от избытка дел. Вчера Суга работал последний день, так что после обеда я останусь там совершенно один. До сих пор вижу падающее тело. Таракан затих. Убежал? Вынашивает планы мести? Или уснул и видит сны: сексапильные ляжки тараканих, преющие отбросы? Говорят, что на каждого таракана, которого вы видите, приходится девяносто его сородичей, недоступных взгляду. Под половицами, в пустотах, за шкафами. Под футонами. "Бедная мама, - она надеется, что я так думаю. - Пусть она бросила нас на дядюшек, когда нам было по три года, но что было, то быльем поросло. Сегодня же ей позвоню". Ни за что! Забудь об этом! Мне кажется, я слышу, как Токио зашевелился. Чешется шея. Чешу ее. Чешется спина. Чешу ее. Чешется в паху. Чешу в паху. Как только проснется Токио, считай, все надежды на сон пошли прахом. Вентилятор размешивает зной. Как она посмела написать мне такое письмо? Я так устал, когда ложился, так почему же не сплю? - Последняя пятница, - говорит Суга. - Полный улет. Завтра - свобода. Помсм, тебе надо поступить в колледж, Миякэ. Это круче, чем просто зарабатывать на жизнь. На самом деле я его не слушаю - накануне вечером я узнал, что, когда мне было три года, мать решила сбросить меня с девятого этажа, - но когда он снова произносит это слово, не выдерживаю: - Что за слово ты все время повторяешь? Суга изображает недоумение. - Какое слово? - "Помсм". - О, прости, - извиняется Суга, но по тону его этого не скажешь. - Совсем забыл. - Забыл? - Большинство моих друзей - компьютерщики. Хакеры. И у нас - свой язык, вот. "Помсм" по-английски означает "по моему скромному мнению". Что-то вроде "Я думаю, что...". Классное словечко, правда? Звонит телефон. Суга смотрит - я снимаю трубку. - Довольны собой, Миякэ? - В знакомом голосе кипит злоба. - Господин Аояма? - Ты работаешь на них, ведь так? - Вы имеете в виду, на вокзал Уэно? - Не притворяйся! Я знаю, что ты работаешь на советников! - Каких советников? - Говорю же, брось придуриваться! Я тебя насквозь вижу! Ты приходил в мой кабинет, чтобы шпионить. Вынюхивать. Высматривать. Я понял, что за игру ты ведешь. А потом, позавчера, эта твоя провокация. Это было задумано, чтобы выманить меня из кабинета и скопировать мои файлы. Все сходится. Посмотрю я, как ты будешь это отрицать! - Клянусь, господин Аояма, здесь какая-то ошибка... - Ошибка? - Аояма переходит на крик. - Ты прав! Это самая большая ошибка в твоей лицемерной жизни! Я служил Уэно еще до твоего рождения! У меня есть друзья в министерстве транспорта! Я окончил престижный университет! Трудно поверить, что можно кричать еще громче, но ему это удается. - Если твои хозяева полагают, что меня можно "реструктурировать" и засадить в какую-нибудь Акиту[49] на конечную станцию с двумя платформами и общежитием из бумаги, то они глубоко заблуждаются! У меня за спиной годы службы! Он запинается, пыхтит и выпускает последнюю угрозу: - Уэно имеет стандарты! Уэно имеет системы! Если эти невежественные подонки, ленивые паразиты, твои хозяева, хотят войны, я устрою им войну, а ты, ты, ты погибнешь в перекрестном огне! Он вешает трубку. Суга смотрит на меня: - О чем это он? Почему я? Почему всегда я? - Понятия не имею. x x x - Как бы это помягче сказать? - Господин Икеда шагает взад-вперед, произнося в перерыве между таймами напутственную речь. - Парни. Вы полное дерьмо. Разгильдяи. Недочеловеки. Даже не млекопитающие. Сплошной позор. Вонючие отбросы. Сборище близоруких хромых ленивцев. Лишь благодаря чуду противник не вкатил нам девять голов, и имя этому чуду Мицуи. Мицуи жует жвачку, наслаждаясь вкусом диктаторского расположения. Он талантливый и напористый вратарь. По счастью, ему не хватает воображения, чтобы использовать свою напористость для затевания разборок на поле. Отец Мицуи - самый "прославленный" на Якусиме алкоголик, так что наш вратарь с раннего возраста привык следить за траекторией полета самых разных метательных снарядов. Икеда продолжает: - Живи мы в более цивилизованный век, я бы потребовал, чтобы все остальные совершили сеппуку. Тем не менее вы все обреете головы наголо в знак позора, если мы проиграем. Защитники. Несмотря на героические усилия господина Мицуи, сколько раз противник попал в перекладину? Накамори? - Три раза. - А в стойку? Я посасываю теплый апельсин, регулирую наколенники, наблюдаю за напутственной речью в команде противника - их тренер смеется. Спертый запах мальчишеского пота и футбольной экипировки. После полудня небо затянуло тучами. Вулкан пускает клубы дыма. - Миякэ? В стойку? - Э-э, дважды, - говорю я наугад. - Э-э, дважды. Э-э, верно. Э-э, Накаяма, середина поля значит " середина поля", а не "середина штрафной зоны". Атака значит, что мы " атакуем ворота противника". Сколько раз их вратарю приходилось касаться мяча? Накамура? - Не очень часто. Икеда трет себе виски. - На самом деле ни разу! Ни разу! Он провел три - отдельных - свидания с тремя - отдельными - девчонками из группы поддержки! Слушайте меня! Я снимаю матч на видео! Парни, завтра у меня день рождения. Если вы не подарите мне ничью, вы до конца своих дней себе этого не простите. Во втором тайме ветер на нашей стороне. Ваша задача - окопаться и продержаться до конца. И еще: не допускайте пенальти. Вчера я напоил их тренера, и он похвастался, что игрок, который у них бьет штрафные, никогда не промахивается. Никогда. И помните - если вдруг у вас ручки-ножки ослабнут - моя камера наблюдает за вами; я буду разбираться с каждым как мужчина с мужчиной. x x x Судья дает свисток, возвещая о начале второго тайма. Тремя секундами позже мы теряем мяч. На мгновение я вспоминаю свой договор с богом. Каким же полезным он оказался. Я изо всех сил пытаюсь выглядеть получше перед камерой Икеды - кружу по полю, кричу "Пас!", издаю вопли и всячески стараюсь избегать мяча. - Перехватывай и бей! - вопит Икеда. Расстановка 4 - 3 - 3 сбивается в 10 - 0 - 0, и наша штрафная зона превращается в пинбольное поле[50]: пинки, крики, ругань. Я играю на публику, изображая травму, но никто на меня не смотрит. Раз за разом Мицуи, несмотря на трудности, блестяще спасает ворота, отчаянно подпрыгивает, отбивает мяч в воздухе. - По местам! - вопит Икеда. Если бы только я мог стать таким, как Мицуи. Назавтра обо мне бы написали во всех спортивных газетах. Раз за разом противник атакует, но защитники, сгрудившись, отстаивают наши ворота. Бриз усиливается и превращается в ветер. Я совершаю отчаянную попытку принять верхнюю подачу - и это мне удается, - но мяч бьет меня по макушке, едва ее не расплющив, и летит дальше, в глубь нашей половины поля. Судья свистит: нарушение правил - не знаю почему, но Икеда все равно обвинит в этом меня. Накатани и Накамура, наши звезды, получают по желтой карточке за то, что сбили друг друга с ног. Я поворачиваюсь - и мяч отскакивает от моего лица. Угловой. - Кретины! - вопит Икеда. Элбоу борется с мальчишкой-мутантом ростом вдвое выше меня, с глазами головореза. Зуб, который просто шатался, вдруг начинает шататься очень сильно. Мицуи нырком отбивает мяч. Один из болельщиков противника кидает в Накату, нашего нападающего, рисовый шарик, и тот с лета наносит ответный удар. Накаяма принимает мяч, посылает его вверх - мяч подхватывает ветер, и мы все с криками "Банзай!" бросаемся за ним - По местам! - вопит Икеда. Зуб болтается на ниточке. Противник отступает. Мы бросаемся вперед. Я уже слышу звуки военных оркестров. Но тут нападающие противника стеной понеслись к нашим воротам - мяч у них. Ловушка? Ловушка! - Задницы! - вопит Икеда. У меня уже не осталось дыхания, но я бегу назад, надеясь урвать хоть крупицу удачи после того, как нам забьют гол. Мицуи с ревом, почище истребителя "Зеро", выбегает из ворот, чтобы сократить угол. В отместку нападающий противника бьет по мячу за секунду до столкновения - хруст костей - не в силах затормозить, я налетаю прямо на них - бутсой попав кому- то по голове, падаю, по инерции лечу дальше, скольжу по посыпанной гравием вратарской площадке и рукой останавливаю мяч прямо перед линией ворот. Напряженное молчание. Свисток судьи врывается мне в уши. Мицуи - красная карточка, мне - желтая, нападающему - поездка в больницу, нам всем - выволочка от Икеды, противнику - штрафной удар. А у нашей команды нет вратаря. Икеда разражается потоком брани, выпуская пар. - Ты неплохо поработал руками, Миякэ. Ты пойдешь в ворота. Мои товарищи по команде подхватывают это предложение на лету. Что ж, жертвенные агнцы должны молчать. Плетусь к вратарской площадке. Кожа на ногах от колен и выше у меня ободрана. Противник выстраивается в штрафной зоне. Справа и слева от меня - пустота. Подающий противника злорадствует, наматывая собранные в крысиный хвостик волосы себе на мизинец. Каждое мгновение барабанным боем отдается у меня в ушах. Барабанный бой замедляется. Свисток. Мир вокруг застывает. А вот и он. Бог грома. Помнишь меня? У нас уговор. x x x Суга грузит содержимое своего ящика в сумку. Слышится вой полицейских сирен. Когда это было? Всего лишь вчера. Длинный коридор, в который выходит бюро находок, соединяет оба крыла вокзала Уэно, поэтому в нем всегда довольно много народу, но на этот раз там царит особое оживление, и мы перегибаемся через стойку посмотреть, в чем дело. Мимо стремительно несется команда телевизионщиков - ведущий, оператор Эн-эйч-кей, увешанный объективами, ассистент с насаженным на шест микрофоном и молодой парень, толкающий нечто вроде тележки. Это не компания уровня "снимем-махровую- утку", что частенько здесь появляется. Чувство высокой миссии, которое они излучают, расчищает им путь сквозь встречный поток пассажиров. - Об этом стоит разузнать побольше, - говорит Суга. - Держи оборону, Миякэ. Пахнет скандалом. Он пулей вылетает из кабинета, и тут же звонит телефон: - Бюро находок? Я звоню узнать насчет парика одного моего друга... - Я испускаю стон. У нас сотни париков. К счастью, это парик в стиле глэм-рок, усыпанный блестками, так что за пять минут отсутствия Суги мне удается его опознать. - Аояма свихнулся! - Суга возбужденно выкладывает новости. - Все микросхемы в башке погорели! И это в мой последний день! - Аояма? - вспоминаю телефонный звонок. - Вчера вышел приказ. Высшее руководство токийского отделения ЯЖД решило убрать его с глаз долой. По распоряжению нового губернатора все крупные токийские вокзалы перетряхиваются, а Аояма - это символ неприкасаемых[51]. Советник - парень десять лет преподавал в гарвардской бизнес-школе - сообщил ему эту новость в присутствии группы младших менеджеров: получилось что-то вроде семинара "как понизить кого-нибудь в должности". - Кошмар. - Кошмар начался потом. Аояма вытаскивает арбалет, вот... - Арбалет? - Арбалет. И целится советнику в грудь, вот. Должно быть, предчувствовал, что это случится. Он приказывает всем помощникам, кроме одного, выйти, если только они не желают понаблюдать, как стрела пронзит человеческое сердце. Полная шиза. Потом Аояма бросает оставшемуся менеджеру моток альпинистской веревки и приказывает привязать советника к креслу. И приказывает менеджеру выйти. Потом запирает дверь изнутри - до того, как прибежала служба охраны. - И чего он требует? - Еще никто не знает. Вызвали полицию, поэтому телевизионщики тоже приехали. Подошел директор и попытался разогнать журналистов, но нас все равно покажут в вечерних новостях! Настоящая бомба. Думаю, скоро подъедут отряды спецназа и переговорщики в пуленепробиваемых жилетах. Ничего подобного в Уэно еще не было. Событие всенародного масштаба! x x x Я ныряю влево и понимаю, что мяч ушел вправо. От удара о землю у меня перехватывает дыхание и хрустят кости. Противник ревет. Я выплевываю зуб. Он лежит на земле, он больше не часть меня. Белый, со сгустком крови. Зачем вставать? Из-за меня матч проигран, я потерял друзей, футбол, славу, надежду найти отца - все, кроме Андзу. Не нужно было уезжать с Якусимы. Местные жители навсегда запомнят мой позор. Как я теперь вернусь домой? Лежу в грязи посреди вратарской площадки - если я разрыдаюсь прямо здесь, как... - Вставай, Миякэ! - Накамори, капитан команды. Поднимаю глаза. Мальчишка с крысиным хвостиком схватился за голову. Противник трусит прочь. Судья указывает на одиннадцатиметровую отметку. Смотрю в наши ворота. Пусто. Где же мяч? И тут я понимаю, что произошло. Мяч пролетел мимо. Бог грома треплет меня по волосам. Благодарю тебя. О, благодарю! Сможешь ли ты, мой сверхъестественный покровитель, продлить мою удачу на оставшиеся двадцать пять минут? Пожалуйста! Я кладу мяч на землю для удара от ворот. - Хорошо отбил, - презрительно усмехается болельщик противника. - По местам! - вопит Икеда. - Пошли, пошли, пошли! Я пытаюсь поймать взгляд кого-нибудь из нашей команды, но каждый отводит глаза, боясь, что я передам ему пас. Что делать? Ветер усиливается. - Послушай, - молю я бога грома, - сделай меня таким же великим вратарем, как Мацуи, хотя бы на эту игру, и мое будущее принадлежит тебе. Я знаю, ты спас меня только что. Не отворачивайся же теперь. Пожалуйста. Пожалуйста. Отбегаю на несколько шагов назад, делаю три глубоких вдоха, бросаюсь к мячу и... прекрасный, ловкий, сильный, быстрый, как ракета, божественный удар. Бог грома перехватывает мяч, когда тот взлетает на высоту дома, и с лета посылает через все поле. Мяч парит над нападающими противника. Защитники медленно бегут на свою половину поля, не зная, что бьют по их воротам. Зрители не верят своим глазам. Игроки оглядываются, не понимая, куда мог деться мяч. Вратарь противника фотографируется с девочкой, и мяч падает на землю раньше, чем он понимает, что требуются его услуги. В панике он бросается за линию ворот. Мяч перескакивает через вратаря, и южный ветер направляет его вниз, прямо в сетку. x x x Прогулка пешком от станции Кита Сендзю до "Падающей звезды" обычно проветривает мне мозги, но сейчас я не могу не думать об Аояме, который заперся в своем кабинете, целясь арбалетной стрелой в голову чиновнику в красных подтяжках и костюме в тонкую полоску. Суга остался там после работы, но мне хотелось побыстрее убраться. Я даже не попрощался с Сугой. В " Падающей звезде" Бунтаро приклеился к телевизору, черпая ложкой мороженое с австралийским орехом. - Ну, ты даешь, Миякэ. Ты у нас просто посланник рока. - Что вы имеете в виду? - Взгляни на экран! В Уэно не случалось ничего подобного, пока ты не начал там работать. Обмахиваясь бейсболкой, смотрю на экран. Камера с увеличением показывает кабинет Аоямы снаружи, снимая, как я думаю, из отеля "Терминус". Жалюзи закрыты. "Вокзал Уэно в осаде". - Не может быть и речи о том, - убеждает полицейский толпу журналистов, - чтобы в настоящий момент проводить захват с применением силы. - Внушают ему ложное чувство безопасности, - говорит Бунтаро. - Что за тип этот Аояма? Он что, на грани тяжелого помешательства? Или любитель работать на публику? - Не знаю... Он просто несчастен. А я плюнул ему в чайник. Устало поднимаюсь по лестнице. - Ты не будешь смотреть? - Нет. - О, кстати. Насчет этой твоей кошки. Я выглядываю вниз: - Вы нашли ее хозяина? Одним глазом Бунтаро продолжает смотреть телевизор: - Нет, дружище, но, похоже, она отправилась к прародителям. Если только у нее не было близнеца. Сходство поразительное. Утром еду я на своем скутере и что, как ты думаешь, вижу у сточной канавы напротив "Лоусонз"[52]? Дохлую кошку, а над ней жужжат мухи. Черная, белые лапы и хвост, клетчатый ошейник с серебряной пряжкой, в точности, как ты описал. Когда я приехал сюда, то исполнил свой гражданский долг и позвонил в муниципалитет, но кто-то уже сообщил о ней. Нельзя, чтобы подобные вещи валялись на улице в такую жару. Это мой самый плохой день. - Извини, что принес дурные вести, и вообще... То есть второй самый плохой. - Это всего лишь кошка, - бормочу я. Захожу в свою капсулу, сажусь и понимаю, что не хочу ничего, кроме как докурить пачку "Данхилла". Телевизор смотреть не хочется. По пути я купил лапшу в стаканчике и упаковку мятой клубники, но аппетита нет. Слушаю, как улицу заполняет вечер. x x x Когда на следующее утро паром везет нас обратно, Якусима никак не может обрести свою полную величину. День сияет солнечным светом, но впечатление, что этот бесконечный остров - всего лишь ее уменьшенная копия, только усиливается. Я высматриваю Андзу на волноломе - и, когда не нахожу, признаюсь себе, что мое приподнятое настроение подпорчено. Андзу - мастер дуться, но тридцать шесть часов - это слишком, даже для моей сестры. Расстегиваю молнию спортивной сумки - приз лучшему игроку матча вспыхивает на солнце. Ищу взглядом храм бога грома - и на этот раз нахожу. Пассажиры потоком устремляются вниз по деревянным сходням, и мои товарищи по команде исчезают в приехавших за ними автомобилях. Я машу им рукой. Господин Икеда хлопает меня по плечу и, как это ни удивительно, улыбается. - Хочешь, подвезу? - Нет, спасибо, меня будет встречать сестра. - Хорошо. Завтра первым делом тренировка. И скажу еще раз, ты хорошо поработал, Миякэ. Повернул всю игру. Три - ноль! Три - ноль! - Икеда сияет при мысли об одержанной победе. - Тренер-то их, кретин, жирная рожа, перестал ухмыляться! Он был в отчаянии, я поймал это в камеру! Направляясь из порта вверх по центральной улице, через старый мост, всю дорогу до горла лощины я пинаю камешек. Камешек повинуется любому моему желанию. В рисовых полях отражается солнце. Показались первые стрекозы. Это начало долгого пути, в конце которого Кубок мира. Заброшенный дом глядит на меня пустыми глазницами окон. Я прохожу мимо ворот-тори, и у меня возникает желание сейчас же побежать наверх и поблагодарить бога грома - но сначала я хочу увидеться с Андзу. Висячий мост вздрагивает под моими шагами. В воде виден косяк крошечных рыбок. Андзу наверняка дома, помогает бабушке готовить обед. Беспокоиться не о чем. Я открываю входную дверь: - Я вернулся! Топот Андзу... Нет никакого топота. По обуви у стены вижу, что бабушки тоже нет. Должно быть, они отправились навестить дядю Асфальта, и мы случайно разминулись у нового здания порта, пока господин Икеда со мной разговаривал. Я залпом выпиваю стакан молока и ныряю на диван. Закрывая глаза, на внутренней стороне своих век вижу, как футбольный мяч выписывает правильную параболу, выгибающуюся над вулканом и прогибающуюся под перекладиной стоящих вдалеке ворот. x x x - Миякэ! Бунтаро, кто же еще. Я слишком резко поднимаю голову, и шею сводит. Громкий стук в дверь моей капсулы. - Иди быстрее сюда! Быстрее! Кубарем скатываюсь вниз. Вокруг телевизора Бунтаро сгрудились посетители. "Прямой репортаж из центра событий, связанных с захватом заложника на вокзале Уэно". Снимают камерой ночного видения: освещенные детали оранжевые, а темные - коричневые. Мне не нужно спрашивать, что происходит, потому что об этом рассказывает комментатор: - Жалюзи подняты! Окно открывается, и... какая-то фигура... господин Аояма... да, это он, я могу утверждать, что фигура, вылезающая из окна, это господин Аояма... он на карнизе... свет падает на него сзади... подождите... я получаю... - Трещат помехи. - Советник... не пострадал! Полиция захватила кабинет! Или выбили дверь, или... итак, Аояма, по всей видимости, сдержал свое обещание не... но теперь вопрос в том... О, он, конечно же, не спрыгнет... Лицо в окне, я могу утверждать, что это один из полицейских, он пытается отговорить Аояму от... сейчас он имеет дело с крайне возбужденным человеком... он будет говорить, что... Аояма прыгает с карниза. Аояма уже не жив, но еще не умер. Тело переворачивается в воздухе и падает, долго-долго. x x x Меня будят шаги в коридоре. Открываю глаза. Приз сверкает на столе - доказательство, что весь этот замечательный вчерашний день мне не приснился. В обитую ветхими деревянными панелями комнату, где мои дядюшки и мама провели детство, льется вечерний свет. Передо мной - бабушка и господин Кирин, один из четырех полицейских Якусимы. - Я вернулся, - говорю я встревожено. - Мы выиграли. Бабушка не обращает внимания на мои слова: - Андзу не говорила, что собирается куда-нибудь пойти? - Нет. Где она? - Если ты врешь, я, я, я... Господин Кирин осторожно усаживает бабушку на диван и обращается ко мне: - Эидзи... Мне становится нехорошо. - Что с Андзу? - Похоже, Андзу сбежала... Он недоговаривает. - Не может быть, она бы мне сказала. Не может быть. Бабушкин голос надломлен: - Так что же она тебе сказала? Вчера вечером она говорила мне, что собирается к дяде Асфальту. А сегодня в обед он позвонил узнать, почему она передумала. Если это игра, которую вы вдвоем затеяли, мало вам не покажется! Господин Кирин садится на другой конец дивана. - Подумай, Эидзи. У вас есть какое-нибудь тайное место, где она могла бы спрятаться? В первую очередь я думаю о деревьях. Потом с тошнотворной уверенностью вспоминаю про камень-кит. Чтобы сравняться со мной. Ее купальник... Бегу наверх. Выдвигаю ящик. Я прав - его нет. Вспоминаю свое обещание богу грома. Все, что я в силах дать тебе, ты можешь взять. Возьми. Господин Кирин возникает в дверях спальни. - В чем дело, Эидзи-кан? - Ищите в море, - вырвалось у меня. И мир рухнул. x x x "Фудзифильм" извещает, что почти пять. Встаю, иду отлить. Из зеркала в туалетной кабинке на меня с легким удивлением смотрит трутень. Хочется курить. Пачка "Данхилла" пуста, но одна сигарета все же осталась - закатилась под гладильную доску. Прикуриваю от газовой плитки и выхожу на балкон. Рассвет чертит контуры и заполняет их красками. Токио шумит, как прибой, звук накатывает издалека и разбивается совсем близко. Итак, конец господину Аояме. Его время истекло, вот он и прыгнул. Отмываю чашку от плесени и готовлю себе растворимый кофе. Выношу фотографию Андзу на балкон и пью кофе в ее компании. Думаю о письме, что прислала мама, и расклад становится ясным. Сегодня обязательно нужно вымыть посуду. Кидаю взгляд на тараканий мотель - и снова смотрю на него. Таракан сбежал. Остались оторванная лапка и микроскопическая кучка тараканьего дерьма. Я достаю белье для стирки и складываю в аккуратную стопку. Настраиваю гитару и прохожусь по аккордам босса новы, но эти знойные переборы не подходят к моему настроению. Отлично, мама. Ты - мой план "Б". Проси чего хочешь, скажи только, как найти нашего отца. Почти шесть. Рано, конечно, но в больницах рано встают. Я набираю номер, пока не передумал. - Доброе утро. Горная клиника Миязаки слушает. - Здравствуйте. Пожалуйста, соедините меня с комнатой Марико Миякэ. - Боюсь, это невозможно. - Еще рано? - Уже поздно. Госпожа Миякэ выписалась вчера вечером. О, нет. - Вы уверены? - Вполне. И даже прихватила в качестве сувенира наши полотенца. - Это ее сын. Мне нужно связаться с ней. Срочно. - Я уверена, что так оно и есть, но если наши гости принимают решение нас покинуть, они уже не бродят поблизости. - Она оставила адрес, по которому с ней можно было бы связаться? Она даже не дает себе труда притвориться, что проверяет. - Нет. - Как она себя чувствовала? - Поговорите с ее лечащим врачом. - Во сколько он начинает работу? - Она. Но доктор Судзуки не станет обсуждать свою пациентку с кем бы то ни было. Даже с ее сыном. Если бы только я позвонил вчера, если бы, если бы. - Вы с ней знакомы? - С госпожой Миякэ? Конечно. Я штатная медсестра. - Скажите, она была... в порядке? - Это зависит от того, что вы имеете в виду под "в порядке". - Что ж, вы мне очень помогли. Огромное спасибо. Она парирует, не отвечая на мою иронию: - Пожалуйста. Щелк, треньк, щелк, ууууууууу............ План "Б" накрылся. Подводные лодки пустились в плавание, я полностью проснулся, но ехать на работу все равно еще слишком рано. Вот так ночка. Я чувствую себя так, словно меня пропустили через мясорубку. В час затишья, между одиннадцатью и двенадцатью, Бунтаро позвал меня вниз выкурить по сигарете. Мы немного поговорили. Я почти забыл о том, что он - мой домовладелец-кровопийца. Я вставляю в "Дискмен" "Plastic Ono Band"[53] и укладываюсь на футон, всего на минутку. Рев бездны и барабанный бой. "Plastic Ono Band" давно закончился, когда в мои сны проникает мягкий шлепающий звук. Сначала мне кажется, что это капает кран, но тут я чувствую, как она устраивается внутри калачика, которым я свернулся. Открываю глаза. - Эй, считается, что ты умерла. Она зевает, демонстрируя равнодушие к тому, что я думаю или думал. Просто рассматривает меня своими глазами Клеопатры, в которых пляшут бронзовые искорки. x x x Древесные волокна в шее бога грома рвутся с визгом и скрежетом. Я крепко обхватил ее ногами - не думал, что перепилю ее так быстро. Шея переламывается, ножовка с лязгом падает, я теряю равновесие и лечу вниз между спиной бога и стеной храма. Мне кажется, что я лечу бесконечно долго. От удара об пол перехватывает дыхание. Позвоночник цел, но через час я буду просто ходячий синяк. Голова моего врага катится прочь, деревянная по деревянному полу, потом останавливается и смотрит прямо на меня. Ненависть, мстительность, зависть, гнев - все туго скручено в одну гримасу. На одной ноздре капля моей крови. В лесу чересчур тихо. Ни взрослых, ни полицейской машины, ни бабушки. Черный дрозд замолчал. Лишь грохот океанских пушечных залпов у скал, далеко внизу. Все боги связаны узами родства, и с этого дня они ополчатся против меня. В моей жизни не будет ни капли счастья. Ну и пусть. Я встаю на ноги. Поднимаю отпиленную голову, положив ее на руку, как младенца, и выношу из храма на край скалы. Волны перекатываются через горб камня-кита, мелкие брызги разлетаются во все стороны. Раз, два, три - я смотрю на отпиленную голову бога грома, пока она не исчезает в белой пене. Теперь я тоже должен исчезнуть. ============================================================================ Три ВИДЕОИГРЫ ============================================================================ x x x Краем глаза успеваю увидеть, как моего отца запихивают в фургон без номерных знаков, припаркованный на другой стороне бейсбольной площадки. Я бы узнал его где угодно. Он барабанит по заднему стеклу, но фургон уже выехал за ворота и исчезает в клубах токийской гари. Я вспрыгиваю на наш патрульный стратоцикл, снимаю бейсболку и пристраиваю ее на панель управления. Сверкает мятная улыбка Зиззи, и мы срываемся с места, постепенно превращаясь в точку. Мимо скользят лавандово-синие облака. Я навожу пистолет на какого-то вертлявого школьника, но на этот раз все обстоит именно так, как кажется. Верх черного, как ночь, "кадиллака" поднимается, и оттуда высовывается лобстер-гангстерБах! Панцирь и клешни разлетаются во все стороны. Я поливаю пулями заднее стекло, и автомобиль взрывается, вспыхивая разноцветным пламенем. Фургон сворачивает на дорогу, ведущую в аэропорт. В тоннеле нас подрезает машина "скорой помощи" - размахивающий скальпелем медик прыгает к нам на капот с глазами, выпученными от яростиБах!По яйцам!Бах! Блевотина на капотеБах! Мутант шатается, но не умираетБах! Подброшенный силой выстрела, он пробивает рекламный шит. Перезагрузка. - Ты мой лучший стрелок, - проникновенно шепчет Зиззи. Мы добираемся до аэропорта как раз вовремя, чтобы увидеть, как моего отца втаскивают в ванильный самолетик "Сессна"[54]. Я не решаюсь стрелять в его похитителей с такого расстояния, боясь промахнуться. Мощный чокмакоптер заслоняет солнце, и оттуда по веревкам на землю гроздьями скатываются зомби. Еще в воздухе я десятками превращаю их в месиво, но эта армия смерти пополняется слишком быстро. - Зэкс, милый! - говорит Зиззи. - Мегаоружие в "Макдоналдсе"! Я стреляю по золотым аркам и выбираю скорострельную базуку двадцать третьего века. Когда я кошу врагов, она издает урчание; вскоре вся взлетно- посадочная полоса усеяна подергивающимися конечностями. Я палю по чокмакоптеру, пока тот не пикирует на цистерны с топливом. Мир озаряется ярко-розовыми октановыми взрывами. - Нам туда, Зэкс! Мы настигнем похитителей твоего отца в их лаборатории! Взмываем вверх и преследуем "Сессну"; нажимаю на кнопку джойстика, чтобы пропустить вступление. Мы входим в преисподнюю. В клоаках стоит тишина. Мертвая тишина. И тут появляется гигагидра, девять ее голов источают зеленую слизь, покачиваясь на девяти извивающихся, как лассо, шеяхБах! В капусту. Перезагрузка. Но из одного обрубка вырастают две новые головы. - Зажарь урода! - визжит Зиззи. Я целюсь в туловище многоголовой твари и привожу в действие огнемет. Ввв-у-у-у-рррш! Тварь, скукожившись, улетает прочь, подхваченная струей малинового пламени. Белокожая Лилит - Бах! - только ее и видели. Рой кибер- ос - бахбахбах - перезагрузка. Я собственными руками приближаю свою смерть. Туннель сужается и заходит в тупик. Невидимая глазу железная дверь со скрипом открывается - на пороге силуэт ученого. - Сынок! Ты нашел меня! Наконец-то! Расслабившись, опускаю свою руку- оружие. - Ты как раз вовремя, - он срывает накладную бороду, его портфель трансформируется в гранатомет, - чтобы умереть! Из шершавого сумрака вылетают тучи самонаводящихся на тепло моего тела ракет. Бахбахбах! Большая часть ракет остается невредимой, и мне не удается даже прицелиться в самозванца. На экран брызжут алые пиксели горячей крови. - Зэкс, - умоляет моя сестра, - не покидай меня здесь - вставь монетку, давай еще. Милый, не уходи. x x x - Милый, - передразнивает голос за спиной, - не уходи! Меняю оружие и оборачиваюсь посмотреть на этого зрителя с его тупоумными овациями. Первая мысль - слишком он классно выглядит, чтобы шляться по игровым центрам. Старше меня, гладко зализанный конский хвост, серьга в ухе. Так может выглядеть известная поп-звезда. - Впервые в преисподней, да? - Его голос выдает уроженца Токио. Я киваю. Мир реальный постепенно обретает свои очертания. - Со мной было то же самое, когда я спустился туда в первый раз. Звуки лазерных выстрелов, вой вампиров, дребезжание монет, непрерывная музыка видеоигр. - О! - Ты увидел своего отца и потерял бдительность. Грязный трюк! В следующий раз пристрели яйцеголового на месте. Чтобы убить его, нужно примерно девять выстрелов. - Что ж. Извини, что умер и испортил тебе удовольствие. Невозможно пожать плечами более небрежно. - Ты приговорен с первой монеты. Ты платишь, чтобы отсрочить свой конец, но видеоигра всегда выигрывает, рано или поздно. Вторая половина моей сигареты скончалась в пепельнице. - Глубокая мысль. - На самом деле я ждал свою подружку в бильярдной наверху. Похоже, она играет в игру типа "опоздай-держи-его-на-крючке". Вот я и пошел вниз - убедиться, что она не перепутала и не ждет меня снаружи. А тут ты - с головой ушел в "Зэкса Омегу и Кровавую Луну"[55]: я не удержался, остановился посмотреть. Ты знаешь, что высовываешь язык, когда напряженно думаешь? - Нет. - На самом деле это игра для двоих. У меня целая неделя ушла, чтобы разобраться с ней. - Наверное, ты потратил целое состояние. - Нет. Дистрибьютор работает на человека, который работает на моего отца. На это нечего ответить. - Что ж, надеюсь, твоя подружка скоро появится. - Лучше бы пришла, стерва. Иначе я с нее шкуру спущу. Субботний вечер в Сибуя[56] бурлит оживлением. Спустя неделю после той бессонной ночи я решил пойти осмотреться. Квартал удовольствий пышет таким жаром, что, кажется, вспыхнет, стоит кому-то разок чиркнуть спичкой. В прошлом году дядя Банк водил меня в свой бар в Кагосиме, но это ничто по сравнению с местом, где я нахожусь сейчас. Цены тоже не сравнить. В барах - полчища трутней, галстуки оттянуты, воротнички расстегнуты. Трутни женского пола сбросили офисную униформу и запихали в наплечные сумки. Не слишком ли строго я сужу трутней, учитывая, что теперь я - один из них? Но я только притворяюсь, что я один из них. Возможно, нас всех ждет один конец. Такой же, как господина Аояму. Парочки - у них свидания. Американцы с красивыми женщинами в лунных очках. Держу пари, что у той официантки с прекрасной шеей телефонная книжка забита приятелями, похожими на того, что наблюдал за мной в игровом центре. Огромная реклама "ПЕЙТЕ КОКА-КОЛУ" - пурпур адского пламени и лилейная белизна небес. Иду дальше, посасывая бомбочку с шампанским. Хостессы прощально машут престарелым президентам компаний, усаживая их в такси. Вот залитый янтарным светом ресторан, где все друг с другом знакомы. Мимо на скутере проезжает гигантского роста монгольский воин, справа и слева от него едут девушки, наряженные кроликами, и раздают листовки с рекламой какого-то торгового комплекса. Девуш