что это всего лишь игра воображения. Борюсь за власть над своим дыханием и чихаю. Раньше я не смотрел на Кожаный пиджак, не приглядывался к нему. Его лицо - последнее, что мне суждено увидеть. Не так я представлял себе лицо смерти. Довольно некрасивое, немного странное, подчеркнуто невосприимчивое к любым проявлениям чувств по поводу событий, которым, по желанию своего обладателя, стало свидетелем. Давай. Слишком пошло вымаливать себе жизнь. Итак, последние слова? "Хорошо бы ты этого не делал". Как проникновенно. - Предлагаю пригнуться, - говорит Кожаный пиджак. - Пригнуться? Казнь в подобострастной позе. Зачем? - К земле. В, как это говорится, позе эмбриона. К чему все это? Покойнику все равно. - Пригнись ради собственной безопасности, - настаивает мой убийца. Я изображаю тупое негодование, что Кожаный пиджак истолковывает как " нет". Кожаный пиджак заряжает пистолет. - Что ж, я тебя предупредил. Так много звезд. Для чего они? x x x Тунец, морские ушки, люциан, лососевая икра, бонито[99], яичный тофу, мочки человечьих ушей. Целая гора суси. Васаби[100] смешан с соевым соусом, чтобы отбить у сырой рыбы неприятный привкус. От него соевый соус сворачивается, превращается в вязкую кровь. Перестань думать о кегельбане. Перестань. Кажется, после этих собачьих дел мы едем уже целую ночь, но на часах только 22:14. Осталось чуть больше ста минут, говорю я себе, но трудно поверить во что-то хорошее. Я в тисках простуды, и мне станет еще хуже. Вливаю себе в горло немного воды; начинает пучить живот. Даже дышать тяжело. Ресторан весь в нашем распоряжении. Здесь сидела какая-то семья, но, едва нас увидев, исчезла. Пожилая официантка сохраняет спокойствие, но повар спрятался в кухне. Я бы тоже не прочь, будь у меня такая возможность. Франкенштейн кидает мне сосиску. - Почему у тебя такая постная рожа, молокосос? Можно подумать, ты потерял родителей. Ящерица макает васаби в соевый соус. - Может, он решил, что мастиф, которого я пристрелил у Гойти, и был его без вести пропавший папочка. - Морино тычет в мою сторону кончиком сигары. - Улыбнись пошире и терпи! Помни о своих предках! Ты же образец законопослушного японца! Улыбнись пошире и терпи, пока твои циммеровские костыли[101] не прогнутся, вода, которую ты пьешь, не превратится в оксид ртути, а вся твоя страна - в автостоянку от побережья до побережья. Я не нападаю на Японию. Я люблю ее. В большинстве стран сила на побегушках у хозяев жизни. В Японии мы, сила, и есть хозяева жизни. Япония - это лодка, и у руля стоим мы. Так улыбнись пошире. И терпи. Пусть мне и приходится терпеть, но я ни за что не стану улыбаться тому, что втянут в бандитские разборки. Единственное, чему стоит улыбаться, так это тому, что, пока мы не выйдем из ресторана, не случится ничего худшего. Ящерица указывает в угол зала: - Отец! Блестящая от слюны жвачка из суси. - Смотри, что я тут нашел - у них есть караоке! - Удовольствие из удовольствий. - Морино смотрит на Франкенштейна. - Пусть песня расправит крылья. Франкенштейн поет песню на английском языке с припевом: "I can't liiiiiiiiive, If living is without yoo-ooo-ooo, I can't giiiiiiiiive, I can' t take any moooooore"[102]. Трубачи подвывают, растягивая гласные. Это невыносимо; легче смотреть, как из суси выползают личинки. Кожаный пиджак потягивает молоко из стакана, сидя в углу. С виду он тоже не принадлежит этой компании. Морино подзывает пожилую официантку, которая обслуживает нас, подавляя нервную дрожь. - Пой. Не возражая, она исполняет энку под названием "Вишневый цвет над озером", об игроке в маджонг, который кончает с собой, так как не может оплатить долг чести, но только после девяносто девяти куплетов. Ящерица поет песню "Электродный инцест" группы с тем же названием. В ней нет ни куплетов, ни припевов, ни смены аккордов. Трубачи громко хлопают, когда Ящерица исполняет на столе танец индейки и тискает микрофон. Наконец песня заканчивается, и Морино жестом приказывает мне встать. - Нет, - решительно заявляю я. - Я не пою. Комки суси градом летят мне в лицо. Трубачи мычат, выражая неодобрение. - Я не люблю музыку. - Чушь, - говорит Морино. - Мой друг детектив сказал, что у тебя двадцать компакт-дисков с записями того застреленного битла, папка с нотами и гитара. - Откуда ему это известно? - Ночные кошмары хорошо поработали. Я смахиваю с лица рис. - Вы приказали взломать дверь в мою комнату? Морино поднимает свой стакан, чтобы официантка его наполнила. - Если бы я считал, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей малышке, ты, полусирота невоспитанная, я бы приказал взломать тебя, а не твою дверь. Так что будь благодарен. - Ненавижу караоке и петь не буду. Ящерица отрывисто передразнивает: - Ненавижу караоке и петь не буду. Потом впечатывает кулак мне в глаз, и стол превращается в потолок. Потихоньку прихожу в себя. Глаз почти поет, наливаясь кровью. - Весь день мечтал. - Ящерица осматривает костяшки пальцев. - Отец приказал тебе петь. Я бы должен испугаться, но мотаю головой. Крови нет. Франкенштейн кладет палочку для еды на указательный и безымянный пальцы, рыгает и с хрустом ломает ее средним пальцем. - Я бы сказал, что Миякэ нарушает договор, Отец. Морино поднимает палец. - Вы должны проявить снисхождение. Он так изменился, когда его сестра утонула. У них была своя маленькая страна. Черт, у них был свой собственный язык. Как жаль, что этот тщеславный козел в тот день, когда она умерла, смылся в Кагосиму Эй! - Он щелкает пальцами, подзывая официантку. - Еще эдамамэ[103]! Отравленный простудными микробами, я не могу понять, то ли у Морино есть дар ясновидения, то ли универсальный ключ к глубинам сознания. Так или иначе, я испытываю желание вонзить ему в глаз палочку для еды. Я представляю себе, как это проделываю. Струя жидкости. Его бородавка подрагивает. Готов поклясться - эта штука за мной следит. Если верить часам в "кадиллаке", мы выехали на дорогу, идущую по внешнему краю отвоеванной земли, в 23:04. Мы все еще едем по ней, хотя прошло уже полчаса. Машину сотрясает музыка военного оркестра, а меня сотрясает лихорадка или, может быть, это машину лихорадит, а во мне звучит музыка. Я был в нескольких миллиметрах от того, чтобы стать убийцей. Я и сейчас в нескольких миллиметрах от этого. Может ли случайное изменение скорости вращения и угла удара действительно меня оправдать? Я бросил. Меня вынудили. Но я бросил. Еще час, и папка с документами будет у меня. Плюс великолепный фингал. Я ожидал, что претендента на трон Якудзы в Токио будет сопровождать многочисленная вооруженная армия, но нет. Только два " кадиллака". Из носа непрерывно течет, а шея онемела, словно на нее надели нечто вроде корсета. Может, какой-нибудь кодекс чести обязывает эти два клана избегать насильственных действий. А может - пожалуйста, только не это, - их цель - совершить показательное самоубийство. Убеждаю себя, что если бы Морино принадлежал к типу камикадзе, он бы не дожил до своего возраста и уж, во всяком случае, не набрал бы своего веса, но я уже не знаю, что и думать. Никто не разговаривает. Морино звонит Маме-сан, в "Пиковую Даму", я полагаю. - Мириам еще на работе? Я звонил ей домой. Скажите ей, пусть перезвонит мне на мобильный, как только вернется. Ящерица с Франкенштейном курят свой "Кэмел", Морино - сигару. Я слишком болен, курить не хочется. Шербетка хнычет в наркотическом сне. Море такое спокойное, что по нему можно ходить, а небо усыпано звездами. Полная луна висит всего в нескольких дюймах, ни дать ни взять - лампочка в тридцать ватт. Морино делает еще один звонок, но никто не отвечает. - Какая-то медсестра говорила мне, что самоубийцы предпочитают умирать в полнолуние. Самоубийцы и почему-то лошади. Наконец мы замедляем ход и паркуемся перпендикулярно "кадиллаку" трубачей - таков стратегический замысел, я думаю. Вылезаю из машины. Затекшие мышцы ноют. Ну вот, опять строительная площадка. Окрестности Токио - это либо руины, либо строительные площадки. Гигантское здание аэропорта - пока только гигантский фундамент. Плоская, как стол для пула, отвоеванная земля тянется до самых гор. Справа и слева от места, где мы стоим, возвышается мост без центральной секции. Слышно, как море лениво плещется рядом с дамбой. - Послушай, Миякэ, - огонек его зажигалки пляшет в темноте, - ты можешь забраться на этот мост. Гадаю, в чем здесь подвох. - Нагасаки - наш противник, а ты не вписываешься в образ. Я не хочу, чтобы думали, будто я набираю людей в детском саду. Ящерица хихикает. - Вы отдадите мне папку с документами? - Как ты мне надоел! Не раньше полуночи, черт побери! Пошел! Не успел я сделать нескольких шагов, как Кожаный пиджак, стоящий на куче валунов, свистит. - Наши друзья едут. Девять машин. - Девять. - Франкенштейн пожимает плечами. - Я надеялся, что будет больше, но девять тоже неплохо. Бегу вверх по склону. Сейчас этот мост будет мне самым надежным укрытием. С другой стороны, это прекрасная камера, из которой я никуда не денусь. По моим подсчетам, я в тридцати метрах над землей, достаточно высоко, чтобы голова закружилась и яйца съежились. Из-за парапета смотрю, как подъезжают машины Нагасаки. Они останавливаются полукругом вокруг " кадиллаков" Морино и на полную мощность включают клаксоны. Они посадят себе двигатели. Из каждой машины выходят по четыре человека в военных куртках, шлемах и с автоматическими винтовками. Занимают огневые позиции. Уже не в первый раз за сегодняшний день я чувствую себя персонажем боевика. Морино и его люди надевают солнечные очки. Никакого оружия, никаких приборов ночного видения. В одной руке Морино держит мегафон, другую опустил в карман. Тридцать шесть вооруженных до зубов мужчин против семи. Из машины не спеша вылезает человек в белом костюме, его прикрывают два телохранителя. Я жду приказа открыть огонь. Никакой папки не будет. Все напрасно. Голос Морино эхом разносится над отвоеванной землей, как будто сама ночь говорит из его мегафона: - Юн Нагасаки. Есть у тебя последнее желание? - Ты меня просто поражаешь, Морино. Как низко ты пал! Слухи преуменьшают степень твоего падения. Пять усталых головорезов, один бывший торговец оружием - я сам тебя убью, Сахбатаар, и это будет так мучительно, что даже тебя проймет, - и безоружный мальчишка для удовольствий, что прячется на мосту. Вот тебе и надежное укрытие. - Это и есть твой отряд возмездия? Или, может, у тебя авианосец в гавани? Или ты рассчитываешь, что я умру от глубокого разочарования? - Я вызвал тебя, чтобы объявить свой вердикт. - У тебя что, третичный сифилис? Или ты превратился в супермена? - Я позволю тебе извиниться с честью. Ты можешь убить себя сам. - Это более чем глупо, Морино, это грубо. Давай разберемся. Ты серьезно подпортил мне открытие "Ксанаду". Я чуть грыжу себе не нажил, упражняясь в логике, дабы убедить газетчиков, что Озаки выпал из окна случайно. Ты швырял шары для боулинга в трех моих менеджеров, пока не расквасил им черепа всмятку - оригинально, не могу отрицать, но такие крайности меня раздражают, - потом ты старомодным способом убил двух ни в чем не повинных охранников и пристрелил мою лучшую собаку. Мою собаку, Морино, вот что действительно меня достает. Ты же любитель. Ни один делец высокого стиля никогда, никогда не тронет животное. - Стиль? Импортировать из Штатов непроверенное дерьмо под видом говяжьих отбивных и травить школьников в Вакаяме химикатом O-157, а потом заставить своих пуделей из министерства сельского хозяйства обвинить во всем фермеров, что выращивают редиску, это что, "стиль"? Шантажировать банкиров отчетами, которые ты сам заставил их состряпать, отказавшись возвращать займы, что набрал в эпоху экономики мыльного пузыря, - "стиль"'? Ты считаешь, что махинации вроде "Платите сполна, господин Производитель Продуктов Питания, или вам придется заплатить за бритвенное лезвие в детских консервах", - "стиль"? - Твоя неспособность усвоить ту простую вещь, что с 1970 года мир шагнул далеко вперед, и есть причина, почему именно я унаследовал и расширил интересы Цуру, а ты выжимаешь свой доход из владельцев заведений в Синдзюку, принуждая их отдавать тебе лишнюю мелочь. Неужели, о, неужели ты думаешь, что через пять минут еще будешь жив? - Ты забыл, что у меня есть два секретных оружия. - Да? Сгораю от любопытства. - Твое пламенное любопытство и есть мое первое оружие, Нагасаки. Даже в старые времена ты сначала говорил, а потом стрелял. - И второе твое оружие такое же страшное, как первое? - Позвольте представить вам, леди, - мне трудно уловить следующее слово - ...NimQ6. - Nim - Q - 6? Волшебный писающий гоблин? Открывалка для пива? - Пластиковая взрывчатка, разработанная израильскими спецслужбами. - Никогда не слышал. - Конечно, ты никогда о ней не слышал. Израиль не дает рекламу в " Тайм". Но микрочастицы NimQ6 нанесены на спусковой механизм пистолетов, что в руках у твоих немых горилл. Таким же составом присыпаны изнутри ваши шикарные кевларовые [104]шлемы. Мой присутствующий здесь коллега, господин Сахбатаар, лично наблюдал за комплектованием вашего снаряжения, когда переправлял его от своего русского поставщика. Кое-кто из людей Нагасаки оборачивается и смотрит на своего босса. Нагасаки складывает руки на груди. - В этой жалкой истории про жалких тупых блефующих козлов, у которых на руках нет ни одной верной карты, Морино, самый жалкий, самый тупой блефующий козел - это ты. Как ты думаешь, каким оружием я замочил людей Цуру, черт возьми? Если бы в этой херне был хоть грамм правды, мы бы уже знали об этом. - Вы не узнали об этом, потому что ты был мне нужен, чтобы похоронить группировку Цуру. За что я тебе благодарен... - Поблагодари меня, когда твои лживые кишки выпадут через дырки от пуль. А сейчас - город ждет меня. Держитесь подальше от машин, щенки. Я заказывал их сам через нашего общего монгола и не хочу повредить краску. Морино гасит свою сигару о блестящий кузов "кадиллака". - Заткнись и слушай. Ты сказал: "Хоть грамм правды". Микрочастицы NimQ6 весят одну двадцатую грамма. Как точка на странице. Эта взрывчатка обладает превосходной устойчивостью, даже в условиях продолжительного огневого воздействия, пока - вот в чем прелесть, - пока не подвергнется колебаниям особой, очень высокой частоты. Тогда микрочастица взрывается с силой, достаточной, чтобы разорвать тело на части. Единственное излучающее устройство к востоку от Сирии встроено в мой мобильный телефон. Для меня, дрожащего в холодном поту на высоте тридцати метров, возможно, со снайпером, прицелившимся мне в голову, это звучит не очень убедительно. Нагасаки изображает скуку. - Довольно этой псевдонаучной чепухи, Морино, я... - Повесели меня еще десять секунд. NimQ6 - это штука будущего. Вводишь код - из предосторожности я проделал это заранее - и просто нажимаешь кнопку набора номера. Вот так... Гром и грохот; цветы взрывов. Падаю. Ударные волны сносят пласты воздуха. Грохот эхом отдается в горах. Наконец я выглядываю из-за парапета. Люди Нагасаки валяются там, где стояли. Те, на кого не падает яркий свет фар, лежат темными кучами, те же, кто в пятне света, красны от крови, как пол скотобойни. У большинства туловищ ноги на месте, но руки с автоматами унесло прочь. Головы же - взорванные армейскими шлемами - просто нигде. Я не знаю слов, которыми можно такое описывать. Такое бывает только в фильмах про войну, в фильмах ужасов - в кошмарах. Дверца "кадиллака" открывается, и вываливается Шербетка. Она визжит, как будто увидела паука у себя в ванной. - Йа-а-а-а! Ящерица развязно вторит: - Йа-а-а-а-а-а-а-а-а! Пошли вы йа-а-а-а-а-а-а-а-а-ха-ха-а-а-а-а-а-а-й! Нагасаки еще жив - на нем не было шлема, череп ему не снесло - и пытается встать на ноги. Обе его руки по самый локоть превратились в раздробленные обрубки. Морино медленно подходит и приставляет к уху своего врага мегафон: - Разве наука не прекрасна? Бах! Мегафон поворачивается ко мне. - Сезонный фейерверк, Миякэ. Теперь слушай. Полночь миновала. Так что папка с документами, что лежит в "кадиллаке", вся твоя. Да. Отец держит свое слово. К сожалению, ты не сможешь воспользоваться заработанной в поте лица информацией, потому что исчезнешь с лица земли, как последний дронт[105 ]. Я взял тебя с собой на случай, если бы Нагасаки призвал к оружию твоего отца. Я считал этого кретина намного хитрее, чем он оказался, так что мы получили лишнего свидетеля вместо возможного козыря. Господин Сахбатаар предложил свои услуги, чтобы пустить тебе пулю в лоб, и, так как он является главным архитектором моего гениального плана, разве мог я ему отказать? Прощай. Если это облегчит твои страдания, скажу, что тебя забудут без следа: ты прожил скучную, беззвучную и бесцветную жизнь. Кстати, твой отец - такое же ничтожество, как и ты. Сладких снов. x x x К чему это? Покойнику все равно. - Пригнись - ради собственной же безопасности, - настаивает мой убийца. Страх сводит мой ответ к выражению тупого негодования. - Нет? - Кожаный пиджак заряжает пистолет. - Что ж, я тебя предупредил. У него в руке не пистолет, а мобильный телефон. Он набирает номер, перегибается через парапет, направляет мобильник на "кадиллаки" и пригибается к земле. Ночь разрывается, обнажая потроха, меня сбивает с ног сплошной стеной грохота, мост вздрагивает, с неба градом сыплются осколки камней и металла, я успеваю увидеть, как пылающий кусок машины параболой взмывает вверх, и папка с моим отцом превращается в тлеющие угольки. Ночь застегивает молнию. Эхо с грохотом откатывается от гор. Мне в скулу врезается гравий. Пытаюсь приподняться - к моему удивлению, тело еще способно двигаться. Из воронок на месте "кадиллаков" поднимаются столбы дыма. Кожаный пиджак опять набирает номер. Прижимаюсь к земле, гадая, что здесь еще можно взорвать, - может, он ходячая бомба и взрывает главную улику, то есть самого себя? - но на сей раз мобильный телефон и есть просто мобильный телефон. - Господин Цуру? Говорит Сахбатаар. Ваши пожелания насчет господина Нагасаки и господина Морино выполнены. В самом деле, господин Цуру. Что они посеяли, то и пожали. Он убирает мобильник и смотрит на меня. Все вокруг горит и трещит. У меня течет кровь из прокушенной губы. - Будете меня убивать? - Вот думаю. А ты боишься? - Очень боюсь. - Страх - не обязательно признак слабости. Я презираю слабость, но также презираю тех, кто любит убивать впустую. Чтобы остаться в живых, ты должен убедить себя, что сегодняшняя ночь - это чужой кошмар, в который ты забрел совершенно случайно. К рассвету найди место, чтобы спрятаться, и не высовывайся много дней. Если обратишься в полицию, будешь немедленно убит. Ясно? Киваю и чихаю. Ночь тонет в клубах дыма. ============================================================================ Пять ОБИТЕЛЬ СКАЗОК ============================================================================ x x x НА ПОЛЯХ Козел-Сочинитель вглядывался в беззвездную ночь. Его дыхание легкой дымкой ложилось на ветровое стекло. Первые заморозки пустили в бокал вина из эдельвейсов вафельку льда. Козел-Сочинитель насчитал три шума. Потрескивание свечи на старинном бюро; воинственное бормотание во сне госпожи Хохлатки: "Безразличие - обратная сторона заботливости, Амариллис Брумхед!" - и храп Питекантропа в гамаке под днищем дилижанса. Четвертый шум - шепоты, которых ждал Козел-Сочинитель, был пока далеко, и он стал искать свои почтенные очки, желая пролистать книгу стихов, сочиненных в девятом веке принцессой Нукадой. Козел-Сочинитель откопал этот томик однажды в Дели, в четверг, в грозу. С середины лета все ночи были похожи друг на друга. Почтенный дилижанс останавливался на ночлег, Козел- Сочинитель просыпался, и ничто не могло заставить его снова уснуть. Один, два, три часа спустя приходили шепоты. Козел-Сочинитель никому не рассказывал, что у него бессонница, даже Питекантропу и, уж конечно, не госпоже Хохлатке, которая, несомненно, прописала бы ему какое-нибудь противное "целебное средство", в сто раз хуже, чем сам недуг. Сначала Козел- Сочинитель думал, что шепоты - это шум Абердинских водопадов[106], близ которых они тогда стояли, но отверг эту теорию, когда шепоты последовали за ним и в другие места. По второй своей теории, он сошел с ума. Но во всем остальном его умственные способности оказались не затронуты, и Козел- Сочинитель пришел к мысли, что шепоты исходят из авторучки - той самой, которой госпожа Сенагон писала свои записки у изголовья более тринадцати тысяч полумесяцев тому назад. Тут Козел-Сочинитель услышал тихое шипение, потом шелест, и сердце его забилось быстрее. Он сунул принцессу Нукаду на полку и прижался ухом к ручке, лежащей на столе. "Да, - подумал он. - Вот и они". В этот вечер слова звучали, как никогда, отчетливо - только слушай! " Ересь" - здесь, "там-там" - там, "вороная кобыла в узде" - везде. Козел- Сочинитель взял авторучку и стал писать, вначале медленно, пока слова падали по капле, но постепенно из-под его пера потекли целые предложения, полные слов, льющихся через край. - Ах, мой господин, это ни в какие ворота не лезет! - Госпожа Хохлатка раздвинула плотные шторы. - Если вам хочется побродить, когда выходите по малой нужде, закутайтесь, как положено! Если у вас разыграется ревматизм, Простаку опять придется таскать вас на себе, попомните мое слово. Козел-Сочинитель с трудом разлепил веки. - Даже во сне нет покоя, госпожа Хохлатка: мне снилось, что я искал м- металлоискателем норвежские девятиугольники в какой-то дельте, где время навеки замерло в среду утром. Госпожа Хохлатка потуже затянула завязки фартука. - Я девяносто девять раз вам говорила, мой господин: "Сливки и мед - сладкий сон не придет". Но вы все равно ужинаете по-девонширски[107]. Ну-ка, поднимайтесь. Завтрак на столе. Граф Грей[108] с занзибарской копченой селедкой. Поджаренной на гриле, как вы любите. - Госпожа Хохлатка бросила взгляд на пейзаж за окном. - И впрямь уныло, что и говорить. Козел-Сочинитель нашел свое пенсне и выглянул в окно. Почтенный дилижанс стоял у холодной обочины, за которой стихийно раскинулись тихие вересковые пустоши. - Чернильный ландшафт, небеса цвета бумажной массы. У меня почти не осталось сомнений, госпожа Хохлатка: мы залезли на поля. Рододендроны из дендрария... - Мрачное имя для мрачного места, - произнесла госпожа Хохлатка. - Почва здесь слишком кислая, чтобы цвет мог пустить корни. Один м- маргинальный герцог попытался завести плантацию нарциссов, но желтый тут же выцвел. Здесь даже вечнозеленые растения не зеленеют. Не слышно птиц, вороны не летают. - Ай, да бог с ними, мой господин. Селедка ваша стынет. Козел-Сочинитель нахмурился: - Странное дело, госпожа Хохлатка, но аппетит меня покинул. Нельзя ли попросить вас выложить рыбу на блюдо, я потом съем ее потихоньку. А пока плесните чаю, вполне доста... - Козел-Сочинитель забыл договорить. - Вот досада! Ночью я написал несколько десятков страниц - куда они могли деться? Он заглянул под стол, в стол, за стол - страницы исчезли. - Это катастрофа! Я начал писать несказанно сказочную сказку! Хотя госпожа Хохлатка и прослужила у Козла-Сочинителя не один десяток лет, она рассердилась на него из-за селедки. - Осмелюсь заметить, мой господин, это был просто очередной писательский сон. Помните, вам приснилось, что вы написали "Отверженных"? Ваш издатель целую неделю убеждал вас не привлекать Виктора Гюго к суду - вы-то хотели подвергнуть его публичной порке. Дверь со стуком отворилась, и в салон ворвался ветер. В проеме, заслоняя его волосатым грязным торсом, стояло страшного вида доисторическое создание. На языке плоти и крови оно промычало нечто нечленораздельное. Госпожа Хохлатка сердито уставилась на него. - Не смей топтать своими грязными ножищами мой чистый ковер! - И тебя с добрым утром, Питекантроп! - Козел-Сочинитель позабыл о пропавших страницах. - Что ты там держишь, друг мой? Питекантроп повернулся к госпоже Хохлатке и приоткрыл сложенные лодочкой ладони. Над комком земли светилась головка нежного белого цветка. - Вы только посмотрите! - воскликнул Козел-Сочинитель. - Подснежник из Снежных гор! В сентябре! Какое изящество! Какая редкость! На госпожу Хохлатку это произвело гораздо меньшее впечатление. - Стану я благодарить тебя за то, что ты выкапываешь из навоза сорняки и таскаешь их куда ни попадя! Никогда не встречала такого бездельника! И закрой дверь с той стороны! Ты что, хочешь, чтобы мы с Господином умерли от воспаления легких? Питекантроп уныло заворчал и закрыл дверь. - Волосатый дикарь, вот он кто. - Госпожа Хохлатка принялась отскребать сковородку из-под селедки. - Дикарь! Козлу-Сочинителю было обидно за своего друга, но он знал, что лучше не попадать госпоже Хохлатке под горячую руку. x x x Итак, я просыпаюсь, упершись взглядом в очередной незнакомый потолок, и незаметно для себя начинаю играть в амнезию. Я оцепенел и хочу остаться в оцепенении. Я часто играл в эту игру после смерти Андзу, начав девятилетнее путешествие по гостевым комнатам дядюшек с их хрусткими футонами из рисовой соломы: "Эидзи погостит этот месяц у нас" - и кузенами, у которых всегда была под рукой ядерная боеголовка, возникни между нами хоть какой-то спор: " Если тебе здесь не нравится, отправляйся домой к своей бабушке!" Так или иначе, эта игра состоит в том, чтобы как можно дольше задержать чувство, что не знаешь, где находишься. Считаю до десяти, но это не помогает мне подобрать ключ к настоящему. Я спал в центре гостиной на надувном диване, за бледными шторами скрывается широкая застекленная дверь на веранду. Во рту у меня язва размером с лошадиное копыто. Бах! взрывается бомба памяти. Головы в кегельбане. Перед глазами стоит Морино, освещенный огоньком сигары. Монгол на недостроенном мосту. Разминаю затекшие мышцы. Нос и горло основательно забиты - простуда взяла свое; тело само себя наказывает, независимо от мозга-идиота. Как долго я спал? Кто покормил Кошку? Пачка сигарет "Ларк" на кофейном столике. Осталось всего три штуки, и я выкуриваю их одну за другой, чиркая спичками. На зубах толстый налет. В комнате тепло. Я спал в одежде, пах и подмышки сопрели. Нужно открыть окно, но я еще не могу заставить себя двигаться. Пока я лежу здесь, не может произойти ничего нового, а расстояние, отделяющее меня от смерти, что поглотила тридцать, сорок человек, растет. У меня вырывается стон. Невозможно избавиться от того, что я видел. Это прогремит в новостях на всю страну, если не на весь мир. Войны Якудзы - отныне и до самого нового года. Снова стон. Судебные эксперты будут ползать по полю боя с пинцетами в руках. Бригада из Отдела особо тяжких преступлений будет опрашивать посетителей "Ксанаду". Девушка из зала патинко, уже снискавшем себе недобрую славу, расскажет репортерам о мошеннике, назвавшемся сыном управляющего за считаные секунды до того, как самого господина Озаки выбросили из окна комнаты охраны на втором этаже. Полицейские будут делать наброски углем. А что делать мне? И что захочет сделать со мной этот невидимый м-р Цуру? Что сталось с Мамой-сан и "Пиковой Дамой"? У меня нет никаких планов. Мне нечего курить. У меня нет салфеток, чтобы высморкаться. Изо всех сил прислушиваюсь и слышу... полнейшую тишину. Как бы я развеял утреннюю хандру, если бы бросил курить? Сигареты дают встряску по полной программе - ничего подобного реклама здорового образа жизни не предлагает. Жаль, что пришлось спать в джинсах, но я побоялся раздеться - вдруг проснусь от звука взламываемой двери и придется бежать. Страх еще не прошел. Хуже, чем ждать землетрясения. Но что делать, если я услышу незваного гостя? Прятаться? Где? Я даже не знаю, сколько этажей в этом доме. Я встаю. Первая остановка - туалет. Он японский: сидишь на корточках, рядом чаша с пахучими травами. Здоровый, чистый способ испражняться - в западных туалетах выше риск всяких неприятностей. Из сливного бачка вырывается Ниагарский водопад. Кухня выложена терракотовыми плитками и сияет чистотой - судя по отпечаткам испачканных в муке пальцев на книгах с рецептами, хозяин любит готовить. Каждый предмет кухонной утвари висит на отдельном крючке. В окно видны пустой навес для машины и разбитый перед домом сад. Розы, сорняки, кормушка для птиц. Высокая изгородь из бирючины скрывает дом от внешнего мира. Шкаф для швабр и веников набит битком, но он слишком на виду, так что прятаться в нем бесполезно. Гостиная - типично японская: устланный татами пол, буддистский алтарь с фотографиями давно и недавно почивших родственников, ниша для цветов и висящий на стене развернутый свиток с иероглифами - попытайся я их прочитать, у меня разболелась бы голова. Ни телевизора, ни стереосистемы, ни телефона - лишь факс без трубки на одной из просторных книжных полок. Книги - старинные собрания сказок с иллюстрациями. "Лунная принцесса", " Урасима Таро", "Гон-лисица". В доме идеальный порядок - дети здесь явно не живут. Слегка приоткрываю шторы. Сад за домом, несомненно, предмет чей-то гордости - он создан, чтобы радовать глаз. Пруд больше, чем у моей бабушки, - вижу, как в зеленой воде мелькает карп. Над ряской скользят поздние стрекозы. Каменный фонарь на островке. Горшки с лавандой и высокие заросли бамбука, такие густые, что в них можно спрятаться. Птичье гнездо в оранжевом почтовом ящике, прибитом к стволу серебристой березы. На такой сад можно смотреть часами. Он распускается, как цветок. Неудивительно, что в этом доме нет телевизора. Поднимаюсь на второй этаж. Мои босые ноги ступают по ковру, пушистому, как снег. Роскошная ванна с кранами в виде морских коньков. Хозяйская спальня - ее убранство наводит на мысль о средних лет супружеской паре. Спальня поменьше - для гостей. Хорошо. Спрятаться тут негде. Нужно быть девяти лет от роду, чтобы найти по- настоящему укромные местечки в обычном доме. Однажды Андзу обыграла меня, спрятавшись в стиральной машине. Решив уже, что моя экскурсия окончена, я вдруг замечаю в конце лестничной площадки филенчатую дверцу большого шкафа. Ее ручка крутится вхолостую, но дверь все равно распахивается. Полки внутри - не полки, а ступеньки крутой лестницы. Сверху свешивается толстая веревка с завязанными узлами, чтобы легче было подниматься. Уже на третьей ступеньке стукаюсь головой о потолок, и он поддается. Толкаю его, и чем выше поднимается крышка люка, тем шире становится полоска дневного света. Я ошибся. Это лучше, чем просто укромное место. Я попал в библиотеку/кабинет с книжным населением самой большой плотности, какую я когда-либо встречал. Стены из книг, башни из книг, книжные проспекты, книжные переулки. Книжные россыпи, книжная кладка. Мягкие обложки, твердые обложки, атласы, справочники, альманахи. Книг на девять жизней. Этих книг хватит, чтобы построить иглу[109] и в нем спрятаться. Комната насыщена книгами. Зеркала удваивают и утраивают их. Из такого количества книг можно сложить Великую Китайскую стену. Книг столько, что начинаю сомневаться, не книга ли я сам. Свет проникает в комнату через треугольное окошко под потолком. На полу - сетка тени. Кроме книжных шкафов и прогибающихся полок, единственный предмет мебели - это старомодный письменный стол-бюро с квадратными прорезями, чтобы кидать в них счета и другие документы. Похожий был у моей бабушки. И до сих пор есть, я думаю. На бюро лежат две стопки бумаги: одна - белоснежно-чистая, как накрахмаленные рубашки, другая - рукопись на особом лакированном подносе. Не могу удержаться. Сажусь и начинаю читать первую страницу. x x x Козел-Сочинитель работал все утро, пытаясь восстановить фрагменты несказанно сказочной сказки, которую ему нашептали перед рассветом, но это оказалось так же тяжко, как таскать тюки на полуденном пекле. Госпожа Хохлатка отжимала-полоскала простыни. Питекантроп приводил в чувство двигатель почтенного дилижанса. Наконец Козел-Сочинитель встал из-за старинного бюро, чтобы посмотреть в словаре, как правильно пишется слово zwitterion, но его отвлек gustviter, a durzi и theopneust заманили еще дальше. Незаметно подкралась дремота. Последнее, о чем подумал Козел- Сочинитель, - что словарь на поверку оказался подушкой, или наоборот. Когда Козел-Сочинитель очнулся от краткого сна и вернулся к старинному бюро, он решил, что все еще спит. Страницы, которые он написал до того, как его сморило, исчезли! Невероятно! Госпожа Хохлатка, он был уверен, не посмела бы и прикоснуться к старинному бюро. Оставалось лишь одно объяснение. - Вор! - закричал Козел-Сочинитель. - Вор! Вор! Госпожа Хохлатка вбежала в салон, роняя прищепки. - Мой господин! Что случилось? - Меня ограбили, госпожа Хохлатка, пока я спал! Ворвался Питекантроп с гаечным ключом. - Моя восстановленная несказанно сказочная сказка испарилась! - Но как это могло случиться, мой господин? Я развешивала белье, но ничегошеньки не видела! - Возможно, вор был так мал, что вошел и вышел через выхлопную трубу! Госпоже Хохлатке это предположение показалось несколько натянутым, но она последовала наружу за Козлом-Сочинителем и Питекантропом, чтобы взглянуть на почтенный дилижанс сзади. Питекантроп опустился на колени, понюхал грязь в колее под колесом. И замычал. - Грязный грызун? - переспросил Козел-Сочинитель. - Чуть больше мыши? Ага! Тогда мы м-можем сделать вывод, что вор - это грязная крыса! Вперед, друзья! М-мы должны задержать этого прохвоста и объяснить ему кое-что насчет авторских прав! Мой милый Питекантроп - веди нас! Вздернув бровь, Питекантроп изучал землю. По небу волоком влеклось облако- колокол. Следы вели в сторону от торной дороги, по нехоженой тропинке, через сонную лощинку, за озерцо гнилой воды. Вдруг госпожа Хохлатка вскрикнула: - Что это там за чертовщина! На краю запруды стоял шест с перекладиной, а на нем - Пугало, в самом плачевном состоянии. Глаза и уши были выклеваны, а из прорехи на боку при каждом дуновении ветра сыпалась мелкая солома, будто кровь из раны. Козел- Сочинитель подошел поближе. - Гм. Добрый день, Пугало. Пугало подняло голову - медленнее, чем месяц поднимается над вспаханным полем. - Прошу прощения за беспокойство, - начал Козел-Сочинитель, - но не пробегала ли тут грязная крыска с краденым манускриптом? Рот Пугала открывался медленнее, чем распускаются розы. - Сегодня... - Великолепно! - воскликнул Козел-Сочинитель. - Скажи, в какую сторону побежал вор? - Сегодня... мы с отцом будем сидеть в Раю... В эту самую секунду на край запруды прыгнули два цербера, вонзили влажные от слюны клыки в бедное Пугало, сорвали его с шеста и растерзали в клочья. Сильный удар лапой отшвырнул Козла-Сочинителя в сторону. Питекантроп прыжком достиг госпожи Хохлатки и подхватил ее на руки. От пугала остались лишь лохмотья, прибитые к деревяшке. Козел-Сочинитель пытался вспомнить, что можно делать, а чего нельзя, когда имеешь дело с бешеными собаками. Притворяться мертвым? Смотреть им в глаза? Убегать со всех ног? - Это научит его, - прорычала старшая собака, - как выдавать сюжет! - Что делать с этими тремя, босс? - спросила младшая собака, принюхиваясь. Козел-Сочинитель чувствовал на себе их жаркое дыхание. - Хорошие собачки. - Он говорит как писатель, - прорычала младшая собака. - Пахнет так же. Писатель он и есть. - Нет времени, - пролаяла старшая собака. - Наш создатель уходит! - Сначала я хочу попрактиковаться на Бородаче! Питекантроп приготовился защищать друга, но церберы скачками помчались прочь по холмам и низинам полей, пока не превратились в два пятнышка на сморщенном горизонте. - Ну и ну! - воскликнула госпожа Хохлатка. Потом заметила, что все еще пребывает на руках у Питекантропа. - Сейчас же поставь меня на землю, деревенщина неотесанная! x x x Внизу хлопает дверь, и рукопись отходит на второй план. Мое сердце сотрясают сейсмические толчки, и я задерживаю дыхание. Кто-то пришел. Кто- то пришел за мной. Бунтаро уже отозвался бы. Так скоро? Как они меня нашли? Инстинкт самосохранения, притупившийся за время знакомства с Морино, включается на полную мощность. Они пядь за пядью обыскивают гостиную, кухню, сад. Я оставил на диване носки. Еще - пустая пачка из-под сигарет. Я поставил на место откидную крышку люка и втянул веревку, но закрыл ли я филенчатую дверь? Можно сдаться и надеяться на пощаду. Забудь. Якудза не знает, что такое пощада. Спрячься здесь, под книгами. Но если книги обвалятся, я выдам себя. Есть здесь что-нибудь, что может сойти за оружие? Жду, когда на полках-ступеньках зазвучат шаги, - ничего. Либо незваные гости действуют молча, либо я имею дело только с одним. Вот мой план на крайний случай: встану над люком с трехтонным трехтомником "Критического обзора японского "романа "Я", когда дверь достаточно откроется, сброшу эти книги вниз и, надеюсь, собью этого типа с ног. Потом спрыгну сам - если у него пистолет, меня ждут неприятности, - переломаю ему ребра и помчусь прочь. Жду. Еще жду. Сосредоточься. Я жду. А действительно ли хлопнула дверь? Я оставил заднее окно приоткрытым - может, это был ветер? Сосредоточься! Я жду. Никого. Руки ноют. Я не выдерживаю. - Эй? Никакой волны насилия. Испугался сказки, которую сам же и сочинил. Я плохо кончу. Уже после полудня я спускаюсь вниз. В комнате для гостей в платяном шкафу нахожу полотенца и простыни и укладываю их на полки-ступеньки за филенчатой дверью так, чтобы непрошеный гость подумал, что это просто шкаф для белья. Собираю следы своего пребывания в пластиковый мешок и засовываю его под раковину. Я должен уничтожать всякий свой след, как только его оставлю. Мне пора бы проголодаться - когда же я в последний раз ел? - но желудок будто исчез. Хочется курить, но о том, чтобы выйти наружу, не может быть и речи. Кофе был бы в самый раз, но я нахожу только зеленый чай - и завариваю его. Сморкаюсь - на мгновение слух возвращается, но потом уши снова закладывает, - открываю застекленную дверь, сажусь на ступеньку и пью чай. Карп в пруду то появляется, то исчезает. Птичка с ярко-красной шеей высматривает земляных червей. Наблюдаю за муравьями. Цикады выводят: " мазззмезззмезззмезззмеззз-маззззззззз". В доме нет ни часов, ни даже календаря. В саду есть солнечные часы, но день сегодня слишком облачный, чтобы тень была четкой. По моим ощущениям, сейчас часа три. В листьях бамбука шуршит легкий ветерок. Над водой столб мошкары. Маленькими глотками пью чай, не чувствуя вкуса. Посмотрите на меня. Четыре недели назад я плыл на утреннем пароме в Кагосиму с завтраком в коробке, что дала мне тетушка Апельсин. Я был уверен, что найду своего отца за неделю. Посмотрите, кого - что - я нашел вместо него. Катастрофа! Лето пропало, все остальное - тоже. Гудит факс. Вздрогнув, прол