не случилось! Никогда себе не прощу, если
его ранили. Я надеялась, что он вернулся сюда до меня. Белье он свое забрал.
Мы нашли прачечную. Там была только какая-то старуха, и она его не отдавала.
Но мы настояли. Мистер Харрингтон был в ярости,  потому что ничего выстирано
не было. Оно  все еще  было  увязано, как  он  сам его  увязал. Его  обещали
принести вчера вечером, а  даже узла не развязали! Я сказала: это же Россия,
и мистер  Харрингтон сказал, что он предпочитает негров. Я вела его боковыми
улицами,  думала, так  лучше, и  мы  пошли назад.  Переходили проспект, и  я
увидела  дальше  по  нему  небольшую  толпу.  Там  кто-то  произносил  речь.
"Пойдемте, послушаем, что  он говорит", -- предложила я. Видно было, что они
спорят.   Могло  оказаться  что-то  интересное.  Мне  хотелось  узнать,  что
происходит. "Идемте дальше, Далила, -- сказал он. -- Не будем вмешиваться не
в свое  дело",  -- сказал  он. "Возвращайтесь  в отель, укладывайте вещи, --
сказала я. -- А я намерена посмотреть, что там". Я побежала туда, а он пошел
за мной. Там собралось двести -- триста человек. Речь произносил студент, на
него  кричали какие-то рабочие. Я люблю споры  и начала пробираться в первый
ряд. Вдруг раздались выстрелы, и мы оглянуться не  успели,  как по проспекту
понеслись два броневика. С солдатами. И они стреляли на ходу. Не знаю зачем.
Наверное,  просто баловались,  а может быть, были пьяны.  Мы прыснули во все
стороны,  как  кролики.  Побежали,  спасая  жизнь.  Мистера   Харрингтона  я
потеряла. Не понимаю, почему его нет. По-вашему, с ним что-то случилось?
     Эшенден помолчал.
     --  Надо пойти поискать его, -- сказал он. -- Не знаю, какого  черта он
не мог бросить этого белья.
     -- А я понимаю. Так понимаю!
     -- Это утешительно, -- сказал Эшенден с раздражением. -- Идемте!
     Он надел пальто и шляпу, и  они спустились по лестнице.  Отель выглядел
непривычно  пустым.  Они  вышли  на  улицу.  Прохожих  почти  не  было.  Они
направились  к углу. Трамваи не ходили, и  тишина в огромном городе наводила
жуть. Магазины стояли  закрытые. И  когда мимо на бешеной скорости промчался
автомобиль,  они  невольно  вздрогнули.  Редкие  унылые  встречные  боязливо
косились по  сторонам.  Когда они вышли на проспект,  то ускорили шаг. Людей
там было много. Они нерешительно стояли, словно не зная, что делать  дальше.
По мостовой, сбившись в кучки, шли резервисты в  серых шинелях. Они молчали.
Они походили на овец,  разыскивающих пастуха. Потом они добрались  до улицы,
по  которой бежала Анастасия  Александровна, но  с  противоположного  конца.
Много  окон  было разбито шальными пулями.  Улица была  пуста.  Однако следы
панического бегства остались:  оброненные в спешке  вещи  --  книги, мужская
шляпа, дамский ридикюль и корзинка. Анастасия Александровна дернула Эшендена
за рукав -- на тротуаре, склонив голову  на колени, сидела женщина. Она была
мертва. Немного дальше лежали двое мужчин.  Тоже мертвые. Раненые, вероятно,
сумели  кое-как  уйти,  или  их  унесли  друзья.  Затем  они  нашли  мистера
Харрингтона. Его котелок скатился  в канаву.  Он лежал ничком в  луже крови.
Шишковатая  лысина была  совсем  белой,  щеголеватый  черный сюртук запачкан
кровью и грязью. Но его рука крепко сжимала узел,  хранивший четыре рубашки,
два комплекта нижнего белья, пижаму  и четыре  воротничка. Мистер Харрингтон
не расстался со своим бельем.