т, -- ответил я. Слишком многое на этом свете нуждается в сочувствии больше, чем я. Просто Юки об этом еще не знала. -- Где ты сейчас? -- спросил я. -- Все там же, на Акасака, -- сказала она. -- Мы сегодня не поедем кататься на машине? -- Извини, но сегодня никак. Сегодня я сижу дома и жду очень важного делового звонка. Как-нибудь в другой раз, хорошо?.. И кстати -- насчет вчерашнего разговора. Ты что, действительно видела человека в овечьей шкуре? Расскажи! Ты даже не представляешь, как это важно... -- Как-нибудь в другой раз, хорошо? -- передразнила она и с грохотом бросила трубку. "Черт знает что!" -- подумал я. И еще с минуту простоял как истукан, уставившись на трубкуВ в руке. x x x Вскоре я покончил с сельдереем и задумался, что бы такого приготовить на ужин. И решил: сварю-ка я сегодня спагетти. Взять два зубчика чеснока, покрошить не очень мелко и обжарить в оливковом масле. Время от времени наклонять сковородку, собирая масло к одному боку, и держать так подольше на слабом огне. Добавить стручок красного перца. Жарить дальше перец с чесноком. Чтобы масло не начало горчить, вынуть вовремя перец с чесноком (угадать момент -- пожалуй, самое сложное). Бросить в масло ломтики ветчины и обжаривать до тех пор, пока не начнут потрескивать. Вывалить на сковородку спагетти и перемешать. Покрошить петрушки. Подавать с салатом -- сыр "моцарелла" и свежие помидоры... Очень даже неплохо! Однако не успел я вскипятить воду для спагетти, как мне опять позвонили. Я выключил плитку и подошел к телефону. -- Здорово, дружище! -- воскликнул Готанда. -- Сколько лет-то прошло? Как ты там, жив-здоров? -- Живу помаленьку... -- ответил я. -- Менеджер сказал, у тебя ко мне дело. Опять, небось, лягушку разрезать не с кем? -- Он жизнерадостно засмеялся. -- Да хотел у тебя спросить кое-что. Хотя понимаю: ты человек занятой. Немного странный вопрос, конечно. Понимаешь, какое дело... -- Э, погоди. Ты чем сейчас занят? -- Да ничем... Вот, решил себе ужин сварить. -- Замечательно! Может, выберемся куда-нибудь в ресторанчик? Я как раз сижу и думаю, с кем бы поужинать. Не люблю жевать в одиночку... -- Ну, неудобно как-то. Свалился на тебя со своим звонком... -- Да брось ты стесняться, ей-богу! Хотим мы того или нет, наш желудок пустеет по три раза на дню, и его все равно приходится чем-нибудь набивать. Так что жевать через силу ради тебя я не буду, не беспокойся! Зато уж сядем по-человечески, поедим, выпьем, поболтаем о прошлом. Я уже тыщу лет никого из школьных знакомых не видел. Так что лишь бы тебе было удобно, а уж я -- с удовольствием. Тебе самому -- удобно? -- Спрашиваешь. Это же у меня к тебе дело, а не наоборот! -- Прекрасно! Я сейчас за тобой заеду. Ты где живешь? Я сказал ему адрес. -- Ага, это от меня недалеко. Минут через двадцать жди! Только будь готов, чтобы сразу выйти. А то у меня в животе уже космический вакуум, долго не выдержу. -- Понял, -- сказал я, повесил трубку и озадаченно покрутил головой. "Поболтаем о прошлом"? Я совершенно не представлял, о каком таком "прошлом" мог бы болтать с Готандой. В школе мы не были особенно близки и почти не общались. Он слыл яркой личностью и гордостью класса; я же, прямо скажем, влачил весьма неприметное существование. Удивительно, что он вообще помнил, как меня зовут. Какое тут может быть "прошлое"? О чем мне с ним говорить? Впрочем -- ладно, стоит отдать ему должное: носа он не задирал. В общем, хорошо, что все обернулось именно так, а не иначе. Наскоро побрившись, я надел рубашку в оранжевую полоску, поверх нее -- твидовый пиджак от Калвина Кляйна. Повязал шерстяной галстук от Армани, когда-то подаренный подругой на день рождения. Натянул свежевыстиранные джинсы. И обулся в теннисные туфли, купленные буквально на днях. Это были самые шикарные вещи в моем гардеробе. Оценит ли весь этот шик мой собеседник? Черт его знает. Ни разу в жизни не ужинал с кинозвездами. И что для этого полагается надевать -- даже примерно не представлял. Подъехал он ровно через двадцать минут -- ни больше, ни меньше. Его шофер -- лет пятидесяти, невероятно учтивый -- позвонил в дверь и сообщил, что господин Готанда ожидает в машине. "Где личный шофер, там и мерседес", -- подумал я и не ошибся: внизу ждал именно "мерседес". Серебристый "мерседес" исполинских размеров. Прямо прогулочный катер, а не автомобиль. Все стекла зеркальные -- ни черта не разобрать, что внутри. С легким, приятным щелчком шофер распахнул передо мною дверь. Я ступил туда, внутрь. Внутри был Готанда. -- Давно не виделись! -- сказал Готанда, широко улыбаясь. Я понял, что рукопожатия не будет -- и слава богу. -- Давненько, -- согласился я. Одет он был очень просто: темно-синяя ветровка поверх шерстяного свитера, кремовые брюки из потертого вельвета. На ногах -- кроссовки "асикс" невнятно-линялой расцветки. Однако все вместе выглядело безупречно. Самая стандартная и неказистая одежда смотрелась на нем так же стильно, как шедевры первоклассных модельеров. Не переставая улыбаться, он оглядел меня с головы до ног. -- Шикарно одеваешься, -- сказал он. -- Отличный вкус! -- Спасибо, -- сказал я. -- Прямо кинозвезда! -- добавил он. Это вовсе не прозвучало насмешкой -- просто пошутил человек, и все. Я рассмеялся, он тоже. Атмосфера слегка разрядилась. Готанда окинул взглядом салон автомобиля. -- Зверь машина, да? Это мне студия дает, когда нужно. Вместе с шофером. Чтобы я, значит, в аварию не попал и не рулил, когда пьяный. Так безопаснее. И для студии, и для меня. Всем хорошо, все счастливы. -- И не говори... -- только и сказал я. -- Сам-то я на такой в жизни бы ездить не стал. Я люблю, чтоб машина поменьше была. -- "Порш"? -- спросил я. -- "Мазерати", -- ответил он. -- Ну! Я-то люблю, чтоб еще поменьше... -- сказал я. -- "Сивик"? -- спросил он. -- "Субару", -- ответил я. -- Ах, "субару"! -- сразу закивал он. -- Как же, ездил когда-то. Первая в жизни машина. В смысле -- из тех, что я за свои деньги купил, не казенная. После первого фильма получил гонорар -- и купил подержанную "субару". Ужасно ее любил! На съемки только на ней и ездил. А в следующем фильме мне уже дали роль покрупнее. Ну, и предупредили сразу. Дескать, хочешь пробиться в большие звезды -- даже и не думай разъезжать на какой-то "субару"... Пришлось заменить на другую. Таков мир! А машина хорошая была. Практичная, дешевая... "Субару" я уважаю. -- Вот и я тоже, -- сказал я. -- А знаешь, почему у меня самого "мазерати"? -- Почему? -- Потому что нужно на расходы больше списывать! -- произнес он таинственным тоном, словно выдавал чьи-то грязные секреты. -- Менеджер все время талдычит: расходуй как можно больше! А то не хватает для списания. Вот и приходится дорогие машины покупать. Купил подороже -- больше на расходы списал. Общая квота расходов повышается. Все счастливы. Черт-те что, подумал я. Хоть кто-нибудь в этом мире может думать о чем-то, кроме списания расходов? -- Сейчас от голода сдохну! -- сказал Готанда и покачал головой. -- И спасет меня только толстенный стэйк. Как ты насчет стэйка? Я ответил, что полагаюсь на него, и он сказал шоферу, куда ехать. Шофер молча кивнул, и машина тронулась с места. Готанда, широко улыбаясь, смотрел на меня. -- Личный вопрос! -- сказал он. -- Сам себе ужин готовишь -- стало быть, холостяк? -- Ага, -- кивнул я. -- Женился, развелся... -- Слушай, вот и я так же! -- воскликнул он. -- Женился, потом развелся... Пособие выплачиваешь? -- Нет. -- Что, ни иены? Я покачал головой: -- Она все равно не возьмет. -- Счастливчик! -- сказал он с чувством. И рассмеялся: -- А я, поверишь, тоже ничего не выплачиваю -- но из-за чертова развода сижу на полной мели. Слыхал, небось, как я разводился? -- Кое-что... краем уха, -- ответил я. Он не стал продолжать. Насколько я помнил, лет пять назад он женился на популярной киноактрисе, а через два с лишним года развелся. Их развод тогда со смаком обсасывали скандальные еженедельники. Какие из них писали правду, какие нет -- понять было трудно. Но, в общем, у всех выходило, будто семья той актрисы была с Готандой, что называется, на ножах. Стандартная ситуация, повторяется сплошь и рядом. Лихая семейка жены-знаменитости взяла муженька за горло и стремилась полностью подчинить своей воле -- как дома, так и на людях. Он же был воспитан скромно, светской жизни чурался и предпочитал, чтобы хоть в личной жизни его оставили в покое. Понятное дело -- о "семейном счастье" здесь и речи быть не могло. -- Забавно выходит, а? Когда-то нас с тобой объединяли опыты по разрезанию лягушек. А через столько лет встречаемся снова -- и у нас одинаковый опыт несостоявшейся семейной жизни! Прямо мистика, тебе не кажется? -- сказал Готанда, смеясь. И кончиком пальца коснулся левого века. -- Кстати, а ты почему развелся? -- У меня все до ужаса просто. Однажды она ушла, и все. -- Вот так, вдруг? -- Ага. Ничего не сказала. Взяла и ушла ни с того ни с сего. Я и не догадывался ни о чем. Прихожу как-то с работы -- а ее дома нет. Ну, думаю, пошла по магазинам, скоро вернется. Сварил себе ужин, поел. Спать лег. Утром проснулся -- ее все нет. И через неделю нет, и через месяц. А потом по почте документы на развод пришли. С полминуты Готанда молча размышлял над моими словами, потом вздохнул: -- Ты, конечно, можешь обидеться, но... сдается мне, по сравнению со мной ты просто счастливчик. -- Почему? -- спросил я. -- От меня никто не уходил. Наоборот -- это меня раздели догола и вышвырнули за дверь. В буквальном смысле слова... Готанда замолчал и, прищурившись, уставился сквозь лобовое стекло автомобиля куда-то далеко-далеко. -- Грязная история, -- продолжал он. -- Они все спланировали, от начала и до конца. Каждую мелочь продумали. Настоящие жулики. Столько документов перекроили от моего имени! Да так ловко -- я до последнего дня ни о чем не догадывался. Свои финансы я поручал ее же адвокату. Доверял жене полностью. Когда она говорила, мол, так нужно для декларации доходов -- все ей в руки отдавал: банковскую печать, акции, векселя, сберкнижки... Я вообще не силен во всей этой бухгалтерии. Если есть кому ее поручить -- всегда поручаю, лишь бы самому не возиться. Но моя благоверная спелась со своими предками: спохватился -- да поздно. Оставили без штанов -- это еще слабо сказано. Обглодали до самых костей. И выпнули за ворота, как собаку, которая отслужила свое и больше не нужна... В общем, научили дурака уму-разуму! -- И он снова жизнерадостно рассмеялся. -- Так что пришла пора и мне повзрослеть... -- Ну, все-таки тебе уже тридцать четыре! К таким годам все взрослеют. Как бы кто ни брыкался... -- Тут ты прав. Верно говоришь. Очень верно... Все-таки удивительно устроен человек! Вырастает как-то моментально: раз -- и взрослый. Раньше я думал, люди взрослеют год от года, постепенно так... -- Готанда пристально посмотрел на меня. -- А оказалось -- нет. Человек взрослеет мгновенно. x x x Стэйк-хаус, в который привез меня Готанда, оказался весьма респектабельным ресторанчиком в тихом закоулке на задворках Роппонги. Стоило нашему "мерседесу" остановиться у входа, как из дверей сразу выскочили для поклона метрдотель и парнишка-швейцар. Готанда велел шоферу вернуться за нами через час -- и "мерседес" растворился в вечерних сумерках медленно и бесшумно, как мудрая рыбина в океанской пучине. Нас провели к столику у стены, чуть поодаль от остальных посетителей. Публика в заведении была разодета по самой последней моде -- но именно на этом фоне Готанда в своих потертых вельветовых брюках и кроссовках смотрелся особо элегантным пижоном. Уж не знаю, почему. Куда б ни являлся этот человек, что бы ни надевал -- он неизменно приковывал к себе внимание окружающих. Практически из-за каждого столика на нас то и дело бросали взгляды -- короткие, не дольше пары секунд. Они явно могли бы длиться и дольше, но дольше не позволяли приличия -- и уже через пару секунд эти взгляды утыкались обратно в тарелки. Как все-таки сложно устроен мир... Усевшись за столик, мы первым делом заказали по скотчу с водой. -- За бывших жен! -- изрек Готанда. Мы подняли бокалы и, не чокаясь, выпили. -- Странное дело, -- сказал он. -- А я ведь до сих пор ее люблю... Даже после всего, что она со мной сделала -- все равно люблю. Никак забыть не могу. И других женщин полюбить как-то не получается. Не сводя глаз с огромного, благородной огранки куска льда в хрустальном бокале, я молча кивнул. -- А ты как? -- В смысле -- что о жене своей думаю? -- Ну да. -- Сам не пойму, -- признался я. -- Я не хотел, чтобы она уходила. А она все равно ушла. Кто виноват -- не знаю. Но так или иначе, это уже свершилось. Стало реальностью. Я долго привыкал к этой реальности, старался не думать ни о какой другой. Так что даже не знаю... -- Хм, -- сказал Готанда. -- Может, тебе больно об этом говорить? -- Вовсе нет, -- покачал я головой. -- Реальность есть реальность. Было бы глупо от нее отворачиваться. И боль здесь ни при чем. Просто мне непонятно, что я чувствую на самом деле. Он щелкнул в воздухе пальцами. -- Вот! Именно так! "Непонятно, что чувствуешь на самом деле"... Болтаешься, как в невесомости. И даже боли не ощущаешь... Подошел официант, мы заказали по стэйку. И ему, и мне -- с кровью. А также по салату. И по второму виски с водой. -- Да! -- вспомнил Готанда. -- У тебя же ко мне дело какое-то. Давай о деле, пока не надрались. -- Понимаешь, странная история... -- начал я. Он приветливо улыбнулся. Профессиональной Приветливой Улыбкой. Хотя неприятных чувств это почему-то не вызывало. -- А я люблю странные истории, -- сказал он. -- Посмотрел я недавно твой новый фильм, -- продолжал я. -- "Безответную Любовь"? -- пробормотал он и нахмурился. -- Дерьмо картина. Дерьмо режиссер. И сценарий -- дерьмо. Как всегда... Все, кто в съемках участвовал, теперь хотят поскорей об этом забыть... -- Я смотрел в четвертый раз, -- сказал я. Он уставился на меня, как в пустоту. -- Могу поспорить, -- медленно произнес он. -- На Земле не найти живого существа, которое захотело бы смотреть эту дрянь в четвертый раз. И во всей Галактике не найти. Спорю на что угодно. -- В этом фильме снимался один знакомый мне человек, -- пояснил я. И добавил: -- Кроме тебя, то есть... Готанда потер пальцами виски. -- И кто же? -- Как звать -- не знаю. Девчонка, с которой ты трахаешься в воскресенье утром. Он поднес ко рту бокал с виски, сделал глоток и несколько раз задумчиво кивнул. -- Кики... -- Кики, -- повторил я. Странное имя. Точно и не она, а кто-то совсем другой. -- Так ее звали. По крайней мере, на съемках все знали только это. Под именем Кики она появилась в нашем сумасшедшем мирке, под ним же от нас и ушла. Одного имени ей вполне хватало. -- А можно с ней как-то связаться? -- поинтересовался я. -- Нельзя. -- Почему? -- Ну, давай с самого начала. Во-первых, Кики -- не профессиональная актриса. И это сразу усложняет задачу. Все профессионалки -- как знаменитые, так и нет -- числятся в штате какой-нибудь киностудии. Найти их при желании -- раз плюнуть. Почти все они сидят дома у телефонов как приклеенные и просто-таки молятся, чтобы им позвонили. Но Кики -- не тот случай. Нигде не числится и никому не принадлежит. Мелькнула на задних ролях в паре-тройке картин -- вот и вся карьера. Обычная подработка, никаких обязательств. -- А в этом фильме она откуда взялась? -- спросил я. -- Так я же сам ее и привел! -- ответил он как ни в чем не бывало. -- Сначала ей предложил -- мол, хочешь сниматься в кино? -- а потом порекомендовал режиссеру. -- Но зачем? Он отпил еще виски и чуть скривил губы, проглатывая. -- У этой девчонки -- особый талант. Как бы это назвать... Чувство жизни? Черт его знает. Но что-то есть, несомненно. Я очень хорошо это чувствовал. Вроде и не красавица. И актерские данные весьма средние. Но стоит ей просто появиться на экране -- и фильм сразу приобретает внутреннюю законченность. Я серьезно. Такой вот природный дар. Поэтому я и решил ее в картине использовать. И не прогадал. Всем, кто фильм смотрел, понравилась именно Кики. Я не хвастаюсь -- но сцена с ней удалась особенно здорово. Очень реалистично. Ты не находишь? -- Да уж, -- подтвердил я. -- Реалистичнее некуда. -- После этого я всерьез собирался ввести ее в Большое Кино. Уверен, у нее бы отлично получилось... Да вот не вышло: она пропала. И это -- вторая сложность в твоей задачке. Просто взяла и исчезла. Как дым. Как утренний туман. -- Что значит -- исчезла? -- А то и значит. В буквальном смысле. Точно сквозь землю провалилась. Где-то с месяц назад. Я предложил ей -- давай, мол, придешь на пробу. Все уладил, со всеми договорился, только приди -- получишь большую роль в новом фильме. За день до пробы позвонил ей, лишний раз уточнил время встречи. Сказала, что придет вовремя... И не пришла. Как в воду канула. С тех пор ее больше никто не видел. Он подозвал пальцем официанта и заказал еще пару виски с водой. -- Один вопрос, -- продолжал Готанда. -- А ты с ней спал? -- Да, -- ответил я. -- То есть, м-м... Если бы я сказал, что тоже с ней спал, ты... Тебе было бы неприятно? -- Нет, -- ответил я. -- Ну, слава богу! -- вздохнул он с облегчением. -- А то у меня врать всегда плохо получалось. Так что лучше сразу признаюсь: я с ней тоже спал, и не раз. Девчонка что надо. Со странностями, конечно, -- но в душу людям западать умеет, этого у нее не отнять. Ей бы актрисой стать. Далеко бы пошла, мне кажется... Жаль, что все так обернулось. -- Так что же -- ни адреса, ни телефона? Ни даже фамилии? -- В том-то и дело -- ни малейшей зацепки. Никто ничего не знает. Кроме того, что ее звали Кики. -- А в бухгалтерии проверял? -- спросил я. -- Расписки в получении гонораров. Чтобы получить гонорар, нужно указать свои фамилию и адрес. Для налоговых отчетов, так ведь? -- Конечно, проверял. Только все без толку. Она не являлась за гонорарами. Деньги начислены, но не выданы. Расписок нет. Вакуум. -- Не захотела получать деньги? Но почему? -- Спроси что-нибудь полегче, -- сказал Готанда, принимаясь за третье виски. -- Может, не хотела инкогнито раскрывать. Женщина-загадка, я это сразу понял... В общем, брат, как ни крути -- а мы с тобой совпадаем уже по трем позициям. Вместе лягушек резали -- раз, обоих жены бросили -- два, плюс оба спали с Кики... Подали салаты и стэйки. Надо признать -- отменные стэйки. Точь-в-точь как на фото в меню -- слабо обжаренные, с кровью. Ел Готанда потрясающе аппетитно. То есть, держался он за столом очень просто и вряд ли получил бы высокие баллы на конкурсе светских манер -- но есть с ним на пару было чрезвычайно уютно и гораздо вкуснее, чем в одиночку. В каждом его движении угадывался тот неописуемый шарм, от которого съезжают крыши у девчонок. Подражать этому шарму бесполезно, научиться ему невозможно. Или он у тебя с рождения -- или живи без него. -- Кстати, а где ты познакомился с Кики? -- спросил я, вонзая нож в мясо. -- Где?.. -- Он немного подумал. -- Да по телефону вызвал девчонку, она и пришла. Сам понимаешь, по какому телефону... Я молча кивнул. -- Я же после развода только с такими и спал. Удобно, никаких хлопот. С непрофессионалками -- в постели скучно, с актрисами студии -- того и гляди, в скандальную хронику угодишь... А эти приходят сразу, только позвони. Дорого берут, это да. Но зато язык за зубами держат. Могила! Мне этот телефончик продюсер подкинул. Там у них девчонки что надо. Расслабляют без дураков. Настоящие профи, и при этом -- совсем не потасканные. Сплошное взаимное удовольствие... Он отрезал кусок мяса, положил в рот, со смаком прожевал, проглотил -- и отхлебнул еще виски. -- Ну, как тебе мясо? Неплохо, а? -- Совсем неплохо, -- согласился я. -- Не к чему и придраться... Достойное заведение. Он кивнул. -- Хотя тоже надоедает до смерти, если ходить сюда по шесть раз в месяц. -- А зачем сюда ходить по шесть раз в месяц? -- Здесь ко мне привыкли. Небо не падает на землю, когда я вхожу. Официанты не шушукаются на раздаче. Публика к знаменитостям привыкшая -- никто не разглядывает меня, как в слона в зоопарке. Не клянчит автограф, когда я режу стэйк. Только в таком месте и можно поесть спокойно. В общем, больная тема... -- М-да... Кошмар, а не жизнь, -- посочувствовал я. -- И о списании расходов с утра до вечера голова болит. -- И не говори, -- сказал он, даже не улыбнувшись. -- Так на чем я остановился? -- На том, что ты вызвал шлюху по телефону. -- Ага, -- кивнул Готанда и вытер губы салфеткой. -- Вызвал-то я девчонку, к которой уже привык. Только ее в тот день почему-то не было. И вместо одной девчонки прислали мне сразу двух. Чтобы я, значит, сам выбрал, которая мне больше нравится. Дескать, я у них клиент повышенного внимания, вот они и предлагают мне такой сервис... Одна из них была Кики. Ну, я подумал-подумал, лень было выбирать -- я и трахнулся с обеими. -- Хм... -- только и сказал я. -- Это как-то тебя задевает? -- Да боже упаси, -- отмахнулся я. -- В школе, может, и задело бы, но сейчас... -- Ну, в школе я и сам бы на такое не решился, -- усмехнулся Готанда. -- А тут, представь себе, взял и трахнулся сразу с двумя. Ох, и классное сочетание! Та, вторая девчонка -- просто загляденье. Обалденная красота и грация. Каждый квадратный сантиметр тела кучу денег стоит. Я не преувеличиваю. Уж я-то на своем веку много красавиц перевидал, но эта -- одна из лучших. Характер отличный. Голова светлая. Если что, и за жизнь поговорить умеет. А Кики -- нечто совсем другое... То есть, внешне-то и она недурна, все в порядке. Просто ее красота -- не такая яркая и эффектная, а как бы это сказать... -- На каждый день, -- подсказал я. -- Вот-вот! На каждый день... Так и есть. Одевается просто, разговаривает без кокетства, косметики почти никакой. Вообще, держится так, будто ей на все это наплевать. Но зато -- удивительная штука: чем дальше, тем больше тянет общаться именно с ней. С Кики, то есть... Мы сначала трахнулись все втроем, а потом еще долго валялись прямо на полу -- что-то пили, музыку слушали, болтали о том о сем. В общем, классно было. Как в студенческие годы вернулся, ей-богу. Сто лет уже так не расслаблялся... И потом я еще несколько раз вызывал именно их вдвоем. -- Когда это было примерно? -- После развода, считай, полгода прошло... Значит, полтора года назад! -- подсчитал он. -- В общем, вот так, "на троих" у нас получилось несколько раз. Отдельно Кики я не вызывал и один на один с ней не спал. Почему, интересно? Ведь стоило бы попробовать... -- И действительно, почему? -- спросил я. Он положил вилку и нож на тарелку, поднял руку и с легкой небрежностью коснулся пальцем виска. Его любимый жест в задумчивости. "Полный шарман", как сказали бы девчонки. -- Черт его знает... Может, просто боялся. -- Боялся? Чего? -- Наедине с ней остаться, -- ответил он. И снова взялся за вилку и нож. -- Понимаешь, есть у нее внутри какой-то... раздражитель, что ли. Возбуждает психику того, кто с ней рядом. Это очень трудно словами выразить. Вернее, даже не возбуждает, а... Нет, не могу объяснить. -- Внушает, что делать? Ведет за собой? -- Может, и так... Сам толком не пойму. Как-то я слишком размыто, неясно все это чувствовал. Точно сказать не получается. Но остаться с ней наедине так духу и не хватило. Хотя, на самом деле, к ней-то меня тянуло куда больше. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я... -- Кажется, понимаю, -- сказал я. -- То есть, если б я трахнул ее одну, черта с два мне удалось бы расслабиться. Казалось, свяжись я с ней -- меня обязательно затянет куда-то гораздо глубже. Хочу я того или нет. Но как раз этого я и не хотел! Мне нужно было просто переспать с девчонкой и расслабиться. Вот поэтому у нас с ней ничего не было. Хоть она и нравилась мне ужасно... С полминуты мы молча жевали стэйки. -- Когда она на пробу не явилась, я к ней в клуб позвонил, -- продолжал Готанда после паузы, будто вспомнив что-то еще. -- Спрашиваю, где Кики. А нет ее, говорят. Исчезла. Не знаем, куда. Нету -- и все! Может, конечно, она сама велела так отвечать, если я позвоню. Черт ее знает... Как тут проверишь? Ясно одно: из моей жизни она испарилась. Подошел официант, забрал пустые тарелки и спросил, не угодно ли кофе. -- Да я бы, пожалуй, еще виски выпил, -- сказал Готанда. -- Присоединяюсь, -- кивнул я. И нам принесли по четвертому виски с водой. -- Угадай, чем я сегодня весь день занимался? -- спросил Готанда. Я пожал плечами. -- Сегодня я весь день ассистировал зубному врачу. Чтобы в роль войти. Я сейчас в теледраме зубного врача играю, каждую неделю новая серия. Я, значит, стоматолог, а Реко Накано -- окулистка. У обоих клиники в одном районе, знаем друг друга с детства, да все как-то не встретимся по-настоящему... Ну, и так далее. Банально, конечно -- ну да все эти теледрамы банальны, куда денешься. Смотрел, небось? -- Не-а, -- сказал я. -- Я вообще телевизор не смотрю. Только новости. Да и те -- пару раз в неделю, не чаще. -- И правильно делаешь, -- кивнул Готанда. -- Оно и к лучшему: совершенно поганая драма. Я тоже ни за что бы не стал смотреть, кабы сам в ней не снимался. Но -- популярная. То есть, действительно до ужаса популярная. Как и любая банальность, одобряется и поддерживается большинством населения. В студию каждую неделю куча писем приходит. Пишут стоматологи со всей страны! То я инструменты не так держу, то лечу неправильно, то еще что-нибудь -- в общем, пилят за каждую мелочь. Дескать, ваш убогий сериал смотреть противно. Ну, так и не смотрели бы, кто же вас заставляет? Я правильно говорю? -- Может, и правильно... -- сказал я. -- И вообще: почему, интересно, как только нужно играть учителя или доктора, все прибегают ко мне? Ты знаешь, скольких я врачей сыграл? Не перечесть! Из всех врачей я не сыграл разве только проктолога. И то потому, что его работу по телевизору показывать неприлично... Даже ветеринара играл. И гинеколога... А уж учителей сыграл -- всех предметов, каким только в школе учат. Не поверишь -- даже репетитора на дому изображать довелось. Почему так всегда получается? -- Наверно, ты так устроен, что все хотят тебе верить? Готанда кивнул. -- Наверно. Да я и сам это знаю... Когда-то давно получил занятную роль: торговец подержанными автомобилями. Ну, знаешь, один из этих покореженных жизнью типов. Смачный такой: со вставным глазом, болтливый -- из любого дерьма конфетку сделает и продаст в пять минут. Мне ужасно нравилось его играть. И, думаю, у меня хорошо получалось. Только все без толку. В студию посыпались письма. Много писем. Дескать, какая страшная несправедливость, что такому актеру дали подобную роль, как его жалко и все такое. Мол, если его и дальше будут заставлять это играть, мы откажемся покупать продукцию спонсоров вашей передачи... Кто тогда был спонсором, я уж не помню -- то ли "Лайонз" с их зубной пастой, то ли "Санстар"... Забыл. Но так или иначе, прямо посреди сериала моего торгаша из сценария вырезали. Вжик -- и нету! Даром что одна из ведущих ролей. А ведь какой интересный характер был -- эх!.. И с тех пор потянулось всю дорогу: врачи, учителя, репетиторы... -- М-да. Сложная у тебя жизнь. -- А может, наоборот -- слишком простая? -- рассмеялся Готанда. -- В общем, я сегодня весь день ассистировал зубному врачу, постигая премудрости стоматологии. Уже несколько раз туда ходил. И должен тебе сказать -- у меня неплохо получается. Честное слово! Даже главврач похваливает. Простенькую медпомощь уже оказываю самостоятельно. Пациенты меня не узнают -- я же в маске, все как положено. Но стоит мне с ними заговорить -- сразу расслабляются безо всяких успокоительных... -- То есть, хотят тебе верить? -- уточнил я. -- Ну да... -- кивнул он. -- Похоже на то. Да я и сам, когда с ними вожусь, успокаиваюсь необычайно. Я вообще часто думаю: наверно, по складу характера мне следовало стать учителем или врачом. Выбери я в свое время какую-то из этих профессий -- может, и жил бы сегодня счастливо. И ведь запросто смог бы! Если б лучше понял тогда, чего на самом деле хочу... -- Значит, сейчас ты -- несчастлив? -- Сложный вопрос... -- задумался Готанда, трогая пальцем лоб. -- Все дело в том, верю я сам себе или нет. С одной стороны, все -- как ты говоришь. Мои зрители мне верят. Но видят-то они не меня, а мой образ! Сценический имидж, призрак и ничего больше. Нажми кнопку, выключи телевизор -- призрак тут же исчезнет. Щелк! -- и от меня ни черта не осталось. Так? -- Так, -- согласился я. -- А вот будь я настоящим врачом или учителем -- никакой бы кнопки не существовало. Тогда бы я всю дорогу был просто самим собой... -- Но ведь тот, кого ты играешь, тоже живет в тебе постоянно... -- сказал я. -- Господи, как я иногда устаю! -- тихо сказал Готанда. -- От этого раздвоения вечного. Жутко устаю. До головной боли. Перестаю понимать, кто я на самом деле. Где еще я настоящий -- а где мой персонаж. Ощущение себя утрачивается напрочь. Как будто исчезает граница между собой и собственной тенью... -- Ну, в каком-то смысле все люди этим страдают, -- сказал я. -- Не ты один такой. -- О, нет, конечно! Моменты, когда теряешь себя, случаются с кем угодно, -- согласился Готанда. -- Я просто хочу сказать, что в моем случае предрасположенность к этому слишком сильна -- и слишком фатальна, что ли... С детства, заметь! С самого детства -- и до сих пор. Я ведь тебе в школе ужасно завидовал... -- Мне?! -- Я подумал, что ослышался. -- Ерунда какая-то... В чем можно было мне завидовать? Даже не представляю. -- Как бы это сказать... Ты всегда в одиночку занимался тем, что тебе нравится. Никогда не заботился о том, как тебя окружающие оценят -- просто делал, что хотел, как сам считал нужным. Таким ты мне казался, по крайней мере. Парнем, который сохраняет свое "я" при любых обстоятельствах... -- Готанда приподнял бокал и посмотрел сквозь него куда-то вдаль. -- А я... Я всегда был "надеждой коллектива". С младых ногтей и до сих пор. Отличная успеваемость. Популярность. Опрятная внешность. Доверие учителей и родителей. Вечный лидер класса. Звезда школьного бейсбола. Как битой ни махну -- мяч непременно через все поле перелетает. Сам не знаю, почему. Но всегда сильный удар получался. Ты просто не представляешь, какое это странное ощущение... -- Не представляю, -- подтвердил я. -- И поэтому, когда бы ни случились какие-нибудь соревнования -- обязательно звали меня. Как тут откажешься? Конкурс докладов по какой-нибудь теме -- тоже посылали меня. Сами учителя говорили: иди, мол, готовься, будешь весь класс представлять. Что мне оставалось? Шел и побеждал... Выборы старосты -- все заранее знают, что выберут меня. На экзаменах никто и не сомневается, что я все отвечу правильно. Попадается на уроке задачка посложнее -- все смотрят, как решено у меня. За всю школьную жизнь не опоздал на урок ни разу... И, в общем, постоянно давило чувство, будто я -- это вовсе не я. А какой-то совсем другой человек, которому это и подходит. И в старших классах все было так же. Просто один к одному... Старшие-то классы мы с тобой уже в разных школах оттрубили. Ты остался в государственной, а я в частный колледж экзамены сдал. Там я заделался крутым футболистом. Тот колледж, даром что с научным уклоном, футбольную команду собрал -- будь здоров! Когда я поступал, они уже готовились к чемпионату страны среди юниоров... В общем, и на новом месте старая история повторилась. Примерный ученик, отличный спортсмен, прирожденный лидер... Девчонки из соседней гимназии только на меня и глазели. Я даже завел себе одну. Красивая была... Каждую нашу игру смотреть приходила. Так и познакомились. Правда, мы с ней не трахались. Обжимались только. Помню, придем к ней домой -- и давай, пока родителей нет, руками. Торопливо так. Но все равно было здорово. Свидания ей в библиотеке назначал... Девчонка была -- как с картинки! Или из передачки "Эн-Эйч-Кей" про счастливые школьные годы... Готанда отхлебнул еще виски и покачал головой. -- В университете, правда, кое-что изменилось. Война во Вьетнаме, молодежные бунты по всей стране, Единый Студенческий Фронт -- ну, сам знаешь... Я, конечно же, опять выбился в лидеры. Там, где хоть что-нибудь движется, меня обязательно вперед выдвигают. По-другому просто быть не могло. Баррикады строил, в коммуне жил -- свободная любовь, марихуана, "Дип Перпл" с утра до вечера... Словом,В делал то же, что и все вокруг. Потом пригнали спецвойска, всех отловили, подержали в камере немножко... После этого заняться стало нечем. И вот как-то раз девчонка, с которой я тогда жил, затащила меня в молодежный театр -- что, говорит, слабо попробовать? Я сперва думал: попробую шутки ради -- но постепенно во вкус вошел. Не успел и втянуться, как мне, новичку, роль хорошую дали. Да я и сам уже чувствовал, что способности есть. Изображать других людей, чужие жизни играть... Природная склонность какая-то. Года два в театре провел -- и в той, подпольной среде даже стал знаменитостью... Жизнь у меня тогда была -- полный бардак. Пьянки, бабы какие-то бесконечные... Ну, да в те времена все так жили. И вот как-то приходят ко мне с киностудии и предлагают: мол, не хочешь ли сняться в кино. Интересно стало, решил попробовать. Тем более, что и роль была неплохая. Сыграл им, помню, такого чуткого и ранимого парнишку-старшеклассника. А они мне -- раз! -- и следующую роль предлагают. И тут же телевидение сниматься зовет. И пошло-поехало, как по рельсам. Свободного времени оставалось все меньше, и с театром пришлось расстаться. Со сцены уходил -- чуть не плакал. Но другого выхода не было. Не киснуть же всю жизнь в подполье! Так хотелось выскочить в Большой Мир... И вот пожалуйста -- выскочил. Крупный специалист по ролям врачей и школьных учителей. В двух рекламных роликах снялся. Таблетки от живота и растворимый кофе. Вот тебе и весь "большой мир"... Готанда глубоко вздохнул. Со всем своим профессиональным шармом. Но все-таки вздох оставался вздохом -- очень грустным и искренним. -- Жизнь как на картинке, тебе не кажется? -- спросил он. -- Ну, нарисовать такую картинку тоже не каждому удается... -- заметил я. -- В общем, да... -- вяло согласился он. -- Мне, конечно, везло все время, тут я спорить не стану. Но если подумать -- я же ничего не выбирал себе сам! Иногда просыпаюсь ночью, и так страшно делается -- сил нет... Лежу в холодном поту и думаю. Где она, моя жизнь? Куда запропастилась? Куда подевался тот настоящий "я", каким я когда-то был? Всю дорогу -- сплошные чужие роли: мне их навязывают постоянно, а я все играю да играю. И при этом ни разу -- ни разу! -- ничегошеньки не выбирал себе сам... Я не знал, что на это сказать. Что тут ни скажи -- похоже, все будет мимо. -- Я, наверно, слишком много о себе болтаю, да? -- спросил Готанда. -- Вовсе нет, -- покачал я головой. -- Хочешь выговориться -- валяй, выговаривайся. Я никому не скажу, не бойся. -- Вот как раз этого я не боюсь, -- произнес Готанда, глядя мне прямо в глаза. -- И никогда с тобой не боялся. Тебе я доверяю. Сам не знаю, почему. Такие вещи не говорят кому попало. То есть, я об этом не говорил почти никому. Только жене и сказал. Все как есть, от чистого сердца. Мы с ней вообще очень искренне все друг другу рассказывали. И отлично ладили. Понимали друг друга с полуслова, и любили по-настоящему... Покуда ее чертова семейка все вверх дном не перевернула. Оставь они нас в покое -- мы бы с ней и сейчас замечательно жили. Только она постоянно колебалась в душе... Все-таки ее в очень жесткой среде воспитали. Против семейства и пикнуть не смела. Ужасно от них зависела. Ну, я и... Впрочем, ладно, что-то я заболтался. Это уже совсем другая история. Я только хотел сказать, что с тобой я могу говорить откровенно и ничего не боюсь. Просто, может, тебе все это выслушивать -- в тягость? -- Нет, не в тягость, -- покачал я головой. Затем Готанда ударился в воспоминания о нашей лабораторной эпопее. Сказал, что во время опытов всегда ужасно напрягался, боясь сделать что-то неправильно. Потому что потом должен был показать, как это делается, девчонкам, у которых не получалось. И что всегда завидовал мне, потому что я все выполнял спокойно, да не по инструкции, а как сам считал нужным. Я хоть убей не помнил, чем именно мы тогда занимались, и совершенно не представлял, чему он там мог позавидовать. Все, что я помнил -- это как безупречно двигались его руки. Как мастерски эти руки зажигали газовую горелку, как настраивали микроскоп. И как девчонки в классе следили за каждым его движением -- так, будто на их глазах совершалось чудо. Я же если и оставался спокойным, то лишь по одной-единственной причине: все самое сложное всегда выполнял он сам. Ничего этого я ему не сказал. Я просто молчал и слушал. Через некоторое время к нашему столику подошел одетый с иголочки мужчина лет сорока, с чувством хлопнул Готанду по плечу и раскатисто произнес: -- Здорово, старик! Тыщу лет не виделись, а? На его запястье поблескивал "ролекс" -- столь неприкрыто-пижонского вида, что от неловкости хотелось отвернуться. За какую-то четверть секунды мужчина оглядел меня -- и забыл о моем существовании, как только отвел глаза. Таким взглядом окидывают коврик при входе в дом. И даже мой галстук от Армани не помешал ему за эту четверть секунды вычислить: я -- не звезда. Они с Готандой обменялись стандартными приветствиями: "Ну, как ты? -- Да все дела, дела... -- Как-нибудь еще выберемся в гольф поиграть!" -- и так далее в том же духе. Затем Ролекс снова с силой хлопнул Готанду по плечу, бросил ему: "Ладно, до встречи!" -- и убрался восвояси. После его ухода Готанда еще с минуту просидел, насупившись, затем поднял руку, подозвал двумя пальцами официанта и попросил счет. Когда счет принесли, он достал авторучку и подмахнул его, даже не глядя на сумму. -- Ты не стесняйся. Мне расходовать надо побольше, -- сказал он мне. -- Это ведь даже не деньги. Это представительские расходы. -- Ну что ж. Спасибо за угощение, -- поблагодарил я. -- Да не угощение это, -- сказал он бесцветным голосом. -- Траты для списания. 19. Мы с Готандой сели в его "мерседес", переехали на задворки Адзабу и зашли там в бар еще чего-нибудь выпить. Сели за стойку подальше от входа -- и за какой-то час уговорили по нескольку коктейлей каждый. Что-что, а пить Готанда умел: сколько б ни выпил -- совершенно не выглядел пьяным. Ни в речи, ни в выражении лица ничего не менялось. Истребляя коктейль за коктейлем, он рассказывал мне всякие истории. О пошлости нашего телевидения. О безмозглости режиссеров. О дурновкусии телезвезд, от чьих разговоров так и тянет блевать. О продажности комментаторов утренних новостей. Рассказывал он интересно. Яркие образы, сочный язык, саркастический взгляд на мир. Затем он попросил, чтобы я рассказал о себе. Как жил до сих пор, чего достиг и так далее. Я ужал свою жизнь, как мог, до размеров коротенькой истории и выложил перед ним. После вуза открыл с приятелем небольшую контору -- сочинял объявления и правил рекламные тексты. Женился, развелс