ень. Сразу после завтрака мы переоделись и вышли на пляж. Юки заявила, что хочет попробовать, как катаются на волнах. Мы взяли напрокат две доски и с центрального пляжа перед гостиницей "Шератон" заплыли подальше в море. Я вспомнил элементарную технику серфинга, что мне когда-то втолковывали друзья, и точно так же объяснил все ей. Как седлать волну, как ставить ноги на доску и все в таком духе. Юки схватывала буквально на лету. Держалась расслабленно, отлично чувствовала, когда что делать. Уже через полчаса она обращалась с волнами гораздо лучше меня. "Забавная штука!" -- сказала она в итоге. После обеда мы заглянули в магазинчик "Все для серфинга" на Ала-Моана и купили пару подержанных досок. Продавец спросил у нас, сколько мы весим, и подобрал для каждого доску нужной тяжести и длины. "Это ваша сестра?" -- полюбопытствовал он у меня. Объяснять ему что-либо было выше моих сил, и я просто ответил: "Ага". Как бы там ни было, на папашу с дочкой мы не походили -- и слава богу. В два часа мы вернулись на пляж и провалялись под солнцем до вечера. Иногда купались, иногда дремали. Но большую часть времени просто бездельничали в свое удовольствие. Слушали радио, листали книжки, под шелест пальмовых листьев разглядывали прохожих. Солнце сползало все ниже по заданной траектории. Когда закончился день, мы вернулись в отель, приняли душ, съели салат со спагетти и сходили на фильм Спилберга. Выйдя из кино, погуляли немного по городу и забрели в бар с открытым бассейном при отеле "Халекулани". Я снова заказал "пинья-коладу" для себя и фруктовый коктейль для Юки. -- А можно, я у тебя опять отопью? -- спросила Юки, показывая на мой бокал. -- Валяй! -- согласился я и поменял бокалы местами. Юки ухватила губами соломинку и отпила моей "пинья-колады" сантиметра на два. -- Вкусно! -- сказала она. -- Хотя вчера вкус был какой-то немного другой. Я подозвал официантку и заказал еще одну "пинья-коладу". А первую отдал Юки. -- Допивай уже, -- разрешил я. -- Смотри, будешь со мной каждый вечер по барам шляться -- через неделю станешь супер-экспертом по "пинья-коладе" среди юниоров! Оркестр на танцплощадке у края бассейна исполнял "Frenesi". Седенький кларнетист вытягивал долгое соло. Очень качественное соло в духе Арти Шоу. Десяток пожилых пар, разодетые под стать музыке, плавно танцевали. Голубоватый искусственный свет со дна бассейна отражался на их лицах, придавая всей картине вид мистической галлюцинации. Эти старички и старушки выглядели совершенно счастливыми. Каждый под конец жизни приехал сюда, на Гавайи. Они выдавали мастерские па, их шаги были тверды и легки. Мужчины держали осанку и тянули подбородок; женщины выписывали правильные круги, и подолы их длинных юбок мягко приподымались и опадали. Мы смотрели на них, не в силах оторваться. Уж не знаю, чем, но эти танцоры успокаивали мне душу. Наверное, тем, что на их лицах я видел самое неподдельное удовольствие. Мелодия сменилась на "Moon Glow", и пары дружно сдвинулись щека к щеке и подняли головы. -- Снова спать охота, -- сказала Юки. Впрочем, теперь она уже добрела до дому без моей помощи. Прогресс налицо. * Я вернулся к себе в номер, принес из кухни бутылку вина и стакан, уселся перед телевизором и начал смотреть "Вздерни их повыше" c Клинтом Иствудом. Опять Клинт Иствуд. И опять -- без тени улыбки... После третьего стакана я стал засыпать, поэтому выключил телевизор, не досмотрев, и поплелся в ванную чистить зубы. Вот и закончился день, подумал я. Чем он был знаменателен? Да ничем особенным. Так себе день, ни рыба ни мясо. Утром научил Юки серфингу, после обеда купил ей доску. Поужинали, сходили на "Инопланетянина". Посмотрели в баре отеля "Халекулани" на танцующих стариков. Юки захмелела, и я отвел ее спать. Вот и все. Не хороший, не плохой -- обычный гавайский день. И как бы там ни было, он закончился, подумал я. Но все оказалось не так просто. Раздевшись до трусов и майки, я забрался в постель, погасил свет -- но не прошло и пяти минут, как в дверь позвонили. Черт знает что, подумал я. Первый час ночи! Я включил торшер у изголовья, натянул штаны и подошел к двери. Пока я шел, позвонили еще дважды. Юки, наверное, подумал я. Кому еще я мог понадобиться в такое время? И потому распахнул дверь, даже не поинтересовавшись, кто там. Но это была не Юки. А совсем другая девчонка. -- Привет! -- сказала она. -- Привет, -- машинально ответил я. Родом она была, судя по всему, из Юго-Восточной Азии. То ли таиландка, то ли филиппинка, то ли вьетнамка. Никогда не умел точно определять по лицам расовую принадлежность. В общем, оттуда. Очень красивая. Миниатюрное тело, смуглая кожа, большие глаза. Розовое платье из какой-то гладкой ткани с люрексом. И сумка, и босоножки -- все на ней было розовым. А на левом запястье вместо браслета красовалась розовая лента с бантиком. Прямо как на подарке ко дню рождения. Зачем это ей понадобилось цеплять на руку ленту с бантиком? -- задумался я. Но так ничего и не придумал. Опершись о дверной косяк, она глядела на меня и приветливо улыбалась. -- Меня зовут Джун, -- произнесла она по-английски с заметным акцентом. -- Привет, Джун, -- сказал я. -- Можно войти? -- спросила она, показывая пальцем за мою спину. -- Минуточку! -- ответил я, несколько обалдев. -- По-моему, вы ошиблись дверью. Вы к кому? -- Э-э... Сейчас, погодите, -- сказала она, покопалась в сумочке, достала какую-то записку и пробежала по ней глазами. -- К мистеру ... . И назвала мое имя. -- Это я, -- сказал я. -- Ну, вот видите... Значит, не ошиблась. -- Погодите-погодите, -- не сдавался я. -- Фамилия совпадает, не спорю. Но что вам от меня нужно -- ума не приложу. Вы, вообще, кто? -- Может, все-таки войдем для начала? Если долго снаружи разговаривать -- что о вас соседи подумают? Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Не ограблю же я вас, в самом деле... И правда, подумал я. Пока мы будем так стоять и препираться, Юки, того и гляди, проснется и тоже вылезет из своего номера -- объясняйся с ней потом. И я впустил незваную гостью. Будь что будет. Хорошо, если все будет хорошо... В номере Джун сразу скользнула к дивану, без приглашения забралась на него и подобрала ноги. -- Чего-нибудь выпьете? -- спросил я. -- Что вы, то и я, -- ответила она. Я смешал на кухне два джин-тоника, принес в комнату и присел на диван рядом с ней. Она с удовольствием отхлебнула и, усаживаясь по-турецки, смело раздвинула ноги. Очень красивые ноги, подумал я. -- Слушайте, Джун. Зачем вы ко мне пришли? -- спросил я. -- Сказали прийти -- я и пришла, -- сказала она как ни в чем не бывало. -- Кто сказал? Она пожала плечами. -- Джентльмен, который хочет вас отблагодарить, не называя своего имени. Он заплатил. Аж из Японии. Чтобы я к вам пришла. Вы ведь понимаете, зачем? Хираку Макимура, догадался я. Вот он, его пресловутый "подарок". И вот что означает лента с бантиком у нее на запястье... Стало быть, он надеялся, что, купив мне женщину, сможет не волноваться за дочь. Практичный человек. То есть -- реально практичный. Злости я не чувствовал -- напротив, мне даже стало по-настоящему интересно. Странный мир окружал меня: все только и делали, что покупали мне женщин. -- Все оплачено до утра. Можно отлично развлечься! У меня очень хорошее тело. Джун вытянула ноги, сбросила розовые босоножки и в соблазнительной позе разлеглась на полу. -- Знаешь... Извини, но я не могу, -- сказал я. -- Почему? Ты что -- гомик? -- Нет... И дело не в этом. Просто мы с этим джентльменом, который все оплатил, по-разному мыслим. Поэтому я не могу с тобой спать. Понимаешь, здесь не тот сюжет... -- Но ведь все уже оплачено. Деньги вернуть не получится. А переспали мы с тобой или нет -- тот, кто платил, об этом все равно не узнает. Не буду же я ему по международному телефону докладывать: "Йес, сэр! Ваш заказ выполнен, мы трахнулись ровно три раза"... Так что делай, не делай -- все равно уже ничего не изменится. И "сюжет" тут вовсе ни при чем. Я вздохнул. И глотнул джин-тоника. -- Давай, чего ты! -- просто сказала Джун. -- Тебе понравится, вот увидишь. Я не знал, как быть. Что-либо взвешивать, что-либо доказывать самому себе становилось все сложнее. Вот так -- день заканчивается, ложишься в постель, гасишь свет, собираешься уснуть. А тут к тебе в комнату вваливается незнакомка и говорит "Давай!" Весь мир сошел с ума. -- Может, еще джина выпьем? -- предложила она. Я кивнул, она скользнула на кухню и через минуту принесла оттуда еще два джин-тоника. Включила радио. Держась при этом естественно, словно у себя дома. Зазвучал хард-рок. -- Сайко! -- произнесла она по-японски. Затем села рядом, прислонилась ко мне и отхлебнула джин-тоника. -- Я свое дело знаю. И знаю про все это больше тебя. Нету здесь никакого сюжета. Ты, главное, положись на меня, а я сама все сделаю. И тот японский джентльмен здесь уже совсем-совсем ни при чем. Такими вещами он распоряжаться не может. Тут уже решаем только мы вдвоем, ты и я... И она нежно провела пальчиками по моей груди. Я понял, что запутываюсь окончательно. Мне даже стало казаться, что если уж Хираку Макимуре будет приятно, что я трахнулся с проституткой на его деньги, -- то почему бы, собственно, и нет. Вместо того, чтоб терзаться вопросами без ответов, куда проще покончить со всем одним махом. Ведь это просто секс и ничего более. Эрекция -- акт -- эякуляция. И на этом -- все... -- Ладно, давай, -- сказал я. -- Вот и умница, -- кивнула Джун. И, допив свой джин-тоник, поставила стакан на край стола. -- Только учти, я сегодня зверски устал, -- предупредил я. -- Ничего сверх программы обещать не могу. -- Я же сказала, положись на меня. Я сама все сделаю, от начала и до конца. А тебе лучше лежать и не двигаться. Только сначала я попрошу у тебя две вещи. -- Что же? -- Выключить свет и развязать эту ленточку. Я погасил свет, развязал ее ленточку. И поплелся в спальню. В наступившем мраке в окне стало видно антенну радиовышки. На самом ее верху мерцали красные огоньки. Я лег в постель, повернулся на бок и начал разглядывать эти огоньки, не думая ни о чем. По радио все играл хард-рок. "Это нереально", -- пронеслось у меня в голове. Однако все было реальнее некуда. Все было очень реальным -- хотя и странных оттенков. Джун ловко скинула платье, раздела меня. Пусть и не так сногсшибательно, как Мэй, но она выполняла свою работу с большим искусством -- и этим искусством по-своему гордилась. Пальцами, языком и черт ее знает чем еще она здорово возбудила меня -- и под тяжкие ритмы "Форинера" довела до оргазма. Впереди была целая ночь. Над морем сияла луна. -- Ну, как? Хорошо? -- Хорошо, -- сказал я. Мне и вправду было хорошо. И мы выпили еще по джин-тонику. -- Послушай, Джун... -- сказал я, кое-что вспомнив. -- А в прошлом месяце ты, случайно, не называлась Мэй? Она весело хохотнула. -- А ты веселый! Люблю, когда шутят. Значит, по-твоему, в следующем месяце я буду Джули, а в августе -- Оги? Я хотел сказать ей, что не шучу. Что в прошлом месяце я действительно спал с девчонкой по имени Мэй. Но рассказывать ей о том смысла не было. И я промолчал. Пока я молчал, она снова возбудила меня своими приемчиками. Второй раз подряд. Я ничего не делал -- просто лежал как бревно. Она выполнила все сама -- как на бензоколонке с продвинутым автосервисом. Только остановись да отдай ключи -- удовлетворят на полную катушку: и бензин зальют, и машину помоют, и давление в колесах проверят, и масло заменят, и окна протрут, и пепельницы вычистят. И все это -- секс? Как бы то ни было, закончили мы около двух часов ночи и задремали. Когда я проснулся, на часах было около шести. Радио все играло, не выключенное с вечера. За окном светало, и серферы, ранние пташки, уже выстраивали свои грузовички вдоль пляжа. Рядом со мной, свернувшись калачиком, мирно сопела голая Джун. На полу валялись розовое платье, розовые босоножки и розовая ленточка. Я выключил радио и потормошил ее за плечо. -- Эй... Просыпайся, -- сказал я. -- У меня скоро гости. Совсем молоденькая девочка, ребенок, придет сюда завтракать. Ты уж извини, но мне неохота, чтобы вы встречались. -- Окей, окей... -- ответила она и села в постели. Затем поднялась, подобрала с пола сумочку, как была, нагишом, прошла в ванную, почистила зубы, расчесала волосы. И только потом оделась и обулась. -- Хорошо было со мной? -- спросила она, подкрашивая губы помадой. -- Хорошо, -- кивнул я. Джун улыбнулась и, спрятав помаду, захлопнула сумочку звонким щелчком. -- Ну, и когда еще раз? -- Еще раз? -- не понял я. -- Заплачено за три визита. Осталось еще два. Когда тебе лучше? Или, может, у тебя настроение изменится -- и ты захочешь с другой? Тоже можно. Я напрягаться не буду. Ведь мальчики любят спать с разными девочками, правда? -- Да нет... Тебя вполне достаточно, -- сказал я. Других мне еще не хватало. Три визита! Ей-богу, этот Хираку Макимура решил выжать из меня все до последней капли. -- Спасибо. Я тебя не разочарую. В следующий раз еще лучше сделаю. Ты не пожалеешь! You can rely on me. Как насчет послезавтра? Послезавтра вечером я свободна, развлеку тебя как следует. -- Хорошо, послезавтра, -- сказал я. И протянул ей десятидолларовую бумажку -- мол, это тебе на такси. -- Спасибо... Ну, еще увидимся. Бай-бай, -- попрощалась она, отперла дверь и ушла. * Пока Юки не пришла завтракать, я вымыл стаканы, прибрал в комнате, прополоскал пепельницы, сменил простыни на кровати и выкинул в мусор розовую ленточку. Замел все следы, какие только мог. Однако не успела Юки войти, как тут же нахмурилась. Что-то в комнате явно ей не понравилось. Она чувствовала это что-то. И заподозрила неладное. Я сделал вид, что ничего не замечаю, и, насвистывая под нос какую-то мелодию, принялся собирать на стол. Сварил кофе, поджарил тосты, почистил фрукты. Накрыл на стол. Юки все это время подозрительным взглядом ощупывала все вокруг, прихлебывая холодное молоко и жуя неподжаренный хлеб. Я пробовал заговорить с ней, но не добился в ответ ни звука. Плохи дела, подумал я. Угрюмая серьезность заполнила комнату. Завтрак прошел напряженно. Наконец Юки положила локти на стол и посмотрела мне прямо в глаза. До крайности пристально. -- Слушай. Сегодня ночью сюда приходила женщина, верно? -- спросила она. -- А ты догадлива, -- ответил я как ни в чем не бывало. -- Ты где ее взял? Еще там, на пляже подцепил и пригласил, да? -- Ну вот еще! За кого ты меня принимаешь? Сама пришла. -- Ладно врать-то! Так не бывает. -- Это не ложь. Я тебе вообще никогда не вру. Серьезно, сама взяла и пришла, -- сказал я. И затем рассказал ей, как все было на самом деле. Что Хираку Макимура купил для меня женщину. Что она заявилась неожиданно -- свалилась, как снег на голову. Видимо, Хираку Макимура надеялся, что если утолит таким образом мой сексуальный инстинкт, его дочь останется в неприкосновенности. -- Все. Не могу больше. -- Юки глубоко вздохнула и закрыла глаза. -- Почему, почему он вечно всех подозревает в каких-то гадостях? Почему не может подумать о человеке хорошо? Ничего большого и важного никогда не поймет -- зато всяким мусором постоянно голова забита! Мама у меня, конечно, не подарочек -- но у папы тоже по-своему с головой не в порядке. Где-то в другом месте. Вечно сделает что-нибудь, не разобравшись, и все испортит... -- Да уж. Не разобравшись -- это еще мягко сказано, -- сказал я. -- Ну, а ты -- зачем впускал? Ты же сам пригласил ее в комнату, разве нет? -- Пригласил. Надо же было у нее выяснить, что, вообще говоря, происходит. -- И ты хочешь сказать, что вы никакими... глупостями с ней не занимались? -- Все оказалось не так просто. -- Можно подумать! -- воскликнула она и замолчала, не найдя подходящего выражения. Щеки ее слегка порозовели. -- И тем не менее. Долго объяснять -- но, в общем, я не смог отказаться как следует, -- сказал я. Юки снова закрыла глаза и подперла щеки ладонями. -- Невероятно, -- почти прошептала она. -- Просто не верится: ты -- и вдруг занимаешься такими вещами!.. -- Ну, я, конечно, сперва отказаться хотел, -- сказал я откровенно. -- Да пока отказывался -- стало вдруг все равно. Расхотелось взвешивать все эти "за" и "против". Я вовсе не собираюсь перед тобой оправдываться, но... Твои родители действительно очень сильные люди. Мать по-своему, отец -- по-своему, но оба сильно воздействуют на тех, кто их окружает. Это можно признавать или оспаривать -- но, тем не менее, у них есть некий стиль. Уважать я его не уважаю, но игнорировать тоже не могу. То есть, я подумал, что если от этого твоему отцу станет легче, то и ладно. Тем более, что и девушка была очень даже ничего себе... -- Какая гадость! -- сказала Юки ледяным тоном. -- Папа купил тебе женщину. Ты что, не понимаешь? Так же нельзя! Это неправильно, стыдно! Или я не права? Она, черт возьми, была права. -- Да, ты права, -- сказал я. -- Ужасно, ужасно стыдно... -- повторила Юки. -- И не говори, -- признал я. После завтрака мы взяли доски и вышли на пляж. Снова перед отелем "Шератон" заплыли подальше в море и до самого обеда седлали волну. Только на этот раз Юки не произносила ни слова. Не заговаривала сама и не отвечала на вопросы. Только кивала или качала головой, когда нужно, и все. Поплыли назад, пообедаем, сказал я ей наконец. Она кивнула. Может, дома чего-нибудь приготовим, спросил я. Она покачала головой. Ну, давай купим что-нибудь и съедим прямо на улице, предложил я. Она снова кивнула. Мы купили с ней по хот-догу и уселись на лужайке Форта Дерасси. Я пил пиво, она -- кока-колу. Она по-прежнему не говорила ни слова. Промолчав уже, в общем, часа три подряд. -- В следующий раз откажусь, -- пообещал я ей. Она сняла темные очки и посмотрела на меня так, как разглядывают хмурое небо, выискивая просветы меж облаками. Добрые полминуты смотрела на меня и не двигалась. Наконец подняла загорелую ладонь и очень элегантным жестом убрала волосы со лба. -- В следующий раз? -- переспросила она изумленно. -- Что еще за следующий раз? Я объяснил ей, что Хираку Макимура заплатил этой женщине за три визита. И что второй визит назначен на послезавтра. Она заколошматила кулачком по земле. -- Просто невероятно! Какая дурацкая чушь... -- Я, конечно, никого не выгораживаю, но... Твой отец по-своему волнуется за тебя, -- сказал я. -- Ну, то есть, ты женщина, я мужчина. Понимаешь, о чем я? -- Ужасно дурацкая чушь!.. -- повторила Юки со слезами в голосе. Потом она встала, ушла к себе и не показывалась до самого вечера. После обеда я немного вздремнул и еще немного позагорал на веранде, листая "Плэйбой", что купил в супермаркете по соседству. В пятом часу небо начало хмуриться, покрылось плотными тучами -- и после пяти разродилось фундаментальным тропическим шквалом. Сверху лило так, что, казалось, продлись это безумие еще пару часов -- весь остров смоет и унесет куда-нибудь к Южному полюсу. Впервые в жизни я наблюдал настолько безумный ливень. Уже в каких-то пяти метрах я не мог различить ни предметов, ни их очертаний. Пальмы на пляже раскачивались, как полоумные, и шлепали широченными листьями, точно мокрая курица крыльями. Асфальтовая дорога вдруг превратилась в реку. Несколько серферов пробежали у меня под окном, прикрывая головы досками вместо зонтов. И тут началась гроза. Где-то за "Алоха-Тауэр" над самым морем мелькнул сполох молнии -- и воздух сотрясся от грохота, будто реактивный самолет перешел звуковой барьер. Я закрыл окно, пошел на кухню и начал варить себе кофе, прикидывая, что бы приготовить на ужин. После второго раската в кухне возникла Юки. Прокравшись тихонько, она прислонилась к стене в углу и уставилась на меня. Я пытался ей улыбнуться, но она только буравила меня взглядом. На ее лице не отражалось ничего. Я налил себе кофе, с чашкой в руке перешел в гостиную и сел на диван. Юки присела рядом. Выглядела она неважно. Наверное, боится грозы. Почему, интересно, все девчонки боятся грозы и пауков? Если подумать, гроза -- это всего лишь разряды электричества в атмосфере. А пауки, за исключением каких-то особых пород -- совершенно безвредные насекомые... Снова полыхнула голубоватая молния -- и Юки крепко, обеими ладонями вцепилась мне в правое запястье. Минут десять мы сидели с ней так, глядя на шквал и слушая раскаты грома. Юки сжимала мое запястье, а я пил кофе. Постепенно гроза ушла, дождь прекратился. Тучи рассеялись, и предзакатное солнце повисло над морем. От того, что произошло, остались только лужи -- крохотные пруды и озера, разлившиеся повсюду. В каплях воды на кончиках пальмовых листьев играло солнце. По морю -- будто и не было ничего -- побежали мирные барашки волн, и отдыхающие, что прятались от дождя где придется, потянулись обратно на пляж. -- Ты права, мне действительно не следовало этого делать, -- сказал я. -- Куда бы разговор ни зашел -- нужно было сразу отправить ее восвояси. А я в тот вечер дико устал, голова совсем не работала... Я, видишь ли, очень несовершенное человеческое существо. Очень далек от идеала, и ошибаюсь частенько. Но я учусь. И сильно стараюсь не повторять своих ошибок. Хотя все равно иногда повторяю. Почему? Да очень просто. Потому что я глуп и несовершенен. В такие моменты я очень себя не люблю. И делаю все, чтобы в третий раз этого не случилось ни в коем случае. Так и развиваюсь понемногу. Пусть небольшой, но прогресс... Все лучше, чем ничего. Очень долго Юки не отвечала. Отпустив наконец мое запястье, она сидела, не издавая ни звука, и смотрела в окно. Я даже не был уверен, слушала ли она то, что я говорил. Солнце зашло, на набережной загорались бледные фонари. В прозрачном, сразу после дождя, воздухе свет фонарей был особенно свеж. На фоне синего вечернего неба передо мной вздымалась радиобашня, и красные огни на ее антенне мигали так же размеренно, как пульсирует сердце. Я прошел на кухню, достал из холодильника банку пива. Хрустя солеными сухариками и запивая их пивом, я спросил себя -- а действительно ли, пускай понемногу, но я развиваюсь? Я был уже не настолько уверен в себе. А если подумать -- даже совсем не уверен. По-моему, некоторые ошибки я повторял и по шестнадцать раз, только все равно никуда не двигался... Впрочем, то, что я сказал Юки, в основном было правдой. Да и объяснить это как-нибудь по-другому я бы все равно не смог. Когда я вернулся в комнату, Юки по-прежнему сидела на диване и смотрела остановившимся взглядом в окно. Подобрав под себя ноги, стиснув руками колени и упрямо выпятив подбородок. Я вдруг вспомнил свою семейную жизнь. Сколько раз, пока я был женат, все это повторялось снова и снова, подумал я. Сколько раз я обижал жену, сколько раз потом извинялся. И жена сидела вот так же -- и долгими, долгими часами не произносила ни слова. И я спрашивал себя: зачем я обижаю ее? Ведь если подумать -- не так уж она и виновата. Тогда я очень искренне каялся, объяснялся с ней и старался, чтобы рана в ее душе поскорей затянулась. И надеялся, что раз за разом совершая все это, мы с нею развиваем наши отношения. Но, как видно по результату, никакого развития там не было и в помине. По-настоящему она обидела меня только раз. Единственный раз. Когда ушла от меня к другому. И больше никогда. Странная все-таки вещь эта супружеская жизнь, подумал я. И впрямь как водоворот... Прав старина Дик Норт. Я присел рядом с Юки, и чуть погодя она протянула мне ладонь. Я взял ее руку в свою и тихонько пожал. -- Только не думай, что я тебя простила, -- сказала Юки. -- Для начала нужно хотя бы помириться, потом посмотрим. Ты сделал ужасную гадость и очень меня обидел. Это ты понимаешь? -- Понимаю, -- сказал я. Потом мы ужинали. Я сварил плов с креветками и фасолью, приготовил салат из оливок и помидоров с яйцом. Я пил вино, Юки тоже отхлебнула немного. -- Иногда смотрю на тебя -- и вспоминаю жену... -- признался я. -- Жену, которая тебя бросила и удрала с другим парнем, -- уточнила Юки. -- Ага, -- кивнул я. 30 Гавайи... Пролетело несколько мирных дней. Не то чтобы райских, но мирных. Следующий визит Джун я вежливо отменил. Сказал, что, кажется, простудился и кашляю (кхе-кхе!), и в ближайшее время, боюсь, мне будет не до развлечений. И протянул ей десять долларов -- мол, на такси. "Некрасиво получается! -- покачала она головой. -- Выздоровеешь -- звони, когда захочешь". И, достав из сумочки простой карандаш, написала номер телефона у меня на двери. Потом сказала "Бай!" -- и ушла, покачивая бедрами. Несколько раз я свозил Юки к матери. И каждый раз мы с одноруким поэтом Диком Нортом то ходили на пляж, то купались в бассейне у дома. Плавал он тоже отлично. А Юки с матерью тем временем общались наедине. Уж не знаю, о чем именно. Юки не рассказывала, я не спрашивал. Я просто довозил ее до Макахи, после чего вел с Диком Нортом светские беседы, купался, разглядывал серферов, пил пиво, ходил в кусты мочиться -- и увозил ее обратно в Гонолулу. Однажды я услышал, как Дик Норт декламирует стихи Роберта Фроста. Смысла я, конечно, не разобрал, но читал он здорово. Красивый ритм, богатая гамма эмоций. Увидел и снимки Амэ -- влажные, только из проявки. Лица простых гавайцев. Обычные портреты, казалось бы, ничего особенного -- однако, снятые ее рукой, эти лица несли в себе столько жизни, словно она фотографировала саму душу. Искренность и доброта аборигенов тропических стровов, их природная грубоватость, доходящая порой до жестокости, их способность радоваться жизни как она есть -- все это отражалось на ее фото. Сильные, и в то же время очень спокойные работы. Действительно, талант. "Совсем не то, что у меня или у вас", -- сказал мне Дик Норт. Что же, он прав. Ясно с первого взгляда. Примерно так же, как я присматривал за Юки, Дик Норт присматривал за Амэ. Хотя он, конечно, выкладывался куда основательнее. Делал уборку, стирал, готовил, ездил за покупками, читал стихи, шутил, гасил тлеющие окурки, напоминал, что нужно почистить зубы, пополнял запасы "тампаксов" (однажды я сходил с ним в поход по магазинам), раскладывал в папки фотографии, составлял на пишущей машинке каталоги ее работ... И все это -- одной-единственной рукой. Как он выкраивал время еще и на собственные исследования -- уму непостижимо. "Бедняга", -- думал я всякий раз, глядя на него. Хотя, конечно, кто я такой, чтобы сочувствовать? Я в обмен на заботу о Юки заработал билет на Гавайи, оплаченный номер в гостинице и красотку в постель. Просто никакого сравнения... * В те дни, когда к матери ездить было не нужно, мы учились седлать волну, купались, валялись на пляже, шатались по магазинам или катались туда-сюда по острову на арендованном автомобиле. Вечерами гуляли по городу, смотрели кино и потягивали "пинья-коладу" в барах отелей "Халекулани" или "Ройал Гавайан". От нечего делать я готовил огромное количество разных блюд. Мы предельно расслабились и загорели до корней волос. В бутике отеля "Хилтон" Юки купила новое бикини и, надев его, стала совсем неотличима от девчонок, которые родились и всю жизнь прожили на Гавайях. В серфинге она также продвинулась очень солидно: выучилась седлать даже маленькую волну, что никак не давалось мне. Мы закупили сразу десяток кассет "Роллингов" и слушали их с утра до вечера не переставая. Всякий раз, когда я отходил купить чего-нибудь прохладительного и оставлял Юки на пляже одну, с ней непременно пытались заигрывать какие-нибудь мужчины. Но английского она не знала, поэтому напрочь их игнорировала. Как только я возвращался, они сразу же говорили "sorry" (а то и бросали что-нибудь покрепче) и исчезали. Юки почернела, похорошела, поздоровела. А кроме того, успокоилась и научилась радоваться жизни каждый день. -- А что, мужчины действительно так сильно хотят женщин? -- спросила она однажды, когда мы валялись на пляже. -- Ну, в общем, да... Кто сильнее, кто слабее -- но по своей природе, физически, мужчины хотят женщин, это факт. Что такое секс, ты, в целом, представляешь? -- В целом -- представляю, -- ледяным тоном ответила она. -- Существует такая штука, как половое влечение, -- пояснил я. -- Желание спать с женщиной. Природный инстинкт. Для продолжения рода. -- Я тебя не спрашиваю о продолжении рода. Ты бы мне еще о страховании жизни рассказал. Я спрашиваю об этом самом половом влечении. На что это похоже? -- Представь, что ты птица, -- сказал я. -- И любишь летать высоко в небе. Тебе от этого очень хорошо. Вот только летать, когда хочешь, не получается: мешают всякие обстоятельства. Ну, скажем, погода плохая, или ветер сильный, или время года неподходящее -- и поэтому когда-то можешь летать, а когда-то -- нет. Когда долго не можешь летать, внутри накапливается слишком много нерастраченных сил -- и тебя охватывает беспокойство. Начинаешь подозревать, что тебя как-то несправедливо принизили, ущемили. И даже возмущаешься -- чего это тебе летать не дают. Такое чувство тебе понятно? -- Понятно, -- кивнула она. -- Всю жизнь только это и чувствую... -- Ну, тогда и объяснять больше нечего. Это и есть половое влечение. -- И когда ты в последний раз... по небу летал? Ну, до того, как папа купил тебе женщину? -- В конце прошлого месяца, -- подсчитал я. -- Тебе было хорошо? Я кивнул. -- И что -- это всегда хорошо? -- Не обязательно, -- сказал я. -- Когда два несовершенных существа пробуют что-нибудь вместе, у них не всегда получается хорошо. Разочарования тоже случаются. А бывает, взлетишь, от радости забудешь про все на свете, и -- бабах клювом об дерево... -- Хм-м, -- протянула Юки и задумалась. Наверное, пыталась представить птицу, которая засмотрелась на что-нибудь в полете и врезалась клювом в дерево. Я даже заволновался. Нормально ли я объяснил? Не забиваю ли девчонке в таком нежном возрасте голову ерундой? Впрочем, ладно. Приходит время, и каждый разбирается сам. -- Но с годами шансы на то, что все будет хорошо, возрастают, -- продолжил я лекцию. -- Постепенно понимаешь, что делать. Как предсказывать погоду, угадывать ветер... Хотя само влечение, как правило, с возрастом ослабевает. Вот примерно так это все и устроено. -- Какое убожество, -- покачала Юки головой. -- И не говори, -- согласился я. * Гавайи... Сколько я уже болтаюсь на этом острове? Само понятие времени исчезло. Вчера было вчера, завтра будет завтра -- вот и все, что я понимал. Солнце вставало и садилось, луна появлялась и исчезала, за приливом наступал отлив. Я попробовал подсчитать ушедшее время по календарю. Получилось, что с нашего приезда сюда прошло десять дней. Апрель подходил к концу. Месяц, на который я думал когда-то взять отпуск, давно истек. Что происходит? -- спросил я себя. Болты, скреплявшие мозг, слишком ослабли и держатся еле-еле. Дни напролет -- сплошной серфинг и "пинья-колада". Что, конечно, само по себе неплохо, но на самом-то деле я хотел найти Кики! Именно с этого все началось! Я отслеживал этот сюжет и смотрел, куда все течет. И совершенно неожиданно оказался там, где я сейчас. Меня окружили странные люди, все перевернулось вверх дном. И вот я уже валяюсь под пальмой с тропическим напитком в руке и слушаю "Калапану". События потекли не в то русло. Срочно нужно что-то восстановить... Мэй умерла. Ее убили. Ко мне заявилась полиция. Да, кстати -- чем закончилось дело с Мэй? Удалось ли Рыбаку с Гимназистом поймать убийцу? А как там Готанда? Слишком помятым и жалким выглядел он в последний раз. О чем же мы с ним говорили? Так или иначе -- дела недоделаны. Нельзя бросать все на полдороге. Я должен вернуться в Японию. Только сдвинуться с места было выше моих сил. Как и Юки, я просто упивался давно забытым чувством отсутствия всякого напряжения. Ибо, как оказалось, нуждался в этом ничуть не меньше. Я почти ни о чем не думал. Поджаривался на солнце, купался, пил пиво и разъезжал по острову на машине под Брюса Спрингстина и "Роллинг Стоунз". Гулял на пляжах под луной и напивался в барах роскошных отелей. Разумеется, я понимал, что бесконечно такая жизнь продолжаться не может. И все же -- не мог заставить себя уехать. Мы с Юки находились в нирване. Я смотрел на нее, и язык не поворачивался сказать: "Ну что, пора домой?" И постепенно это стало оправданием для меня самого. Прошло две недели. * Мы с Юки катались на машине. Вечерело, мы заехали в пригороды. Дорога была забита, но мы никуда не торопились и продвигались от пробки к пробке, разглядывая все, что что проплывало мимо. Кинотеатры порнофильмов, лавки старьевщиков, магазинчики вьетнамской одежды и китайской кулинарии, прилавки подержанных книг и пластинок тянулись вдоль дороги бесконечными рядами. Два старичка, вытащив из лавки на улицу стол и стулья, играли в го. Вечный, неизменный Гонолулу. Чуть не на каждом перекрестке маячили мужчины с сонными глазами -- просто стояли на углах улиц без особого смысла. Забавные кварталы. Здесь можно дешево и вкусно поесть. Но молоденьким девушкам тут лучше не гулять в одиночку. Проехав пригороды, мы двинулись к порту, и вдоль обочин потянулись офисы и склады торговых компаний. Вокруг становилось все пустынней и неприветливее. Прохожие торопливо шагали с работы домой или толпились на остановках в ожидании автобуса. Тут и там зажигали неоновые вывески кофейни, и в каждой надписи не горело как минимум по одной букве. -- Хочу опять посмотреть "Инопланетянина", -- сказала Юки. -- Это можно, -- согласился я. -- Пойдем после ужина. И она завела разговор про "Инопланетянина". Жалко, что ты не похож на Инопланетянина, сказала она. И указательным пальцем легонько потыкала мое лицо. -- Бесполезно, -- сказал я. -- Даже это меня не излечит... Юки весело хохотнула. Тут-то все и случилось. Меня словно ударили. В голове резко щелкнуло, будто соединились какие-то неведомые контакты. Что-то произошло. Но что именно -- я сообразил не сразу. Почти механически я нажал на тормоз. Мчавшийся сзади "камаро" отчаянно просигналил нам несколько раз, пошел на обгон, -- и я услышал в окно непонятную хриплую ругань. Определенно, я что-то увидел. Пару секунд назад. Что-то очень важное. -- Эй! Ты чего? Угробить нас решил? -- сказала Юки. То есть -- наверное, она так сказала. Я не слушал ее. Кики! -- завертелось в голове. Ошибки быть не могло: я только что видел Кики. Здесь, на окраине Гонолулу. Как и зачем она здесь оказалась -- не знаю. Но это была она. Я разминулся с нею. Она прошла мимо -- так близко, что я мог бы коснуться ее, высунув руку из окна. Прошла -- и скрылась из виду. -- Все окна закрой, все двери запри. Наружу не высовывайся. Кто бы ни попросил -- не открывай никому, поняла? Я скоро вернусь, -- приказал я Юки и выскочил из машины. -- Стой! Ты куда? Я не хочу здесь одна!.. -- донеслось в ответ. Но я уже несся по тротуару. Возможно, я сбил с ног несколько человек, но не оглядываться же: я должен был догнать Кики. Зачем -- не знаю. Но я должен был ее догнать -- и поговорить с ней. Я пробежал так то ли два, то ли три квартала. На бегу вспоминая, как она одета. Голубое платье, белая сумка через плечо. Далеко-далеко впереди я увидел их -- голубое и белое. Голубое и белое чуть подрагивали в сумерках в такт ее шагам. Она направлялась к самым оживленным кварталам. Я выскочил на какой-то проспект, толпа стала плотнее, и двигаться быстро уже не получалось. Какая-то огромная бабища, габаритами раза в три больше Юки, постоянно закрывала мне обзор. Но я умудрялся не терять Кики из виду, а она все шла и не останавливалась. Не быстро, не медленно. Не оборачиваясь, не глядя по сторонам, не желая садиться в автобус -- просто шагала вперед, и все. Казалось, еще немного -- и я догоню ее, но странное дело: расстояние между нами будто не сокращалось. Она не остановилась ни на одном перекрестке. Каждый светофор на ее пути загорался зеленым -- словно она заранее просчитывала свой маршрут по секундам. На одной из улиц, чтобы совсем не упустить ее, мне пришлось уворачиваться от машин, перебегая дорогу на красный свет. Между нами оставалось не более двадцати метров -- и вдруг она резко свернула влево. Быстро, как только мог, я свернул за ней. И очутился в узеньком пустынном переулке. Справа и слева тянулись обшарпанные стены каких-то контор. Прямо под ними на тесных стоянках ютились замызганные грузовики и микроавтобусы. Ее нигде не было. У меня перехватило дыхание. Я не верил своим глазам. "Эй! Что происходит? Ты снова пропала?" Нет. Ее фигурка лишь на секунду скрылась за гигантским автофургоном -- и вновь замаячила впереди. Хотя темнело уже с каждой секундой, я отчетливо различал, как белая сумочка мерно, точно маятник, покачивается у нее на бедре. -- Кики! -- во весь голос крикнул я. Она, похоже, услышала. Очень быстро, на какое-то мгновение обернулась. Кики. Конечно, нас разделяло несколько метров; конечно, было уже совсем темно, а фонари освещали этот мрачный переулок крайне скудно. Но в том, что это Кики, я больше не сомневался. Ошибки не было. Я знал, что это она -- и она знала, что это я. Она обернулась, и я даже успел заметить ее улыбку. Но Кики не остановилась. Лишь обернулась на миг -- и все. Даже не сбавила ходу. Она прошагала чуть дальше -- и вдруг скрылась в одном из зданий. Через какие-то двадцать секунд я нырнул в те же двери. Но опоздал: створки лифта уже закрылись. Стрелка на циферблате старого табло начала медленно отсчитывать этажи. Переводя дыхание, я следил за стрелкой. Та, еле двигаясь, кое-как доползла до цифры "8". Дрогнула, остановилась. И уже больше не двигалась. Нажав на кнопку, я вызвал лифт, но передумал -- и кинулся вверх по лестнице. По дороге столкнулся с вахтером -- седым самоанцем. Он спускался вниз с какими-то ведрами, и я чуть не сбил его с ног. -- Эй! Вы куда? -- крикнул он мне. -- Потом! -- бросил я на бегу. В здании было пыльно и пусто. Мои шаги отдавались в мертвой тишине неприятным дрожащим эхом. На этажах, похоже, не было ни одной живой души. Я забежал на восьмой и огляделся. Никого, ничего. Только семь или восемь деловых, безликих дверей вдоль стены. Да на каждой двери -- табличка с номером и названием офиса. Я прочел все таблички одну за другой. Ни одна из надписей ничего мне не говорила. Торговая фирма, адвокатская контора, кабинет стоматолога... Все таблички старые и грязные. Даже имена людей на них, казалось, устарели и вышли из обихода. Крайне трудно представить, что в какую-то из этих дверей и сегодня еще заглядывают посетители. Абсолютно безликие двери на случайном этаже неказистого здания в ничем не примечательном переулке. Я снова перечитал все таблички, но никакой связи с Кики не обнаружил. В полной растерянности я застыл посреди коридора. Прислушался. Ни звука. Во всем здании было тихо, как в гробнице Тутанхамона. И тут я услышал его -- цоканье каблучков по кафелю пола. В высоких потолках безлюдного коридора оно отдавалось странным, неестественным эхом. Тяжелым и гулким, точно отгремел большой барабан, а эхо еще долго носится в воздухе. И своими раскатами сотрясает нынешнего меня. Мне вдруг почудилось, будто я заблудился в окаменевших внутренностях огромного ископаемого -- зверя, погибшего миллионы лет назад. Будто я провалился в какую-то щель меж эпохами -- и застрял там навеки. Звук был таким громким, что я даже не сразу понял,