онечно. Выпив полстакана сока, Крита продолжила: -- Думаю, вы уже догадались, что покончить с собой я так и не сумела. Иначе не сидела бы здесь с вами и не пила бы сок. -- Она пристально посмотрела мне в глаза. Согласившись с этим, я слегка улыбнулся. -- Если бы я умерла, как планировала, это решило бы все проблемы. Смерть повлекла бы потерю сознания, и, соответственно, боль ушла бы навсегда. Вот что мне было нужно. Но, к несчастью, я выбрала не тот способ умереть. В девять часов вечера 29 мая я вошла к брату в комнату и попросила у него машину. Машина была совсем новая, только недавно купленная -- "тойота MR2", -- и он, конечно, состроил недовольную гримасу, но я не обратила на это внимания. Отказать мне брат не мог: ведь когда он ее покупал, я дала ему взаймы недостающую сумму. Я получила ключи и минут тридцать просто каталась на этой блестящей красавице. На спидометре у нее было всего 1800 километров. Она была легкой и мгновенно набирала скорость, стоило чуть надавить на газ. Машина идеально подходила для того, что я задумала. На Тамагаве22, недалеко от дамбы, я подыскала массивную на вид каменную стену, которой был отгорожен большой жилой дом. В нее очень удачно упиралась неширокая улочка. Я отъехала подальше, чтобы было место для разгона, и решительно вдавила педаль газа. Машина врезалась в стену на скорости километров сто пятьдесят, и я потеряла сознание. Однако стена, к несчастью, оказалась совсем не такой прочной, как выглядела. Строители схалтурили и не закрепили ее как следует. Она просто рассыпалась, а передняя часть машины смялась в лепешку. И все. Стена смягчила удар. Вдобавок ко всему в голове все смешалось, и я позабыла отстегнуть ремень безопасности. Так я избежала смерти и даже почти не пострадала. И что странно -- я практически не ощущала боли. Меня отвезли в больницу, починили единственное сломанное ребро. Приезжала полиция, задавали разные вопросы, но я отвечала, что ничего не помню. Наверное, перепутала педали и вместо тормоза нажала на газ. Полиция поверила. Ведь мне только что исполнилось двадцать, права я получила всего полгода назад, да и на самоубийцу, кажется, не похожа, И потом: кто станет кончать с собой, пристегнувшись ремнем безопасности? Но, выписавшись из больницы, я столкнулась с кое-какими проблемами практического свойства. Прежде всего, надо было расплачиваться за кредит на "MR2", которая превратилась в груду металлолома. К несчастью, в свое время при оформлении страховки вышла какая-то ошибка, и страховая компания платить за разбитую машину отказалась. Надо было взять машину напрокат, с нормальной страховкой, но кто знал, что так получится. Тогда я меньше всего думала об этом. Как-то не приходило в голову, что брат не застраховал эту дурацкую машину как следует или что самоубийство не получится. Ведь произошло невероятное: я врезалась в стену на скорости 150 километров и осталась жива. Через некоторое время пришел счет от домоуправителя за восстановление стены. С меня причиталось 1364294 иен23. Платить надо было наличными и немедленно. Пришлось занимать деньги у отца. Он знал им счет и согласился дать требуемую сумму в долг, но сказал, что я, как виновница случившегося, должна буду вернуть все до последней иены. Как раз в то время отец расширял больницу, и у него было довольно туго с деньгами. Я опять стала думать о самоубийстве и придумала надежный способ: прыгнуть с пятнадцатого этажа главного университетского корпуса. Уж тут-то смерть точно гарантирована. Я сделала несколько прикидок, выбрала окно, из которого собиралась выброситься. Еще немного -- и я осуществила бы свой план. Но что-то вдруг меня остановило. Появилось какое-то странное, непривычное чувство. В самый последний момент это "что-то" буквально подхватило меня сзади и уберегло от прыжка. Но пока я поняла, что такое это "что-то", прошло порядком времени. Боль исчезла. С того момента как я пришла в себя в больнице после случившегося, боль почти перестала напоминать о себе. За всеми событиями я не сразу заметила, что она оставила мое тело в покое. Не стало проблем с кишечником, ничего не мучило в критические дни, не болели ни голова, ни желудок. Даже сломанное ребро почти не причиняло беспокойства. Почему это произошло? Об этом я не имею ни малейшего представления. Но факт остается фактом: боль ушла. Тогда я решила пожить еще немного. У меня появился какой-то интерес, захотелось хоть немного попробовать, что такое жизнь без боли. "Умереть всегда успею", -- подумала я. Но продление жизни означало, что придется платить по долгам. А их было больше трех миллионов иен. И чтобы расплатиться, я стала проституткой. -- Проституткой? -- переспросил я изумленно. -- Да,-- совершенно спокойно ответила Крита Кано, как будто в том, что она сказала, не было ничего особенного. -- Мне как можно скорее нужны были деньги, а других способов заработать я не знала. Я пошла на это без всяких колебаний. Дело в том, что я твердо решила умереть, а раньше или позже -- какая разница! Тогда мною двигало только любопытство: интересно было какое-то время пожить, не испытывая боли. А торговля телом по сравнению со смертью -- в общем-то пустяк. -- Да, конечно, -- откликнулся я. Лед в ее стакане растаял, и перед тем как отпить немного, она перемешала сок соломинкой. -- Можно задать вам один вопрос? -- поинтересовался я. -- Конечно, спрашивайте. -- Вы советовались с сестрой о своем решении? -- Она в то время постигала мудрость на Мальте и не хотела, чтобы ее отвлекали, поэтому не дала мне своего адреса. Мои письма мешали бы ей сосредоточиться. Три года, что она там жила, я почти ей не писала. -- Понятно, -- сказал я. -- Хотите еще кофе? -- С удовольствием. Я вышел на кухню подогреть кофе. Посмотрел, как крутится вентилятор, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Когда кофе был готов, я разлил его по чистым чашкам и вместе с тарелкой шоколадного печенья отнес в гостиную. -- Когда вы пытались покончить с собой? -- спросил я. -- Мне тогда было двадцать. Шесть лет назад, в мае семьдесят восьмого. В мае 1978 года мы поженились с Кумико. Как раз в это время Крита Кано задумала самоубийство, а ее сестра занималась на Мальте духовным самосовершенствованием. -- Я отправилась в увеселительный квартал, окликнула первого мужчину, показавшегося мне подходящим. Мы договорились о цене и пошли в ближайший отель, -- продолжала Крита. -- Секс больше не причинял мне физической боли. Впрочем, и удовольствия от него я тоже не получала. Для меня это были просто телодвижения, не более. Поэтому я не чувствовала никакой вины от того, что занималась сексом за деньги. Меня окружала завеса бесчувственности, настолько плотная, что ничто не могло пробиться сквозь нее. Это занятие приносило очень хорошие деньги. В первый месяц я получила почти миллион иен. Такими темпами можно было рассчитаться с долгами за три-четыре месяца. После занятий в университете я отправлялась по своим делам и не позже десяти вечера уже была дома. Родителям говорила, что подрабатываю официанткой в ресторане, поэтому мои отлучки подозрений не вызывали. Я решила возвращать отцу по сто тысяч иен в месяц, а остальные деньги клала в банк. Отдай я сразу много, это наверняка показалось бы подозрительным. И вот однажды вечером, когда я по обыкновению заговаривала у вокзала с мужчинами, меня вдруг схватили сзади за руки. "Полиция!" -- подумала было я, но быстро поняла, что столкнулась с местными якудза. Двое затащили меня в закоулок, пригрозили штуковиной, похожей на нож, и отвели в какое-то помещение неподалеку. Втолкнули в заднюю комнату, раздели, связали и долго насиловали, снимая эту сцену на видео. Все это время я не открывала глаз и старалась ни о чем не думать. Это оказалось нетрудно, потому что я ничего не ощущала -- ни боли, ни удовольствия. Потом они показали мне пленку и сказали, что я должна буду работать на них, если не хочу, чтобы ее увидели другие люди. Достав из моего кошелька студенческий билет, якудза пригрозили отослать копию кассеты моим родителям и вытянуть из них все деньги, если я вздумаю отказаться. Выбора не было, и я сказала, что согласна на все и буду делать, что мне скажут. Тогда мне в самом деле было абсолютно все равно, что бы ни случилось. Они сказали, что при работе на их "фирме" мой заработок скорее всего уменьшится, поскольку они будут забирать семьдесят процентов того, что мне достанется от клиентов. Но зато мне не придется больше тратить время на их поиски, да и с полицией проблем не будет. Клиенты будут высший сорт. Ну а если я вздумаю заниматься самодеятельностью, в один прекрасный день меня найдут задушенной в каком-нибудь отеле. После этой встречи отпала нужда поджидать клиентов на улице. По вечерам я приходила в "контору" к своим новым знакомым и получала указания, в какой отель надо ехать. Свое обещание они выполняли и поставляли мне хороших клиентов. Не знаю почему, но ко мне было особое отношение. Внешне я производила впечатление неопытного, невинного существа, с хорошим воспитанием, чего не хватало другим девушкам. Такой тип, мне кажется, нравится многим мужчинам. Обычно девушка обслуживает в день минимум трех клиентов, мне же позволяли ограничиться одним или двумя. Другие девушки всегда носили в сумочках пейджеры, и если из "конторы" поступал сигнал, им приходилось спешить в какую-нибудь захудалую гостиницу, чтобы переспать с совершенно незнакомым типом. На меня, как правило, заявки поступали заранее, и встречи с клиентами почти всегда проходили в первоклассных отелях, а то и на квартирах. Партнерами обычно были мужчины средних лет, молодые попадались реже. Раз в неделю в "конторе" я получала деньги. Не такие, как раньше, но с учетом чаевых от клиентов все равно вполне приличные. Встречались, конечно, и люди, прямо скажем, со странными фантазиями, но меня это не смущало. Чем оригинальнее фантазия, тем большим выходило мое вознаграждение. У меня появились постоянные клиенты, которые чаевых не жалели. Для своих заработков я открыла несколько счетов в разных банках. Но деньги меня тогда уже не интересовали. Так, колонки цифр... Весь смысл моего существования сводился к одному: проверить, неужели мои чувства атрофировались совсем. Просыпаясь утром, я какое-то время лежала в постели, прислушиваясь к своему телу. Ничего похожего на боль! Открывала глаза, медленно собирала свои мысли и проверяла ощущения на каждом участке тела -- с головы до кончиков пальцев на ногах. Нигде ничего не болело. Я не могла понять: то ли боли действительно не было, то ли я ее просто не чувствовала. Так или иначе, ушла не только боль, но и вообще всякие чувства. Потом я вставала и шла в ванную чистить зубы. Снимала пижаму и принимала горячий душ. Тело наполняла необыкновенная легкость. Оно было таким легким и воздушным, что казалось чужим. Казалось, мой дух вселился в не принадлежащее мне тело. Глядя на себя в зеркало, я чувствовала огромное расстояние, отделяющее меня от моего тела. Жизнь без боли... Я мечтала о ней столько лет, но когда мечта сбылась, я никак не могла отыскать в ней свое место. Между этой жизнью и мною пролегала четкая грань, и это приводило меня в смятение. Я ничем не была связана с этим миром. Миром, который прежде ненавидела и продолжала ненавидеть за нечестность и несправедливость. Но там, по крайней мере, было понятно, кто я есть. Теперь же мир перестал быть миром, а я перестала быть сама собой. Я стала часто плакать. Приходила днем в парк Синдзюку или Иоиоги, садилась на траву и заливалась слезами. Плакала час или два. Рыдала в голос. Проходившие мимо пристально смотрели на меня, но я их не замечала. Как было бы хорошо, если бы я умерла тогда, вечером 29 мая! Но после того что случилось, я уже не могла умереть. Вместе с чувствами ушли и силы, которые все-таки нужны, чтобы лишить себя жизни. Не было ни боли, ни радости. Не осталось ничего, кроме опустошенности. Я перестала быть собой. Крита Кано глубоко вздохнула и на какое-то время задержала дыхание. Затем взяла чашку из-под кофе, заглянула в нее, чуть покачала головой и поставила обратно на блюдце. -- Тогда-то я и встретила Нобору Ватая. -- Кого? Нобору Ватая? Он что же -- был вашим клиентом? -- Я был поражен. Она молча кивнула. -- Но ведь... -- начал было я, но остановился, чтобы подыскать нужные слова. -- Вы понимаете... Ваша сестра сказала мне, что Нобору Ватая вас изнасиловал. Это имеет отношение к тому, что вы рассказали? Крита Кано взяла лежавший на коленях платок, приложила его к губам. Затем посмотрела мне прямо в глаза. Что-то в ее взгляде меня тревожило. -- Извините меня, пожалуйста. Нельзя ли попросить еще чашечку кофе? -- Разумеется. -- Я взял ее чашку со стола, поставил на поднос и вышел с ним на кухню. Дожидаясь, пока согреется кофе, я засунул руки в карманы брюк и прислонился к сушилке. Когда я вошел в гостиную с чашкой в руках, Криты Кано на диване не было. Вместе с ней исчезли и сумка, и платок. Я заглянул в прихожую. Ее туфель там тоже не оказалось. 9. Острая потребность в электричестве и подземные водостоки • Соображения Мэй Касахары по поводу париков Утром, проводив Кумико на работу, я пошел поплавать в бассейн. По утрам там меньше народа. Вернувшись домой, приготовил кофе и сел пить его на кухне, обдумывая оборвавшийся на середине странный рассказ Криты Кано и стараясь вспомнить все по порядку. Чем больше я думал, тем более удивительной казалась вся эта история, но голова работала все медленнее, и страшно хотелось спать. Я прилег на диван, закрыл глаза и тут же отключился. И мне приснился сон. Приснилась Крита Кано. Точнее, сначала появилась Мальта в тирольской шляпе с большим ярким пером. Вокруг было много людей (место напоминало просторный зал), но я сразу узнал ее по этой шикарной шляпе. Она одиноко сидела за стойкой бара. . Перед ней стоял большой стакан с каким-то тропическим коктейлем. Но пила из него Мальта или нет, я не запомнил. На мне был костюм и тот самый галстук в горошек. Увидев Мальту Кано, я сразу же двинулся к ней, но не сразу смог пробиться сквозь толпу. Когда же наконец добрался до стойки, ее там уже не было. Остался только стакан с коктейлем. Я уселся на соседний табурет и попросил виски со льдом. На вопрос бармена, какой сорт я предпочитаю, заказал "Катти Сарк". Вообще-то мне было все равно, просто "Катти Сарк" -- первое, что пришло в голову. Не успел я получить свое виски, как сзади кто-то тронул меня за руку. Прикосновение было таким мягким, будто человек имел дело с какой-то чрезвычайно хрупкой вещицей, способной распасться на куски в любой момент. Я обернулся и увидел перед собой мужчину без лица. Был он в самом деле безликим или нет -- я не разобрал. Но то место, где полагается находиться лицу, покрывала густая тень, и разглядеть, что за ней скрывалось, было невозможно. "Пожалуйте сюда, господин Окада", -- произнес мужчина. Я хотел что-то спросить, но он не дал мне сказать ни слова. "Пойдемте со мной. У нас не так много времени. Скорее". Держа меня за руку, он быстро проложил дорогу через переполненный зал, и мы выбрались в коридор. Я не сопротивлялся и следовал за незнакомцем. Ему, по крайней мере, было известно мое имя. Значит, все это происходит отнюдь не случайно, имеет свою причину и цель. Пройдя по коридору еще немного, человек без лица остановился перед дверью, на которой висела табличка с номером 208. "Дверь не заперта. Открывайте". Я подчинился. За дверью находилась большая комната, напоминавшая апартаменты старомодного отеля. Под высоким потолком висела старинная люстра, которая, однако, не горела. Помещение слабо освещала лишь маленькая лампа на стене. Гардины на окнах были плотно задернуты. "Хотите виски? Предпочитаете "Катти Сарк"? Не стесняйтесь!" -- Безликий указал на шкаф и, оставив меня одного, бесшумно затворил за собой дверь. Я долго стоял посреди комнаты, не зная, что делать. На стене висела большая картина маслом. Чтобы прийти в себя, я стал разглядывать реку на ней: противоположный берег освещала луна, но свет был таким тусклым, что разобрать можно было лишь размытые туманные очертания. Мне вдруг очень захотелось виски. Я решил последовать совету человека без лица и попробовал открыть шкаф, но из этого ничего не вышло. Дверцы оказались не настоящими, а искусно выполненной имитацией. Я и так и эдак нажимал на выступавшие детали шкафа, пробовал тянуть их на себя, однако открыть все же не сумел. "Это не так просто, господин Окада", -- раздался голос Криты Кано. Тут только я понял, что она стоит возле меня в своем наряде из начала 60-х. "Должно пройти какое-то время, прежде чем он откроется. Сегодня уже ничего не выйдет. Советую больше не возиться". Без всяких предисловий и объяснений она сбросила с себя одежду -- с легкостью, словно лущат горох, -- и предстала передо мной обнаженной. "Окада-сан, у нас совсем мало времени. Давайте поскорее с этим покончим. Извините за спешку, но на это есть свои причины. Даже прийти сюда мне было непросто". С этими словами она подошла ко мне, расстегнула молнию на брюках и с самым невозмутимым видом извлекла наружу мой пенис. Опустив глаза с наклеенными черными ресницами, Крита целиком взяла его в рот, который оказался гораздо больше, чем я думал. Мой член тут же напрягся. Когда она задвигала языком, завитки ее волос стали вздрагивать, как при легком ветерке, щекоча мои бедра. Мне были видны только ее волосы и наклеенные ресницы. Я сел на кровать, а она, опустившись на колени, ткнулась лицом мне между ног. "Перестаньте! -- сказал я. -- Сюда сейчас может прийти Нобору Ватая. Еще не хватало мне с ним встретиться. Это совсем ни к чему". "Не волнуйтесь, -- ответила Крита Кано, оторвавшись от своего занятия. -- Уж на это нам времени хватит. Будьте спокойны". Она снова скользнула кончиком языка по моему члену. Я крепился из последних сил. Было чувство, будто меня кто-то засасывает в себя. Губы и язык Криты, словно скользкие живые существа, крепко обвили мою плоть. Больше сдерживаться я не мог. И проснулся. • "Вот это да!" -- подумал я и отправился в ванную. Там я застирал трусы и долго простоял под горячим душем, чтобы смыть какое-то липкое ощущение, оставшееся от сна. Сколько же лет у меня не было поллюций во сне? Я попробовал вспомнить, но безуспешно. Очень давно. Я вышел из ванной, обтираясь полотенцем, и тут зазвонил телефон. Кумико. После такой сцены с другой женщиной, которую я пережил во сне, сразу переключиться на разговор с женой было трудно. -- У тебя голос какой-то странный. Что-нибудь случилось? -- спросила Кумико. Ее поразительное чутье на такие вещи меня просто пугало. -- Все в порядке. Я задремал, а ты меня разбудила. -- Вот как? -- В ее голосе звучало недоверие. Даже через трубку я чувствовал, что она сомневается в моих словах, и от этого мне стало еще более неловко. -- Ладно! Я только хотела сказать, что, наверное, задержусь сегодня. Часов до девяти. Поем где-нибудь в городе. -- Хорошо. Поужинаю один. -- Извини, -- сказала она, будто о чем-то вспомнив, и после короткой паузы положила трубку. Я несколько секунд смотрел на трубку, потом пошел на кухню, очистил яблоко и съел его. x x x За шесть лет с нашей свадьбы я ни разу ни с кем не переспал. Это не значит, что у меня никогда не возникало желания при виде других женщин или что для этого не было случая. Просто я не задавался такой целью. Не могу объяснить почему, но, наверное, секс не относится к моим жизненным приоритетам. Впрочем, однажды мне случилось провести ночь в доме у женщины. Я питал к ней определенную симпатию и знал, что она не отказалась бы переспать со мной. Однако до этого дело не дошло. Несколько лет мы с ней вместе работали в юридической конторе. Она была моложе меня на два-три года. Отвечала на телефонные звонки, составляла рабочие графики сотрудников. У нее это здорово получалось. Она отличалась сообразительностью и прекрасной памятью и могла дать ответ на любой вопрос: кто, где и чем занимается, какая папка в каком ящике лежит. Она назначала все деловые встречи. Сотрудники к ней хорошо относились. У нас были достаточно близкие отношения, мы даже несколько раз ходили вместе в бар. Ее вряд ли можно было назвать красавицей, но лицо ее мне нравилось. Когда она собралась замуж и решила уволиться из конторы (ее будущего мужа переводили работать на Кюсю), мы с несколькими коллегами пригласили ее вечером выпить на прощание. Обратно нам было по пути. Мы сели вместе в электричку, было уже поздно, и я проводил ее до дома. На пороге она предложила зайти выпить кофе. Я боялся опоздать на последний поезд, но все-таки решил не отказываться. Может, мы больше никогда не увидимся, да и кофе не помешал бы -- немного протрезветь. Квартира оказалась типичным жилищем одинокой девушки. Маленькая магнитола в коробке. Холодильник, правда, был великоват и слишком шикарен для одного человека -- он достался ей бесплатно от подруги. В соседней комнате она переоделась в домашнее, затем приготовила кофе. Мы уселись на полу и разговорились. Когда в беседе наступила пауза, она вдруг спросила: -- Послушай, а ты чего-нибудь особенно боишься? -- Вроде бы нет, -- ответил я, чуть подумав. Вообще-то в жизни меня многое пугает, но выделить что-то особенное я бы не смог. -- А ты? -- Я боюсь подземных водостоков. -- Она крепко обхватила колени обеими руками. -- Знаешь, наверное? Их закрывают крышками, и по ним под землей течет, вода. Она стекает туда и шумит в темноте. -- Понятно. По-моему, это называется дренажная система. -- Я родилась в Фукусиме24. Рядом с нашим домом была речушка. Текла откуда-то с полей, а на полпути уходила в трубы, под землю. Кажется, это случилось, когда я играла там со старшими ребятами. Мне тогда было года два-три. Меня посадили в лодочку и пустили по течению. Обычная детская забава, но тогда как раз прошли дожди, уровень воды поднялся. Лодку понесло прямо к трубе. Если бы там случайно не проходил какой-то старик, лодку обязательно затянуло бы внутрь, и тогда меня точно никогда бы не нашли. Она провела пальцами по губам, будто еще раз хотела убедиться, что осталась жива. -- До сих пор все это стоит у меня перед глазами. Я лежу на спине, и поток несет меня. Река громоздится с двух сторон, окружая меня словно каменными стенами, а надо мной простирается ясное голубое небо. А течение все быстрее. Оно уносит меня все дальше и дальше. Что же будет? И вдруг я понимаю, что впереди открывается мрак. Настоящий мрак. Он приближается с каждым мгновением и хочет поглотить меня. Я чувствую, что меня вот-вот накроет холодная тень. Эти ощущения -- первое, что я запомнила в жизни. Она сделала глоток кофе. -- Мне страшно, Окада-сан. Невыносимо страшно. Как тогда, в детстве. Меня снова уносит туда, откуда никогда не выбраться. Она достала из сумочки сигарету, прикурила от спички и медленно выпустила дым. Я первый раз видел, как она курит. -- Ты говоришь о замужестве? Она согласно кивнула: -- Да. О замужестве. -- А что, есть какие-то проблемы? Что-нибудь не так? -- Вроде бы ничего особенного. Так, мелочи всякие... -- покачала она головой. Я не знал, как реагировать на ее слова, но надо было что-то сказать. -- Мне кажется, перед свадьбой все так или иначе переживают такие чувства. Думают: "А вдруг я совершаю большую ошибку?" Это же естественно. Ведь выбираешь человека, с которым вместе жить. Не надо так бояться. -- Легко тебе говорить: "Все люди одинаковые... У всех такие же проблемы..." Минуло одиннадцать. Надо было как-то сворачивать разговор и выбираться домой. Но не успел я и рта открыть, как она попросила, чтобы я ее обнял. Это застало меня врасплох. -- Что с тобой? -- спросил я. -- Мне надо подзарядиться, -- сказала она. -- Подзарядиться? -- Электричества не хватает. Знаешь, в последнее время я почти не сплю. Стоит на минуту задремать, сразу же просыпаюсь и больше не могу уснуть. И думать ни о чем не могу. Со мной такое бывает. Поэтому нужно подзарядиться от кого-нибудь, а то у меня завод кончится. Честное слово! "Она что, еще не протрезвела?" -- подумал я и заглянул ей в глаза. Они были совершенно трезвыми: разумными и спокойными, как обычно. -- Послушай, на следующей неделе ты уже будешь замужем, и муж будет тебя обнимать, сколько захочешь. Хоть каждый вечер. Для этого люди и женятся. И с электричеством проблем больше не будет. Она ничего не ответила. Сжав губы, разглядывала свои ступни. Маленькие, белые, с красивыми ноготками. -- Но мне это требуется сейчас, -- проговорила она. -- Не завтра, не на следующей неделе, не через месяц, а сейчас. "Ну, если ты действительно так хочешь..." -- подумал я и обнял ее. Все это выглядело ужасно глупо. Для меня она была коллегой по работе, очень толковой и симпатичной девушкой. В конторе мы сидели в одной комнате, перешучивались, иногда вместе выпивали. Но здесь, не на работе, сидя в обнимку в ее квартире, мы представляли собой всего-навсего два комка теплой плоти. В офисе каждый из нас играл свою роль, но стоило покинуть эту сцену, снять с себя маски условностей, как мы превращались в нелепую, неуклюжую плоть, в куски живого мяса, укомплектованные костями, органами пищеварения, сердцами, мозгами и детородными органами. Я сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и обнимал ее за плечи, а она крепко прижималась ко мне грудью. Грудь у нее оказалась больше и мягче, чем я думал. В такой позе, не говоря ни слова, мы просидели друг у друга в объятиях довольно долго. -- Ну как? -- поинтересовался я и не узнал своего голоса. Казалось, за меня говорил кто-то другой. Я почувствовал, как она кивнула. Хотя на ней был трикотажный спортивный свитер и тонкая юбка до колен, я скоро понял, что под одеждой на ней ничего нет. И тут же, как по команде, почувствовал эрекцию. Похоже, она это заметила. Я ощущал у себя на шее ее теплое дыхание... x x x Короче, я так с ней и не переспал, хоть и "заряжал" до двух часов ночи. Она просила не оставлять ее одну, обнимать, пока она не заснет. Я довел ее до кровати и уложил. Она переоделась в пижаму, но никак не могла заснуть, и я еще долго держал ее на "подзарядке". Щеки ее потеплели, сердце билось учащенно. Я не знал, правильно поступаю или нет, но не представлял, как еще можно действовать в такой ситуации. Проще всего -- улечься вместе с ней в постель, но я с самого начала гнал от себя эту мысль. Что-то мне подсказывало, что не стоит. -- Не сердись на меня. Просто у меня совсем кончилось электричество. -- Конечно, -- сказал я. -- Я все понимаю. Нужно было позвонить домой, но что бы я сказал Кумико? Врать не хотелось, а моих объяснений она бы не поняла. И потом, это уже не имело никакого значения. Будь что будет. Я ушел от нее в два часа, дома был только в три. Никак не мог поймать такси. Кумико, конечно, страшно разозлилась. Она не спала, сидела за столом на кухне и ждала меня. Я сказал, что выпил с товарищами, а потом мы пошли играть в маджонг25. "Почему же ты не позвонил?" -- спросила она. "Как-то в голову не пришло", -- ответил я. Мои объяснения ее не убедили, и вранье сразу было разоблачено. В маджонг я не играл уже несколько лет, а врать как следует не научился. Поэтому я во всем признался и рассказал от начала до конца, за исключением, естественно, эпизода с эрекцией, напирая на то, что с этой девушкой у меня ничего не было. После этого Кумико три дня со мной не разговаривала. Совсем. Спала в другой комнате, садилась за стол одна, без меня. Мы переживали, можно сказать, самый серьезный кризис в нашей совместной жизни. Она по-настоящему обиделась на меня, и я ее хорошо понимал. -- Что бы ты подумал на моем месте? -- обратилась ко мне жена, прервав молчание: ее первые слова за три дня. -- Если бы я явилась домой в воскресенье, в три часа утра, даже не предупредив тебя по телефону, и стала говорить, что все это время провела в постели с мужчиной, но между нами ничего не было? "Поверь мне. Я его "подзаряжала", только и всего. Так что давай позавтракаем и ляжем спать". Если бы я тебе такого наговорила, разве ты не вышел бы из себя? Поверил бы мне? Я молчал. -- А ты сделал еще хуже, -- продолжала Кумико. -- Солгал сначала, что с кем-то там пил, играл в маджонг... Какое вранье! Почему же я должна верить, что ты с ней не спал? -- Соврал я зря, конечно. Извини, пожалуйста. Мне показалось, что объяснить правду будет очень трудно. Прошу, поверь: я действительно не сделал ничего плохого. Кумико положила голову на стол. У меня было такое чувство, что воздух в доме становится разреженным. -- Я не знаю, что еще сказать. Ну можешь ты мне поверить?! -- Хорошо, поверю, раз тебе так хочется. Но запомни: очень может быть, и я когда-нибудь поступлю так же. И тогда уж ты тоже мне поверь. У меня есть на это право. Пока Кумико свое право не использовала. Временами я пробовал представить, что будет, если она им все-таки воспользуется. Скорее всего я бы ей поверил, но пережить такое было бы очень трудно. "Зачем же так поступать?" Именно так думала в тот день обо мне Кумико. x x x -- Заводная Птица! -- послышался со двора чей-то голос. Это была Мэй Касахара. Вытирая на ходу волосы полотенцем, я вышел на веранду. Она сидела на перилах и грызла ноготь на большом пальце. На ней были те же темные очки, что и во время нашей первой встречи, кремовые хлопчатые брюки и черная майка навыпуск. В руках она держала папку для бумаг. -- Вот я и перелезла, -- сказала она, показывая на стену из блоков, и стряхнула приставшие к брюкам соринки. -- Я примерно прикинула и решила перелезть тут. Хорошо, что угадала. Вот крику было бы, если б куда-нибудь не туда попала! Мэй достала из кармана пачку "Хоупа" и закурила. -- Как дела, Заводная Птица? -- Помаленьку. -- Между прочим, я -- на работу. Пойдем вместе, а? Мы работаем по двое, и мне, конечно, на-а-амного лучше со знакомым человеком. Новички все время суют нос не в свои дела, вопросы разные задают: "Сколько тебе лет?" да "Почему в школу не ходишь?" В общем, достают. А то еще какой-нибудь извращенец попадется, всякое бывает. Ну пожалуйста, Заводная Птица! Будь человеком! Пойдем со мной. -- Это то, о чем ты говорила? Исследование для изготовителей париков? -- Угу, -- сказала она. -- С часу до четырех считаем лысых на Гиндзе. Только и всего. Тебе тоже это будет полезно. Ты ведь когда-нибудь облысеешь, и тебе уже сейчас не повредит кое-что об этом узнать. -- А вдруг кто-нибудь увидит тебя на Гиндзе за этим занятием в учебное время? Не попадет? -- Не-а. Скажу: у нас, мол, внеклассные занятия по социологии. Я сколько раз так выкручивалась. Делать мне было нечего, поэтому я решил поехать с ней. Мэй позвонила в фирму предупредить, что мы скоро появимся. По телефону она разговаривала вполне нормально: "Да... я хотела бы поработать с ним... хорошо... вы правы... большое спасибо... да... все будет сделано, как вы говорите... мы будем после двенадцати..." На случай, если Кумико вернется рано, я оставил ей записку, что буду домой к шести, и вышел на улицу вместе с Мэй. Фирма по изготовлению париков находилась на Симбаси. В метро девчонка вкратце объяснила, в чем будет заключаться наша работа. Мы должны встать на углу и считать проходящих по улице обладателей лысины (и людей с редеющими волосами). Их также нужно делить по трем категориям в зависимости от степени облысения: В -- легкое поредение; Б -- значительная потеря волос; А -- настоящая лысина. Мэй открыла папку, достала оттуда специальный буклет и показала мне все стадии на наглядных примерах. -- Главное, какая голова к какой категории относится, -- ты, наверное, понял. В детали вдаваться не будем -- на это уйдет куча времени. Представление, надеюсь, теперь имеешь? Этого достаточно. -- Ну так, в общем... -- протянул я без особой уверенности. Рядом с Мэй восседал весьма упитанный мужчина, судя по виду, служащий какой-то компании, ярко выраженный тип Б. Он явно чувствовал себя неуютно и беспокойно косился на буклет, но Мэй не обращала на него никакого внимания. -- Я делю их по категориям, а ты стоишь рядом и вписываешь в анкету, что я буду говорить. Просто, правда? -- В общем, да, -- сказал я. -- А какой смысл во всем этом? -- Понятия не имею. Они везде составляют такую статистику -- в Синдзюку, в Сибуе, на Аояме26. Может, хотят знать, где больше всего лысых. Или выясняют процент лысых по типам среди населения. Не знают, куда деньги девать, вот и все. На париках такие бабки гребут! Премии в этих фирмах гораздо выше, чем в торговых компаниях. Знаешь почему? -- Ну-ка скажи. -- Могу поспорить, не знаешь. Парики долго не служат. От силы года два-три. В последнее время их очень здорово стали делать, но чем лучше качество, тем скорее их надо менять и покупать новые. Парик так плотно прилегает к голове, что волосы под ним как бы вытираются и становятся тоньше, чем были. Поэтому скоро приходится менять его, подбирать другой. Вот если бы ты носил парик и через два года он пришел в негодность, что бы ты стал делать? "Ну вот. Парик совсем износился. Но покупать новый -- слишком дорого. Поэтому с завтрашнего дня буду ходить на работу без парика". Подумал бы так? Я покачал головой: -- Вряд ли. -- Конечно, не подумал бы. Уж если человек надел парик, значит, будет носить всю жизнь. Это судьба. Вот почему изготовители париков так наживаются. Хоть и не хочется так говорить, но они -- как торговцы наркотиками. Попадешь к ним на крючок -- будешь клиентом до самой смерти. Ты когда-нибудь слышал, чтобы у лысого вдруг выросли волосы? Средний паричок стоит полмиллиона, а самые шикарные бывают и по миллиону. А менять нужно раз в два года. С ума сойти! На машине и то четыре-пять лет можно ездить, и еще скидку дадут, когда покупать будешь. А с париками даже не надейся! -- Ничего себе, -- прокомментировал я ее монолог. -- Кроме того, у них есть специальные салоны, где клиентам моют парики и стригут настоящие волосы. Только представь: ты уже не можешь прийти к обыкновенному парикмахеру, сесть перед зеркалом, скинуть с себя парик и попросить, чтобы тебя подстригли! С одних этих салонов они столько в карман кладут! -- Ты прямо эксперт в этих делах, -- сказал я с восхищением. Сосед Мэй -- тип Б -- слушал нас с величайшим вниманием. -- Ничего удивительного. Народ в конторе меня любит, обо всем мне рассказывают. Это в самом деле жутко прибыльный бизнес. Парики делают в Юго-Восточной Азии или каких-нибудь других странах, где труд дешевле. И волосы тоже там покупают. В Таиланде или на Филиппинах. Местные женщины продают волосы этим фирмам, чтобы таким способом собрать себе на приданое. Бог знает что в мире творится! Сидит здесь какой-нибудь дядя, а волосы у него от индонезийской девушки. После этих слов я и фирмач (тип Б), повинуясь рефлексу, внимательно оглядели вагон. x x x На Симбаси мы зашли в офис и получили по конверту, где были анкетные листы и карандаши. Фирма вроде бы занимала среди изготовителей париков второе место, но у входа было необычайно тихо. На дверях не было даже вывески, чтобы клиенты не испытывали неудобства при посещении. На конвертах и анкетах название фирмы тоже не значилось. Я заполнил регистрационную карточку, вписав в нее свое имя, адрес, данные об образовании и возраст, и сдал ее в опросный отдел. Вот уж действительно тихое местечко. Никто не кричал в телефон, истово не барабанил по клавиатуре компьютера, засучив рукава. Все сотрудники были аккуратно одеты, и каждый спокойно занимался своим делом. Как и должно быть в фирме такого профиля, среди персонала не было ни одного лысого. Возможно, некоторые носили продукцию своей компании, но отличить их от тех, у кого на голове были собственные волосы, мне не удалось. В общем, из всех компаний, где мне приходилось бывать, это была самая удивительная. Оттуда мы поехали на Гиндзу. У нас оставалось немного времени, и мы решили съесть по гамбургеру в кафе "Дэйри Куин". -- Послушай, Заводная Птица! А ты будешь носить парик, если облысеешь? -- спросила Мэй. -- Интересный вопрос. Вообще-то я не люблю лишней возни. Taк что скорее всего оставил бы лысину в покое. -- И правильно! -- сказала она, вытирая салфеткой испачканные в кетчупе губы. -- Подумаешь, лысина! Ничего страшного. Она того не стоит, чтобы из-за нее переживать. В ответ я только хмыкнул. • Потом мы три часа просидели у выхода из метро рядом с офисом "Вако"27, считая проходивших мимо плешивцев. Наша позиция, с которой мы могли видеть головы людей, поднимавшихся и спускавшихся по ступеням лестницы в подземку, позволяла точно определять степень облысения. Мэй называла мне категории: А, Б, В, а я записывал все это в анкетные диеты. Было видно, что эту операцию она проделывала уже много раз, -- ни разу не запнулась и не поправилась. Девушка быстро и уверенно разделяла прохожих на категории и тихонько, чтобы не привлекать внимания прохожих, называла их мне. Когда мимо проходили сразу несколько лысых, она начинала тарахтеть как пулемет: -- А, А, Б, В, Б, А. Один пожилой мужчина элегантного вида (у него была замечательная седая шевелюра), понаблюдав за нами, спросил: -- Позвольте полюбопытствовать: что это вы делаете? -- Собираем данные, -- бросил я. -- А для чего? -- не отставал он. -- Для социологии. -- А, В, А, -- не останавливалась Мэй. Мужчину мои слова явно не убедили. Он еще какое-то время продолжал смотреть на нас, но в конце концов махнул рукой и ушел. x x x Часы на здании универмага "Мицукоси" на другой стороне улицы пробили четыре. Мы закрыли папки и снова направились в "Дэйри Куин" выпить кофе. Хотя работа и не требовала особых затрат энергии, у меня как-то странно затекли плечи и шея. Может, оттого, что мы производили наши подсчеты тайком. От этого я испытывал нечто похожее на угрызения совести. В метро, по пути в офис на Симбаси, я поймал себя на том, что автоматически распределяю всех попадавшихся на глаза лысых по категориям: Б, В... Я чувствовал, что в буквальном смысле дурею от этого, пробовал остановиться, но бороться с инерцией оказалось не под силу. Мы сдали листы в опросный отдел и получили причитавшиеся деньги, кстати, вполне приличные для потраченных времени и сил. Я расписался в ведомости и спрятал деньги в карман. Мы снова вошли в метро, доехали до Синдзюку, пересели там на ветку Одакю и отправились домой. Уже начался час пик, и народу в вагоне было много. Я давно не ездил в переполненной электричке, но особой ностальгии не почувствовал. -- Ничего работенка, правда? -- спросила Мэй, стоя рядом со мной в вагоне. -- Легкая, и платят нормально. -- Ничего, -- согласился я, посасывая лимонный леденец. -- В следующий раз поедем? Туда раз в неделю можно ездить. -- Почему бы и нет? -- Послушай, Заводная Птица, -- сказала Мэй после небольшой паузы -- с таким видом, будто это только что пришло ей в голову. -- Интересно, почему люди так боятся облысеть? Думают, наверное: раз появилась лысина -- значит, скоро жизни конец. Вылезают волосы у человека -- ему начинает казаться, что вместе с ними и жизнь уходит, что он все быстрее приближается к смерти, к последнему звонку. Я на минуту задумался над ее словами: -- Да, наверное, кое-