льные принадлежности, книжку и несколько журналов. Со сборами покончено. Одевшись, убрал постель -- расправил складки на простыне, поправил смятую подушку, аккуратно постелил сверху одеяло. Замел следы. Потом сел на стул и подумал о Саэки сан -- всего несколько часов назад она была здесь. Минут через двадцать на стоянку въехал зеленый "родстер". До этого я успел на скорую руку позавтракать -- съел кукурузные хлопья с молоком. Вымыл и убрал посуду. Почистил зубы, умылся. Глянул на себя в зеркало и услышал, как на улице урчит мотор. Красная крыша кабриолета была поднята, хотя стояла идеальная погода, чтобы ездить с открытым верхом. С рюкзаком за плечами я быстро подошел к машине и сел на пассажирское место. Осима, как и в прошлый раз, ловко привязал мой рюкзак к багажной сетке за сиденьями. Он был в темных солнечных очках под "Армани", белой майке с клинообразным вырезом, поверх которой надел клетчатую полотняную рубашку, в белых джинсах и синих кроссовках "Конверс". Непарадный выходной стиль. Осима протянул мне синюю кепку с эмблемой "North Face" . -- Ты говорил, кепку где то потерял. Вот, надень. Так лица видно не будет. -- Спасибо, -- сказал я и нахлобучил кепку на голову. Осима посмотрел на меня и одобрительно кивнул. -- А очки есть? Кивнув, я достал из кармана свои "Рево" с темно синими стеклами. -- Класс! -- оценил Осима, глядя на меня. -- Годится. А ну ка, переверни кепку. Я послушно повернул кепку козырьком назад. Осима снова кивнул: -- Отлично! На благовоспитанного рэпера похож. С этими словами он включил первую передачу, плавно нажал на газ, отпустил сцепление. -- Куда едем? -- Все туда же. -- В горы? В Коти? Осима кивнул: -- Да. Так что готовься: дорога длинная. -- Он нажал кнопку магнитолы, и полилась светлая оркестровая музыка Моцарта. Что то знакомое. Серенада "Постхорн"? -- Скучно тебе там было? -- Мне понравилось. Тихо, читается хорошо. -- Ну и прекрасно, -- сказал Осима. -- Так что случилось то? Осима озабоченно покосился в зеркало заднего вида, потом мельком взглянул на меня и опять перевел взгляд на дорогу. -- Во первых, звонили из полиции. Вчера вечером, мне домой. Похоже, они всерьез за тебя взялись. Ищут. Настрой совсем другой. Не то что в прошлый раз. -- Но у меня же алиби. Так ведь? -- Конечно. Причем железное. Когда это случилось, ты уже несколько дней был на Сикоку. Тут у них подозрений нет. Но, может, ты с кем то в сговоре. Такой возможности нельзя исключать. -- В сговоре? -- Полиция думает, что у тебя может быть сообщник. Вот какое дело. Сообщник? Я покачал головой: -- С чего они это взяли? -- Полиция имеет обыкновение о важных вещах особенно не распространяться. Слушать они ой как любят, зато что нибудь рассказать -- тут из них слова не вытянешь. Поэтому я весь вечер лазил по Интернету, искал, что пишут об этом деле. Знаешь, оказалось, есть даже несколько сайтов, посвященных убийству твоего отца. Так что ты теперь -- довольно известная личность. Скитающийся принц, у которого в руках ключ к этому делу. Я слегка пожал плечами. Какой еще скитающийся принц? -- Жаль только, как это обычно бывает, толком не поймешь, где кончается правда, а где начинаются догадки. Но если обобщить, что я узнал, получается примерно такая картина. Полиция сейчас разыскивает одного человека. Мужчину лет шестидесяти пяти. Вечером того дня, когда твоего отца убили, он зашел в полицейскую будку у торговой улицы в Ногата и заявил, что где то по соседству убил человека. Ножом зарезал. Но при этом нес какую то околесицу, и дежуривший в будке молодой полицейский его отпустил -- подумал, что старик слабоумный, и слушать его не захотел. А когда стало известно об убийстве, он, конечно, все вспомнил и понял, какую промашку допустил. Ни имени, ни адреса у старика не спросил. Парень прикинул, что если начальство узнает, ему не поздоровится, и решил никому ничего не рассказывать. Но -- уж не знаю, как получилось, -- все это дело всплыло. Полицейскому, естественно, врезали по первое число, так что теперь всю жизнь не отмоется. Осима переключил передачу и, обогнав ехавшую впереди "тойоту терсел", быстро вернулся в свой ряд. -- Полиция из кожи вон лезла, чтобы установить личность этого старика. Кто он такой, точно не знаю, хотя вроде выяснилось, что у него не все дома. Ничего серьезного, так -- слегка не в себе. Жил за счет родственников и на пособие. Один. Наведались к нему на квартиру -- никого. Полиция пошла по следу и установила, что он, видимо, автостопом двинулся на Сикоку. Водитель междугородного автобуса сообщил, что в Кобэ к нему сел похожий старик, который говорил как то странно. С ним был парень лет двадцати пяти. Сошли они на вокзале в Токусиме. Полиция нашла рекан, где останавливалась эта парочка. По словам горничной, они вроде поехали на поезде в Такамацу. Тут то ваши дорожки и сошлись. И ты, и этот старикан прямиком направились из своего Накано в Такамацу. Для случайного совпадения это перебор, и, само собой, полиции кажется, что здесь что то не так: а вдруг вы с ним сговорились и вместе провернули это дельце? Теперь сюда едут люди из Главного полицейского управления. Весь город перероют. Дальше скрывать, что ты живешь у нас в библиотеке, не получится. Вот я и решил тебя в горы отвезти. -- Значит, умственно отсталый старик -- из Накано? -- Есть какие нибудь ассоциации? -- Никаких. Абсолютно, -- покачал головой я. -- Судя по адресу, он недалеко от тебя живет. Минут пятнадцать пешком. -- Осима сан, в Накано уйма людей живет. Я и соседей то своих не знаю. -- Ладно. Но это еще не все, -- продолжал Осима, кинув на меня взгляд. -- В Ногата он разбросал по торговой улице ставриду и селедку. По крайней мере, накануне предупредил полицейского, что рыба будет с неба падать в большом количестве. -- Это круто! -- сказал я. -- Именно. И в тот же вечер на Томэе зону обслуживания Фудзикава пиявками завалило. Помнишь? -- Помню. -- Полиция, ясное дело, тоже на это внимание обратила. Они думают, нет ли какой связи между этими непонятными происшествиями и загадочным стариком. Совпадает с его маршрутом. В магнитоле одна мелодия Моцарта сменила другую. Держа руки на руле, Осима покачал головой: -- Чудны дела твои, господи. Все это с самого начала выглядело странно, а чем дальше, тем чуднее. И что теперь будет? Но одно ясно наверняка: постепенно все начинает сосредотачиваться где то здесь . Твоя линия и линия этого старика собираются где то здесь пересечься. Закрыв глаза, я слушал, как урчит мотор. -- Осима сан, а может, мне прямо сейчас в какой нибудь другой город перебраться? Во всяком случае, не буду больше никого беспокоить -- ни вас, ни Саэки сан. -- И куда же ты собрался? -- Не знаю. Отвезите меня на вокзал, там я подумаю, куда ехать. В принципе -- все равно. Осима вздохнул: -- Не думаю, что это удачная идея. На вокзале как пить дать полицейские шныряют. Ищут крутого парня -- высокого, лет пятнадцати, одержимого и с рюкзаком. -- А если на какую нибудь станцию подальше? Где полиция не дежурит. -- Какая разница? Они и там тебя достанут. Я замолчал. -- Послушай, ведь ордера на твой арест не выписывали, и в розыск тебя не объявляли. Правильно? -- спросил Осима. Я кивнул. -- А раз так -- значит, ты еще пока свободная личность. И если я тебя везу куда то, это мое личное дело, и закону оно не противоречит. Я даже имени твоего настоящего не знаю. Кафка Тамура... Так что можешь не переживать. Я человек осторожный. Нас так просто не возьмешь. -- Осима сан? -- Что? -- Ни с кем я не сговаривался. Если бы я в самом деле задумал убить отца, никого бы просить не стал. -- Знаю. Осима остановился на светофоре, поправил зеркало заднего вида. Положил в рот лимонную карамельку, предложил мне. Я взял одну и принялся сосать. -- А еще что? -- Что -- "еще"? -- Ну вы сказали: "во первых". Почему мне надо прятаться в горах. Это -- первая причина. Но, кажется, есть и вторая? -- Вторая -- не такая важная. По сравнению с первой, во всяком случае. -- Все равно хотелось бы знать. -- Я о Саэки сан, -- сказал Осима. Зеленый наконец включился, и он надавил на газ. -- Ты с ней спишь, да? Я не нашел, что ответить. -- Ладно. Не обращай внимания. Понимаю. И все. Она классная, очаровательная. Особенная женщина. Во всех отношениях. Разница в возрасте у вас, конечно... Но это не проблема. Я тебя понимаю -- она женщина привлекательная. Хочешь с ней спать? Пожалуйста. Она тебя хочет? Пожалуйста. Все просто. Мне до этого дела нет. Вам хорошо, а значит, и мне тоже. -- Осима покатал во рту карамельку и продолжал: -- Но сейчас вам лучше держаться друг от друга подальше. И это кровавое происшествие в Ногата здесь ни при чем. -- Но почему? -- Она сейчас в таком положении... -- В каком? -- Саэки сан... -- начал Осима, подбирая слова. -- Проще говоря, с ней рядом ходит смерть. Это точно. У меня уже давно такое чувство. Сдвинув очки на лоб, я посмотрел на профиль Осимы, который не сводил глаз с дороги. Мы выехали на скоростное шоссе в Коти. Осима -- редкий случай -- вел машину, не превышая разрешенной скорости. Мимо, обгоняя нас, со свистом пронеслась черная "тойота супра". -- Ходит смерть... -- протянул я. -- Это что? Неизлечимая болезнь? Рак или лейкемия? Осима покачал головой: -- Может, так, а может, и нет. Я о ее здоровье ничего не знаю. Возможно, она и вправду больна. Не исключено. Но мне кажется, это связано с психикой. Воля к жизни... Вот в чем тут дело, наверное. -- У нее пропадает воля к жизни? -- Вот вот. Она дальше жить не хочет. -- Вы думаете, Саэки сан собирается покончить с собой? -- Вряд ли, -- отвечал Осима. -- Просто она потихоньку идет навстречу смерти. Прямым путем. Или смерть идет к ней навстречу. -- Как поезд подходит к станции? -- Пожалуй, -- отрезал Осима и плотно сжал губы. -- И тут появился ты. Кафка Тамура. Свежий, как огурчик, загадочный, как Кафка. Вас потянуло друг к другу и скоро -- употребляя классическое выражение -- между вами возникла связь. -- И что? Осима на секунду оторвал руки от руля. -- И все. Я спокойно пожал плечами. -- А мне кажется, вы думаете, что я -- этот самый поезд и есть. После долгого молчания Осима признал: -- Да. Ты прав. Я так думаю. -- То есть я веду ее к смерти? -- Но я тебя не виню. Как бы это сказать... Скорее это даже хорошо. -- Почему? Осима не ответил. Его молчание как бы говорило: "Это уж ты сам решай ". Утонув в сиденье, я закрыл глаза, расслабился. -- Осима сан? -- Что? -- Понятия не имею, что мне делать. Куда идти. Что верно, что неверно. То ли вперед, то ли назад. Осима все так же молчал, оставляя мои сомнения без ответа. -- Что же мне все таки делать? -- Ничего не делать, -- бросил он. -- Совсем ничего? Осима кивнул: -- Потому то я и везу тебя в горы. -- А что мне там делать, в горах? -- Слушать, как поет ветер, -- сказал он. -- Я всегда так делаю. Я задумался. Осима ласково коснулся моей руки. -- Ты ни в чем не виноват. Как и я. И пророчество здесь ни при чем, и проклятие. И ДНК, и нелогичность. И структурализм, и третья промышленная революция. Мы все когда нибудь вымрем, исчезнем, потому что мир так устроен... стоит на разрушении и утратах. И наше существование -- всего навсего отражение этого принципа. Вот дует ветер. Бывает, бушует, гудит -- прямо ураган. А то веет легонько, приятно, ласково. Дует дует и стихает, успокаивается. Сильный или слабый -- все равно. Он же не материальный объект. Просто слово, которым обозначают движение воздушных потоков. Прислушайся хорошенько и поймешь эту метафору. Я тоже взял Осиму за руку. Она была мягкая и теплая, с гладкой кожей, какая то бесполая, тонкая и изящная. -- Осима сан... Значит, мне сейчас лучше с Саэки сан не видеться? -- Да. Какое то время. Мне так кажется. Оставить ее наедине с собой. Она умная, сильная. Так долго страдала от одиночества, такие воспоминания на нее давят... Она сама потихоньку все решит. -- Выходит, я -- дите малое и только мешаю. -- Да нет, -- мягко вымолвил Осима. -- Я совсем о другом. Ты сделал то, что должен был сделать, и в этом есть большой смысл. И для тебя, и для нее. Все остальное теперь в ее руках. Может, мои слова прозвучат холодно и равнодушно, но сейчас ты ничего не можешь. Так что отправляйся в горы и займись собой. Самое время. -- Заняться собой? -- Мой тебе совет, Кафка: слушай, -- сказал Осима. -- Вслушивайся в себя, как моллюск. Глава 36 Зайдя в гостиницу, Хосино убедился, что Наката по прежнему спит, даже не переменив позы. Булочки и упаковка апельсинового сока лежали у изголовья нетронутые. Похоже, его спутник так ни разу и не вставал. Хосино прикинул, сколько он же спит. Лег накануне днем, в два часа, значит, уже тридцать часов. Какой сегодня день? Что то он совсем здесь со временем запутался. Парень достал из сумки записную книжку с календарем. Так... На автобусе приехали из Кобэ в Токусиму. То была суббота. Продрых Наката аж до понедельника. В тот же день перебрались из Токусимы в Такамацу. В четверг возились с камнем в жуткую грозу, и после обеда Наката завалился в постель, спал всю ночь... Получается, сегодня пятница. А вообще, такое впечатление, что он на Сикоку притащился, чтобы выспаться как следует. Все шло как в прошлый вечер -- Хосино посидел в фуро, немного посмотрел телевизор и растянулся на постели. Наката мирно посапывал во сне. Ну и ладно, будь что будет, думал Хосино. Пусть человек спит, раз ему хочется. И нечего тут голову ломать. Пол одиннадцатого Хосино уже спал. В пять утра его разбудил мобильник, заверещавший в сумке. Хосино открыл глаз, взял трубку. Лежавший рядом Наката все не просыпался. -- Алло! -- Хосино тян! -- услышал он мужской голос. -- Полковник Сандерс? -- Так точно. Как дела? -- Да вроде нормально... -- ответил Хосино. -- Эй, папаша, а как ты мой номер узнал? Я же тебе не говорил. А потом я телефон выключил, как сюда приехал. Чтобы с работы не звонили. Как же ты дозвонился? Странно... Чего то не пойму я. -- Я же тебе говорил, Хосино тян: я не Бог и не Будда, и не человек, а нечто особенное. Я -- абстрактное понятие, дух. Мне на твой мобильник позвонить -- раз плюнуть. Проще простого. Включен телефон или нет -- какая разница. Чему тут удивляться то. Вообще то надо было прямо к тебе заявиться, но тогда ты бы наверняка упал от неожиданности -- открыл бы глаза, а я рядом сижу. -- Точно. Упал бы. -- Потому я и звоню. Мы приличия знаем. -- Это самое главное, -- сказал Хосино. -- Но я вот что хотел спросить, папаша. Чего теперь с этим камнем делать? Мы с Накатой его перевернули, какой то вход открыли. Как раз гроза началась. Гремит со страшной силой, а я с ним корячусь. Думал, сдохну. Такая тяжесть! Ой, я же про Накату еще тебе не рассказывал. Мы с ним вместе сюда приехали... -- Знаю, -- оборван его Полковник Сандерс. -- Можешь не объяснять. -- Ага, ну ладно. И после этого Наката залег в спячку, как медведь зимой. А камень все здесь лежит. Может, его все таки вернуть в храм? Мы ведь его без спросу утащили. Я очень проклятия боюсь. -- До чего ты нудный! Какое еще проклятие? Сколько можно повторять одно и тоже? -- возмутился Полковник Сандерс. -- Пусть камень пока у тебя побудет. Открыли -- значит, должны и закрыть. А уж потом вернете на место. Сейчас еще не время. Понял? О'кей? -- О'кей, -- ответил парень. -- Что открыли -- закроем. Что взяли -- на место положим. Все понятно. Попробуем. Знаешь, папаша? Я себе голову больше ломать не хочу. Буду делать, как ты говоришь, хотя толком никак не врублюсь что к чему. Ты меня вчера вечером убедил. Загогулины такие... ничего не разберешь. Что тогда без толку мозги напрягать? -- Мудрое решение. Не зря говорят: лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о всякой ерунде. -- Хорошо сказано. -- С большим смыслом. -- А еще вот как можно сказать: "Дворецкий, что родился в год овцы, потребен, дабы не отдать концы". -- Это ты к чему? -- Скороговорка. Я сам придумал. -- Это что, обязательно нужно было сейчас сказать? -- Да нет. Это я просто так ляпнул. -- Хосино тян, можно тебя попросить? Не надо ерунду молоть, хорошо? У меня от этого что то с головой... Я такую бессмыслицу не воспринимаю. -- Да ладно тебе, извини, -- стал оправдываться Хосино. -- Но какое у тебя ко мне дело? Ты же, наверное, не просто так звонишь в такую рань. -- Да да. Совсем вылетело из головы, -- спохватился Полковник Сандерс. -- Вот какое дело, Хосино тян. Это очень важно. Вам надо срочно выметаться из рекана. Времени нет, так что обойдетесь без завтрака. Буди по быстрому своего Накату, берите камень и -- на такси. Только у рекана не садитесь, отойдите подальше. Назовешь водителю адрес. Есть на чем записать? -- Есть, -- парень полез в сумку за блокнотом и шариковой ручкой. -- У меня все готово -- и метелка, и совок. -- Кончай свои шуточки, -- заорал в трубку Полковник Сандерс. -- Я серьезно. Нельзя терять ни минуты. -- Хорошо хорошо. Записная книжка, ручка... Записав за Полковником адрес, Хосино для верности прочитал его вслух: -- **, 3 й квартал, 16 15, "Такамацу Парк Хайц" , номер 308. Так? -- Все верно, -- подтвердил Полковник Сандерс. -- Там у двери черная подставка для зонтиков, под ней спрятан ключ. Откроешь им дверь. Располагайтесь там. В принципе, в квартире есть все, что нужно, поэтому какое то время можно вообще на улицу не выходить. -- Это твоя квартира? -- Ага. Моя. Вернее, я ее снимаю. Так что пользуйтесь. Специально для вас все приготовил. -- Папаша? -- Чего тебе? -- Ты не Бог, не Будда, не человек. А что то такое... без формы, без образа. Причем это с самого начала было. Ты ведь так говорил? -- Правильно. -- Не от мира сего. -- Точно. -- А как тогда такая личность может квартиру снимать? Ты же не человек, папаша. Значит, ты, наверное, нигде не записан, не зарегистрирован. Справки о доходах у тебя нет, печати нет и свидетельства на печать тоже . А без этого квартиру не снимешь. Или ты какой нибудь трюк придумал? Может, насобирал листьев с деревьев, сделал из них свидетельство и всех дуришь? Я больше в такие дела влезать не хочу. -- Бестолочь! -- Полковник Сандерс даже цокнул языком от досады. -- Ну, тупой! У тебя случайно не кисель вместо мозгов? Полный болван! Какие еще листья? Ты за кого меня принимаешь? Сказок про барсуков начитался? Я тебе не барсук. Я -- абстрактное понятие. Разница есть или как? Сам не понимаешь, что несешь. Ты что, думаешь, я сам хожу по конторам и всей этой ерундой занимаюсь? "Ой, господа! А подешевле за квартирку нельзя? Скиньте хоть немножко". Думаешь, я такие речи веду? Не валяй дурака! В наше время этим секретари занимаются. Все нужные бумаги готовят. Как же иначе? -- Выходит, у тебя, папаша, тоже секретарь есть? -- Само собой. А ты как думал? Все, кончай дурить. У меня же дел куча. Ну, секретарь... Что тут странного? -- Хорошо хорошо. Я все понял. Чего ты так раскипятился? Ну, пошутил чуть чуть. Но я вот что хотел спросить, папаша: зачем нам так быстро сваливать? Дай хотя бы позавтракать по человечески. Есть же охота. И потом, Наката дрыхнет. Его так сразу не поднимешь... -- Хосино тян, шутки в сторону. Полиция сбилась с ног -- вас ищет. Сегодня с утра первым делом начнут в городе прочесывать гостиницы и реканы. Описание внешности -- твоей и Накаты -- у них уже есть. До вас сразу доберутся. Внешность у вас примечательная у обоих. Так что дело срочное... -- Полиция? -- воскликнул Хосино. -- Иди ты! Я ничего такого не сделал. Было, правда, в школе: несколько раз мотоциклы угонял. Но это так, для удовольствия. Не продавал же. Я что? Покатаюсь немного и на место поставлю. А больше ничего не нарушал. Разве что камень из храма унесли. Но это ты сам говорил... -- Камень здесь ни при чем! -- рявкнул Полковник Сандерс. -- Тупица! Забудь про камень, я же сказал. Полиция о нем ничего не знает и знать не хочет. Стали бы они с утра пораньше весь город перерывать из за какого то камня. Тут все куда серьезнее. -- Куда серьезнее? -- Полиция за Накатой гоняется. -- Погоди, папаша. Что то я ничего не пойму. За Накатой? Что он мог такого сделать? Уж кто кто, но не он. Серьезнее -- это что? Что за преступление? Причем здесь он вообще? -- Сейчас нет времени по телефону объяснять. Главное -- ты отвечаешь за него. Уносите ноги из рекана. Все ложится на твои плечи. Усек? -- Усек, -- пожимая плечами, сказал в трубку Хосино. -- Хотя никак не пойму, о чем речь. А меня в соучастники не запишут? -- Не запишут, хотя на допросы и могут потянуть. Времени нет, Хосино тян. Разбираться потом будем, а сейчас замолкни и делай, что говорят. -- Погоди, папаша! Тут вот какое дело. Уж больно я полицию не люблю. Просто ненавижу. Типы эти хуже якудза, хуже, чем в армии. Приемчики у них еще те -- сожрут и не подавятся. А больше всего любят измываться над теми, кто сдачи дать не может. Всю дорогу ко мне цепляются -- и в школе, и как шофером стал... Поэтому с полицией я ссориться не хочу. Себе дороже, потом проблем не оберешься. Понимаешь? Зачем мне в это лезть? Вообще то... Связь оборвалась. -- Вот так, -- проговорил Хосино и, с тяжелым вздохом спрятав мобильник в сумку, принялся будить Накату: -- Наката сан! Отец! Горим!!! Наводнение!!! Землетрясение!!! Годзилла идет!!! Подъем! Ну давай же! Наката никак не хотел просыпаться: -- Фаски снял. Отходы пошли на растопку. Нет, кошка в фуро не лазила. Там Наката сидел, -- бормотал он словно из какого то другого времени, другого мира. Хосино тряс его за плечи, теребил за нос, дергал за уши. Сознание наконец стало возвращаться к старику. -- А а а... Хосино сан, -- протянул он. -- Да да. Хосино, Хосино, -- сказал парень. -- Извини, что разбудил. -- Ничего ничего. Накате уже пора вставать. Не беспокойтесь. Наката огонь развел и проснулся. -- Ну и слава богу. Тут у нас кое что случилось, поэтому надо отсюда выметаться поскорее. -- Наверное, из за Джонни Уокера? -- Я в подробности не посвящен. Есть кое какая информация из одного источника. Надо съезжать отсюда. Полиция нас ищет. -- Вот оно что... -- Да... Такие дела. А что у тебя вышло с этим Джонни Уокером? -- А Наката разве не рассказывал? -- Нет. Ничего не рассказывал. -- А Накате казалось, что рассказывал. -- Да нет. Самого главного я, оказывается, и не слышал. -- Дело в том, что Наката убил Джонни Уокера. -- Кроме шуток? -- Да. Кроме шуток, убил. -- Ну и дела... -- только и смог сказать парень. Хосино побросал вещи в сумку и, заворачивая в платок камень, заметил, что к тому вернулся прежний вес -- теперь ноша была хоть и не легкой, но посильной. Наката тоже собрал пожитки и сложил в брезентовую сумку. Парень подошел к стойке администратора и объяснил, что из за срочного дела им надо уезжать. Номер был оплачен вперед, поэтому рассчитались они быстро. После сна ноги у Накаты еще слегка подкашивались, и он кое как поковылял к выходу. -- И сколько же Наката спал? -- Сейчас прикинем. -- Хосино подсчитал в уме и сказал: -- Часов сорок. -- Хорошо поспал. -- Да уж, наверное. Если бы плохо спалось, не спал бы. Ты не проголодался? -- Очень проголодался. -- Потерпишь немного? Нам надо отсюда отрываться поскорее. Потом поедим. -- Хорошо. Наката потерпит. Поддерживая Накату, Хосино вывел его на улицу и остановил проезжавшее мимо такси. Увидев адрес, который продиктовал Полковник Сандерс, таксист кивнул и тронулся с места. Дорога заняла минут двадцать пять. Они выехали на ведущее из города шоссе и вскоре очутились в пригородной жилой зоне. В отличие от привокзального района, где стоял их рекан, все здесь было иначе -- очень прилично и тихо. Они сошли у пятиэтажного многоквартирного дома -- чистого, аккуратного, но самого обыкновенного, каких много. Дом назывался "Такамацу Парк Хайц", но был построен на ровном месте, да и парка рядом не оказалось. Беглецы поднялись в лифте на третий этаж, Хосино достал ключ из под подставки для зонтиков. В квартире было две спальни, плюс гостиная и столовая кухня. Ванная и туалет совмещенные. Все чистое, новое. Мебель почти с иголочки -- ни царапин, ни пятен. Большой телевизор, портативная стереосистема. Диван, кресла. В каждой спальне застеленная кровать. На кухне -- все для готовки, посуда на полках. На стенах несколько вполне приличных гравюр. Такое впечатление, что застройщики специально подготовили эту квартиру для демонстрации жилья в этом доме потенциальным покупателям. -- Неплохо, -- констатировал Хосино. -- Вид немного казенный, зато чисто. -- Красиво здесь, -- поддержал его Наката. Большой холодильник цвета "белая ночь" был забит едой. Наката, бормоча что то себе под нос, долго проверял его содержимое и наконец извлек несколько яиц, перец и масло. Обжарил перец в масле, предварительно вымыв и мелко порезав. Разбил яйца в чашку и взбил их палочками для еды. Потом выбрал подходящую сковородку и, ловко орудуя, приготовил две порции омлета с перцем. Поджарил хлеб и поставил на стол вместе с омлетом на завтрак. Вскипятил воду, заварил чай. -- Ну, ты мастак! -- восхитился Хосино. -- Большое дело сделал. -- Наката все время один живет. Привык. -- Я тоже один, а пожрать приготовить не умею. -- А Накате больше делать нечего. Времени сколько хочешь. Они воздали должное хлебу и омлету, но не наелись. Их голодные желудки успокоились только после того, как Наката пожарил еще бекона с китайской капустой и сделал по два тоста. Наката и Хосино сели на диван и выпили еще по чашке чая. -- Значит, -- заговорил Хосино, -- ты кого то там убил? -- Да. -- И Наката рассказал, как он зарезал Джонни Уокера. -- Вот это да! Ну и дела! Но полиция в нее ни за что не поверит, даже если это все правда. Я тебе, предположим, сейчас верю. Но если бы ты мне раньше об этом сказал, я бы с тобой связываться не стал. -- Наката сам не понимает, как так вышло. -- Но убийство есть убийство в любом случае. Это ж не шутка -- человека убить. Полиция тебя ищет на полном серьезе, на хвосте сидит. На Сикоку даже притащилась. -- И вам, Хосино сан, столько беспокойства. -- А ты сдаваться идти не собираешься? -- Нет, -- на удивление категорично ответил Наката. -- Тогда собирался, а сейчас -- нет. Потому что у Накаты есть другое важное дело. Он его до конца не доведет, если сейчас пойдет сдаваться. И получится, что на Сикоку он зря ездил. -- Надо закрыть вход, который ты открыл? -- Совершенно верно, Хосино сан. Надо закрыть то, что открыл. И тогда Наката опять станет обыкновенным Накатой. Но до этого еще надо кое что сделать. -- Нам Полковник Сандерс помогает, -- сказал Хосино. -- Он рассказал, где находится камень, спрятал нас здесь. Интересно, зачем он все это делает? Может, между ними какая нибудь связь? Я имею в виду Полковника и Джонни Уокера. В голове у Хосино все смешалось, и он решил не напрягать больше мозги -- бесполезно искать смысл там, где все равно ничего не понятно. -- Лучше вообще ни о чем не думать, чем думать о всякой ерунде. Скажи? -- проговорил парень, складывая руки на груди. -- Хосино сан? -- Чего? -- Морем пахнет. Хосино подошел к окну, распахнул его и, выйдя на узенький балкончик, потянул носом воздух. Какое море? Лишь далеко впереди зеленел сосновый бор. Над верхушками сосен дрейфовали белые летние облака. -- Никаким морем тут не пахнет, -- констатировал он. Подошел Наката и стал принюхиваться, как белка. -- Пахнет. Море там, -- указал он в сторону бора. -- Ну и нюх у тебя, отец! У меня хронический синусит, вот я ничего и не чувствую. -- Пойдемте к морю, Хосино сан. Парень подумал и решил, что до моря, пожалуй, прогуляться можно: -- Ладно. Пошли. -- Только Накате сначала надо в туалет. Можно? -- Торопиться некуда. Иди, посиди как следует. Пока Наката отсутствовал, Хосино оглядел квартиру и убедился, что Полковник Сандерс сказал правду: в ней действительно было все, что нужно для жизни. В ванной, например, -- от крема для бритья, новых зубных щеток, пластыря до ножниц для ногтей. -- Может, конечно, этими мелочами и секретарь занимался, но уж больно все аккуратно. Ничего не пропустили, -- вслух подумал Хосино. Открыв шкаф, он обнаружил запас нижнего белья и одежды. Гаваек, правда, не нашлось -- только обычные рубашки в клеточку и рубашки "поло". Все новое, от Томми Хиллфигера. -- Вот тебе и Полковник! Такой башковитый и на тебе... -- ни к кому не обращаясь, пожаловался парень. -- Мог бы заметить, что я люблю гавайки. Зимой -- и то в них хожу. Хоть бы одну положили... Однако делать нечего -- рубаха пропахла потом, пришлось переодеваться. Натянув через голову "поло", Хосино убедился, что она сидит на нем как влитая. Компаньоны направились к берегу моря. Миновали сосновую рощу, перелезли через волнорез и оказались на песчаном пляже, за которым лежала спокойная гладь Сэто Найкай. Они сели рядом на песок и долго, ни слова не говоря, наблюдали за мелкими волнами, что стелились перед ними, словно простыня, и с легким шумом разбивались о берег. Вдали виднелись несколько островков. Оба они бывали на море нечасто, и сейчас никак не могли на него насмотреться. -- Хосино сан? -- подал голос Наката. -- Чего? -- Море, оно замечательное. Правда? -- Ага. Глядишь на него и как то весь успокаиваешься. -- Интересно, а почему так? -- Скорее всего потому, что оно большое и там ничего нет. -- Хосино повел рукой в сторону моря. -- А здесь? На каждом углу то "7 11", то "Сэйю" , то патинко, то рекламный щит... какой нибудь "Ломбард Ёсикава". Разве успокоишься? Хорошо, когда смотришь, а вокруг -- ничего. -- Наверное. Может быть. -- Наката на минуту задумался. -- Хосино сан? -- Чего? -- Наката одну вещь хотел спросить. Неожиданную. Можно? -- Давай, чего уж там. -- А на дне моря что нибудь есть? -- На дне -- подводный мир. Там разная живность: рыбы, ракушки, водоросли... Ты в океанариум ходил когда нибудь? -- Нет. Наката с самого рождения в о ке а на ри и не бывал. Наката жил в таком месте -- Мацумото называется, а там о ке а на ри я не было. -- Ничего удивительного. В Мацумото же горы. Какие там океанариумы. Музей грибов -- еще куда ни шло, -- поставил диагноз Хосино. -- Ну а на дне кого только нет. И почти все дышат кислородом, который в воде. Без воздуха могут жить. Не то что мы. Разные твари есть: красивые, вкусные. Попадаются и опасные, гадости всякой тоже хватает. А вообще трудно объяснить, как там, под водой, если человек сам не видел. Совсем другой мир. До глубины солнечный свет почти не достает, а там такие уроды... Послушай, Наката сан? Давай, если в этот раз все обойдется, съездим с тобой в какой нибудь океанариум. Я тоже уже давно не был. Знаешь, как интересно? Тут же море -- может, и найдем что нибудь в районе Такамацу. -- Да. Наката тоже хочет сходить в о ке а на рий. Обязательно. -- Вот еще что, Наката сан... -- Что, Хосино сан? -- Позавчера днем мы с тобой подняли этот булыжник и открыли вход, так? -- Открыли. Совершенно верно. А потом Наката заснул. Крепко крепко. -- Я вот что хочу знать? Ну открыли мы вход -- и что? Произошло что нибудь? Наката кивнул: -- Да. Думаю, что произошло. -- А что именно -- ты пока не знаешь? Наката решительно покачал головой: -- Пока нет. -- Так, наверное... это сейчас где то продолжается? -- Точно. Вы правильно говорите, Хосино сан: еще продолжается. И Наката ждет, когда это кончит продолжаться. -- А может, когда это кончится, все благополучно разрешится? Наката снова резко тряхнул головой: -- Нет, Хосино сан. Накате это неизвестно. Он делает то, что требуется . А что из этого выйдет -- кто знает. Наката же соображает плохо, ему такие головоломки не разгадать. Он не может сказать, что дальше будет. -- В любом случае, еще нужно подождать, чтобы все это пришло к какому нибудь концу. Так ведь? -- Так. -- А до этого попадаться полиции нельзя. Потому что мы еще должны что то сделать. -- Верно, Хосино сан. Наката в полицию идти не боится. Как господин губернатор скажет, так он и сделает. Но не сейчас. -- Погоди, отец! -- оборвал его Хосино. -- Они послушают твои непонятные истории, а потом возьмут и слепят такие показания, какие им нужны. Сочинят там, у себя, что им надо. Типа того, что ты залез в дом с целью ограбления, увидел хозяина, схватил нож и его зарезал. Сделают, чтобы было просто и ясно. Правда, справедливость... Им на это наплевать. Им, чтобы процент раскрываемости повысить, из тебя преступника сделать -- раз плюнуть. И отправится Наката сан в тюрьму или в дурдом с такой охраной, что не сбежишь... Хрен редьки не слаще. Будешь сидеть до самой смерти. На хорошего адвоката денег у тебя нет, и назначит тебе суд какого нибудь отстойного защитничка, которому все до лампочки. Так все и будет, увидишь. -- Наката в таких сложных делах не разбирается. -- Вот как полиция работает. Уж я то знаю. Я с ними связываться не хочу. Мы как то характерами не сходимся. -- Столько вам со мной забот, Хосино сан. Хосино глубоко вздохнул: -- Знаешь, папаша, поговорку: "Кто отраву проглотил, тот и тарелкой не подавится"? -- А что это значит? -- Ну, раз человек отраву съел, он и тарелкой закусить может. -- Но ведь тарелки есть нельзя -- умереть можно. Зубы испортить, горло порезать. -- Так то оно так, -- задумался Хосино. -- Но может случиться, опять придется тарелку есть. -- У Накаты голова плохо работает, он не понимает. Отрава -- это другое дело, но тарелка... она же твердая. -- Это точно. Что то я тоже запутался. У меня голова тоже не очень... Вообще то, я хочу сказать, что раз уж сюда забрался, значит, и дальше буду тебя защищать. Ну не мог ты ничего плохого сделать! Нельзя тебя здесь бросать. Это же предательство будет. -- Спасибо. Наката даже не знает, как вас благодарить. Вы так про Накату сказали... У Накаты еще одна просьба есть... -- Валяй. -- Может, нам машина нужна будет. -- Машина? Напрокат? -- Как это -- напрокат? Наката не понимает. Нам все равно. Главное -- машина. Маленькая, большая... Все равно. -- Ну, это ерунда. Машины -- моя специальность. Возьмем, не бойся. Поедем куда нибудь? -- Да. Скорее всего. -- Знаешь, отец? -- Что, Хосино сан? -- С тобой не скучно. Много разного непонятного, конечно, но мне пока с тобой не надоело. -- Спасибо. Если вы так говорите, Накате спокойно. Но, Хосино сан... -- Чего? -- А надоело -- это как? По правде сказать, не очень понятно. -- С тобой что, не бывает такого? Ничего не надоедает? -- Нет. Ни разу не было. -- Надо же... Я так и думал. Глава 37 По дороге мы остановились в каком то городке перекусить. Зашли в супермаркет, накупили, как в прошлый раз, еды и минералки, по проселку доехали до хижины. В доме все было, как я оставил неделю назад. Я открыл окно, чтобы проветрить комнату. Разобрал купленные продукты. -- Я посплю немного. -- Осима прижал ладони к лицу и зевнул. -- Ночью спал плохо. Осима в самом деле совсем не выспался -- быстро разобрав постель, он, не раздеваясь, залез под одеяло, повернулся лицом к стенке и немедленно заснул. А я вскипятил минералки, приготовил ему кофе, налил в термос. Потом взял две пустые пластиковые фляги и пошел к ручью за водой. В лесу все было по прежнему. Ароматы травы, голоса птиц, журчание ручья... В кронах гулял ветерок, трепетали тени листвы. Казалось, облака проплывали над самой головой. Мир этот наполнял душу радостью и теплом, естественно принимая меня как частицу. Пока Осима спал, я расположился на крыльце на стуле и, попивая чай, стал читать книгу о 1812 годе -- о походе Наполеона в Россию. В той большой и, по существу, бессмысленной войне на безвестных чужих просторах сгинули четыреста тысяч французских солдат. Шли страшные, жестокие сражения. Не хватало врачей, лекарств, и большинство тяжелораненых умирали в мучениях. Ужасная смерть. Но еще больше солдат гибли от голода и морозов. Это был кошмар. Я сидел на крыльце, пил под птичий щебет горячий чай с травами и представлял, как в России снежная буря заносит поле битвы. Одолев треть этой печальной истории, я ощутил непонятную тревогу. Отложил книгу и пошел взглянуть, как там Осима. Тот спал как то слишком тихо -- даже для сильно уставшего человека. Лежал, накрывшись тонким одеялом, и почти не подавал признаков жизни, только еле заметно дышал. Подойдя ближе, я увидел, как в такт дыханию чуть поднимается и опускается его плечо. Я постоял рядом и вдруг вспомнил, что Осима -- женщина. Обычно мне это не приходило в голову, я воспринимал его как мужчину. Да и самому Осиме, должно быть, этого хотелось. Но во сне он, казалось, непонятным образом возвращается к своей женской сущности. Вернувшись на крыльцо, я стал читать дальше и снова перенесся сердцем под Смоленск, на дорогу, где остались лежать замерзшие трупы. Осима спал часа два. Проснувшись, вышел на крыльцо, посмотрел на свою машину. "Родстер", пока мы ехали по пыльному проселку, из зеленого сделался почти белоснежным. Осима сладко потянулся и сел со мной рядом. -- Что то в этом году дождей маловато. Хотя вроде самое время , -- протирая глаза, вымолвил он. -- Это нехорошо. Летом в Такамацу всегда с водой проблемы, если дождей мало. -- Саэки сан знает, где я сейчас? -- спросил я. Осима покачал головой: -- Вообще то я ей ничего не говорил. Про этот домик она знать не должна. Я подумал, чем меньше она знает, тем лучше. Когда не знаешь, ничего скрывать не надо. Меньше забот. Я кивнул. Конечно, так лучше. -- Ей и без того уже досталось, -- сказал Осима. -- Я ей рассказал об убийстве отца. И о том, кто его убил. Только про полицию, что меня ищут, не говорил. -- Мне кажется, Саэки сан сама обо всем догадывается и без наших с тобой объяснений. Она умная. Так что когда завтра утром я появлюсь в библиотеке и скажу: "У Тамуры какие то дела, он уехал ненадолго. Просил вам привет передать", -- она вряд ли начнет меня расспрашивать. Кивнет и промолчит, если я больше ничего не скажу. Я кивнул. -- Но ты хотел бы ее видеть? Я не ответил. Просто не знал, как лучше выразить то, что хочу сказать. Хотя ответ был абсолютно четким. -- Это тяжело. Я понимаю. Но я же говорил: лучше тебе с ней какое то время не видеться. -- Но может получиться, что я ее больше вообще не увижу. -- Может быть, -- подумав немного, согласился Осима. -- Наверное, звучит банально, но на свете всегда что то происходит в первый раз, хотя мы часто этого даже не замечаем. -- Интересно, что она чувствует? Прищурившись, Осима посмотрел на меня: -- Чувствует? -- Ну... если Саэки сан поймет, что мы можем с ней больше не встретиться, что она почувствует? То же, что и я сейчас? Осима улыбнулся: -- А почему ты меня об этом спрашиваешь? -- Потому что не знаю. Вот и спрашиваю. У меня же такого еще не было -- чтобы кто то нравился, был мне нужен. Да и во мне до сих пор тоже никто не нуждался. -- Из за этого ты и мучаешься? -- Из за этого и мучаюсь, -- кивнул я. -- Не уверен, есть у нее к тебе такое же глубокое чистое чувство, как у тебя к ней? Я покачал головой: -- Начинаю об этом думать -- и так