бя, что в клуб вошла женщина, очень красивая. И все. Раньше она сюда не заглядывала, иначе я бы обязательно ее запомнил. Настолько привлекательной мне она показалась. Наверное, ждет кого-то, мелькнуло в голове. Не подумайте, что к нам женщины-одиночки не ходили. Всякие бывали, в том числе и такие, что сидели и ждали: вдруг кто-нибудь из мужчин с ними заговорит. Надеялись. Таких по виду легко отличить. Но поверьте моему опыту: по-настоящему красивые женщины в питейные заведения одни не ходят. Им заигрывания мужиков не в радость, а в тягость. Поэтому я не обращал на посетительницу особого внимания. Лишь мельком взглянул, когда она вошла, да время от времени посматривал в ее сторону. Лицо почти без косметики, одета хорошо, дорого - голубое шелковое платье, поверх него кашемировая кофта бледно-бежевого цвета. Легкая, как луковая шелуха. На стойке бара сумочка того же оттенка, что и платье. Возраст? Не знаю. Возраст в самый раз. Она была поразительно красива, но не той красотой, что бывает у киноактрис или фотомоделей, часто посещавших джаз-клуб. Те всегда ощущали себя на виду, их окружал туманный ореол эдакой особости. Эта женщина была совсем другая. Совершенно освоилась с тем, что ее окружало, и чувствовала себя непринужденно. Облокотясь о стойку и подперев рукой щеку, слушала наше трио, пила маленькими глотками свой коктейль с таким видом, будто смаковала какую-то отточенную музыкальную фразу. И нет-нет да поглядывала на меня. Я ловил на себе эти взгляды, кожей чувствовал, хотя подумать не мог, что они предназначены именно мне. Как обычно, я был в костюме с галстуком. Галстук от Армани, костюм от Лючано Сопрани, рубашка тоже от Армани. Туфли от Россетти. Вообще-то к одежде я безразличен. У меня правило: глупо тратить на тряпки больше, чем нужно. Обычно хватает джинсов и свитера. Но в бизнесе я имею свою маленькую философию: управляющий должен одеваться так, какими ему хотелось бы видеть клиентов своего заведения. Так и у посетителей, и у персонала вроде настроение поднимается, возникает своего рода внутреннее напряжение. Вот почему я всегда являлся в свои бары в дорогом костюме и обязательно при галстуке. В тот вечер я поглядывал, как бармен готовит коктейли, следил, нет ли проблем у гостей, и слушал джазовое трио. Поначалу посетителей было довольно много, но в десятом часу полил дождь, и народ стал быстро рассасываться. К десяти оставались занятыми лишь несколько столиков. А женщина все не уходила. Сидела на том же месте за стойкой наедине с дайкири и молчала. Это меня заинтриговало. Значит, она никого не ждет? Выходит, так. Ведь за все время она ни разу не взглянула на часы, да и на вход тоже не смотрела. Наконец, она взяла сумочку и поднялась с табурета. На часах уже было почти одиннадцать. Самое время закругляться, если хочешь успеть домой на метро. Но, как оказалось, уходить она не собиралась. Не спеша, с безразличным видом, подошла ко мне, присела на соседний табурет. Я уловил тонкий аромат ее духов. Устроившись поудобнее, она извлекла из сумочки пачку "Сэлем", сунула в рот сигарету. Я рассеянно следил краешком глаза за ее движениями. - Замечательное место, - проговорила она, обращаясь ко мне. Я поднял глаза от лежавшей передо мной книжки и с недоумением взглянул на нее. И тут меня будто что-то ударило. Воздух в груди вдруг стал необыкновенно тяжелым. "Вот он, магнетизм", - подумал я. Неужели тот самый магнетизм? - Спасибо, - ответил я. Похоже, ей было известно, кто в этом заведении хозяин. - Рад, что вам понравилось. - Да-да. Очень понравилось. - Она смотрела мне в глаза и улыбалась. У нее была изумительная улыбка - губы раздвинулись, в уголках глаз собрались маленькие очаровательные морщинки. Что-то мне эта улыбка напомнила. Но что? - И музыка замечательная. - Она показала на музыкантов. - Прикурить можно? У меня не было ни спичек, ни зажигалки. Окликнув бармена, я попросил нашу фирменную картонку-раскладушку спичек. Зажег одну и поднес к сигарете. - Благодарю. Я посмотрел прямо ей в лицо. И наконец понял. Вот это да! - Симамото! - прохрипел я. - Долго же ты вспоминал, - помолчав немного, усмехнулась она. - Уж думала не узнаешь. Я безмолвно глазел на нее, будто передо мной была какая-то уникальная точная машина, о которой раньше мне приходилось только слышать. И правда Симамото! Как это может быть? Ведь я столько о ней думал и уже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся. - Костюм у тебя что надо, - сказала она. - Очень тебе идет. Я ничего не мог сказать - слова застряли в горле - и только кивнул в ответ. - Хадзимэ, ты такой симпатичный теперь. Лучше, чем раньше. Крепкий, солидный мужчина. - Это из-за плавания, - выдавил я наконец. - Еще в школе начал заниматься и все плаваю. - Хорошо уметь плавать. Я с детства мечтала. - Да... Любой может научиться. - Как только эти слова слетели с языка, я тут же вспомнил о ее ноге. Что ты несешь, идиот? Я растерялся, хотел сказать что-нибудь поумнее, но ничего не придумал. Полез в карман брюк за сигаретами и вспомнил, что бросил курить пять лет назад. Симамото наблюдала за моей суетой, ничего не говоря. Потом подняла руку, подзывая бармена, и с улыбкой заказала еще дайкири. Она всегда улыбалась, когда кого-то о чем-нибудь просила. Улыбалась так приветливо, что хотелось взять и унести ее улыбку с собой. Будь на ее месте какая-нибудь другая особа, боюсь, от ее улыбочек мне бы стало тошно. Но когда улыбалась Симамото, казалось, весь мир улыбается вместе с ней. - А ты все так же любишь голубой цвет, - проговорил я. - Да. Голубой - мой любимый. Хорошая у тебя память. - Я почти все про тебя помню. Помню, как карандаши точишь, сколько сахару в чай кладешь. - Ну и сколько? - Два куска. Она чуть прищурилась и посмотрела на меня. - Скажи, Хадзимэ, зачем ты тогда следил за мной? Восемь лет назад. - Я точно не знал, ты это или нет, - вздохнул я. - Походка - точно как у тебя. И в то же время что-то не твое, чужое. Я сомневался, вот и стал за тобой следить. Хотя нет, "следить" - не то слово. Думал, как бы улучить момент и заговорить. - Что ж не заговорил? Почему прямо не подошел и не убедился? Так быстрее вышло бы. - Не знаю, - ответил я. - Что-то меня удержало. Да я бы и сказать ничего не смог. - Я тоже не сообразила, что это ты, - сказала Симамото, покусывая губы. - Подумала: надо же, какой-то тип увязался. Испугалась. Правда. Мне стало очень страшно. И только когда села в такси и перевела дух, меня вдруг осенило: "А вдруг это Хадзимэ?" - Симамото-сан, я в тот день кое-что получил... Не знаю, какие у тебя отношения с тем человеком, но... Она приложила к губам указательный палец и слегка покачала головой, будто хотела сказать: "Не будем об этом, хорошо? Никогда больше не спрашивай". - Ты женат? - решила сменить тему Симамото. - Двое детей. Девочки. Маленькие еще. - Здорово. Ты, наверное, прекрасно смотришься вместе с дочками. Мне так кажется. Почему? Даже не знаю. Это не объяснишь. - Интересно. - Просто мне так кажется, - улыбнулась Симамото. - Зато в семье не один ребенок. - Я не нарочно. Как-то само собой получилось. - Ну и как ощущения? Все-таки две дочки... - Странно как-то. У старшей в детском саду больше половины детей - одиночки, ни братьев, ни сестер. Не то, что в наше время, в детстве. В городах сейчас почти у всех по одному ребенку. - Мы с тобой слишком рано родились. - Наверное, - сказал я и рассмеялся. - А теперь остальное человечество нас догоняет. Дома дочки все время вместе играют. Смотрю и удивляюсь. Они совсем иначе растут. Маленький я всегда играл один и думал, все дети так играют. Трио закончило "Корковадо", посетители захлопали. Ближе к ночи музыканты играли как-то душевнее, отдавали больше тепла. В перерывах пианист потягивал из стакана красное вино, басист курил. Симамото пригубила коктейль и заговорила: - Знаешь, по правде сказать, я сильно сомневалась, стоит ли мне сюда идти. Почти месяц колебалась, мучилась. Листала какой-то журнал, вижу - про тебя написано. Оказывается, у тебя бар в этом районе. Сначала я подумала, что в журнале что-то перепутали. Не могла представить тебя за таким занятием. Не твой профиль. Но имя было твое, фотография - тоже твоя. Выходит, и вправду ты. Очень рада была снова тебя увидеть, хоть и на фото. Но стоит ли нам встречаться, я не знала. Мне казалось, это ни к чему. Может, так было бы лучше нам обоим. Довольно с меня и того, что ты жив-здоров. Я слушал ее молча. - И все-таки раз уж ты отыскался, я решила сюда заглянуть. Пришла, села и тут же тебя увидела. Сижу и думаю: если он меня не узнает, уйду потихоньку и все. И вот не вытерпела. Все же столько не виделись, надо подойти поздороваться. - Но почему? - спросил я. - Я имею в виду, почему ты решила, что нам лучше не встречаться? Симамото задумчиво провела пальцем по краешку стакана. - Подумала, что ты начнешь меня об всем расспрашивать. Замужем ли я, где живу, чем эти годы занималась. Ведь так? - Но это же естественно... - Да-да. Естественно. - Тебе не очень хочется об этом говорить, да? Она растерянно улыбнулась и кивнула. Казалось, у нее тысяча разных улыбок. - Ты прав. Не хочется. А почему - не спрашивай. Не хочу о себе рассказывать. Странно это, конечно. Можно подумать, я нарочно тумана напускаю, изображаю из себя что-то. Поэтому и сомневалась, нужно ли нам встречаться. Боялась показаться надутой, неестественной. Вот из-за чего не хотела сюда идти. - А еще из-за чего? - Еще разочароваться боялась. Я посмотрел на стакан в ее руке. Перевел взгляд на прямые, спадавшие до плеч волосы, тонкие красивые губы. Заглянул в глубокие темные глаза. Из-за складочек над веками лицо казалось глубокомысленным. Они почему-то напомнили прочерченную очень далеко линию горизонта. - Ты мне в детстве очень нравился, и не хотелось разочароваться при встрече. - Ты разочарована? Симамото легко качнула головой: - Я сидела и наблюдала за тобой. Сначала ты показался чужим - такой большой, в костюме. Но потом пригляделась и поняла: нет, это Хадзимэ, тот самый Хадзимэ, из детства. И знаешь, что интересно? Я заметила, что твои манеры, движения... ничего почти не изменилось. Осталось, как у двенадцатилетнего мальчишки. - Разве? - Я попробовал выдавить из себя улыбку, но получилось как-то не очень. - Руки, глаза, привычка барабанить по чему-нибудь кончиками пальцев, упрямо хмурить брови - все как раньше. Ничего в тебе не изменилось, хоть и костюм от Армани надел. - Не от Армани, - поправил я. - Рубашка и галстук - от Армани, а костюм нет. Симамото улыбнулась. - Я давно мечтал увидеть тебя. Встретиться, поговорить. Я так много хотел тебе сказать. - И я хотела тебя видеть, - сказала она. - Но ты все не приходил. Понимаешь или нет? Я очень тебя ждала, когда вы в другой город переехали. Ну почему ты не приезжал? Знаешь, как мне было грустно? "Все, - думала я. - Завел на новом месте новых друзей и забыл меня совсем". Симамото вдавила сигарету в пепельницу. Ее ногти, тщательно отполированные, покрытые прозрачным лаком, напомнили мне миниатюрные украшения. Очень изящные и незаслуженно недооцененные. - Я боялся. - Боялся? - спросила она. - Чего? Кого? Уж не меня ли? - Нет, не тебя. Боялся быть отвергнутым. Я же еще мальчишкой был, и до меня не доходило, что ты можешь меня ждать. А вдруг пошлешь меня куда подальше? Вот чего я боялся. Как бы ты не подумала, что я навязываюсь. Так и перестал к вам ходить. Стало казаться: раз уж все так плохо, пусть хоть добрые воспоминания останутся, когда мы дружили, были вместе. Чуть наклонив голову, Симамото катала на ладони орешек кешью. - Да, нескладно как-то получилось. - Это точно, - согласился я. - Но ведь мы так долго дружили. После тебя у меня больше не было друзей - ни в школе, ни в университете. Я всегда и везде была одна и все время воображала, что ты здесь, рядом, и как это здорово. Или как, на худой конец, мы с тобой переписываемся. Все могло быть совсем иначе. И жить было бы куда легче. Она немного помолчала и продолжила: - Не знаю, почему так вышло, но в седьмом классе дела в школе у меня совсем разладились, и я все больше стала замыкаться в себе. Будто замкнутый круг какой-то. Я кивнул. - В начальной школе до самого конца никаких проблем не было, а стала старше - все пошло наперекосяк. Жила, как в колодце. Знакомое чувство. После университета оно почти десять лет меня преследовало, пока я не женился на Юкико. Начинается с чего-то одного - и пошло-поехало, посыпалось карточным домиком. И никак из-под этого обвала не выбраться. Если только кто-нибудь не вытащит. - Я же хромая. Что нормальный человек сделает без труда, мне не под силу. Увлеклась чтением - жила только книгами, отгородилась от других людей. Стала выделяться на общем фоне, и большинству казалась свихнувшейся спесивой дурой. А может, я и на самом деле в нее превратилась. - На самом деле, ты сногсшибательно красива, - сказал я. Симамото опять взяла сигарету. Я поднес спичку. - Ты правда думаешь, что я красивая? - Конечно. Тебе, наверное, постоянно об этом говорят? Она засмеялась: - Если бы... Я себя красавицей не считаю. Так что большое спасибо за комплимент. Жаль только, что другие женщины меня почему-то недолюбливают. Я столько раз думала: бог с ней, с красотой, стать бы такой, как все... чтобы друзья были... Наклонившись над стойкой, Симамото легко коснулась моей руки. - Все-таки хорошо, что ты в порядке, счастлив. Я не ответил. - Ведь ты счастлив, правда? - Не знаю. Во всяком случае, в несчастные и одинокие меня не запишешь, - проговорил я, а затем добавил: - Хотя иногда приходит в голову, что самое счастливое время в моей жизни - это когда мы слушали музыку у тебя в гостиной. - Знаешь, а те пластинки уцелели. И Нат Кинг Коул, и Бинг Кросби, и Россини, и "Пер Гюнт". Все наши... Все до одной. Когда папа умер, я их забрала на память. Очень их берегу, на них до сих пор ни царапинки. Помнишь, как я над ними тряслась? - Твой отец умер? - Уже пять лет. Рак толстой кишки. Ужасная смерть. И ведь ничем раньше не болел. Я видел ее отца несколько раз. Он казался мне крепким, как дуб, что рос у их дома. - А как мама? - спросил я. - В порядке, надо думать. Что-то в ее голосе настораживало. - Вы что, не ладите? Симамото допила дайкири и, поставив стакан на стойку, подозвала бармена и спросила у меня: - Может, какой-нибудь фирменный коктейль посоветуешь? - У нас их несколько. Клиентам больше всего нравится "Гнездо малиновки" - по названию заведения. Я сам эту мешанину придумал. Главное - ром и водка. На вкус приятный, пьется легко и в голову здорово бьет. - Специально такой придумал, чтобы нам, женщинам, головы дурить? - А для чего ж еще нужны коктейли? Симамото рассмеялась: - Ладно, рискнем. Бармен поставил перед ней коктейль. Она посмотрела стакан на свет, пригубила и на несколько секунд закрыла глаза, чтобы лучше прочувствовать букет. - Какой тонкий вкус! Ни сладкий, ни горький. Легкий, незамысловатый и в то же время наполненный. У тебя настоящий талант. А я и не знала. - Да я даже полку собрать не смогу. Масляный фильтр в машине не поменяю. Марку не способен прямо приклеить. Когда по телефону номер набираю, и то путаюсь. Зато придумал несколько рецептов коктейлей. Людям нравится. Симамото поставила стакан и несколько секунд разглядывала его содержимое. Потом наклонила его, и блики от светильников в потолке неясно задрожали, отражаясь в стекле. - Мы давно с ней не виделись. Поссорились лет десять назад и с тех пор очень редко встречаемся. В последний раз - на отцовских похоронах. Музыканты закончили какой-то блюз и заиграли "Несчастных влюбленных". Когда я был в клубе, пианист часто исполнял эту композицию. Знал, что она мне нравится. Не самая известная вещь Эллингтона, да и никаких особых воспоминаний у меня с ней не связано, но почему-то сразу запала в душу, как только я услышал ее впервые. Вечерами - и в студенческие годы, и когда работал в издательстве - я любил слушать эту мелодию с диска Дюка Эллингтона "Такой приятный шум". Сколько раз я ставил эту пластинку! Во "Влюбленных" Джонни Ходжес выдает такое классное, такое трогательное соло. Каждый раз эта томительная красивая мелодия воскрешала в памяти те времена. Счастливыми их не назовешь, вся моя тогдашняя жизнь - комок несбывшихся надежд и желаний. Тогда я был моложе, куда более изголодавшийся, одинокий, но ощущал мир проще и острее. Слушая музыку, вбирал в себя каждый звук, каждую ноту; впитывал каждую строчку прочитанной книги. Нервы - как острые шипы, глаза сверкали, пронзая собеседника насквозь. Вот какое время было. Услышав "Влюбленных", я вспоминал его снова и снова. И видел свои глаза, смотревшие на меня из зеркала. - Знаешь, - сказал я, - как-то в девятом классе я к тебе ездил. Выть хотелось от одиночества. Сначала позвонил, но трубку никто не взял. Я сел в электричку и поехал. Приехал, а на доме уже другая табличка. - Как вы уехали, отца через два года перевели в Фудзисаву <Город в префектуре Канагава, в центральной части острова Хонсю.>, рядом с Эносимой <Остров у побережья залива Сагами на тихоокеанском побережье Японии.>. Мы там долго жили. Пока я не поступила в университет. Я посылала открытку с новым адресом. Ты не получил? Я покачал головой: - Если бы получил, обязательно бы ответил. Странно... Видно какая-то ошибка вышла. - Или просто мы такие невезучие. Одна ошибка, другая... и разошлись, как в море корабли. Теперь твоя очередь. Рассказывай, как жил. - Чего рассказывать-то? Интересного мало. - Ничего-ничего. Я послушаю. И я принялся излагать - в общих чертах, - как жил все это время. Как познакомился в старших классах с девчонкой и как жестоко с ней в конце поступил. В подробности решил не вдаваться: мол, поссорились из-за чего-то, я ее обидел, а заодно и себя наказал. Как поступил в Токио в университет и корпел в издательстве над школьными учебниками. Пожаловался, как одиноко и тяжко почти десять лет жить без друзей. Про женщин своих все выложил: как не нажил с ними счастья. После школы почти до тридцати лет, пока я не встретил Юкико и не женился, никто мне по-настоящему не нравился. Рассказал, как часто в ту пору вспоминал о ней, мечтал увидеться, хоть на час, поговорить. Симамото улыбнулась: - Ты много думал обо мне? - Да. - Я тоже. Всегда, когда было плохо. Единственный друг - вот кем ты для меня был. Она сидела, облокотившись о стойку, уперев подбородок в ладонь. Силы будто покинули ее. Она опустила веки. Я не заметил на ее пальцах ни одного кольца. Ресницы Симамото чуть подрагивали. Наконец она медленно открыла глаза и взглянула на часы. Я тоже посмотрел на свои - время шло к полуночи. Взяв сумочку, она соскользнула с табурета. - Желаю тебе спокойной ночи. Рада, что увидела тебя. Я проводил ее к выходу. - Я вызову такси? Дождь... машину сразу не поймаешь. Симамото покачала головой. - Не надо. Не беспокойся. Я справлюсь. - Ты все-таки разочарована? - спросил я. - В тебе? - Ага. - Вовсе нет, - улыбнулась она. - Будь спокоен. А костюм - правда не-Армани? Тут я заметил, что Симамото не приволакивает ногу, как раньше. Шла она не быстро и, хотя приглядевшись, в ее походке можно было уловить что-то от заводной куклы, двигалась вполне естественно. - Четыре года назад операцию сделала, - проговорила Симамото, будто извиняясь. - Все равно, конечно, заметно, но не так уродливо, как было. Жуткая операция, но получилась. Кости скоблили, потом вытягивали... - Отлично получилось. С ногой теперь полный порядок. - Ну и слава богу, - сказала она. - Только, наверное, надо было пораньше сделать. Взяв в гардеробе ее пальто, я помог ей одеться. Рядом со мной она казалась совсем невысокой. Странно, подумал я, в двенадцать лет мы были почти одного роста. - Мы увидимся еще? - Может быть, - ответила Симамото. На ее губах мелькнула улыбка, напомнившая легкий дымок, что не спеша поднимается к небу в безветренный день. - Может быть. Она отворила дверь и вышла. Минут через пять я тоже поднялся по лестнице на улицу - хотел убедиться, поймала она такси или нет. Дождь не прекращался. Симамото исчезла. Ни души вокруг. Только пучки света автомобильных фар тускло расплывались по мокрой мостовой. "Неужели мне все это привиделось?" - спрашивал я себя, не сводя глаз с повисшей над городом дождевой завесы. Я словно вернулся в детство, снова стал двенадцатилетним мальчишкой, который мог часами просто смотреть на дождь. Смотришь - а в голове пустота, тело потихоньку размягчается, и ты весь словно выпадаешь из реальности. Есть в дожде какая-то особая гипнотическая сила. Во всяком случае, так мне казалось в детстве. Нет, это было не видение. Вернувшись в клуб, я увидел на стойке стакан Симамото и пепельницу, а в ней - несколько еще дымящихся окурков со следами губной помады. Сел рядом, закрыл глаза. Музыка звучала все тише, и я остался наедине с собой. В сгустившемся мягком мраке бесшумно накрапывал дождь. 9 После этой встречи времени прошло порядочно. Каждый вечер я проводил за стойкой в "Гнезде малиновки". Читал что-нибудь, время от времени косясь на входную дверь. Однако Симамото больше не приходила. Меня начала грызть мысль: не ляпнул ли я тогда что-нибудь не то? Сболтнул лишнего, не иначе, вот она и обиделась. Я прокручивал в голове каждое свое слово, сказанное в тот вечер, вспоминал, что говорила Симамото, но так ни до чего и не додумался. Неужели, я все-таки ее разочаровал? Очень может быть. Такая красавица, больше не хромает. Что особенного могла она во мне найти? Год неудержимо катился к концу, промелькнуло Рождество, за ним новогодние праздники. Незаметно пролетел январь, и мне стукнуло тридцать семь. Я перестал ждать и лишь изредка наведывался в "Гнездо малиновки". Там все напоминало о Симамото, и приходя туда, я всякий раз начинал озираться по сторонам, надеясь ее увидеть. За стойкой открывал книжку и уходил в свои мысли - ни о чем, просто так. Мысли расползались во все стороны, не давая сосредоточиться. Она сказала, что я ее единственный друг, что у нее больше никогда таких друзей не было. Ну я, понятное дело, обрадовался, размечтался, что теперь опять будем дружить. Так много хотел ей сказать, узнать, что она думает. "Не хочешь о себе рассказывать? Пожалуйста, не имеет значения. Хватит с меня и того, что я снова тебя увидел, могу с тобой говорить". Но Симамото все не было. Может, очень занята и никак не выкроит время для встречи? Это за три-то месяца? Предположим, она действительно никак не может ко мне выбраться, но позвонить хотя бы могла! В конце концов я решил, что она просто обо мне забыла. "Кто я для нее? Подумаешь, сокровище!" - хмыкал я, а сердце болело, будто в нем открылась маленькая язва. Не надо было ей такого мне говорить. Есть слова, которые остаются в душе на всю жизнь. Но вот как-то вечером в начале февраля она появилась. Опять шел дождь - ледяные капли неслышно падали с неба. У меня были какие-то дела в "Гнезде малиновки", и я пришел пораньше. От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождем. В тот вечер с нашим трио выступал довольно известный тенор-саксофонист, и публика бурлила. Я устроился с книжкой у стойки на своем любимом угловом табурете и не заметил, как Симамото тихо присела рядом. - Добрый вечер! - услышал я. Отложив книгу, я поднял голову и глазам своим не поверил. Симамото! - Я думал, ты больше не придешь. - Извини, - проговорила Симамото. - Сердишься? - Вовсе нет. На что тут сердиться? В конце концов, это же бар. Люди, когда хотят - приходят, когда хотят - уходят. А мне только остается ждать, когда кто-нибудь придет. - Все равно извини. Не знаю, как сказать... я не могла. - Дела? - Да нет, - тихо сказала она. - Какие там дела. Просто не могла, вот и все. Ее волосы намокли под дождем, челка растрепалась и прядями прилипла ко лбу. Я попросил официанта принести чистое полотенце. - Спасибо. - Симамото взяла его и вытерла волосы. Потом вынула из пачки сигарету, прикурила от зажигалки. Ее влажные пальцы мелко дрожали. - Там моросило, я хотела взять такси и вышла в одном плаще. Но пошла пешком... как-то так получилось... и шла-шла... - Выпьешь чего-нибудь погорячее? - спросил я. Улыбнувшись, она заглянула мне в глаза. - Спасибо. Со мной все в порядке. Увидев эту улыбку, я вмиг забыл о последних трех месяцах, наполненных пустотой. - Что ты читаешь? - спросила она. Я показал ей обложку. Исторический очерк о конфликте между Китаем и Вьетнамом, возникшем после вьетнамской войны. Симамото полистала и вернула мне. - Романы больше не читаешь? - Читаю. Правда не так много, как раньше. Новых почти не знаю. Предпочитаю старые романы, в основном - девятнадцатый век. Перечитываю, что раньше читал. - А новые чем тебя не устраивают? - Разочаровываться не хочу. Дребедень читать - только время зря тратить. Меня от таких книжек воротит. Хотя раньше было не так. Времени навалом, читай сколько хочешь, вдруг что-нибудь да вычитаешь. Сейчас не то. Жалко времени. Старею, наверное. - Вот-вот. Точно, стареешь. - На лице Симамото мелькнула озорная улыбка. - А ты читаешь все так же много? - Всю дорогу. Новое, старое, романы, не романы, ерунду всякую и хорошее. Я не как ты - времени на книжки не жалею. Она попросила бармена приготовить "Гнездо малиновки". Я повторил заказ: - Сделай два. Пригубив коктейль, Симамото чуть заметно кивнула и опустила стакан на стойку. - Хадзимэ, а почему у вас коктейли такие вкусные? Лучше, чем в других местах. - Все от старания зависит, - ответил я. - Иначе не получится. - От старания? Это как же? - Вот, к примеру, этот парень. - Я показал на молодого симпатичного бармена, который с сосредоточенным видом колол лед. - Я ему очень хорошие деньги плачу. Кому ни скажи - все удивляются. Остальные, кто здесь работает, об этом не знают. За что? Он такие коктейли делает... одно слово - талант. Люди не понимают, а ведь здесь тоже без таланта не обойдешься. Конечно, намешать что-нибудь вкусненькое каждый может, если постарается. А если несколько месяцев поучиться да попрактиковаться на клиентах, можно так руку набить, что не стыдно будет за свою мешанину. Так в большинстве баров дело поставлено. И ничего, народ пьет. Но чтобы добиться большего, особый талант нужен. Как для игры на пианино, для живописи, для бега на стометровку. Вот я коктейли очень неплохо готовлю. Изучал это дело, тренировался. Но все равно - до него мне далеко. Те же самые напитки беру, мешаю, столько же трясу в шейкере, а вкус все равно не тот. В чем причина - непонятно. Талант нужен. Ничем другим не объяснишь. Это как искусство. Вот есть черта. Кто-то способен ее переступить, собиралась целая компания геев. Вели они себя тихо, и меня их сборища волновали мало. Нравился мне этот парень. Да и он мне доверял и работал по высшему разряду. - А вдруг у тебя в бизнесе талант? Да еще больше, чем кажется. - Чего нет, того нет. Я вообще себя деловым человеком не считаю. У меня два небольших бара, только и всего. Больше не надо, и денег, сверх того, что я имею, тоже не надо. Какой уж тут талант, какие способности? Но ты знаешь, в свободную минуту я начинаю фантазировать. Представляю себя на месте клиента. Воображаю, куда бы мне хотелось зайти выпить и перекусить. Например, неженатый молодой человек до тридцати лет. Куда он пойдет с любимой девушкой? Рисую ситуацию в мельчайших деталях. Сколько денег потратит. Где живет. Когда возвращается домой. Продумываю все варианты. Чем больше думаю, тем отчетливее представляю, как все должно быть устроено. В тот вечер Симамото была в светло-голубом свитере с высоким воротом и темно-синей юбке. В ушах поблескивали маленькие сережки. Тонкий, плотно облегающий свитер подчеркивал форму ее груди. Мне вдруг стало трудно дышать. - Ну что же ты? Рассказывай дальше. - На лице Симамото снова появилась улыбка. - О чем? - О своем направлении в бизнесе, - сказала она. - Ты бесподобно рассказываешь. Я почувствовал, как краснею. Давно со мной такого не бывало. - Я начинаю постепенно выписывать детали. Здесь подправить, тут изменить. Что-то вроде моделирования. Я тебе уже рассказывал: после университета долго сидел в издательстве учебной литературы. Еще та была работенка - скукотища смертная. Какое там воображение? Кому оно нужно? От такой работы любое воображение на корню завянет. Тоска, на работу идти неохота, а что делать? Казалось, я задыхаюсь, усыхаю на рабочем месте, и скоро от меня ничего не останется. Я отхлебнул коктейль и оглядел собравшуюся публику. Кворум неплохой, особенно если учесть, что на улице льет. Саксофонист убирал в футляр свой инструмент. Подозвав официанта, я попросил вручить музыканту бутылку виски и предложить поужинать. - А здесь все иначе. Без воображения не проживешь. И потом, любую идею тут же можно опробовать в деле. Ни совещаний, ни начальства. Никто не грузит примерами, что и как надо делать, никаких тебе указаний из министерства образования. Ты когда-нибудь в фирме работала? Она с улыбкой покачала головой. - Не приходилось. - Считай, повезло. Для меня это что-то несовместимое. Думаю, для тебя тоже. Я это прекрасно понял за восемь лет, что там проработал. Восемь лет ушло впустую. Причем, лучших. Целых восемь лет выдержал! Но с другой стороны, я вот что думаю: не было бы тех лет - может, и это дело бы не пошло. А оно мне нравится. Два бара. Но иногда начинает казаться, что они тоже - просто фантазия, плод моего воображения. Воздушные замки. Я рассадил в них цветы, соорудил фонтаны. Все устроил по высшему разряду, совсем как в настоящей жизни. Люди сюда приходят, выпивают, слушают музыку, разговаривают, потом уходят. Почему они каждый вечер здесь собираются? Сидят, пьют, столько тратят? Как думаешь? Потому что каждому - одному больше, другому меньше - нужен выдуманный, ирреальный мирок. Они приходят, чтобы посмотреть на красивый, парящий в воздухе замок, найти в нем свой уголок. Симамото вытащила из крошечной сумочки пачку "Сэлем". Зажигалку достать не успела - я опередил ее, чиркнув спичкой. Мне нравилось, как она прикуривает от моего огонька, щурится, глядя на колеблющийся язычок пламени. - Хочешь, признаюсь? Я за всю жизнь ни дня не работала, - сказала она. - Совсем? - Совсем. Ни временно, ни постоянно. Никак. У меня на работу аллергия. А ты так говоришь о своих делах... я тебе страшно завидую. Со мной никогда не было, чтобы мысли такие в голове... Я всегда одна, сижу и читаю. Единственное занятие. И одна забота - как деньги потратить. С этими словами Симамото повернулась ко мне и вытянула вперед руки. На правой она носила два тонких золотых браслета, на левой - золотые часы, очень дорогие на вид. Она долго держала руки передо мной, словно демонстрируя образцы выставленного на продажу товара. Я взял ее руку и стал разглядывать браслеты на запястье. Тут же вспомнил, как она тогда схватила меня - мне было двенадцать - и ощущения от того прикосновения. Они все еще жили в памяти, как и лихорадочный стук отозвавшегося сердца. - Может, и правда лучше думать, как тратить, а не как зарабатывать. - Я выпустил ее руку и мне почудилось, будто меня куда-то уносит. - Когда только и думаешь: как бы заработать, - это работа на износ. Человек мало-помалу, сам того не замечая, теряет себя. - Все это так, конечно. Но знаешь, ни к чему не способной пустышкой тоже быть несладко. - Зря ты так. Ты как раз на многое способна. - На что же, например? - Я не материальное имею в виду, - ответил я, глядя на свои руки, лежавшие на коленях. Не выпуская стакана, Симамото пристально посмотрела на меня. - А что тогда? Чувства? Ощущения? - Вот-вот. Понимаешь, всему когда-то приходит конец. Вот этот бар... сколько он еще протянет? Никому не известно. Вкусы людей меняются, сдвинется что-нибудь в экономике - раз, и следа не останется. Я таких примеров знаю достаточно. Очень просто. Все материальное имеет конец. А вот некоторые мысли и чувства остаются с нами навсегда. - А тебе не кажется, Хадзимэ, что от этих мыслей - что остаются - иногда не знаешь, куда деваться? Разве не так? К нам подошел тенор-саксофонист, сказал спасибо за виски. Я поблагодарил его за игру и вновь обратился к Симамото: - Джазовые музыканты такие вежливые стали. Когда я в университете учился, все было совсем не так. Все баловались наркотиками, а примерно половина вообще были люди конченые. Зато какую иногда музыку можно было услышать! Все внутри переворачивалось. Я тогда много ходил по джаз-клубам в Синдзюку. Искал места, где можно оттянуться. - Тебе нравятся такие люди, да, Хадзимэ? - Пожалуй, - ответил я. - Людей тянет к чему-то особенному. Можно девять раз бить мимо цели, а на десятый испытать такое... выше чего не бывает. Все чего-то хотят, к чему-то стремятся. Вот что движет миром. Может, это и есть настоящее искусство. Я опять перевел взгляд на свои руки. Потом поднял глаза на Симамото. Она ждала продолжения. - Впрочем, сейчас другая жизнь. Сейчас у меня свой бизнес и главная забота - как капитал вложить, как получить прибыль. К искусству я отношения не имею, человек не творческий. Меценатом тоже себя не считаю. Нравится или не нравится, но здесь ничего этого не надо. В таком заведении легче иметь дело с вежливой, пристойной публикой, вроде наших музыкантов. Ну а как иначе? На весь мир Чарли Паркеров все равно не напасешься. Симамото попросила еще один коктейль и снова закурила. Мы надолго замолчали. Казалось, она погрузилась в свои мысли. Басист трио играл тягучее соло "Обними меня". Пианист изредка вставлял в композицию короткие аккорды, а ударник, вытирая пот, отхлебывал из стакана. Ко мне подошел один завсегдатай, мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами. - Хадзимэ! - после долгой паузы сказала Симамото. - Может, ты знаешь какую-нибудь красивую реку? Не широкую и чтобы текла по равнине прямо к морю. Желательно, быструю. Я в изумлении посмотрел на нее. - Реку? - переспросил я и подумал: "О чем это она?" Она сидела, повернувшись ко мне, и ничего больше добавлять не собиралась. Спокойно смотрела прямо на меня, но в то же время взгляд ее, как мне почудилось, был устремлен куда-то вдаль. Что она там видела? Может, я существовал для нее где-то далеко и между нами пролегала пропасть? Такая глубокая, что и представить невозможно. От этих мыслей мне стало грустно. Что-то в ее глазах навевало печаль. - Зачем тебе река понадобилась? - Так... вдруг подумалось, - проговорила Симамото. - Знаешь такую реку? Студентом я любил путешествовать, прихватив с собой спальный мешок. Видел разные реки по всей Японии, но такую, что была нужна Симамото, сразу выудить из памяти не мог. - Кажется, на побережье Японского моря есть такая река, - сказал я после долгого раздумья. - Не помню, как называется, но точно - в префектуре Исикава. Место я знаю. Она ближе всего к тому, что тебе нужно. Та река мне запомнилась. Я поехал туда осенью на каникулы, на втором или третьем курсе. Пламенели осенние листья, и сбегавшие к морю горы, казалось, были обрызганы кровью. Красивая река, лес, откуда временами доносился рев оленей. А какая там вкусная рыба... - Не мог бы ты меня туда отвезти? - Но это же Исикава, - сдержанно сказал я. - Не Эносима. Туда лететь надо, а потом еще больше часа на машине. За один день вряд ли обернешься, придется заночевать. Я не могу прямо сейчас туда ехать, ты же понимаешь. Симамото медленно повернулась на табурете и пристально посмотрела мне в глаза. - Хадзимэ, я понимаю, что не должна тебя об этом просить. Зачем тебе такая забота? Но просить мне больше некого. Я должна туда поехать во что бы то ни стало. А одна ехать не хочу. К кому мне еще обратиться, кроме тебя? Я взглянул на Симамото. Ее глаза были, как глубокие омуты, укрывшиеся в тени скал, что защищали их от любых ветров, - неподвижные и абсолютно спокойные. Присмотревшись, я вроде бы начал различать отражения в этой водной глади. - Прости меня, - она улыбнулась так, словно силы внезапно оставили ее. - Не подумай, что я только за этим сюда пришла. Просто хотелось тебя увидеть, поговорить. А об этом я вовсе не собиралась... Я быстро посчитал в уме и сказал: - В принципе, можно вернуться вечером и не так поздно, если вылететь пораньше. Конечно, все зависит от того, сколько ты хочешь там пробыть. - Думаю, недолго, - сказала Симамото. - Ты, правда, сможешь поехать со мной? На самолете - только туда и обратно? - Наверное, - ответил я, подумав. - Хотя точно сказать сейчас не могу. Но можно попробовать. Позвони завтра вечером. Я буду здесь. Узнаю к тому времени, как туда добраться. У тебя есть какие-нибудь планы? - Нет. Я готова в любое время. Главное, чтобы тебе удобно было. Я кивнул. - Прости меня за все, - добавила она. - Может, все-таки зря мы с тобой встретились. Со мной вечно беда. Хоть не берись ни за что - обязательно испорчу. Ближе к одиннадцати Симамото засобиралась. Я пошел ее провожать, поймал такси, держа над ней зонтик. А дождь все не переставал. - До свидания. Спасибо тебе за все, - сказала она. - Пока. Вернувшись в клуб, я сел на то же место за стойкой. Рядом все еще стоял стакан, из которого пила Симамото, в пепельнице лежало несколько ее докуренных сигарет. Я попросил официанта ничего не трогать и долго смотрел на следы бледной губной помады на стакане и окурках. *** Жена еще не спала - дожидалась меня. Набросив на пижаму вязаный жакет, смотрела по видео "Лоренса Аравийского". Миновав множество преград, Лоренс все-таки преодолел пустыню и вышел к Суэцкому каналу. Юкико видела этот фильм, по крайней мере, три раза - это я знал точно, но он ей так нравился, что она была готова смотреть его снова и снова. Усевшись рядом, я налил нам вина, и мы досмотрели похождения Лоренса до конца. Я сказал Юкико, что в воскресенье в клубе, куда я ходил плавать, - совместное мероприятие. Был в клубе один тип - владелец большой яхты. Мы несколько раз выходили на ней в море. Брали с собой выпивку, рыбачили. Вообще-то в феврале для прогулок на яхте еще холодновато, но жена в этом ничего не понимала и потому не стала задавать лишних вопросов. По воскресеньям я отлучался редко, и Юкико, похоже, ничего не имела против того, чтобы я пообщался с людьми другого круга и подышал свежим воздухом. - Выеду пораньше и вернусь, скорее всего, к восьми. Поужинаю дома, - сказал я. - Хорошо. В воскресенье как раз ко мне сестра хотела заехать. Пойдем погулять в Синдзюку-геэн <Парк в Токио.>, если не будет холодно. Бутерброды возьмем. Соберемся вчетвером, женской компанией. - Неплохая идея. На следующий день я позвонил после обеда в турагентство и забронировал на воскресенье билеты на самолет и машину напрокат. В Токио обратный рейс прибывал в 18:30, так что к ужину я должен был успеть. Потом пошел в бар и стал ждать звонка от Симамото. Она позвонила в десять. - Я выкроил время. Всех дел все равно не переделаешь. Как насчет воскресенья? - спросил я ее. Нет проблем, отвечала она. Я сообщил ей время вылета, объяснил, где