буду ждать ее в Ханэде <Один из токийских аэропортов, обслуживающий в основном внутренние рейсы.>. - Не знаю, как тебя благодарить, - сказала Симамото. Положив трубку, я остался сидеть за стойкой с книжкой, но гул голосов в баре не давал сосредоточиться. Прошел в туалет, умылся холодной водой и стал рассматривать свое лицо в зеркале. "Вот, пожалуйста, соврал Юкико", - сказал я себе. Я и раньше, бывало, говорил ей не правду. Например, когда случалось переспать с кем-нибудь. Хотя при этом у меня не возникало чувства, что я ее обманываю. Ну, развлекся немного, что тут такого. А в этот раз все было иначе. Не правильно. И пусть я не собирался тащить Симамото в постель. Все равно не правильно. Я долго рассматривал свое отражение в зеркале. Давненько не доводилось заглядывать самому себе в глаза. Что я за человек? Прочитать в собственном взгляде ответ на этот вопрос не удалось. Я оперся руками о раковину и тяжело вздохнул. 10 Река ловко прокладывала себе дорогу между скал, то закручиваясь в маленькие водовороты, то смиряя бег и растекаясь тихими заводями. На поверхности тусклыми бликами играли лучи неяркого солнца. Вниз по течению виднелся старый металлический мост - такой узкий, что по нему едва могла проехать машина. Его темный невозмутимый каркас утопал в тишине, наполнявшей морозный февральский воздух. Мостом пользовались только постояльцы гостиницы - они перебирались по нему к горячему источнику, - обслуживающий персонал, да еще лесники. Мы не встретили на мосту никого, да и перейдя по нему и оглянувшись назад, не заметили ни одного человека. Приехав в гостиницу, мы наскоро пообедали, снова перешли на другой берег и двинулись вдоль реки. На Симамото была теплая куртка. Она подняла воротник повыше и замотала шею шарфом до самого носа. Оделась специально для прогулки в горах - не так, как обычно. Волосы собрала сзади, на ноги надела походные ботинки на толстой подошве, на плече висел зеленый нейлоновый рюкзак. Вид у нее был, как у старшеклассницы. По берегам кое-где оставались пятна еще не сошедшего, слежавшегося снега. На самой верхней балке моста сидели две вороны, смотрели на реку и пронзительно каркали, будто ругались. Их крики зябким эхом разносились по голому, потерявшему листву лесу, пролетали над рекой, резали слух. Вдоль берега тянулась узкая немощеная дорожка. Тихая и пустая, она вела неизвестно куда. Никаких признаков жилья вокруг - лишь изредка встречались голые поля. В бороздах еще лежал снег, разлиновавший поля четкими белыми линиями. От ворон было некуда деться. Завидев нас, они поднимали отрывистый крик, точно подавали сигналы сородичам. И не улетали, даже когда мы подходили совсем близко. Я смог разглядеть их острые клювы, напоминавшие какое-то грозное оружие, их яркие лапы. - Время еще есть? - спросила Симамото. - Пройдем еще немного. Я взглянул на часы. - Порядок. Еще час у нас есть. - Как здесь тихо, - промолвила она, спокойно оглядываясь. Вместе со словами у нее изо рта вырывался и поднимался кверху холодный белый парок. - Ну как река? Подходит? Симамото с улыбкой посмотрела на меня. - Ты, похоже, все мои желания угадываешь. - И цвет, и фасон, и размер, - пошутил я. - Тебе повезло, что меня с детства интересовали реки. Она улыбнулась и взяла затянутой в перчатку рукой мою, тоже в перчатке. - Слава богу. А то я боялся: вдруг мы приедем, а ты скажешь: ну что это за река? Совсем не то! Что тогда? - Ну что ты? Откуда такая неуверенность? Ты бы не мог ошибиться, - сказала Симамото. - А знаешь, вот мы идем сейчас вдвоем и я думаю: как в детстве - от школы до дома. - Только ты не хромаешь, как тогда. Она рассмеялась. - Тебя послушать, ты жалеешь, что я операцию сделала. - А что? Может быть. - Ты серьезно? - Шучу. Я так рад, что она тебе помогла. Просто приятно вспомнить то время. - Хадзимэ, ты не представляешь, как я тебе благодарна. - Да ерунда... Съездили на пикник. Только на самолете. Симамото умолкла и какое-то время шла, просто глядя перед собой, а потом сказала: - Но ведь тебе пришлось жене солгать? - М-м-м... - Тяжело, наверное, было? Ты же не хотел ей врать. Я молчал, не зная, что ответить. Где-то рядом в лесу опять как оглашенные заорали вороны. - Зачем-то я в твою жизнь залезла. Я знаю, - тихо произнесла Симамото. - Это что за разговоры? Давай о чем-нибудь повеселее, раз уж мы сюда приехали. - О чем же? - Ты в этом наряде на школьницу похожа. - Спасибо, - сказала она. - Хорошо бы, если так. Мы медленно шли вверх по течению. Ничего не говоря, просто шагали вперед и думали только о ходьбе. Мне показалось, что быстро ходить Симамото трудно, зато если мы шли не торопясь, она чувствовала себя вполне уверенно и все же на всякий случай крепко держалась за мою руку. Земля на дорожке смерзлась, и резиновые подошвы наших ботинок ступали по ней почти бесшумно. Правильно сказала Симамото: если бы можно было идти так вдвоем тогда, в детстве или потом, в двадцать, двадцать пять... Воскресный день, и мы, взявшись за руки, идем берегом реки, и кругом никого... Какое бы это было счастье... Но мы уже не школьники. Я женат, у меня двое детей, работа. Чтобы приехать сюда, пришлось обманывать жену. И скоро надо ехать в аэропорт к самолету, чтобы вернуться в Токио к половине восьмого, и спешить домой, где ждет жена. Наконец Симамото остановилась и, потирая руки в перчатках, оглянулась по сторонам. Посмотрела вверх по течению, потом вниз. На том берегу, вытянувшись в ряд, поднимались горы, слева тянулась голая, без единого листочка, рощица. Вокруг ни души. И гостиница, где мы останавливались передохнуть, и металлический мост прятались в тени горной гряды. Временами, словно вспоминая о своих обязанностях, из облаков выглядывало солнце. Воронье карканье, говор бегущей реки - и ничто другое не беспокоило слух. Глядя на все это, я вдруг подумал: когда-нибудь и где-нибудь я снова увижу эту картину. Дежа-вю наоборот, если так можно сказать. Не ощущение, будто я уже видел это раньше, а именно предчувствие, что увижу когда-нибудь в будущем. Оно протянуло длинную руку и крепко сдавило мозг. Я чувствовал его хватку, оно стискивало меня своими пальцами. Меня не сегодняшнего, а того, каким я буду через некоторое время. Постаревшего. Но я, конечно, так и не рассмотрел, во что превращусь. - Ну вот, здесь будет в самый раз, - сказала Симамото. - Для чего? - поинтересовался я. Симамото взглянула на меня и чуть улыбнулась, как всегда. - Для того, что я собираюсь сделать. Мы спустились по насыпи к небольшой заводи, затянутой тонким ледком. На дне замерли несколько упавших с дерева листочков, похожих на плоских мертвых рыбок. Я поднял из воды круглый камешек и покатал на ладони. Симамото сняла перчатки, сунула их в карман, потом открыла защелку рюкзака и извлекла из него мешочек из добротной плотной ткани. Развязав шнурок, она достала маленькую урну, осторожно открыла крышку и заглянула внутрь. Я безмолвно наблюдал за этой сценой. В урне оказался белый пепел. Медленно и осторожно, стараясь не просыпать, Симамото перевернула урну на левую ладонь, где без труда все уместилось. Наверное, пепел от кремации, предположил я. День выдался тихий, безветренный, и горстка пепла так и лежала на ладони. Симамото положила урну обратно в рюкзак, погрузила кончик указательного пальца в пепел, поднесла ко рту и облизнула. Потом посмотрела на меня и попробовала улыбнуться, но не сумела. Палец остался у ее рта. Симамото присела на корточки и высыпала пепел в воду. Я не отходя наблюдал за ней. В одно мгновение река унесла пепел. Мы стояли на берегу и долго смотрели на бежавший поток. Симамото перевела взгляд на ладонь, стряхнула остатки пепла и надела перчатки. - Как ты думаешь, попадет он в море? - Думаю, попадет, - сказал я, хоть и без большой уверенности. Все-таки до моря довольно далеко. Вдруг занесет в какую-нибудь заводь, он там и останется. Хотя какую-то частичку река все равно, наверное, в море вынесет. Симамото подняла валявшийся на берегу обломок доски, выбрала, где земля помягче, и принялась копать. Я помог ей вырыть ямку, в которой она похоронила завернутую в ткань урну. Где-то закаркали вороны. Похоже, они с самого начала за нами следили. "Смотрите, сколько влезет, - сказал я про себя. - Ничего плохого мы не делаем". Высыпали в реку пепел, только и всего. - А дождь пойдет? - спросила Симамото, утаптывая ботинком землю. Я посмотрел на небо. - Не похоже. - Я не то имела в виду. Я хотела сказать, что прах этого ребенка попадет в море и смешается с водой. Она испарится, превратится в облако, прольется на землю дождем. Я опять посмотрел на небо, потом на реку и сказал: - Так и будет. Может быть. *** В аэропорт мы возвращались на машине, которую я взял напрокат, чтобы добраться до реки. Погода менялась на глазах - небо заволокли тяжелые тучи, скрывшие последние клочки лазури, которые мы видели еще совсем недавно. С минуты на минуту мог пойти снег. - Это был мой ребенок. Единственный ребенок. - Симамото будто говорила сама с собой. Я взглянул на нее и снова устремил взгляд на дорогу. Грузовики выбрасывали из-под колес грязную снежную жижу, и постоянно приходилось включать дворники. - Моя девочка умерла на следующий день после родов, - говорила Симамото. - Прожила один день. Мне всего несколько раз дали ее подержать. Такая милая. Нежная... Какие-то проблемы с дыханием, никто толком не понял, в чем дело... Она вся посинела и умерла. Я не мог выдавить из себя ни слова. Лишь протянул левую руку и накрыл ее кисть. - Я даже не успела придумать ей имя. - Когда это было? - Ровно год назад, в феврале. - Бедняга, - вымолвил я. - Хоронить ее я не стала. Положить в темноту... Это невыносимо. Мне хотелось, чтобы она была рядом со мной. А потом я решила развеять прах в реке - пусть попадет в море, прольется дождем... Симамото надолго замолчала. Я вел машину и тоже молчал. Какие уж тут разговоры... Лучше оставить человека в покое. Но тут я заметил, что с Симамото что-то неладно. Она дышала с каким-то странным механическим хрипом. Сначала мне даже почудилось, что это машина - забарахлил мотор. Но звук точно доносился с соседнего сиденья. Нет, Симамото не плакала. Впечатление было такое, будто у нее прохудились бронхи, и с каждым вдохом из них со свистом выходил воздух. Остановившись у светофора, я посмотрел на Симамото. Лицо у нее было белое как бумага и неестественно застыло, словно стянутое краской. Голова откинута на подголовник, глаза уставились вперед, в одну точку. Она сидела совершенно неподвижно, только моргала иногда, как будто по обязанности. Я проехал еще немного, выбирая где остановиться, и притормозил на стоянке перед закрытым боулингом. На крыше пустого здания, похожего на самолетный ангар, торчал щит с нарисованной гигантской кеглей. На этой огромной стоянке мы оказались одни, как в пустыне где-то на краю света. - Симамото-сан! - окликнул я ее. - Эй? Что с тобой? Она не отвечала. Лишь продолжала, откинувшись на сиденье, втягивать воздух с тем же непонятным хрипением. Я потрогал ее щеку. Ни кровинки, холодная, как пейзаж вокруг. У меня перехватило дыхание. Вдруг она возьмет и умрет? Прямо сейчас. На этом самом месте. Взгляд ее был совершенно бессмысленным. Я заглянул ей в глаза, но ничего не увидел. Они были темны и холодны, как сама смерть. - Симамото-сан! - заорал я. Бесполезно. Она не реагировала. Никак. Глаза смотрели в никуда. В сознании она или нет? Надо гнать в больницу, немедленно. Тогда мы наверняка на самолет опоздаем, но сейчас не до этого. Симамото может умереть, и я должен спасти ее во что бы то ни стало. Я завел машину и тут заметил, что она пытается что-то сказать. Выключив двигатель, приложил ухо к ее губам, но уловил лишь нечто похожее на слабый сквозняк. И все же Симамото, напрягая последние силы, силилась выговорить какое-то слово. Какое же? Наконец я кое-как разобрал: "Лекарство". - Ты хочешь лекарство? Симамото кивнула - так слабо, что я подумал, не показалось ли мне. На большее она была не способна. Я пошарил в карманах ее куртки и выудил кошелек, носовой платок, ключи на брелоке. Никаких лекарств. Полез в рюкзак и во внутреннем кармане нащупал упаковку с четырьмя маленькими капсулами. Я показал их Симамото: - Это? Глядя в одну точку, она кивнула. Откинув спинку ее сиденья назад, я приоткрыл ей рот, чтобы дать лекарство. Однако во рту пересохло так, что она не могла проглотить капсулу. Я озирался, надеясь увидеть где-нибудь автомат с водой, - и, конечно, ничего не увидел. Заниматься поисками времени не было. Снег! Вот единственный источник влаги. Этого добра хоть отбавляй. Я выскочил из машины, у ангара - там, показалось мне, было почище - нагреб его в шерстяную шапочку Симамото и стал понемногу растапливать во рту, пока язык не онемел. Ничего лучше мне тогда в голову не пришло. Разжал ей зубы, перелил эту растопленную воду прямо изо рта в рот, зажал нос, чтобы она проглотила. Она стала давиться, делая горлом судорожные движения. Но после нескольких попыток капсула, похоже, все-таки проскочила. Я взглянул на коробочку с капсулами: к моему удивлению, на ней ничего не было написано. Ни названия лекарства, ни фамилии пациента, ни указаний по применению. Обычно ведь пишут все эти вещи на упаковке, чтобы кто-нибудь не выпил по ошибке и всем было понятно, от чего этот порошок или пилюля. Решив не ломать больше голову, я запихал коробочку обратно в рюкзак и внимательно посмотрел на Симамото. "Бог знает, что с ней случилось и что это за лекарство, - думал я, - но раз она носит его с собой - должно помочь". Значит, такое с ней уже не в первый раз. Минут через десять щеки слегка порозовели. Я легонько коснулся ее щеки своей - лицо Симамото постепенно теплело, - вздохнул с облегчением и усадил ее поудобнее. Слава богу, теперь не умрет. Обняв Симамото за плечи, я потерся щекой о ее щеку. Она медленно возвращалась к жизни. - Хадзимэ! - послышался ее слабый шепот. - Может, к врачу? Найдем какую-нибудь больницу, - спросил я. - Не надо в больницу. Лекарство сейчас подействует. Все будет в порядке, не волнуйся. А как со временем? Поехали скорее в аэропорт, а то на самолет опоздаем. - Да не думай ты об этом. Давай еще постоим, пока тебе лучше не станет. Я вытер ей рот своим носовым платком. Симамото взяла его и стала рассматривать. - Ты со всеми такой добрый? - Не со всеми, - отвечал я. - С тобой - конечно. А со всеми... Это невозможно. Есть какой-то предел. Даже с тобой. Не было бы его - я бы куда больше для тебя сделал. Но не могу. Симамото пристально посмотрела на меня. - Хадзимэ, не думай, я не нарочно. Я совсем не хотела, чтобы ты опоздал на самолет, - сказала она тихо. Я в изумлении уставился на нее. - Я и не думаю. Это и так понятно. Тебе же стало плохо. Какие тут могут быть разговоры? - Извини. - За что? - За то, что под ногами у тебя путаюсь. - Я погладил Симамото по волосам и, наклонившись, тихонько поцеловал ее в щеку. Как мне хотелось крепко прижать ее к себе, ощутить тепло ее тела... Но это было невозможно. Я мог лишь коснуться губами щеки - теплой, мягкой, влажной. - Не надо ни о чем беспокоиться. Все будет хорошо, - сказал я. На рейс мы опоздали - пока добирались до аэропорта и сдавали машину, посадка уже закончилась. Но, по счастью, вылет задерживался. Самолет стоял на дорожке, и пассажиров еще не пропускали. Мы вздохнули с облегчением. Пришлось ждать. За стойкой авиакомпании сказали, что возникла какая-то проблема с двигателем. Никакой другой информации у них не было, и когда закончится ремонт, они тоже не знали. Мы - тем более. Снег, который только начинался, когда мы примчались в аэропорт, повалил стеной. В такую погоду вылет вообще могли запросто отменить. - Что ты будешь делать, если самолет не полетит? - Не бойся. Полетит, куда он денется, - ответил я, хотя никакой уверенности в этом у меня не было. Такой вариант меня совершенно не устраивал. Придется что-то придумывать в порядке оправдания. Объяснять, как меня занесло в Исикаву. Хотя чего сейчас голову ломать? Когда все прояснится, тогда и думать буду. А пока надо позаботиться о Симамото. - А ты? Не страшно, если мы все-таки не вернемся сегодня? Она тряхнула головой: - Не волнуйся обо мне. Главное, чтобы у тебя проблем не было. Достанется еще. - Все может быть. Да не бойся ты. Никто же еще не говорил, что рейса не будет. - Я так и думала, что случится что-нибудь подобное, - тихо продолжала Симамото, будто разговаривая сама с собой. - Со мной вечно так - ничего хорошего не жди. Стоит мне только появиться - тут же все наперекосяк. Я сел на скамью в зале ожидания и стал думать, что бы такое сказать по телефону Юкико, если рейс отложат. Столько разных объяснений прокрутил в голове - но получалась лишь какая-то ерунда. Ушел из дома утром в воскресенье, сказал, что собираемся с приятелями из клуба, и вдруг засел из-за снегопада в аэропорту Исикавы. Какие уж тут оправдания? Можно, конечно, сказать: "Только вышел из дома, как вдруг страшно захотелось на Японское море посмотреть. Ну, я взял и рванул в Ханэду". Чушь какая. Чем такую ересь нести, лучше вообще рот не открывать. Или сразу выложить все начистоту. И вдруг, удивляясь самому себе, я понял, что в глубине души хочу, чтобы наш самолет никуда не полетел. Чтобы все замело снегом и рейс отменили. Появилась тайная надежда, что жена узнает об этой нашей поездке. Больше не нужно было бы оправдываться, лгать. Остаться бы здесь с Симамото, а дальше будь что будет. С опозданием на полтора часа самолет все-таки взлетел. Симамото спала всю дорогу, прижавшись ко мне. А может, просто сидела с закрытыми глазами. Я обнял ее и крепче прижал к себе. Несколько раз мне казалось, что она плачет во сне. Пока мы были в воздухе, она не проронила ни слова. Я тоже молчал. Заговорили только перед самой посадкой. - Ну как ты себя чувствуешь? - спросил я. Прижимаясь ко мне, Симамото кивнула: - Хорошо. Это лекарство здорово помогает. Все нормально. - Ее голова лежала у меня на плече. - Только не спрашивай ни о чем. - Понял. Вопросов не будет. - Спасибо тебе за сегодняшний день. - За что именно? - За то, что поехал со мной, что воду эту мне вливал. За то, что терпел все это. Я посмотрел на Симамото. Губы ее были совсем рядом. Я касался их своими, когда переливал воду изо рта в рот. Казалось, они искали меня и сейчас. Ее губы чуть приоткрылись, обнажив красивые белые зубы. Я не мог забыть касания ее мягкого языка, которое я на миг почувствовал, вливая воду ей в рот. От одного взгляда на эти губы перехватывало дыхание - невозможно было думать ни о чем другом. Я весь горел, я понимал, что она меня хочет. Я тоже хотел ее - но умудрился сдержаться. Так не пойдет. Надо остановиться. Еще шаг - и назад уже хода не будет. Но какой ценой мне это далось... *** Из Ханэды я позвонил домой. Было уже полдевятого. Извинился, что так поздно, сказал, что раньше позвонить не мог и буду через час. - Я ждала-ждала, не выдержала и села ужинать без тебя. Приготовила рагу. Мы сели в "БМВ", который я оставил на стоянке в аэропорту. - Куда тебя подбросить? - На Аояма, если можно. Дальше сама доберусь, - сказала Симамото. - Точно? Она с улыбкой кивнула. До Гайэн <Квартал неподалеку от Аояма-дори.>, где я съехал с хайвея, мы ехали молча. Я вставил в магнитофон кассету - тихо зазвучал органный концерт Генделя. Симамото сидела, аккуратно положив руки на колени, и смотрела в окно. Мимо проносились семейные авто - домочадцы воскресным вечером возвращались с лона природы. Рука на рычаге коробки передач быстро переключала скорости. - Хадзимэ... - заговорила Симамото, когда мы подъезжали к Аояма-дори. - А мне хотелось, чтобы наш самолет не улетел. И мне, хотел сказать я, но так и не сказал. Во рту вдруг пересохло, и все слова где-то застряли. Я молча кивнул и лишь легонько пожал ее руку. На углу первого квартала Аояма она попросила высадить ее, и я остановил машину. - Можно к тебе еще зайти? - спросила она тихо. - Я тебе еще не надоела? - Я буду ждать. Приходи поскорее. Симамото кивнула. Проезжая по Аояма-дори, я подумал: если не увижу ее больше, точно сойду с ума. Мир вокруг меня опустел в одно мгновение, как только она вышла из машины. 11 Через четыре дня после нашей с Симамото поездки в Исикаву мне позвонил тесть. Есть разговор, сказал он, и предложил на следующий день пообедать вместе. Я согласился, хотя, честно сказать, его предложение меня удивило. У тестя всегда была куча дел, и он крайне редко обедал с теми, кто не имел отношения к его бизнесу. Полугодом раньше его фирма переехала из Ёеги в новое семиэтажное здание в Ёцуя <Районы Токио.>. Офис занимал два верхних этажа, остальные сдавали другим фирмам, под рестораны и магазины. В этом здании я был впервые. Внутри все сверкало и блестело. Пол в вестибюле выложен мрамором, высокий потолок, большая керамическая ваза полна цветов. Я вышел из лифта на шестом этаже и увидел секретаршу с роскошными волосами - как с рекламы шампуня. Она позвонила тестю и назвала мою фамилию. Телефон у нее был модерновый: темно-серого цвета, похожий на деревянную лопаточку, какими на кухне мешают в кастрюлях, только с кнопками. На лице секретарши появилась лучезарная улыбка: - Пожалуйста, проходите. Господин президент ждет вас в кабинете. Улыбка шикарная, подумал я, но до улыбки Симамото ей далеко. Кабинет главы фирмы располагался на самом верхнем этаже. Из огромного окна открывался вид на город - не сказать, правда, чтобы очень впечатляющий. Зато помещение было светлое и просторное. На стене висела картина кого-то из импрессионистов. Маяк и лодка. Похоже на Сера. Может, даже подлинник. - Как я вижу, дела идут отлично, - начал я. - Недурно, - отозвался тесть, подошел к окну и обвел рукой открывавшийся из него вид. - Весьма недурно. А будут еще лучше. Сейчас самое время зарабатывать. Для нашего брата такой шанс выпадает раз в двадцать-тридцать лет. Если не сейчас, то когда еще? А знаешь, почему? - Не знаю. Я ведь в строительстве полный профан. - Иди сюда. Посмотри на город. Видишь, сколько свободного места? Сколько участков незастроенных, там-сям, на беззубый рот похоже. Когда ходишь по улицам, это незаметно. А сверху очень хорошо видно. Раньше там старые дома были, но их снесли. Земля так сильно подорожала, что старье содержать невыгодно. Жилье в таких домах за хорошие деньги не сдашь, жильцов все меньше. Нужны новые здания, большие. Частным домовладельцам, когда земля в центре так дорожает, налоги на имущество и наследство уже не по карману. Они продают свои дома и перебираются в пригороды. Профессионалы - риэлторские компании - их покупают, ломают и на этом месте строят новые здания, более прибыльные. Так что скоро все эти пустые площадки застроят. Года через два-три. Тогда ты Токио не узнаешь. С деньгами проблем не будет. Экономика на подъеме, акции все лезут вверх. Денег у банков навалом. Если у человека есть земля, банк даст под залог сколько хочешь. Есть земля - есть и деньги. Потому дома и растут как грибы. И кто, думаешь, их строит? Мы, вот кто. - Понятно, - сказал я. - И что же с Токио будет, когда это все понастроят? - Что будет? Веселее будет, еще красивее, удобнее. Какие города - такая и экономика. - Веселее, красивее, удобнее... Это здорово, конечно. То, что надо. Но уже сейчас в Токио от машин деваться некуда. Куда дальше строить-то? Ведь встанет все. По улицам не проедешь. А где столько воды взять, если дождей долго не будет? Или летом возьмут все и включат кондиционеры. Электроэнергии хватит? Электростанции на ближневосточной нефти работают. А вдруг опять нефтяной кризис? Что тогда? - Об этом правительство и городские власти должны думать. За что мы такие налоги платим? Пускай у чиновников голова болит. В Токийском университете небось учились, самое время мозгами пошевелить. Уж так нос задирают, с таким видом, будто заправляют всеми делами в стране. Вот пусть и напрягут малость свои бесценные мозги. А я в этом не разбираюсь. Я всего-навсего строитель. Есть заказы - строю. У нас же рынок. Так ведь? Я решил больше не распространяться на эту тему. В конце концов я пришел к тестю не затем, чтобы спорить о японской экономике. - Ладно, - проговорил тесть. - Оставим этот мудреный разговор. Поедем лучше перекусим. А то у меня живот подвело. Мы уселись в его просторный черный "мерседес" с телефоном и поехали на Акасака, в ресторан, где подавали угря. Нас провели в отдельный кабинет в глубине зала. Мы сидели вдвоем, ели угря и пили сакэ. Я только пригубил - днем пить не хотелось, а тесть сразу взял хороший темп. - О чем же будет разговор? - Если какие-то неприятности, лучше уж сразу самому спросить. - Хотел попросить тебя кое о чем, - ответил он. - Так, ничего особенного. Мне нужно твое имя. - Мое имя? - Я собрался зарегистрировать еще одну фирму, и мне нужен учредитель. От тебя ничего не требуется, только имя. Никаких проблем у тебя не будет. Ну и материально получишь соответственно. - Мне ничего не надо. Нужно мое имя - пожалуйста. А что за фирма? Хотелось бы знать, раз меня в учредители записывают. - Сказать по правде, фирмы-то настоящей не будет. Одно название. - Короче, подставная фирма. Бумажная. - Можно и так сказать. - А для чего? От налогов укрываться? - Ну... не совсем, - замялся тесть. - Тогда, значит, черный нал? - решился спросить я. - Да что-то вроде этого, - сказал он. - Конечно, это не очень красиво. Но в нашем деле иначе нельзя. - А если проблемы появятся? - А что такого? Фирму зарегистрировать... Все по закону. - Я имею в виду, чем эта фирма заниматься будет. Тесть достал из кармана пачку сигарет, чиркнул спичкой и закурил. Выдохнул струйку дыма. - Да не будет никаких проблем. А если и будут, что с того? Понятно же, что ты просто разрешил мне своим именем воспользоваться. Только и всего. Тесть попросил - отказать не мог. Никому в голову не придет с тебя спрашивать. Подумав немного, я задал еще один вопрос: - Кому же эти теневые деньги пойдут? - Тебе лучше в это не влезать. - Раз у нас рынок, хотелось бы все же поподробнее знать, - сказал я. - Кому все-таки? Политикам? - Так, самую малость. - Чиновникам? Тесть затушил сигарету в пепельнице. - Ты что? Это уже взятка. За это и посадить могут. - Но ведь в вашем бизнесе все так делают? Кто меньше, кто больше. Разве нет? - Ну, может, и есть немного, но не настолько серьезно, чтобы за решетку загреметь. - А якудза? Вот кто при скупке земли пригодится. - Это уж нет. Мне братва никогда не нравилась. Я землю скупать не собираюсь. Дело, конечно, выгодное, но не по моему профилю. Мое дело - строить. Я тяжело вздохнул. - Не понравился тебе наш разговор, - проговорил тесть. - Понравился, не понравился... Какая разница? Ведь вы на меня виды имеете, значит, разговор, по-вашему, все равно кончится тем, что я соглашусь. Так ведь? - Так, - устало улыбнулся он. Я снова кивнул. - Знаете, отец, по правде сказать, не нравится мне все это. И не потому, что с законом какие-то проблемы. Просто я самый обыкновенный человек, живу, как все. Вы же знаете. Не хочется в разные темные комбинации влезать. - Я все прекрасно понимаю, - продолжал тесть. - Доверь это дело мне. Жизнь тебе портить я не собираюсь. Ведь тогда и Юкико, и внучкам достанется. Я такого не допущу. Знаешь, что они для меня значат? Я кивнул. Вот попал... Как ему откажешь? От такой мысли становилось тошно. Мало-помалу это болото меня засасывает. Только начало, первый шаг. Стоит согласиться, и за этим еще что-нибудь потянется. Мы вернулись к еде. Я пил чай, тесть все налегал на сакэ. - Сколько тебе лет? - вдруг спросил он. - Тридцать семь. Тесть пристально посмотрел на меня. - Самый возраст для мужика. На работу сил хватает, в себе уверен. Бабы, небось, так и липнут. - Да я бы не сказал, - рассмеялся я и взглянул на него. На секунду мне показалось, что тесть все знает о нас с Симамото и потому вытащил меня сюда. Но по голосу не похоже, что он подозревает что-то. Говорит обычно, без напряжения. - Я в твои годы тоже любил покуролесить. Так что агитировать за супружескую верность не буду. Не ожидал от меня такого? Все-таки отец жены. Но я в самом деле так считаю: в разумных пределах - пожалуйста. Надо же иногда и развеяться. Это даже хорошо, когда в разумных пределах, - и в семье порядок, и работа ладится. Поэтому если ты и переспишь с какой-нибудь бабенкой, я не в претензии. Хочешь гулять - гуляй, но будь разборчивым. Раз ошибешься - и вся жизнь насмарку. Сколько примеров у меня перед глазами!.. Я кивнул и вспомнил, как Юкико рассказывала о своем брате, который не ладил с женой. Брат - на год моложе меня - завел любовницу и дома почти не жил. "Видно, старик за сына переживает, вот и начал этот разговор", - подумал я. - От всякой швали держись подальше. Свяжешься с такой - станешь ничтожеством. А с дурой свяжешься - сам в дурака превратишься. Хотя с порядочными тоже не путайся. Не вырвешься потом, с пути собьешься. Понимаешь, о чем я? - Ну, в общем, да, - сказал я. - Надо кое о каких правилах помнить, и все будет в порядке. Во-первых, не снимай ей квартиру. Это роковая ошибка. Дома нужно быть не позже двух, что бы ни случилось. Два часа ночи - последний предел. И еще: не прикрывайся друзьями. Вдруг откроется твой роман. И что? Сделать все равно ничего нельзя. Зачем же еще и друзей терять? - Вы так говорите, будто все на личном опыте познали. - Именно. Человек только на опыте учится, - продолжал тесть. - Хотя есть и такие, на кого это не распространяется. Но ты не из них. У тебя глаз на людей наметанный. А это лишь с опытом приходит. Я к тебе в бары всего несколько раз заходил, но сразу понял: умеешь и людей хороших подобрать, и работать их заставить. Я молча слушал, что он еще скажет. - И жену ты правильно выбрал. Сколько уже времени вместе живете и все хорошо. Юкико с тобой счастлива. Детишки у вас замечательные. Спасибо тебе. "Здорово он сегодня набрался", - подумал я, но ничего не сказал. - Ты, вроде, не знаешь, а ведь Юкико раз чуть руки на себя не наложила. Снотворного много выпила. В больнице два дня в сознание не приходила. Я уж думал она не выкарабкается. Холодная вся была, дышала еле-еле. Подумал: "Ну все, конец!" У меня аж в глазах потемнело. Я поднял взгляд на тестя: - Когда это случилось? - Ей тогда было двадцать два. Только университет окончила. Это она из-за одного мужика. У них уже до помолвки дело дошло, а он гадом оказался. Юкико только с виду тихая, а на самом-то деле с таким характером. Головастая девчонка. Зачем она с этим паразитом связалась, ума не приложу. - Тесть прислонился к столбу, подпиравшему устроенную в стене нишу, у которой мы сидели, сунул в рот сигарету и закурил. - Первый он у нее был. Наверное, поэтому. А в первый раз все ошибаются. Но для Юкико то был страшный удар, потому она и задумала с собой кончать. После того случая мужиков долго за версту обходила. Раньше такая живая была, а стала замкнутая, молчаливая; все дома сидела. Посветлела только, когда с тобой начала встречаться. Так изменилась. Вы с ней в каком-то походе познакомились? - Да. На Ясугатакэ <Живописный горный массив в Центральной части о.Хонсю.>. - Я тогда ее чуть не насильно из дома выставил, чтоб она туда поехала. Я кивнул. - Я не знал, что Юкико пыталась покончить с собой. - Мне до сих пор казалось, что тебе лучше об этом не знать. Но теперь я так не думаю. Вам с Юкико еще долго вместе жить, поэтому знать надо все - и хорошее, и плохое. Тем более, дело прошлое. - Тесть зажмурился и выпустил струйку дыма. - Как отец тебе скажу: она хорошая. Правда. Я всяких баб на своем веку перевидал, так что разбираюсь. Дочь или не дочь - не имеет значения. Что-что, а хорошее от плохого я отличаю. Вот младшая дочка у меня красивее, но совсем не такая. А ты на людей глаз имеешь. Я молчал. - У тебя, правда, ни братьев, ни сестер. - Правда, - отозвался я. - А у меня детей трое. Как думаешь: я их всех одинаково люблю? - Не знаю. - Ну а ты? Одинаково дочерей любишь? - Конечно. - Это потому, что они еще маленькие, - заявил тесть. - А вот подрастут, и почувствуешь, кто твоя любимица. Еще время пройдет - к другой сердцем потянешься. Когда-нибудь это поймешь. - Неужели? - только и сказал я. - Только между нами: из своей троицы я больше всех Юкико люблю. Нехорошо, наверное, так говорить, но куда денешься. Мы с ней без слов друг друга понимаем; я ей доверяю. Я в очередной раз кивнул. - Ты в людях разбираешься, а это большущий талант. Его беречь надо. Вот я, к примеру, ничтожество полное, но все-таки добился кой-чего стоящего. Я усадил порядком набравшегося тестя в "мерседес". Старик развалился на заднем сиденье, широко расставив ноги, и закрыл глаза. А я поймал такси и поехал домой. Юкико ждала меня. - О чем был разговор? - спросила она. - Да, ничего особенного, - ответил я. - Просто ему захотелось с кем-нибудь выпить. Вообще-то он хорошо принял. Поехал в офис, а уж как работать будет в таком состоянии, не знаю. - Он всегда так, - засмеялась Юкико. - Днем выпьет и ложится вздремнуть часок на диване у себя в кабинете. Но фирма пока не прогорела. Так что будь спокоен. - И все же он стал быстро пьянеть. Не то, что раньше. - Это правда. Раньше он столько выпить мог! И ничего заметно не было. Пока мама была жива. Мог пить и пить. А сейчас уже не то, конечно. Ничего не поделаешь - стареет. Как все люди. Мы сидели на кухне и пили кофе - его сварила Юкико. О подставной фирме и просьбе тестя зарегистрировать ее на мое имя я решил не рассказывать. Жене это наверняка не понравится. Как пить дать скажет: "Ну дал отец тебе денег. Что из этого? Ты же возвращаешь, да еще с процентами". Правильно, да только все не так просто. Младшая дочь крепко спала в своей комнате. Допив кофе, я потянул Юкико к постели. Мы сбросили одежду и без слов прильнули друг к другу в лучах яркого дневного света. Согрев своим теплом ее тело, я слился с ним - но думал все время о Симамото. Закрыл глаза и вообразил ее на месте жены, представил, как прижимаю Симамото к себе, соединяюсь с ней в одно целое. Оргазм неистовой волной прокатился по всему моему телу. Приняв душ, я вернулся в постель, намереваясь немного подремать. Юкико уже оделась, но увидев, что я лег, юркнула ко мне и прижалась к моей спине губами. Я закрыл глаза и ничего не говорил. Меня грызла совесть: занимался сексом с женой, а мечтал о Симамото. Я молча лежал с закрытыми глазами. - Я тебя люблю, правда, - сказала Юкико. - И это после семи лет совместной жизни, после того, как мы уже двух детей нажили? Как же я тебе не надоел? - Может, и надоел, но все равно люблю. Я обнял ее и стал раздевать. Стянул свитер, юбку, лифчик... - Ты что? Опять? - удивилась Юкико. - Вот именно. Опять, - ответил я. - Ой, где же мне записать такое? На этот раз я старался не думать о Симамото. Сжав Юкико в объятиях, я смотрел в глаза жене и думал только о ней. Целовал в губы, шею, грудь и наконец выпустил в нее весь свой заряд. И потом еще долго лежал, не разжимая рук. - Что с тобой? - Юкико посмотрела мне в глаза. - Что все-таки у вас с отцом произошло? - Ничего, - отвечал я. - Абсолютно ничего. Просто хочется полежать немного вот так. - Да ради бога, - сказала Юкико и крепко обняла меня, не давая нам разъединиться. Закрыв глаза, я прижался к ней всем телом, точно боялся исчезнуть, раствориться в небытии. Обнимая Юкико, я вдруг вспомнил, что рассказал мне тесть - о ее попытке самоубийства. "Я уж думал она не выкарабкается. Подумал: "Ну все! Конец!"" Повернись жизнь тогда иначе - я бы ее сейчас не обнимал. Я нежно погладил Юкико по плечу, провел рукой по волосам, по груди. Мягкое, теплое, живое, настоящее. Под ладонью бился пульс ее жизни. Сколько ему еще суждено? Никто не знает. Все, что имеет форму, может исчезнуть в одно мгновенье. Юкико. Комната, где мы сейчас. Эти стены, этот потолок, это окно. Глазом моргнуть не успеешь, как все это пропадет - и следа не останется. Мне вдруг вспомнилась Идзуми. Ведь я причинил ей страшную боль, так же, как тот парень - Юкико. Но Юкико после того случая встретила меня, а Идзуми так и осталась одна. Я поцеловал Юкико в мягкую шею. - Посплю чуть-чуть, а потом поеду в садик за дочкой. - Отдыхай, - сказала она. *** Подремал я совсем немного. Проснулся в начале четвертого. Окно спальни выходило на кладбище Аояма. Я сел на стул у окна и долго взирал на кладбищенский пейзаж. С появлением в моей жизни Симамото многое стало выглядеть иначе. Я слышал, как Юкико готовит на кухне ужин. Звуки отдавались в ушах гулким эхом, точно доносились из трубы какого-то страшно далекого мира. Я вырулил на "БМВ" из подземного гаража и поехал в сад за старшей дочкой. В тот день там был какой-то детский праздник, поэтому она вышла почти в четыре часа. Перед зданием, как всегда, выстроились сверкающие лаком шикарные лимузины - "саабы", "ягуары", "альфа-ромео". Из них выходили молодые, дорого одетые мамаши, забирали своих детей и разъезжались по домам. Я был единственным отцом в их компании. Увидев дочь, я окликнул ее и помахал рукой. Она махнула в ответ маленькой ручкой и пошла было к машине, но, заметив девчонку в вязаной красной шапочке, сидевшую на переднем сиденье в голубом "мерседесе 260Е", что-то крикнула и побежала к ней. Девчонка высунулась из окна. Рядом сидела ее мать в красном кашемировом пальто и больших солнечных очках. Я подошел к "мерседесу", взял дочку за руку. Женщина повернулась ко мне и приветливо улыбнулась. Я тоже улыбнулся. При виде красного пальто из кашемира и темных очков я вспомнил Симамото - как шел за ней от Сибуя до Аояма. - Здравствуйте, - поздоровался я. - Здравствуйте, - сказала женщина. Она была само очарование. Лет двадцать пять, не больше, подумал я. В стереодинамиках ее машины "Токин Хедс" наяривали "Сжечь бы дом дотла". На заднем сиденье лежали два бумажных пакета с покупками из "Кинокунии" <Один из наиболее дорогих токийских гастрономов.>. У женщины оказалась замечательная улыбка. Дочка пошепталась с подружкой, и они попрощались. Нажав на кнопку, Красная Шапочка подняла стекло, а мы пошли к "БМВ". - Ну как? Было сегодня что-нибудь интересное? - спросил я. Дочь резко тряхнула головой: - Ничего. Просто ужас. - Да... Неудачный у нас с тобой день получился. - Я наклонился и поцеловал ее в лобик. Она состроила гримаску, напомнив мне, с каким видом в снобских французских ресторанах принимают карточки "Америкэн Экспресс". - Ничего. Завтра лучше будет. Мне бы и самому хотелось в это верить. Проснуться бы завтра утром и увидеть, что мир безмятежен, а все проблемы решены. Но такого не будет. Завтра все только больше запутается. Проблема в том, что я влюбился. Женатый мужик, с двумя детьми... и влюбился. - Па! - услышал я дочкин голос. - Я на лошадке хочу покататься. Ты купишь мне лошадку? - Куплю. Потом когда-нибудь. - Когда потом? - Вот накоплю денег и куплю. - А у тебя копилка есть? - Есть. Очень большая. Как наша машина. Чтобы лошадку купить, надо