гда он ощутил что-то странное. Баллоу повернулся в сторону двери и увидел в ней молодого человека из магазина. Тот целился из пистолета прямо ему в голову. Когда и как он заметил прокравшегося сюда человека? У него не было времени, чтобы раздумывать над этим - он открыл рот, чтобы сказать что-нибудь успокаивающее, хотя бы то, что он никакой не грабитель, а Кристофер Баллоу, о котором гот должен был знать от Иветт. Парень, однако, нажал на спусковой крючок, Баллоу услышал сухой щелчок. Только выстрел не раздался, пуля не ударила в голову Баллоу, который стоял в двух метрах от отверстия в стволе. Через секунду Баллоу выбил у противника пистолет, а потом, ошалев от страха и бешенства, бил парня в желудок, пока тот, скорчившись, не упал на пол. Тогда Баллоу выбежал в коридор и закрыл на цепочку двери квартиры. Он не хотел, чтобы Иветт вошла внезапно. Может быть, она ждала в магазине, когда ее любовник расправится с Баллоу. Он вернулся в ванную, сорвал веревку, связал парню руки за спиной и ноги в щиколотках. Потом перенес в бывшую спальню Бернадетты, положил на кровать и посидел возле него немного, раздумывая, не заклеить ли ему рот пластырем. Он не хотел его стонов или криков о помощи. Он ждал так минут десять, Иветт не приходила. Это было понятно. Если этот парень сказал ей, что заметил кого-то, кто открывает ключом их ворота, то она сначала должна была опустить жалюзи на витринах, закрыть магазин. А может, она предпочитала прийти, когда все будет кончено, когда парень окончательно решит проблему Баллоу? Он вернулся в ванную и поднял с пола пистолет. "Сопляк", - подумал он о парне. Может быть, когда они с Иветт запланировали убийство Баллоу и она (потому что это она всегда была более хитрой в таких делах) велела ему доказать этим убийством свое мужество, парень пошел на блошиный рынок и купил пистолет. Он не разбирался в оружии, никогда не стрелял, не убивал. Ему всучили старую рухлядь с барабаном, калибра 9 миллиметров. Смазанный, вычищенный, он выглядел неплохо. Но, видимо, у него был тупой боек. Этот сопляк даже не проверил, стреляет ли пистолет вообще. Самое большее - забавлялся стрельбой без зарядов, так себе щелкал, сидя возле Иветт и возбуждая ее россказнями о том, как он расправится с Баллоу. Загремела цепочка у дверей. Баллоу пнул пистолет под ванну и на цыпочках пробежал по темному коридору. Он снял цепочку и, когда Иветт вошла, внезапно зажег свет. Эта женщина умела владеть собой. Даже не побледнела. Это было бы, впрочем, нелегко. Как у всех рыжих, у нее была очень светлая кожа. - Где Гарри? - спросила она, глядя прямо в глаза Баллоу. - В спальне Бернадетты. Я его немного побил. Он хотел меня убить. Она направилась прямо в спальню, зажгла свет, увидела на кровати связанного парня, который еще не пришел в сознание. Подошла к лежащему, склонилась над ним и убедилась в том, что он дышит. - Зачем? Черт возьми, зачем вы решили меня убить? - с горечью произнес Баллоу. - Я ведь не сделал вам ничего плохого. Со мной можно было бы договориться. Она пожала плечами. - Никто не собирался тебя убивать. Гарри вышел во дворик с мусорным ведром и увидел свет в ванной. Он вбежал в магазин и сказал мне, что в дом, похоже, забрался вор. Он побежал наверх, а я начала закрывать магазин. Баллоу покивал головой. - Я люблю тебя, Иветт, за твое вранье. За твое больное воображение. Он просто вынул пистолет и выстрелил мне прямо в голову, даже не спросив, кто я такой и зачем пришел. К счастью, у него было старье, которое не выстрелило. Она вдруг резко повернулась к Баллоу, положила руки ему на плечи. - Ты любишь меня? В самом деле, хоть немного любишь? - Да. - И докажешь мне это? На ее щеках появился румянец. Две круглые кирпичные лепешки. Как на белом лице циркового арлекина. - Сначала мы должны нейтрализовать твоего парня, - сказал он. - Я сделаю ему укол кетамина. Он будет спать. Это даст нам время, чтобы побыть наедине. Она кивнула головой, хотя не очень понимала, как это все будет. Он мягко взял ее под руку и повел в ванную. Тайник был все еще открыт, он вытащил оттуда шприц и несколько ампул. - А, значит, ты вернулся за этим, - сказала она, глядя на тайник. - У тебя тут были спрятаны деньги. - Да. Вы зря запланировали убийство. Вы могли со мной договориться. Я решил забрать деньги и больше сюда не возвращаться. - Я тебе не верю. С такими, как ты, нельзя договориться. Я пыталась много раз, и ничего из этого не вышло. - Я любил не только тебя. Я любил и твоего мужа. Я не хотел его смерти. - Он и так умер. Как только ликвидировали наш пароход, умер. - Завтра ты отведешь меня на его могилу. Я любил его. Куплю цветы. Она вздохнула: - Это большое кладбище. Я не найду его могилу. Никогда там не была после похорон. Это была очень глупая ложь. Баллоу почти жаль стало эту шлюху. Он погладил ее по щеке: - Все в порядке, Иветт. Мы не пойдем туда. Он лежит в канале с какой-нибудь железякой на ногах. - Нет, нет. Не говори так. Он в самом деле умер. Жаль было денег на Похороны. Ты понятия не имеешь, сколько теперь стоят место на кладбище, гроб, перевозка, похороны. - Кто это сделал? - Что? - Кто его бросил в канал? Ты или он? - Он сделал жест в сторону спальни. - Ясно, что он. Я для этого слишком слаба. - Я люблю тебя, но в этом деле не верю ни одному твоему слову. Этот сопляк не был бы на это способен. Он купил старое барахло, которому уже стукнуло пятьдесят лет, чтобы меня убить. У него нет таланта на такие штуки. Она ничего не сказала. Баллоу снова мягко взял ее под руку и проводил в спальню. Парень пришел в себя, моргал ресницами. Молча, без единого движения, она наблюдала, как Баллоу задирает рукав рубашки на парне, наполняет шприц, делает ему укол. Наверняка ее воображение уже было занято тем, что они с Баллоу будут делать потом. - Свиньи, - пробормотал парень. Баллоу пожал плечами. Он влил в него большую дозу. Сейчас тот успокоится, закроет глаза, заснет. - Вам не нужно было меня убивать, - снова повторил он. - И зачем вы поселились здесь? Это моя квартира. Вы должны были со мной договориться. Это, похоже, не возбуждение, а просто злость и горечь накапливались в Иветт. Она аж давилась своими полными гнева словами: - Договориться? Разве я не пробовала этого после смерти Бернадетты? Ты напустил на нас бандита, который выжал из нас лживое признание, что это мы были причиной смерти Бернадетты. А ведь она сама наглоталась порошка и поехала на машине. Ни один из нас не имел с этим ничего общего. Но ты вынудил нас дать фальшивое признание, и мы оказались у тебя в руках. Один раз я начала выслеживать тебя. Я дошла до "Дубовой беседки", которая на самом деле - обыкновенный дом свиданий. Ты можешь считать меня глупой, но я смогла разузнать, что этот мотель принадлежит тебе и какому-то Иво Бундеру. Таких мотелей у вас, наверное, полно в разных странах. Вы делаете на этом большие деньги, но ты и не подумал уступить мне магазин и этот дом, который нам принадлежал, потому что Бернадетта занимала у нас много денег. Ты ведь знаешь, что магазин велосипедов почти не приносит доходов. Ты обрек нас на нужду, и тебя это не касалось. И еще плюс ко всему забрали пароход с канала. Где я должна была жить? Его несколько обеспокоило то, что она напала на след "Дубовой беседки" и Бундера. Но сейчас это не имело никакого значения. Но свидетельствовало о том, что Баллоу, как и Бундер, не был таким осторожным, как себе воображал. Ему даже в голову не пришло, что эта шлюха может его выслеживать, а он этого не заметит. - Это неправда, - ответил Баллоу. - Я приехал, чтобы договориться с тобой. Я решил оставить вам весь дом. Ты вернулся за своими деньгами и прокрался в квартиру как вор. - Никто не может быть вором в собственной квартире, забирая собственные деньги. У парня глаза были закрыты, он ровно дышал. Этот сон должен продолжаться как минимум десять часов. Баллоу снова взял Иветт под руку и увел ее в бывшую свою комнату, которая, впрочем, и потом оставалась его комнатой. Ничего здесь не переменилось с того момента, когда он отсюда ушел. Магазин в самом деле не приносил больших доходов, и у этой пары, Иветт и Гарри, не было денег, чтобы что-то изменить в квартире. - Садись, - подтолкнул он ее на диван. Она села и тут же подтянула юбку, показывая свои округлые бедра в светлых колготках. - Трахнешь меня? - радостно спросила она. - Да. - Он кивнул головой. - Но позже. Сначала мы должны договориться. - Как хочешь, - улыбнулась она и, слушая его, начала стягивать через голову свитер. Да, она немного пополнела и стала из-за этого более привлекательной. Ее очень белые руки, густо покрытые веснушками, были округлыми, а узенький бюстгальтер нес две огромные белые булки. На спине, как обычно, у нее были продолговатые кровоподтеки, видимо, она и Гарри заставляла бить себя, перед тем как заняться любовью. Она бросила свитер на пол и выжидающе смотрела на Баллоу. - Я уеду еще этой ночью и никогда сюда не вернусь, - не умолкая, говорил ей Баллоу, все еще держа в руке шприц. - У меня есть причины, чтобы так сделать. Я оставляю тебе квартиру и магазин. Будешь тут жить со своим парнем. Я поступаю так, потому что я тебе друг. - Я знаю, - промурлыкала она и стянула колготки, а потом плавки. Еще выше задрала юбку. - К сожалению, это, однако, мой дом и мой магазин, у меня нет времени, чтобы перевести собственность на твое имя у нотариуса. Вы не сможете продать ни дом, ни магазин. У вас нет денег. Это вынудит вас жить здесь и заниматься магазином. Вы никуда отсюда не сбежите. - Зачем бы нам убегать? - забеспокоилась она. - Дело выглядит так, Иветт. Через несколько месяцев, а может, через полгода здесь появится человек, который позвонит тебе и спросит: "Это герр Фельдман?" Ты ответишь ему: "Нет. Ошибка". Не посвящай в это Гарри, потому что он сопляк. Сразу после звонка пойдешь в отель, где мы с тобой когда-то спали, и там к тебе подойдет человек. Это будет твой новый друг и опекун. Не бойся, он не потребует от тебя денег, магазин, квартиру. Кто знает, может, это ты получишь от него деньги за то, что наймешь его на работу в магазин, как меня нанимала Бернадетта. Он начнет ездить за товаром, крутиться здесь и там, делать свои дела. Впрочем, может, и тебе он поручит какие-нибудь поездки и дела далеко от дома. В любом случае это наверняка будет друг, и я советую довериться ему. Повтори за мной: "Это герр Фельдман?" - "Нет. Ошибка". - Вздор. Ничего такого я не скажу и ни с кем не хочу встречаться. Слушай, ты трахнешь меня наконец, у меня внутри все горит... - Через минуту. Ты должна меня выслушать и понять. У тебя нет денег. Только люди, у которых есть очень большие деньги, могут купить себе прошлое, а тем самым - будущее. У тебя тоже есть прошлое. Он, этот новый друг, получит от меня твое признание о смерти Бернадетты и, если ты не придешь на встречу, напишет в полицию письмо, озабоченный судьбой одного старого малайца. Зачем тебе это? Он в самом деле ничего не потребует от тебя. Меня наняла Бернадетта, потому что ей тоже не хватало денег, чтобы изменить свое прошлое. А ты так же сделаешь с тем, который тут появится. - Я не хочу этого понимать... - Должна. И повтори: "Это герр Фельдман?" - "Нет. Ошибка". Отчего он не придумал какого-нибудь другого, такого же глупого пароля? Любой другой пароль тоже мог быть хорошим. Но столько лет он был счастливым для него и Бундера, и он привязался к нему. Он был уверен, что этого пароля Бундер не выдал полиции, так же как не выдал Баллоу и его фирму. - Я не хочу и не буду повторять эту ерунду. - Должна. Потому что иначе сгниешь в тюрьме. - Хорошо, - отозвалась она миролюбиво. - "Это герр Фельдман?" - "Нет. Ошибка". - А, однако, со мной можно договориться, правда? - улыбнулся он. - Что ты делаешь? - закричала она, видя, что он отбивает шейки двух ампул и втягивает их содержимое в шприц. - Я должен иметь немного времени, чтобы удалиться отсюда. Я не могу позволить себе, чтобы ты сделала какую-нибудь глупость. Поэтому ты заснешь на несколько часов. Проснешься, развяжешь Гарри, откроешь магазин и обо всем забудешь. Согласна? - Нет, - вскочила она с дивана. - Не скандаль. Я в самом деле должен тебя усыпить. Не вынуждай меня повторять то же самое, что с твоим парнем. Ложись, слышишь? Она легла на диван. Он велел ей повернуться на живот. - Ты меня трахнешь? - еще раз спросила она. - Да, когда ты начнешь засыпать, и это будет замечательно, - сказал он и вонзил иглу в белую ягодицу. - Ты снова отпустил себе усы и бороду, у тебя длинные волосы. Как когда-то. Теперь ты мне снова очень нравишься, потому что тогда ты тоже мне нравился, - говорила она, снова повернувшись на спину в ожидании, что он на нее ляжет. На мгновение Баллоу почувствовал возбуждение. Он положил шприц на столик возле дивана, потянулся к "молнии" на брюках. Но вдруг вспомнил ужасающий звук - сухой треск пистолетного бойка. Если бы Гарри купил исправное оружие, Баллоу уже не было бы в живых. Его тело бросили бы в канал или замуровали в подвале этого дома. Это запланировала Иветт. Желание исчезло так же внезапно, как появилось. Его охватило чувство, похожее на горечь. Отчего старый Вебер тоже хотел его убить, столкнув в реку вместе с машиной? Отчего- с тех пор как он сюда вернулся - он был как волк, которого все стараются убить? Он сел рядом с Иветт, стянул с нее бюстгальтер и погладил груди с большими светлыми сосками. Он думал: "Ты отвратительная извращенная шлюха. Выслеживала меня, а тем самым навлекала на меня смертельную опасность. Ты хотела меня убить". Баллоу подошел к стенному шкафу, достал из него старый чемодан, свое пальто и шляпу, о чемодан побросал кое-какие вещи-носки, рубашки, пижаму и майки, - чтобы чемодан был в меру тяжелым. Набросил пальто, надвинул на лоб шляпу. Взял со столика шприц и иглой уколол Иветт в бедро. Она не отреагировала. Он прикрыл ее одеялом, чтобы она не замерзла, и пошел в спальню Бернадетты. Парень тоже спал очень крепко. Двери в квартиру он оставил открытыми, зато старательно закрыл своим ключом ворота. Такси он поймал быстро и попросил ехать в аэропорт. По дороге, возле канала, он велел таксисту остановиться, сказав, что ему очень хочется по маленькому. Он бросил в воду пистолет Вебера и пружинный нож. Разорвал паспорт, в котором был без бороды и усов, обрывки паспорта тоже очутились в вонючей воде канала. Когда он возвращался к такси, у него было удивительное чувство - ему казалось, что рядом с ним идет какой-то человек, немного похожий на него. Его присутствие он ощущал с некоторых пор, но только сейчас он почти мог к нему прикоснуться. Он знал, как тот выглядит, кто он такой и о чем тоскует. По дороге к "Дубовой беседке" тот другой ехал возле него, их мысли перемешивались, создавая какую-то внутреннюю психическую дисгармонию. В "Дубовой беседке", а также позже, на Дапперстраат, тот внезапно куда-то исчез, и снова существовал только Кристофер Баллоу, который диктовал себе каждый поступок, каждый шаг, каждый жест. Это Кристофер Баллоу открывал тайник в ванной, услышал щелчок, а потом так свободно разговаривал с Иветт, пока она не заснула. Тот самый Баллоу сразу же подумал, что Иветт будет замечательным подарком для фирмы потому что для Баллоу всегда фирма была прежде всего. Он представил себе, что через несколько месяцев или через полгода повторится сцена, в которой он когда-то был главным героем. Какой-нибудь молодой мужчина окажется на Дапперстраат и позвонит из телефонной будки: "Это герр Фельдман?" А потом начнет путешествовать, как путешествовал Баллоу может, даже велит Веберу отчитаться в доходах, которые приносит "Дубовая беседка". А потом когда-нибудь и где-нибудь встретит человека, похожего на Иво Бундера, и, может быть, его предадут, так же как многие до него и многие после. Мощная и сложная махина фирмы питалась информацией, существовала только благодаря информации и сотням глаз, высматривающих лица других людей, выслеживающих их поступки, выхватывающих произнесенные слова. Фирма не была бездушной, она была способна заботиться о своих людях, была озабочена их проблемами, беспокоилась о их безопасности. Конечно, должны были происходить несчастные случаи на работе, похожие на тот, который произошел с Баллоу. Фирма была немного похожа на отца, а люди покроя Баллоу - на детей этого отца, который не всегда бывает в хорошем настроении, может наказать, сделать замечание, но все равно кормит и оберегает, а прежде всего формирует их личности по своему желанию и в соответствии со своими потребностями. Даже удивительно, как глубоко их фирма могла закодировать в психике людей определенный образ мыслей и чувств. Когда Иветт захотела, чтобы Баллоу ее трахнул, у Баллоу даже напрягся член, потому что в чем в чем, а в этих делах он был когда-то мастером, делал это с удовольствием или без удовольствия с разными женщинами, даже с Бернадеттой, а также с Иветт. Но тогда он ощутил в себе того другого, который вообразил себе, что существует любовь большая и настоящая. Тот навязал ему отвращение к телу Иветт, к ее кровоподтекам на спине, к ее извращенной страстности и остудил желание. Да, по-видимому, в природе было их двое, Баллоу и тот второй. И оба должны были выбраться из этого проклятого места. В аэропорту ему удалось купить билет на утренний рейс. Несколько часов ин просидел на мягком диване в зале ожидания, делая вид, что внимательно следит за своими чемоданами. Хотел заснуть, но не мог. И вовсе не потому, что боялся, что кто-то узнает его, несмотря на старый паспорт, накладную бороду и усы. Он чувствовал себя совершенно иначе, чем тогда, когда они с Эрикой удирали от измены Бундера. Он ничего и никого не боялся, страх вообще тут был ни при чем. Он был уверен, что все должно пройти хорошо, Гарри и Иветт проснутся только в полдень, когда он будет уже очень далеко. Ему не позволяло заснуть пронизывающее желание снова встретить того второго живущего в нем человека и искренне с ним поговорить - без слов. К сожалению, тот был хитрый и скрывал свои тайны, словно не доверял Баллоу и боялся его. После полуночи он пошел в один из баров, чтобы что-нибудь съесть. Подкрепился, выпил кофе и, хотя не любил алкоголя, попросил рюмку водки. Он бездумно смотрел на сонное лицо бармена, похоже, мулата. На расстоянии вытянутой руки от него оказалась одна из фирменных ручек, которыми бармен пользовался, подписывая счета гостей. Он машинально взял ручку, бумажную салфетку и нарисовал на ней человека с длинными волосами, с бородой, усами, в шляпе и плаще, с чемоданом в руке. Это был неумелый портрет Кристофера Баллоу, немного такого, каким он был когда-то, а немного - каким он был сейчас. Потом взял еще одну салфетку и сначала нарисовал на ней коня. Высоко задранная голова, развевающаяся грива. Этот конь напоминал осла или мула, но это не имело значения. Самым важным было то, что на спине коня появилось седло, а в этом седле - обозначенная несколькими штрихами человеческая фигура. Он дорисовал еще фон - несколько вертикальных черточек, которые должны были обозначать лес. Он выпил рюмку водки, и чувство раздвоенности совершенно прошло. На стульчике возле бара сидел только один человек. Он жаждал очутиться в конюшне возле буланой кобылы, втянуть в легкие запах ее пота, набросить на нее седло и выехать в лес, утонуть в его необъятности, как в спокойном озере. Это неправда, что лес был недобрым и отнимал у людей души. Люди сами уничтожали собственные души, покрывая их грязью, которой не могли смыть Даже в округлых ваннах, пользуясь самыми дорогими шампунями. Лес был прекрасным и чистым до такой степени, что сумел очистить от грязи такого человека, как Баллоу. Иначе отчего кто-то, похожий на Баллоу, воскрешал какого-то там старого Хорста Соботу, оберегал его от зла, как пес, охранял его дом с разноцветной верандой. Ведь это там, в лесу, Баллоу понял, что на свете существует любовь, большая и настоящая, для которой не имело значения, каким способом мужчина спит с женщиной, делает ли он это долго или недолго, спереди или сзади, на ней или под ней, на столе или на полу. Какой же привлекательной и возбуждающей казалась ему тайна Вероники, на первый взгляд настолько банальная, насколько может быть банальной история изнасилованной и искалеченной духовно девушки. Вместе с тем она была, однако, совершенно необычной и неповторимой. Он разорвал в клочья салфетки с рисунками и бросил их в корзину. Он отдавал себе отчет в том, что это магическое действие, но ведь магия была такой же древней, как человечество. Он тотчас почувствовал облегчение. Он перестал быть Баллоу и тем другим. Родился кто-то третий, и это он, третий, должен улететь утренним рейсом. В баре стоял музыкальный автомат, который время от времени приводил в действие кто-нибудь из пассажиров. Он снова хотел услышать песенку Питера, слова с вопросом о том, сколько смертей нужно пережить, чтобы понять, что слишком много людей умерло. Он не нашел пластинки с этой записью. Баллоу это показалось символическим. Это, видимо, означало, что мир Баллоу уже умер, нужно было встать перед зеркалом и, сняв шляпу, сказать самому себе: "Привет, мистер Баллоу". Конечно, только в воображении, без всяких театральных сцен, устроенных даже для самого себя. Никакие жесты не нужны, детектор лжи, тесты психологов в фирме тут же с точностью покажут, что Баллоу уже рассыпался, а скорее что в нем поселился кто-то другой. Он улетел на рассвете, и потом все происходило в соответствии с установленными в фирме порядками. Еще перед Рождеством он оказался в однокомнатной квартире, даже частично обставленной, но настолько лишенной мелочей, что даже трудно было бы сказать, жила тут до сих пор женщина или же мужчина. Только спустя неделю после переезда один из соседей доверительно спросил его, сколько он заплатил тому пану, который до сих пор занимал квартиру. Занятий ему хватало, и на скуку он пожаловаться не мог. Два раза в неделю он делал доклады для сотрудников фирмы, выступал он, впрочем, перед телекамерой, слушатели видели его только на мониторах, потому что ни он не мог их знать, ни они друг друга. В январе к нему домой начал приходить молодой мужчина. Он был невысок, у него были темные, длинные, слегка вьющиеся волосы. Он хорошо говорил по-немецки и по-французски, по множеству мелких подробностей Баллоу сделал вывод, что тот как минимум несколько лет провел за границей, скорее всего в Вене. Часами он рассказывал этому человеку о Бундере, о завербованных им для фирмы агентах, о "Дубовой беседке", об Иветт... Разговаривая с ним, он знал, что снова работает на фирму, и эта его работа приносила ему удовольствие, потому что вместе с этим молодым человеком он еще раз в воображении ходил по знакомым улицам, встречал знакомых ему когда-то людей. Каждая подробность могла быть важной, поэтому в такие долгие путешествия они пускались. Он точно описал даже место, в котором когда-то был причален пароход, служивший жилищем Иветт и ее мужу. Позже на какое-то время эти встречи прервались, а когда они возобновились, он узнал, что его квартира на Сквер Северин опечатана. Кто-то из соседей узнал на снимке в газете человека, который ее занимал. Полиции не удалось напасть на дальнейший след Баллоу, поэтому "Дубовая беседка" процветала без проблем, как и раньше. Похоже, Иветт и Гарри спокойно занимались магазином, молодой мужчина купил у них детский велосипед. Баллоу инструктировал юношу достаточно подробно: - На первую встречу с Иветт ты, конечно, не пойдешь, только будешь наблюдать, с кем она придет и как будет себя вести. Это сумасшедшая девчонка, и она может сделать какую-нибудь глупость. Только третья встреча в назначенном тобой месте может состояться. Не принимай, дружище, ни одно дело близко к сердцу. Иветт любит деньги и знает о "Дубовой беседке". Ты велишь ей поехать к Гансу Веберу и напомнить ему, что полиция может узнать об утопленном в реке автомобиле. Пусть Иветт потребует часть доходов, причитающихся Баллоу, и пусть она получит эти деньги за услуги, которые она тебе окажет. Это она должна вместе с Вебером контролировать мотель. Может быть, вначале Вебер захочет ее убрать, поэтому ты несколько раньше поселись в мотеле и понаблюдай. Помни, что прослушиваются комнаты от номера первого до десятого. Если Вебер уберет Иветт, тогда ты дважды будешь держать его в кулаке и сделаешь из него мягкое тесто. Помни, никогда не выступай от себя лично. От твоего имени пусть все делает Иветт, потому что она любит деньги. Доходы от "Дубовой беседки" и страх перед тобой будут сильно привязывать ее к нашей фирме. Она не может знать, что это за фирма, но с этих пор ее любовник Гарри будет заниматься магазином, а она будет ездить и делать разные дела для тебя. Время от времени трахни ее, взяв в руки хороший кнут, она это любит, и это привяжет ее к тебе так же сильно, как деньги. - А Баллоу? - спросил молодой человек. - Каким должен быть конец Баллоу? - Никаким, - ответил он. - Чаще ссылайся на него и на его поручения. Загораживайся им столько, сколько захочешь. Пугай им и его приездом. Когда он перестанет быть полезным для тебя, дай некролог в газете, что он погиб в автомобильной катастрофе или что-нибудь в этом роде. - Эта Иветт красивая? - уточнил молодой человек. - Да. И привлекательная, - согласился Баллоу. Эти разговоры записывались, и Баллоу отдал пленки фирме. Молодой мужчина исчез под конец февраля, и с тех пор Баллоу стало немного скучно, потому что вместе с ним навсегда ушла его прежняя жизнь. О судьбе молодого человека, об Иветт и Вебере, о других он не спрашивал в фирме потому что не получил бы ответа. Это лучше, чем что-либо иное, помогло ему осознать, что он оказался за скобками дел, которые когда-то умел делать. Даже эти лекции давали ему, похоже, из милости. Его бывший шеф спросил, не хочет ли он поработать начальником отдела кадров предприятия строящего сахарный завод за границей? Он отказался. С тех пор он уже никогда не видел своего шефа. Не случалось ли ему думать о великом лесе, о старом Хорсте, о Веронике и даже о буланой кобыле. Конечно, он часто возвращался в мыслях в тот кусочек своей жизни, но в условиях работы на фирму даже контакт с Эрикой был бы признан нарушением. Это были закрытые главы книги, только дурак мог бы позволить себе перечитать их заново или дописывать продолжение. Он не тосковал по присутствию какой-нибудь женщины в своей жизни. Два раза он сходил в ночной бар, но там встретил только шлюх, которые были ему отвратительны. Да, несколько раз в трамвае или в автобусе он без труда завязывал какие-то знакомства с женщинами, мимолетные и непродолжительные, потому что он убедился в том, что с ним снова произошло то, что когда-то: вернулся страх, что он не окажется мужчиной. Он не должен был спрашивать врача, чтобы узнать, что со временем это у него пройдет, но пока было так, как было, его возбуждала только воображаемая картина - как Вероника обороняется от насилия. И, так же как в первые ночи, проведенные в лесничестве Кулеши, к нему возвращалась мысль о любви, большой и настоящей. В середине марта его вызвали в отдел кадров. Начальник отдела держал в руке чье-то удостоверение личности, но ему, однако, не показывал. - Дело в том, что некий Хорст Собота умер и оставил некоему Юзефу Марыну довольно большое состояние, кажется, дом, большой сад и много денег. Марын, конечно, не должен был обращаться за этим имуществом, и оно перешло бы к государству. Но там есть какая-то молодая и энергичная женщина, которая ищет этого Марына, и достаточно настойчиво. Она заявила об его исчезновении в милицию, и начались его официальные розыски. Очень упорная женщина, от нее не удастся отговориться чем попало. Представьте себе, что она добралась даже до нас. - Разве мало людей гибнет на дорогах, тонет в озерах? - спокойно сказал Баллоу, хотя сердце его сильно заколотилось. - Да, конечно. Но нужно было бы сделать могилу, документы, свидетельство о смерти. Иначе нельзя. В нашей стране человек не может исчезнуть, как камень в воде. Особенно теперь, когда каждое исчезновение может вызвать различные комментарии. А поскольку у вас нет здесь больше никаких важных дел, то, может, лучше будет, если вы поедете вступить во владение этим имуществом, успокоить эту женщину. Конечно, мы будем оставаться в контакте... Зарплату вы и дальше будете получать, хотя и не прямо в руки. Он пододвинул ему удостоверение личности Юзефа Марына. То же самое, которое носил при себе охотинспектор. - Это прощание с фирмой? - С фирмой нельзя попрощаться, - услышал он. - Это просто бессрочный отпуск. Не исключено, что очень долгий. Но то, что эта женщина поднимает столько шума, не свидетельствует в вашу пользу. Значит, выговор. После стольких лет работы легкий выговор. И абсолютное отсутствие радости по поводу того, что его ждет особый род свободы, что он сможет поехать в домик с верандой и разноцветными стеклышками. Этот дом без старого Хорста Соботы казался ему немного значащим, даже когда он осознал, что стал его владельцем. Что он с ним сделает? Не будет же он там жить, заниматься садом и Вероникой. Лучше всего, если он передаст имущество Веронике. Что с того, что она когда-то нарушила волю Хорста и вышла замуж за лесника, раз позже она старалась исправить все это? Он, Юзеф Марын, вернет этой женщине то, что ей причиталось. Да, Вероника. Именно Вероника. Больше всего он боялся встречи с ней. Он уже видел ее неприязнь к нему и даже своеобразный род враждебности. Ничего не значит, что она упорно его разыскивала, чтобы выполнить завещание Хорста Соботы. Она, наверное, делала это только потому, чтобы Дом и сад не перешли к государству и не поглотил их великий лес. Впрочем, она, наверное, правильно не любила Марына, потому что он неожиданно вторгся в жизнь Соботы, а потом забрал все, что принадлежало ей. Должен ли он туда ехать? Не достаточно ли написать письмо Веронике и нотариусу, условиться на определенный день и час, совершить передачу собственности. Он ведь не был ни Баллоу, ни Мары-ном, который мерил лес на буланой кобыле и помогал Хорсту в борьбе с лесом. Он стал кем-то третьим, личностью, которую еще сам не успел узнать. От Марына в нем оставалось чувство, что есть на свете большая и настоящая любовь... Однако, когда он думал о своей теперешней жизни, именно Вероника, дом с верандой, сад и великий лес оказывались единственной нитью, которая связывала его с действительностью, какой-то крутой стежкой, ведущей к познанию его новой личности. После раздумий он написал Веронике короткое письмо, что скоро приедет в Морденги... Глава пятнадцатая. Подарки Хорста Соботы. Была ранняя весна. Юзеф Марын, одетый в меховую шапку и купленную на базаре армейскую куртку, вышел на автобусной остановке в Морденгах и сначала пошел вдоль шоссе до опушки леса, а потом свернул на песчаную дорогу. Сильно пригревало полуденное солнце. Весь лес казался грязным, на молодых дубах висели клочья прошлогодних листьев. Голые кроны буков вырисовывались на фоне голубого неба как серая паутина. Ветра не чувствовалось, но лес тихо шумел. Марын минуту смотрел на лес, раздумывая, понимает ли еще его язык. Потом он увидел сад и красный дом Хорста Соботы. Сад тоже был мертвым, но все в нем скоро должно было снова ожить, покрыться цветами. Только Хорст Собота в самом деле был мертв, а вместе с ним умерла и его ненависть к лесу. Марыну казалось, что он сам стал таким же, как этот сад и этот лес, с мертвыми воспоминаниями, которые должны были ожить заново. Только сейчас он понял, что эти несколько месяцев тосковал по лесу и саду, но скрывал эту тоску как что-то стыдное. Кто-то - может, этот великий лес через своего врага Хорста Соботу - подарил ему новую жизнь и собственный клочок земли под ногами, крышу над головой и соседство леса, который уже успел перенести маленькие березки на другую сторону песчаной дороги. А значит, не умерла вместе со старым Хорстом его ненависть к лесу, потому что она была и любовью, большим чувством, которое требуется человеку для ощущения полноты жизни. Марын встал в воротах, и из-за угла дома выбежал Иво. Он не верил собственному нюху, собственным глазам и ушам. На мгновение он замер, стоя как статуя, а потом прижался к земле и медленно пополз к воротам. Чем ближе он подползал к хозяину, тем громче становилось его радостное повизгивание. Марын вошел в калитку, тогда пес бросился на него, стараясь языком достать до лица. Марын зашатался под тяжестью большого тела, потом погладил собачий мех, чувствуя под рукой, как тело зверя дрожит от радости. Из сеней вышла Вероника. В темном платье, покрытая черным шерстяным платком. Он не увидел ни радостной улыбки, ни приветливого изгиба губ. Ее лицо не выражало никаких чувств, "Она тоже кажется мертвой, как этот лес и сад",- подумал он. Марын собирался поздороваться с ней, обняв за плечи и поцеловав ей руку, но, сам не зная почему, удержался. Он не улыбнулся даже этой своей профессиональной улыбкой. Он был серьезен, даже суров. Вялым жестом она пригласила его в дом, в кухню. Там он сказал ей: - Я выполню формальности, которые касаются наследства, а потом и дом, и сад перепишу на тебя, Вероника, Старый Хорст был не в своем уме, когда дарил мне свое имущество. Оно принадлежало только тебе. - Не говори так. Он был в своем уме. Я не останусь здесь одна. Этот дом и сад нужно защищать, а я для этого слишком слаба. - Все еще они хотят отобрать этот дом? - Не далее как вчера тут был старший лесничий Тархоньски. Он не знал, что я тебя нашла, поэтому заявил, что имущество Хорста перейдет к государству, а они его от государства получат. - А Хорст? Что тебе оставил Собота? - Ничего,- девушка пожала плечами. - Ты не в обиде на него? - Он сделал хороший выбор. Юзеф Марын хотел видеть ее глаза в момент, когда она произнесла эти слова. Но она, видимо, намеренно встала к нему спиной, бросая на сковородку нарезанную корейку. Его раздражало то, что он не мог хотя бы на минуту увидеть ее глаза, понять или догадаться, что она чувствует. - Только я знаю, где он спрятал деньги,- отозвалась она снова.- Я могла забрать их и уехать. Но он мне не позволил. - Что значит - не позволил? - Я нашла копию завещания, которое Собота оставил у нотариуса. Нотариус не хотел писать завещание так, как он этого хотел. Поэтому он сам, собственной рукой дописал на нем еще то, что хотел тебе подарить. Она вышла из кухни и вернулась с конвертом, в котором было завещание Хорста Соботы, с большой казенной печатью нотариуса. Марын прочитал только добавление, сделанное пером, готическими буквами: "Дарую тебе, Юзва, пса Иво, буланую кобылу и женщину, которая находится в моем доме". Марын пожал плечами. - Нельзя никому подарить женщину... - Так ему сказал и нотариус. Но Хорсту нельзя было этого объяснить. Он нашел меня в лесу и считал своей собственностью. Теперь она сидела напротив него, по другую сторону стола, а между ними лежало завещание Хорста Соботы. Он не смел посмотреть ей в глаза, потому что боялся, что увидит в них слезы унижения. - Мне некуда идти, Юзва,- сказала Вероника.- Конечно, я могу взять его деньги, потому что только я знаю, где они спрятаны, а он не говорит о них в завещании ни слова. Но я не смогу жить в другом месте. Впрочем, он меня подарил тебе, и я должна тут оставаться. Слишком много я ему когда-то принесла огорчений, чтобы теперь не послушаться. Я отдам тебе эти деньги, потому что ты должен будешь заплатить большой налог за наследство. Имущество Хорста оценено очень высоко. - Этот дом и этот сад так же точно мои, как и твои,- сказал Марын. - Не говори так больше. Ты думаешь, что ты делаешь этим мне приятное? Твои слова означают, что ты хочешь мне все отдать и уехать. Если ты собираешься продать дом и сад, то и меня должен будешь продать. Или взять с собой. - Это безумие. Нельзя подарить женщину... - Не говори так.- Ее голос стал более резким.- Многие утверждали, что он старый сумасшедший, потому что иногда так странно говорил. Ты и я знаем, что он не был сумасшедшим. Лес хотел отобрать у него и дом, и сад, и по-прежнему этого хочет. Не знаю, что ты сделаешь со мной, Юзва, но я действительно принадлежу тебе. Она говорила так решительно, что он отважился посмотреть ей в глаза. Эта женщина, наверное, сошла с ума, так же, как старый Хорст. Или просто от долгого общения с Хорстом она заразилась от него безумием. Он, Марын, не поддастся этому. Она приведет его к тайнику с Деньгами старого Хорста, и тогда он скажет ей: "Бери эти деньги и свободу. А если ты хочешь остаться здесь, то только как свободная женщина". Она ответила на его взгляд. Они посмотрели друг другу в глаза, и он первый отвел взгляд, потому что не нашел в ее глазах сумасшествия, а только твердое решение. Марын вышел во двор и в обществе радостно скачущего пса заглянул в конюшню. Буланая кобыла жевала корм и не обратила на него внимания. Он увидел висящие на стене седло и хлыст. Подумал: "Тархоньски считает, что получит этот дом и сад. Но это ему не удастся пока я жив". - Ты не привез с собой никаких вещей,- заметила Вероника, когда он вернулся в кухню и они сели обедать.- Значит ли это, что ты не останешься здесь надолго? - Я могу оставаться сколько захочу,- ответил он. После обеда Марын отправился в деревню на кладбище, чтобы - как подобало наследнику - навестить могилу того человека, который его щедро одарил. Старого Хорста похоронили зимой, на могиле лежали твердые желтоватые комья глины. Только весеннее тепло и дожди должны были их размочить. Простой крест с жестяной табличкой сообщал о фамилии и имени умершего, о дате его рождения и смерти. На кладбище росли толстые липы, в их ветвях свистел ветер. Возвращаясь домой в ранних сумерках, он думал, что снова сядет за стол напротив Вероники. За обедом она сняла с себя черный платок и сидела в синем платье со стойкой. Марына удивила ее красота. Смерть Хорста, а может, одиночество придали ее лицу утонченность. Он открыл и какой-то огонь в ее темных глазах. Она казалась беззащитной и слабой но Марын чувствовал в ней огромную силу, волю, решительность. Она не избегала взгляда, не опускала глаз, когда он смотрел на нее. Присутствие Марына совершенно не беспокоило ее, движения ее были спокойными, четко обозначенные груди ровно поднимались, не волновались, как ему случалось заметить, когда он оставался один на один с молодой женщиной. Какое будущее она видела для него и себя в этом доме? Неужели она забыла, как с криком убежала из его постели? Как должна была сложиться их совместная жизнь в этом доме - и это не один день, неделю, месяц или год, если - как она сама сказала - ей хотелось, чтобы это было долго. Чем ближе был дом, тем медленней становились его шаги. Он боялся слов, которые ему предстояло произнести, потому что это должны были быть слова: "Я устал, есть ли в моей старой комнате постель на моей бывшей кровати?" Назавтра он спросит ее о состоянии сада. О том, что в нем нужно сделать, чтобы подготовить его к весне. Такие ничего не значащие слова и фразы, может быть, они будут говорить друг другу дни, недели, месяцы. Наверное, она не будет спрашивать у него, что с ним было. Он радовался этому, но и немного огорчался. Значит, они будут жить как двое чужих людей, постоянно задевающих друг друга под одной крышей, за одним с