нас ждет впереди? - Ничего особенного. Ничего определенного. Если я уеду из Греции, вы поедете со мной. Я останусь здесь до прихода немцев. А потом мы оба уедем в Египет. Вы можете жить там или уедете в Англию. Будем жить, пока нас не разъединит война. Как вы смотрите на это? - Трудно будет уехать, - сказала она. - Это зависит от вас. Но, так или иначе, это самый важный вопрос. Как видите, я стараюсь рассуждать спокойно. - Очевидно, надо согласиться, - сказала она. - Но не думаю, что старшая сестра отпустит меня. - Пойдем сейчас к ней. - Нет. Я сама с ней поговорю. - Мне будет легче это устроить, - сказал Квейль. Он повернул ее к себе, - этого давно уже не случалось. Она была не так строга, как обычно. Не обняла его, но и не отстранилась, когда он прижался к ней всем телом. Он оторвался от нее, они молча пошли назад, к госпиталю. Он был очень уверен в себе. Старшая сестра удивленно подняла голову, когда они вошли к ней. - Хэлло, сестра, - сказал он. - Извините за беспокойство, но у меня к вам просьба. - Хэлло... У вас такой серьезный вид... что с вами? - Мы хотим пожениться. И я хочу, чтобы Елена вернулась в Афины. - Вы вступаете в брак? - Да, - сказала Елена по-английски. - Да, - сказал Квейль. - Можно ей отправиться в Афины завтра или послезавтра на нашем транспортном самолете? - Значит, вы решили вступить в брак. Но нам нужны здесь работники. И скоро придут немцы. - Я знаю. Но она с таким же успехом может работать в Афинах, если именно это вас интересует. Старшая сестра помолчала с минуту, затем кивнула головой и сказала: - Это нетрудно устроить. Пусть едет. Я все улажу. Елена спокойно улыбнулась. Квейль кивнул. - Вы страшно любезны, сестра. Благодарю вас, - сказал он очень серьезно. - Она может захватить с собой запасные части для автоклава. У нас там нет этих частей. Она может передать их от моего имени, это будет весьма кстати. - Конечно. Что угодно. Спасибо, - еще раз поблагодарил Квейль. - Я очень рада. Вы прекрасные молодые люди. Вы будете счастливы, если только еще возможно счастье. Поздравляю вас. Вы правильно поступаете. Но вы должны выглядеть веселее. - Не знаю, как нам повенчаться здесь, - сказал Квейль. - Какого вы вероисповедания? - Официально я принадлежу к англиканской церкви. Но разве в Греции нет гражданского брака? - Нет. Только церковный. - Мне все равно какой. - Ну, вы решите это завтра. Или в Афинах. Квейль и Елена вышли, и она сказала, что ей надо еще окончить работу. Квейль вернулся в гостиницу. Хикки сидел на кровати у себя в комнате, когда Квейль проходил по коридору. Он позвал Квейля к себе. - Надеюсь, ты уже все уладил. Немцы могут вступить в Грецию сегодня вечером или завтра. В любую минуту. Твою невесту мы переправим на "Бомбее" завтра же, если она хочет. А мы на прощанье еще разок вылетим на разведку. - Куда? - Ты помнишь Нитралексиса? - Того сумасшедшего летчика-грека? Я давно его не видал. - Он был в Корице. Нам приказано сопровождать его в разведку. К Баллоне - посмотреть, что там делают итальянцы. - Это значит идти бреющим полетом? - Один бог знает, что это значит. Но будем надеяться, что фрицы к тому времени еще не появятся. - Когда вылетаем? - В шесть часов. Ты пока ляг и поспи. - Ладно. Ну что ж, я буду только рад скорей убраться отсюда. - И я, - сказал Хикки. - Спокойной ночи, Хикки. - Спокойной ночи, Джон. Я пришлю швейцара разбудить тебя. 14 Утром тумана не было. "Гладиаторы" стояли холодные в голубой полумгле. Механики запускали моторы, и оглушительный рев теплом отдавался в воздухе. Этот рев уже занял определенное место среди утренних звуков. Греки выкатили старый "Бреге" и по обыкновению проделывали над ним сложную процедуру. Роса потекла ручейками с металлических крыльев, когда мотор медленно задрожал, а потом загудел. Квейль и Хикки ждали Нитралексиса. Хикки показывал летчикам на карте, куда им предстоит лететь. Это было по ту сторону высокого скалистого горного хребта, далеко за передовой линией итальянского фронта; там, как предполагали, находились большие неприятельские склады. Нитралексис появился вместе с Папагосом. Он был уже в летном снаряжении, а Папагос все в тех же двух пальто. Нитралексис приветствовал Хикки широкой улыбкой и обнял его. Хикки не знал, как вести себя с этим греком. Он считал его немножко ненормальным, но мирился с его дружескими излияниями. - Сегодня я счастливчик, - сказал Нитралексис; он расхохотался, закинув голову назад. - Вы будете меня сопровождать. Вот хорошо! Он опустился на колени и разложил на земле помятую греческую карту. Карта была гораздо лучше, чем та, которой пользовалась эскадрилья. Медленно и тщательно подбирая английские слова, Нитралексис объяснил, что именно он будет делать, и Хикки пришел к заключению, что свое дело он знает превосходно. Он показал Хикки, с какой стороны они подойдут к намеченному району, и Хикки был очень доволен, потому что и он выбрал то же направление. Они обогнут высокую горную вершину, и Нитралексис полетит прямо над долиной, делая снимки, вернется и еще раз пройдет вдоль долины, потом медленно наберет высоту и возьмет курс домой, что бы там ни случилось. А "Гладиаторы" не станут держаться высоко на тот случай, если "КР-42" атакуют "Бреге", но будут лететь вместе с Нитралексисом на той же высоте, что и он. - Пожелаем друг другу успеха, а? - сказал Нитралексис, обращаясь к Хикки, когда они шли к самолетам. - Да, успеха надо пожелать, - ответил Хикки. Папагос уже сидел на заднем сиденье "Бреге". - А как насчет башмаков для итальянцев? - крикнул Квейль Нитралексису. - Башмаков? - Ну мешок... с вашими снарядами... пугать итальянцев... бомбы?.. - Хо-хо!.. У меня припасено кое-что. Да, припасено... Здесь, внутри. Нитралексис закинул назад свою черную голову и захохотал так, что заглушил рев "Бреге". Он нахлобучил на голову стальной шлем, расчесал рукой свою огромную бороду и тяжело поднялся в кабину. Чтобы немного согреться, Квейль пустился к своему самолету бегом. Он натянул перчатки, пристегнул к холщовому поясу 4 1/2-линейный кольт в холщовой кобуре, вдел ноги в парашютные лямки, пристегнул их к кольцевому замку на животе, надел шлем и неловко взобрался в кабину. Он открыл дроссель, одновременно затормозив колеса, и дал от себя ручку управления. Ему нравился приятный, ровный звук его мотора. Он опробовал ножное управление, подвигал в стороны ручкой управления и взглянул на элероны. Затем он отпустил тормоза, "Гладиатор" развернулся и вырулил вправо от машины Нитралексиса. Хикки, Констэнс и Стюарт были с одной стороны, Квейль, Тэп и Финн - с другой. Когда Нитралексис открыл дроссель и поднял руку, все осторожно двинулись вперед. "Гладиаторы" оторвались от земли раньше "Бреге". Квейль открыл сдвижной верх фонаря кабины и убрал газ, чтобы Нитралексис не отставал. Они построились вокруг Нитралексиса клином и предоставили скорость и высоту его усмотрению. Перевалив через Коминг-Орос, они взяли курс на северо-северо-восток. "Бреге" все время то подскакивал, то проваливался, когда они огибали хребет. "Гладиаторы" держались вплотную к нему. На высоте пятисот футов Нитралексис выровнял "Бреге" и пошел прямо над долиной. Скорость казалась большой, потому что они были ближе к земле. Они прошли один раз над долиной, затем Нитралексис повернул назад. Он не стал ждать англичан и опять пустил свой старый "Бреге" над долиной. Но тут в небе начали рваться снаряды зенитных орудий, замелькали темные дымки, а огневые точки стали стрелять трассирующими пулями. Нитралексис, не докончив полета над долиной, быстро стал набирать высоту. Летчики повернули назад к горам. Все, что им оставалось сейчас, - это поскорей уходить домой. Они находились почти на уровне облаков, когда показались "КР-42". Для Квейля это не было сюрпризом. Все равно как знакомая книга, где знаешь все наперед. Упустить такой превосходный случай для атаки "КР-42" не могли, вполне естественно было ожидать их здесь. В первой группе их было десятка полтора. Они шли в строю, прямо вниз на англичан. Другая группа, около двух десятков машин, шла ниже первой, наперерез "Гладиаторам". Квейль сразу понял, что сейчас предстоит такой жестокий бой, какого он еще не знал. Он бросил взгляд назад, на свое звено. Следом за ним шел Тэп, и Финн не отставал. Они прошли еще мили две, прежде чем началась атака. Они могли бы попытаться набрать высоту и спрятаться в облаках, но их задерживал медлительный "Бреге", и "КР-42" налетели на них, открыв бешеный огонь. Впервые за все время самолет Квейля не мог увернуться от попаданий. Квейль чувствовал их и знал, что это двадцатимиллиметровые снаряды. Он видел, как они рвут его фюзеляж под левым крылом, видел, как виновник этого, "КР-42", сделал боевой разворот и стал набирать высоту, чтобы повторить атаку. В отчаянии он вскинул голову, ища облаков. Но облака были далеко. И тут он увидел, что Хикки сделал боевой разворот и остальные последовали за ним: "Гладиаторы" принимали бой. Квейль, не теряя времени, взмыл кверху, чтобы атаковать два "КР-42", которые пристроились в хвост "Бреге". Папагос отбивался от них, строча вверх из пулемета. Быстрым взглядом окинул Квейль стаю "КР-42", повернувших назад, чтобы возобновить атаку, и решил идти им в лоб. Он резко дал ногу, отпустил ручку управления и скользнул с разворотом вправо в лоб итальянцам. Когда в его кольцевом прицеле мелькнула фашистская эмблема, он пустил в нее пулеметную очередь, и из-под крыльев "42" вырвались неровные языки пламени. Изо всех сил продолжал он нажимать спуск пулемета и тут же заметил, что слишком близко подошел к противнику и снаряды "42" бьют по его самолету. Он резко взял на себя ручку управления, чтобы пройти над "КР-42". "Гладиатор" повиновался медленно, и медленно набирал высоту. Квейль сделал кругом вираж, и вдруг перед его глазами мелькнул "Бреге", врезавшийся прямо в середину фюзеляжа "КР-42", и обе машины, сцепившись друг с другом, полетели вниз. Управление действовало плохо, - что-то случилось с рулем высоты, и Квейль не мог набирать высоту, хотя мотор еще работал. Когда один "КР-42" вынырнул из-под него и всадил в него короткую пулеметную очередь, самолет Квейля сильно накренило, Квейль сразу понял, что его машина повреждена не на шутку. Она внезапно потеряла управление... как обрезало. Он потянул на себя ручку управления, и самолет выровнялся, но тут же начал быстро терять высоту. Подозрительно быстро шел он вниз, к земле. Квейль дернул ручку на себя и попробовал дать крен, чтобы использовать руль направления в качестве руля высоты, но самолет продолжал падать. Квейль почувствовал страх. Еще раз отчаянно дернул он ручку на себя и бросил взгляд вниз: выброситься с парашютом было уже поздно. Самолет стремительно шел к земле, и ветер свистел сквозь стыки фонаря в колпаке кабины. Вот промелькнули неровные уступы горного склона... зеленый лес, красная земля где-то внизу, скалы... быстрота, затуманенный вихрь... и больше ничего, ничего, кроме твердой, твердой... Черт возьми!.. черт возьми!.. вот оно... это все... это весь мир! Вот оно несется навстречу... готово! Квейль ударился всем размахом крыла, самолет подбросило на верхушках деревьев, затем он скользнул сквозь листву и упал на каменистую почву. Лонжероны, обшивка, стойки клочьями разлетелись во все стороны. Тяжелый мотор некоторое время тащил за собой остатки самолета, пока не смешался вместе с ними в бесформенную плотную груду. Сознание Квейля отметило толчок, треск рвущейся обшивки, белый туман в глазах и тишину... и быстроту, которая врезалась в землю, как бритва в палец. Им овладел неистовый страх... Когда самолет коснулся деревьев, он вцепился в ручку в надежде, что падение прекратится. Со страшной силой его швырнуло вперед, он ударился головой о приборную доску. Все вокруг стало тихо на секунду, необычайно тихо, затем - полное небытие. 15 На голове у него запеклась кровь. В тех местах, где кожа была содрана, образовалась твердая корка, склеивавшая тело с металлом. Кровавые пятна были на ирвиновской куртке, а там, где лицо проглядывало из-под маски, тоже была кровь и порезы. Маска сдвинулась ему под подбородок, он раздавил ее шеей. Кисти рук его были неестественно вывернуты и, окровавленные, беспомощно висели по бокам. Был уже вечер, когда какая-то серость забрезжила в сознании Квейля. Он поднял руки и уперся в разбитую приборную доску. Он не сознавал, что делает. Не сознавал своих движений. Медленно приходил он в сознание. Он был как пьяный, и все было неясно. Еще раз нажал он руками на приборную доску. Голова его поднялась кверху, запекшаяся корка крови оторвалась от тела и от металла, и боль отозвалась в мозгу. Он тихо застонал. Раны на лице опять начали кровоточить, и первым отчетливым чувством Квейля было ощущение, что кровь заливает ему глаза. Закрыть глаза он не мог, не знал, как это делается: согласованность чувств и движений еще не восстановилась. Глаза были открыты, но ничего не видели в фокусе. Голова была закинута назад. Он опять сделал движение руками. Его сознание отметило это движение. И вдруг на одно короткое мгновение в его мозг проникла мысль, осветившая все, страшная мысль, что он заперт в кабине. Он не мог еще отчетливо видеть, а его движения напоминали движения пьяного. Он чувствовал боль и сознавал это, как и то, что он заперт в кабине, но сознавал неясно. Ему хотелось проверить свои движения, и он попытался встать, но тут же почувствовал, что движения не подвластны ему. В те мгновения, когда сознание прояснялось, он чувствовал неопределенную боль и тяжесть в голове, которая мешала координировать движения. Он поднял вверх руки, смутно сознавая, что надо сдвинуть верх фонаря, чтобы можно было вылезти. Он беспомощно водил руками над головой, но никак не мог поднять голову, чтобы посмотреть, что нужно сделать. Никакого верха на кабине не оказалось, он был сорван, и только холодный воздух был у него над головой. Сбоку был поручень, и он ухватился за него, пытаясь встать на ноги. Парашютная лямка зацепилась за что-то, и он опять упал на сиденье, и рука его опять ухватилась за поручень. Он еще раз сделал попытку встать и, наконец, встал с подгибающимися коленями. Холодный воздух причинял ему боль. Он крепче оперся на руки и выпрямил ноги. Почувствовав тяжесть парашюта, он начал шарить руками на животе, чтобы отстегнуть пряжку. Парашютные лямки свалились с плеч, и он взобрался на край разбитой кабины. Тут он остановился, в глазах у него потемнело, и он тяжело упал на землю. Очень медленно восстанавливалась согласованность реакций, а вместе с ней пришла локализуемая боль. Сначала она была неопределенной, он ощущал ее во всем теле, затем стала распределяться, и он почувствовал боль в руках, в ногах и безумную жгучую боль на изрезанном лице. Он неподвижно лежал на боку и сквозь боль боролся с бессознательным состоянием. Он боялся, что у него прекратится дыхание. Боясь, что умрет от такой страшной боли, он сосредоточил все силы на том, чтобы не лишиться опять сознания и сохранять глубокое дыхание. Два раза принимался он плакать, пока его тело не размякло от плача, и тогда он перестал. Сознание полностью вернулось к нему, на этот раз независимо от боли, когда прямо перед глазами он увидел землю. Земля была красная и мокрая и усеяна разноцветными листьями, коричневыми и пурпурными, ярко-пурпурными. Слишком даже пурпурными для этой породы, - такова была его первая настоящая мысль, независимая от боли. Он смотрел на землю и некоторое время глубоко дышал. Была ночь, но луна освещала все вокруг, - такова была его следующая сознательная мысль. Преодолевая боль, он думал о том, что либо лунный свет придает листьям такой пурпурный оттенок, либо он лишен способности различать цвета. Но он не мог быть лишен такой способности, иначе его не приняли бы в воздушный флот. - Господи, - произнес он вслух. - Господи, ну и влопался же я. Его ухо, прижатое к земле, почувствовало вибрацию от звука произнесенных им слов. Упираясь руками в землю, он попробовал приподняться на четвереньки, как животное. Он увидел обломки разбитого вдребезги "Гладиатора", повисшие на деревьях. Удивительно, как он сам остался жив, подумал он и тут же испуганно решил не думать об этом, так как не был уверен, что останется жив... лучше не искушать судьбу. Он пошевелил ногами, - ноги как будто в порядке. Что руки целы, он уже знал. Вот лицо сильно пострадало, - это он тоже знал. Он стал снимать шлем, шлем был разодран и прилип вместе с кровью к волосам, но он стащил его. Чтобы убедиться, что тело у него в порядке и ничем не подведет его, он попробовал встать. Медленно, с большим трудом поднялся на ноги, держась за дерево. Стоять он мог как следует. Повертев шеей, он убедился, что позвоночник цел. Он почувствовал слабое дыхание ветра и понял, что будет жить. Но долго стоять на ногах ему было трудно, и он опять сел. Он думал о том, что теперь делать. Оставаться здесь нельзя было. Но он был слишком обессилен, чтобы пуститься в далекий путь. Надо сначала набраться сил хотя бы для короткого расстояния, прежде чем тронуться с места. Но сидеть здесь просто немыслимо. Надо куда-то двигаться. Он думал, что вот сейчас он заставит себя встать на ноги и идти... все равно куда... Но тут же повалился на землю и заснул. Яркое солнце светило над миром, когда Квейль проснулся, Он проснулся сразу в полном сознании. И опять сразу почувствовал боль и одеревенелость во всем теле, но больше всего боль от опухолей и порезов на лице. Минуту он сидел на земле, глядя на окружающий его лес и на разбитый самолет. "Эта штука больше не полетит", - промелькнула в его голове нелепая мысль. Он встал и нетвердой походкой прошел к обломкам самолета. Ему нужно было достать неприкосновенный запас и карту. Машинально он взглянул на часы. Они были разбиты, и он не мог воспользоваться ими как компасом. Он зашел сбоку и взобрался на большой камень. Затем достал парашютный ранец, - компас был разбит. Засунув поглубже руку, он вытащил жестянку с неприкосновенным запасом. Жестянка была сплюснута, но содержимое не пострадало. Он достал индивидуальный пакет и карты. Затем уселся на камне и начал смазывать лицо мазью из пакета. Он чувствовал на ощупь, как изранено и как распухло его лицо. Он дернул за пряжку парашютного мешка, и из мешка выскочили стропы и вместе с ними большой кусок шелка. При помощи карманного ножа он разрезал шелк и оторвал несколько длинных полос. Этими полосами он перевязал себе шею и голову. Волосы его превратились в подобие засохшей грязи, - столько крови они впитали в себя. Он сделал большой глоток из фляги с водой, висевшей у него на поясе, - с другого бока висел 4 1/2-линейный револьвер. Потом встал на ноги и с картами под мышкой сделал несколько нетвердых шагов вверх по склону, пока не добрался до прогалины в лесу, где он мог оглядеться. При виде окружавшего его ландшафта он удивился, как высоко он находится. Он стоял на склоне высокой горы, внизу под ним длинной лентой тянулось на восток шоссе, а еще дальше протекала река, многоводная и широкая, с обильной зеленью - плодом ее животворящей силы - по берегам. На севере расстилалась низменность, к югу поднимались высокие горы, такие же высокие, как и та, на которой он стоял. Нетрудно было догадаться, где он находится, - горы на юге определяли его положение. Гора, на которой он стоял, значилась на карте под названием Лап Марталло, Квейль находился за линией итальянского расположения, милях в двадцати к северу от Тепелени. Приблизительно такое же расстояние отделяло его гору и от Химары, на побережье, но он не знал, в чьих руках этот город. В какую бы сторону он ни пошел, ему неизбежно придется пробираться через итальянские линии. Проще было бы взять направление к побережью, но немцы, возможно, уже вступили в Грецию, и ему надо вернуться в Янину, чтобы забрать оттуда Елену. Он начал думать о Елене. В конце концов она могла улететь на "Бомбее", несмотря ни на что... Хотя вряд ли, размышлял Квейль. А ему трудно будет выбраться этим путем. Лучше все-таки направиться к Химаре, на побережье. Можно идти по течению реки. Но он знал, что ради Елены он постарается пробраться в Янину. Он во что бы то ни стало должен поспеть в Янину до прихода немцев. Ему придется днем скрываться в горах, а ночью идти, иначе он может наткнуться на неприятельский патруль. Он попал в самую гущу итальянских резервов. Но если он будет делать переходы только ночью, то ему понадобится много недель, чтобы странствовать вверх и вниз по этим горам. Чем скорей он начнет, тем лучше. Он встал и еще раз прошел к самолету. Здесь не оказалось ничего такого, что можно было взять с собой. Он сел и снял с себя тяжелый летный комбинезон. Было холодно без него, но в обыкновенных брюках легче было идти. Он подтянул пояс, на котором висели кольт и фляга с водой. Затем взял неприкосновенный запас, поглядел на солнце, сверился с карманной буссолью и начал пробираться по склону. Он наклонил голову, чтобы пройти под ветвями низкорослых деревьев, и вдруг услышал шаги. Шаги слышались совсем близко, тяжелые шаги, заглушавшие шелест листьев, колеблемых легким ветром. Он упал на землю и притаился. Шаги приближались. Он напряженно всматривался сквозь заросли. Слышно было, что идет не один человек. Он забыл о своем револьвере: просто лежал и напряженно всматривался. Две фигуры вышли из-за деревьев и остановились. Квейль бросил на них быстрый взгляд и, скорчившись, еще крепче прижался к земле. Но вдруг он увидел бороду, широкое лицо, стальной шлем. Это был Нитралексис. Квейль встал и зашагал в ту сторону, куда шел Нитралексис со своим спутником. Он вышел навстречу им на открытой полянке. Нитралексис разом остановился, вид у него был растерянный и изумленный. Секунду длилось молчание, затем Квейль сказал: - Это я, Квейль. Нитралексис поднял брови, потом улыбнулся в бороду и шагнул вперед. - Инглизи!.. Инглизи!.. - воскликнул он и расхохотался. Квейль взглянул на его спутника. Это был не Папагос, стрелок-наблюдатель. Это был греческий крестьянин в длинном черном войлочном плаще с капюшоном, молодой и краснощекий, с клоком волос на лбу. Он улыбнулся Квейлю. - Где же Папагос... Папагос? - спросил Квейль. Нитралексис гладил его рукой по плечам. Он принял руку и покачал головой. - Мы сгорели... разбились... сгорели... пожар... Папагос... - и он снова покачал головой. - Как вы нашли меня? - спросил Квейль. Нитралексис сначала не понял, потом стал медленно объяснять: - Он... - кивок головой означал, что речь идет о крестьянине, - сказал, что видел еще один самолет... и мы вернулись. Он сказал - еще один самолет. А мне надо было... - Он не мог подыскать нужное слово. - Лекарство, - сказал он наконец. - Вы ранены? - спросил Квейль. Они оба уселись, а крестьянский парень как остановился при появлении Квейля, так и стоял. Нитралексис снял куртку и показал большой кровоподтек и глубокую черную рану на предплечье. Квейль достал из своего индивидуального пакета мазь и стал втирать ее в рану. Нитралексис посмотрел на лицо Квейля и скорчил гримасу: - Вам, верно, больно... очень больно... все содрано... - Не все, - ответил Квейль. Он натер мазью всю руку Нитралексиса, а затем достал карту и указал их местонахождение. - Тепелени, - сказал Квейль. - Отсюда мы возьмем направление на Тепелени. Нитралексис взял карту в руки, потом разложил ее на земле и ткнул пальцем в Химару: - Сюда мы пойдем, сюда, - так будет лучше. - Тепелени недалеко от Янины, - так будет скорее, - возразил Квейль и опять указал на Тепелени. Нитралексис решительно затряс головой. - Там слишком много итальянцев, - сказал он. - И слишком трудная дорога. Немыслимо. - Но так скорее, - настаивал Квейль. Нитралексис опять затряс головой: - А так безопаснее, Химара... там совсем мало итальянцев. Квейль тоже покачал головой и сложил карту. Он знал, что если он согласится с Нитралексисом, то они совсем не попадут в Янину. Они пойдут на побережье, к Химаре, а оттуда прямо в Афины. Он боялся потерять Елену. Он пойдет на Тепелени, а оттуда в Янину. - Я иду н-а Тепелени. Мне надо в Янину, - заявил он. - Это опасно. Зачем вам? - Скорее. Так скорее, - сказал Квейль. Нитралексис пристально посмотрел на него, пожал плечами, и его лицо расплылось в улыбку. Он слегка похлопал Квейля по плечу. - Опасно, - повторил он. - Нет. Нам все равно надо пробираться через итальянские линии. - Слишком много надо лазить по горам. - То же самое, если пойдем на Химару. Спросите своего приятеля. - Квейль указал на крестьянина. - Вам зачем-то нужно в Янину. Да? - Да, - ответил Квейль. - Зачем? - По многим причинам. Я собираюсь жениться на одной гречанке. На гречанке. Жениться. Нитралексис погладил свою черную бороду и сдвинул шлем на затылок: - Вы женитесь? На девушке из Янины? - Да. Мы должны были венчаться сегодня. Сегодня. - Квейль большим пальцем ткнул себя в грудь. - Хо-хо!.. Ай да инглизи! Нитралексис разразился хохотом и что-то залопотал по-гречески, обращаясь к молодому крестьянину. Тот улыбнулся, кивнул головой и что-то сказал Нитралексису. - Мы пойдем. На Тепелени... Вы попадете к своей девушке... А мы попадем к итальянцам... Хо-хо!.. Инглизи и любовь! Нитралексис с чувством потрепал Квейля по плечу и ухмыльнулся в бороду. - Превосходно, - успокоился Квейль. Он собрал свои карты и стал намечать направление. Нитралексис покачал головой. - Не надо. И компаса не надо. Он, - Нитралексис указал на парня, - нас проводит. Он знает дорогу. Это его родные места. - Отлично. Идем же, - сказал Квейль. Нитралексис объяснил крестьянину, что им предстоит. Тот пожал плечами и приготовился в путь. Квейль взял свои вещи. - Как его звать? Звать? Кто он такой? - спросил он Нитралексиса, указывая на молодого крестьянина, у которого были такие румяные щеки, каких Квейль еще никогда не видывал. - Деус. Вы знаете, это значит бог. Деус. Это албанский грек. Он живет в горах. Он нашел меня, - отвечал с обычной усмешкой Нитралексис. Парень обернулся, когда Нитралексис произнес его имя. Войлочный плащ с царственным величием лежал у него на плечах. Капюшон делал его похожим на монаха. Край капюшона, обрамлявший его обветренный лоб, придавал его лицу сходство с ликом сына божьего. Он улыбнулся во весь рот, и его белые зубы сверкнули на солнце, отражая золотистый свет. Квейль положил свой неприкосновенный запас, индивидуальный пакет и карты в вещевой мешок, и они двинулись в путь. 16 Деус повел их через густой лес, где ветер со всех сторон хлестал по деревьям. Им надо было обойти хребет Лап Марталло. Повсюду вокруг были глубокие ущелья и горные вершины. Иногда Квейль видел далеко внизу белую ленту дороги, извивавшуюся в долине, и рядом с ней реку. - Так куда же? - спросил его Нитралексис. - Прямо на восток, - ответил Квейль. Нитралексис сказал что-то Деусу. Тот стал возражать, не замедляя шага. - Он говорит, надо перейти через дорогу, так скорее, - перевел Нитралексис. - А итальянцы? - спросил Квейль. - Тут их пропасть - очень опасно. Нитралексис на ходу стал обсуждать вопрос с Деусом, и Квейль немного отстал, чтобы их не стеснять. - Мы перейдем через дорогу ночью, - сказал Деус Нитралексису. - А как же река? - спросил Нитралексис, припомнив карту. - И через реку надо переправиться. Она очень широкая, будет трудно. - А ты не знаешь такого места, где поменьше итальянцев? - Нет, - отвечал Деус. - Такого места нет. Вся дорога кишит ими. - Как же мы в таком случае переберемся через дорогу и через реку? - спросил Нитралексис. - Ночью. Пролезем у итальянцев между ног, - сказал Деус. - Главное, значит, незаметно добраться до дороги. А перейти дорогу, по твоим словам, это все равно, что проползти между ног у итальянцев. Приходилось тебе когда-нибудь проползать у них между ног? - Это дело нелегкое, - согласился Деус. - Итальянцы - народ пуганый. Они сразу открывают пальбу. - Это я знаю, - отозвался Нитралексис. - Пожалуй, мне бы следовало взять револьвер у инглизи, - сказал Деус. Нитралексис давно заметил, что Деус посматривает на 4 1/2-линейный кольт Квейля. Такой револьвер для Деуса был бы настоящим кладом. Он готов был украсть его, если ему не удалось бы заполучить его другим путем. Нитралексис знал, что Деус способен убить их обоих, спокойно и без всякой злобы, лишь бы завладеть этим револьвером. - Инглизи подарит тебе револьвер, если ты проведешь нас через итальянские позиции к грекам. - Да? - вопросительно протянул Деус. - Инглизи обещал мне. На этого инглизи вполне можно положиться, ты сам можешь судить об этом. - А какое у него лицо, если отмыть его от крови? - спросил Деус. - Добродушное, как у теленка. И очень молодое. Он самый лучший летчик у инглизи. - Почему же его сбили? - выразил сомнение Деус. - Он спасал товарищей. В тот день он сбил пятнадцать итальянцев. - У него замечательная куртка! - Никудышная! У нее только вид такой. Нитралексис боялся, что Деус может покуситься на куртку Квейля. Он решил предупредить Квейля, чтобы тот держал свой револьвер незаряженным. Деус может оказаться опаснее итальянцев. Хотя вообще он очень славный парень. - Выньте патроны из револьвера, - сказал Нитралексис Квейлю через плечо. - Этот паренек... может стащить его. Будьте осторожны. Как только револьвер окажется у него в руках, он нас бросит. Он пойдет на что угодно, лишь бы завладеть револьвером. - Можете взять его себе, если хотите. Он чертовски тяжел. Он мне совсем не нужен, - сказал Квейль. - Пусть остается у вас. А то он что-нибудь подумает... Я сказал ему, что вы подарите ему револьвер, когда он проводит нас к грекам. - Я отдам ему револьвер хоть сейчас. Он страшно тяжел. - Не надо. Он бросит нас. Держите при себе. Они поднимались вверх по склону. Подъем был трудный. Часто приходилось взбираться по голым камням, не легче было и прокладывать себе путь сквозь лесную чащу. Ветер искажал звуки, и все трое то и дело бросались на землю, когда кому-либо из них чудились приближающиеся шаги. Квейль почувствовал голод и достал плитку шоколада. Нитралексис жевал черствый ржаной хлеб. Дорога внизу постепенно оказывалась прямо под ними. По карте Квейль видел, что они идут на восток. Временами, когда открывался вид на дорогу, он различал движущиеся обозы и даже людей. Под вечер они стали спускаться по склону. Квейль порядком устал, и они подвигались медленно. К сумеркам они спустились до половины склона, и дорога была теперь ясно видна. Деус остановился в густой платановой роще. - Здесь мы переночуем, - сказал он, обращаясь к Нитралексису. - А разве нельзя перейти дорогу сегодня ночью? Она так близко, - и Нитралексис указал на дорогу. - Сначала надо понаблюдать. Деус скинул свой плащ. Он посмотрел на Квейля, который сидел, опустив голову на колени. - Он болен? - спросил Деус. - Нет. Он вполне здоров, Инглизи так отдыхают, Он совершенно здоров. Квейль поднял голову и спросил, почему они остановились. - Заночуем здесь. Завтра все высмотрим. Дорога кишит итальянцами. Надо подождать. Квейль лег, где сидел. Голова его опять стала тяжелой, и ноги не совсем ему повиновались. Он не чувствовал усталости, но обессилел. С минуту он смотрел в землю перед собой, потом заснул. Деус и Нитралексис ждали: каждый хотел, чтобы другой улегся первым. Наконец Деус закутался в плащ и лег. Нитралексис высморкался с помощью пальцев и тоже лег. Вдруг Квейль проснулся. Опять в небе висела пурпурная луна. Он чувствовал, что что-то случилось. Он огляделся вокруг, ища глазами Нитралексиса, но его не было. Деус тоже исчез. Внезапно ему пришла в голову мысль, что они бросили его. Он поднялся и сел. Это было мучительно больно. В это время появился Нитралексис. - Итальянцы у нас под боком, - шепотом произнес он. - Где? - Тут внизу. Слушайте. Квейль стал прислушиваться. Он услышал голоса и смех. У него захватило дыхание. - Где Деус? - спросил он. - Следит за итальянцами, - сказал Нитралексис. - Почему мы торчим здесь? - Тут безопасно. Мы в безопасности, если будем сидеть тихо. Квейль потянулся за револьвером. Револьвера не оказалось. - Деус взял револьвер, - прошептал Квейль. - Нет, это я взял его. Он хотел взять, но я взял раньше. Пусть будет у меня. Квейль ощупал небольшой подсумок на поясе. Подсумок был пуст. - И патроны вы взяли? - спросил он Нитралексиса. - Те, что в револьвере? - Нет. Из этого подсумка? - Нет, не брал, - сказал Нитралексис. - Это, значит, Деус. Наверное он, а? - Откуда мне знать? Да, должно быть, он. А револьвер не заряжен. - Значит, у нас револьвер, а у него патроны, - и Нитралексис тихонько рассмеялся. - Как вы теперь отберете их у него? - Мы ничего не скажем ему. Иначе он испугается и бросит нас, но будет тайком красться за нами, чтобы перерезать нам горло во сне. О нет! Ничего говорить не будем. Он не знает, у кого револьвер. - А что он делает сейчас? - спросил Квейль. - Наблюдает за итальянцами. Он скоро должен вернуться. Он славный парень, если только не убьет нас. Теперь Квейль отчетливо слышал итальянцев. Он разобрал несколько слов. Откуда-то внезапно показался на четвереньках Деус. Он улыбался. - Итальянцев немного. До утра нечего бояться оставаться здесь. Вы понимаете, что они говорят? - спросил он Нитралексиса. - Нет, не понимаю. Если бояться нечего, мы опять можем соснуть. - Да. А когда покажется солнце, мы поднимемся выше. Деус уже ложился. Нитралексис предложил Квейлю тоже улечься, Квейль все еще чувствовал слишком большую тяжесть в голове, чтобы пренебречь таким предложением. Он лег и тотчас заснул. Его разбудил на рассвете Деус, Он улыбался дружелюбно, глядя на Квейля честным открытым взором. Трудно было представить себе, что он может убить обоих своих спутников из-за револьвера. Оружия в Албании достаточно, думал он. Там и итальянские, и греческие войска... Хотя албанским горцам добывать оружие трудно. Они боятся самолетов и во избежание репрессий воздерживаются от набегов на итальянцев. - О'кэй! - сказал Квейль по-английски. Лицо Деуса осветилось еще более радостной улыбкой, и он повторил по-своему: "Хоркей". Квейль дружески кивнул головой. Проснулся Нитралексис. При бледном свете предрассветных сумерек они стали подниматься по склону, пока не подошли к кучке деревьев на скале, нависшей над склоном. Уже совсем рассвело, и внизу отчетливо обрисовывалась дорога. - Будем наблюдать, - сказал Деус Нитралексису. Тот кивнул и улыбнулся Квейлю: - Моя специальность: наблюдаю. Но только где мой "Бреге"? Ах, мой "Бреге"! Чтобы не чувствовать боли, Квейль опять завалился спать. Деус посмотрел на него и спросил Нитралексиса, что особенно сильно болит у инглизи: голова или тело. - И то и другое, - сказал Нитралексис. - Если он умрет, ты отдашь мне его револьвер? - спросил Деус. - Он не умрет. Ты получишь револьвер, как только мы доберемся до греков. - Спасибо. Я надеюсь, что он не умрет, - отвечал Деус и наклонился над краем скалы, чтобы наблюдать за дорогой. Когда Квейль проснулся, солнце стояло высоко и сильно припекало. Боль немного утихла, ноги повиновались лучше. Нитралексис опять ел черствый хлеб. Он улыбнулся Квейлю и хихикнул в бороду: - Вы спите, как итальянец. Итальянцы страшные сони. - Спасибо, - сказал Квейль. - Хотите хлеба? - У меня есть шоколад. А где Деус? - Все наблюдает за рекой и дорогой. Он очень обстоятельный парень. - Он славный парень, если только не убьет нас, - передразнил Квейль Нитралексиса. - Совершенно верно, - рассмеялся в бороду Нитралексис. Квейль чувствовал, что он очень грязен, и ему хотелось сорвать с себя шелковые бинты, покрывавшие его голову и лицо. Но вместо того он набрал в ладонь воды из фляги и слегка смочил перевязку. Нитралексис хотел помочь ему. Квейль покачал головой. - Не будет у вас заражения крови, а? - Эта мазь, надеюсь, не допустит заражения, - сказал Квейль. - А как ваша рука? - Я давно забыл про нее. Нитралексис улыбнулся, пожал плечами и похлопал Квейля по спине. - Когда мы будем переходить через дорогу? - спросил Квейль. - Может быть, сегодня ночью. Деус скажет. Будем слушаться его. Он выведет нас из этой итальянской западни, если не убьет нас. - Мне надо спешить, - сказал Квейль. - Ваша невеста в горе. Она, наверно, думает, что вы убиты. Она не будет вас ждать? - Возможно, что не сможет. Я иду наудачу. Лишь бы немцы не, добрались туда раньше нас. - Немцы, может быть, начали уже против нас военные действия? - Лицо Нитралексиса стало серьезным. - Может быть. Но я хочу надеяться, что нет. Мы должны попасть в Янину раньше, чем немцы. - Жизнь полна опасностей, не так ли? - заметил Нитралексис спокойно. - Это правильно. Квейль осторожно ощупал свое лицо. Опухоль все еще не сошла, и он легко мог определить по ощущению, где были порезы. Когда он поворачивал голову, запекшаяся кровь отставала от ран. Он знал, что дело может принять серьезный оборот, если он не скоро попадет в госпиталь. Деус вернулся под вечер. Он был покрыт грязью с головы до ног. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Плащ был испещрен коричневыми мокрыми пятнами. Он улыбнулся Квейлю, Квейль кивнул головой в ответ. Деус прижал ладони к вискам и покачал головой. Квейль еще раз кивнул. - Сегодня ночью выберемся. Но кругом всюду итальянцы, - сказал Деус Нитралексису. - Что, инглизи сможет ползти на животе? - Ну конечно. У него только голова болит. У себя на родине он славится как замечательный ползун, - отвечал Нитралексис. Квейль отломил кусок шоколада и протянул Деусу. Тот посмотрел на Нитралексиса. - Бери, - сказал Нитралексис. - Это шоколад. Хорошая штука. Деус взял шоколад и улыбнулся Квейлю. Он осторожно откусил кусочек и от удивления раскрыл глаза, как ребенок. - Очень сладко. Инглизи всегда едят это? - спросил он. - Нет... Но почти всегда. - Какой сладкий! Просто чудо! Деус снова улыбнулся Квейлю и опустился на землю, жуя шоколад. Квейль лег опять в надежде заснуть и забыться. Какой-то шорох разбудил его. Ему не хотелось шевелиться. Он все еще был слаб, голова была словно свинцом налита. Только ноги стали чуточку лучше. Ночь уже наступила, светила луна. На юге скопились густые белые облака. А со стороны Лап Марталло ползли черные тучи. Пахло дождем. - Выходим? - спросил он Нитралексиса. - Да, Вы хорошо себя чувствуете? Мы пойдем на животе. - Как на животе? - Будем пробираться ползком. Понимаете? - Да, - сказал Квейль. - Но сейчас, кажется, пойдет дождь. - Не беда. Вставайте. Нитралексис помог Квейлю встать. Деус расправил помятую траву на том месте, где лежал Квейль. Они стали спускаться по склону. Деус шел впереди, за ним Квейль, а Нитралексис позади. Деус осторожно раздвигал ветви, чтобы они не шелестели. Он двигался медленно и очень тихо. Они шли молча, останавливаясь только тогда, когда им казалось, что они что-нибудь слышат. Один раз Квейлю показалось, что он слышит разговор где-то справа. Иногда из-под ног у них выкатывались небольшие валуны, и шум камней напрягал их нервы до предела. Вскоре пошел дождь. Луна скрылась за тучами, дождь отчетливо барабанил по листьям, глухо стучал по земле и, разбрызгиваясь, шлепал по камням. Они подошли к рощице, где спали прошлую ночь. Отсюда начинались опасные места. Они поползли. Цепляясь руками за выступы, они спускались по крутым обрывам. Один раз Квейль заметил костер на прогалине шагах в двухстах слева от них. Через некоторое время им пришлось проползти совсем близко мимо другой итальянской стоянки. Квейл