емся мы медленно, и становится уже темно. Пожалуй, мы остались здесь одни во всем районе... - Куда вы хотите добраться? - спросил он механика, шотландца по национальности. - В Афины, - ответил шотландец. - Нет, - сегодня. - Куда удастся. Все едут в Ферсалу. Там, наверно, штаб. Если фрицы нас не догонят... - Эти три самолета были последние в эскадрилье? - Да. Шотландец лавировал, ведя тяжелый грузовик по крутым извилинам дороги. - Кто был этот лейтенант? - Это был Кросби. Тот самый Кросби. Он имел крест за летные боевые заслуги. Шотландец говорил сдержанно, сжав губы, но рот его помимо его волн расплывался в широкой улыбке. Рыжие волосы торчали щеткой из-под пилотки, сдвинутой почти на самое ухо. Он говорил с Квейлем, как с равным, - ему было не важно, имеет ли он дело с командиром звена или авиаполка. Квейль заметил, и это ему понравилось. Он смотрел, как неясная в сумерках дорога бежит под колеса, и по временам помогал шотландцу поворачивать огромный руль машины. Один раз Елена засмеялась, когда шотландец переключил скорость и послышался громкий стонущий звук. Шотландец поглядел на Елену и тоже радостно засмеялся, и они почувствовали симпатию друг к Другу. - Вы гречанка, мисс? - спросил он, улыбаясь и не замечая того, что улыбается. - Да, - ответила она, невольно улыбаясь сама. - У меня есть знакомая гречанка в Афинах. Я женюсь на ней, когда вернусь. Он произносил "р" твердо и раскатисто, и Елена с трудом разобрала, что он сказал. - Вы женитесь на гречанке? - переспросила она наклонившись вперед. - Девушка хоть куда, - ответил шотландец, обращаясь к Квейлю, и тот улыбнулся в ответ. - Капрал, - сказал он, - это моя невеста. При этих словах на губах его заиграла сдержанная улыбка. Елена быстро взглянула на Квейля и тоже улыбнулась. - Вот как? Славно, - сказал шотландец. Он засмеялся и еще больше сдвинул пилотку на ухо, и они все засмеялись. - Моя фамилия Макферсон. Он произнес: Макфейрсун. - Вы из Глазго? - Нет. Из Эбердина. - Как это поется? "Эбердин кружится, кружится"... - Это Глазго, - объяснил шотландец. И запел: - "Еду я в Глазго, а Глазго кружится, кружится". Это о Вилле Файфе. С ним случилось нечистое дело. - Как дальше? - спросил Квейль. Шотландец помолчал, следя за дорогой, потом запел на родном диалекте, певучем и улыбчивом, как его лицо, и по временам Квейль подтягивал, когда вспоминал слова. Когда Квейль начинал подтягивать, Макферсон пел громче, и оба совсем увлеклись. Елена довольно засмеялась и протянула руку, чтобы погладить Квейля. - Спойте греческую, - попросил шотландец. - Вы не поймете. - А ты разве поняла, что пел Макферсон? - Кое-что. А на каком это языке? - серьезно спросила она. - Это разновидность английского, шотландский диалект, - объяснил Квейль. - Попросту эбердинский, - вставил Макферсон. - Как эта песня насчет Муссолини? Елена опять рассмеялась: - Это неприличная песня. Слова неприличные. - Ничего. Мы ведь не понимаем, - ответил Макферсон. Квейль подумал о том, что у Макферсона нет неприятной развязности в разговоре и держится он без фамильярности, и сам удивился своим размышлениям. - Нет, нет. Я спою вам другую. - Нет. Мы хотим о Муссолини, - настаивал Макферсон. - Ну, ладно, - согласилась Елена. Она помолчала, потом начала напевать песенку о Муссолини; когда она дошла до припева, Макферсон стал подпевать, и Квейль засмеялся над странностью положения, когда позади немцы, а этот шотландец заставляет Елену петь двусмысленную песенку. Они все смеялись, когда передний автомобиль остановился и заставил остановиться Макферсона. - Что там такое? - проворчал он и вышел. - Мак, - послышался голос офицера. - Да, сэр. - Как насчет чая? У вас ведь есть? Где сержант? - Здесь, - ответил сержант. - Достаньте, пожалуйста, примус. Попьем чаю. Тэп тоже вышел из машины, а солдаты стали топать в кузовах, чтобы размять ноги. Квейль плохо видел в темноте, но заметил, что офицер направляется к нему. - Финли сказал мне, что вы здесь. Я не знал, - обратился он к Квейлю. - Сделаем остановку, чтобы подкрепиться. Финли говорит, что вы все проголодались. - Я не откажусь от чая, - ответил Квейль. - Мистер Квейль, - обратился к нему сержант, сидевший в кузове первого грузовика. - Что делать с греками? Всю дорогу ругаются, как черти. - Сейчас узнаю, - сказал Квейль и отправился на поиски большого грека. Его нигде не было. Квейль не стал над этим задумываться; но в темноте он заметил маленького грека, разговаривающего с Еленой у первой машины. Квейль направился к ним. - Скажи им, чтобы они перестали, Елена. - Они оба очень нервничают. - Из-за чего? Скажи им, что это начинает надоедать. - Это мало поможет. Квейль направился в темноте к тому месту, где стоял Тэп с пилотом-офицером. - Познакомьтесь, - сказал Тэп. - Пит Мартин, Джон Квейль. - Мы уже познакомились, - ответил Квейль. Он заметил, что большой грек делает ему знаки, и пошел к нему. Грек стал удаляться от машины, и Квейлю пришлось идти за ним в темноте. - Инглизи, - сказал грек. - Мне очень жаль, но я хочу проститься. Довольно отступать. Я возвращаюсь. - Зачем? - Я не могу так. Вы можете, потому что это не ваша родина. А я не могу. - Не сходите с ума. Что вы будете делать? Драться со всей немецкой армией? - Нет. Уйду в горы. - Зачем? - Тут все скоро будет кончено. Мы будем драться в горах. Квейль вспомнил Мелласа. Он помолчал, глядя в темноту. - Куда же вы хотите теперь? - Мои родные места - к северу от Ларисы, возле Олимпа. Там я уйду в горы. - Хорошо, - сдержанно произнес Квейль. - Вы, конечно, лучше знаете, что вам делать. - Благодарю вас. Благодарю за то, что вы доставили меня сюда. Вы хороший инглизи. Сожалею, что вас здесь побьют. Инглизи здесь не смогут воевать. - Нас еще не разбили, - заметил Квейль. - Может быть, но скоро разобьют. Теперь пойду. Желаю вам счастья с этой девушкой. Она очень хороший человек, и другой инглизи тоже. Ну, иду. - Одну минуту. У вас есть провизия? - Нет, мне не надо. - Подождите, - возразил Квейль. - Я вам достану. Подождите здесь. Он подошел к грузовику, отыскал сержанта и попросил у него чего-нибудь съестного. Тот дал ему хлеба и чая. Квейль вернулся на то место, где оставил грека. Он стал смотреть по сторонам, но грека нигде не было видно. - Вы здесь? - тихо спросил Квейль по-немецки. Ответа не было. Он всмотрелся в темноту. Даже шагов не было слышно. Был только мрак и шум, доносившийся оттуда, где располагались остальные. Квейль крепче сжал хлеб в руке, повернулся и пошел к грузовикам. 24 Они снова тронулись в путь в длинной веренице грузовиков, тянувшейся так далеко, как только могло протянуть ее во тьме воображение. Их машина находилась отнюдь не в хвосте. Сзади шли другие грузовики, присоединившиеся к ним на перекрестках. Ехали медленно, с частыми остановками, которые сознание Квейля машинально отмечало, как переход от овладевавшего им сна, приятного тепла и чувства сытости к случайным обрывкам разговоров между австралийцами. В грузовиках были сплошь австралийцы. Раздавались взрывы смеха - смеялся Макферсон, который время от времени заговаривал с Еленой. Раз Елена спросила Квейля о большом греке. Квейль ответил: - Он ушел в горы. Она сказала: - Они все решили уйти в горы. Так он продолжал смутно витать между полупробуждением и полусном, пока не наступило яркое утро. - Славно вздремнули, - сказал Квейлю Макферсон, когда тот проснулся. - Где мы? - Ночью миновали Ферсалу. - Скоро Афины? - спросила Елена. - Нет. Мы еще не доехали до Ламии. А потом надо будет перевалить через те горы. - Где получился затор? Они стояли на месте. - Не знаю, - ответил Макферсон. - Вот уже несколько часов, как тянется эта канитель. - Пойду посмотрю, - сказал Квейль. - Ты тут поосторожнее, Елена. Он перебрался через Елену и спрыгнул с высокой кабины грузовика. Утро было тихое и холодное. Вереница машин тянулась до самого поворота и исчезала за ним. Квейль и его спутники были в самой середине остановившегося потока. Среди машин были и греческие, но больше австралийских. Были также два больших размалеванных для маскировки автобуса со знаком греческого Красного Креста, полные раненых. Шагая по обочине грязной дороги, Квейль прислушивался к разговорам шоферов о причинах задержки. - Где же дорожная охрана? - спрашивал один из австралийцев. - Она не поможет. Это все чертовы греки. Забивают дороги машинами с беженцами. - А что если налетят фрицы? Мы неплохая мишень. - Вы не из Ларисы? - Нет, из Элассона. Где свернуть на медицинский пункт? - Эх, беда. Ну, что тут поделаешь... Ехал за снарядами. Там должен был быть знак над складом. Но будь я проклят, если видел его. - Настоящая чертовщина. Кое-кто поплатится за это... - Где теперь фронт? - Где-то у Ларисы. Не знаю. - Укрепления возводят к югу от Фермопильской равнины. - В этом проклятом горном проходе? - Ну да. Если фрицы упустят такой случай для бомбежки, они будут ослами. - Прошлый раз упустили. У тебя есть бензин? - Конечно. Два галлона. Сколько тебе надо? - Четверть галлона хватит. - Бери. Да вы кто такие? - Санитарная машина. Мы из Южной Австралии. А вы не седьмой дивизии? - Нет, шестой. А из какой части Южной Австралии? - Из Южной Аделаиды. - Хотел бы сейчас туда? - Все бы отдал... Смешно - у нас там пропасть греков. - В Джилонге их тоже сколько угодно. - Надо отдать им должное. Я всегда считал их бродягами и шарманщиками. Оно так и есть - там у нас. Но здешним надо отдать должное. - Они чертовски здорово дрались, бедняги. А мы теперь сматываемся и оставляем их. - Какого дьявола мы не двигаемся? - И как это проклятые фрицы не пронюхали. - Погоди, еще налетят. Проходя мимо, Квейль слышал, как один из австралийцев сказал: - Видишь этого? Это летчик. - Хорошо его обработали. А я не знал, что у нас есть самолеты. - В том-то все дело: нет самолетов. - Да. Нет как нет. Квейль больше ничего не слышал; он осторожно шагал по грязи. Дошел до поворота и пошел дальше. Тут он увидел, что вереница машин тянется еще на четверть мили. Это были большие тяжелые машины с шоферами-австралийцами; они стояли, тесно сбившись, в хвост одна другой. Некоторые шоферы сошли с машин и беседовали, другие хлопотали у себя в кузове около примусов, торопясь вскипятить чай. Попадавшиеся кое-где греческие грузовики были столетней давности, и люди на них сидели, взгромоздившись на горы узлов и всяческого скарба. Они молчали; у женщин лица были закрыты шалями. Дети, подавленные всем происходящим, сидели смирно, завернувшись в одеяла. Дойдя до головы колонны, Квейль увидел причину затора. Это был тяжелый четырехосный грузовик английских воздушных сил. Задняя половина кузова - на двух осях - оторвалась и опрокинулась на дорогу. Рядом завяз в грязи грузовик меньших размеров. Какой-то чин военной полиции, на мотоцикле, с белой повязкой на рукаве, объяснял группе австралийцев, что надо делать. Квейль остановился и молча стал смотреть, как они подталкивали маленький грузовик, чтобы поставить его впереди большого. Но машина только уходила еще глубже в грязь. - Что вы хотите сделать? - спросил Квейль полицейского. - Поставить этот грузовик вперед и оттащить развалившуюся машину в сторону. А он увяз. Они опять стали толкать грузовик; шофер дал полный газ. Толстые резиновые шины забуксовали; но вдруг они уперлись в грунт и обдали Квейля и остальных грязью; грузовик закачался, задел крылом за сломанную машину и сорвал крыло, но сдвинулся с места и прошел вперед. Солдаты поспешно привязали к нему сломанную машину проволочным тросом. Шофер ее сел в кабину - рулить. Австралийцы стали толкать ее сзади, понемногу сдвинули, и маленький грузовик оттащил сломанную машину с дороги. Квейль пошел обратно, навстречу медленно двигающейся вперед колонне. Начало ее представляло узкую вытянутую линию с большими промежутками между машинами, но дальше машины опять шли, сбившись в группы; после непродолжительной ходьбы он увидел свой грузовик. Квейль взобрался в кабину. Елены там не было. - Она пересела на греческую санитарную машину, - объяснил Макферсон. В это время кто-то стал дубасить по задку кабины. Макферсон остановил машину. Послышались крики. - Бомбардировщики, - сказал Макферсон и выскочил. Из других машин тоже выскакивали люди и бежали в поле. Квейль на бегу поглядел вверх. Он услышал знакомый гул; самолеты выходили из-за тянувшихся впереди невысоких гор, из сияния утреннего солнца. - Времени не теряют, - крикнул ему один из австралийцев. Квейль всюду искал глазами Елену. Когда шесть бомбардировщиков пролетели вдоль дороги на высоте около тысячи футов и сбросили первые бомбы, он лег. Он почувствовал судороги земли под собою, услыхал воющий свист и слившийся в одно грохот первой порции стофунтовок, упавших по другую сторону дороги, и затем уходящий вверх рев удаляющихся самолетов. Квейль поднялся и снова стал оглядываться, ища Елену. Он надеялся, что она не побежит на ту сторону дороги. - Промазали! - заметил австралиец. Колонна не пострадала. Только у некоторых машин брезентовый верх был прорван осколками. Квейль направился к греческим санитарным автомобилям. Он нашел Елену в первом же из них. - Где ты была? - спросил Квейль. Он был зол на нее. - Здесь. Эти ведь не могут бежать. Посмотри на них, Джон. - Ну их к черту! К чему это геройство? Ты их не спасешь тем, что останешься здесь. - Но ведь они не могут бежать, как другие. - Тем хуже. - Не сердись, - сказала она. - Я не хочу, чтобы ты торчала здесь и тебя убило бомбой. - Они такие жалкие. Врача нет. Взгляни на них. Он увидел шесть носилок и засохшую кровь на полу и услыхал ее запах. Двое раненых глядели на него. Лица у них были черные. У одного гноились глаза. У другого была забинтована голова. На остальных носилках виднелись изможденные тени, а дальше - лицо шофера, который, обернувшись, смотрел на них. - Все равно, - сказал Квейль. - Ты ничем не можешь помочь. - Некоторым я могу помочь, перебинтовать их. А вон тот умер. Она указала на последнего в ряду. - Ты просто упрямишься. Наш грузовик пойдет за вашим. - Не сердись, Джон. - Я не сержусь. Мы поедем за вами. Квейль чувствовал, что сердится на нее, чуть не ревнует ее, сам не зная почему. Он влез в кабину к Макферсону, который потихоньку что-то насвистывал. Макферсон улыбнулся ему. - Нашли ее? - спросил он. - Да, - ответил Квейль. - Очень красивая девушка. И он опять улыбнулся. Квейль посмотрел на него и мысленно рассмеялся. - Что скажут ваши, когда узнают, что вы женитесь на гречанке? - улыбаясь, спросил Квейль. - О, наверно пошлют меня ко всем чертям и лишат наследства. Впрочем, у них гроша за душой нет. Так какая разница? Макферсон засмеялся: - Эти фрицы - страшное мазло, сэр. Квейль почувствовал юмор, заключенный в словечке "сэр". - Верно, - ответил он. И опять начал беспокоиться. - Будет цела, - сказал Макферсон. - Но она не выходит из машины во время налетов. Макферсон ничего не ответил; он глядел на подъем впереди. Они все время поднимались в гору и теперь находились на высоком перевале. Квейль опять услышал стук в кабину. - Опять! - сказал Макферсон, поспешно затормозил машину и выпрыгнул. Квейль выпрыгнул в другую сторону и на бегу увидел самолеты. Они шли низко. Сделав заход над дорогой, они перешли на бреющий полет и открыли огонь. Квейль видел, как комья грязи, словно тяжелые водяные брызги, шлепаются на поле между ним и дорогой, и услыхал сперва раздельный, отрывистый, а затем слитный треск нескольких пулеметов и, наконец, проносящийся мимо и возвращаемый эхом рев мчащихся прямо над колонной самолетов. Квейль вскочил и побежал к санитарным машинам. На бегу он смотрел во все стороны, нет ли где Елены. Где-то впереди горела одна из машин, а бок у второй санитарной машины был пробит пулями. Он рванул большую дверь. Елена лежала на полу. - Елена! - воскликнул он. - Господи боже! Она подняла голову. - Улетели? - спросила она. Он сурово посмотрел на нее. Она не спускала с него глаз. - Да, - ответил он. Она медленно поднялась. - Ты сумасшедшая, - сказал Квейль. - В следующий раз не смей оставаться здесь. - Здесь так же безопасно, как и снаружи. Погляди на них. А снаружи кто-нибудь пострадал? - Как будто да. Слушай, - продолжал он, - брось эти глупости... - Кажется, нам придется убрать того... на последней койке. Можно будет похоронить его здесь? - У нас нет времени на это, - ответил он. - Откуда дым? - Попало в один грузовик. Дверь открылась. Это пришел Тэп с маленьким греком. - Оба целы? - спросил Тэп. - Да. - Кажется, впереди кого-то хлопнуло. - Тэп, - обратилась к нему Елена. - Не вынесете ли вы того, в конце ряда? Он умер. - А что я с ним буду делать? - Надо его похоронить. На остальных плохо действует, что он здесь. Тэп поглядел на Квейля. Квейль вышел из машины и пошел вперед посмотреть, что там горит. Колонне преграждал путь полыхающий грузовик. Один из австралийцев, защитив лицо шляпой, старался повернуть колеса грузовика, чтобы можно было оттащить его с дороги. Грузовик был привязан тросом к другой машине, приготовившейся буксировать его. Когда она дернула, горящий грузовик свалился набок в канаву, и от воды поднялись большие клубы белого пара. Два австралийца принесли с поля на край дороги какого-то человека. У него текла кровь из шеи. - Ранило осколком, - сказал один из них Квейлю, когда тот подошел. - Вон там санитарная машина, - ответил Квейль. Они отнесли раненого к греческому санитарному автомобилю и подняли его в машину в тот самый момент, как маленький грек и Макферсон выносили мертвого грека. - Вот тебе еще один, Елена, - сказал Квейль. Он пошел с Тэпом посмотреть, куда отнесут мертвого грека. Оба австралийца достали из своих машин лопаты и принялись рыть яму. Когда получилась достаточно глубокая могила, они опустили в нее мертвого грека. Квейль вынул у него из карманов бумаги и хотел отыскать опознавательный жетон, но не нашел. Австралийцы стали зарывать мертвеца, и Квейль смотрел, как черная земля засыпает желтое лицо с неподвижными открытыми глазами. Потом он вернулся к санитарному автомобилю. - Вот его бумаги, - сказал он Елене. Шофер санитарной машины помогал ей прибрать внутри. - Спасибо, - ответила она и спрятала бумаги в карман. - У меня ничего нет, - продолжала она. - Не можешь ли ты достать чистые бинты или что-нибудь годное для перевязок? Я израсходовала все мои бинты на тебя. И мне нужна еще марля. - Поищу. - Тэп пошел искать, - сказала она. Квейль, задетый тем, что она обратилась к Тэпу, остался на месте и стал смотреть, как она прижимает к шее австралийца пропитанный кровью бинт. Раненый был юноша с тонкими чертами лица и длинными черными волосами, которые ей приходилось каждую минуту откидывать с его лица. Глаза его были широко раскрыты, и он следил взглядом за ее движениями; он ничего не говорил, но глядел широко раскрытыми глазами, потому что боялся закрыть их. Тэп вернулся с марлей и бинтами. С ним пришел и ехавший из Ларисы пилот-офицер. - Может быть, я могу помочь? - сказал офицер. - Я немного знаком с этим делом. - У него сильное кровотечение, - объяснила Елена. Офицер наклонился и посмотрел на австралийца. Он взял из рук Елены бинт и снял его с шеи раненого, чтобы как следует рассмотреть рану. Потом, еще раз взглянув на австралийца, вышел из автомобиля. - Недолго протянет, - сказал он совершенно спокойно и пошел к своей машине. Колонна медленно двинулась. Квейль сказал Макферсону, что поедет вместе с Еленой в санитарной машине. Он устроился на полу и молча сидел, то и дело выглядывая наружу, чтобы посмотреть, не появились ли опять самолеты. Грек, лежавший на ближайших к нему носилках, похлопал его забинтованной рукой по плечу и знаком показал, что хотел бы покурить. Квейль отрицательно покачал головой. Пока машина спускалась по склону, австралиец издавал короткие стоны, потом умолк. Машина остановилась. Квейль услыхал стрельбу и увидел, что все опять бегут в поле; он услыхал гул самолетов и закричал Елене: - Идем! Она не двинулась с места. Разрывы бомб потрясли землю. Квейль растянулся на полу и заставил лечь Елену, не позволяя ей подняться, а земля дрожала от бомбежки и пронзительного стрекотанья пулеметов. Сквозь мутные окна Квейль видел разрывы, но бомбы падали слишком далеко от дороги, чтобы причинить ущерб. Наконец самолеты ушли. Квейль открыл дверь; за дверью стояли двое австралийцев. - Как Флип? - спросил один из них. - Неважно, - ответил Квейль. - Он поправится? - спросил другой. Он был в стальном шлеме. - Трудно сказать. Вы пока возвращайтесь к себе. Эта машина сейчас тронется. Австралийцы ушли. Когда санитарная машина тронулась, Квейль почувствовал стоящий в ней запах. Это был запах гниения и смерти, и он вспомнил, как еще школьником постоянно думал, что настанет день, когда придется умереть, и этот день настанет неминуемо, и тогда конец всему, и это самое худшее, - ты не будешь больше ходить, пить, спать, а другие останутся в живых, - и это самое худшее, потому что все останется, хотя тебя не будет. - Почему ты не перейдешь обратно в ту машину? - спросила Елена. - Я чувствую себя хорошо. - А почему мне не остаться здесь? - возразил он. - Не будь упрямцем. - Ты нелепо ведешь себя. Зачем ты остаешься в машине во время бомбежки? - А ты почему остался? - Я не успел выйти. - И я тоже. - Ну ладно, - уступил он. - Это только до Ламии, - объяснила она. - Там есть госпиталь. - Тебе лучше не появляться в госпитале. - Я выйду до того, как мы приедем туда. - А далеко это? - Шофер говорит - почти приехали. Он знает моего брата. - Правда? - Правда. И опять Квейль увидел, что машина остановилась и шоферы бегут в поле. Он лег на пол, и Елена легла рядом с ним. Он обвил ее рукой свою шею и повернул ее лицом к себе. Он поцеловал ее совсем спокойно, просто, уверенно; она вспыхнула и задрожала, и он прижал к себе все ее тело. Земля опять сотрясалась от бомб, и он чувствовал, как это сотрясение передается им, и ему уже ничего не надо было - только оставаться вот так и чувствовать, что Елена отдает ему то, что и он отдает ей. Так они лежали, пока не кончилась бомбежка. Потом Елена медленно встала и вернулась к австралийцу. До Ламии растянутая колонна подверглась бомбежке еще раза два. Спустившись по склону, машины въехали в город. Он представлял собой пожарище, по которому еще гулял огонь. Дым и пламя стелились по земле. - Скажешь австралийцам, что их товарищ остался здесь в госпитале. - Если только госпиталь еще существует. - Он за городом. А мы вернемся в нашу машину. И она предупредила шофера, что уходит. Она приложила к шее австралийца толстый слой ваты и откинула с его лица длинные волосы. Теперь глаза его были закрыты, лицо отекло и побледнело, и она не могла понять, жив ли он еще. Она обошла остальных и сказала им, что их сейчас отвезут в госпиталь. Они поблагодарили ее на прощанье. Она вернулась в прежнюю машину и села рядом с Макферсоном. Когда пришел Квейль, Макферсон быстро погнал грузовик по разрушенному городу, проскочил мимо часового, который что-то кричал ему, и догнал другой грузовик на гладкой, ровной, прямой дороге за городом. - Это и есть Фермопильская равнина, - сказал Макферсон. - Да, - подтвердил Квейль. Он поглядел на расстилавшееся по обе стороны пространство. Это была плодородная земля. Она была вспахана и зеленела; холмов было немного, но впереди вздымались высокие, царившие над всей равниной горы и высокий пик Менендиссы. - Будет чудом, если этот старый рыдван перевалит через те горы, - заметил Макферсон. Он низко склонился над рулем и всматривался в темноту. Дорога впереди была забита отступающей колонной. Макферсон покачал головой и откинулся на спинку сиденья. Они достигли подошвы горы и начали подъем по извивающейся широкими петлями дороге. Они не успели далеко отъехать, как появились самолеты. Теперь вокруг не было полей, куда можно было бы бежать от бомбежки; только кусты терновника на склоне горы сулили какую-то защиту. Квейль и Тэп помогли Елене взобраться на склон над дорогой. Бомбы сыпались у подножия горы на равнину. Та часть колонны, где находилась машина Макферсона, не пострадала, но Квейль стоя мог видеть разрывы. Это было похоже на то, как если бы мальчишка кидал камни в пруд. И это повторялось все время, пока они совершали подъем. Каждый раз им удавалось подняться лишь на несколько футов. Когда они достигли первого перевала, перед глазами Квейля открылась вся ширь фермопильской равнины, и Ламия, и морской залив, и широкая гладь впадающих в него рек. Было уже за полдень, и по временам над ними появлялось до шестидесяти и даже до ста самолетов, и Квейль видел отступающие части, растянувшиеся, как гигантская гусеница, вдоль дороги по обе стороны перевала. Они двигались медленно, с остановками из-за жестокой бомбежки и пулеметного обстрела, которые продолжались весь день до позднего вечера. К концу дня они почти миновали горы и выехали к равнине Ливадии. Когда стемнело, первый грузовик круто свернул с дороги. Макферсон повернул за ним, а потом отъехал в сторону и поставил свою машину на некотором расстоянии от него. Квейль вышел и помог выйти Елене. Он не понимал, чем вызвана остановка, и пошел к первому грузовику узнать. Тэп и старший лейтенант стояли возле машины и смотрели по сторонам. Шофер, подняв кожух мотора, копался в его внутренностях. - Что случилось? - спросил Квейль. - Придется постоять, - ответил офицер. - Что-то неладно с подачей бензина. - И сколько это займет времени? - Вероятно, повозимся до рассвета. Елена пошла полем к лесу. Квейль поглядел ей вслед, потом вернулся к своему грузовику. Ему не хотелось торчать здесь целую ночь. Он чудовищно устал, но готов был отложить сон до Афин. Теперь, когда они почти у цели, ждать здесь - значит зря терять время. - У них бензин не поступает в бак, - объяснил он Макферсону. - Может быть, мы поедем? - А они без нас справятся? - спросил Макферсон. - Не знаю, - ответил Квейль. - Пойдите взгляните сами. Макферсон пошел посмотреть. Возле первого грузовика разожгли примус. Квейль слышал, как сержант крикнул, чтобы дали плоский котелок, а солдат ответил, что котелок завален инструментами, его не достать и можно обойтись без него. - Нам лучше остаться на случай, если придется брать их на буксир, - сказал Макферсон вернувшись. - Далеко они на своей колымаге не уедут. - Ладно, - ответил Квейль и пошел к первому грузовику. Елена уже вернулась из леса и сидела рядом с Тэпом на брезенте, который расстелили возле машины. Старший лейтенант вытащил из своей сумки кружку. - Хэлло, Джон, - воскликнул Тэп. - Мы тут поим Елену чаем. У тебя есть чашка? - Меня можешь не считать, - ответил Джон. - Мой сержант тоже готовит там чай. На дороге непрерывно слышалось громыханье и мелькали длинные тени - бесконечная вереница грузовиков продолжала свое отступление. - Мы, кажется, только и делаем, что останавливаемся пить чай, - прибавил Квейль. Задержка раздражала его. - На этот раз из-за подачи бензина, - возразил Тэп. - Тут ничего не поделаешь. - Вздор. Мы могли бы пересесть на другой грузовик. - Из-за одной ночи ничего не случится. Я совсем разбит и Елена тоже. - А где маленький грек? - вдруг спросил Квейль. - Где-то здесь. - Он пошел походить, - сообщила Елена и передвинулась к Квейлю, который продолжал стоять. Она оказалась у его ног и потянула его за брюки, чтобы он тоже сел, но он только дотронулся до ее плеча. - Интересно, остался еще кто-нибудь в Афинах или нет? - заметил Тэп. - Это еще что за новости? - спросил Квейль. - Ты смотри, что делается. Вся армия отступает, - продолжал Тэп. - Тогда Афины, вероятно, переполнены войсками, - заметил Квейль. - Нет, я не то хочу сказать. Я думаю, что бомбардировочная эскадрилья эвакуировалась. - Если от нее что-нибудь осталось. - Не понимаю, где все "Харрикейны"? - Еще в Египте, - вмешался старший лейтенант. Он погладил светлую щетину на своем подбородке и лег на спину. - Нас, видно, здорово поколотили, - сказал Тэп. - А ты на что рассчитывал? - спросил Квейль. - Не знаю. Во всяком случае не на такое отступление. - Нам все время придется отступать, - возразил Квейль. - Что еще можно делать, если не имеешь такой четкости, как у немцев? Или такой армии, как у них? - Может быть, - ответил Тэп. - Но я продолжаю утверждать, что при равенстве сил мы их поколотим. - Чепуха. Все наши методы устарели. И вообще все. - Какая муха тебя укусила? - Бросим, - сказал Квейль и пошел к своей машине. - Как насчет чая? - обратился он к Макферсону, чтобы заглушить овладевшее им раздражение. - Сейчас будет готов, - ответил сержант. - Барышня будет пить с нами? - Она будет пить там, - ответил Квейль. Он сам не понимал причины своего упорного озлобления. Он испытывал его в присутствии Елены и Тэпа и когда разговаривал с Тэпом о происходящем. Зато Макферсон опять делал его самим собой. - Что вы думаете насчет этого отступления? - задал он Макферсону неожиданный вопрос. Макферсон помедлил, потом сказал: - Скверно. Но мы ждали этого. - А чем кончится, по-вашему? - Дюнкерком. Мы всегда сумеем выбраться сухими из воды. Макферсон говорил шутливым тоном, но Квейль знал, что он думает это серьезно. - Пейте чай. - Макферсон протянул ему полную кружку. - Только сахару нет. - Я пью без сахара. - Мне кажется, нужно только крепко держать в руках то, что у нас есть, и мы возьмем немцев измором. - Я тоже так думаю, - ответил Квейль, глотая горячий чай. - Мы будем лучше драться на своей земле. - Вы думаете, они вторгнутся в Англию? - Не знаю. - Он вдруг заговорил с особенно резким шотландским акцентом. - Но если сунутся, ничего у них не выйдет. - Я думаю, вы правы. - Я тоже так думаю, - сказал Макферсон улыбаясь. Сержант и некоторые из рядовых слушали эту беседу, не принимая в ней участия, так как Квейль к ним не обращался. Сами вступить в разговор они не решались. Квейль вдруг заметил, что они молчат; он понял, что его беседа с Макферсоном является исключением из общего правила, и почувствовал себя чужим среди этих людей. Он бы ушел, но не хотел возвращаться к Тэпу. Ему захотелось, чтобы Елена была здесь, - и он неожиданно обратился к Макферсону: - Подите спросите мисс Стангу, не хочет ли она выпить чаю с нами. Макферсон встал и пошел. Квейль прислушивался к глухому шуму непрерывного потока отступающих и голосам вокруг него - голосам, которые сдерживало его присутствие. Макферсон вернулся с Еленой. - Я пила чай, - сказала она. - Но меня беспокоит твоя повязка. Как она? - В порядке, - ответил он. - У меня есть бинты, если вам надо, - сказал Макферсон. - Не надо, - ответил Квейль. - Нет, надо. Дайте, пожалуйста; я перебинтую утром, когда будет видно. Квейль лежал на большом брезенте. Небо было подернуто дымкой, и лицо Квейля слегка покрылось росой. Елена села возле него, пощупала повязку и при этом нежно погладила его по голове. Его физическая усталость дала себя знать, и он заснул. Поворачиваясь на другой бок, он услыхал опять непрерывный грохот отступления. Все остальное молчало. Кто-то лежал на брезенте, завернувшись в одеяло. Квейль наклонился над спящей фигурой. Это была Елена. - Елена, - позвал он тихо. Она проснулась. - Что такое? - Идет дождь, - сказал он. Она накрылась одеялом с головой. Он протянул к ней руку, и она взяла ее. Когда он лег, она тихонько накинула на него край одеяла. - Ты промокнешь, - сказала она. Теперь ничто не разделяло их, и он почувствовал ее тепло. Он подложил ей под голову руку, а другой рукой обнял ее за талию. Она спокойно положила руку ему на грудь. Он прижался к ней и почувствовал все ее тепло. - Веди себя как следует, Джон. Пожалуйста, веди себя как следует. - Я буду вести себя как следует, - тихо и послушно ответил он. - Люблю, когда ты такой, - сказала она. - Да, - ответил он. - Да. В этом все. И потом была тишина, и прохлада влажного одеяла на лице, и его тепло, смешанное с ее теплом. И тишина. 25 Когда наступило дождливое утро, солдаты принялись готовить на примусе чай. Поток отступления не прерывался. Чувство опасности, ночью исчезнувшее, снова вернулось. Шофер первой машины стал налаживать подачу бензина, и Макферсон помогал ему. Квейль посмотрел на дорогу и понял, что надо торопиться. - Мы поедем, - сказал он Елене, которая перебинтовывала ему голову. - Да, - спокойно ответила она. - Слушай, - сказал он Тэпу, когда тот подошел к ним. - Мы сейчас едем. К чему нам ждать, пока исправят тот грузовик. Мы только теряем время. - Большой роли это не играет, - ответил Тэп, поправляя свою повязку. - Может быть, но мы с Еленой - едем. Поедешь с нами? - Нет, я подожду Мартина, - решил Тэп. Он возился со своей перевязкой, стараясь ослабить ее. - Ладно, - сказал Квейль. Он направился к Макферсону, который прополаскивал отдельные части мотора в жестянке, до половины наполненной бензином. - Мы едем, - сказал ему Квейль. - Спасибо за все. - Не за что, - ответил Макферсон. Он встал и улыбнулся Елене. - Желаю вам как следует справить свадьбу. Пилотка чуть не свалилась у него с головы. - И вам тоже, - сказала Елена. Она пристально посмотрела на его веснушчатое лицо. - А где маленький грек? Я нигде не вижу его, - оглянулся кругом Квейль. - Он возле того грузовика. Я скажу ему, - ответила Елена и пошла туда. - Прощайте, - кинула она Макферсону уходя. - Всего вам хорошего. - И вам тоже, - ответил Макферсон, не вынимая рук из карманов. - Надеюсь, мы еще встретимся, - сказал Квейль. - Да, сэр. Прощайте. Они расстались без рукопожатия. - Но почему такая спешка? - спросил Тэп, шагая рядом с Квейлем к грузовику, возле которого стояла Елена с маленьким греком. - Не знаю, как объяснить. Я не хочу торчать здесь, - ответил Квейль. Он сам не знал, почему спешит. Афины были для него целью пути, и он стремился туда, потому что не находил покоя, пока не достигнет цели. - Увидимся в Афинах, - сказал Тэп Елене. - Да, - ответила она. Это был обмен пожеланиями, который ни к чему не обязывал. - Идем, - сказал Квейль. - Всего. - Всего, - ответил Тэп. Старший лейтенант приложил руку к пилотке. Квейль вышел с Еленой и маленьким греком на дорогу. Он остановил первый попавшийся грузовик и попросил шофера-австралийца подвезти их в Афины. - Лезьте в кабину, - согласился шофер. В кабине сидел еще один австралиец. - Мы сядем в кузов, - сказал Квейль. - Пусть он останется. - Ничего. Он пересядет. Австралиец хотел выйти из кабины. - Нет, нет. Мы сядем в кузов, - заявил Квейль, и все трое обошли обтянутую брезентом машину и взобрались на нее сзади. Грузовик двинулся дальше. Они смотрели, как оба грузовика на лугу исчезали вдали, в низко стелющемся тумане. - Почему тот инглизи остался? - спросил Елену маленький грек. - Он решил остаться с тем инглизи, который ведет грузовик. - Он не поссорился с нашим? - Вовсе нет, - ответила Елена. - Наш спешит. - Я знаю. Он всегда спешит, - заметил маленький грек. Квейль лег на дно трясущейся машины. В кузове ничего не было, кроме двух сумок с инструментами в углу. Елена села на них. Он улыбнулся ей. Он заметил, что маленький грек пристально смотрит на него. Квейль почти совсем забыл о маленьком греке. Его черная борода и всклокоченные волосы казались теперь еще черней и всклокоченной, а черты лица еще мельче, чем прежде. Он сидел, наморщив лоб, и глаза его первое время не отвечали на взгляд Квейля; потом они вдруг расширились, и он улыбнулся. Квейль тоже улыбнулся и приподнял голову, и маленький грек просиял. Все было опять в порядке. - Ты согласна ехать в Египет, когда все кончится? - вдруг спросил Квейль Елену. - Я не понимаю, - ответила она. - Здесь скоро все кончится. Мне придется вернуться в Египет. - Помнишь, я уже говорила тебе, что это нелегко. - Легко, если с этим связано достаточно много. - Что ж, хорошо, - ответила она. - Если надо ехать в Египет, так поедем. - Мне жаль, что тебе придется расстаться с родителями. Может быть, они тоже поедут? - Они не поедут, - ответила она. - Посмотрим, - возразил он, полуобернувшись к ней. Теперь он был спокоен и сдержан, и его странное озлобление прошло. - Отец счел бы это бегством. - Ему будет плохо, если придут немцы. Ведь его имя в списке. - Я не думаю, чтобы он поехал. - Знают они о наших отношениях? - Я написала им об этом, когда ты не вернулся. - Что ж они ответили? - Я не получила ответа. - По-твоему, как они к этому отнесутся? - Может быть, удивятся. Но обрадуются. - Я сам не знаю, как сложится там наша жизнь. - В наше время нельзя заглядывать вперед, - заметила она. - Да, я не взялся бы предсказывать, что с нами будет. - Я готова ко всему, - сказала она спокойно и твердо. Квейль поглядел на убегающую под уклон ленту дороги позади и крепче уперся ногами в борт машины, чтобы не вывалиться. Маленький грек, вцепившись в борт, старался заснуть. Квейль вспомнил, как он так же лежал на дне грузовика и пел: "Что мне за дело до других, коль нет им дела до меня", и стал тихонько насвистывать этот мотив. - А что скажут твои родители? - спросила Елена. - Они будут удивлены, решат, что я слишком поспешил, и потребуют объяснений. - Где они живут? - На острове Мэн. Это остров у шотландских берегов. - Ты тоже там живешь? - Да. Но больше не буду. Больше я там жить не хочу. - У тебя есть братья и сестры? - Есть две сестры. Одна живет дома. А другая - не знаю, где теперь. Должно быть, в Лондоне. - Какая там природа, на острове? - Как здесь. - Он указал на окрестные места. - Холмы и туман. - А тебе это нравится? - Нет. Я люблю солнце. Мне нравится в Египте. - Чем ты занимался до войны? - Разным. Ему не хотелось говорить об этом. И они замолчали. Кончился подъем по узкой дороге, сжатой с двух сторон высокими откосами. Она плавно вилась теперь вокруг пика, составлявшего вершину хребта, похожая на железную дорогу для любителей видов, - и Квейль вспомнил ту, что вела к Лэкси-Глен на острове Мэн. - Что ты будешь делать, когда мы уедем отсюда? Ведь ты не можешь летать. У тебя еще швы на голове. Елена сняла пальто и положила ему под голову. - Я уже могу летать, - возразил он, приподнимая голову. - Если только у нас еще остались самолеты. - А тебе позволят? - Позволят ли, нет ли, теперь это, пожалуй, вообще бесполезно. Он вдруг почувствовал приступ злобы. Нет, он не желает угробиться как раз под занавес. Если бы меня сбили в Ливии, ничего бы не изменилось. Бессмысленная растрата сил, и никакого толку. Нет, это никуда не годится. Каким же образом, черт возьми, можем мы победить? Но зачем об этом раздумывать? Этак совсем запутаешься. Либо ты будешь верить в победу, либо побоишься опять сесть в самолет. К черту все. Но хотелось бы увидеть, как этому положат конец. Это должна бы сделать армия, но армия, кажется, ни на что не способна. Мы всюду опаздываем. У нас ничего нет. Ни черта. Даже самолетов. Мы увеличиваем выпуск, но и они увеличивают, и мы остаемся в хвосте. А при одинаковых силах мы разнесли бы их авиацию в щепы, - это уж будьте покойны. Ведь что было, когда мы потеряли Вэйна? Еще одно звено в этой стычке, и все было бы по-другому. И все мы чувствовали бы себя по-другому. Это еще не скоро будет, - но какой толк от преимущества в во