медицинской помощи, социальному реформированию, да, и еще он -- мечтатель, думаю, что можно без натяжки так его называть... Как опасно проигрывать свое будущее в словах. Нисколько не сомневаясь, что доживешь до того времени, когда сумеешь их произнести. Нисколько не сомневаясь, что расскажешь свою историю. И про несчастный случай тоже, когда-нибудь она переложит этот кошмар в слова, весь ужас заточения в затопленной машине, пребывание на грани смерти, спасение. Это было жутко -- чудовищно. Я не могла пошевелиться, а вода сочилась и сочилась, он тем временем искал подмогу, к счастью, в машине можно было дышать, окна были плотно закрыты, работал кондиционер, да, я знаю, это чудо, если верить в чудеса. 21 Угри могут высыпать в любом возрасте, а не только в подростковом. В кожном покрове образуются лишние клетки, которые сдерживают жироотделение и способствуют накапливанию жировых отложений и разных бактерий. Так образуются угри с беловатыми и черноватыми головками, а в особо тяжелых случаях и прыщи. Рекомендуется применять перекись бензоила, бактерицидные средства и салициловую кислоту для очищения и излечивания пор. Также рекомендуется косметическая основа зеленоватого оттенка, чтобы замаскировать красноту, которую затем надлежит покрыть тонким слоем крема и припудрить. Никогда не наносите косметику на воспаленные места без предварительной их обработки, это может привести к заражению крови. Я хочу его. Его глаза, руки. Его рот... Не пялься так на него. Ее волосы, глаза, губы... Что это за духи у нее? Белый купальный костюм с крошечными перламутровыми пуговками -- очень женственно. Всего одна бретелька, ГЛУБОКИЙ вырез на бедрах, чтобы золотистый загар был повсюду. И бледно-желтая кружевная блуза, которую можно носить все лето -- с легким платьем, с джинсами, на, пляже поверх купальника: модно, практично и очень СЕКСУАЛЬНО. ОСТОРОЖНО: ультрафиолетовые лучи, купание в соленой воде и неумеренное пользование феном портят КРАСИВЫЕ ВОЛОСЫ. ОСТОРОЖНО: более 100 000 американских женщин заражены вирусом СПИДа. ОСТОРОЖНО: не попадайтесь на удочку школ моделей с дурной репутацией, которые обещают вам после двенадцати месяцев учебы престижную работу в одном из журналов мод. ОСТОРОЖНО: духи, лак для волос и дезодоранты, содержащие спирт, могут испортить одежду из шелковых или ацетатных тканей. Распыляйте их до того, как оденетесь, или прикрыв плечи полотенцем. ТАЙНА СКОРПИОНА: Плутон, бог подземного мира, изначально был не мужчиной, а женщиной -- дочерью матери-земли Реи. Плутон -- мускулинизированная богиня! Существует поверье, что на заре новой эры подавляемые до поры силы Скорпиона наконец проявят себя и Скорпион выйдет на качественно новый уровень -- ВОЗРОЖДЕННЫЙ ФЕНИКС. 22 Она не кричала и не рыдала, понимая, что в этой темноте надо экономить кислород, а только громко и отчетливо, хотя горло драло отчаянно, произносила: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ. Она не впала в истерику. Страх не парализовал ее. Она слышала его голос... где-то наверху. Здесь неглубоко. Он осторожно продвигался по мелководью, нырял, плыл, пытался спасти ее, вытащить из этой темной западни, а ей, чтобы помочь, нужно указывать направление: я здесь я здесь Я ЗДЕСЬ. А тем временем черная вода поднималась все выше, норовя забраться в ее легкие. Черная вода прибывала незаметно, просачиваясь, проникая внутрь тонкими струйками, и капли, стекающие по лицу, казались ей слезами, а еще сотнями мягких, облепивших ее пиявок, ищущих вслепую, куда бы присосаться, нет, это всего лишь вода, она сидит в воде, дрожа всем телом, в воде, которая пахнет нечистотами, бензином, нефтью и ее собственной мочой. Не бросай меня. Я здесь. Кажется, только что они мчались по тряской дороге, луна вовсю светила над головой, а он крепко поцеловал ее в губы, и вдруг они уже борются за жизнь, он отталкивает ее ногами, охваченный ужасом, с единственной мыслью -- спастись любой ценой, он не ведал, что творит, он был охвачен паникой, она все понимает. Она понимала. Она верила. Теперь она вспомнила, кто он такой: Сенатор. Она чувствовала его пальцы на своем обнаженном плече, его дыхание, отдающее пивом, алкоголем... она хорошая девочка и потому оправдывала его поведение, каким оно выглядело или действительно было, находя его вполне предсказуемым и банальным. И все же после того, как их познакомили, после того, как они поговорили -- легко и непринужденно, найдя много общих тем, взять хоть Карла Спейдера, Келли переменила свое мнение об этом человеке. ...неподдельно доброжелательный, любезный. Искренне интересуется людьми. И, несомненно, очень умен. Репетиция будущего в словах. Твои слова. Твоя история. Ведь ты никогда не должна сомневаться, что у тебя есть будущее. А какое замечательное чувство юмора! Рассмешить, позабавить его... усталого пожилого мужчину с чуть наметившимся брюшком и стальной сединой курчавых волос, редеющих на макушке; в январе, играя в сквош, он повредил левое колено, поэтому, черт возьми, он легкая добыча на корте для Рея Энника, энергичного Рея с его смертельной подачей, пожалуйста, рассмешите меня, развлеките, мне так хочется быть счастливым, все это вдохновило Келли Келлер, и она рассказала (Баффи давно знала эту историю, но, истинный друг, притворилась, что слышит ее впервые), как в Гованде Хайте начались распри, бо- лее того, открытая война, в которую вступили все городские владельцы недвижимости, разделившись на два лагеря, и все это на полном серьезе: либо вы были с теми, кто горой стоял за немощеные улицы, поддерживая сложившуюся "традицию" Гованды Хайте (это, как ни странно, влетало в копеечку, на поддерживание в должном состоянии немощеной улицы уходило на 40 000 долларов больше, чем мощеной), или вы примыкали к сторонникам "модернизации". Эмоции захлестывали обе противоборствующие стороны, особенно неистовствовали традиционалисты... вроде Арти Келлера, верившего, что ценность его собственности уменьшится, если дорогу замостят, он разругался напрочь со своим старым другом, который выступил против него на городском собрании, и мать Келли боялась, как бы его не хватил инфаркт. Рушились добрые отношения, соседи переставали друг с другом разговаривать, грозили подать в суд, возникло подозрение, что по меньшей мере одну собаку отравили... и все из-за -- здесь Келли выдержала паузу, ожидая смеха слушателей, -- все из-за грязных дорог! Сенатор тоже смеялся, но, видите ли, да, он думает, что понимает этих людей, нужно знать человеческое сердце, знать, как дороги этому сердцу милые пустяки, политики должны с такими вещами считаться, как говорил Томас Манн, пусть это . представляется нейтральному наблюдателю чем-то малозначительным, эгоистичным и неинтеллигентным, Келли, наверное, просто слишком молода, чтобы такое понять. -- Молода? Но я вовсе не молода. И совсем не ощущаю себя молодой. Неожиданно вырвавшиеся пылкие слова и сопровождавший их громкий смех заставили всех посмотреть на нее, и он посмотрел тоже. Она не собиралась говорить: Сенатор, я писала о вас диплом, разве что подвернется момент, когда это признание прозвучит непринужденно и забавно. 23 Она пыталась подняться, используя руль как рычаг. Дрожа от этого усилия и хныча, как маленький ребенок -- больной, испуганный. Как ребенок, молящий: Помоги мне. Не забудь про меня. Я здесь. Сколько минут прошло с тех пор, как автомобиль выбросило с дороги, пятнадцать?., сорок?., этого она не знала, она была в полузабытьи, иногда вдруг приходя в себя и с ужасом ощущая, как нечто змееподобное скользит по ее лицу, шее, увлажняет волосы, нет, не змея, и вообще это не относится к живому миру -- просто стремительные струйки черной воды проникают в балансирующий на боку автомобиль, готовый вот-вот под напором воды опрокинуться совсем. Оказаться в ловушке здесь, не зная даже, где находится это здесь, не зная, где сейчас он, ее попутчик, корчиться и извиваться, задыхаясь, вниз головой, в полной темноте, и пытаться выбраться, нащупав... что?., руль... негнущиеся пальцы впились в сломанный руль, пытаясь использовать его как рычаг, -- так сделал он, чтобы освободиться. Найдя руль, она могла теперь представить свое положение в автомобиле. Пусть она ничего не видит, зато можно прикинуть, какое расстояние отделяет ее от дверцы водителя, она, конечно, откроет ее, она не сомневалась в этом, ведь открыл же ее он, она не хотела думать, что дверца могла распахнуться при столкновении с оградительным рельсом, а потом захлопнуться под давлением воды, быстрой бурлящей воды, которую она не видела, а лишь ощущала, слышала, обоняла, чувствовала каждой клеткой своего существа: то был ее враг, то был хищник, то была ее Смерть. Об этом не хотелось думать. Не хотелось знать. Никакая ты не оптимистка, ты покойница. Она уверяла мать, что ведет себя как хорошая девочка, но мать, казалось, не слышала ее и говорила что-то быстро и как бы смущенно, ее серьезные серые глаза, которые Келли всегда считала очень красивыми, были устремлены куда-то поверх плеча дочери: "такая молодая -- всего лишь..." Келли не расслышала конца фразы, что-то вроде: "жар в крови... это не будет долго продолжаться, это невозможно. Дорогая, я не помню, когда у нас с отцом это было... последний раз..." -- теперь она уже окончательно смутилась, но смело продолжила беседу, которую, как неожиданно вспомнилось Келли, они вели в то время, когда шестнадцатилетняя Келли, учась третий год в частной школе Бронксвилла, по уши влюбилась в одного мальчика, они неумело и торопливо занимались любовью, Келли -- впервые, а потом мальчик стал избегать ее, и Келли хотелось умереть, она не могла спать, не могла есть, убежденная, что не вынесет этого, как не вынесла ее школьная подружка, пытавшаяся на полном серьезе покончить с собой и потому проглотившая целую упаковку барбитуратов, запив пинтой виски, подружку отвезли на "скорой" в больницу, где промыли желудок и тем спасли ее висевшую на волоске жизнь, Келли не собиралась уходить из жизни по-настоящему и, плача в объятиях матери, клялась, что не хочет умирать, ведь на самом деле она хорошая девочка и, по существу, неиспорченная, она не принимала противозачаточные таблетки, как другие девочки в школе, мама успокаивала ее, мама пришла, чтобы утешить ее, она была и здесь, рядом с машиной, хотя, видимо, не слышала дочери (наверное, мешал шум воды и ветровое стекло), да, мама пришла и сюда, чтобы утешить ее. А тем временем черная вода уже подступила к губам. Сумев каким-то образом собрать последние силы -- она и не подозревала, что после перенесенной травмы они у нее сохранились, -- она подтянулась, частично высвободив из-под чего-то колено, но еще оставалась ступня, правая ступня -- абсолютно бесчувственная и как бы вовсе не существующая, -- ее не было видно, может, ее оторвало? Нет, пожалуй, нет, ведь тогда она уже скончалась бы от потери крови, решила Келли, прошло достаточно много времени. И все же она не могла пошевелить пальцами этой ноги и вообще их не ощущала, даже сами анатомические понятия "пальцы ног", "ступня" стали путаться в ее мозгу, и тогда она решительно прекратила думать на эту тему: она была оптимисткой. Келли воображает, что она такая циничная, такая мудрая, ее не проведешь, подтрунивали над ней беззлобно подруги, но мы-то знаем лучше! -- им было трудно удержаться, чтобы не проехаться шутливо по поводу поражения Дукакиса и ее упрямой верности Карлу Спейдеру, обращавшемуся с ней как с рядовой машинисткой, на одной вечеринке она случайно услышала, как Джейн Фрейберг говорила какому-то мужчине: "Да, это Келли Келлер, могу вас представить, она очень мила, если только не обращать внимания на..." Келли поспешила отойти, не желая слышать окончания фразы. Как это грубо, невежливо обсуждать ее, когда она находится тут же. Когда она еще жива. А друзья обсуждали. Как они могли! Келли?.. Очень красиво. Этот голос звенел у нее в ушах. Но лица она не видела. Не могла вспомнить она и имени, только знала, что он стремится к ней, плывет, преодолевая быстрое, изменчивое течение, слипшиеся пряди облепили бледное взволнованное лицо, он тянется к ручке дверцы, пальцы пытаются нащупать ручку, она выберется отсюда, если не утратит веру, если не поддастся панике, страху, ужасу, Смерти. Здесь. Я здесь. Каким-то образом случилось так, что теперь она лежала, распластавшись, вверх ногами, на внутренней стороне того, что было, как она догадалась, крышей автомобиля. Крыша раскачивалась, зарывшись в ил, сверху на Келли давило сиденье, к которому она была по-прежнему привязана, ремень обхватывал плечо, шею, нарушение функции спинного мозга в результате падения, при котором пленник медленно задыхается, но у нее зажало правую ногу, ее сдавила смятая в лепешку стальная деталь, нога была словно бревно: ее что, оторвало? Или пока еще нет? Не надо думать об этом. Она же оптимистка. Она вдруг осознала, что лежит в собственной блевотине, но не помнила, когда ее вырвало; мелькнула мысль, что такая рвота -- благо, желудок очистился, врачам придется меньше с ней возиться, чтобы откачать всю эту мерзость, -- вода, которой она наглоталась, была не той водой, к которой она привыкла, -- прозрачной, чуть голубоватой, чистой и вкусной, а гнусной, мутной жижей, с привкусом нечистот, бензина и нефти. Здесь! Помоги мне... Хватаясь дрожащими руками за руль, она старалась приподняться над постоянно прибывающей водой, хныча, как ребенок, и с трудом соображая: если поднять голову, то ртом можно хватать пузырьки воздуха, плавающие над ней и переливающиеся в лунном свете. Эта яркая плоская луна! То, что Келли ее видит, доказывает, что она еще жива. Мы доберемся туда, Келли. И доберемся вовремя. Она знала, понимала, что в нее верят. Он тоже верит. Вот-вот приедет "скорая". Вой сирены. Лучи красного света дико мечутся, освещают дрожащими полосами пространство болот. Девочка по имени Лайза, одна из близняшек, она пыталась покончить с собой, проглотив тридцать восемь таблеток снотворного. Ее увезли, промыли желудок и тем спасли, и одноклассницы, трепеща от ужаса, шептались об этом, а ее отсутствие в классе и в столовой бросалось в глаза. Эта девочка, имевшая сестру-близняшку, не была Келли Келлер. Келли Келлер, которая после романа с Г. поклялась никогда не думать о самоубийстве, ибо жизнь бесценна. Следовательно, все упиралось в то, достанет ли у нее характера, силы воли. Собраться с духом. Не сдаваться. Не терять мужества. Черная вода поднималась толчками, она уже плескалась у ее подбородка, но -- только бы держать повыше голову -- главное -- знать, что делать, и следовать этому. Ну почему она не решилась сказать, что они сбились с пути, не потребовала, чтобы он вернулся назад и осмотрелся, ну почему? -- потому что боялась рассердить его. Черная вода стала расплатой за это, она знала. Мы всегда боимся рассердить мужчин. Даже тех, кто хорошо воспитан. А он был именно таким. И оставался таким несмотря на то, что ему смотрели в рот. Запоминали все им сказанное, повторяли его замечания, шутки. Когда он, играя в теннис, отбивал летящий мяч, то плотно стискивал челюсти, скаля зубы. Ты начинаешь презирать свои собственные слова... свою популярность. А какой неожиданностью для нее стало его внимание к ней, Келли Келлер. Там, на пляже, она излучала уверенность в себе и радость, особенно в этих новых роскошных темных очках, стекла которых не пропускают ультрафиолетовые лучи, она знала, что хорошо выглядит, красавицей ее не назовешь, но тут она сама чувствовала, что пришел ее час, настал миг удачи. Ты ведь Американская девушка: помни это. В последнее время она немного округлилась, нагуляла жирок. И волосы ее не висели уже бесцветными космами, они вновь стали блестящими и гладкими -- мама порадовалась бы. Прежде Келли с горьким чувством по-детски желала Г. смерти, но теперь, конечно же, все совсем иначе, я думаю о тебе как о друге. И все же она колебалась, не решаясь произнести вслух "сбились с пути", ведь мама ее предупреждала, что мужчина не выносит, когда женщина выставляет его дураком, пусть даже она права, а он любит ее. А потом неожиданно все стало хорошо: отток воздуха прекратился. Ее затуманенному зрению представился этот необычной формы светящийся пузырь, который, покачиваясь, двигался вдоль сидений, находящихся теперь сверху, но не рассасывался, не стремился наружу, она в этом не сомневалась, теперь можно прильнуть к нему страждущими губами и втягивать воздух в себя с нетерпением и жадностью ребенка, пока не подоспеет помощь. 24 Он проговорил строго и даже с некоторым укором: события в Персидском заливе дали вашему поколению искаженное представление о войне и дипломатии. Это может обернуться трагедией: они подарили вам иллюзию, что война может быть относительно легкой и что ее можно заменить дипломатией, и это будет наиболее целесообразной заменой. И хотя ей польстило, да и как могло не польстить, что такой известный человек поверяет именно ей столь серьезные мысли, не обращая внимания на остальных, она быстро возразила: -- Такого понятия, как "мое поколение", не существует, Сенатор. Мы разделены по расовым, классовым признакам, по уровню образования и политическим симпатиям, даже половые различия надо учитывать. Единственное, что нас объединяет, -- это сознание нашей... обособленности. Сенатор задумался над этими словами. Потом задумчиво кивнул. И улыбнулся. -- Значит, меня поправили, так? Он с улыбкой смотрел на нее. Смотрел с интересом. Как зовут эту девушку? -- и всем было ясно, что на Сенатора произвела большое впечатление симпатичная и умная подружка хозяйки дома, с которой в настоящее время спал Рей Энник. Как девственно прекрасен этот северный берег Грейлинг-Айленда -- солоноватый привкус воздуха, яркий, чистый простор океана, зубчатые стремительные гребешки волн, мир так прекрасен, что хочется обнять его целиком, раствориться в нем до конца, о боже... 25 Келли, Келли! Она слышала доносившееся сверху свое имя, Келли! -- теперь оно гремело со всех сторон, прорываясь сквозь черную воду. Здесь, я здесь. Здесь. А вода бурлила и плескалась у самого ее рта, отвратительная на вкус, совсем непохожая на воду, во всяком случае на ту, что она знала. Она изо всех сил старалась держать голову как можно выше, шея ее дрожала от непомерных усилий. Она тянулась лицом, губами туда, где еще оставался, постоянно убывая, воздух, она не смогла бы назвать это место, только смутно сознавала, что оно расположено где-то за креслом пассажира, сразу под бардачком? -- там, где находились ее колени. Колени, ноги. Впрочем, она была не в состоянии гадать, что это было за место. У нее недоставало ни самих слов, ни логики, чтобы их связать. Слова "воздух" она тоже не помнила, лишь жадно стремилась глотать его страждущими напряженными губами. Лунный свет то проникал в толщу воды, то скрывался, то проникал, то скрывался, но у нее и для света не было уже имени, как не было его и для самой жизни. И тут черная вода хлынула в ее легкие, и она умерла. Нет, еще нет: она смотрит, как мужчины играют в теннис. Вместе с Фелицией Чьей и Стейси Майлс она стоит в зарослях диких роз вокруг внушительных размеров корта Сент-Джонов, теребит лепестки, касается шипов, запускает ногти в мясистую алую сердцевину -- невротическая привычка, одна из самых скверных, с ней трудна бороться, потому что ее не сознаешь, она следит за энергично развивающейся игрой, следит за ним. Стейси смеясь произнесла: "Чем они отличаются друг от друга -- это сразу бросается в глаза -- так это мускулатурой. Взгляни на их ноги". Сенатор был самым рослым мужчиной на корте, высокий рост Люция из МТИ был незаметен, потому что он играл, благоразумно согнув ноги, полуприсев, молодые женщины восхищались, аплодировали, фотографировали, отходили и возвращались, поразительно, как адекватно выражает мужчина, или так только кажется, свою истинную сущность, состязаясь с другими мужчинами на теннисном корте, серьезная парная игра -- настоящая проверка, причем весьма рискованная. Сенатор и Рей Энник, его друг-адвокат, весело и с энтузиазмом сражались с соперниками, годящимися им в сыновья, мужчина старится с ног, но опытный игрок знает, как сберечь ограниченные силы и заставить выложиться противника, Сенатор легко и непринужденно двигался на корте, как человек, привыкший к теннису с детства, эти крутые подачи в дальний угол поля, при которых мяч проносится так низко, что едва не касается сетки, говорили о долгих годах тренировок, эти выполненные с почти автоматической точностью подачи, когда мяч приземлялся в точно рассчитанном месте, и еще -- что совершенно покорило Келли и других зрителей -- Сенатор в спорных случаях признавал, что мяч упал на его стороне, даже когда было ясно, что мяч вышел за черту. Отличное спортивное поведение. Иногда выиграть, сохраняя достоинство, так же трудно,как и проиграть. Но потом соотношение сил изменилось. Люций с его необычной манерой подавать и любовник Стейси с его резкими бросками к сетке и мощным парированием мяча тыльной стороной ракетки измотали Сенатора и Рея Энника, сыграло свою роль и солнце, а также порывистый ветер и неважное состояние корта Сент-Джонов. Келли потихоньку улизнула, проявив такт, еще до окончания последнего сета, чтобы не попасться Сенатору на глаза сразу после поражения, когда он, посмеиваясь и подшучивая над собой, пожимал руки молодым соперникам, улизнула, чтобы не слышать слов, которые мужчины в таких случаях говорят друг другу, желая скрыть то, что хотели бы сказать на самом деле. Нет: она шла вдоль берега, ветер трепал ее волосы, желтая кружевная блуза свободно наброшена поверх белого купальника, длинные, гладкие, сильные ноги порозовели на солнце. Она шла по берегу моря, а рядом шел высокий, широкоплечий, красивый мужчина, по-медвежьи крупный, с тронутыми сединой волосами и лицом знаменитости, но лицо это было приятным, открытым, славным, лицо доброго дядюшки -- а голубизна глаз просто нестерпимая, такая режущая и острая, как голубизна свежевымытого стекла. И как неподделен его интерес к Келли Келлер. Это льстило ее самолюбию. Он расспрашивал ее о работе у Карла Спейдера, о друзьях и коллегах, просто о жизни и выразительно кивал, да, конечно, он читал ее статью о смертной казни в "Ситизенс инкуайери", конечно же читал. И полюбопытствовал, держась все так же непринужденно, по-отечески улыбаясь, а есть ли у нее в настоящее время друг? И не хотела ли бы она работать в Вашингтоне?, А может, со временем вообще перейдет в его команду? Покраснев от удовольствия, Келли Келлер, будучи дочерью юриста и потому достаточно рассудительной, пробормотала что-то вроде: "Там будет видно, Сенатор". Конечно. Как предусмотрительно поступил Сенатор на съезде Демократической партии в 1988 году, отклонив предложение Майкла Дукакиса выдвинуть в паре с ним свою кандидатуру на пост вице-президента. Пусть Бентсен борется за второе место, соревнуясь с этим нелепым Куэйлом, он же станет либо президентом, либо никем. Столь же предусмотрительно было не разворачивать самому битву за президенте- кий пост, ведь в отличие от Дукакиса он понимал, что на выборах демократам ничего не светит. А вот Келли Келлер этого не понимала. Годы правления Рейгана, удручающее падение духовности, лицемерие, жестокость, ложь с косметической улыбкой на устах... разве Америка всего этого не видела! И все же слепой оказалась именно Келли, и дурочкой к тому же. Теперь, несколько лет спустя, гуляя в обществе сенатора Соединенных Штатов по пляжу, где дети соседей Баффи натыкали в песок по случаю Четвертого июля миниатюрные американские флажки, она весело хохотала, предавая осмеянию тогдашнее свое отчаянное состояние, близкое к нервному срыву. Но Сенатор не засмеялся. И заговорил горячо: -- Как же! Я отлично понимаю. Когда Стивенсон проиграл Эйзенхауэру, мне хотелось умереть. Как я любил этого человека! Келли Келлер удивленно выслушала признание. Мужчина любит другого мужчину? Хотя бы даже как политического единомышленника? Сенатор заговорил об Эдлае Стивенсоне, Келли его внимательно слушала. Она с уважением относилась к Стивенсону, хотя имела о нем довольно смутное представление, она изучала, конечно, этот период американской истории, феномен Эйзенхауэра, как выражался их преподаватель, но сейчас ей не хотелось, чтобы ее экзаменовали. Ей также не хотелось упоминать о снисходительном отношении отца к этому политику, а сама она не могла даже вспомнить, сколько кампаний он провел, одну или две. Кажется, в начале 50-х? Осторожно поинтересовалась: -- Вы работали с ним, Сенатор? -- Во время второй кампании. В тысяча девятьсот шестидесятом. Тогда я учился на втором курсе Гарварда. А в первый раз, когда он почти победил, я был еще ребенком. -- Вы всегда занимались политикой? Он счастливо улыбнулся, обнажив свои крупные зубы, этот вопрос пришелся ему по душе. -- Политика -- в природе вещей, человек -- политическое животное по самой своей природе. Кого он цитировал? Аристотеля? Келли Келлер, выпившая сегодня днем непривычно много для себя пива, радостно засмеялась в ответ. Как будто это было невесть какое открытие. Ее будоражил ветер, трепавший волосы, тревожила красота острова. Грейлинг-Айленд. Мэн. Усыпляющий шум прибоя, высокий берег, песчаный с галькой пляж, протянувшийся на много миль, его красиво обрамляли кусты дикой розы и нанесенные ветром высоченные дюны, иногда по этим горам пробегали легкие волны, словно кто-то осторожно шевелил песок гигантскими граблями. Как же необыкновенно повезло Келли Келлер, что она оказалась здесь. Ее удивляло, что она держится так уверенно, так кокетливо. Вот и сейчас задала лукавый вопрос: -- Это относится только к мужчине? Или женщина -- тоже политическое животное? -- Некоторые -- да. Такое бывает. Но обычно женщины считают политику скучным делом. Борьбой за власть мужских самолюбий, чем-то вроде войны. Так? Утомительным и однообразным занятием, несмотря на всю суету. Но Келли не хотела идти у него на поводу. И, нахмурившись, проговорила, чувствуя себя почти что на университетском семинаре, одной из "сильных" студенток: -- Женщины не могут позволить себе считать политику скучным делом! Во всяком случае, не сейчас. Верховный суд, проблема абортов... Теперь они шли заметно медленнее. Взволнованные, запыхавшиеся. Белый раскаленный песок обжигал нежные подошвы Келли. В то же время руки от нестихающего ветра покрылись гусиной кожей. Здесь, наверное, градусов на десять прохладнее, чем в Бостоне. Сенатор, заметив эти крошечные пупырышки, нежно провел пальцем по ее руке. Келли еще сильней затрясло от этого прикосновения. -- Ты замерзла, дорогая? Эта штучка на тебе не вызывает доверия. -- Нет. Нет. Мне совсем не холодно. -- Хочешь, повернем назад? -- Нисколько не хочу. Коснулся ее руки. Неожиданное ощущение близости. Стоит совсем рядом, глядя на нее сверху вниз. И тут осторожно, медленно и с какой-то подчеркнутой учтивостью Сенатор обнял Келли Келлер за плечи и, наклонившись, поцеловал, веки ее затрепетали, она была искренне изумлена, поражена и, конечно, взволнована -- как же быстро это случилось, как все же быстро, -- и тем не менее, мгновенно придя в себя, она не потеряла головы, пятки ее глубоко зарылись в скрипучий песок, а сама она прильнула к мужчине, возвращая поцелуй, словно выполняя естественную и желанную обязанность -- неизбежное развитие их разговора. И как была смела, даже легкомысленна, слегка покусывая зубами его язык. Как приятно. Боже, как приятно. Чего уж скрывать -- очень приятно. А в это время черная вода заполнила ее легкие, и она умерла. 26 И еще: внезапно ее заливает слепящий свет, и она оказывается на каталке, ее, привязанную, везут меж огней, на нее глазеют чужие люди, едко пахнет больницей, из ее легких выкачивают черную воду, а из желудка и словно из самих вен ядовитую грязь, и все это за считанные минуты! секунды! целая команда медиков, бригада первой помощи, и, хотя никто не знаком с этой гибнущей девушкой, они возятся с ней как с самым близким человеком, если того нужно было бы вернуть к жизни, и как проворно работают! Ни малейшей заминки! Она хочет сказать им, что пришла в себя и все понимает, пожалуйста, не мучайте меня, эти ремни, что держат ее, просто ужасны, голову плотно прижимают к столу чьи-то руки в резиновых перчатках, а во рту трубка, она введена в горло, толстая, кошмарная трубка, она уходит глубоко внутрь, немыслимо глубоко, больно царапает небо, горло, душит ее, она давится, ее вот-вот вырвет, но этого все же не происходит, она хочет закричать, но не может, и тут сердце ее конвульсивно сокращается в последний раз и замирает, она умерла, она умирала, но они были начеку, готовые бросить вызов смерти, они, не услышав стука ее слабенького сердечка, стимулировали его работу мощным электрическим разрядом. Вот оно! Так! Отлично! Еще разок! Так! Еще! Так! И умиравшую девушку оживили, труп юного существа женского пола вернули к жизни, через пять секунд возобновилась работа сердца, кислород начал поступать в мозг, на прежде безжизненной коже проступил румянец, а на глазах заблестели слезы -- эта жизнь пришла из Смерти: ее жизнь. Боженька, дорогой, не дай Лайзе умереть, не дай, дорогой Боженька, не дай, не дай -- она вместе с другими девочками находилась в соседней комнате -- о боже, ну пожалуйста, -- где они пребывали в состоянии безмолвной истерии -- трое или четверо, жившие с ней в общежитии, -- соседка по комнате, комендант общежития, только на несколько лет старше их, именно Келли Келлер видела, как Лайза Гарди-нер упала в ванной комнате, и именно Келли Келлер с визгом понеслась сообщить об этом коменданту, теперь же она дежурит в комнате посетителей рядом с приемным покоем Бронксвиллской больницы, тоже впавшая в шоковое состояние после того, как увидела, что одну из них пронесли мимо на носилках в бессознательном состоянии с открытыми глазами и ртом, из которого свисал конвульсивно подрагивающий, весь в пене, язык, как бывает во время эпилептического припадка, и Келли Келлер, глядя на это и прижимая к губам сжатые в кулаки руки, подумала: уходит не Лайзина жизнь, а просто -- жизнь, она видела: жизнь вытекала из девушки, как вода из раковины, возможно, она была уже мертва, и разве сумеют врачи вернуть ей жизнь? Сумели и вернули. Позже они узнали, и это многих возмутило, что Лайза Гардинер вместе со своей близняшкой-сестрой Лорой (которую они никогда не видели -- она уехала учиться в Конкордскую академию, штат Массачусетс) и раньше пытались покончить с собой, договорившись принять снотворное, это было три года назад, когда они жили еще дома и учились в восьмом классе города Снайдера, штат Нью-Йорк. Почему так негодовали некоторые девочки? Потому что возможная смерть Лайзы всех переполошила, всех взволновала, ни о чем другом никто не мог говорить, врачи "скорой помощи" взлетели по лестнице, торопливо вынесли Лайзу из ванной, а потом стало известно, что, строго говоря, Лайза умерла, ее сердце остановилось, как же это странно! как ужасно! как поразительно! В конце концов вся эта суета вокруг Лайзы Гардинер начала действовать на нервы, вечно эта девушка умудрялась стать центром внимания, и теперь тоже, с этой смертью, умиранием, как все это утомительно, особенно в конце семестра... Когда Лайза, выйдя из больницы, навестила их, именно Келли Келлер постаралась вести себя с ней подчеркнуто дружелюбно, именно она, и серьезно поговорила с Лайзой, эти две девушки, которые никогда прежде не были особенно близки, никогда не откровенничали друг с другом, теперь сидели, погруженные в беседу, в холле, Лайза что-то говорила, а Келли Келлер увлеченно слушала, низколобая Лайза с расширяющимся книзу носом, как будто она постоянно презрительно фыркала, и Келли, чья хорошенькая мордашка осунулась, уголки губ печально изогнулись, -- люди не сильно отличаются друг от друга, и не так уж много в их жизни того, к чему они по-настоящему стремятся, говорила Лайза своим невыразительным, гнусавым и неестественно громким голосом, если ты одна из близнецов, ты должна это понимать. Нет, я не понимаю, не согласна с этим категорически, и с тобой я не согласна, ведь я не твоя сестра, не одна из близняшек, и, наконец, я -- не ты. 27 Она слышала вой сирены. Видела карету "скорой помощи" на песчаных рытвинах безымянной дороги, красный фонарь вертелся на крыше как волчок. Она тужилась, давясь, -- резиновая трубка была уже в ее горле. Черная, похожая на змею трубка, такая толстая и длинная! такое даже вообразить невозможно! Лайза захихикала. И все тянула, тянула к ней руки... Глаза горели безумным блеском, и еще она облизывалась. Ненормальная. Это сказала о ней Баффи Сент-Джон много лет назад. Просто сумасшедшая. Баффи ущипнула ее, этот шутливый щипок был, черт возьми, весьма болезненным. И проговорила, надув губки, глядя, как Келли Келлер торопливо запихивает вещи в чемодан: я все понимаю, но почему надо ехать сейчас, разве нельзя немного задержаться? -- на что Келли Келлер пробормотала: о Баффи, прости меня, -- сквозь загар на лице и шее проступила краска, она догадывалась, что скажет Баффи после ее отъезда, скажет о ней, а не о Сенаторе: а я-то думала, Келли Келлер мне друг! Келли была слишком смущена, чтобы произнести вслух то, что знали обе. Если я не выполню его просьбу, продолжения отношений не будет! Он поцеловал ее несколько раз, поцеловал взасос, лаская ее тело, они, конечно, были одеты, народу на пляже было не так уж много, но все же берег не пустовал, он совсем потерял голову от желания слиться с ней, и она почувствовала это желание -- не свое, а мужское. Так случалось и раньше: целуясь с мужчинами, Келли Келлер всегда чувствовала не свое, а другое -- мужское -- желание. Мгновенное, пронизывающее все существо, как удар током. И сейчас, переводя дыхание, она испытала все ту же привычную смесь беспокойства и вины: я сделала так, что ты захотел меня, значит, я не могу тебе отказать. Вблизи Келли видела, что Сенатор не так уж красив и, возможно, даже не очень здоров: красноватая, воспаленная кожа с проступающими кое-где пигментными пятнами, мелкая сетка капилляров на крыльях носа и на щеках, отекшие веки пронзительно голубых глаз, налитые кровью белки. Он покрылся испариной и тяжело дышал, словно запыхался от бега. -- Келли. Красавица Келли. Келли молчала, не зная, что сказать, и тогда он прибавил: -- Что мне делать с тобой, Келли? Неужели, только познакомившись, я потеряю тебя? Один из его помощников снял для него номер в мотеле Бутбей-Харбора, совсем нелегкое дело в день Четвертого июля, но теперь у него было пристанище, он зарегистрировался в мотеле, комната ждала его, а где Келли собирается провести ночь? Конечно у Баффи. Та пригласила ее на весь уик-энд, до воскресенья. Сенатор вел себя словно одержимый, но без всякой агрессивности. Она явно поразила его воображение. Вновь поинтересовался, будто забыв, что уже спрашивал, есть ли у нее друг? жених? может, кто-то из тех, кто присутствует на вечеринке? Не тот ли красивый молодой негр из МТИ? Темно-синяя спортивная рубашка Сенатора, плотно обтягивающая его плечи, взмокла от пота. Легкие полосатые брюки сзади смялись. От него пахло пивом, одеколоном после бритья, крепким мужским потом. Нельзя сказать, чтобы этот запах раздражал Келли, скорее наоборот. Она улыбалась. Теперь же она, в ярости рыдая, пыталась объяснить родителям, что она вовсе не испорченная девчонка, вот уж нет. Да, этот мужчина женат, но с женой не живет, кстати, по ее инициативе, она попросила меня уйти, вытолкала взашей, к счастью, дети, их двое, теперь уже взрослые и способны сами оценить ситуацию, Сенатор же наделен необузданной любовью к жизни, к людям, мужчинам и женщинам, ему доставляет удовольствие встречаться с новыми людьми, спорить, у него сохранился вкус к... да просто вкус ко всему. Стремиться во всем дойти до самой сути. Жить полной жизнью. Ну а как иначе узнать, боже, что ты живой? Мистер Келлер, кажется, все понял! Иначе, папочка, ты оказался бы большим лицемером. А вот миссис Келлер была перепугана и взволнована. Видя несчастное лицо матери, Келли,внутренне содрогалась, испытывая жуткое чувство вины, и в то же время прямо-таки заходилась от злости. Мамочка, перестань так трястись надо мной. Матери моих подружек относятся к подобным вещам совершенно спокойно. Но, Келли, я люблю тебя. О черт. Не дави на меня. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы тебе никогда, никогда не было больно, Келли, мне хочется уберечь тебя от боли, это для меня главное... можешь не верить мне, но это самое главное... в тот момент, когда мне впервые дали тебя, крохотную, в больнице и сказали, что у меня дочь, я была так счастлива, как никогда прежде или по- том. И тогда я поклялась, что никто никогда не обидит мою дочь, не сделает ей больно, как делали мне, я жизнь за нее отдам, клянусь, Господи. Мама плакала, плакала и Келли, крутя головой, давясь и сплевывая, чувствуя во рту вкус нефти, бензина и нечистот и уже толком не понимая, где находится, почему у нее скрючены позвоночник и обе ноги, она что, перевернулась вверх ногами? -- не разбирая, где тут в темноте верх, и ощущая со всех сторон напор черной воды, которая, бурля, поднималась все выше, стремясь залить ее рот и легкие. Согласилась, хорошо, мамочка, думаю, ты права. Да, Забери меня домой отсюда, мамочка, я здесь. Непонятно, то ли мистера и миссис Келлер вызвали к месту происшествия, где они, стоя на насыпи, смотрели, как вытаскивают из воды автомобиль, то ли они находились уже в больнице -- в помещении рядом с реанимацией. Озадачивали и их лица -- совсем не такие, к каким она привыкла, -- более молодые и привлекательные. Они что, одного с ней возраста? Мамочка -- просто красавица, на лице ни морщинки, глаза ясные -- и, конечно, этот нелепый в претензии на царственность начес, которым так увлекалось их поколение. И папочка -- интересный и худощавый! а волосы у него, вот ведь дела, волосы густые и кудрявые и, как у самой Келли, каштановые с медным отливом, они давно уже такими не были. Она любила своих родителей, конечно же, любила всю жизнь, а теперь в полной опасностей зрелости любила еще сильней, но как рассказать об этом? как найти слова? как правильно выбрать время? Мамочка, папа, послушайте, я люблю вас, вы знаете, что я не теряю надежды, пожалуйста, не дайте мне умереть, я люблю вас, хорошо? С визгом и хохотом бежала она в беленьких носочках по колкому бабушкиному ковру, на ходу скинув новые лакированные туфельки, а сзади ее уже подхватывали ловкие, сильные руки, подкидывали высоко вверх, и каждый раз -- удивление: какие же сильные эти руки, руки мужчины, а он громко кричал: это кто такой?это кто такой? что за ангелочек к нам пожаловал?-- поднимая визжащего и брыкающегося ребенка над головой, руки его при этом слегка дрожали, и девочка потом слышала, как мама и бабушка ругали его, напоминая про высокое давление, и вообще что за глупости, ты мог бы ее уронить. А он ей подмигивал. Дедушка очень любил ее. И вот сейчас ее пронизал