их культов, в коих невозможно обойтись без изваяний божеств. И потому иудеи полагали свою религию выше: ибо не дано человеку выразить их бога или назвать его. Употребляемое мною слово "Яхве" означает лишь Истинно Сущий и является определением господня бытия. Глупость Пилата едва не привела к кровопролитию - хасиды хлынули к его резиденции в Кесарию и не разошлись, покуда прокуратор не отменил свой богохульный приказ. На цирковой арене собралось до пяти тысяч, Понтий пригрозил смертью, но люди не сдались - все обнажили шею в знак того, что предпочитают гибель, но не нарушат заветы Торы. Ну и довольно об этом, вернемся в Галилею. 18. Слава чудотворца и прорицания близкого царства божия пали на возделанную почву. Все чаще и настойчивее кружила весть: плебейский проповедник - тот самый божий муж, кого понапрасну ожидали столько лет. Участники давних сражений сравнивали его с другими народными вожатаями - с всяческими псевдомессиями, погибшими в неравной борьбе. Те были всего-навсего воинами, водившими разбойничьи банды, никто не был славным пророком и чудотворцем. В Палестине всегда находились проповедники самых разных сект, в любом местечке обитал свой набожный равви, чудодей местного значения, имевший своих почитателей, но среди них был только один одержимый пламенной идеей, способной узкую религиозную доктрину переплавить в социальное движение, воскресить надежду бедных и угнетенных. Иисус прямо никогда не возвестил восстания, напротив, долгое время учил непротивлению злу, но не мог равнодушно противостоять волнениям, им самим вызванным. Возбудив в людях надежду и веру в скорый судный день, будто подхваченный морской волной, плыл туда, куда направлял его народный гнев. Нелегко отказаться от однажды завоеванной популярности. Религиозный или политический реформатор поначалу набирает сторонников своей собственной программой, но ежели потрафит чаяниям людей и поведет их за собой, больше не принадлежит себе, подчиняется их диктату. Иного пути нет: либо принять этот диктат и, набрав мощи, стать деспотом, либо вовремя уйти - такого примера история, однако, не знает. Характер Иисуса изменился, хотя не так решительно, как могло показаться, и, на мой взгляд, влияние оказал целый ряд обстоятельств. Тогда я не усмотрел тонкой зависимости между событиями и переменами в душе наставника. И лишь через полвека, когда без устали вдумывался в тайну культа in statu nascendi {В состоянии зарождения (лат.).}, кое-что сумел себе объяснить: смерть Иоанна направила судьбу Иисуса, но не только потому, что изменилось личное положение учителя. До той поры его деятельность протекала в буколическом согласии и лишь изредка стычки с книжниками и фарисеями нарушали его. Муниципальные власти и полиция тетрарха не проявляли ни малейшего интереса к религиозным распрям - таковые были явлением повседневным. Но после казни Иоанна и кровавых мятежей в пограничных землях толпы вокруг Иисуса, где бы он ни появился, насторожили блюстителей порядка: возможно, подстегнуло их к тому и повеление владыки. И хотя в деревнях военных гарнизонов и полицейских постов тогда не размещали, а в города мы избегали заходить, местные представители тетрарха, коим богатые крестьяне и ремесленники доносили о пламенных проповедях учителя и все растущем его влиянии среди бедноты, весьма приметили проповеди Иисусовы. Его попытались схватить, готовили засады, пришлось постоянно менять местопребывание, не ночевать в тех селениях, где учил Иисус. И наша миссия стала понемногу конспиративной, небезопасной, особенно для Иисуса, а судьба Иоанна теперь воспринималась предупреждением. Поначалу он сносил преследования с душевным спокойствием, неожиданно менял направление, петлял и с помощью почитателей легко избегал преследований. Не единожды кольцо грозило сомкнуться, тогда на неделю-другую, а порой на более долгий срок он уходил в Финикию или в Сирию. Зимой вообще прекращал странствия - погода не благоприятствовала проповедям под открытым небом и постоянным утомительным блужданиям. На время учитель скрывался у кого-нибудь из испытанных друзей incognito и не давал о себе знать. На три или четыре месяца, в зависимости от погоды, ближайшие почитатели Иисуса расходились, возвращались к своим делам, ремеслу, торговле. Снова собирались к празднику пасхи, то есть около четырнадцатого дня иудейского месяца нисан, а по римскому календарю - за три-пять дней до апрельских ид. В праздник вся Палестина кочевала - каждый взрослый иудей на родине обязан проводить пасху в Иерусалиме. Раз в году мы тоже направлялись к святыне - в общем потоке людей и беспорядке легче всего сызнова приступить к служению, не обращая на себя внимания чиновников и доносчиков. Через несколько дней, проведенных в Иудее, где никто не вынюхивал и не следовал за братией по пятам, возвращались к Генисаретскому озеру и до ноября вели обычный кочевой образ жизни. Со временем, а наша миссия продолжалась уже семь лет или восемь, все чаще с уст Иисуса срывались горькие слова насчет птиц небесных, имеющих свои гнезда, диких зверей, загодя находящих норы, и насчет сына человеческого, коему негде голову приклонить. Тон его притчей и сентенций утратил былую мягкость. Учитель как бы разумел, что его мирное служение несбыточно во всеобщем брожении людских масс, гонимых нуждой и угнетением, сдается, и многие перемены угнездились в нем тем паче из-за постоянной опасности, неуверенности в завтрашнем дне, в грядущей секунде. Ведь и безропотные, покорные животные, ослы или верблюды, вкусив случаем свободы, а после гонимые слугами хозяина под ярмо, - даже они отбиваются от рук и становятся опасными. Покуда Иисус свободно бродил по Генисаретскому озеру и ему не грозила неволя, возвещал непротивление злу, но, испытав зло на себе, менее снисходил к врагам, к угнетателям: никчемны философские доктрины, коль не утоляют страдание. Между моими уходами и возвращениями почти всегда утекало несколько месяцев, а торговые дела оттачивали ум и усмиряли сантименты, оттого, верно, вскорости я заметил явственные перемены в учителе и приписал их близкой старости - ему минуло пятьдесят или даже более, что ничуть не притупило чувств Марии: tempora mutantur et nos mutamur in illis {Времена меняются, и мы меняемся с ними (лат.).}, - и ее преданная любовь оставалась все той же. Из всех спутников Иисуса только она ничего не хотела для себя, не питала никаких надежд, вела жизнь весталки, в коей никто бы не признал бывшей блудницы. Пример сей весьма красноречив: женщины верны лишь тому мужчине, кого не смущает их очарование. С людьми, впечатлительными к женскому обаянию, как раз все наоборот, ежели дозволишь, - вот мой вывод из собственного опыта: чувственность не дает нам сохранять верность. любимые или нелюбимые, мы не упустим оказии, стоящей греха, пусть в груди пылает хоть целый вулкан любви. За все лета странствий с Марией, вернее, за лета постоянных кратких или длительных разлук, я искал утешения и забытья в объятиях многих женщин, имея на то деньги и нерастраченный запас сил. И все же не нашел той, кого искал: одна Мария могла одарить меня душевным покоем; к сожалению, все обстоит именно так - телесные потребности можно утолить, но даже самое поразительное внешнее сходство (я испытал и это) не заменит духовных достоинств любимой женщины; не ум, не красота пробуждают любовь, а некое неуловимое, лишь единственной присущее сочетание привлекательных черт. Потому и можно полюбить блудницу, гермафродита и даже юношу, случается, и пол не принимается в расчет. Возможно, сие "некое" в нас самих, совсем не в предмете поклонения, этакое наваждение, и мы не спешим от него избавиться. Я, во всяком случае, не спешил. А потому следовал за Марией и не мог ненавидеть того, кого она любила. А любила она чуть ли не боготворя, пожалуй, иначе и не назовешь ее чувство. 19. Под влиянием Марии и настроений среди братии я и сам уступил внушению, что Иисус и есть Тот, Который Грядет. Ученый в Завете и книгах пророков, я, однако ж, не сомневался: мессия происхождение свое ведет expressis verbis {Здесь: несомненно (лат.).} от колена Давидова, из иудейской земли, из Вифлеема, а между тем родословная Иисуса, вернее, отсутствие оной, опровергала все представления, ведь нельзя же всерьез относиться к разным сочиненьицам - авторы не удосужились даже сопоставить Иисусову родословную с Книгами Царств. И, напротив, не могло ли семя Давидово, обильно рассеянное по всему свету, прорасти где-нибудь в Галилее, ведь только один из его сыновей, Соломон, имел тысячу женщин - моавитянок, аммонитянок, эдомитянок, финикиек, хеттеянок. Вели же Хасмонеи свой род от Маттафии, личности малозначительной. Ирод Великий, идумеянин, - еще более сомнительного происхождения, а добыл престол Иуды и основал династию. Однако всех помянутых с трудом можно считать мессиями или помазанниками, они оставались всего лишь царями, а здесь речь шла о том, кто ускорит или установит пришествие царства божия на земле и на небе. Иисус, человек выдающийся несомненно, мог быть мессией; не удивляйся моим сомнениям и помни: в те же сроки надобно мне было подготовить возвращение первосвященнического престола роду Садокову, и, своим чередом, предприятие сие расценивалось мною как собственное священное служение. Обе мистические идеи не только не противоречили одна другой, напротив, взаимно дополнялись. Ныне с определенностью не смею утверждать, отдавал ли я себе отчет, что обе идеи трудно исполнимы, подобно тому, как невозможно сказать, предвидел ли Цезарь, переходя Рубикон, что он станет основателем Imperium Romanum. Александр Великий в двадцать лет решился на более фантастическое предприятие - создал универсальную монархию, из чего следует: глупы лишь мечты неосуществленные. В своих калькуляциях египетские потомки Садока вполне трезво учитывали возможности осуществления цели, коли сам я больше доверял бы деньгам, нежели ангелам! Понтия Пилата ничего не стоило купить, и наша фирма могла себе это позволить. К сожалению, в самую ответственную пору меня лишили на время полномочий в палестинских делах, а попросту говоря, отстранили от руководства. 20. Неприятность произошла по донесению осведомителя, коими предусмотрительный надзорный совет всегда окружал молодых доверенных людей, пока они собственным состоянием не могли гарантировать рискованные сделки, которые, впрочем, не только дозволялись, но и всячески поощрялись. Молодой финансист имел несколько таких опекунов, а порой и несколько десятков. Я поначалу ничего не подозревал, ибо сии малозначительные люди не занимали видного положения, бывало, исполняли таковые поручения и рабы. Мой странный образ жизни, особливо же бродяжничество в обществе почитателей Иисуса, не остался не замеченным сикофантами; с другой стороны, сам я не извещал совет о моих намерениях, коих, говоря начистоту, поначалу вовсе и не было. Значительно позже усмотрел возможность использовать мессианское движение в религиозных целях, мне доверенных. А замысел мой выпестовался незадолго до того, как меня лишили полномочий из-за несоблюдения, дескать, интересов фирмы. Разумеется, интересам нашего торгового дома не было нанесено ущерба. Отправляясь в путь с братией, я давал четкие наставления, а через многочисленную и хорошо отлаженную сеть факторий работники всегда могли отыскать меня и получить необходимые инструкции. Таким образом, под моим бдительным оком дела расцвели как никогда в этом диком краю, где проще было лишиться жизни, чем заработать денарий. Инспекция доказала беспочвенность обвинений, но миновало восемь месяцев, и, хотя мне снова передали полномочия и задержанное вознаграждение за труды, план свержения узурпаторов силами галилейских мятежников в надзорном совете не поддержали. Затея показалась неподготовленной, а потому не стоящей финансирования, убоялись - попытка такого рода неизбежно закончится раздором с Римом, следовательно, крахом. Все это я и сам прозревал независимо от мистической стороны моего плана, в успех коего вопреки всему свято верил: в стране, охваченной брожением, какой бы оборот дела ни приняли, власть первосвященников-узурпаторов пошатнется основательно, возникнут самые неожиданные комбинации, и, может статься, удастся заменить их законной династией. Ergo {Итак (лат.).} следовало поддерживать все, что ослабляло позицию властителей святилища. Увы, мои патроны отказались от всяких притязаний, и случилось это из-за смерти дяди Елеезара, главного претендента на первосвященнический престол. Остальные никак не могли договориться, кому стать очередным преемником. И то верно: среди этих торгашей и ростовщиков я не видел ни одного человека, достойного высокого и почетного сана; сомнительно, что, завладев престолом, сей избранник изменится, дабы снискать доверие народа и вершить праведный суд. Единственной особой, по уму и добродетелям подготовленной к пестованию столь высокой роли, был Филон. Он вел родословную от жреческого рода (однако не первосвященнического), философ и проповедник, человек с чистыми руками и чистой совестью. Но Филон не знал древнего языка Священного писания, не знал наречий Иудеи, Галилеи и Сирии. Иудей по рождению, он стал греком настолько, что не смог сделаться, как его племянник, римлянином. Так кандидатура Филона отпала сама собой, впрочем, насколько я знаю, он никогда не страдал честолюбием и не помышлял о первосвященнической власти, напротив, намеревался примирить иудейскую мистику с греческой философией. Подобное сочетание, на мой взгляд, в дальнейшем породило бы столь бесплодную идею, сколь бесплодно сочетание осла с кобылой: потомству от мула или лошака воспротивилась сама природа. 21. Вернусь к моим делам. Наученный горьким опытом, но вовсе не переубежденный, я не располагал больше капиталами нашего дома и все операции ограничивал торговым оборотом; между тем наше движение оживило оборот, о чем скажу в свое время, особенно в торговле оружием, боевым снаряжением, короче, всем необходимым для ведения войны. Я действовал с чистой совестью - ведь мои планы отвергли. На свой счет открывал мануфактуры, естественно, за пределами отведенных мне земель, воспользовался случаем и организовал контрабанду своих товаров, зарабатывая сто, а то и более pro centum. Обрати внимание: будучи дельцом, я не стал противником социальной революции, напротив, склонялся многим, если не всем, пожертвовать ради нее. Столь сильно воздействовало на меня учение Иисуса. Но и тогда скепсис уже заронил сомнение, люди плохие создают плохие государства, почему же добрые люди не создают государства хорошие? 22. Ныне, вспоминая иногда свои сомнения, убеждаюсь: нормы общественной жизни, каких хотели бы люди, должны бы ими усваиваться с материнским молоком. Прошу понимать это дословно: любая социальная революция имеет своей целью справедливый общественный порядок, а таковой можно наблюдать в сообществе насекомых - муравьев, термитов или пчел. Эти творения являются на свет уже с необходимым инстинктом, достойным всяческой хвалы, остается лишь позавидовать; а ведь творения сии не обладают разумом, во всяком случае, они не имеют идеи, ergo, поскольку появляются из личинки уже взрослым насекомым, их общественные побуждения содержатся, видно, в питательном веществе личинки, у пчел оно представляет собой разновидность молочка. Сам я никогда не занимался бортничеством, но, страдая ревматическими болями, по совету опытных лекарей провел несколько летних месяцев в горах Армении, где подвергся драконовому, но весьма успешному лечению пчелиным ядом. Я не только восстановил пошатнувшееся здоровье, но и познакомился с развитием и обычаями пчел, на мой взгляд, эти насекомые сообразительностью превосходят муравьев (кстати, муравьиный яд тоже лечит ревматизм, однако пчелиный лучше). Опять отвлекся - оставим же насекомых и вернемся к делам человеческим. Выше я употребил слово "справедливый", которое со всеми производными от него означает понятия, неприменимые к природе и являющиеся изобретением человеческого разума. Что же такое справедливость? Думаю, это оценка действия, беспристрастно заключающая: права одна из сторон. Такая дефиниция ни точна, ни правильна, да полезна в повседневности. Ежели ты согласен со мной, обрати внимание, всякий вершитель государственного правосудия всегда защищает общественные установления. А потому, разумеется, уже не беспристрастен и, естественно, потому не справедлив. Опять я углубился в свои умозаключения и Мог бы тянуть канитель без конца, а давно пора заняться кое-чем более существенным, прояснить причины тогдашних моих поступков. 23. Ныне, стараясь понять, что толкнуло меня на столь рискованную игру, я думаю: просто-напросто воспреобладала мистическая часть моей натуры; мое глубокое убеждение - человек, изгонявший демонов, мог это делать только в союзе с добрыми силами. А посему я уверился, и не удивительно, - человек сей обладает надобными моральными качествами, дабы бог назначил его орудием Израилева возрождения. Да, ему, сдавалось, дарована сила, как некогда Самсону, Давиду или Иуде Маккавею. Он может, коли захочет, призвать небесное воинство поддержать мечом мятежный народ. Впрочем, мысль о воинстве ангельском крепла в нем весьма постепенно, даже не столько в нем, сколь в его пастве, а я был слишком молод, чтобы не увлечься ею. Принимал я сии упования с большой осторожностью - был не из тех, кому нечего терять, а может, по купеческому навыку, в любом деле видел две стороны, светлую и темную, и моя трезвая вера предугадывала альтернативу: ежели Иисусу назначено стать мессией, замысел безусловно увенчается успехом; а коль нет - все решится, как не единожды решалось и прежде. Ценил я весьма и мое собственное призвание - оно высоко и почетно не только из-за дела, доверенного в Египте, но и оттого, что единственно я способен организовать заговор. 24. Вопреки позднейшим оскорбительным вымыслам в разных сочиненьицах, я пользовался немалым уважением, хотя никто не знал о принадлежности моей к самому крупному банкирскому дому в этой части империи, в общине же пересказывалось: из Египта-де я и высокого священнического происхождения. Этот слух распустил я сам, открывшись под большим секретом Марии в полной уверенности: никакие силы не заставят женщину сохранить тайну. Не скрывал я, сколь основательно знаю Писание, одевался бедно и жил подобно всем остальным, потому и прослыл человеком таинственным, да и учитель выделял меня из братии. Ссылаясь в проповедях на тот или иной стих из Торы, всегда взглядывал на меня, словно бы ожидая одобрения. Разумеется, я никогда не позволил себе и малейшего намека, когда Иисус ошибался, а он почти всегда путал тексты, из чего я умозаключил: учитель Писание знает по искаженным, невыверенным спискам. Все мои попытки выучиться просторечию сошли на нет, александрийский акцент и произношение иных слов лишь подчеркивали мое непалестинское происхождение. 25. Старания увенчались успехом - меня считали египтянином, а мне того и было нужно, дабы всячески затемнить свое incognito; все пригодилось позднее, когда расследование доказало, что мятежный главарь исчез. Иосиф Флавий, писания коего имеешь в своей библиотеке, замечает: "В это время прибыл в Иерусалим некий египтянин, выдававший себя за пророка, он уговорил простолюдинов следовать за ним на гору Елеонскую, что находится неподалеку от города - на расстоянии пяти стадиев. Оный египтянин утверждал, оттуда-де покажет - по его приказанию рухнут иерусалимские стены, и так откроет путь в город. Узнав о том, Феликс приказал солдатам взять оружие и, выехав из Иерусалима со всадниками и пехотинцами, напал на египтянина и его сторонников. Четыреста человек убил, а двести взял в плен. Сам египтянин бежал с поля брани и исчез без вести". И еще раз вспоминает Флавий в "Иудейской войне" об этом факте: под рукой у того египтянина находилось тридцать тысяч человек. Из контекста можно понять: сей факт имел место за десять-пятнадцать лет до разрушения Иерусалима, то есть почти на четверть века позже событий, в коих принимал я участие, и потому полагал бы, что речь идет о другом египтянине, кабы не одно удивительное совпадение: десять-крат меньше сказанные им цифры - и все сошлось бы в точности. Даже в неправдоподобной похвальбе египтянина есть зернышко правды: среди наших сторонников ходило убеждение - ежли много веков назад стены Иерихона обрушились по приказу Иисуса Навина, почему же не пасть укреплениям иерусалимским от силы нашего Иисуса, случись в том надобность. Великому тезке нашего Иисуса, сказано в Писании, явился муж с обнаженным мечом и рек: я вождь воинства господня, теперь пришел сюда. Почему бы не явиться ему с воинством и к нам? А вот насчет мятежа во времена Феликса не упомню, однако ж не исключено, может, что и было - я той порой много путешествовал, и смута в Палестине произошла в мое отсутствие. Антония Феликса знавал лично - законченный негодяй и презренный вольноотпущенник, родной брат всемогущего министра при кесаре Клавдии. Феликсу везло - покровительствуемый кесарем, сделал блестящую карьеру, трижды был женат на царских дочерях, разумеется, из семей палестинско-заиорданских царьков, годовой доход коих не превышал ста талантов. Еще раз извини за постоянные отступления и меандры, коими изобилует мое повествование. Старческий ум, пусть еще и бодрый на первый взгляд, то и дело возвращается в прошлое, петляет, мысль устремляется многими потоками, будто Нил при впадении в море, где и находит свой предел; разница лишь в том, что река несет свои воды вечно, человеческое же бытие, достигнув предела, прекращается абсолютно. Болтовня престарелых - тщетное усилие удержать минувшее, отдаю себе отчет в бесполезности подобных устремлений и не имею сил воздержаться от них. 26. Тем не менее вернемся ad rem {К делу (лат.).}. У Иисуса вовсе отсутствовали широкие политические горизонты, инстинкт вооруженной борьбы, да и организатором был из рук вон - то есть он не обладал всеми качествами, необходимыми вожаку повстанцев, дабы надеяться на успех; деревенский проповедник, пророк и чудотворец, он знал свои земли, соседние с Иудеей и Галилеей, о неизмеримой мощи Рима лишь смутно догадывался, как и большинство иудеев из низов, и коли предался своей судьбе, то в неколебимом убеждении: близок день божия суда, коему решать судьбы мира, а предварит день сей мессия. Вера в таковую судьбу Израиля и всех народов была движущей силой любого иудейского восстания со времен Маттафии и до разрушения Иерусалима. Увлеченный визионерством Иисуса, я разделял его веру, но с разными практическими оговорками - позже многое подтвердилось и пошло мне на пользу. Даже самый просвещенный человек не волен в метафизических чувствах, под коими понимаю убеждения, не подтвержденные рациональным мышлением. Мы верим в добрые и злые предсказания, в магическую силу Приапова фалла, встречу с котом, особенно черным, почитаем дурным предзнаменованием, верим в чары и заклятия, хотя видим отсутствие причинной связи между словами, вещами и возможной случайностью. Мы верим и сомневаемся одновременно, о чем прекрасно сказал Сенека: умный человек надежду подстраховывает сомнением, ничего не ожидает, не сомневаясь, и никогда не усомнится без надежды. Так надеялся и я: столкновения с римлянами удастся избежать либо с помощью божией, либо с помощью соответственно высокой взятки. И ничуть не сомневался, что свержение саддукеев и захват синедриона возможны, особливо при поддержке фарисеев; презирая галилеян с точки зрения чистоты веры, они, однако, ценили готовность сих неофитов на любые жертвы, дабы защитить веру. Ну, а зелоты и самые крайние - сикарии - ждали лишь сигнала, чтобы начать мятеж. 27. В пасхальные дни в Иерусалим устремлялись многотысячные толпы. Преобладали бедняки, глубоко связанные с верой предков, чего вовсе нельзя сказать о иерусалимском патрициате, основе партии саддукеев, и о четырех первосвященнических семействах: Беота, Анны, Фиабия и Камита. Последнее, между прочим, тоже происходило из Александрии, но к роду Садока не имело отношения. В оной элите господствовали весьма вольные нравы, дабы не назвать их просто оскорбительными для иудейской религии. Рыба начинает гнить с головы, так и в священном городе моральное разложение началось с высоких духовных и светских сановников. Не в обиду тебе будь сказано, иудеи не разделяют религиозной морали, хасидим, и морали светской; для правоверных греко-римский стиль жизни, свободный от ритуальных запретов, неприемлем, противоестествен и сегодня, в том числе в диаспоре. Иерусалимские патриции, державшие первосвященническую власть и богатства, как и повсюду, беспощадно притесняли верующих, прибывших на пасху в город, не говоря уж о местном плебсе, угнетаемом повседневно. Цены на жертвенных животных и на съестное взвинчивались непомерно, харчевни, караван-сараи, ночлежные места, сады и площади и в городе и за городскими стенами - все находилось в их руках, и потому из тощих кошелей бедных паломников исчезали последние оболы. Самым неприкрытым грабежом становился и обмен денег. На Востоке повсюду были в обиходе греческие серебряные статеры и драхмы, римские денарии и сестерции, азиатские монеты чеканки местных властителей, имеющих на то разрешение Рима. Храмовая подать, достоинством в две драхмы, уплачивалась только монетами иудейскими или тирскими. Столы менял находились в святилище, в подворье храма, были меняльные лавки и в городе, и те и другие принадлежали священническим семьям, а оные обирали верных без зазрения совести и здесь и там. На сию тему можно бы написать трактат, но твои познания по этому вопросу не менее моих, потому, сдается, не стоит тратить времени на всякий вздор. Все перечисленное не вдохновляло любовь народную к иерусалимским богатеям (scilicet {То есть (лат.).} священническим родам), тем более их оппортунизм в римском вопросе воспринимался правоверными предательством не только Израиля, а самого бога. При таком положении дел хорошо слаженная вооруженная группа могла поднять фанатиков, раздраженных всеместной обираловкой пилигримов, и завладеть храмом; религиозная власть, само собой, перешла бы в другие руки, однако при непременном условии невмешательства римлян. По многим причинам надеяться на такой расклад не приходилось, коль предварительно не подкупить коменданта крепости или самого прокуратора, случись он в Иерусалиме. Кроме всего прочего, надобно учесть и естественные тенденции всякого иудейского восстания, всегда направленного не только против своих, но в первую очередь против иноземных угнетателей. Наше же движение взросло на сугубо религиозной основе. Иерусалимский гарнизон не представлял серьезной опасности - одна когорта пехоты и эскадрон конницы, всего около восьмисот человек под водительством трибуна. Гарнизон стоял в замке Антонии, что соседствовал с храмовым подворьем, на пасху нес караул у военных объектов и стражу у Иродова дворца, где привычно останавливался прокуратор. Замок, возведенный на стыке северной и западной колоннад внешнего храмового двора, возвышался настоящей крепостью, занять ее не так-то просто без осадных машин; однако часть немногочисленного гарнизона, как я уже сказывал, несла стражу и неожиданным ударом Антония оказалась бы у нас в руках; кстати, так и случилось, тебе сие известно, во время Иудейской войны. Ныне и сам не различу, где мои теперешние соображения, а где планы Иуды из Кариота, или я все снова и снова пытаюсь оправдать мечтания того молодого человека, не слишком-то приличествовавшие, на мой нынешний. умудренный жизнью взгляд, ответственному представителю серьезной фирмы, посему оставлю-ка лучше в стороне комментарии и перейду сразу к фактам. О чем мечталось в те пасхальные дни, сейчас уже неважно. Я начал действовать, никого не посвящая в свои замыслы - события развивались сообразно моим предвидениям. 28. После смерти Иоанна почти ежедневно к нам являлись делегации пограничных банд, выслушивали проповеди и притчи Иисусовы, а после задавали неизменный вопрос: сей равви - мессия или нет? Иисус не отвечал, но и не отрицал, а мы доверительно нашептывали: истинно мессия, и близится час. Однажды, при молчаливом участии наставника, мы создали совет ближайших. Тогда-то и возникла наполовину военная организация, во главе ее двенадцать старших - столько племен израилевых насчитывалось во времена Exodus {Здесь: исход евреев из Египта (лат.).}. Симон и Андрей стали вожаками, Иаков и Иоанн, сыны Заведеевы, судьями, а Иаков, сын Алфея, заправлял организационными делами, я ведал хозяйством, насчет остальных не упомню, что и кому назначалось. На совете утвердили и некое магическое число семьдесят и семь военачальников, им надлежало принять когорты - оные, полагали мы, создадим из людей, притекших в ряды повстанцев. Пока же начальники поддерживали связь с заговорщиками в околичных деревнях и с ватагами пустынных изгоев. 29. Среди старейшин сразу же начались раздоры: кому доверить верховное руководство. Иисус, молчанием одобрив весть об организации и ее целях, отринул роль главы, не испытывая к сему ни малейшего призвания. Да никто и не ожидал, чтоб святой муж и пророк ладил с мечом вопреки традициям. Среди соискателей на звание главного вожака оказались Симон, Андрей, а также Иоанн, сын Заведеев. Андрея в расчет не брали: признанный кочевыми бандами, он отправился вести подготовку среди номадов. Муж жесткий и упорный, многие годы проведший в пустыне у Иоанна, он знал почти всех главарей и, сдается, после Иоанновой смерти стал их духовным наставником. Кто знает, не он ли сделался spiritus movens вооруженного заговора; с его появлением у нас начались мятежные разговоры, а когда выявилась мысль о восстании, Андрей частенько и подолгу где-то пропадал, появлялся изредка, будто проверяя, как обстоят дела с военной подготовкой. Надобно признать, его деятельность принесла обильные всходы, когда дошло до открытого выступления: под его началом действовали самые мужественные заговорщики. После поражения ушел со своими отрядами и больше никогда не вернулся к семье в Капернаум. Во всяком случае, он не погиб. Вел и другие смуты, его имя не единожды слышали - имя шейха, чтимого средь номадов Аравийской пустыни. Симон, вожак оседлых групп, тоже мог претендовать на общее руководство; среди рыбаков, а они составляли большинство в нашей общине, он был почитаем. Самый первый Иисусов ученик, человек простой, даже ограниченный, он слепо верил в божественное его назначение. Как-то по секрету признался мне - было ему видение. Однажды вечером вместе с Иоанном и Иаковом они оберегали покой учителя, который совершал вечернюю молитву, по обыкновению, sub coelo {Под открытым небом (лат.).}. Глухой ночью Симон увидел (Иоанн и Иаков заснули) свет, а в нем Моисея и Илию, наказавших ему слушаться равви. Тогда-то он и уверовал, что Иисус - ожидаемый мессия. Иоанн обладал умом ясным и прозорливым, самый молодой среди старейшин, не претендовал на верховное руководство. Иисус любил его даже больше, чем добряка Симона. Юношу стройного, приятного ликом, Иоанна любили все - девушки, матроны и степенные мужи. Среди людей низкого звания редко встречаются чувства, столь обычные у эллинской и римской аристократии, но и у людей простых истинная красота вызывает восхищение, и неважно, девушка ли ею наделена или юноша. Иоанн носил свою красу с деликатным обаянием и не злоупотреблял ею - он был из истовых хасидим; его все баловали, и - о диво! - это ничуть не испортило нрав юноши, в получении же высокой должности могло помочь. Моложе меня на два-три года, интеллигентный от природы и щедро ею одаренный - веди он свой род от монархов, умелым поведением получил бы небольшое царство, - он трезво оценивал свои преимущества, дабы не спотыкаться на колдобинах будней; изящество, однако, отнюдь не способствовало политической карьере, к чему, впрочем, Иоанн вовсе не стремился и не заявлял никаких притязаний. Брат его Иаков, некрасивый обликом, но быстрого ума, не без оснований рассчитывал: возвысится Иоанн, и он, Иаков, добьется значительных почестей, и посему усиленно домогался Иоаннова выдвижения против Симонова, доводя Иисуса до полного отчаяния: ведь Симон, верный как собака, по сю пору считался главным в общине, а точнее - правой рукой учителя. Иисус поначалу отделывался от намеков Иакова молчанием, что вообще свойственно было его натуре, когда речь шла о делах бренных, не касавшихся его морального учения, о политике же вообще высказывался неопределенно. 30. Однажды, к примеру, с лукавством приступили к нему: позволительно ли иудею платить подушную подать кесарю, - а вопросил один из лицемерных соферим, что в юридической софистике не уступают римским казуистам; Иисус словно бы не приметил ловушки; скажи он - непозволительно, тут же его кликнули бы крамольником. Разговор состоялся на городской рыночной площади в стороне Гадаринской, в толпе зевак, городишко сей наполовину греческий, и соглядатаев здесь водилось больше, чем блох на хребтине у осла; так вот, скажи учитель, позволительно-де, и толпа, коей ненавистна была несправедливая и позорная подать, возроптала бы незамедлительно. Возможно, равви вовсе не думал о последствиях ответа, просто наитие гонимого подсказало ему слова, поистине достойные Сократа. Велел подать римский денарий и, показав изображение Тиберия, спросил: чье сие изображение? Кесарево, ответили ему. А какой монетой платят подать во храме, иудейской или тирской? Все едино, ответили ему. Отчего же сие? На тех монетах нет изображений ни человека, ни вещи, запрещенных господом. Так вот: отдавайте кесарево кесарю, а божие богу, - сказал Иисус и, вернув денарий, стал сказывать одну из своих притчей совсем на другую тему. Примерно таким же способом учитель усмирял наши споры касательно главного руководства - по мере роста мятежного отряда вопрос требовал немедленного решения. 31. Помнится, однажды вечером снова разгорелся спор о первенстве и кто-то выкрикнул мое имя, до тех пор умалчиваемое; хотя я, бесспорно, на голову превышал всех кандидатов, однако никогда не предлагал услуг через своих приспешников. Из понятных соображений я сторонился всего и выжидал, когда пробьет мой час; тебе не надо объяснять - ни малейшей склонности к военной службе у меня не наблюдалось, а большинство вожаков почитает своим священным долгом махать мечом, по моему же мнению, сие - последнее дело для стратега. Здесь, на Востоке, как, впрочем, и у других народов, военное искусство как таковое не было известно, мужественный рубака сошел бы за хорошего военачальника, сражайся он в первых рядах, правда, именно это часто решало исход боя в ту ли, другую ли сторону. Римляне, между прочим, покорили весь мир, ибо тщательно разработали теорию стратегии и тактики. Иное дело, основы ее позаимствовали у твоих предков, пунийцев - купеческого народа, вожди коего Гамилькар Барка и его сын Ганнибал ввели в бессмысленные побоища элемент расчета и калькуляции, подкрепили их наукой военного гения великого македонца. Деловой подход к сражению не чужд и мне, купцу, однако, изучив историю Карфагена и его конец, я убедился: каждый человек пусть по возможности держится своей делянки и не суется в чужой огород. К тому же не надобно забывать: трофеи берет солдат, а богатеет поставщик. 32. Обеспокоенный ссорами да раздорами, я решил испечь двух баранов на одном огнище - замирить свару и оставить свою особу в тени. А посему поднялся и сказал: - Оставим споры, все мы равны пред господом нашим. Должности поделили, каждый получил по способностям, а не по старшинству. Установлен совет, и голос двенадцати имеет такой же вес, как и один, - все будем решать сообща: поддержание порядка, снабжение, военные дела, пока господь бог наш не укажет: сей есть тот, кто возьмет решение нашей земной судьбы на свои рамена. Быть может, господь укажет нам избранника гласом народным, когда сберет воинство, возможно, явится ангел, когда пробьет час. Я же отказываюсь провидеть судьбу и прошу не называть боле моего имени. 33. Выслушав меня, Иисус, доселе безмолвный, сказал: - Кто ищет быть сильным, будет унижен. Были великие цари и властители, а что после них осталось? Прах только. Исчезли египетские фараоны, погибли монархи вавилонские и персидские. Рассеялся род Давидов, захирело племя Хасмонеево, опозорил себя дом Иродов. Горе кесарям, горе монархам, горе царям, горе всем, кто алкает власти, а не служит господу. Как же хотите, дабы воцарилась справедливость и царство небесное, ежли сегодня торги учинили - кто будет главный меж вами? Смущенные, пристыженные, все замолкли, Иисус взглянул на меня ласково, но ничего боле не сказал и удалился под сень дерев в саду, где мы сидели, и молчал до самой ночи. Спорщики начали тихонько оправдываться - никто, дескать, и не помыслил власть возыметь, просто надобно же руководствовать советом, на что я предложил: всякий раз по очереди выбирать руководителя, на сессию ли, на один ли день, а что до стратега, коли судьба, то бишь провидение, не решит иначе, изберем его собранием всех старейшин, сотников и начальников отрядов. Так все и осталось по-прежнему, бесспорным влиянием пользовались Симон, Иаков и Иоанн, я же поменьше говорил и побольше делал. Торговлю военным снаряжением в те сроки запретили, однако на складах нашей фирмы, подвизавшейся на военных поставках, хватало всякого оружия. Я поручил втайне, без всяких ограничений продавать предъявителям табличек со стилизованным инициалом "S" кривые ножи - sica, прямые короткие мечи, что легко укрыть под плащом, наконечники к стрелам и копьям. Плавильни, кузни и оружейные мастерские в Дамаске работали днем и ночью, выполняя заказы палестинских оптовых складов. Для видимости я получил у сирийского легата Вителлия заказ на большие поставки оружия легиону XII (Fulminata {Молниеподобный (лат.).}) и предоставил ему кредит на два года. Несмотря на льготный кредит, я с лихвой возместил убытки моего филиала, ибо Вителлий, грабитель, как и все римляне, заказчиком был солидным. За солидные деньги он получил и лучший в мире товар: дамасские мануфактуры пуще глаза берегли тайну особой закалки металла, не было им равных в производстве оружия и наступательного и оборонительного. Наши эмиссары покупали оружие на сирийских складах оптом, небольшими партиями, опаснее всего провезти оружие контрабандой через границу; втайне везли не из-за пошлины - боялись, не насторожить бы публика-нов-доносителей. Переправляли оружие через несколько границ - для безопасности выбрали дороги пустынями в Трахоне и Батанее, где каждый второй житель промышлял сим противозаконным ремеслом. 34. Занимался я и провиантом, накануне выступления в праздник пасхи велел удвоить количество лавок и лотков на склонах Елеонской горы недалече Иерусалима, где назначался сборный пункт. Ежегодно к празднику и паломничеству в Иудее заготавливали тысячи мин зерна, муки, сушеных фруктов, соленой рыбы, а также целые стала домашних животных и птицы, на сей раз я лишь предупредил кладовщиков насчет оптовых закупок с соответствующей скидкой для людей с табличкой. Не стоит пояснений - мои личные интересы ничуть не пострадали. Все члены совета были не менее активны. Десятки агитаторов готовили к выступлению общины