в Риме, на Кампо деи Фьори, в феврале тысяча шестисотого года. Тем же маршрутом, по тем же местам и в те же дни, но шестьдесят семь лет спустя, будет пролегать путь печатника Аристида Торкьи: арестуют его в Венеции, пытать будут в Риме, сожгут на Кампо деи Фьори в феврале тысяча шестьсот шестьдесят седьмого. В ту пору людей уже не так часто сжигали на костре, но, заметьте, этого все-таки сожгли. - Потрясающе, - сказал Корсо, который ни малейшего потрясения не испытывал. Варо Борха недовольно скрипнул: - Иногда я задаюсь вопросом: а способны ли вы вообще во что-нибудь верить? Корсо сделал вид, что задумался, потом пожал плечами: - Были времена, когда кое во что я верил... Но тогда я был молодым и жестоким. Теперь мне сорок пять - и я сделался старым и жестоким. - Что ж, я тоже стал таким. Но есть вещи, в которые я верю. От которых пульс бьется чаще. - Например, деньги? - Не смейтесь. Деньги-ключ, открывающий людям потайные двери. Благодаря им я могу купить, скажем, вас. Они помогают мне получать то, что я больше всего ценю в этом мире, - книги. - Он сделал несколько шагов вдоль шкафов. - А в книгах, как в зеркале, отражается образ и жизненный путь тех, чьи писания заполняют их страницы. Отражаются тревоги, тайны, желания, жизнь, смерть... Это живая материя - надо уметь обеспечить им питание, защиту... - И использовать их. - Иногда. - А эту книгу вам использовать не удается. - Не удается. - Хотя вы уже попытались это сделать. Корсо не спрашивал, а утверждал. Варо Борха бросил на него злой взгляд. - Не говорите глупостей. Я бы выразился так: я уверен, что книга поддельная, этого довольно; поэтому я хочу сравнить ее с другими экземплярами. - Еще раз повторяю: я не вижу оснований считать вашу книгу фальшивкой. Даже в книгах, составляющих один тираж, бывают несходства... По правде говоря, двух совершенно одинаковых экземпляров попросту не найти, ибо уже в момент появления на свет возникают какие-то мелкие различия. Потом каждый том начинает жить своей жизнью - страницы исчезают, добавляются, заменяются, делаются переплеты... Минуют годы, и две книги, отпечатанные одним и тем же станкам, уже мало чем похожи одна на другую. С вашей могло случиться то же самое. - Выясните это. Расследуйте историю "Девяти врат", словно дело идет о преступлении. Идите по следу, проверьте каждую страницу, каждую гравюру, бумагу, переплет... Ищите в прошлом и точно установите, откуда взялся мой экземпляр. А в Синтре и в Париже то же самое проделайте с двумя другими книгами. - Мне бы очень помогло, если бы вы согласились сообщить, как узнали, что ваш экземпляр - подделка. - Не могу сказать. Верьте моей интуиции. - Ваша интуиция обойдется вам в копеечку. - Старайтесь денег на ветер не бросать. Он вынул из кармана чек и протянул Корсо. Тот повертел его в руках, испытывая явное замешательство. - Почему вы платите мне вперед?.. Раньше за вами такого не водилось. - Вам предстоят большие расходы. А это - чтобы вы начали шевелиться, - он передал Корсо толстую папку. - Здесь собрано все, что мне удалось узнать про книгу, - может пригодиться. Корсо по-прежнему смотрел на чек. - Что-то многовато для аванса. - Возможны осложнения... - Да ну? Книготорговец закашлялся, словно прочищая горло. Наконец-то они подошли к сути задания. - Если все три экземпляра окажутся поддельными или неполными, - продолжал Варо Борха, - вы вправе умыть руки и забыть об этом деле. - Он замолк, провел ладонью по бронзовой лысине, потом как-то суетливо улыбнулся Корсо. - Но одна из книг может быть подлинной, и тогда я дам вам еще денег. Потому что желаю получить ее-сколько бы мне это ни стоило, хочу, и все! - Вы, надеюсь, шутите? - Я не похож на шутника, Корсо. - Тут пахнет криминалом. - А прежде вы всегда так уж считались с законом? - Не в делах такого уровня. - Но ведь вам никто и не платил столько, сколько готов заплатить я. - А гарантии? - Я даю вам с собой книгу - для работы... Разве это недостаточная гарантия? Тик-так. Корсо, державший "Девять врат" в руках, заложил чек на манер закладки между страницами и сдул с переплета воображаемую пыль, а потом возвратил том Варо Борхе. - Вы только что говорили, что за деньги можно купить все, вот и попробуйте сами. Ступайте и потолкуйте с владельцами книги, готов спорить, что возвратитесь вы, поджав хвост... Он развернулся и двинулся к двери, спрашивая себя, сколько шагов успеет сделать, прежде чем Варо Борха окликнет его. И успел сделать три шага. - Хорошо, будем считать, что это дело не для людей в сутанах, - сказал тот. - Оно для тех, кто хорошо владеет шпагой. Он сменил тон. Не осталось и следа ни от барского высокомерия, ни от презрения, какое он обычно выказывал по отношению к тому, кого нанимал на службу. Пока башмаки Корсо мягко ступали по мраморному полу, ангел на ксилографии Дюрера мягко взмахнул крыльями в рамке под стеклом. Варо Борха стоял между шкафом, набитым книгами, и решетчатым окном с видом на собор, в окружении всего того, что можно было купить за деньги, стоял и растерянно моргал. С лица его еще не до конца сошла самодовольная ухмылка; и рука продолжала раздраженно похлопывать по переплету. Но Лукас Корсо задолго до этого триумфального мига научился угадывать в чужих глазах приметы скорой капитуляции. А также приметы страха. Его сердце билось спокойно и уверенно, когда, не вымолвив ни слова, он резко повернул назад и приблизился к Варо Борхе. Вытащил чек, торчащий из "Девяти врат", старательно сложил его пополам и сунул в карман. Затем взял папку и саму книгу. - Я буду держать вас в курсе дела, - отчеканил он. Он знал, что жребий брошен, что первый ход в игре сделан и пути назад нет. Но игра влекла его. Он спустился по лестнице, оставив позади эхо собственного невеселого смеха. Варо Борха ошибался. Кое-что нельзя было купить ни за какие деньги. Лестница выходила прямо во дворик, где Корсо увидел колодец с высокой закраиной и двумя мраморными венецианскими львами. Дворик отделался от улицы решеткой. Со стороны Тахо тянуло противной сыростью, так что Корсо даже остановился под аркой в мавританском стиле и поднял воротник плаща. По узким и тихим улочкам, выложенным булыжником, он дошел до маленькой площади. Там находился бар с металлическими столиками. Неподалеку несколько каштанов с голыми ветками жались к церковной колокольне. Корсо расположился на террасе, выбрав квадратик ласкового солнца, и попытался в его лучах согреть застывшее тело. Две порции чистого джина, безо льда, помогли ему прийти в норму. Только тогда он открыл досье на "Девять врат" и смог всерьез заняться его содержимым. Досье включало справку на сорока восьми машинописных страницах: история книги, весь путь от ее предполагаемого предшественника "Delomelanicon" (или "Заклинания тьмы") до труда Торкьи "Девять врат в Царство теней", напечатанного в Венеции в 1666 году. Было еще несколько приложений: библиография, фотокопии цитат из книги, использованных в классических сочинениях, и сведения о других известных экземплярах - владельцы, даты приобретения, нынешние адреса, случаи реставрации. Здесь же находилась копия протоколов процесса над Аристидом Торкьей и рассказ свидетеля событий, некоего Дженнаро Галеаццо, описавшего последние минуты жизни несчастного печатника: Он поднялся на помост, отказавшись от примирения с Господом и храня упорное молчание. Когда разгорелся огонь в костре, он начал задыхаться от дыма и, широко раскрыв глаза, издал страшный крик, вручая судьбу свою Отцу Небесному. Многие из присутствовавших при сем осенили себя крестным знамением, потому что он молил Бога о милосердии, просил легкой смерти. Другие же говорили, что крик свой он обратил к земле, вернее, к подземному миру... Какой-то автомобиль проехал по противоположной стороне площади и свернул на улицу, ведущую к собору. По шуму мотора можно было предположить, что за углом машина на миг остановилась, прежде чем проследовать дальше - вниз по улице. Корсо не обратил на это ни малейшего внимания - он тщательно осматривал страницы книги. Первая когда-то служила обложкой, следующая оставалась чистой. Только на третьей, начинавшейся красивой буквицей N, собственно и появлялся текст. Сперва шло загадочное вступление: Nos p. tens L. f. r, juv. te Stn. Blz. b, Lvtn, Elm, atq Ast. rot. ali. q, h. die ha. ems ace. t pot fo. de. is c. m t. qui no. st; et h. ic. pol. icem am. rem mul f loem virg. num de. us mon. hon v. lup et op. for. icab tr. d. o, eb. iet i. li c. ra er. No. is of. ret se. el in ano sag. sig. s. b ped. cocul. ab sa Ecl. e et no. s r. gat i. sius er. t; p. ct v. v. t an v. q fe. ix in t. a hom. et ven. os. ta int. nos ma. et D: Fa. t in inf int co. s daem. Satanas, Belzebub, Lcfr, Elimi, Leviathan, Astaroth Siq pos mag. diab. et daem. pri. cp dom. За вступлением, автор которого был очевиден, начинался текст, Корсо прочел первые строки: D. mine mag. que L. fr, te D. um m. et. pr ag. sco. et pol. c. or t ser. ire. a. ob. re quam. d p. vvre; et rn. io al. rum d. et js. ch. st. et a. s sn. ts tq. e s. ctas e. ec. les. apstl et rom. et om. i sc. am. et o. nia ips. s. cramen. et o. nes. atio et r. g. q. ib fid. pos. n int. rcd. p. o me; et t. bi po. lceor q. fac. qu. tqu. t m. lum pot.; et atra. ad mala p. omn. Et ab. rncio chrsm. b. ptm et omn... Он поднял глаза к портику церкви, где поверху, над колоннами, шли изображения Страшного суда, поблекшие от дождей и ненастья. Под ними, в углублении на центральной колонне, стоял Вседержитель, очень грозный на вид, и его поднятая вверх правая рука сулили скорее кару, нежели милосердие. В левой руке; он держал раскрытую книгу, и Корсо не мог избежать сопоставления. Потом скользнул взглядом по церкви и окружающим ее зданиям; на фасадах сохранились епископские гербы, и ему подумалось, что когда-то и эта площадь видела пылающие костры инквизиции. В конце концов, это был Толедо. Горнило испытания для тайных культов, мистических ритуалов, псевдообращенных. И еретиков. Прежде чем вернуться к книге, он отпил большой глоток джина. Текст занимал сто пятьдесят семь страниц и состоял из сокращенных латинских слов, последняя страница осталась чистой. Плюс девять знаменитых гравюр, вдохновленных, по преданию, рисунками самого Люцифера. Каждая ксилография была помечена латинской, еврейской и греческой цифрами, присутствовали там и латинские надписи, но, как и остальной текст, были они загадочным образом сокращены. Разглядывая гравюры, Корсо заказал еще одну порцию джина. Они напоминали карты Таро или старые средневековые гравюры: король, нищий, отшельник, повешенный, смерть, палач. На последней картинке была изображена красивая женщина, оседлавшая дракона. Слишком красивая для церковной морали той эпохи, отметил он. Потом Корсо отыскал ту же гравюру на фотокопии из "Универсальной библиографии" Матеу, хотя на самом деле гравюра не была той же самой. У Корсо в руках был экземпляр Терраля-Коя, а копия воспроизводила гравюру из другой книги, о чем старый эрудит с острова Майорка и сообщал в 1929 году: Торкья (Аристид). "De Umbrarum Regni Novem Portis". Venetiae, apud Aristidem Torchiam. MDCLXVI. In folio. 160 стр., включая обложку. 9 гравюр на дереве. Исключительная редкость. Известны только 3 экз. Библиотека Фаргаша, Синтра, Портут. (см. иллюстрацию). Библиотека Коя, Мадрид, Исп. (отсутствует гравюра 9), Библиотека Мореля (*45), Париж, Франц. Отсутствует гравюра номер 9. Это неверно, решил Корсо. Ксилография номер 9 в экземпляре, который он теперь держал в руках, была на месте, цела и невредима, - раньше книга хранилась в библиотеке Коя, затем у Терраля-Коя, а нынче она стала собственностью Варо Борхи. Видимо, в описание прокралась ошибка - либо по вине типографии, либо по вине самого Матеу. В 1929 году, когда вышла "Универсальная библиография", печатная техника, как и средства распространения, еще не была достаточно развита. Большинство эрудитов описывали книги с чужих слов. Возможно, неполным был один из тех двух экземпляров. Корсо сделал пометку на полях. Это следовало проверить. Часы пробили три, и стая голубей взмыла вверх с башни и с крыш соседних домов. Корсо словно очнулся после сна, но приходил в себя медленно. Похлопал по карманам, вытащил купюру, положил на стол и встал. Джин дал ему приятное ощущение отстраненности от всего внешнего, звуки и образы реальной жизни доходили до него словно сквозь вату. Он сунул книгу и досье в холщовую сумку, повесил ее на плечо и несколько мгновений стоял, созерцая гневного Вседержителя в портике. Корсо имел в запасе достаточно времени и, решив прогуляться, пошел на вокзал пешком. Дойдя до собора, он двинулся к крытой галерее, чтобы сократить путь. Поравнялся с сувенирным киоском для туристов, который уже не работал, остановился посмотреть на реставрационные леса, закрывавшие настенную живопись. Вокруг было пусто, и его шаги гулко отдавались под сводами. В какое-то мгновение ему почудился шум за спиной. Видно, священник спешил в исповедальню. Через железные ворота Корсо вышел на темную и слишком узкую для машин улицу - стены домов здесь были ободраны автомобилями. И в этот миг он услыхал шум мотора, слева, за тем поворотом, который он только что миновал. Впереди висел дорожный знак - треугольник, предупреждающий о том, что улица сужается, и когда Корсо достиг этого знака, сзади буквально взревел мотор. Рев приближался - слишком быстро, мелькнуло у Корсо, и он хотел оглянуться, но сделать этого не успел, потому что понял: черная громада несется прямо на него. Рефлексы его были слегка заторможены джином, но внимание по чистой случайности еще было приковано к дорожному знаку. Инстинкт толкнул его именно туда - в узкий зазор между металлическим столбом и стеной. Он втиснул тело в это импровизированное убежище, так что пролетавший мимо автомобиль задел только руку. Удар оказался сильным - Корсо даже рухнул на колени, прямо на мостовую. А машина, взвизгнув шинами, скрылась в конце улицы. Потирая ушиб, Корсо поплелся на станцию. Но теперь он время от времени оглядывался назад, и сумка с "Девятью вратами" жгла ему плечо. У него было секунды три, не больше, чтобы разглядеть водителя, но и этого оказалось довольно: за рулем автомобиля, который только чудом не сбил его, сидел черноволосый тип с усами и шрамом. Из бара Макаровой. Тот самый, что позднее в шоферской форме стоял перед домом Лианы Тайллефер и читал газету. Но теперь он управлял не "ягуаром", а "мерседесом". 4. ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ Откуда он явился, не знаю. Но куда направляется, могу вам сказать: в преисподнюю. А.Дюма. "Граф Монте-Кристо" Корсо добрался до дома уже в сумерки. Ушибленную руку он держал в кармане плаща, и она отчаянно болела. Он сразу направился в ванную, поднял с пола мятую пижаму и полотенце, потом сунул руку под струю холодной воды и держал минут пять. Затем переместился на кухню, открыл пару консервных банок и, не садясь, поужинал. День выдался странный и опасный. Корсо размышлял над этим, вспоминая всю цепочку необычных происшествий, но чувствовал не столько тревогу, сколько любопытство. С некоторых пор его реакция на неожиданности сводилась к бесстрастному фатализму - он просто ждал, какой следующий шаг сделает судьба. Благодаря такой отстраненности ему неизменно удавалось избежать роли главного героя. До нынешнего утра, до того, что произошло на толедской улочке, он всегда был всего лишь исполнителем. И не более. Жертвами становились другие. Всякий раз, когда ему приходилось лгать или заключать с кем-то сделку, он вел себя отчужденно - никаких моральных обязательств ни перед людьми, ни перед вещами у него не возникало, они были лишь сырьем, рабочим материалом. Эмоции исключались. У Лукаса Корсо была своя позиция: его услуги покупали - он выполнял задание и получал вознаграждение, ничего не принимая близко к сердцу. И пожалуй, такая позиция оказалась лучшим способом самозащиты. Точно так же, когда он снимал очки, люди и далекие предметы делались расплывчатыми и мутными: они лишались привычной четкости очертаний и потому вроде бы переставали существовать, с ними можно было и не считаться. Но боль в руке существовала, как и чувство угрозы, которая нависла над его собственной, а не чьей-то чужой жизнью, - чувство для него новое. Иными словами, ситуация коренным образом переменилась. Лукас Корсо, столько раз выполнявший функции палача, не привык ощущать себя жертвой. Он растерялся. " Болела не только рука, но и тело - от мышечного напряжения. К тому же у него пересохло во рту. Он открыл бутылку "Болса" и отыскал в сумке пачку аспирина. Он всегда носил все самое необходимое с собой: карандаши и ручки, наполовину исписанные блокноты, многофункциональный швейцарский нож, паспорт и деньги, пухлую телефонную книжку, свои и чужие книги. Поэтому он в любой момент мог исчезнуть, не оставив следа, как улитка со своим домиком. Сумка помогала ему устраивать себе импровизированное жилье в любом месте, куда его забрасывала судьба или засылали клиенты: в аэропортах, на вокзалах, в пыльной книжной лавке какого-нибудь европейского города, в гостиничных номерах, слившихся в его воспоминаниях в одну-единственную комнату с размытыми приметами, где он, если внезапно просыпался в темноте, не мог сообразить, куда попал, судорожно нащупывал выключатель или искал телефон. Такие вот белые пятна обкрадывали его жизнь и его сознание. В те первые тридцать секунд, когда тело уже проснулось, а рассудок или память еще нет, он пребывал в растерянности и не был уверен даже в собственной реальности. Корсо сел за компьютер, положив на стол с левой стороны свои блокноты и необходимые справочники, а справа - "Девять врат" и досье Варо Борхи. Потом, держа в руке сигарету, откинулся на спинку стула. Сигарета за пять минут истлела, а он так и не поднес ее ко рту. Все это время он ничего не делал - только медленными глотками допивал джин и глядел то на пустой экран, то на пентаграмму, украшающую переплет книги. Вдруг он словно очнулся. Ткнул окурок в пепельницу, нацепил на нос очки и принялся за работу. Сведения в досье Варо Борхи совпадали с тем, что было написано в "Энциклопедии книгопечатников и редких и любопытных книг" Крозе (*46): ТОРКЬЯ, Аристид. Венецианский книгопечатник, гравер и переплетчик (1620-1667). Типографское клеймо: змея и дерево, расщепленное молнией. Профессии обучался в Лейдене (Голландия), в мастерской Эльзевиров. По возвращении в Венецию напечатал серию работ по философии и герметической философии малого формата (12", 16"), которые очень ценились. Следует особо отметить "Тайны мудрости" Николаса Тамиссо (3 тома, 12", Венеция, 1650) и "Ключ к плененным мыслям" (1 том, 132 х 75 мм., Венеция, 1653), "Три книги об искусстве" Паоло д'Эсте (6 томов, 8", Венеция, 1658), "Занятное разъяснение тайн и иероглифических фигур" (1 том, 8", Венеция, 1659), перепечатка "Утерянного слова" Бернара Тревизана (*47) (1 том, 8", Венеция, 1661) и "Девять врат в Царство теней" (1 том, 8", Венеция, 1666). За издание последней книги был арестован инквизицией, мастерская его была разрушена, а вся печатная продукция, как и все заготовки, уничтожены. Торкья претерпел ту же участь, что и творения его рук. Обвиненный в занятиях магией и колдовством, он умер на костре 17 февраля 1667 года. Корсо оторвался от компьютера, чтобы изучить первую страницу книги, стоившей жизни венецианцу. "DE UMBRARUM REGNI NOVEM PORTIS" - таково было заглавие. Ниже изображалась типографская марка. Тут могли быть разные варианты: одни ставили печать, другие простую монограмму, третьи выполняли сложный рисунок. Марка Аристида Торкьи, как это и описал Крозе, представляла собой дерево, у которого одна ветка была отрезана молнией. Вокруг ствола обвилась змея, заглатывающая собственный хвост. Рисунок сопровождался надписью: "Sic luceat Lux". Внизу указывались место издания, имя печатника и дата: "Venetiae, apud Aristidem Torchiam" ("Издано в Венеции, в доме Аристида Торкьи"). Ниже: M.DC.LX.VI. Cum superiorum privilegio veniaque. С привилегией и с соизволением вышестоящих. Корсо снова застучал по клавишам. Экземпляр не имеет экслибриса, нет рукописных пометок. Книга полная, если верить аукционному каталогу коллекции Терраля-Коя ("Клеймор", Мадрид). В описании Матеу допущена ошибка (указаны 8 гравюр, на самом деле их 9). Ин-фолио, 299 х 215 мм., 2 форзаца - чистые страницы, 160 страниц и 9 ксилографии, пронумерованные от I до IX. Страницы: 1 - титульный лист с маркой печатника, 157 страниц - текст. Последняя - чистая, без колофона. Все иллюстрации расположены вертикально, в полную страницу. Оборот страниц чистый. Он внимательно, одну за другой изучил гравюры. По словам Варо Борхи, легенда приписывала первоначальные рисунки руке самого Люцифера. Каждая ксилография имела римскую цифру, обозначающую порядковый номер, затем шли ее еврейский и греческий эквиваленты, а также латинская фраза, состоящая из сокращенных слов. Корсо снова начал писать: I. NEM. PERV. T QUI N. N LEG. CERT. RIT: Рыцарь скачет к окруженному зубчатой стеной городу. Прижатый к губам палец - призыв к осторожности и молчанию. II. CLAUS. РАТ. Т: Отшельник стоит перед запертой дверью. На полу у его ног - лампа, в руке он держит два ключа. Рядом с ним собака. Здесь же начертан знак, напоминающий еврейскую букву "Тет". III. VERB. D. SUM C. S. T ARCAN.: Странник - или пилигрим - направляется к мосту через реку. На каждом конце моста крепкие ворота, закрывающие доступ на него. На облаке - лучник, он держит под прицелом дорогу, которая ведет к мосту. IIII. (Латинская цифра написана Именно таким образом, а не как обычно - IV). FOR. N. N OMN. A. QUE: Шут перед каменным лабиринтом. Вход в лабиринт тоже прегражден запертой дверью. На полу три игральных кости - у каждой видны сразу три грани, соответствующие цифрам 1, 2 и 3. V. FR. ST. A.; Скупой человек, видимо торговец, пересчитывает долото в мешке. За его спиной стоит смерть, в одной руке у нее песочные часы, в другой вилы. VI. DIT. SCO V. R.: Повешенный, как на карте Таро, - повешен за ногу, руки связаны за спиной. Висит на зубце замка, рядом с запертой дверцей в крепостной стене. Из отверстия бойницы высовывается рука в латной рукавице, она сжимает пылающий меч. VII. DIS. S P. TI. R MAG.: Король и нищий играют в шахматы на доске из белых клеток. В окно заглядывает Луна. Под окном у запертой двери дерутся две собаки. VIII. VIC. I. T VIR: У городской стены стоит на коленях женщина, подставив обнаженную шею палачу. На заднем плане видно колесо фортуны, на нем три человеческие фигуры: одна наверху, вторая поднимается, третья спускается. VIIII. (Именно так, а не обычное IX). N. NC SC. O TEN. EBR. LUX: Дракон о семи головах, верхом на нем едет обнаженная женщина. В руке у нее открытая книга. Месяц закрывает ей срамное место. На заднем плане пылающий замок на холме, ворота в него, как и на других гравюрах, заперты. Корсо снял пальцы с клавши, потянулся, разминая онемевшее тело, и зевнул. Комната тонула во мраке, только конус светает лампы и экран компьютера нарушали темноту. Через большое окно проникал слабый свет уличных фонарей. Корсо шагнул к окну, чтобы выглянуть на улицу, хотя не смог бы внятно объяснить, что именно ожидал там обнаружить. Возможно, стоящую у тротуара машину с погашенными фарами и темным силуэтом внутри. Но ничего интересного снаружи не было. Лишь на миг прорезала тишину сирена "скорой помощи", скрывшейся за громадами мрачных зданий. Он глянул на колокольню ближайшей церкви: часы на башне показывали пять минут первого. Корсо вновь вернулся к компьютеру и книге. Он решил повнимательней присмотреться к типографской марке на титульном листе-к змее, пожирающей свой хвост, которую Аристид Торкья выбрал в качестве символа для своих творений. "Sic Luceat Lux". Змеи и демоны, заклинания и тайные знаки. Корсо с издевкой поднял стакан, словно посылая привет покойному книгопечатнику; видно, это был очень храбрый человек - или очень глупый. За такого рода произведения в Италии XVII века приходилось платить сполна, даже если издавались они "cum superiorum privilegio veniaque". И тут Корсо замер и тотчас обругал себя последними словами. Он ругался вслух, вглядываясь в темные углы комнаты. Как он мог не сообразить раньше? "С привилегией и с позволения вышестоящих". Да ведь этого не могло быть... Не отводя глаз от страницы, он откинулся на спинку стула, зажег новую сигарету и выпустил дым, который образовал между, ним и лампой серую прозрачную завесу. Это самое "cum superiorum privilegio veniaque" - абсурд. Или тонкая уловка. Немыслимо даже предположить, что такая формула относилась к обычным властям. Католическая церковь в 1666 году ни за что не разрешила бы печатать подобную книгу, ведь прямой ее предшественник, "Delomelanicon", к тому моменту уже пятьдесят пять лет как значился в "Индексе запрещенных книг". Выходит, Аристид Торкья имел в виду вовсе не дозволение церковных цензоров. Разумеется, речь шла и не о мирской власти - не о правителях Венецианской республики. Разумеется, "вышестоящими" для него были другие От этих мыслей Корсо отвлек телефонный звонок. Звонил Флавио Ла Понте, чтобы поведать о своем приобретении: он купил целую коллекцию книг, к которой прилагалась - таково было условие - еще и коллекция европейских трамвайных билетов, если быть точным, 5775 штук. Все с симметричными номерами, - то есть такими, что одинаково читаются слева направо и справа налево, все разложены по странам - в обувные коробки. Он не шутил. Коллекционер только что отдал душу Богу, и родственники "желали избавиться от билетов. Может, Корсо знает кого-то, кто проявил бы к ним интерес? Да, конечно, он и сам понимал: человек, приложив невероятные усилия, собрал 5775 билетов с симметричными номерами, и в этом было что-то безусловно патологическое. Ведь проку в них нет никакого. Кто купит такую дрянь? Да, идея хорошая: предложить коллекцию Лондонскому музею транспорта. Англичане... они ведь извращенцы... Не желает ли Корсо этим заняться? И еще: его беспокоила рукопись Дюма. Ему уже звонили двое - мужчина и женщина, но не представились; их интересовало "Анжуйское вино". Что весьма странно, ведь в ожидании сообщений от Корсо он, Ла Понте, пока ни с кем о рукописи не говорил. Корсо рассказал ему о своей встрече с Дианой Тайллефер и о том, что сам назвал ей имя нового владельца рукописи. - Она ведь знала о твоих встречах с покойным. И кстати, она желает получить копию расписки. На другом конце провода раздался хохот Ла Понте. Какая еще, к черту, расписка! Тайллефер продал ему рукопись - и точка! Но коли вдова желает потолковать с ним об этом деле, добавил он с похотливым смешком, он всегда готов. Корсо высказал предположение, что перед смертью издатель мог кому-то обмолвиться о рукописи, но Ла Понте такой вариант исключал. Тайллефер настаивал, чтобы Ла Понте сохранял сделку в тайне, пока сам издатель не даст ему знак. Но никакого знака не было, если не принимать за таковой его последний поступок - то, что он повесился на крюке от люстры. - Этот знак, - заметил Корсо, - ничем не хуже любого другого. Ла Понте не стал спорить, только опять цинично рассмеялся. Потом принялся выпытывать детали визита Корсо к Лиане Тайллефер. Отпустив пару непристойных шуток, Ла Понте простился, и Корсо не успел рассказать ему о толедском происшествии. Они условились встретиться на следующий день. Повесив трубку, охотник за книгами опять взялся за "Девять врат". Но теперь в голове его мелькали другие картины, он не мог избавиться от мыслей о рукописи Дюма. Наконец он встал, взял папку с голубыми и белыми листами, потер ушибленную руку и вошел в директорию DUMAS. Экран замигал. Корсо открыл файл DUMAS-BIO: Дюма и Дави де ла Пайетри, Александр. Родился 24.7.1802. Умер 5.12.1870. Сын Тома-Александра Дюма, генерала Республики. Автор 257 книг - романов, воспоминаний, новелл, 25 томов театральных пьес. Мулат по отцовской линии. Негритянской крови обязан некоторой экзотичностью своего облика. Внешность: высокий рост, мощная шея, курчавые волосы, толстые губы, длинные ноги, физически силен. Характер: жизнелюбие, непостоянство, властность, лживость, необязательность, общительность. Сохранились сведения о 27 его любовницах. Имел двух законных детей и четверых незаконных. Заработал несколько состояний и все промотал - кутежи, путешествия, дорогие вина и цветы для дам. Литературным трудом он зарабатывал большие деньги, но был слишком щедр с любовницами, друзьями и прихлебателями, Которые осаждали его резиденцию - замок "Монте-Кристо". Ему пришлось бежать из Парижа, но причина была отнюдь не политической, как у его друга Виктора Гюго, - он скрывался от кредиторов. Друзья: Гюго, Ламартин, Мишле, Жерар де Нерваль, Нодье, Жорж Санд, Берлиоз, Теофиль Готье, Альфред де Виньи и другие. Враги: Бальзак, Бадер и другие. Нет, здесь никакой зацепки не было. У Корсо появилось ощущение, будто он двигается вслепую, плутая среди бесчисленных ложных или не относящихся к делу следов. Но где-то должен быть и нужный след. Здоровой рукой он набрал: DUMAS-NOV.: Романы Александра Дюма, печатавшиеся с продолжением: 1831. "Исторические сцены" ("Ревю де де монд") 1834. "Жак I и Жак II" ("Журналь дез анфан") 1835. "Изабелла Баварская" ("Дюмон") 1836. "Мурат" ("Пресс") 1837. "Паскаль Бруно" ("Пресс"); "История одного тенора" ("Газетт мюзикаль") 1838. "Граф (де Орас" ("Пресс"); "Ночь Нерона" ("Пресс"); "Оружейный зал" ("Дюмон"); "Капитан Поль" ("Сьекль") 1839. "Жак Орти" ("Дюмон"); "Жизнь и приключения Джона Дэвиса" ("Ревю де Пари"); "Капитан Памфил" ("Дюмон") 1840. "Учитель фехтования" ("Ревю де Пари") 1841. "Шевалье д'Арманталь" ("Сьекль") 1843. "Сильвандир" ("Пресс"); "Свадебный наряд" ("Мод"); "Альбин" ("Ревю де Пари"); "Асканио" ("Сьекль"); "Фернанда" ("Ревю де Пари"); "Амори" ("Пресс") 1844. "Три мушкетера" ("Сьекль"); "Габриэль Ламбер" ("Кроник"); "Дочь регента" ("Коммерс"); "Корсиканские братья" ("Демократи пасифик"); "Граф Монте-Кристо" ("Журналь де деба"); "Графиня Берта" ("Этцель"); "История вертопраха" ("Этцель"); "Королева Марго" ("Пресс") 1845. "Нанон де Лартиг" ("Патри"); "Двадцать лет спустя" ("Сьекль"); "Шевалье де Мезон-Руж" ("Демократи пасифик"); "Графиня де Монсоро" ("Конститюсьонель"); "Мадам де Конде" ("Патри") 1846. "Виконтесса де Камб" ("Патри"); "Бастард де Молеон" ("Коммерс"); "Джузеппе Бальзамо" ("Пресс"); "Аббатство де Песак" ("Патри"); "Сорок пять" ("Конститюсьонель"); "Виконт де Бражелон" ("Сьекль") 1848. "Ожерелье королевы" ("Пресс") 1849. "Женитьба папаши Олифуса" ("Конститюсьонель") 1850. "Бог располагает" ("Эванеман"); "Черный тюльпан" ("Сьекль"); "Голубка" ("Сьекль"); "Анж Питу" ("Пресс") 1851. "Олимпия Клевская" ("Сьекль") 1852. "Бог и дьявол" ("Пей"); "Графиня де Шарни" ("Кадо"); "Исаак Лакедем" ("Конститюсьонель") 1853. "Пастор Ашурн" ("Пеи"); "Катрин Блюм" ("Пеи") 1854. "Жизнь и приключения Каталины-Шарлотты" ("Мускетэр"); "Сальтеадор" ("Мускетэр"); "Могикане Парижа" ("Мускетэр"); "Капитан Ришар" ("Сьекль"); "Паж герцога Савойского" ("Конститюсьонель ") 1856. "Соратники Иегу" ("Журналь пур ту") 1857. "Последний саксонский король" ("Монте-Кристо"); "Предводитель волков" ("Сьекль"); "Птицелов" ("Кадо"); "Блек" ("Конститюсьонель") 1858. "Волчицы Машкуля" ("Журналь пур ту"); "Воспоминания полисмена" ("Сьекль"); "Ледяной дом" ("Монте-Кристо") 1859. "Фрегат" ("Монте-Кристо"); "Аммалат-Бек" ("Монитер юниверсель"); "История подземелья и некоего домика" ("Ревю Буропен"); "Любовное приключение" ("Монте-Кристо") 1860. "Воспоминания Ораса" ("Сьекль"); "Падре Ла-Рюин" ("Сьекль"); "Маркиза д'Эскоман" ("Конститюсьонель"); "Доктор с Явы" ("Сьекль"); "Джан" ("Сьекль") 1861. "Ночь во Флоренции" ("Леви-Этцель") 1862. "Волонтер 92-го года" ("Монте-Кристо") 1863. "Сан-Феличе" ("Пресс") 1864. "Две Дианы" ("Леви") 1865. "Воспоминания фаворитки" ("Авенир насьональ"); "Граф де Море" ("Нувель") 1866. "Совесть" ("Солей"); "Парижане и провинциалы" ("Пресс"); "Граф де Мазарра" ("Мускетэр") 1867. "Белые и синие" ("Мускетэр"); "Прусский террор" ("Ситуасьон") 1869. "Гектор де Сент-Эрмин" ("Монитор юниверсель"); "Таинственный доктор" ("Съекль"); "Дочь маркизах ("Сьекль"). Он улыбнулся, подумав: сколько бы заплатил покойный Энрике Тайллефер, чтобы иметь все эти романы. Очки запотели. Корсо снял их и принялся осторожно протирать стекла. Строки на экране компьютера расплылись. Мутными были и картины, плавающие у Корсо в голове, смысл их упорно от него ускользал. Чистые стекла вернули линиям четкость, но в мыслях ясности не прибавилось - мелькающие там образы оставались неуправляемыми. Он не находил ключа к разгадке их смысла. И все же Корсо показалось, что он нащупал верный путь. Компьютер снова замигал: Бодри, издатель "Сьекля". Печатает "Три мушкетера" с 14 марта по 11 июля 1844 года. Корсо заглянул в другие справки. По его данным, Дюма в отдельные периоды использовал труд помощников, всего их было пятьдесят два. С большинством он разрывал отношения очень бурно. Но теперь Корсо интересовало одно имя: Маке, Огюст-Жюль (1813-1886). Вместе с Дюма работал над несколькими пьесами и 19 романами, в том числе и самыми известными ("Граф Монте-Кристо", "Шевалье де Мезон-Руж", "Черный тюльпан", "Ожерелье королевы"), и главное - над циклом о мушкетерах. Благодаря сотрудничеству с Дюма Маке делается богатым и знаменитым. Дюма умирает нищим, а тот - в собственном замке "Сен-Мезм". Но ни одно из написанных им самим произведений не пережило автора. Корсо перешел к биографическим данным. Заглянул в выписки из "Мемуаров" Дюма: Мы были изобретателями легкой литературы - Гюго, Бальзак, Судье, Мюссе и я. И мы сумели создать себе репутацию именно литературой такого рода, какой бы легкой она ни была... ... Мое воображение, обращенное к реальности, напоминает воображение человека, который, посетив развалины монумента, вынужден шагать по обломкам, пробираться по мосткам, заглядывать в проемы, чтобы хоть в малой степени восстановить первоначальный облик здания - когда здесь кипела жизнь, когда радость звенела здесь песнями и смехом и когда боль растекалась эхом рыданий. Корсо раздраженно отвернулся от экрана. Чутье изменило ему, он рылся в закоулках памяти и ничего там не находил. Он встал и сделал несколько шагов по темной комнате. Потом направил свет лампы на стопку книг у стены. Присел и выбрал два толстых тома - современное издание "Мемуаров" Александра Дюма-отца. Вернулся к столу и принялся их листать. Вдруг внимание его привлекли три фотографии. На одной Дюма был запечатлен сидящим, присутствие африканской крови было очевидно - лицо мулата, курчавая шевелюра. Дюма с улыбкой смотрел на Изабель Констан, которая - прочитал Корсо надпись под фотографией - в пятнадцать лет стала любовницей писателя. Вторая фотография запечатлела уже зрелого Дюма с дочерью Мари. Патриарх беллетристики находился на вершине славы и позировал фотографу добродушно и вальяжно. Третья фотография оказалась, на взгляд Корсо, самой любопытной. Шестидесятипятилетний Дюма - еще сильный, с прямой осанкой, сюртук распахнут на круглом животе - обнимал Аду Менкен, одну из последних своих возлюбленных, которой, как гласил текст, "нравилось фотографироваться в полуобнаженном виде рядом с великими мужами - после сеансов спиритизма и черной магии, которыми она очень увлекалась... ". На снимке были хорошо видны обнаженные ноги, руки и шея Менкен, и такая фотография в ту эпоху была свидетельством скандальной распущенности. Девушка, больше внимания уделявшая камере, чем стоящему рядом старику, положила голову на его мощное плечо. Что касается Дюма, то на лице его читались следы долгой жизни, проведенной в роскоши и излишествах, наслаждениях и кутежах. Пухлые щеки бонвивана, губы, сложенные в ироничную, но довольную усмешку. А глаза смотрели на фотографа с шутливым ожиданием - словно просили не судить его слишком строго. Толстый старик и пылко-бесстыдная девица, которая явно выставляла напоказ, будто редкостный трофей, писателя, чьи герои и приключения успели покорить сердца стольких женщин. Старый Дюма словно просил с пониманием отнестись к тому, что он уступил капризу девушки, молодой и красивой, в конце-то концов, с нежной кожей и чувственными устами, которую судьба подарила ему на последнем отрезке жизненного пути - всего за три года до смерти. Старый развратник. Корсо, зевнув, захлопнул книгу. Стариннее наручные часы, которые он частенько забывал завести, остановились на четверти первого. Он подошел к окну, открыл одну створку и вдохнул холодный ночной воздух. Улица по-прежнему выглядела пустынной. Все это очень странно, пробурчал он, возвращаясь к столу, чтобы выключить компьютер. Взгляд его метнулся к папке с рукописью. Он машинально открыл ее и снова перелистал страницы, исписанные двумя разными почерками: одиннадцать голубых листов и четыре белых. "Apres de nouvelles presque desesperees du roi... " После вестей о почти безнадежной болезни короля... Корсо направился к стопке книг, отыскал огромный красный том - анастатическое издание Х.К.Латта, 1988 год, - включавший весь цикл романов о мушкетерах, а также "Графа Монте-Кристо", воспроизведенного по изданию "Ле Вассер" с гравюрами чуть ли не времен самого Дюма. Открыл главу "Анжуйское вино" на странице 144 и принялся читать, сравнивая текст с рукописью. Если не обращать внимания на одну мелкую опечатку, тексты были идентичными. Глава сопровождалась гравюрами Уйо по рисункам Мориса Лелуа (*48). Король Людовик XIII прибывает в Ла-Рошель с десятитысячным войском. Среди тех, кто его сопровождает, на первом плане четыре всадника в широкополых шляпах и форменных мундирах королевских мушкетеров господина де Тревиля, в руках - мушкеты. Разумеется, трое из, них - Атос, Портос и Арамис. Вскоре они встретятся со своим другом д'Артаньяном, пока еще простым кадетом в роте гвардейцев господина Дезэссара. Гасконец пока еще не знает, что анжуйское вино отравлено, что это подарок его смертельного врага - миледи, которая решила таким образом отомстить ему за жестокое оскорбление: он проник на ее ложе, выдав себя за графа де Варда, и целую ночь наслаждался ее любовью. Хуже того, д'Артаньян случайно раскрыл страшную тайну миледи: на плече ее палач выжег позорное клеймо - цветок лилии. Такова предыстория, и, зная нрав миледи, легко угадать, что изображено на следующей картинке: на глазах изумленного д'Артаньяна и его товарищей бандит Бризмон в страшных муках испускает дух - ведь он выпил вина, предназначенного господам. Покоренный магией текста, который он не перечитывал лет двадцать, Корсо дошел до сцены, где мушкетеры и д'Артаньян ведут речь о миледи: - Как видите, милый друг, - сказал д'Артаньян Атосу, - это война не на жизнь, а на смерть, Атос покачал головой. - Да-да, - о