ма так и остались лежать в папке. Корсо собрал свои заметки и вместе с томом в черном кожаном переплете с пентаграммой снова сунул в холщовую сумку, сумку же спрятал под кровать и привязал за лямку к ножке. Теперь, как бы крепко он ни спал, никто не сумеет украсть сумку, не разбудив его. Что-то больно обременительный достался ему багаж, буркнул он себе под нос, направляясь в ванную. И опасный. Хотя почему именно опасный, он и сам не сумел бы объяснить. Корсо почистил зубы, потом разделся, побросав одежду на пол, глянул сквозь облако пара в зеркало и увидал себя - худого и поджарого, похожего на отощавшего волка. Опять откуда-то издалека, из прошлого, настиг его укол тоски, потом сознание захлестнула волна боли, той, что, казалось, уже давно утихла; словно одновременно и в плоти его, и в памяти задрожала какая-то струна. Никон. Он вспоминал ее всякий раз, когда расстегивал ремень - ведь раньше она любила делать это сама, был у них такой странный ритуал. Он закрыл глаза и вновь увидал ее перед собой: вот она сидит на краю постели, стягивает с него брюки, потом трусы - медленно, очень медленно, наслаждаясь этим действом и нежно улыбаясь. Расслабься, Лукас Корсо. Однажды она тайком сфотографировала его: он спал на спине, лоб пересекала вертикальная морщина, тень пробившейся за ночь щетины затемняла щеки, и оттого лицо казалось худым, а складка у полуоткрытых губ - суровой и горькой. Он напоминал изможденного, выбившегося из сил волка, злобно озирающегося на подушке, похожей на снежную равнину. Фотография ему не понравилась - он случайно обнаружил ее в кюветке с фиксажем в ванной комнате, которую Никон использовала как лабораторию. Он разорвал снимок на мелкие кусочки, негатив тоже, и Никон больше ни разу ни словом не упомянула об этом эпизоде. Когда Корсо включил душ и подставил под струи лицо, горячая вода обожгла кожу, даже векам стало нестерпимо больно, но он, сжав челюсти, напрягшись всем телом, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, продолжал стоять, хоть и готов был завыть от тоски и одиночества. Целых четыре года один месяц и двенадцать дней повторялось одно и то же: из постели Никон тянула его под душ и медленно, бесконечно медленно намыливала ему спину. И потом нередко прижималась к его груди, как маленькая девочка, затерявшаяся под дождем. Однажды я уйду, так и не узнав тебя. Тогда ты станешь вспоминать мои большие темные глаза. Мои невысказанные упреки. Мои горькие стоны во сне. Мои кошмарные сны, которые ты не умел прогонять. Вот что ты станешь вспоминать, когда я уйду. Он уткнулся лбом в белый кафель, усеянный водяными каплями, и подумал, что это влажное поле слишком похоже на один из кругов ада. Что ж! Ни до Никон, ни после никто не вел его в душ, не намыливал ему осторожно и нежно спину. Никогда. Никто. Никогда. Он вышел из ванной и лег в постель, прихватив "Мемориал Святой Елены". Но прочел лишь несколько строк: Возвращаясь к воспоминаниям о войне, Наполеон заметил: "Испанцы в массе своей вели себя как люди чести..." В ответ на похвалу Наполеона, сделанную два века тому назад, Корсо скорчил гримасу. И вспомнил слышанные в детстве слова, их произнес то ли один из его дедов, то ли отец: "Мы, испанцы, только в одном превосходим других: лучше всех получаемся на картинах Гойи"... "Люди чести", сказал Наполеон. Корсо подумал о Варо Борхе с его чековой книжкой, о Флавио Ла.Понте, о библиотеках, доставшихся в наследство вдовам и за бесценок скупленных букинистами-грабителями. Подумал о призраке Никон, блуждающем в безлюдье белой пустыни. О себе самом, готовом служить сторожевым псом тому пастуху, который сильнее и лучше. Что ж, просто тогда были иные времена. Он так и уснул - с отчаянной и горькой улыбкой на губах. Первое, что он увидал, проснувшись, была предрассветная серая муть за окном. Слишком рано. Непослушной рукой он попытался нащупать часы на ночном столике, но тут до него дошло, что звонил не будильник, а телефон. Трубка дважды падала на пол, пока он пристраивал ее между ухом и подушкой. - Слушаю. - Это ваша вчерашняя знакомая. Помните? Ирэн Адлер. Я жду вас в вестибюле. Нам надо поговорить. Немедленно. - Какого черта?.. Но она уже повесила трубку. Извергая проклятия, сонный и раздраженный, Корсо отыскал очки, откинул простыню, натянул брюки. Потом в припадке панического страха заглянул под кровать - сумка лежала там, в целости и сохранности. Он с трудом цеплялся взглядом то за один, то за другой предмет. В комнате сохранялся прежний порядок, а вот снаружи происходило что-то неладное. Он едва успел зайти в ванную и сполоснуть лицо, как в дверь постучали. - Знаете, черт возьми, который час? Девушка стояла на пороге - все в той же синей куртке, с рюкзаком на плече. Глаза ее были еще зеленее, чем прежде. - Сейчас половина седьмого утра, - спокойно сообщила она. - И вам нужно как можно быстрее одеться. - С ума вы, что ли, сошли? - Нет. - Она без приглашения вошла в комнату и теперь неодобрительно поглядывала по сторонам. - У нас совсем мало времени. - У нас? - Да, у нас с вами. Ситуация внезапно осложнилась. Корсо в бешенстве фыркнул: - Для шуток можно было выбрать и другое время. - Перестаньте валять дурака. - Девушка сердито сморщила нос. Она по-прежнему была похожа на мальчика, по-прежнему была юной, но что-то в ней переменилось: она выглядела взрослее и гораздо увереннее в себе. - Я говорю вполне серьезно. Она кинула рюкзак на неубранную постель. Корсо подхватил его, сунул ей обратно в руки и указал на дверь: - Убирайтесь вон! Она не шелохнулась, только метнула на него колючий взгляд. - Послушайте. - Светлые глаза приблизились к нему; они напоминали льдинки, ослепительно сверкающие на фоне загорелого лица. - Вы знаете, кто такой Виктор Фаргаш? Поверх ее плеча, в зеркале, висящем над комодом, Корсо разглядел собственное лицо: лицо болвана, застывшего с открытым ртом. - Разумеется, знаю, - выдавил он из себя наконец. Он все еще продолжал растерянно хлопать глазами. Она ждала, ничем не выдав удовольствия от полученного эффекта. Было ясно, что мысли ее заняты чем-то другим. - Он умер, - сказала она ровным тоном, таким спокойным, будто сообщала, что выпила на завтрак чашку кофе или сходила к дантисту. Корсо глубоко вдохнул, пытаясь переварить услышанное: - Не может быть! Вчера вечером я виделся с ним, и он чувствовал себя нормально. - А теперь он больше не чувствует себя нормально. Вернее, он вообще никак себя не чувствует. - Откуда вы знаете? - Знаю. Корсо недоверчиво дернул головой, потом отправился за сигаретой. На полпути он увидал фляжку с джином и остановился, чтобы влить в себя глоток; от скользнувшего в пустой желудок джина у него мурашки пошли по коже. Потом он какое-то время запрещал себе смотреть на девушку - пока не сделал первую затяжку. Корсо совершенно, не устраивала та роль, которую его только что заставили сыграть. Ему нужно было спокойно обмозговать все это. - Кафе в Мадриде, поезд, вчерашний вечер и нынешнее утро здесь, в Синтре... - перечислял он, не вынимая сигареты изо рта, щуря глаза от дыма и загибая указательным пальцем правой руки пальцы на левой. - Четыре совпадения. Многовато, правда? Она нетерпеливо тряхнула головой: - Я считал вас умнее. Какие еще совпадения? - Почему вы преследуете меня? - Вы мне нравитесь. Корсо было не до смеха, он лишь скривил рот: - Не смешите меня. Она устремила на него долгий задумчивый взгляд. - Да, действительно смешно, - заключила она. - Тем более что особо привлекательным вас никак не назовешь. И этот вечный старый плащ... Очки... - Ну и?.. - Ищите ответ сами - сгодится любой. А теперь одевайтесь побыстрее. Нам надо спешить на виллу Виктора Фаргаша. - Нам? - Нам с вами. Пока туда не явились полицейские. Под их ногами шуршали сухие листья, когда они, открыв решетчатую калитку, шли по тропинке, петляющей меж разбитыми статуями и пустыми пьедесталами. Солнечные часы над каменной лестницей, как и вчера, времени не показывали - свинцовый утренний свет не мог подарить им нужной полоски тени. "Postuma necat", снова прочел Корсо. Девушка проследила за направлением его взгляда. - Точнее не скажешь, - сказала она сухо и толкнула дверь, но та не поддалась. - Попробуем обойти дом, - предложил Корсо. Они миновали выложенный изразцами фонтан, где каменный ангелочек с пустыми глазницами и отрубленными руками по-прежнему тонкой струйкой лил воду в чашу бассейна. Девушка, Ирэн Адлер, или как там ее звали, шла впереди со своим рюкзачком за спиной. Двигалась она на удивление уверенно и спокойно. Ноги, обтянутые джинсами, ступали мягко, голова была упрямо наклонена вперед - так двигается человек, хорошо знающий, куда идет. Чего нельзя было сказать о Корсо. Он кое-как согнал в кучу свои разбегающиеся мысли, хотя ясности в них от этого не прибавилось, и, отложив все вопросы напоследок, позволил девушке руководить им. Главное, в холщовой сумке лежало то, что он обязан был любой ценой уберечь, и потому в данный момент только "Девять врат", вернее, Второй экземпляр - собственность Виктора Фаргаша, по-настоящему тревожил его. Корсо с девушкой без затруднений проникли в дом через ту самую застекленную дверь, что соединяла сад с гостиной. Авраам, зажав нож в высоко поднятой руке, продолжал охранять строй книг на полу. Дом казался пустым. - Где Фаргаш? - спросил Корсо. Девушка пожала плечами: - Не имею понятия. - Вы сказали, что он мертв. - Он мертв. - Она взяла скрипку, оставленную на буфете, и внимательно оглядела ее, правда, сперва обвела взглядом голые стены и шеренги книг. - А вот где он, знать не знаю. - Вы надо мной издеваетесь. Она пристроила скрипку под подбородок, тронула смычком струны и, довольная звуком, вернула инструмент в футляр. Потом обратилась к Корсо: - Вот Фома неверующий... - и снова рассеянно улыбнулась. Охотник за книгами опять подумал, что была некая противоестественная зрелость в ее спокойствии - одновременно и мудром и кокетливом. Эта юная особа жила по каким-то своим, неведомым ему законам; и мотивы поведения ее, как и мысли, на поверку оказывались сложнее, чем можно было предположить, судя по летам и внешнему виду. Но тут Корсо вмиг позабыл обо всем - о девушке, о странном приключении, даже о предполагаемой смерти Виктора Фаргаша. На потрепанном ковре с изображением сражения при Гавгамелах в строю книг по оккультизму и Дьявольским наукам зияло пустое место. "Девяти "врат" там больше не было. - Дерьмовое дело, - процедил он сквозь зубы. И повторил еще пару раз - сначала склонившись над книгами, потом присев рядом с ними на корточки. Его натренированный взгляд, привыкший мгновенно отыскивать нужный том, потерянно бродил по корешкам. Черный сафьян, корешок с пятью полосками, пентаграмма вместо названия. "Umbrarum regni" и так далее. Никаких сомнений! Третья часть тайны, вернее 33,33 процента тайны - замечательное число! - бесследно исчезла. - Проклятье! Везет нее мне! Нет, Пинту так быстро не управился бы, прикинул он в уме. Времени на подготовку кражи у португальца не было. Девушка наблюдала за ним, словно ждала какой-то определенной реакции, которую ей важно было оценить. Корсо выпрямился: - Кто ты? За последние двенадцать часов он во второй раз задавал один и тот же вопрос, хотя и разным людям. Все слишком стремительно усложнялось. Девушка равнодушно выслушала вопрос, глядя Корсо прямо в глаза. Через мгновение она отвела взгляд и уставилась в пустоту. А может, изучала стоявшие на полу книги. - Это не важно, - ответила она наконец. - Лучше подумайте, куда делась книга. - Какая книга? Она только покосилась на него, не удостоив ответом, и он опять почувствовал себя полным болваном. - Ты слишком много знаешь, - сказал он девушке. - Даже больше, чем я. Она снова пожала плечами и уставилась на циферблат часов у Корсо на руке, как будто силилась разобрать, который теперь час. - У вас остается не так уж много времени. - А мне плевать, сколько времени у меня остается. - Дело ваше. Но через пять часов будет рейс Лиссабон-Париж, вылет из аэропорта Портела. Мы едва-едва успеем туда добраться. Господи! Корсо страдальчески содрогнулся. Она вела себя как идеальная секретарша, которая не расстается с записной книжкой, куда скрупулезно заносит все, что шеф должен успеть сделать за день. Он раскрыл было рот, чтобы возразить. Она всего лишь девчонка с тревожными глазами. Проклятая ведьма! - А Почему, собственно, мне надо уезжать? - Потому что с минуты на минуту сюда явится полиция. - Мне нечего скрывать. Девушка двусмысленно улыбнулась, будто услышала остроумную шутку, но только очень уж старую. Потом поправила висевший за спиной рюкзак и сделала Корсо прощальный жест - подняла руку с раскрытой пятерней: - Я буду носить вам в тюрьму сигареты. Хотя в Португалии и не продают вашу марку. Она вышла в сад не оглянувшись. Корсо уже готов был двинуться следом и остановить ее. Но тут он случайно бросил взгляд на камин. И увидел... Оправившись от шока, он двинулся к камину - очень медленно, будто хотел дать событиям шанс вернуться в разумное русло. Потом чуть постоял у каминной решетки и убедился, что некоторые события были уже необратимы. И вот тому пример: за короткий отрезок времени; пролетевший со вчерашнего вечера до нынешнего утра, - всего за несколько часов, а ведь это срок ничтожный по сравнению с вековой историей, которую описывают библиографии, так вот, за несколько часов упомянутые библиографии успели устареть. Потому что отныне больше не существовало "трех известных" экземпляров "Девяти врат", их осталось всего два. Третий же, вернее, то, что от него уцелело, дымилось в куче пепла. Корсо опустился на колени, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Переплет, разумеется благодаря коже, пострадал меньше, чем бумага. Две из пяти полос на корешке сохранились полностью, да и пентаграмма сгорела лишь наполовину. Страницы сгорели практически целиком; он увидел всего лишь опаленные кусочки, иногда с фрагментами текста. Корсо протянул руку к еще горячим остаткам книги. Он извлек из пачки сигарету и сунул в рот, но зажигать не стал. Ему хорошо запомнилось, как именно лежали дрова в камине накануне вечером. Сейчас пепел от поленьев располагался только под сгоревшей книгой - иначе говоря, книгу бросили сверху, так она там и горела, и угли, судя по всему, никто не ворошил. Дров в камине, как он помнил, хватило бы часа на четыре или на пять; по жару, идущему от пепла и углей, легко было заключить, что приблизительно столько же времени прошло с тех пор, как огонь угас. В сумме получалось часов восемь-десять. Значит, кто-то растопил камин между десятью вечера и полуночью, а потом швырнул туда книгу. И больше камином не занимался. Корсо взял несколько старых газет и завернул в них то, что ему удалось спасти. Кусочки бумаги сделались ломкими, и операция отняла у него довольно много времени. По ходу дела Корсо убедился, что переплет и страницы сжигали по отдельности; книгу сначала разодрали и уж потом кинули в камин - чтобы лучше горела. Собрав жалкие остатки, Корсо оглядел комнату. Вергилий и Агрикола пребывали на прежних местах: "De re metallica" - на ковре, Вергилий - на столе. Корсо помнил, как библиофил положил туда книгу, произнеся, словно священник перед жертвоприношением: "Скорее всего, я продам эту"... Корсо заметил вложенный между страницами листок и раскрыл книгу. Это была составленная от руки расписка, вернее, только ее начало: Виктор Кутиньу Фаргаш, удостоверение личности N 3554712, проживающий по адресу: вилла "Уединение", шоссе Колареш, 4-й км, Синтра. Мною получено 800 000 эскудо в качестве уплаты за проданную книгу: Вергилий "Opera nunc recens accuratissime castigata... Venezia, Giunta, 1544". (Эсслинг 61, Сандер 7671). In-folio, 10, 587, 1 с, 113 ксилографии. Экземпляр полный, в хорошем состоянии. Покупатель... Ни имени, ни подписи Корсо не обнаружил. Расписка так никому и не понадобилась. Корсо сунул листок на прежнее место. Потом закрыл книгу и направился, в комнату, где сидел прошлым вечером. Он хотел удостовериться, что полиция не найдет там каких-либо следов его пребывания - скажем, листка с его почерком или чего другого. Он вытряхнул из пепельницы окурки, тоже завернул их в старую газету и спрятал в карман. Потом еще немного побродил по дому; шаги гулко громыхали в полной тишине. Хозяина нигде не было. Проходя в очередной раз мимо книг, выстроенных на полу, Корсо испытал сильнейшее искушение. Ведь чего проще: взять да унести пару редчайших эльзевиров, они прямо сами просились к нему в руки. Но Корсо был человеком здравомыслящим и осторожным. Раз уж дело повернулось таким образом, любой опрометчивый поступок мог лишь усложнить ситуацию. Так что охотник за книгами, в душе посокрушавшись, распрощался с коллекцией Фаргаша. Он вышел в сад через стеклянную дверь и зашагал по сухим листьям, отыскивая взглядом девушку. Она сидела на ступенях маленькой лесенки, спускавшейся к пруду, и слушала журчанье воды, которую толстощекий ангел лил на зеленую, покрытую плавучими растениями гладь. Девушка отрешенно смотрела на пруд, но звук шагов заставил ее очнуться и повернуть голову. Корсо положил сумку на верхнюю ступеньку и сел рядом. Потом зажег сигарету, которая уже давно торчала у него во рту. Наклонил голову вперед, вдохнул дым, отшвырнул спичку и только после этого обратился к девушке: - А теперь расскажи мне все. Не отрывая глаз от пруда, она отрицательно покачала головой. В движении этом не было ни резкости, ни вызова. Напротив, все в девушке: и голова, и подбородок, и уголки губ - излучало кротость и даже нежность, как будто присутствие Корсо, печальный заброшенный сад и шум воды растрогали ее до глубины души. Куртка и рюкзак за спиной придавали ей непозволительно юный - и почти беззащитный - вид. Но и очень усталый. - Нам пора уходить отсюда, - сказала она так тихо, что Корсо едва расслышал. - Пора в Париж. - Сперва скажи, что тебя связывает с Фаргашем. И вообще со всем этим... Она снова безмолвно покачала головой. Корсо выдохнул дым. Воздух был настолько влажным, что дым так и завис перед ним и лишь какое-то время спустя начал медленно рассеиваться. Охотник за книгами покосился на девушку: - Ты знакома с Рошфором? - С Рошфором? - Это я его так называю. Черноволосый, смуглый тип со шрамом. Вчера вечером он крутился неподалеку. - Корсо прекрасно понимал, насколько глупо звучат такие объяснения. На лице у него появилось выражение недоверия, словно он и сам усомнился в правдивости собственных воспоминаний. - Я даже говорил с ним. Девушка снова отрицательно покачала головой, но глаз от воды так и не оторвала. - Нет, я его не знаю. - Тогда что ты тут делаешь? - Охраняю вас. Корсо посмотрел на носки своих ботинок и потер почему-то вдруг онемевшие кисти рук. Журчание воды в пруду начинало его бесить. Он поднес сигарету ко рту, чтобы сделать последнюю затяжку, сигарета догорела почти до конца и, казалось, могла вот-вот обжечь ему губы. На вкус она была горькой. - Ты, девочка, сошла с ума. Он отшвырнул окурок и понаблюдал, как дым неспешно тает прямо перед его глазами. - Ты просто чокнутая, понимаешь? - добавил он. Она по-прежнему молчала. Миг спустя Корсо вытащил из кармана фляжку с джином и сделал большой глоток, но ей не предложил. Потом снова глянул на девушку. - Где Фаргаш? Она ответила не сразу; взгляд ее по-прежнему блуждал далеко отсюда. Наконец она дернула подбородком: - Там. Корсо посмотрел в ту сторону. В пруду, под той самой струей воды, что лилась изо рта безрукого и безглазого ангела, можно было различить очертания человеческого тела - несчастный лежал на спине среди водорослей и опавших листьев. 9. БУКИНИСТ С УЛИЦЫ БОНАПАРТА - Друг мой, - сурово произнес Атос. - Запомните, что только с мертвыми мы не можем вновь встретиться на земле. А.Дюма. "Три мушкетера" Лукас Корсо заказал еще одну рюмку джина и с наслаждением откинулся на спинку плетеного стула. Как славно было сидеть под солнышком на террасе, в квадрате яркого света, заливающего столики в кафе "Атлас" на улице Де Бюси. Дело происходило утром, светозарным и холодным утром, когда левый берег Сены заполняли муравьиные полчища растерянных самураев и англосаксов в спортивных тапочках и с романом Хемингуэя в руках, куда вместо закладки был непременно заложен билет метро. А еще тут были дамы с корзинками, откуда торчали baguettes и зеленые листья салата, и сновали стройные девушки с неестественно ровными носами - служащие галерей, которые, пользуясь законным перерывом, спешили в кафе. У витрины дорогой колбасной лавки стояла очень привлекательная девица под руку с солидным господином, похожим разом и на антиквара и на сутенера, хотя, возможно, он являлся и тем и другим. А еще там были мотоцикл "Харлей Дэвидсон", сверкающий хромированными частями, злобный фокстерьер, привязанный у дверей роскошного винного магазина, и юноша в гусарском облачении, который играл на флейте у входа в бутик. За соседним с Корсо столиком неспешно целовалась парочка хорошо одетых африканцев, и проделывали они это так, словно впереди у них было сколько угодно времени, а ядерная угроза, СПИД, озоновая дыра - всего лишь забавные нелепицы, которые не имели абсолютно никакого значения в это солнечное парижское утро. Он увидел, как она появилась в конце улицы Мазарини, на углу повернув в сторону кафе, где он ее ждал; похожая на мальчика, джинсы, расстегнутая куртка, глаза как яркие фонарики на загорелом лице, глаза, которые привлекали внимание издали - даже в толпе, под затопляющими улицу потоками света. Чертовски хороша, наверняка сказал бы Флавио Ла Понте, откашливаясь и поворачивая лицо тем боком, где, на его взгляд, борода была гуще и кудрявее. Но Корсо не был похож на Ла Понте, поэтому он ничего не сказал и ни о чем таком не подумал. Он лишь неодобрительно глянул на официанта, который именно в этот момент ставил на стол рюмку джина - "pas d'Bols, m'sieu" ["Болса" нет, месье" (фр.)], поэтому Корсо сунул ему в руку ровно ту сумму, какая значилась в счете - чаевые compris [включены в счет (фр.)], парень, - а потом вновь уставился на приближающуюся девушку. Нет, слишком глубокую рану оставила по себе Никон. С него довольно. К тому же Корсо не был так уж уверен, что лицо его с одной стороны выглядело лучше, чем с другой. Да и вообще не был уверен, что выглядел хорошо хоть с какой-нибудь стороны. И это его, черт возьми, никогда не волновало. Он снял очки и принялся протирать стекла платком. Улица тотчас сделалась расплывчатой, а лица людей - смазанными. Но одна фигура продолжала выделяться среди прочих и по мере приближения вырисовывалась все отчетливее, хотя совсем резких контуров так и не обрела. Короткая стрижка, стройные ноги, белые теннисные тапочки - но все это он разглядел как следует, лишь когда она села на свободный стул рядом с ним. - Я видела эту лавку. Она в двух кварталах отсюда. Он надел очки и, ничего не ответив, воззрился на нее. Они вместе прибыли сюда из Лиссабона. Старик Дюма, возьмись он рассказывать, как они, покинув Синтру, ехали в аэропорт, написал бы, что они "мчались стрелой". Уже из аэропорта Корсо позвонил Алмикару Пинту, сообщил, чем закончился бурный жизненный путь библиофила Виктора Фаргаша, и, следовательно, отменил свое задание. Что касается обещанной платы, то договор остается в силе, и Пинту получит все сполна - за беспокойство. Португалец был удивлен - звонок разбудил его среди ночи, - но новость воспринял нормально: не мое дело, Корсо, в какие игры ты играешь, но мы с тобой вчера вечером в Синтре не встречались, понял? - ни вчера, ни раньше, вообще никогда, слышишь? И все-таки он пообещал осторожно навести справки об обстоятельствах смерти Виктора Фаргаша. Только после того, как поступит официальное сообщение о случившемся; а пока он ничего, абсолютно ничего не знает и знать не желает. Будет, конечно, вскрытие, так вот, пусть Корсо молится, чтобы причиной смерти признали самоубийство. А если его еще интересует тип со шрамом, то нужные приметы придется запустить по соответствующим каналам, объявив того подозреваемым в каком-нибудь преступлении. Связь они будут поддерживать по телефону, но он искренне советует Корсо подольше не появляться в Португалии. Да, еще одна вещь, добавил Пинту, когда по радио уже объявили посадку на самолет. В следующий раз, если он, Корсо, вздумает впутать друга в дела, где пахнет убийством, друг пошлет его к такой-то матери... Телефонный аппарат проглотил последний эскудо, и охотник за книгами постарался в двух-трех фразах доказать свою невиновность. Разумеется, ответил полицейский. Все так говорят. Девушка ждала его в накопителе. К удивлению совершенно ошалевшего Корсо, чья способность связывать концы с концами в тот день никак не соответствовала количеству этих самых концов, которые торчали отовсюду и связываться не желали, она развила бурную деятельность, в результате чего они оба беспрепятственно поднялись на борт самолета. "А я до сих пор считал тебя бедной студенткой", - сказал Корсо, наблюдая, как она расплачивается за оба билета. "Я только что получила наследство", - буркнула она в ответ. Потом, за те два часа, что продолжался перелет из Лиссабона в Париж, она не ответила ни на один из вопросов, которые он не без труда сумел-таки сформулировать. Всему свое время, отрезала она, скользнув по нему пустым взглядом, а затем вновь погрузилась в свои мысли и вперила невидящий взор в облака, которые самолет оставлял позади - под густой полосой холодного воздуха, выбрасываемого откуда-то из-под, крыльев. Затем она уснула или притворилась спящей и опустила голову ему на плечо. По ритму ее дыхания Корсо определил, что она не спит; это был лишь удобный способ избежать вопросов, на которые она не желала - или не имела права - отвечать. Любой другой на его месте стукнул бы кулаком и высказал все, что думает по этому поводу. Но он был волком терпеливым, хорошо вышколенным, с тренированными рефлексами и инстинктами охотника. В конце концов, девушка была единственным звеном, соединяющим его с реальностью, - теперь, когда он попал в какие-то совсем уж романные, нелепые и немыслимые обстоятельства. Кроме того, на данном витке развития сценария он против воли, но взял-таки на себя роль и искушенного читателя, и главного героя, ту самую роль, что некто, который, собственно, и плетет интригу, подмигнув, предложил ему. Правда, Корсо не понял, что значило это подмигивание - издевку или приглашение к соавторству. - Кто-то решил сыграть со мной злую шутку, - произнес Корсо вслух, когда они находились на высоте девять тысяч метров над Бискайским заливом. Потом он искоса глянул на девушку, ожидая реакции, но реакции не последовало; соседка его даже не шевельнулась и продолжала размеренно и ровно дышать, то ли на самом деле заснув, то ли не расслышав реплики. Раздосадованный ее молчанием, он отдернул плечо, и голова спутницы на миг осталась без опоры. Затем девушка вздохнула и отыскала удобную позу, на сей раз она прислонила голову к иллюминатору. - Конечно, с тобой играют злую шутку, - пробормотала она наконец сонно и презрительно, так и не разомкнув глаз. - Любой дурак уже давно догадался бы, что к чему. - Что произошло с Фаргашем? Она ответила не сразу. Краем глаза он увидел, как она заморгала, после чего уперла невидящий взгляд в спинку стоящего впереди кресла. - Ты же сам знаешь. Он утонул. - Кто это сделал? Она медленно качнула головой - сначала в одну сторону, потом в другую. Ее левая рука, тонкая и смуглая, с короткими, без лака ногтями, медленно скользила по подлокотнику. Наконец рука замерла, точно пальцы наткнулись на незримое препятствие. - Не важно. Корсо скривился, казалось, он вот-вот расхохочется, но ему было не до смеха. Он лишь показал клык. - А мне очень даже важно. Очень даже. Девушка пожала плечами, что означало: нам с вами важными представляются совсем разные вещи. Корсо настаивал: - А какую роль во всей этой истории играешь ты? - Я уже сказала - охраняю тебя. Она повернулась к нему, и взгляд ее стал пронзительным, хотя всего секунду назад казался рассеянным. Она снова двинула руку по подлокотнику, словно пытаясь сократить расстояние, отделявшее ее от Корсо. И теперь рука была совсем близко, так что охотник за книгами невольно отпрянул, ощутив досаду и даже смущение. В душе его, там, где оставила свою мету Никон, зашевелились какие-то смутные, забытые и очень тревожные чувства. Начала вкрадчиво наплывать былая боль - ощущение пустоты; а все оттого, что в глазах девушки, немых и беспамятных, отражались старые призраки, воскресшие из небытия. - На кого ты работаешь? Ресницы опустились, точно закрылась страница в книге. И сразу ничего не осталось - только пустота. Девушка сердито наморщила нос: - Как ты мне надоел, Корсо. Она отвернулась к иллюминатору и уставилась наружу. Большое голубое пятно с вплетенными в него тончайшими белыми нитями упиралось вдалеке в охряную полосу. Уже показалась земля. Франция. Пункт назначения - Париж. Пункт назначения или следующая глава? Продолжение, обещанное в следующем номере. Поединок прерван, тайна не раскрыта - вот прием, обычный для романтического повествования с продолжением. Корсо подумал о вилле "Уединение", вспомнил фонтан, пруд, тело Фаргаша среди водорослей и осенних листьев. Его кинуло в жар, он вздрогнул. Сейчас он чувствовал себя - и с полным на то основанием - человеком, который вынужден спасаться бегством. Нелепость крылась в другом: он бежал не по собственной воле - его вынудили сделать это. Корсо еще раз скользнул взглядом по девушке, прежде чем попытаться без лишних эмоций вглядеться в себя самого. А может, он бежал не от чего-то, а к чему-то? Или спасался от тайны, скрытой в его собственном багаже? "Анжуйское вино", "Девять врат", Ирэн Адлер. Стюардесса сказала что-то, проходя мимо, и улыбнулась дурацкой профессиональной улыбкой. Корсо, погруженный в свои мысли, посмотрел на нее пустым взором. Хорошо бы узнать наверняка: записан ли уже где-нибудь конец всей этой истории? Или Корсо самолично сочиняет ее по ходу дела - главу за главой? В тот день они с девушкой не обменялись больше ни словом. В аэропорту Орли он сделал вид, что забыл о ее присутствии, хотя в длинных переходах не переставал слышать шаги за спиной. На паспортном контроле, показав свое удостоверение личности, он слегка повернул голову в надежде углядеть, каким документом пользуется она; но напрасно. Он только и успел заметить, что паспорт лежал в черной кожаной обложке и был, разумеется, европейским, потому что она проходила через пункт контроля, предусмотренный для граждан Сообщества. Они вышли на улицу, и, когда Корсо сел в такси и привычно назвал адрес - "Лувр Конкорд", девушка скользнула на сиденье рядом с ним. До самого отеля они ехали молча, машину она покинула первой, предоставив ему право расплатиться с таксистом. У того не было сдачи, и Корсо чуть задержался. Когда он наконец пересек вестибюль, она уже получила номер и удалялась следом за посыльным, который нес ее рюкзак. Заходя в лифт, она успела на прощание махнуть Корсо рукой. - Лавка просто замечательная. Там написано: "Книжный магазин Репленже. Автографы и исторические документы". Она открыта. Девушка жестом показала официанту, что заказывать ничего не будет, и слегка наклонилась к Корсо. Текучая прозрачность ее глаз совсем как зеркало повторяла уличные сцены, которые отражались еще и в витрине кафе. - Почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас? Утром они встретились за завтраком. Корсо сидел у окна, выходившего на площадь Пале-Руаяль, и читал газеты. Она поздоровалась, расположилась рядом и принялась с аппетитом поглощать тосты и круассаны. Потом, не вытерев с верхней губы полоску кофе с молоком, уставилась на Корсо с видом беззаботного ребенка. - Итак, с чего начнем? Они сидели в двух кварталах от книжной лавки, которую девушка уже успела отыскать по собственному почину, пока Корсо приканчивал в кафе первую в этот день рюмку джина, первую, но, как он чувствовал, не последнюю. - Так почему бы нам не отправиться туда прямо сейчас? - повторила она. Корсо не ответил. Ночью ему приснился сон. Она, эта смуглолицая девушка, в вечерних сумерках вела его за руку через холодное пустынное поле, а на горизонте виднелись столбы дыма - то были вулканы перед извержением. Порой на пути им попадались солдаты с суровыми лицами - мертвые солдаты, - их оружие было покрыто слоем пыли, они смотрели молча, тускло и безразлично - как угрюмые троянцы в царстве Аида. От горизонта на поле надвигался мрак, дым делался все гуще, а непроницаемые, призрачные лица мертвых воинов словно предупреждали о чем-то. Корсо хотелось поскорее выбраться оттуда. Он тянул девушку за руку, чтобы она не отставала, но воздух становился все плотнее, все горячее, удушливее и темнее. И вдруг бег их превратился в падение - они все падали, падали и никак не могли достичь земли, будто это была замедленная съемка агонии. Темнота обжигала, как пламя в топке. Единственной связью с внешним миром оставалась рука Корсо, которая крепко держала руку девушки и все еще пыталась тянуть ее вперед. Последнее, что он почувствовал, - пожатие этой слабеющей, превращающейся в пепел руки. И тут же перед ним - в непроглядном мраке над пылающим полем и над его сознанием - возникли какие-то белесые пятна, похожие на мимолетные вспышки, и из них образовались фантастические очертания голого черепа. Вспоминать сон было неприятно. Чтобы прочистить горло от пепла и стереть ужас с сетчатки глаз, Корсо допил джин. Потом повернулся к девушке. Она сидела и терпеливо, смиренно ждала, похожая на прилежную секретаршу, готовую тотчас выполнить любые распоряжения шефа. Неправдоподобно спокойная, как должное принявшая свою роль в этой истории. И поза ее выражала теперь обескураживающую и необъяснимую преданность. Когда Корсо встал и закинул на плечо свою холщовую сумку, она тоже немедленно вскочила. Они неспешно спустились к Сене. Девушка шла по тротуару со стороны домов и время от времени останавливалась у витрин, если внимание ее привлекала какая-нибудь картина, или гравюра, или книга. Она на все таращила глаза с жадным любопытством, но в уголках ее губ застыло что-то печальное, а непроизвольная улыбка выглядела ностальгической. Казалось, в старинных вещах она искала свой собственный отпечаток; как будто в каком-то уголке памяти ее прошлое связывалось с прошлым этих малых числом обломков кораблекрушения, которые прибивало сюда течение после каждой неизбежной в Истории катастрофы. Они увидели две книжные лавки - одну напротив другой, по обе стороны улицы. Лавка Ашиля Репленже была старинной, с деревянным фасадом и изысканной витриной под вывеской "Livres anciens, autographes et documents historiques". Корсо велел девушке дожидаться снаружи, и она безропотно подчинилась. Направляясь к дверям, он заметил ее отражение в витринном стекле - наполовину заслоненная его плечом, она стояла на противоположном тротуаре и пристально смотрела ему вслед. Он толкнул дверь, зазвенел колокольчик. Дубовый стол, книги на стеллажах, папки с гравюрами и дюжина старых деревянных картотечных шкафов. На ящиках - латунные кружки с изящно выгравированными буквами, расположенными в алфавитном порядке. На стене в рамке - рукописный лист, под которым значилось: "Фрагмент "Тартюфа" Мольера". Рядом - три очень недурных гравюры: Виктор Гюго, Флобер, а посередине - Дюма. Ашиль Репленже стоял у стола. Это был здоровяк с багровым лицом, пышными седыми усами и двойным подбородком, свисающим на ворот рубашки. Одним словом, персонаж, весьма похожий на Портоса. Одет он был дорого, но небрежно: английский пиджак, с трудом сходившийся на толстом животе, фланелевые брюки - чуть спущенные и мятые. - Корсо... Лукас Корсо, - он вертел в толстых и сильных пальцах визитную карточку Бориса Балкана и морщил лоб. - Да, припоминаю, он звонил мне. Что-то связанное с Дюма. Корсо опустил сумку на пол и достал папку с пятнадцатью страницами "Анжуйского вина". Букинист впился в нее глазами и поднял бровь. - Любопытно, - сказал он тихо. - Очень даже любопытно. Разговаривал он прерывисто и одышливо, как астматик. Он вынул из кармана пиджака очки с бифокальными стеклами и надел, но сперва метнул цепкий взгляд на посетителя. Потом склонился над рукописью. Когда он поднял голову, лицо его сияло восторгом. - Невероятно, - вскричал он. - Я готов купить это немедленно. - Рукопись не продается. Букинист не сумел скрыть удивления. Он разочарованно надул губы: - Но я понял... - Речь идет лишь об экспертизе. Разумеется, ваши услуги будут оплачены. Ашиль Репленже мотнул головой - дело вовсе не в деньгах. Он выглядел раздосадованным и пару раз недоверчиво глянул на посетителя поверх очков. Потом снова склонился над рукописью. - Жаль, - вымолвил он наконец и снова с любопытством воззрился на Корсо, словно раздумывая, каким образом она попала к тому в руки. - Откуда это у вас? - Наследство. Умерла старая тетушка, понимаете ли... А вы не видели эту рукопись раньше? Все еще не поборов подозрительности, букинист бросил взгляд через витринное стекло на улицу, будто какой-нибудь случайный прохожий мог вдруг растолковать ему смысл неожиданного визита. Хотя, скорее всего, он просто подыскивал ответ. Наконец он потрогал усы - так, точно те были наклеены и он проверял, на месте ли они, потом уклончиво улыбнулся: - Здесь у нас, в Латинском квартале, никогда не знаешь наверняка, что ты уже видел, а что - нет... Район всегда был удобен для торговли книгами и гравюрами... Вокруг все непрерывно что-то покупают и продают, порой книга несколько раз проходит через одни и те же руки. - Он сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха: три коротких вдоха, потом метнул на Корсо изучающий взгляд. - Нет, думаю, что нет. Раньше я этой рукописи не видел. - Он снова посмотрел на улицу; кровь прилила у него к лицу, оно побагровело. - Уж ее-то я запомнил бы. - Надо понимать, что это подлинник? - гнул свое Корсо. - Ну... Думаю, да. - Букинист, отдуваясь, провел кончиками пальцев по голубым листам; казалось, он прикасался к ним с опаской. Затем взял одну страницу двумя пальцами. - Полукруглые буквы, средний нажим, без вставок между строками и без помарок... Почти нет знаков препинания, зато много лишних прописных букв. Несомненно, это Дюма в зрелые годы, где-то в середине жизни, когда он писал "Трех мушкетеров"... - Букинист начал заводиться. Но вдруг он замолк, подняв палец вверх, и Корсо увидел улыбку, проклюнувшуюся из-под усов, знак того, что хозяин принял решение. - Подождите минутку! Он шагнул к картотечному шкафу с буквой "Д" и вытащил папку цвета слоновой кости. - Тут все написано рукой Александра Дюма-отца. В папке лежала дюжина каких-то документов, одни без подписи или помеченные инициалами А. Д.; под другими стояла полная подпись. По большей части это были короткие записки, адресованные издателям, письма к друзьям, приглашения. - Вот один из его американских автографов... - пояснил Ашиль Репленже. - Автограф попросил у него Линкольн. Дюма послал десять долларов и целых сто автографов - их продали в Питсбурге на благотворительном аукционе... - Он показывал Корсо свои сокровища со сдержанной, но явной профессиональной гордостью. - А это, взгляните, приглашение на ужин в замок "Монте-Кристо", который он пост