ликнул я. - Да она была моей любовницей. Конечно, я сейчас же пожалел о том, что у меня вырвались эти слова. Я был страшно зол на себя. Я позволил ему выпытать мою тайну, отдал и Бибиш, и самого себя в его руки. - Естественно, ты будешь молчать об этом! - накинулся я на него. - Я задушу тебя, если ты кому-нибудь хоть слово скажешь об этом. Он улыбнулся и сделал успокоительный жест. - Успокойся! - сказал он. - Само собою разумеется, что я не стану выдавать твоих секретов. Итак, она была твоей любовницей? - Увы, всего лишь одну ночь. Может быть, ты и тут мне не веришь? - Ну что ты! - ответил он очень серьезным тоном. - Разумеется, верю. Да и почему бы мне не верить тебе? Ты очень хотел, чтобы она стала твоей любовницей, значит, она должна была стать ею в твоем представлении. Ты добился невозможного - но лишь во сне, Амберг! В лихорадочном бреду, посещавшем тебя, когда ты лежал и бредил вот на этой самой больничной койке. Ледяной озноб пополз по моему телу. У меня было такое ощущение, словно холодная рука пробирается к моему сердцу и хочет его остановить. Мне хотелось крикнуть, но я был не в состоянии произнести ни звука. Я уставился на человека, сидевшего на краю моей постели... Судя по его виду, он говорил правду. "Нет, нет и нет! - возмутилось все мое существо. - Он лжет, не слушай его! Он хочет украсть у тебя Бибиш! Он хочет украсть у тебя все. Пусть он уйдет! Я не хочу его больше видеть!" Затем я совсем ослаб. Я едва мог дышать - до того утомленным я чувствовал себя. Мною овладело безграничное малодушие и безнадежность. Я понял, что он говорит правду, -Бибиш никогда не была моей возлюбленной. - Не гляди на меня так растерянно, Амберг, - сказал доктор Фрибе. - И не относись ко всему происшедшему чересчур трагично. Сон щедрой рукой расточает нам все то, чего мы лишены в нашей скудной реальной жизни. Подумай, во что со временем превращается так называемая "действительность" и что нам от нее остается? То, что мы пережили, постепенно бледнеет, становится призрачным и когда-нибудь окончательно рассеется, подобно сну. - Уходи! - сказал я и закрыл глаза. Мне хотелось остаться одному. Каждое произносимое им слово причиняло мне боль. Он поднялся на ноги. - Ты справишься с этим, - сказал он, уходя. - Когда-нибудь тебе все равно пришлось бы узнать истину. Завтра ты уже совсем иначе будешь относиться ко всему этому. Только теперь, когда я остался в одиночестве, я начал сознавать, что со мною произошло. Только теперь мною овладело истинное отчаяние. - К чему жить дальше? - стенало и жаловалось все мое существо. -Зачем я проснулся? О, с каким необычайным искусством они "спасли" меня, переведя из мира сладких грез в серый и скучный мир повседневности! Все кончено, я все утратил, я стал нищим. Неужели мне придется жить дальше? Бибиш, Морведе, барон фон Малхин, "Пожар Богоматери" - все это только лихорадочный бред, призрачные сновидения... Мои воспоминания начали путаться, образы бледнеть, слова замирать в отдалении... Сон рассеивался. Подобно белому туману, на дома и обитателей деревни Морведе стало опускаться забвение. Беспросветная тьма воцарилась во мне. Бибиш! Закрыть глаза и не проснуться больше... Никакого смысла жить дальше нет. Бибиш... - Благословен Спаситель наш Иисус Христос! - вдруг громко произнесла сестра милосердия. - И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь! - услыхал я чей-то голос и вздрогнул, потому что сразу же узнал его. Я открыл глаза. У моей постели стоял морведский пастор. Глава 24 - Это вы?! - воскликнул я с беспредельным изумлением, недоверчиво ощупывая рукой его сутану. - Неужели это правда? Так вы на самом деле существуете?.. Он обстоятельно откашлялся в свой носовой платок в белую и синюю клетку, а затем кивнул мне головой. - Вы, кажется, изумлены тем, что я пришел, - сказал он. - Но разве вы не хотели меня увидеть? Я слышал, что вы вышли из своего бессознательного состояния, и, разумеется, навестить вас было моим прямым долгом. Может быть, я испугал вас? Воскресил тяжелые воспоминания? Я приподнялся и поглядел на него. Я ощущал запах, исходящий от его сутаны, - этакую легкую смесь ароматов нюхательного табака и ладана. Это был действительно он. "Где доктор Фрибе? - спросил я самого себя. - Почему как раз, когда нужно, его нет?" - Да, вы много всего пережили, - продолжал морведский пастор. -Теперь, хвала Всемогущему, можно сказать, что все уже позади. Через несколько дней вы будете в состоянии покинуть больницу. Но, поверьте, тот момент, когда я увидел, что вы рухнули наземь, был для меня одним из самых ужасных в жизни. - Я рухнул наземь? - переспросил я. - Ну да, в приемной. Как раз в то мгновение, когда прибыли жандармы. Разве вы не помните? - Вы ведь морведский пастор, не так ли? - сказал я. -Вы спустились по винтовой лестнице и сообщили, что весь дом оцеплен, и сразу же вслед за тем появились крестьяне, вооруженные молотильными цепами и топорами. Ваша сутана была изорвана вдоль и поперек. Значит, все это происходило в действительности... или приснилось мне? - Приснилось? - пастор покачал головой. - Как вам могла прийти в голову такая мысль? Все это, увы, так же реально и истинно, как и то, что я сейчас стою перед вами... Может быть, вам кто-нибудь сказал, что все это вам приснилось? Я утвердительно кивнул головой. - Врачи стараются убедить меня в том, что пять недель назад на привокзальной площади в Оснабрюке меня переехал автомобиль и что все это время я пролежал без сознания вот в этой комнате. И, конечно же, никогда не был в Морведе. И если бы не появились вы, ваше преподобие, то... - Ничего удивительного, - прервал меня пастор. - Я ожидал чего-нибудь в этом роде. Вам следует знать, что некоторые важные персоны стараются затушевать все это дело, и их шансы на успех довольно велики. Мы имеем дело с одним из таких случаев, когда частные пожелания совпадают с общественными интересами. В высокопоставленных кругах желают избежать огласки революционных вспышек в крестьянской среде. Как вы понимаете, это были всего лишь местные беспорядки, лишенные какого бы то ни было политического значения. Они были тотчас же подавлены, крестьяне вернулись на поля к своим плугам, и вся эта история могла бы порасти травой... если бы в этой больнице не лежал чрезвычайно неудобный свидетель. В один прекрасный день он может начать говорить, и тогда придется возобновить дознание и, быть может, даже возбудить обвинение против некоторых лиц. Теперь вы понимаете, почему вас хотят убедить в том, что все пережитое вами было только галлюцинацией, результатом лихорадочного бреда? Существуют такие свидетели, которые говорят, и существуют такие, которые вынуждены молчать. Вы, доктор, конечно же, будете молчать, не правда ли? - Теперь я понимаю, -сказал я, и мне вдруг стало опять легко и хорошо на душе. - У меня хотят украсть кусок жизни. Но мы оба, ваше преподобие, знаем, что я не грезил. Мне не снилось, что я был в Морведе. - Мы оба знаем это, - подтвердил пастор. - А как же барон фон Малхин? - спросил я. - Он не заговорит? Губы пастора зашевелились, как если бы он произносил немую молитву. - Нет, барон фон Малхин не заговорит, -сказал он наконец. - Барон фон Малхин умер. Посреди всего этого ужаса с ним приключился разрыв сердца. Конечно, это была счастливая смерть. Минутой позже его собственные крестьяне забили бы его насмерть дубинами. Я молчал, не осмеливаясь расспрашивать дальше. - Вот так, доктор! - продолжал пастор. - Конец грезам о восстановлении империи Гогенштауфенов. Нет больше ни горы Кифгейзер, ни тайного императора. Что с Федерико? Я отправил его обратно к отцу в Бергамо. Он будет столяром. Маленькую девочку Эльзу поместили в швейцарский пансион. Она не знает, что ее отец умер. Может быть, когда-нибудь, спустя много лет, она и вспомнит о товарище своих детских игр и извлечет его из столярной мастерской. А может быть, она позабудет его. - А она? - не вытерпел я и задал вопрос, все это время висевший у меня на губах. - Что стало с ней? Пастор улыбнулся. Он понял, что я спрашиваю о Бибиш. - Она в безопасности, - доложил пастор. - Вы, вероятно, не знали, что она замужем. Она неохотно говорила об этом, так как не жила с мужем. Теперь она вернулась к нему в Оснабрюк. От него-то и исходят попытки затушевать все это дело. Он занимает в городе чрезвычайно видное положение и пользуется огромным влиянием. Не пытайтесь становиться ему поперек дороги. Вы окажетесь совершенно одиноким в этой борьбе - один против всех. Я? О Господи, доктор, на меня и не рассчитывайте! Вот увидите, как только я покину эту комнату, никто не захочет сознаться в том, что вообще меня видел. Когда я уйду, я снова стану всего лишь персонажем вашего сна. Будьте благоразумны, доктор! Если врачи снова начнут убеждать вас в том, что Морведе приснилось вам во сне и что это была полубредовая галлюцинация, то соглашайтесь с ними. Скажите да - и покончите с этим! Ведь все это делается только ради той женщины... Не забывайте этого! Вы тоже любили ее когда-то, если не ошибаюсь. Или я заблуждаюсь? - Но почему она предала барона? - воскликнул я. - Чего ради она погубила труд всей его жизни, разрушила все его мечты? - Ничего подобного она не делала, -сказал пастор, покачав головой. - Она нисколько не повинна во всем том, что обрушилось на барона. Она только привела в исполнение то, что он сам задумал. - Значит, в его вычислениях произошла ошибка. Но как он мог так ошибиться? Какой ужасный конец! Какой страшный результат всего эксперимента! - Эксперимент ему удался вполне, доктор. Он не допустил никакой ошибки. Он хотел вернуть миру веру, но вера... Церковь Христова неизменна и вечна, так же неизменна и вечна, как и истина. Но вера? Каждой эпохе присущ особый характер веры, а верой наших дней, как я уже давно понял, является... Он беспомощно махнул рукой, и на его лице отразились безысходная скорбь, усталость и покорность судьбе. Я закрыл глаза, задумался и затем воскликнул: - Ваше преподобие, помогите мне! К чему сводится вера наших дней, в чем она выражается? Ответа не было. Я открыл глаза и приподнялся в постели. Морведского пастора в палате не было. Остался только легкий аромат ладана, смешанного с запахом нюхательного табака. - Сестра! - закричал я. - Позовите этого господина обратно! Сестра милосердия подняла глаза от своего рукоделия. - Какого господина? - Священника, который только что вышел. - Здесь никого не было. - Но ведь я всего минуту назад разговаривал с пастором. Он стоял здесь, подле моей кровати. Он вышел из комнаты. Пастор. Священник. Сестра милосердия достала термометр, встряхнула его и вставила мне под мышку. - Пастор? - повторила она. - Нет, здесь никого не было. Вы разговаривали с самим собой. Я посмотрел на нее сначала изумленно, потом возмущенно, а затем наконец понял. Само собою разумеется! Он ведь сам сказал: "Увидите, когда я покину эту комнату, никто не захочет сознаться в том, что вообще меня видел". Так оно и получилось. Как точно он предсказал! Что он мне там посоветовал? Я должен соглашаться со всем, что мне говорят? Ладно. - Вы правы, сестра, - сказал я. - Я разговаривал с самим собою. Я часто это делаю, такая уж у меня дурная привычка. Придет ли еще сегодня старший врач? Мне было крайне необходимо с ним поговорить. Старший врач остановился в дверях. - Ну как? - спросил он. - Вы хотели меня видеть. Что-нибудь не так? Жар? - Нет, - ответил я. - Жара нет. Я только хотел сказать вам, что теперь в точности припоминаю, как произошло со мною это несчастье. Я переходил через привокзальную площадь. Вокруг стоял адский шум. Я остановился и поднял с земли выпавшую у меня из-под мышки брошюру. У меня за спиной раздались автомобильные гудки. А затем на меня, должно быть, наехал автомобиль. Он подошел поближе к моей кровати. - А как же история с молотильным цепом? - Должно быть, все это мне приснилось, господин старший врач. - Ну, слава Богу! - воскликнул он, облегченно вздохнув. - А я уж было начал серьезно тревожиться за вас. Я опасался нового кровоизлияния в мозг и помутнения сознания. Но эта опасность, по-видимому, миновала. Теперь вам осталось только подкрепить силы. Я думаю, что через недельку смогу выпустить вас домой. Как вы на это смотрите? Глава 25 Неделю спустя, опираясь на палку, я поднимался на третий этаж, в кабинет старшего врача, чтобы проститься с ним. Он встал из-за своего письменного стола и направился ко мне навстречу. - Ну вот и вы! - радостно приветствовал он меня. -Вы удивительно быстро поправлялись все эти последние дни. Вас едва можно узнать. Итак, сегодня вы покидаете нас. Видели бы вы, в каком виде вас сюда доставили... Нет, коллега, не стоит меня благодарить. Благополучным исходом вы обязаны главным образом вашему крепкому организму. Право, я только выполнял свой долг. Охотно сознаюсь, что в этой области я являюсь специалистом. Значит, вы уезжаете послеобеденным поездом? Что же, если когда-нибудь судьба снова приведет вас в Оснабрюк... - Эдуард, не будешь ли ты любезен представить мне этого господина? - раздался у меня за спиной женский голос. Я обернулся. Передо мною стояла Бибиш. Мы смотрели друг на друга. В ее лице ничто не выражало волнения. Неужели она так мастерски владеет собой? Или она была готова встретить меня здесь? - Доктор Амберг - моя супруга, - познакомил нас старший врач. - Ты приехала на автомобиле? Знаешь, ты чуть-чуть поспешила, у меня еще есть работа... До сегодняшнего дня доктор Амберг был нашим пациентом. На привокзальной площади его... А ну-ка? Как это произошло?.. Расскажите-ка сами, доктор! - Меня опрокинул автомобиль... Старший врач с довольным видом поглаживал свою остроконечную бородку. - Значит, никаким молотильным цепом вас не били? Видишь ли, у него была навязчивая идея. На протяжении многих дней он воображал, что его ударили молотильным цепом. Он засмеялся. Бибиш глядела на меня своими большими серьезными глазами. - Перелом основания черепа, кровоизлияние в мозг, - продолжал врач. - Неужели дело и впрямь обстояло так плохо! - сказала Бибиш, обращаясь ко мне, и мне захотелось обнять ее за те сострадание и грусть, что прозвучали у нее в голосе. - Да, случай был далеко не простой, - ответил за меня старший врач. - Целых шесть недель нам пришлось с ним возиться. - Должно быть, вы будете вспоминать об этом времени не с радостными чувствами, не правда ли? - спросила Бибиш, бросив на меня взгляд, который выдал мне, с какой тревогой она ожидала моего ответа. - К этому времени относится одно из моих прекраснейших воспоминаний, - сказал я. - Я никогда не забуду этого. Я наклонился к ней поближе и тихо спросил: - А вы, Бибиш? Но эти слова все же долетели до ушей старшего врача. - Вы знаете мою жену? - обратился он ко мне. - Вы знаете, как ее зовут? - Я все время думаю о том, почему доктор кажется мне таким знакомым и где я могла его видеть, - торопливо сказала Бибиш. Она посмотрела на меня с затаенной мольбой: будь осторожен, не выдавай меня! Он подозревает, что произошло между нами. Если он получит уверенность в этом... Нет, Бибиш, твои опасения напрасны, я тебя не выдам. - Я имел удовольствие, - сказал я, - работать вместе с вашей супругой в Берлине, в бактериологическом институте. Бибиш улыбнулась. - Разумеется! Как это я сразу не догадалась? И было-то это совсем недавно. - Да, - сказал я, - Прошло не так уж много времени. Мы умолкли и несколько секунд вспоминали о Мор-веде и о маленькой скромной комнате, к которой вела скрипучая деревянная лестница. Старший врач откашлялся. Бибиш протянула мне руку. - Желаю вам счастливого пути, доктор, и... Она заколебалась, не находя слов. - ...и сохраните о нас приятное воспоминание, -закончила она тихо. Я склонился над ее рукой. - Благодарю вас, -сказал я, и почувствовал, как ее рука задрожала в моей. Бибиш поняла, за что я ее благодарил. Я шел через двор. Бибиш стояла у окна и смотрела мне вслед. Я знал это, хотя и ни разу не обернулся назад. Я чувствовал на себе ее взгляд. Я шел медленно по двору. Снег начинал таять, сквозь тучи выглянуло солнце, с крыш капала вода. Воздух был мягок. Теплый ветерок овевал мою голову, и мне казалось, что уже сегодня настанет весна. 1933