привалясь друг к другу, притулились, словно обретя надежное убежище, под кустом сирени, который рос прямехонько перед окном ее спальни. - Вы чем занимаетесь? - спросила миссис Томпсон. Они глядели исподлобья, набычась, - окончательно пропащие люди. Артур буркнул: - Ничем. - Это сейчас ничем, - сказала миссис Томпсон строгим голосом. - Я вам мигом подберу занятие, и не одно. Марш в дом сию минуту, поможете мне разобраться с овощами. Сию минуту. Они неуклюже и с большой готовностью поднялись и пошли следом, норовя держаться как можно ближе к ней. Что бы они такое могли натворить, гадала миссис Томпсон, ей совсем не улыбалось, чтобы мистер Хелтон брал на себя труд наказывать ее детей; но спросить их, за что им влетело, у нее не хватало решимости. Ну как соврут - тогда их придется уличить в этом и высечь. Или притвориться, будто веришь, и тогда они приучатся врать. Или ну как скажут правду, но такую, что все равно придется высечь. От одной мысли об этом у нее разболелась голова. Можно бы, наверно, спросить мистера Хелтона, но объясняться с ним - не ее дело. Лучше дождаться мистера Томпсона и предоставить это ему. Так размышляла миссис Томпсон, не давая между тем мальчишкам передышки. - Герберт, ботву у морковки срезай короче, все бы тебе тяп-ляп. Куда ты так мелко крошишь фасоль, Артур? Хватит, мельче не надо. Сбегай-ка, Герберт, принеси охапку дров. На, возьми лук, Артур, и вымой у колодца. Ты кончил, Герберт? Бери веник и подмети все, что тут намусорил. А ты, Артур, возьми совок и выгреби золу. Герберт, не ковыряй в носу. Сколько тебе раз повторять? Артур, у меня в верхнем ящике комода, с левой стороны, должен быть вазелин, найдешь - принеси, я Герберту смажу нос. Поди сюда, Герберт... Они носились как угорелые, едва поспевая, и за усиленной возней, как всякие здоровые зверята, вновь воспрянули духом; вскоре они опять выкатились во двор помериться силами в вольной борьбе. Сцепились, тузя друг друга, подставляя друг другу подножку, валились на землю, вставали, галдя, и опять барахтались, бестолково, шумно, надоедливо, точно пара щенят. Они блеяли по-овечьи, кукарекали по-петушиному, не издавая ни единого звука, похожего на человеческий, и развозили грязь по потным рожицам. Миссис Томпсон, сидя у окна, наблюдала за ними слегка озабоченно, с горделивой нежностью - такие крепкие, здоровые, так быстро растут, - но и беспокойство за них сквозило в ее болезненной полуулыбке, в прижмуренных от солнца, слезящихся глазах. Такие бездельники, такой ветер в голове, точно нет на свете ни будущего, ни заботы о спасении души, и что они все же натворили, что мистер Хелтон тряс их за плечи-с-прямо-таки страшным лицом? Вечером, ни словом не обмолвясь о недобром предчувствии, которое навеяло ей это зрелище, она рассказала перед ужином мистеру Томпсону, что мистер Хелтон почемуто задал трепку их сыновьям. Он пошел в хибарку объясняться. Вернулся через пять минут и грозно воззрился на свое потомство. - Он говорит, Элли, они, негодники, берут его гармошки, дуют в них, засорили, полно напустили слюней, и гармошки из-за этого хуже играют. - Неужели он столько всего сказал? - спросила миссис Томпсон. - Просто не верится. - Столько не столько, а смысл такой, - сказал мистер Томпсон. - Слова, возможно, были другие. Во всяком случае, он прямо сам не свой из-за этого. - Позор, - сказала миссис Томпсон. - Форменный позор. Надо нам что-то придумать, чтобы они у нас раз и навсегда отучились рыться в вещах мистера Хелтона. - А я их выдеру, - сказал мистер Томпсон. - Я их вожжами так исполосую, что долго будут помнить. - Вы бы лучше доверили порку мне, - сказала миссис Томпсон. - Дети как-никак, а у вас рука тяжеловата. - Во-во, - закричал мистер Томпсон, - то-то и беда, разбаловали их тут до безобразия, плохо кончат, помяни мое слово. Порешь ты их, как бы не так. Поглаживаешь ласковой ручкой. Мой папаша, бывало, шарахнет меня чем ни попадя, полено подвернется - поленом, я и кувырк. - Нигде не сказано, кстати, что это правильно. Я не согласна так воспитывать детей. Насмотрелась я на такое воспитание. От него из дому сбегают. - Я им ноги-руки поотрываю, если не будут тебя слушать, - сказал мистер Томпсон, остывая. - Я из них повышибу дурь. - Выйдите из-за стола и ступайте мыть руки, - неожиданно приказала миссис Томпсон. - И умойтесь. Они, точно мыши, шмыгнули за дверь, поплескались у колодца и шмыгнули назад. Они давно усвоили, что, когда мать велит мыться, это не к добру. Сели и уткнулись к себе в тарелки. Мистер Томпсон приступил к допросу: - Так что вы можете сказать в свое оправдание? Зачем забрались к мистеру Хелтону и испортили его гармошки? Мальчишки съежились, на лицах у них изобразилась та горестная безнадежность, с какой предстают дети пред грозной и слепой Фемидой взрослых; глаза их посылали друг другу сигналы бедствия: "Все, теперь уже точно взгреют"; их пальцы, уронив на тарелки лепешки с маслом, отчаянно вцепились в край стола. - Ребра бы вам, по закону, пересчитать за такие дела, - сказал мистер Томпсон. - Что же, я не против. - Да, сэр, - обмирая, шепнул Артур. - Да, сэр, - дрожащими губами вторил Герберт. - Папа, - предостерегающе произнесла миссис Томпсон. Дети не удостоили ее взглядом. Они не верили, что она хочет отвести от них беду. Не она ли первая их выдала? Как же ей после этого доверять? Может, и вступится за них, как знать, а может, и нет. Рассчитывать на нее не приходится. - Всыпать бы по первое число, и порядок. Ведь заслужили - а, Артур? Артур повесил голову: - Да, сэр. - Ну, попадись вы мне только в другой раз у дверей мистера Хелтона! С обоих шкуру спущу - слышал, Герберт? - Да, сэр, - пискнул Герберт и поперхнулся, обдав стол хлебными крошками. - А теперь сесть по-человечески и ужинать, и чтобы я от вас больше слова не слыхал, - сказал мистер Томпсон, тоже принимаясь за еду. Мальчишки несколько приободрились, зажевали усердней, но каждый раз, поднимая глаза, они ловили на себе пристальный взгляд родителей. Кто мог знать, в какую минуту родителям взбредет в голову что-нибудь новенькое? Мальчишки ели с опаской, стараясь держаться тише воды, ниже травы, маисовый хлеб застревал у них в глотках, пахта с бульканьем увлекала его за собой. - И вот еще что, мистер Томпсон, - спустя немного сказала миссис Томпсон. - Скажите мистеру Хелтону, когда от них будет какое беспокойство, пускай не утруждает себя, не трясет их, а прямо идет к нам. Уж мы, скажите, об этом позаботимся. - До чего же прохвосты, - отозвался мистер Томпсон. - Удивляюсь, как он вообще их терпит, пристукнул бы, и дело с концом. - Но по каким-то оттенкам в его голосе Артур с Гербертом почуяли, что на этот раз грозу пронесло. С глубоким вздохом они подняли головы, нацеливаясь подцепить себе на тарелку что-нибудь, что стоит поближе. - Слушайте, - сказала вдруг миссис Томпсон. Мальчишки замерли с полным ртом. - Мистер Хелтон-то не пришел ужинать. Артур, поди скажи мистеру Хелтону, что он опаздывает. Вежливо скажи, понял? Артур с несчастным видом сполз со стула и, не говоря| ни слова, понуро поплелся к двери. Никаких волшебных перемен не даровала фортуна маленькой молочной ферме. Томпсоны не разбогатели, хотя, как любил говорить мистер Томпсон, им не грозила богадельня, - под этим следовало разуметь, что, несмотря на Эллино слабое здоровье, капризы погоды, непредсказуемые понижения рыночных цен, а также таинственные обстоятельства, которыми отягощен был мистер Томпсон, он стоял на ногах довольно прочно. Мистер Хелтон был опорой и надеждой семейства, Томпсоны, все до единого, привязались к нему - во всяком случае, перестали в нем видеть какие-либо странности и, с расстояния, которое не умели преодолеть, смотрели на него как на хорошего человека и хорошего друга. Мистер Хелтон держался особняком, трудился, наигрывал свою песенку. Прошло девять лет. Мальчики выросли, научились работать. Они не помнили времени без мистера Хелтона, для них он был с сотворения света - старый брюзга, дылда Хелтон, швед - живой шкелет, доярка в штанах. Какими только прозвищами они его не награждали - иные, вероятно, пришлись бы ему не по нраву, если бы услышал. Но он не слышал, да и к тому же это делалось не со зла - во всяком случае, все зло, какое было, дальше прозвищ не шло; они и родного отца величали старикан или старый хрыч, правда, за глаза. Подрастали, минуя с ходу все потайные, нечистые, скользкие пороги на своем пути, и вышли из этого испытания, в общем, невредимыми, если такое возможно. Родители видели, что ребята у них славные, положительные - пусть неотесанные, но с золотым сердцем. Мистер Томпсон с облегчением убедился, что, сам не ведая как, сумел не вырастить сыновей никчемными строгалями хлыстиков. До того получились славные ребята, что мистер Томпсон понемногу проникся уверенностью, будто они такими родились на свет и он ни разу в жизни не токмо что их не выдрал, а даже не прикрикнул на них. Герберт с Артуром никогда его в этом не разубеждали. Мистер Хелтон - влажные от пота волосы прилипли ко взмокшему лбу, голубая, в темно-синих подтеках, блуза пристала к ребрам - колол дрова. Наколол не спеша, всадил топор в колоду и аккуратно сложил полешки. После чего зашел за дом и исчез в своей лачуге, накрытой, заодно с поленницей, благодатной тенью от купы шелковиц. Мистер Томпсон развалился в качалке на парадном крыльце и чувствовал себя там, как всегда, неуютно. Качалка была куплена недавно, и миссис Томпсон пожелала выставить ее на парадное крыльцо, хотя самое законное место ей было на боковом, где прохладней; мистер же Томпсон пожелал обновить качалку, чем и объяснялось его присутствие на нелюбимом месте. Как только первая новизна пооботрется и Элли вдосталь накрасуется обновкой, быть качалочке на боковом крыльце. А покамест август палил нестерпимым зноем, духота сгустилась в воздухе, впору дыру протыкать. Все вокруг покрылось толстым слоем пыли, хотя мистер Хелтон каждый вечер старательно поливал всю усадьбу. Направляя вверх кишку, смывал пыль даже с верхушек деревьев и крыши дома. На кухню провели воду, и во двор, для поливки, - тоже. Мистер Томпсон, должно быть, задремал, во всяком случае, едва успел открыть глаза и закрыть рот, чтобы не уронить себя перед чужим человеком, который подъехал в это время к калитке. Мистер Томпсон встал, надел шляпу, подтянул штаны и стал смотреть, как приезжий привязывает к коновязи лошадей, впряженных в легкую двуколку. Мистер Томпсон узнал и лошадей, и экипаж. Они были с извозчичьего двора в Буде. Пока приезжий открывал калитку - прочную калитку, которую несколько лет назад смастерил и навесил на тугие петли мистер Хелтон, - мистер Томпсон направился по дорожке встретить его и выяснить, какое бы это дело на божьем свете могло побудить человека в такое время дня тащиться сюда по пыли и пеклу. Приезжий был брюхан, но с оговоркой. Похож скорее на тучного человека, который недавно спал с тела. Кожа на нем обвисла, одежда болталась мешком - так мог бы выглядеть человек, тучный от природы, когда бы он, например, только что переболел. Мистеру Томпсону он сильно не показался, трудно сказать почему. Снял приезжий шляпу, заговорил громко, бойко: - Вы не мистер ли Томпсон будете, не мистер ли Ройял Эрл Томпсон? - Он самый, - тише обычного сказал мистер Томпсон, огорошенный до потери зычности вольным обхождением со стороны незнакомого человека. - А я буду Хэтч, - продолжал приезжий, - мистер Гомер Т. Хэтч, я к вам насчет покупки коня. - Видать, вам напутали что-то, - сказал мистер Томпсон. - У меня нет коня на продажу. Когда заводится продажная живность, - прибавил он, - обыкновенно пускаю слух по соседям и вешаю на забор бумажку. Брюхан разинул рот и закатился на весь двор радостным хохотом, показывая кроличьи зубы, бурые, как подметка. Мистер Томпсон, против обыкновения, не узрел ничего смешного. - Это у меня просто шутка давняя, - закричал приезжий. Он схватил себя одной рукой за другую и обменялся сам с собой сердечным рукопожатием. - Я так всегда говорю, когда являюсь к людям первый раз, поскольку покупщика, я приметил, никогда не сочтут за прощелыгу. Ловко, а? Хо-хо-хо. От этой бурной веселости мистеру Томпсону стало не по себе, потому что язык у приезжего молол одно, а глаза глядели совсем иначе. - Хо-хо, - поддержал его из приличия мистер Томпсон, так и не оценив прелесть шутки. - Только если вы это из-за меня, то напрасно, я и без того никогда не сочту человека за прощелыгу, покуда он сам себя не окажет прощелыгой. На словах или же на деле, - пояснил он. - А до той поры - в моих то бишь глазах - все без разбора люди едины. - Значит, так, - вдруг очень деловито, сухо заговорил приезжий. - Не покупщиком я к вам явился и не торговцем. Явился я к вам, будьте известны, для ради одного дельца, и в нем есть интерес для нас обоих. Да, сударь, желательно бы мне переговорить с вами кой о чем, и для вас ни единого цента не будет в том урону. - Это можно, думается, - с неохотой сказал мистер Томпсон. - Проходите, там, за домом, не такое солнце. Они зашли за угол и уселись на пеньки под персидской сиренью. - Так-то, почтеннейший, - сказал приезжий, - по имени я - Гомер Т. Хэтч, по нации - американец. Имя-то вам мое небось известно? Родич у меня жил в здешних местах, звали Джеймсон Хэтч. - Нет, как будто не знаю, - сказал мистер Томпсон. - Слышал, правда, про каких-то Хэтчеров из-под Маунтин-сити. - Не знаете старинный род Хэтчей? - встревожился незнакомец с видимым состраданием к человеку, который обнаружил подобное невежество. - Да мы пять десятков годов, как прибыли из Джорджии. Сами-то давно здесь? - Всего ничего - с того лишь дня, когда народился на свет, - сказал мистер Томпсон, потихоньку ощетиниваясь. - А до меня мой папаша здесь жил, и дед. Так-то, уважаемый, мы искони тутошние. Томпсонов не приходится искать, вам их укажет всякий. Мой дед в одна тысяча восемьсот тридцать шестом году переселился на эту землицу. - Из Ирландии, уповательно? - Из Пенсильвании, - сказал мистер Томпсон. - С чего это вы вдруг взяли, что из Ирландии? Приезжий разинул рот и завизжал от радости, пожимая самому себе руки, словно давно сам с собой не видался. - Ну как же, ведь каждый-всякий откуда-нибудь да родом, верно я говорю? За разговором мистер Томпсон нет-нет да и поглядывал на лицо приезжего. Кого-то оно мистеру Томпсону определенно напоминало, или, возможно, он уже видел где-то этого человека. Он силился вспомнить, но безуспешно. В конце концов мистер Томпсон заключил, что все редкозубые попросту на одно лицо. - Верно-то верно, - довольно кисло признал мистер Томпсон, - но я скажу другое, Томпсоны в здешних местах обосновались с таких незапамятных времен, что сегодня уже нет различия, откудова они родом. Теперь что же, пора нынче, конечно, нестрадная, и опять-таки всяк волен прохлаждаться на свой фасон, однако ж у каждого из нас есть чем заняться, то есть я вас никак не тороплю, но, короче, если у вас ко мне дело, давайте, может, и перейдем, к нему. - Это, как говорится, и да, и нет, с какой стороны поосмотреть, - сказал брюхан. - Словом, я ищу одного человечка по имени Хелтон, мистер Олаф Эрик Хелтон, из Северной Дакоты, поспрашивал кругом - сказали, будто его можно найти у вас, а мне бы не мешало с ним перемолвиться словцом. Очень бы не мешало, сударь вы мой, если вы, натурально, не против. - Насчет Эрика слышу первый раз, - сказал мистер Томпсон, - а мистер Хелтон точно, здесь, и притом почитай уже девять лет. Мужик он степенный, основательный, о чем можете с моих слов повторить кому угодно. - Рад слышать, - сказал мистер Гомер Т. Хэтч. - Всегда приятно узнать, что кто-то образумился и остепенился. Ну, а я знавал мистера Хелтона в те дни, когда он был совсем непутевый, - да, сударь, беспутный был человечишка и отвечать сам за себя не мог нисколько. Так что большое это будет для меня удовольствие повстречаться со старым знакомым и порадоваться, что он взялся за ум и благоденствует. - Молодость, - произнес мистер Томпсон. - Раз в жизни все мы бываем такими. Наподобие кори - обметет тебя, не видать живого места, ты и сам-то себе не рад, и другим в тягость, ну а потом пройдет, и по большей части без дурных последствий. - Довольный сравнением, он забылся и гоготнул. Приезжий сложил руки на брюхе и просто-напросто зашелся, надрывно, со всхлипами, до слез. Мистер Томпсон разом осекся, глядя на него с неловкостью. Он тоже был не дурак посмеяться, чего греха таить, но надо же все-таки знать меру. Мужчина хохотал как одержимый, честное слово. И главное, вовсе не потому, что ему было действительно смешно. Он хохотал неспроста, с расчетцем. В хмуром молчании мистер Томпсон ждал, пока мистер Хэтч немного утихнет. Наконец мистер Хэтч вытащил голубой бумажный платок далеко не первой свежести и утер глаза. - Под самый дых вы угодили мне своей шуткой, - сказал, словно оправдываясь. - Это надо же так уметь! Мне бы в жизни не додуматься. Прямо-таки дар божий, прямо... - Если хотите побеседовать с мистером Хелтоном, я схожу его кликну, - сказал мистер Томпсон, производя телодвижения, показывающие, что он готовится встать на ноги. - Он в такой час или в молочном погребе, или же сидит у себя в хибарке. - Время близилось к пяти. - Она тут, сразу за углом, - прибавил он. - Да ладно, особого спеху нет, - сказал мистер Хэтч. - Я давненько мечтаю об такой беседе, лишняя минутка туда-сюда уже не играет роли. Для меня важней было, как говорится, засечь, где он есть. Всего-то навсего. Мистер Томпсон перестал делать вид, что готовится встать, расстегнул еще одну пуговку на рубахе и сказал: - В общем, здесь он, и не знаю, какие у вас с ним дела, только он не захочет откладывать их в долгий ящик, не такой он человек. Что-что, а валандаться понапрасну он не любит. Мистер Хэтч как будто слегка надулся при этих словах. Он вытер лицо платком, открыл рот, собираясь заговорить, и в эту минуту из-за дома донеслись звуки мистерхелтоновой гармошки. Мистер Томпсон поднял палец. - Это он, - сказал мистер Томпсон. - Самая для вас подходящая минута. Мистер Хэтч встрепенулся, наставив ухо на восточный угол дома, и прислушался, с очень странным выражением лица. - Я эту музыку выучил как свои пять пальцев, - сказал мистер Томпсон, - хотя мистер Хелтон никогда не рассказывал, что это такое. - Это такая скандалавская песенка, - сказал мистер Хэтч. - У нас ее распевают и стар и млад. В Северной то бишь Дакоте. Поется в ней примерно вот про что - дескать, выйдешь поутру из дому, и такая благодать на душе, прямо невтерпеж, и от этого ты всю выпивку, какую взял с собой, употребишь, не дожидаясь полудня. Которую, понимаете, припасал к полднику. Слова в ней - ничего особенного, а мотивчик приятный. Вроде как бы застольная песня. - Насколько я знаю, - сказал мистер Томпсон, - у него капли не было во рту спиртного за все время, покуда он здесь, а тому сравняется в сентябре девять лет. Да, сударь, девять годков, и хоть бы раз промочил горло. Насколько я знаю. Про себя такое сказать не могу, - прибавил он покаянно, однако не без самодовольства. - Застольная песня, да, - продолжал мистер Хэтч. - Я сам игрывал на скрипке "Кружку пива", но то - когда был помоложе, а Хелтон этот, он пристрастился намертво. Сядет один-одинешенек и давай выводить. - Девять лет играет ее, с первого дня, как пришел, - сказал мистер Томпсон, со скромной гордостью обладателя. - А за пятнадцать лет до того, в Северной Дакоте, еще и распевал ее бывало, - подхватил мистер Хэтч. - Сидит это прямо, с позволения сказать, в смирительной рубашке, когда заберут в сумасшедший дом... - Что-что? - сказал мистер Томпсон. - Что вы такое сказали? - Эхма, ведь не хотел говорить, - крякнул мистер Хэтч, как бы с оттенком досады в косом взгляде, брошенном из-под нависших бровей. - Эхма, ненароком вырвалось. Незадача какая, твердо решил, не скажу ни словечка, не для чего баламутить людей, я ведь как рассуждаю, прожил человек девять лет тихо-мирно, безвредно, и даже если он сумасшедший, что за важность, верно? Жил бы лишь и дальше тихо-мирно, никого не задевая. - Его что же, держали в смирительной рубашке? - спросил мистер Томпсон с неприятным чувством. - В сумасшедшем доме? - А как же, - подтвердил мистер Хэтч. - Там и держали время от времени, где же еще. - На мою тетку Аиду надевали такую фиговину в местной больнице, - сказал мистер Томпсон. - Как впала в буйство, нацепили на нее хламидину с длиннющими рукавами и привязали к железному кольцу в стене, а тетка Аида от этого совсем взбесилась, и лопнула в ней жила, приходят, глядят - а она не дышит. Думается, небезопасное это средствие. - Мистер Хелтон в смирительной рубашке распевал свою застольную песню, - сказал мистер Хэтч. - Так-то его ничем было не пронять, разве что попробуешь вызвать на разговор. Этим его пронять ничего не стоило, и он впадал в буйство, не хуже вашей тетушки Айды. А впадет в буйство, на него наденут рубашку, бросят его и уйдут, а он полеживает и, по всему видать, в ус не дует, знай распевает застольную песню. Ну, а потом, как-то ночью, возьми да сгинь. Ушел и, как говорится, точно сквозь землю провалился, ни слуху больше, ни духу. И вот приезжаю я к вам, и что же вижу, - сказал мистер Хэтч, - тут как тут он, распрекрасно прижился и играет все ту же песенку. - Не замечал я, чтобы он вел себя как тронутый, - сказал мистер Томпсон. - А замечал, что во всем ведет сам себя как разумный человек. Одно уже то, что не женится, и притом работает как вол, и, спорю, что по сей день целехонек у него первый цент, который я заплатил ему, когда он здесь объявился, да к тому же не пьет, словечка никогда не проронит, тем более бранного, никуда не шляется зазря по субботним вечерам, и если он после этого тронутый, - сказал мистер Томпсон, - тогда, знаете, я и сам, пожалуй, не прочь тронуться умом. - Ха-хаа, - произнес мистер Хэтч, - хе-хее, вот это мысль! Ха-ха-ха, мне такое не приходило в голову. Ну, правильно! Давайте все тронемся, жен - побоку, денежки - в сундук, так, что ли? - Он нехорошо усмехнулся, показывая мелкие кроличьи зубы. Мистер Томпсон почувствовал, что его не хотят понять. Он оглянулся и кивнул на окошко за шпалерой жимолости. - Давайте-ка перейдем отсюдова, - сказал он. - Как это я не подумал раньше. - Мистеру Томпсону было не по себе с приезжим. Тот умел подхватывать мистертомпсоновы слова на лету, вертеть, крутить, переиначивать, пока мистер Томпсон уже и сам не знал, так он говорил или не так. - У супруги моей не шибко крепкое здоровье, - сказал мистер Томпсон. - Вот уже четырнадцатый год не вылезает из болезней. Большая это тягость для небогатого человека, когда в семействе заведется хворь. Четыре операции перенесла, - сказал он с гордостью, - кряду одну за другой, и все одно не помогло. Битых пять лет, что ни выручу, все до гроша уходило на врачей. Короче, очень деликатного здоровья женщина. - У меня старуха, - сказал мистер Гомер Т. Хэтч, - железный имела хребет, мул бы позавидовал, ей-ей. Этой бабе нипочем было сарай своротить голыми руками, если бы пришла такая фантазия. Спасибо еще, иной раз скажешь, сама не знала меру своей могутности. Да померла вот. Такие-то скорей изнашиваются, чем нежели мозглячки. Не терплю я, когда баба вечно ноет. Я бы отделался от такой в два счета, верьте слову, в два счета. Такую кормить-поить - один чистый убыток, это вы очень хорошо сказали. Мистер Томпсон и не помышлял говорить ничего подобного, он клонил к тому, что когда у мужчины такая дорогая жена, это, напротив, к его чести. - Моя - женщина рассудительная, - продолжал мистер Томпсон, отчасти сбитый с толку. - Но не поручусь, что может сказать и сделать, коли проведает, что столько годов у нас обретается сумасшедший. - К этому времени они ушли от окна; мистер Томпсон повел мистера Хэтча передней дорожкой, потому что задняя вывела бы их к лачуге мистера Хелтона. Почему-то ему не хотелось подпускать приезжего близко к мистеру Хелтону. Непонятно отчего, но не хотелось. Мистер Томпсон снова сел, теперь уже на колоду для колки дров, а приезжему опять указал на пенек. - Когда-то, - сказал мистер Томпсон, - я бы и сам всполохнулся по такой причине, но теперь перенебрегаю. берегу свой покой. - Отхватил себе роговым перочинным ножом преогромный кус табаку, предложил и мистеру Хэтчу, который, в свой черед, незамедлительно полез за табаком, раскрыл тяжелый охотничий нож с остро наточенным длинным лезвием, отрезал тоже изрядный кусок и сунул в рот. После чего они обменялись соображениями насчет жевательного табаку, и каждый поразился, обнаружив, до чего несхожи у разных людей представления о его достоинствах. - Мой, к примеру, - говорил мистер Хэтч, - светлей по цвету. А почему? Перво-наперво, ничем не подслащено. Я уважаю лист сухой, натуральный, и чтобы средней крепости. - Не, подсластить малость, на мой вкус, невредно, - говорил мистер Томпсон, - но только чтобы самую малость. Я-то, например, уважаю ядреный лист, чтобы в нос шибало, с позволения сказать. Тут живет поблизости один Уильямс, мистер Джон Морган Уильямс, - во, сударь, табак жует - черный, что ваша шляпа, мягкий, что расплавленный вар. Буквально истекает патокой, представьте, жуешь его, как лакрицу. По моему понятию, это не табак. - Что одному здорово, - заметил мистер Хэтч, - то другому - смерть. Я бы от такой жвачки вообще подавился. В рот бы ее не взял. - Да и я, можно сказать, едва попробовал, - чуть виновато сказал мистер Томпсон. - Взял махонький кусочек и сразу выплюнул. - А я бы даже и на это не пошел, ручаюсь, - сказал мистер Хэтч. - Я признаю табачок сухой, натуральный, без никаких посторонних примесей. Кажется, мистер Хэтч мнил себя докой по табачной части и готов был спорить, покамест не докажет это. Кажется, этот брюхан начинал не на шутку раздражать мистера Томпсона. Кто он такой, в конце концов, и откуда взялся? Кто такой, чтобы ходить и поучать людей направо-налево, какой им жевать табак? - Посторонние примеси, - упрямо бубнил свое мистер Хэтч, - добавляют лишь только затем, чтобы перебить привкус дешевого листа, внушить тебе, что ты жуешь на доллар, когда ты жуешь на цент. Если хоть малость подслащено, это признак, что лист дешевый, попомните мое слово. - Я платил и плачу за табак хорошие деньги, - сухо сказал мистер Томпсон. - Человек я небогатый, и богачом ни перед кем себя не выставляю, но, однако же, скажу прямо - что касаемо до таких вещей, как табак, покупаю наилучший, какой только есть на рынке. - Если подслащено, пускай хотя бы самую малость, - завел опять мистер Хэтч, перегоняя жвачку за другую щеку и обдавая табачным соком изнуренного вида розовый кустик, которому и без того-то несладко было торчать день-деньской на солнцепеке, застряв корнями в спекшейся земле, - это признак, что... - Так вот насчет мистера Хелтона, - решительно сказал мистер Томпсон. - Не вижу никакой причины ставить человеку в вину, если он разок-другой в жизни свихнулся, и никакими на это шагами отвечать не собираюсь. Ни полшагом. Ничего не имею против него, ничего, помимо добра, от него не видел. Нынче такие творятся дела, такие водятся люди, - продолжал он, - что кто хочешь свихнется. Такое сегодняшний день творится на свете, что приходится удивляться, как это еще маловато народу кончает смирительной рубашкой. - Вот именно, - подхватил мистер Хэтч с живостью - и какой-то излишней живостью, будто бы только и ждал минуты вывернуть мистертомпсоновы слова наизнанку. - Это самое я и хотел сказать, да вы меня обогнали. Не каждый еще сидит в смирительной рубашке, кому бы следовало. Ха-ха, это вы верно, очень верно. Правильно мыслите. Мистер Томпсон промолчал, размеренно жуя, уставив взгляд в одну точку шагах в пяти от себя, чувствуя, как откуда-то изнутри в нем понемногу нарастает глухая вражда - нарастает и заполняет его без остатка. Куда он клонит, этот хмырь? К чему ведет разговор? Ладно бы только слова, но поведение, но эти ужимки - бегающие глаза, обидный голос, - он точно норовил уколоть мистера Томпсона побольнее, а за что? Все это не нравилось мистеру Томпсону и повергало его в недоумение. Развернуться бы и спихнуть незваного гостя с пенька, да вроде не резон. Не ровен час, приключится с ним что, когда полетит на землю, к примеру заденет топор и поранится, спросят мистера Томпсона, зачем пихнул - что тогда говорить? Дескать, разминулись маленько по части жевательного табаку? Довольно дико. Довольно-таки подозрительно будет выглядеть. Можно бы все равно спихнуть, а людям объяснить, что мужчина рыхлый, непривычный к жаре, сомлел за беседой и свалился самостоятельно, - в таком духе, и опять это будет вранье, ни при чем тут жара и ни при чем жевательный табак. Мистер Томпсон решил не показывать виду, а поскорей спро- вадить приезжего с фермы, да глаз с него не спускать, покуда не скроется на дороге. Себе дороже привечать нездешних, пришлых из чужих мест. Обязательно они замышляют что-нибудь, а иначе сидели бы по домам как порядочные. - Есть люди, - продолжал мистер Хэтч, - которые держат сумасшедших у себя в дому и бровью не ведут, для них что сумасшедший, что нет - без разницы. И по-моему, если кто держится такого понятия, то и пусть, и пускай, это ихняя забота, не моя. У нас дома, в Северной Дакоте, правда, понятия другие. Хотел бы я видеть, как у нас возьмут внаймы сумасшедшего, в особенности после того, что он отмочил. - Я думал, вы родом-то не из Северной Дакоты, - сказал мистер Томпсон. - Вы, кажется, говорили, что якобы из Джорджии. - У меня сестра замужем в Северной Дакоте, - сказал мистер Хэтч. - За шведа вышла, но малый золото, я лучше не встречал. Я потому говорю у нас, потому что у нас там запущено с ним совместно небольшое дельце. Ну и сроднился я вроде как с теми местами. - Что же он отмочил? - спросил мистер Томпсон, снова с очень неприятным чувством. - Э, пустяки, не о чем толковать, - игриво отозвался мистер Хэтч. - Копнил в один прекрасный день сено на лугу, сбрендил и всего-то навсего проткнул насквозь вилами родного брата, вдвоем они работали. Собирались его казнить, ну а после обнаружилось, что это он, как говорится, сбрендил от жары, и посадили в сумасшедший дом. Только-то и делов, больше он ничего такого не позволял. Нет причины всполохнуться, ха-ха-ха! - сказал и, вытащив свой острый нож, стал отпиливать себе кусочек жвачки так бережно, точно резал сладкий пирог. - Хм, - молвил мистер Томпсон. - Это новость, не скрою. Да, знаете ли, новость. И все-таки, я скажу, наверняка его чем-нибудь довели. Иной даже взглянуть умеет так, что, мнится, убил бы его до смерти. Почем знать, возможно, братец его был распоследний ползучий сукин кот. - Брат собирался жениться, - сказал мистер Хэтч, - ходил по вечерам ухаживать за своей любезной. Затеял раз исполнить ей серенаду, взял у мистера Хелтона, не спросясь, губную гармошку - и потерял. Новехонькая была гармошка. - Страсть как высоко ставит эти свои гармошки, - сказал мистер Томпсон. - Ни на что больше не тратит деньги, а новую гармошку, глядишь, и купит. У него их в хибарке, надо быть, десятка полтора, всяческих сортов и размеров. - Брат не пожелал купить ему новую гармошку, ну а мистер Хелтон, как я уже говорил, и пырни брата вилами, недолго думаючи. Ясно, что не в своем был уме, коли мог эдак взбелениться из-за сущей малости. - Похоже, что так, - нехотя сказал мистер Томпсон, досадуя, что приходится хотя бы в чем-то соглашаться с этим назойливым и неприятным человеком. Он просто не помнил случая, чтобы кого-нибудь так сильно невзлюбил с первого взгляда. - Вам, поди-ка, набило оскомину из года в год слушать одну и ту же песню, - сказал мистер Хэтч. - Да приходит изредка в голову, что не вредно бы ему разучить новую, - сказал мистер Томпсон. - Но не разучивает, стало быть, ничего не попишешь. Песенка, тем более, славная. - Мне один скандалавец объяснил, про что в ней поется, почему я и знаю, - сказал мистер Хэтч. - То место, особенно, насчет выпивки - что ты ее всю, какая есть при себе, прикончил до полудня, столь у тебя расчудесно на душе. У них, в шведских странах, никто носу не кажет из дому без бутылки вина, по крайности, я так понял. Хотя это такой народ, наплетут тебе... - Он не договорил и сплюнул. От мысли о выпивке в такую жарищу мистера Томпсона замутило. От мысли, что кому-либо может быть хорошо в такой денек, как сегодня, к примеру, его сморила усталость. Зной терзал его нестерпимо. Брюхан, казалось, прирос к пеньку, грузно обмякнув на нем в своем мешковатом, темном, влажном от пота костюме, пузо его обвисло под штанами, черная фетровая шляпа с широкими полями съехала на затылок с узкого лба, багрового от потницы. Эх, пивка бы сейчас холодненького, думал мистер Томпсон, вспоминая, что на погребе давно уже остывают в бочажке четыре бутылки, и его пересохший язык вожделенно скорчился во рту. Только этому паршивцу от него ничего не дождаться, даже глотка воды. С ним даже табак-то за компанию жевать противно. Мистер Томпсон вдруг выплюнул свою жвачку, отер губы тыльной стороной ладони и внимательно пригляделся к голове в черной шляпе. Недобрый человек, и не с добром пришел, но что он все же замышляет? Мистер Томпсон решил, что даст ему еще немного времени, пускай покончит со своим делом к мистеру Хелтону, - и что за дело такое? - а потом, если сам не уберется подобру-поздорову, вытолкает его взашей. Мистер Хэтч, словно подслушав мистертомпсоновы мысли, обратил к нему свои злобные свиные глазки. - Тут вот какая история, - сказал он, как бы приняв наконец решение, - мне в этом моем дельце может от вас потребоваться подмога, но вы не бойтесь, вам это не доставит хлопот. Видите, этот самый мистер Хелтон, он, как я уже вам докладывал, опасный психический больной, и к тому же, прямо скажем, беглый. А я, понимаете ли, за последние двенадцать лет, или около того, отловил голов двадцать беглых психов, не считая двух-трех арестантов, которые подвернулись заодно, по чистой случайности. Занялся я этим не из расчета, хотя, если обещано вознаграждение - а оно, большей частью, бывает обещано, - я, само собой, его получаю. Помаленьку набегают приличные деньжишки, но не это главное. Главное, я стою за закон и порядок, мне не нравится, когда преступники и сумасшедшие гуляют на свободе. Им здесь не место. В этом вопросе, надо надеяться, вы со мной наверняка согласны, правда? Мистер Томпсон сказал: - Ну, это смотря по обстоятельствам. Сколько я наблюдаю мистера Хелтона, в нем, говорю вам, ничего опасного нету. - Надвигалось что-то серьезное, это было очевидно. Мистер Томпсон заставил себя думать о другом. Пусть этот хмырь выболтается, а там видно будет, как поступить. Не подумав, он вытащил нож и табак, приготовился было отрезать себе жвачку, но спохватился и сунул то и другое назад в карман. - Закон, - сказал мистер Хэтч, - целиком на моей сторона? Этот, знаете, мистер Хелтон у меня едва не самый заковыристый случай. Кабы не он, я имел бы сто процентов успеха в работе Я знавал его до того, как он свихнулся, и с семейством ихним знаком, вот и вызвался подсобить с отловом. А он, мил-человек, пропал, ровно в воду канул, и неизвестно. Свободно можно было списать в покойники, за сроком давности. Нам, пожалуй, так и не настигнуть бы его вовсе, но тут знаете чего он учинил? Примерно, сударь мой, недельки две назад получает от него старушка мать письмецо, и что бы вы думали, в том письме находит? Представьте, чек на захудалый банк в нашем городишке, ни много ни мало на восемьсот пятьдесят долларов - особо интересного в письме не сказано, дескать, посылает ей долю своих скромных сбережений, может статься, она в чем терпит нужду, но на письме - пожалуйста: почтовый штемпель, число, все что надо! Старуха просто-напросто ополоумела от радости. Она уже впадает в детство и позабыла, что ли, видимо, что единственный сынок, какой у нее остался в живых, спятил и своими руками порешил родного брата. Мистер Хелтон сообщал, что живет хорошо, и наказывал ей держать язык за зубами. Ну, а как утаишь, когда за деньгами нужно с чеком идти в банк и прочее. Почему до меня и дошло. - Мистер Хэтч не мог сдержать ликования. - Я буквально так и сел. - Он обменялся сам с собой рукопожатием и заколыхался, крутя головой, выталкивая из глотки: "Хе-хе-хе". У мистера Томпсона невольно поползли вниз углы рта. Ах ты гнида, пес поганый, - шнырять вокруг, вынюхивать, лезть не в свои дела! За тридцать сребреников продавать людей! Ну-ну, болтай дальше! - Да уж, действительно неожиданность, - сказал он, стараясь не показывать виду. - Действительно есть чему удивиться. - И вот, сударь вы мой, - продолжал мистер Хэтч, - чем я больше раздумывал, тем сильней укреплялся, что не мешает вникнуть в эту маленькую историю. Иду потолковать со старухой. Старушонка уже никудышная, наполовину слепая, но, между прочим, совсем снарядилась ехать на первом поезде спроведать сыночка. Я ей без утайки - так и так, куда ей, ледащей, пускаться в дорогу и прочее. Так уж и быть, говорю, согласен, из чистой любезности, взять с нее на дорожные издержки, съездить к мистеру Хелтону и привезти ей все новости. Дала она для него гостинцы - рубаху, сама сшила на руках, и агромадный шведский пряник, только они у меня, должно, запропастились куда-то по пути. Ну, да невелика беда, он, чай, в своем помутнении и порадоваться-то на них не сумел бы. Мистер Томпсон выпрямился на своей колоде, повернулся и окинул мистера Хэтча взглядом. - И как же вы намереваетесь действовать? - спросил он, сдерживаясь изо всех сил. - Вот что интересно знать. Мистер Хэтч кое-как встал на ноги и встряхнулся. - На случай, если выйдет небольшая стычка, у меня все предусмотрено, - сказал он. - Взял с собой наручники, - сказал он, - но нежелательно пускать в ход силу, коли можно уладить миром. Я здесь поблизости никому ничего не рассказывал, не хотел подымать шум. Прикидывал, что мы с вами в паре совладаем с ним. - Он запустил руку в поместительный внутренний карман и вытянул их оттуда. Наручники, думал мистер Томпсон, тьфу, нечистая сила. Нагрянуть за здорово живешь в приличный семейный дом, когда вокруг на свете тишь да гладь, мутить воду, будоражить людей, размахивать у них перед носом наручниками - так, словно это в порядке вещей. Мистер Томпсон, ощущая в голове легкий гул, тоже встал. - Ну вот что, - произнес он твердо. - Незавидную вы себе подобрали работенку, скажу я вам, видать, совсем уже делать не черта, а теперь хочу вам дать хороший совет. Если вы вздумали, что можно явиться сюда и пакостить мистеру Хелтону, так сразу выкиньте это из головы, и чем вы скорей уберетесь от моей калитки со своей наемной колымагой, тем больше мне будет удовольствия. Мистер Хэтч опустил один наручник в боковой карман, оставив другой болтаться снаружи. Он надвинул шляпу на глазами мистер Томпсон уловил в его облике отдаленное сходство с шерифом. Незаметно было, чтобы он хоть чуточку смутился или обратил хоть малейшее внимание на мистертомпсоновы слова. Он сказал: - Одну минуточку, послушайте, никогда не поверю, что такой человек, как вы, будет препятствовать, чтобы беглого психа возвернули туда, где ему положено быть, а проще выразиться, в сумасшедший дом. Я знаю, тут есть от чего расстроиться, то-се, плюс к тому неожиданность, но, честно говоря, я рассчитывал, что