йкам колледжа, располагавшимся вокруг площади Яксли. Гепард-Пантелеймон не отставал от девочки ни на шаг. Перескакивая через две ступеньки, они взлетели вверх по двенадцатой лестнице, где под самой крышей находилась Люрина комнатка. Она ногой распахнула дверь, ворвалась внутрь, подтащила к окну деревянный стул и вылезла на крышу. Вернее, сначала спрыгнула в неширокий освинцованный водосток, он проходил точно у нее под окном, а уж потом, цепляясь руками и ногами за шершавые черепицы, вскарабкалась на самый гребень крыши. Тут Люра выпрямилась в полный рост, сжала кулаки и пронзительно завизжала. Обернувшийся грачом Пантелеймон, который, будучи на крыше, любому обличью предпочитал птичье, описывал круги у нее над головой и оглушительно каркал. Предзакатное небо вобрало в себя все оттенки оранжевого: персиковые, кремовые, золотисто-розовые облака хотелось лизнуть, так они были похожи на фруктовый пломбир, а Оксфорд пытался дотянуться до них своими шпилями и башнями. На восток и на запад от города тянулись густые леса: с одной стороны -- чащобы Шато-Вер, с другой -- Уайтхэма. Вороний грай и звонившие к вечерне колокола сливались в единую мелодию, а чуть позднее к ней присоединился все нарастающий рокот двигателя, возвещавший, что вечерний дирижабль Королевских Почтовых Авиалиний отправился в Лондон. Люра следила глазами за блестящей точкой, которая вдруг взмыла над колокольней церкви Святого Михаила и, становясь все меньше, меньше, меньше, совсем истаяла в вечернем небе. Девочка опустила голову и посмотрела вниз, на исчерченный длинными тенями внутренний двор. Близился вечер. Облаченные в докторские мантии и шапочки профессора неспешным шагом шли в Трапезную, и у каждого на плече сидел его альм, а если не сидел, то либо семенил рядом, либо вился над головой. Витражные стекла парадной залы озарились неярким светом -- это слуги одну за другой зажигали лигроиновые лампы. Прозвенел звонок -- лакеи начали накрывать столы. Значит, через полчаса ужин. Вот он, безмятежный Люрин мир. Как страстно она желала удержать его! Но все вокруг неотвратимо менялось. Кто-то чужой вторгся в этот милый сердцу покой. Кто-то страшный воровал детей. Люра опустилась на гребень крыши и уперлась подбородком в коленки. -- Спасать их надо, Пантелеймон. Сидя на печной трубе, грач-Пантелеймон прокаркал: -- Р-р-риск! -- Сама знаю, а что делать? -- Пр-р-рипоминаешь, что говор-р-рили в Р-р-реакреации? -- Про что? -- Пр-р-ро Ар-р-ктику, про ребенка, про то, что он Серебристую Пыль не притягивает. -- Да, только они еще сказали, что ребенок целый. Понимаешь, о чем речь? -- Понимаю. Речь о том, что они собираются сделать с Роджером, с цаганятами, со всеми детьми, которых похитили. -- И что, по-твоему, они собираются сделать? -- А что, по-твоему, означает "целый ребенок"? -- Ну, не знаю. Может, бывает целый, а бывает пополам разрезанный, так, наверное. Чушь это. Они, скорее всего, используют этих детей, как рабов, так от них проку больше. Посылают их в какое-нибудь гиблое место, например на урановые рудники. Взрослые-то там помрут, им это невыгодно, а дети стоят дешево. -- Если ты хочешь знать мое мнение, то... Но мнение Пантелеймона Люре узнать так и не довелось, потому что снизу раздалось громогласное: -- Люра! Живо вниз, кому говорят! Кто-то с бешеной силой забарабанил в окно ее комнаты. Люра мгновенно узнала и голос и руку: миссис Лонсдейл, экономка колледжа Вод Иорданских, с которой шутки были плохи. Прятаться бессмысленно, надо возвращаться. С каменным лицом Люра съехала со ската крыши вниз, снова влезла ногами в водосток, подтянулась на руках и вскарабкалась на подоконник. Миссис Лонсдейл наполняла водой маленький щербатый тазик для умывания. Старые трубы немилосердно выли и стонали, но все эти звуки тонули в шквале упреков, которые обрушились на Люрину голову. -- Тебе сколько раз говорено, чтобы ты не смела туда лазать! Вы только посмотрите на нее! Юбка грязная, сама чумазая. Живо раздевайся и давай-ка мойся, пока я тебе достану что-нибудь на смену. Господи, найти бы что-нибудь поцелее. Ведь все же разодрала! Она же как человек не может! Никакого порядка. У Люры не было ни малейшего желания ввязываться в разговор и спрашивать мнение Лонсдейл, а с какой, собственно, стати она должна мыться и переодеваться. Кроме того, спрашивай не спрашивай, от взрослых все равно не добьешься толку. Она стащила платье через голову, швырнула его на кровать и начала водить по лицу и шее мочалкой, не особенно заботясь о результате. Пантелеймон, став из грача волнистым попугайчиком, подбирался все ближе и ближе к лежащему на полу альму миссис Лонсдейл -- невозмутимому лабрадору, тщетно пытаясь его раздразнить. -- А в шкафу-то у нее что! Батюшки мои! Все комом-жомом, хоть бы что на плечики повесила. Нет, вы посмотрите на это! Посмотри сюда, посмотри туда... А если Люра никуда не хотела смотреть? Не открывая глаз после умывания, она нашарила рукой полотенечко и прижала его к лицу. -- Так, гладить некогда, пойдешь в мятом. Сама виновата. Силы небесные! А коленки! Посмотри, на что они похожи! -- Не буду я никуда смотреть, -- буркнула Люра. Миссис Лонсдейл отвесила ей звучный шлепок. -- А ну, живо! Мойся дочиста. -- С какой стати, -- не выдержала Люра. -- Я сроду коленки не мою! Кто на них будет смотреть-то? И вообще никуда я не пойду. Вам всем до Роджера никакого дела нет. Одной мне есть. Снова последовал звучный шлепок. -- Думай, что говоришь, мисс Люра! Это мне-то до Роджера дела нет? Я в девичестве Парслоу, мы с отцом Роджера двоюродные. Но ты-то об этом ничего не знаешь. Зачем тебе? Ты же у нас умнее всех. И заруби себе на носу: Роджер мне родня, и я о нем забочусь. Я и о тебе забочусь, хотя, видит Бог, ты этого не ценишь. Она схватила мочалку и так яростно принялась тереть Люрины коленки, что кожа на них стала пунцовой. Коленки теперь сверкали чистотой и немилосердно саднили. -- Тебя сегодня зовет сам магистр. Гости у него. Будешь с ними ужинать. Смотри веди себя как следует. К старшим не приставай. Как спросят -- отвечай вежливо, тихим голосом. Не бычься, улыбайся, как хорошая девочка. И не вздумай плечами пожимать, как ты у нас любишь. Миссис Лонсдейл проворно натянула на худенькие Люрины плечи парадное платье, несколько раз одернула подол, пытаясь расправить юбку, потом выудила из ящика комода обрезок красной ленты, схватила расческу с острыми зубьями и попыталась заплести Люре волосы. -- Ох, матушки мои, предупреди они меня пораньше, мы бы головку помыли. Эх, незадача. Ну ладно, может, близко никто подходить не будет. А ну-ка, стой пряменько. Так. Где твои парадные туфли? Пять минут спустя принаряженная Люра робко стояла на пороге величественного, хотя и чуть излишне помпезного здания, выходившего фасадом на площадь Яксли. С другой стороны к дому примыкал библиотечный сад. Именно здесь и располагались личные покои магистра. Пантелеймон, сама кротость и благовоспитанность, горностаем обернулся вокруг Люриной лодыжки. Дверь отворилась, и на пороге вырос Козинс, камердинер магистра и Люрин злейший недруг. Но на сегодня враждующие стороны принуждены были заключить перемирие и вступить в переговоры. -- Миссис Лонсдейл велела мне прийти, -- тихонько сказала Люра. -- Правильно велела. -- Козинс пропустил Люру внутрь. -- Давай-давай. Тебя ждут в гостиной. Он проводил ее в большую комнату, окна которой выходили в тенистый библиотечный сад. Последние лучи предзакатного солнца играли на тяжелых рамах картин, плясали на старинных серебряных кубках. Люра вспомнила, что магистр -- страстный коллекционер. Взглянув на гостей, она сразу же поняла, почему парадный ужин проходит в личных покоях, а не в столовой колледжа: дело в том, что среди гостей были дамы. -- А вот и Люра, -- приветливо сказал магистр. -- Наконец-то. Козинс, приготовьте для нее сок или какой-нибудь морс. Леди Ханна, позвольте представить вам нашу Люру. Это племянница лорда Азриела, которого вы, несомненно, хорошо знаете. Леди Ханна, директриса одного из женских колледжей Оксфорда, Люре сразу не понравилась -- седовласая старуха с альмом-мармозетом, но, стараясь вести себя как подобает благовоспитанной барышне, девочка присела перед ней в почтительном реверансе. Потом Люру представили другим гостям, но все они, как на подбор, были скучными -- какие-то ученые из каких-то колледжей. Наконец магистр подвел ее к сидевшей в креслах молодой даме и отрекомендовал: -- Миссис Кольтер, позвольте представить вам нашу Люрушку. Люра, поздоровайся с миссис Кольтер. -- Здравствуй, Люра, -- негромко сказала гостья. Люра смотрела на нее во все глаза. Длинные темные волосы обрамляли ее прелестное молодое лицо, а на коленях у незнакомки сидел маленький золотистый тамарин. Глава 4. Веритометр -- Если за ужином нас посадят вместе, -- миссис Кольтер чуть подвинулась, приглашая Люру сесть рядом с собой, -- будешь мне подсказывать, что каким ножом и какой вилкой едят, хорошо? А то я от всего этого великолепия немножко растерялась, -- сказала она, обводя глазами покои магистра. -- Вы, наверное, ученая? -- спросила Люра, чуть споткнувшись на последнем слове. Дело в том, что к женщинам-ученым наша барышня, истинное дитя колледжа Вод Иорданских, относилась с некоторым снобизмом, считая их чем-то несерьезным, вроде цирковых собачек-математиков. Среди сегодняшних гостей, кстати, присутствовала парочка старых ученых грымз, но миссис Кольтер была не такова. Ослепительно прекрасная, утонченная, душистая, она казалась существом из другого мира, и Люра, глядя на нее во все глаза, знала наперед, что услышит "нет". -- Н-нет, не совсем. Я действительно связана с колледжем леди Ханны, но в Оксфорде бываю редко. По работе мне часто приходится разъезжать. А чем ты занимаешься? Ты все время живешь здесь, в колледже? Пяти минут не прошло, как миссис Кольтер была в курсе всех перипетий бурной люриной жизни: она узнала о ее излюбленных местах для прогулок по крышам, о великой битве при глиняном карьере, о том, как Люра и Роджер хотели поймать и зажарить грача, оказавшегося при ближайшем рассмотрении вороной, о стратегических планах по угону цаганской лодки в Абингдон и еще о множестве других вещей. Понизив голос до заговорщицкого шепота, Люра поведала незнакомке о своих невинных играх в склепе. -- Ко мне ночью явились. Страшные, у всех головы отрезаны. Сказать ничего не могут, только, знаете, хрипят так и все пальцами в меня тычут. Я догадалась, чего они хотят, на следующее утро побежала и все сделала, как было, а то бы они меня, наверное, убили, правда-правда! -- Какая ты отважная! -- В голосе миссис Кольтер звенело восхищение. Разговор продолжался и за ужином, во время которого они сидели рядом. К своему соседу слева, а им оказался старенький библиотекарь, Люра просто повернулась спиной, настолько она была поглощена разговором с новой знакомой. После ужина, когда дамам подали кофе, леди Ханна спросила: -- Скажи мне, детка, кто-нибудь намерен позаботиться о твоем дальнейшем образовании и воспитании? Люра подняла на нее непонимающие глаза и собралась было пожать плечами, но вовремя осеклась. -- Почем я... то есть я не знаю. Вряд ли, зачем? Потупив очи долу, она продолжала голоском пай-девочки: -- Мне бы очень не хотелось кого-то обременять. Потом, это же очень дорого. Наверное, я просто и дальше буду жить в нашем колледже, а профессора смогут со мной заниматься, когда у них есть свободное время. У них так много свободного времени, если честно... -- А твой дядюшка, лорд Азриел, что-нибудь говорит о твоем будущем? -- поинтересовалась одна из присутствующих мымр в очках. -- Конечно говорит, -- гордо ответила Люра. -- Только не про школу. Он говорит, что возьмет меня на Север, в свою следующую экспедицию. -- Да, я тоже об этом слышала, -- негромко проронила миссис Кольтер. Люра заморгала глазами. Ученые дамы чуть подобрались, а их альмы либо из деликатности, либо, как решила Люра, из глупости, только обменялись многозначительными взглядами. -- Я на днях встретила его в Королевском Институте Арктических Исследований, -- невозмутимо продолжала прелестная гостья. -- Собственно, из-за этого разговора я и приехала в Оксфорд. -- А вы тоже исследователь? -- прошептала Люра. -- В какой-то мере. Мне приходилось несколько раз бывать на Севере. В прошлом году, например, я в течение трех месяцев проводила наблюдения за северным сиянием. Наша научная база находилась в Гренландии. Итак, сердце Люры было покорено окончательно и бесповоротно. Она, как завороженная, слушала упоительные рассказы миссис Кольтер об эскимосских иглу изо льда и снега, об охоте на моржей, о лапландских ведуньях. Разве эти синие чулки из оксфордских колледжей могли поведать Люре что-нибудь хоть в половину столь же интересное? Конечно нет. Так что им оставалось только сидеть да молчать, прихлебывая свой кофе. Ужин подошел к концу, гости засобирались. Магистр, отведя Люру в сторону, украдкой шепнул ей: -- Не спеши, детка, мне нужно поговорить с тобой. Подожди меня в кабинете, я сейчас поднимусь. Это ненадолго. Люра, сонная, но заинтригованная, послушно пошла вслед за Козинсом. Недоверчивый камердинер пропустил ее в кабинет, но дверь прикрывать не стал и, провожая гостей, несколько раз поглядывал наверх, чтобы убедиться, что в кабинете все в порядке. Люра пыталась из окна разглядеть миссис Кольтер, но в темноте ничего не могла разобрать. Дверь хлопнула. Это вошел магистр. Он грузно опустился в кресло у камина. Альм-ворона примостилась на спинке, как на насесте, ее старые мудрые глаза смотрели на девочку. В комнате было тихо, только потрескивали дрова в камине да чуть шипела лигроиновая лампа. -- Ты сегодня весь вечер не отходила от миссис Кольтер, -- начал магистр. -- Тебе было с ней интересно? -- Да. -- Миссис Кольтер -- дама весьма замечательная. -- Она такая чудесная! Я таких людей никогда в жизни не встречала! Магистр тяжело вздохнул. В своей черной мантии он был так похож на старого мудрого ворона, что казался копией собственного альма. Люре вдруг подумалось, что недалек тот день, когда и он займет свое место в усыпальнице под домовой церковью, и какой-нибудь чеканщик будет выбивать изображение вороны на бронзовой пластине, врезанной в крышку гроба, а над каменной нишей появятся два новых имени. -- Я долго откладывал этот наш разговор, Люра, -- помолчав, сказал магистр. -- Я не хотел торопить события, но теперь, боюсь, нам их уже придется догонять. Дитя мое, здесь, за стенами колледжа Вод Иорданских, ты была в безопасности. И, мне думается, жизнь твоя текла светло и радостно. Подчас ты не слушаешься, шалишь, но мы все любим тебя и верим, что ты очень хорошая девочка. Господь одарил тебя добрым сердцем и крепким духом. Поверь мне, Люра, он сделал это не зря; и то и другое тебе вскоре очень понадобится. Понадобится там, в большом мире, от которого я так хотел уберечь тебя в нашей обители. Да, видно, время пришло. Люра забеспокоилась. Ее что, отсылают? -- Ты уже большая девочка, ты понимаешь, что рано или поздно тебе пришлось бы подумать о школе, -- продолжал старец. -- Конечно, мы стараемся с тобой заниматься, но не систематически, и не так глубоко, как хотелось бы. Кроме того, наше знание особого рода, тебе нужно совсем другое. Есть вещи, которым старики вроде меня научить просто не могут. А ты взрослеешь. Можно было бы отдать тебя на воспитание в какую-нибудь добропорядочную семью, и они бы, спору нет, заботились о тебе, но ведь ты не кухаркина дочка. Тебе предначертан иной путь. Постарайся понять меня, девочка. Боюсь, что та глава твоей жизни, которая связана с колледжем Вод Иорданских, подошла к концу. -- Нет, нет, -- испуганно замахала руками Люра. -- Зачем вы так? Я никуда не хочу уезжать. Я хочу остаться здесь навсегда! -- Когда мы молоды, -- улыбнулся магистр, -- то с такой легкостью произносим слово "навсегда"! Тогда мы уверены, что наш мир всегда будет таким, каков он сейчас. А это не так. Годы идут. И через пару лет ты из подростка превратишься в девушку, юную леди. И тебе вряд ли будет по-прежнему легко и привольно в колледже Вод Иорданских. Поверь мне, Люра, я знаю, что говорю. -- Но ведь это мой дом! -- Он был твоим домом. А теперь тебе нужен новый. -- Только не пансион. Я не поеду в пансион. -- Не горячись. Пойми, что тебе нужно женское общество, женское влияние. Слова о "женском обществе" вызвали в памяти Люры образы давешних ученых грымз, и ее передернуло от отвращения. Бог ты мой, променять славу и величие колледжа Вод Иорданских... на что? На закопченные кирпичные домики где-то на северной окраине Оксфорда, кажется, именно там находится этот их идиотский пансион для девочек. Женский колледж! Представляю себе! Куча старых дур в вылинявших юбках, пропахших вареной капустой и нафталином. Весь этот "ряд волшебных изменений милого лица" не укрылся от внимательного взгляда магистра, да и глаза Пантелеймона, который из горностая превратился в ощеренного хорька, красноречиво блеснули яростным огнем. -- А если такой женщиной будет, скажем, миссис Кольтер? -- осторожно спросил старик. Коричнево-бурый мех хоря-Пантелеймона в мгновение ока сменился белоснежной горностаевой шубкой. Люра спросила, не в силах поверить собственным ушам: -- Честно? -- Кроме того, она ведь знакома с лордом Азриелом. Ты же знаешь, твой дядя очень печется о твоем благе, поэтому, когда он рассказал о тебе миссис Кольтер, она сама предложила ему взять тебя... на воспитание. Кстати, имей в виду, что она вдова. Ее супруг погиб при трагических обстоятельствах несколько лет назад. Это я к тому, чтобы ты не задавала ей лишних вопросов. Люра с готовностью кивнула и спросила, едва веря своему счастью: -- Она и вправду собирается... взять меня? -- А ты сама этого хочешь? -- Да! Ужасно! Магистр с улыбкой смотрел на приплясывающую от возбуждения девочку. Улыбка на его лице была таким редким гостем, что он почти разучился улыбаться. И если бы сейчас кто-нибудь взглянул на сидящего в кресле старца (Люра, по крайней мере, этого не сделала), то он бы не догадался, смеется магистр или... плачет. -- Значит, теперь спросим саму миссис Кольтер. Он, кряхтя, встал, вышел из кабинета и, немного погодя, вернулся в сопровождении дамы с золотистым тамарином. Люра бросилась к ней навстречу. Миссис Кольтер нежно улыбнулась девочке, а ее альм задорно подмигнул ей, обнажая в приветственной гримаске мелкие белые зубы. -- Прошу садиться, -- пригласил магистр, предлагая даме кресло. Миссис Кольтер легонько погладила Люру по волосам, и девочка почувствовала, как по всему ее телу разливается горячая волна, даже щеки зарделись румянцем. Опустившись в кресло, гостья грациозно поднесла к губам рюмку брантвейна и лукаво спросила: -- Итак, Люра, насколько я понимаю, отныне у меня есть помощница, да? -- Да! -- выпалила Люра. Она бы сказала "да" на что угодно. -- Но у меня очень много дел... -- Я буду все делать. -- И я часто в разъездах. -- Я тоже буду ездить. -- А если это опасно? Возможно, мне придется поехать на Север. Люра несколько раз беспомощно пыталась хватать ртом воздух и, наконец-то обретя дар речи, выдохнула. -- Скоро? Когда? Миссис Кольтер серебристо рассмеялась. -- Поживем -- увидим. Только, дружочек мой, придется изрядно потрудиться и заняться математикой, штурманским делом, научиться ориентироваться по звездам. -- Мы будем с вами... то есть вы меня сами будете учить, да? -- Да. А ты будешь помогать мне делать записи и кое-какие расчеты. В общем, бумажная работа. Я тебе потом все объясню. Кроме того, мы тебя приоденем, нам ведь придется выезжать, выходить в свет, встречаться с очень важными людьми. Так что дел у нас много, Люра. -- Пускай. Я буду очень стараться. -- Конечно! И в один прекрасный день ты вернешься в Оксфорд, в эти стены, но уже не маленькой девочкой, а прославленным путешественником, да? А сейчас давай-ка ложись побыстрее спать. Мы улетаем завтра на рассвете, с первым же дирижаблем, так что спокойной ночи, детка. -- Спокойной ночи, -- выпалила Люра и побежала из комнаты, но у самой двери взыгравшие вдруг зачатки хорошего тона заставили ее притормозить. -- Спокойной ночи, магистр. -- Спокойной ночи. Спи сладко, -- кивнул ей старик. -- Спасибо! Спасибо огромное. -- Люра вновь устремила сияющие счастьем глаза на миссис Кольтер. *** Наконец ей удалось заснуть, хотя Пантелеймона все не брал угомон, так что пришлось дать ему тумака, а он в ответ на это из вредности обернулся ежиком и улегся рядом с Люрой в кровать. Но спали они недолго, потому что вдруг девочка почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо. -- Проснись, девочка, да проснись же! В неверном свете свечи Люра разглядела склоненное над собой лицо экономки Лонсдейл, которая быстро приложила ей палец к губам: -- Ш-ш-ш... Быстренько вставай. Магистр приказал тебе до завтрака явиться к нему в кабинет, только так, чтобы никто не заметил. Обогнешь дом сзади и зайдешь внутрь через стеклянные двери, со стороны библиотечного сада, поняла? Давай, давай, просыпайся. У Люры весь сон как рукой сняло. Она понятливо кивнула и сунула босые ноги в стоявшие перед кроватью туфли, которые заботливо приготовила экономка. -- Так, умываться некогда, это все потом, -- хлопотливо говорила миссис Лонсдейл. -- Шустренько беги к магистру, а потом сразу назад. А я пока начну собирать твои вещи. Господи, еще же платье надо приготовить! Ну, что ты стоишь? Люра выскочила во внутренний двор колледжа и зябко поежилась. В узком прямоугольнике ночного неба над головой еще мерцали бледные звезды, но на востоке, над крышей трапезной, тьма словно бы выцвела. Занимался рассвет. Люра проскользнула в библиотечный сад и на мгновение застыла, не в силах отвести взгляд от ажурных шпилей храмины. Вон те серебристо-зеленые купола -- это корпус Шелдона, а вот эта белая крыша, похожая на гигантский китайский фонарик, -- библиотека. Последний раз она видит все это... Сердце девочки вдруг заныло от тоски. В темном окне кабинета мелькнул свет. Опомнившись, Люра подкралась к дверям и легонько забарабанила по стеклу. Ее ждали. Дверь мгновенно приоткрылась. -- Умница, что пришла. Так. У нас очень мало времени. Магистр плотно задернул на стеклянных дверях шторы. Взглянув на его черную мантию, Люра подумала, что он, наверное, даже не ложился. -- Я что, никуда не еду? -- встревоженно спросила девочка. -- Едешь, -- устало проронил магистр. -- Ничего, дружочек мой, не попишешь. Люре показалось вдруг, что и слова эти, и голос старика звучат как-то очень странно. -- Вот что, детка. Ты должна дать мне слово, что никогда и никому не покажешь то, что я тебе сейчас дам. -- Клянусь. Шаркая ногами, магистр подошел к бюро и вынул из ящичка какой-то предмет, завернутый в кусок черного бархата. Держа его на ладони, старик размотал тряпицу, и Люра увидела не то бронзовый, не то медный диск с хрустальной полусферой в центре. Он был похож на морской компас, только маленький, не больше будильника. -- Что это такое? -- с любопытством спросила Люра. -- Это веритометр, детка, вещь очень редкая. Во всем мире их всего шесть. Ради всего святого, Люра, никому его не показывай. Никому -- значит, и миссис Кольтер тоже. Твой дядя... -- А этот... веритометр, он для чего? -- перебила старика Люра. -- Veritas по-латыни "истина". Он поможет тебе узнать истину. Только тебе самой придется научиться читать по нему, как по книге. Теперь беги. Уже светает, не дай бог, заметит кто. Он аккуратно завернул диковинный подарок в тряпицу и протянул его Люре. Несмотря на небольшой размер, веритометр оказался на удивление тяжелым, так что девочка его едва не уронила. Магистр взял Люрино личико в ладони и на мгновение притянул девочку к себе. Она мелко заморгала и чуть дрогнувшим голосом спросила: -- Я перебила вас, когда вы говорили о дяде. -- Просто твой дядя несколько лет назад преподнес веритометр в дар нашему колледжу. Может статься... Закончить фразу он так и не успел, в дверь негромко постучали и Люра почувствовала, как вздрогнули руки старика. -- Все, детка, пора, -- произнес он чуть слышно. -- Нашим миром правят могущественные силы. Они играют судьбами людей, и игры эти много опаснее, чем может показаться. Часто мы не властны над своей судьбой. Заклинаю тебя, Люра, слушай только голос своего сердца. Храни тебя Бог, дитя мое, храни тебя Бог. -- Спасибо, -- тихонько прошептала Люра. Прижимая к груди увесистый сверток, она проскользнула через стеклянные двери в библиотечный сад и в последний раз оглянулась на окна кабинета. Старая ворона-альм магистра зорко смотрела ей в след. Уже совсем рассвело и воздух был полон утренней свежести. -- Что ты еще приволокла? -- пыхтя, спросила миссис Лонсдейл, налегая всем телом на крышку старого чемодана. Наконец замки защелкнулись, и экономка перевела дух. -- Мне магистр дал. Можно это положить в чемодан? -- Ну уж нет, я его еле закрыла. Не беда, сунешь свой подарок в карман пальтишка. И давай, живо-быстро в столовую, там тебя с фонарями ищут! *** Люра распрощалась со слугами, вернее, с теми немногими, кто был в этот ранний час на ногах, обняла миссис Лонсдейл и только тут вспомнила о Роджере, вспомнила впервые с того момента, как в ее жизни появилась миссис Кольтер. Сколько же всего произошло за один только вечер! И вот она уже сидит -- где бы вы думали? -- в дирижабле и смотрит в окошко, а горностай-Пантелеймон острыми коготками царапает ее коленки, потому что он тоже хочет смотреть в окошко, а задние лапки, как на грех, скользят. В кресле рядом с Люрой сидит миссис Кольтер, она очень занята и с головой погружена в какие-то документы. Но вот бумаги отложены в сторону, и обе спутницы увлеченно беседуют. О, какая это упоительная беседа! Не о Севере, нет. На этот раз миссис Кольтер рассказывает завороженной Люре о Лондоне, о балах, ресторанах, о дипломатических раутах, о влиятельных друзьях в министерстве, об интригах в правительстве и Парламенте. Весь этот светский калейдоскоп поражает Люрино воображение ничуть не меньше, чем мелькающие за окном пейзажи, она даже не знает, что интереснее: смотреть или слушать, ведь абсолютно все, что произносит миссис Кольтер, источает аромат взрослости, одновременно пугающий и маняще-прекрасный аромат изысканно-утонченной светскости. Дирижабль совершает посадку в Фольксхолле, затем паром перевозит их на противоположный берег широкой мутной реки, затем набережная и роскошный жилой дом, где швейцар, увешанный медалями, почтительно приветствует миссис Кольтер и подмигивает Люре, которая смеривает его за это ледяным взглядом. И, наконец, квартира... От восторга Люра лишь восхищенно ахнула. Нельзя сказать, что в течение всей своей коротенькой жизни она не знала, что такое красота. Разумеется, знала. Но это была красота Оксфорда, красота колледжа Вод Иорданских, исполненная величия и помпезности, красота, в которой явственно звучало мужское начало. В колледже Вод Иорданских все поражало взор, а не ласкало его. Квартира миссис Кольтер взор не просто ласкала -- она его нежила. Сквозь огромные окна лился солнечный свет, нежно гладя золотисто-белый узор на обоях... По стенам поблескивали резными золочеными багетами прелестные картины, из старинной рамы смотрело зеркало, причудливые бра кокетливо прятали яндарические лампочки под оборками и рюшами абажуров. Оборки были всюду: на диванных подушках, на занавесках, на затканных цветочками ламбрекенах. Под ногами, словно усыпанная листьями изумрудная лужайка, раскинулся пушистый ковер, и, как показалось неизбалованным подобной прелестью Люриным глазам, каждая полочка, каждый столик в этом гнездышке служил только для того, чтобы на нем пели, плясали, принимали изящные позы фарфоровые пастушки и арлекинчики или стояли крошечные китайские шкатулочки. Заметив Люрин восторг, миссис Кольтер улыбнулась. -- Да, Люра, -- пропела она, -- здесь все совсем по-другому, правда? Ну, давай же, снимай пальто. С дороги нужно принять ванну. А потом мы пообедаем и пойдем по магазинам. В ванной Люру ждали новые чудеса. Ей, привыкшей мыться в щербатом тазу, не знавшей, что на свете бывают разные сорта мыла, а не только дешевое желтое, почти не дающее пены под чахлой струйкой воды, которая почему-то никогда не бывает горячей, только еле теплой, зато ой как часто бывает бурой от ржавчины, вдруг открылась новая сторона мытья. Оказывается, вода может быть горячей, душистое розовое мыло можно взбивать в ароматную пену, а пушистые банные полотенца на ощупь могут оказаться нежнее лебяжьего пуха. Из чуть запотевшего зеркала, подсвеченного тремя розовыми фонариками, на Люру смотрела какая-то новая, незнакомая девочка, которую Люра не узнавала. Пантелеймон, сидя на бортике ванны, пытался обернуться золотистым тамарином и корчил Люре уморительные рожи, за что немедленно был засунут в мыльную воду. Внезапно девочку пронзила одна мысль: веритометр! Она же бросила пальтишко в комнате, совсем позабыв, что в кармане его лежит предмет, который магистр велел никому не показывать. Никому, вспомнила вдруг она, это значит, и миссис Кольтер. И что же ей делать? Кого ей слушать? Миссис Кольтер была так добра, так мила, так необыкновенно умна... А магистр? Она же своими глазами видела, как он пытался отравить дядю Азриела! Так на чьей же она стороне? Наскоро вытершись, Люра бросилась в гостиную, где на кресле по-прежнему лежало ее пальтишко, лежало в точности так, как она его оставила. -- Ну, -- спросила миссис Кольтер, грациозно входя в комнату, -- готова? Тогда я приглашаю тебя отобедать в Королевском Институте Арктических Исследований. И, поскольку практически все сотрудники этого института мужчины, то у меня, как у единственной или почти единственной дамы, должны быть небольшие привилегии, как ты считаешь? Двадцать минут спустя, после чудесной прогулки, они сидели за покрытым белоснежной скатертью столом в просторном банкетном зале Королевского Института Арктических Исследований и ели нежнейшую телячью печенку. -- Телячья печенка, -- говорила миссис Кольтер, поднося ко рту серебряную вилку, -- это очень питательно. Моржовую печень мне тоже доводилось едать. А вот медвежья... Представляешь, ни один человек, даже если он умирает с голоду во льдах Арктики, не станет есть медвежью печень. А знаешь почему? Это смертельный яд. Одного кусочка достаточно, чтобы человек умер в страшных мучениях, причем за считанные минуты. В зале они были не одни. Миссис Кольтер обратила Люрино внимание на некоторых из присутствующих. -- Вон, видишь, за тем столиком сидит пожилой джентльмен в красном галстуке? Это полковник Карборн, который совершил полет над Северным полюсом на аэростате. А вон тот высокий возле окна -- это тоже профессор. Его зовут Сломанная Стрела. -- Какое смешное имя! Он скраелинг, да? -- Да. Это он составил карту течений Великого Северного Океана. Расширенными от любопытства глазами Люра смотрела на всех этих великих мужей, которые равно сочетали в себе больших ученых и отважных исследователей. Профессор Сломанная Стрела наверняка все до тонкостей знал о том, почему нельзя есть медвежью печень. А вот знал ли это библиотекарь колледжа Вод Иорданских -- это, прямо скажем, вопрос. После обеда миссис Кольтер показала Люре институтский музей, где в витринах были выставлены уникальные экспонаты, связанные с историей освоения Арктики. Затаив дыхание, Люра переходила от одной реликвии к другой: вот гарпун, которым был убит легендарный кит Гримссдур; вот испещренный загадочными письменами камень, который сжимал в окоченевших пальцах погибший полярный исследователь лорд Рух, когда поисковая партия отыскала наконец его палатку, вот огниво капитана Хадсона, оно было с ним во время экспедиции к Земле Ван Тирена. И о каждом из них миссис Кольтер могла говорить часами, а Люра слушала, и сердце ее учащенно билось, ибо его переполняло благоговейное восхищение перед отвагой и мужеством этих славных сынов Англии. А потом наступил черед похода по магазинам. Этот пестрый, ни на что не похожий день преподносил Люре один сюрприз за другим, но самые упоительные восторги она испытала в магазинах. Бог ты мой, входить в нарядные просторные залы, где так много восхитительных платьев, и можно померить любое, а потом еще вдосталь покрутиться перед зеркалами. А то, что одежде, оказывается, полагается быть красивой, это как? В Оксфорде Люриным гардеробом ведала экономка миссис Лонсдейл, большинство платьев приходилось за кем-то донашивать, и все они были изрядно застиранными и штопаными-перештопаными. В тех редких случаях, когда Люре вдруг покупали что-нибудь новое, то выбирали прежде всего ноское и немаркое. Никому и в голову не приходило, что можно взять и купить что-нибудь красивое или, наконец, спросить Люру, чего бы ей самой хотелось. Сейчас все было по-другому. Миссис Кольтер что-то деликатно советовала, что-то настоятельно рекомендовала и щедрой рукой оплачивала Люрин выбор. У девочки пылали щеки и возбужденно блестели глаза, а голова чуть кружилась от усталости. Миссис Кольтер распорядилась, чтобы все их покупки, за исключением, может быть, двух-трех мелочей, были доставлены на дом, потому что эти свертки, объяснила дама приказчику, они намерены забрать сразу. Потом неторопливая прогулка по городу, возвращение домой и душистая ванна с пеной. Миссис Кольтер помогла Люре вымыть голову, но делала это совсем не так, как экономка Лонсдейл. Та нещадно терла и трепала волосы, а все движения миссис Кольтер были очень нежными и осторожными. Изнемогающий от любопытства Пантелеймон полез было подглядывать, но прекрасная дама так строго на него посмотрела, что он мигом присмирел и стыдливо отвернулся, беря пример с золотистого тамарина. Впервые он отвел от Люры глаза; впервые у Люры появились от него какие-то женские секреты. И вот после блаженства в ванне -- стакан горячего молока, чай с травами, а потом -- новая ночная рубашка, такая мягенькая, в мелкие-мелкие цветочки, а по подолу -- фестончики, да к ней еще новые тапочки, нежно-голубые, а внутри мех, и, наконец, в кровать! Ах, эта дивная кровать! Такая мягкая, с прелестной яндарической лампой на ночном столике. А до чего хороша комната! Какие восхитительные шкафчики, и туалетный столик, и комод для белья, где завтра она разложит свои обновки. А какой ковер, не прикроватный коврик, а огромный ковер на полу! А какие занавески на окнах -- все в звездочках, полумесяцах, планетах. Люра лежала среди всего этого великолепия, слишком уставшая, чтобы взять и заснуть, слишком потрясенная всем происшедшим, чтобы задавать какие-нибудь вопросы. Миссис Кольтер пропела нежное: "Спокойной ночи, дорогая!" -- и прикрыла за собой дверь. Пантелеймон бесцеремонно дернул Люру за волосы, она слабо отмахнулась, но он не отставал: -- Где это? Люра мгновенно поняла, что он имеет в виду. Ее старое пальтишко висело в гардеробе на плечиках, значит, на цыпочках к шкафу и пулей в кровать, прижимая к груди загадочный подарок магистра. И вот она уже сидит по-турецки, Пантелеймон пристроился рядом, и в неярком свете ночника оба, не дыша, смотрят на то, что же скрывает черная бархатная тряпица. -- Ты запомнил, как эта штука называется? -- выдохнула Люра. -- Какой-то веритометр. Слово звучало непонятно, да и вещица была диковинная. Хрустальная полусфера в центре переливалась разноцветными огнями. Искусно выполненный медный корпус удивительно напоминал компас или очень большие карманные часы, потому что сквозь хрусталь были прекрасно видны стрелки, но указывали они не на цифры. Вдоль внешнего края веритометра шла череда миниатюрных изображений, искусно выполненных тончайшей колонковой кисточкой на желтоватых пластинках слоновой кости. Люра медленно поворачивала в руках циферблат, завороженно разглядывая картинки: якорь, увенчанные черепом песочные часы, бык, улей, -- всего тридцать шесть рисунков. Знать бы еще, что они означают! -- Гляди, тут колесико, -- вывернулся из-под ее локтя Пантелеймон. -- Покрути, а? На самом деле таких колесиков с насечкой веритометр имел целых три, каждое заставляло двигаться по циферблату одну из трех стрелок. Таким образом, можно было установить стрелку против любого изображения: поворот колесика, легкий щелчок -- и вот она показывает точно в центр картинки и больше уже не двигается. Но стрелок-то было не три, а четыре. Четвертая -- длинная тоненькая иголочка, сделанная из более тусклого металла, непрерывно колебалась и зафиксировать ее в определенном положении не было ни какой возможности. -- Магистр сказал, что это измерительный прибор, -- сказал умный Пантелеймон, -- вроде градусника. Помнишь, нам в храмине капеллан показывал? -- Это-то я понимаю, -- отмахнулась Люра, -- но что он измеряет-то? Этого ни один из них не знал. Люра долго сидела, переводя стрелки с одной картинки на другую: с ангела на шлем, потом на дельфина, потом на глобус, а с глобуса на лютню, потом -- раз! -- и на свечку, а со свечки на молнию и на лошадь. Длинная стрелка трепетала и непрерывно вращалась сама по себе. Как пользоваться диковинной игрушкой, девочка так и не поняла, но веритометр ей ужасно понравился: он был такой красивый и такой загадочный! Для того чтобы подобраться к нему поближе, Пантелеймону пришлось обернуться мышонком. Он залез на циферблат и, приникнув мордочкой к хрустальной полусфере, не сводил глазок-бусинок с танцующей стрелки. -- Ты понял, что магистр хотел сказать про дядю? -- спросила Люра. -- Наверное, что это его веритометр, так что надо обращаться с ним осторожно и вернуть его дяде в целости и сохранности. -- Да? А как насчет того, что магистр собирался отравить лорда Азриела? Забыл? Может, он, наоборот, имел в виду, что отдавать эту штуку дяде нельзя ни в коем случае? -- Не знаю. Но он несколько раз сказал, что она ничего знать не должна. В этот момент в дверь тихонько постучали и голос миссис Кольтер прозвенел: -- Люра, наверное, уже пора спать. У тебя был трудный день, да и завтра у нас очень много дел. Туши свет, дорогая. Люра проворно спрятала веритометр под одеяло. -- Конечно, конечно, миссис Кольтер, -- проговорила она голосом пай-девочки. -- Спокойной ночи. -- Спокойной ночи. Люра быстро погасила лампу и свернулась калачиком, но прежде чем заснуть, спрятала веритометр поглубже под подушку. На всякий случай. Глава 5. Званый вечер Все последующие дни Люра ни на минуту не расставалась со своей гостеприимной хозяйкой, она словно бы превратилась в альма прелестной дамы. У миссис Кольтер в Лондоне было огромное количество знакомых, и встречи с ними происходили в самых разнообразных местах. Утро могло начаться с заседания географической секции в Королевском Институте Арктических Исследований, а Люра должна была сидеть тихо, как мышка, и внимательно слушать. В обед планировалась встреча с каким-нибудь важным министром или священнослужителем, и они ехали в дорогой ресторан, где все были очень предупредительны по отношению к девочке, и заказывали для нее особые блюда, и учили, как правильно кушать спа