же меня нанял. На следующий день я вышел на работу. Хозяин предупредил меня: - Слушай, если ты не будешь меня надувать, я тебя тоже не надую. Я не знаю, кто тут ворует, а кто нет. Но если ты будешь поступать честно, то и все остальные не смогут воровать. Все билеты будут проходить через твои руки. Никто не сможет украсть, если не украдешь ты. Я поклялся, что буду поступать только честно. Никаких угрызений совести у меня не было. Он был белый, и я никогда не смогу причинить ему того зла, которое он и его собратья причинили мне. Поэтому, рассуждал я, воровство нарушает не мои нравственные принципы, а его; я знал, что все в мире устроено в его пользу, поэтому, что бы я ни предпринял, в надежде обойти заведенный им порядок, все будет оправдано. И все-таки до конца я себя не убедил. В первый день девушка-кассирша внимательно за мной наблюдала. Я сознавал, что она старается раскусить меня, прикидывает, когда можно будет посвятить меня в свои махинации, и ждал, предоставляя ей сделать первый шаг. Я должен был бросать все билеты, которые отбирал у посетителей, в железный ящик. Хозяин время от времени подходил к окошечку, смотрел на номер еще не проданных билетов и сравнивал его с последним билетом, который я бросил в ящик. Он следил за мной несколько дней, потом начал вести свои наблюдения с противоположной стороны улицы, потом стал надолго отлучаться. Я жил в таком же напряжении, как и тогда, когда белые выгнали меня из оптической мастерской. Но я уже научился владеть собой; медленно и мучительно я вырабатывал способность подавлять это напряжение, никак его не проявлять, потому что одна только мысль о воровстве, о связанном с ним риске была способна привести меня в такое смятение, в такую панику, что я не смог бы ничего рассчитать трезво и холодно и тем более украсть. Но мое внутреннее сопротивление было сломлено. Я чувствовал, что выброшен из мира, вынужден жить за пределами нормального существования, что эта жизнь с каждым днем обостряет мой смутный протест, и я уже давно среди тех, кто только ждет своего часа. Однажды вечером я ужинал в кафе неподалеку, и ко мне подсел какой-то незнакомый парень-негр. - Привет, Ричард, - сказал он. - Привет, - сказал я. - Только я вроде тебя не знаю. - Зато я тебя знаю, - сказал он улыбаясь. Может, это один из шпионов хозяина? - Откуда ты меня знаешь? - спросил я. - Я приятель Тели. - Тель была та самая девушка, которая торговала билетами. Я смотрел на него настороженно. Врет он или говорит правду? Может, по наущению хозяина заманивает в ловушку? Я уже рассуждал и чувствовал себя как преступник и не доверял никому. - Сегодня и начнем, - сказал он. - Что начнем? - спросил я, все еще делая вид, что не понимаю. - Не бойся. Хозяин тебе доверяет. Он сейчас уехал в гости. Мы за ним следим, и, если он вернется, нас предупредят по телефону. Я не мог больше проглотить ни куска. Еда стыла на тарелке, а я чувствовал, что обливаюсь холодным потом. - Делается это так, - объяснил он тихим, ровным голосом. - К тебе подойдет парень и попросит прикурить. Ты придержишь пять билетов и отдашь ему, понятно? Мы тебе дадим сигнал, чтобы ты перестал бросать билеты в ящик. Парень передаст их Тели, а она тут же перепродаст, когда народ нахлынет перед началом сеанса, понял? Я не отвечал. Если я попадусь, я пойду на каторгу, я это знал. Но моя нынешняя жизнь разве не каторга? Что мне, собственно, терять? - Так как, согласен? - спросил он. Я все еще не отвечал. Он встал, похлопал меня по плечу и ушел. Возвращаясь в кинотеатр, я весь дрожал. Все может случиться, но я к этой мысли привык. Разве не то же самое я чувствовал, когда лежал на земле, а вокруг стояли белые и говорили, что я счастливчик? Разве не то же самое я чувствовал, когда шел домой из оптической мастерской, потеряв работу? Или в гостинице, когда шел по коридору, а ночной сторож целился мне в спину? Да, я испытал это чувство миллион раз. Мокрыми от пота пальцами принимал я у посетителей билеты. Я ждал. В этой игре выбора нет: либо свобода, либо тюрьма. Дыхание у меня прерывалось. Я смотрел на улицу, хозяина не было видно. А вдруг это ловушка? Какой позор для моей семьи, если я попадусь. Они скажут, что так я и должен был кончить, и начнут искать в моем прошлом, что меня к этому привело. Парень, которого я встретил в кафе, прошел в дверь и протянул мне билет. - У кассы толпа. Придержи десять билетов, а не пять. Начни с моего, - прошептал он. Ну, будь что будет, решил я. Он отдал мне билет, сел и стал глядеть на экран, где уже двигались фигуры. Я зажал билет в руке. Я весь окаменел от напряжения, меня лихорадило, но и к этому я тоже привык. Время медленно отпечатывалось в моем сознании. Все тело ныло от боли. Я узнал, что преступление сопряжено со страданием. Народ прибывал, мне без конца протягивали билеты. Я держал десять штук во влажном кулаке. Но вот толпа у входа поредела, ко мне подошел парень с сигаретой в зубах. - Дашь прикурить? Я медленно протянул ему билеты, он ушел. Я оставил дверь приоткрытой и наблюдал. Он подошел к кассе, положил перед девушкой монету и незаметно передал билеты. Да, парень не соврал. Девушка мне улыбнулась, и я снова исчез за дверью. Через несколько секунд те же билеты попали ко мне от других посетителей. Так продолжалось неделю, и, когда выручку разделили на четверых, я получил пятьдесят долларов. Свобода была уже близко. Рискнуть еще? Я намекнул дружку Тели, что, пожалуй, скоро выйду из игры - это был пробный шар, я хотел испытать его. Он ужасно рассердился, и я быстро согласился остаться, опасаясь, что меня выдадут, чтобы убрать с дороги и посадить на мое место кого-нибудь более покладистого. Что ж, они хитрят, я тоже буду хитрить. Прошла еще неделя. Однажды ночью я решил, что эта неделя - последняя. В памяти вдруг всплыл пистолет в доме соседа и банки с вареньем и компотами на складе колледжа. Если их украсть и продать, у меня хватит денег добраться до Мемфиса и жить там, пока я не найду работу и не начну копить на поездку на Север. Я вылез из постели; соседский дом был пуст. Я оглянулся - кругом тишина. Сердце неистово колотилось. Я открыл окно с помощью отвертки, влез в дом, взял пистолет, сунул его под рубашку и вернулся к себе. Вытащил пистолет - он был весь мокрый от пота. Я отдал его в залог, назвав первое пришедшее на ум имя. На следующую ночь я сговорился с двумя ребятами, которые, как я знал, были готовы рискнуть. Мы залезли в склад колледжа, вытащили банки с фруктами и продали их в рестораны. Тем временем я купил костюм, ботинки, картонный чемодан и спрятал все это дома. Пришла суббота, я попросил передать хозяину, что заболел. Дядя Том был наверху. Бабушка и тетя Эдди ушли в церковь. Брат спал. Мать сидела в кресле-качалке и что-то напевала себе под нос. Я сложил вещи и подошел к матери. - Мама, я уезжаю, - прошептал я. - Куда? Зачем? Не уезжай! - Я должен уехать, мама. Так жить я не могу. - Ты сделал что-нибудь плохое и теперь бежишь? - Нет, мама, успокойся. Я заберу тебя потом к себе. Все будет хорошо. - Будь осторожен. И забери меня поскорее. Мне здесь так плохо, - сказала она. - Тебе уже много лет плохо, мама, я знаю, но что я раньше мог сделать? Я поцеловал ее, она заплакала. - Не расстраивайся, мама. Все будет хорошо. Я вышел через заднее крыльцо и прошел четверть мили до железнодорожных путей. Когда я зашагал по шпалам в сторону города, начался дождь. Скоро я вымок до нитки. На вокзале купил билет, быстро добежал до угла улицы, где был кинотеатр. Да, хозяин на месте, сам отбирает билеты у входа. Я вернулся на вокзал и стал ждать поезда, наблюдая за толпой. Через час я сидел в вагоне для негров, и поезд вез меня на Север, осуществляя первый этап моего путешествия в страну, где я буду жить, не испытывая такого страха. Тяжесть, давившая на меня многие месяцы, немножко отпустила. У меня защипало щеки, я провел по ним рукой и понял, что они мокрые от слез. И еще в эту минуту я понял, какие душевные муки сопутствуют преступлению. Я надеялся, что никогда больше их не испытаю. Мне и не пришлось ни разу больше их испытать, потому что я никогда больше не воровал; меня удерживало знание того, что в самом преступлении для меня заключено наказание. Итак, моя жизнь в моих руках, сказал я себе. Посмотрим, что я сумею с ней сделать... 11 Я приехал в Мемфис холодным воскресным утром в ноябре 1925 года и пошел со своим чемоданом по тихим, пустынным улицам под негреющими лучами солнца. Разыскал Бийл-стрит, где, как мне рассказывали, человека на каждом шагу подстерегает опасность: воры, проститутки, вымогатели, убийцы. Через несколько кварталов я увидел большой дом и в одном из окон объявление: КОМНАТЫ. Я замедлил шаг, раздумывая, что означают эти "комнаты" - помещение внаем или публичный дом? Мне не раз доводилось слышать, как попадают впросак молодые провинциалы, оказавшись в большом городе, и я решил вести себя очень осмотрительно. Дойдя до конца квартала, повернул обратно и снова медленно прошел мимо дома. А, была не была, решился я наконец, поживу здесь день-другой, а там найду что-нибудь поприличнее. Ничего ценного в чемодане у меня нет, деньги я ношу при себе, если их захотят украсть, то придется сначала меня убить. Я поднялся на крыльцо и хотел позвонить, но вдруг увидел в окне толстую мулатку, она с интересом глядела на меня. Вот черт, подумал я, ну конечно, это публичный дом... Я опустил руку. Женщина улыбнулась. Я повернулся и стал спускаться. Внизу я поднял голову и увидел, что мулатка исчезла. Через минуту она появилась в дверях. - Эй, парень, постой! - крикнула она мне. Я стоял в нерешительности. Идиот проклятый, не успел и шагу ступить, как нарвался на публичный дом... - Ну что же ты, иди сюда! - громко звала она. - Да не бойся, я тебя не съем. Я медленно пошел к ней. - Входи, - пригласила она. Я с ужасом уставился на нее, потом все-таки вошел в переднюю. Здесь было тепло, она зажгла свет и оглядела меня с ног до головы. - Почему ты все ходил и ходил возле дома? - спросила она. - Я ищу себе комнату, - ответил я. - Ты что же, не видел объявления? - Видел, мэм. - Почему ж не вошел? - Сам не знаю... Я ведь не здешний... - Ой, не могу! Да это же за версту видно! - Она плюхнулась на стул и разразилась таким хохотом, что ее могучая грудь заходила ходуном. - На тебе аршинными буквами написано, что ты только что приехал. - Она всхлипнула и снова зашлась смехом, но наконец утихла. - Меня зовут миссис Мосс. - А меня - Ричард Райт. Она на минуту задумалась, потом сказала серьезно: - Хорошее имя. Я стоял с чемоданом в руке и хлопал глазами. Господи, куда же я все-таки попал? И кто эта женщина? Зачем я тут стою, надо скорее уносить ноги. - Да ты не бойся, сынок, это не бордель, - сказала она наконец. - Люди невесть что плетут про Бийл-стрит, я ведь знаю. Этот дом мне принадлежит, я здесь и живу. И в общине церковной я состою, ты не сомневайся. Дочь у меня есть, семнадцать лет ей, и, господь свидетель, она у меня с истинного пути не собьется, я не допущу. Садись, сынок. Никто тебя здесь не обидит. Я улыбнулся и сел. - И откуда же ты? - спросила она. - Из Джексона, штат Миссисипи. - А ты ничего, не такой уж дикарь, хоть и из Джексона, - заметила она. - Кто сказал, что в Джексоне дикари живут? - Ой, нет, дикари, как есть дикари, насмотрелась я на них. Ведь из них слова не вытянешь. Станет такой, глаза в землю упрет, с ноги на ногу переминается - поди пойми, что ему надо. Я вздохнул с облегчением. Ничего, она славная, подумал я. - Муж у меня в пекарне работает, - рассказывала она доверительно и дружелюбно, будто знала меня сто лет. - Жильцов держим, вот на жизнь и хватает. Люди мы простые. Понравится тебе у нас - оставайся. Три доллара в неделю. - Дороговато, - сказал я. - Можешь платить мне два с половиной, пока не найдешь работу, - предложила она. Я согласился, и она повела меня в комнату. Я вошел и поставил чемодан на пол. - Убежал из дому-то? - спросила она. Я вздрогнул и широко раскрыл глаза. - А вы откуда знаете? - Да ты же весь как на ладони, - улыбнулась она. - А я не вчера на свет родилась. Сколько молодых парней убегает из маленьких городков - и все в Мемфис. Думают, здесь легче живется, ан нет, все то же получается. - Она вопросительно посмотрела на меня. - Ты пьешь? - Нет, мэм, что вы! - Да ты не обижайся, сынок, я просто так спрашиваю. Хочешь пить - пей, пожалуйста, лишь бы ума не пропивал. И девушку можешь сюда приводить. Делай все, что хочешь, только веди себя как человек. Я сел на краешек кровати и в полном недоумении глядел на нее. Сколько всяких ужасов мне понарассказывали про знаменитую Бийл-стрит, и надо же так судьбе сложиться, что именно здесь я впервые в жизни встретил истинно доброго и сердечного человека, именно здесь я узнал, что не все на свете злы и корыстны, не все лгут и лицемерят, как мои родные. - Мы сейчас в церковь идем, вернемся - можешь с нами пообедать, - сказала хозяйка. - Спасибо, с удовольствием. - А может, пойдешь с нами в церковь? - В церковь?.. - я замялся. - Да нет, не надо, ты устал, - сказала она и закрыла за собой дверь. Я блаженно растянулся на постели, все во мне ликовало - наконец-то моя мечта сбылась! Все эти годы я представлял себе, какое черное, беспросветное одиночество ждет меня в чужом городе, и вот, оказывается, все мои страхи были напрасны, я сразу же нашел себе дом, друзей. На душе стало легко, спокойно, я сам не заметил, как уснул, ведь я столько ночей не спал. Проснулся я словно от толчка, с тем ощущением гнетущего страха и тревоги, которое родилось во мне, когда я совершил свою вылазку в мир преступления. Какое счастье, что со всем этим покончено и я начинаю новую жизнь. Не хочу больше тревоги и страхов, хочу жить спокойно и радостно, хочу чувствовать себя человеком, делать что-нибудь полезное для людей. Но сначала нужно найти работу... Часов в пять миссис Мосс позвала меня обедать и познакомила с дочерью. Бесс мне сразу понравилась - совсем молоденькая девушка, с шоколадно-коричневой кожей, очень наивная и милая. Мистера Мосса за столом не было, хозяйка объяснила, что он еще не вернулся с работы. Я не мог понять, почему она так ласкова со мной, и сгорал от смущения. Когда стали есть сладкое, Бесс обратилась ко мне: - А мама мне все про тебя рассказала. - Рассказывать-то особенно не о чем. - Ну как же: ты все ходил и ходил возле дома, а войти никак не решался. - Бесс засмеялась. - Ты думал тут что? Усмехнувшись, я опустил голову. Миссис Мосс захохотала и вышла из кухни. - Мама говорит, она, как только увидела тебя на улице с чемоданом, так сразу и решила: "Этому парнишке нужна квартира у хороших, порядочных людей", - сказала Бесс. - Мама людей насквозь видит. - Наверное, - согласился я, помогая Бесс мыть посуду. - Если хочешь, можешь всегда с нами есть, - сказала Бесс. - Нет, спасибо. - Почему? Ведь у нас всего много. - Вижу. Но мужчина должен содержать себя сам. - Так мама про тебя и думала, что ты такой, - сказала Бесс с довольной улыбкой. В кухню вернулась миссис Мосс. - Скоро мы выдадим Бесс замуж, - сообщила она. - Поздравляю, - сказал я. - Кто же ее жених? - Глупости, никакого жениха у меня еще нет, - смутилась Бесс. Я ничего не понимал. Миссис Мосс со смехом ткнула меня локтем в бок. - Я просто считаю, что девушек надо выдавать замуж рано, - объяснила она. - И если бы Бесс нашла себе хорошего парня, например, такого, как ты, Ричард... - Ой, мама, перестань! - крикнула Бесс, пряча лицо в посудное полотенце. - Почему "перестань", я серьезно говорю, - возразила миссис Мосс. - Возьми своих школьных приятелей - темные, некультурные негры, в подметки Ричарду не годятся. Я разинул рот и глядел то на одну, то на другую. Да что же это такое происходит? Ведь они меня совсем не знают, я только сегодня появился в их доме! - Увидела я этого паренька утром на улице, - продолжала миссис Мосс, - и сразу же подумала: "Вот бы такого жениха нашей Бесс". Бесс подошла ко мне и положила голову на плечо. Я даже покачнулся. Господи, что она делает?! - Ой, мама, ты все шутишь, - лукаво протянула она. - Какие шутки, я и не думаю шутить, - подхватила миссис Мосс. - Хочу, Ричард, чтобы этот дом попал в хорошие руки. Я же не век жить буду. - Ну что ж, встретит Бесс хорошего человека, он ее полюбит... - смущенно пробормотал я. - Не знаю, не знаю, - вздохнула миссис Мосс и покачала головой. - Пойду-ка я лучше в гостиную. - Бесс хихикнула и, закрыв лицо руками, выскочила из кухни. Миссис Мосс подошла ко мне вплотную и доверчиво сказала: - До чего же эти молоденькие девушки глупые. Как норовистые кобылки, укрощать их надо. - Да нет, по-моему, Бесс не такая, - сказал я, вытирая стол. Мысли мои были в смятении. Ох, не надо мне сходиться слишком близко с этой семьей, думал я, не надо. - Тебе Бесс понравилась, Ричард? - вдруг спросила миссис Мосс. Я ушам своим не поверил. - Мы только что с ней познакомились, - запинаясь, пробормотал я. - Она очень хорошая девушка... - Да нет, я не о том спрашиваю. Она тебе _нравится_? Ты бы в нее мог _влюбиться_? Я вытаращил на миссис Мосс глаза. Может быть, Бесс не совсем нормальная? И вообще, что они за люди? - Ведь вы же меня совсем не знаете. Еще утром вы даже не подозревали о моем существовании, - сказал я серьезно. И с упреком бросил ей в лицо: - А если я вор или преступник? - Нет, сынок, чего нет, того нет, уж я-то разбираюсь в людях, - с жаром возразила она. Черт знает что, подумал я, придется мне, видно, съезжать отсюда. - Иди к Бесс в гостиную, - предложила миссис Мосс. - Послушайте, миссис Мосс, ведь я нищий, у меня даже работы нет, - сказал я. - Не в деньгах счастье, - возразила она. - Ты хороший парень. У тебя сердце доброе, а это редкость. Я низко опустил голову. Меня сокрушили ее наивность и простота. Я чувствовал себя так, будто меня обвинили в чем-то постыдном. - Я проработала двадцать лет и на собственные деньги купила этот дом, - продолжала она. - Я умру спокойно, если у Бесс будет такой муж, как ты. - Ой, мама, ты опять! - взвизгнула из гостиной Бесс и захохотала. Я вошел в теплую, уютную гостиную и сел на диван. Бесс сидела на кушеточке и смотрела в окно. Как мне вести себя? Я не хотел сближаться с Бесс и не хотел кого-нибудь в этом доме обидеть. - Сядь со мной рядом, хочешь? - позвала меня Бесс. Я поднялся с дивана и пересел к ней. Наступило долгое молчание. - Мы с тобой ровесники, - наконец сказала Бесс, - мне тоже семнадцать лет. - Ты ходишь в школу? - спросил я, чтобы поддержать разговор. - Хожу. Показать тебе мои учебники? - Покажи. Она принесла мне свои учебники. Оказалось, она учится всего лишь в пятом классе. - Я неважно учусь, - сказала она и пренебрежительно тряхнула головой. - Мне школа ни к чему. - Знаешь, без образования трудно, - осторожно заметил я. - Что образование, главное в жизни - любовь, - пылко возразила она. Может, она дурочка? Я в жизни не видал, чтобы люди вели себя так, как эти дочь с матерью, да и представить себе такого не мог. В гостиную вошла миссис Мосс. - Пойду-ка я разузнавать насчет работы, - сказал я, не желая больше оставаться с ними. - Да ведь сегодня воскресенье! - воскликнула миссис Мосс. - Дождись утра и пойдешь. - Ничего, похожу по улицам, погляжу, где что находится, - ответил я. - А что, хорошее дело, - согласилась миссис Мосс после минутного раздумья. - Видишь, Бесс? Умница парень. До чего же я почувствовал себя неловко, впору сквозь землю провалиться. Надо что-то сказать, но что? - Я с удовольствием буду помогать тебе готовить уроки, - наконец предложил я. - А ты сможешь? - с сомнением спросила она. - Почему ж нет, я в прошлом году часто занимался с классом вместо учителя, - сказал я. - Ли, светлая головушка! - восторженно пропела миссис Мосс. Я ушел к себе в комнату, бросился на кровать и долго думал о семействе, в которое попал. Конечно, они все это всерьез, тут и минуты не стоит сомневаться. Но ведь мне нужно от жизни совсем не то, что они предлагают, и если б они об этом узнали, то, наверное, рассердились бы. Надо постараться, чтобы не узнали, по как это сделать? Может, мне вообще здесь не стоит жить, ведь рядом семнадцатилетняя девушка, которая мечтает выйти замуж, и ее мать, которая мечтает выдать свою дочь за меня? Господи, почему они так расположились ко мне, что во мне увидели? Одет я плохо. Правда, умею себя держать, выдрессировали-таки меня мои родные, школа, где я учился, хозяева, на которых я работал, но приличным манерам можно научить кого угодно... Удивительные люди, за полдня они стали мне куда ближе, чем мои родные за много лет. Позже, когда я понял простую, земную философию Бесс и ее матери, я в полной мере осознал, до какой же степени моя семья оторвала меня от людей - не только от белых, по и от негров. Бесс и ее мать любили деньги, но они не стали бы разбиваться ради них в лепешку. Их душу ничто не сковывало, они не знали неутолимых желаний, не жаждали вечного спасения и искупления грехов. Они хотели простой, ясной, хорошей жизни, и, когда им встречался простой, ясный, хороший человек, они бессознательно тянулись к нему, с любовью принимали в свою душу и не задавали ему никаких вопросов. Но меня такая простая, безыскусственная доверчивость ошеломила. Я был к ней не готов. Прошагав всю Бийл-стрит, я вскоре очутился в центре. Пальтишко у меня было плохонькое, сам я кожа да кости, и под ледяным ветром я продрог насквозь. На Мейн-стрит в окне какого-то кафе я увидел объявление: ТРЕБУЕТСЯ СУДОМОЙКА. Я нашел хозяина, поговорил с ним, и он нанял меня, велел приходить завтра вечером. Платить обещал в первую неделю десять долларов, а потом - двенадцать. - Я обязательно приду. Пожалуйста, никого другого не нанимайте, - попросил его я. Хозяин сказал, что обедать и ужинать я буду в кафе. Надо лишь как-то устроиться с завтраком. Я зашел в магазин, купил банку свинины с зеленым горошком и консервный нож. Ну вот, теперь все улажено. Буду платить два с половиной доллара из своего жалованья за комнату, а остальное откладывать на поездку в Чикаго. Все мои поступки, все мои мысли были подчинены далеким мечтам. Когда я сказал миссис Мосс, что нашел работу, она изумилась. - Ты подумай, Бесс, только что приехал и сразу же нашел работу, - сказала она дочери. - Вот это энергия. Парнишка далеко пойдет. Он не из тех, кто языком болтает, он знает, что под лежачий камень вода не течет. Бесс улыбнулась мне. Видимо, все, что я делал, приводило ее в восхищение. Миссис Мосс ушла спать. Я опять почувствовал себя неловко. - Давай пальто, повешу, - сказала Бесс. Взяла мое пальто и нащупала в кармане банку консервов. - Что это у тебя там? - А, ничего, - пробормотал я, пытаясь отнять у нее пальто. Но она вытащила из кармана банку и нож. - Ты хочешь есть, Ричард, да? - спросила она, глядя на меня с жалостью. - Нет, не хочу, - пробормотал я. - Пойдем поедим курицы, - предложила она. - Не надо, я ничего не хочу. Но Бесс бросилась к лестнице, крича: - Мама! Мама! - Не беспокой ты ее, слышишь! - просил я девушку, ведь сейчас она расскажет матери, что я собрался есть консервы. Я сгорал от стыда и еле сдерживался, чтобы не ударить ее. Спустилась миссис Мосс. Она была в халате. - Вот, мама, смотри, что Ричард надумал, - сказала Бесс, показывая матери банку. - Хотел есть консервы у себя в комнате. - Господь с тобой, Ричард! - всплеснула руками миссис Мосс. - Зачем это ты? - Ничего, я привык, - ответил я. - Мне нужно накопить денег. - Нет, я просто не позволю тебе питаться консервами в моем доме, - возмутилась она. - За еду я с тебя денег брать не собираюсь. Иди в кухню и ешь сколько хочешь, и никаких разговоров. - Я ведь ничего в комнате не испачкаю, - возразил я. - Да разве в этом дело, сынок? Зачем тебе сидеть одному и есть какую-то гадость из консервной банки, когда ты можешь сидеть со всеми нами за столом, честь честью? - Я не хочу никого обременять, - сказал я. Миссис Мосс пристально посмотрела на меня, потом опустила голову и заплакала. Я был потрясен. Мои поступки, мои слова вызвали у человека слезы - невероятно! Мне было так стыдно, что я даже рассердился. - Просто у тебя никогда не было дома, - сказала миссис Мосс. - Как мне тебя жалко, сынок. Я весь ощетинился. Вот это уже ни к чему. Она хочет влезть мне в душу, а на душе у меня и без того горько, я никого туда не пущу. - Да нет, миссис Мосс, вы ошибаетесь, - пробормотал я. Миссис Мосс покачала головой и стала подниматься наверх. Я тяжело вздохнул. Ох, кажется, эта семья уже прибрала меня к рукам... Мы с Бесс сидели в кухне и ели курицу, но есть мне не хотелось. Бесс то и дело бросала на меня нежные взгляды. Наконец мы кончили ужинать и вернулись в гостиную. - Как я хочу замуж, - прошептала она. - У тебя вся жизнь впереди, - ответил я. Мне было тягостно и неловко. - А я сейчас хочу. Я хочу любить! Какая же она бесхитростная и простодушная, такой искренности я в жизни не встречал. - Угадай, что я сейчас сделаю? - спросила она. Потом подошла к столику, взяла расческу и снова вернулась ко мне. Я с удивлением посмотрел на расческу, потом на нее. - Не знаю. Зачем тебе расческа? Вместо ответа она улыбнулась, приблизилась ко мне вплотную и коснулась расческой моих волос. Я отдернул голову. - Что ты делаешь?! Она засмеялась и провела расческой по моим волосам. Я обалдело на нее вытаращился. - Не надо меня причесывать, я не растрепан. - Ну и что ж что не растрепан, - возразила она, продолжая расчесывать мои волосы. - Да зачем ты меня причесываешь-то? - Хочется. - Ничего не понимаю. Она снова засмеялась. Я хотел встать, но она схватила меня за руку и не пустила. - Какие у тебя красивые волосы, - сказала она. - Волосы как волосы, у всех негров такие, - сказал я. - Нет, красивые, - не сдавалась она. - Но зачем ты меня все-таки причесываешь? - снова спросил я. - Сам знаешь. - Ничего я не знаю. - Ты мне нравишься, - проворковала она. - И поэтому меня надо причесывать? - Все так делают. Ты что, смеешься надо мной? Да нет, ты знаешь этот обычай. Все его знают. Когда девушка причесывает парню волосы, это значит, он ей нравится. - Ты еще такая молодая. Зачем спешить, подожди. - Я тебе не нравлюсь? - Нравишься, - возразил я. - Мы с тобой подружимся. - Мне дружбы мало, - вздохнула она. Ее простодушие даже испугало меня. Все девушки, которых я знал раньше, с которыми учился в школе и работал в гостинице, были хитры и расчетливы. Мы помолчали. - А что это за книги у тебя в комнате? - наконец спросила она. - Ты заходила ко мне в комнату? - с легкой иронией спросил я. - Конечно, - не моргнув глазом подтвердила она. - И в твоем чемодане я тоже все посмотрела. Господи, ну что прикажешь с ней делать? Кто из нас двоих сумасшедший? Конечно, я без труда добьюсь от нее чего угодно, и это меня соблазняло. Ну добьюсь, думал я, а дальше что? Полюбить с первого взгляда я не способен, а она вон говорит о замужестве. Смогу ли я когда-нибудь рассказать ей о своих мечтах, надеждах? Поймет ли она когда-нибудь меня? Что будет связывать нас, кроме постели? Впрочем, ее такие вопросы не тревожили, я это знал. Нет, я ее не люблю и не хочу на ней жениться, думал я. И дом, который за пей дают, меня не соблазнял. И все-таки я продолжал сидеть с пей рядом, все больше поддаваясь соблазну овладеть ее молодым телом. А если будет ребенок? Она-то ничуть не боится забеременеть, я был в этом уверен. Может быть, даже хочет. Я вырос в доме, где никогда не выражали своих чувств открыто - разве что гнев или страх перед карой господней, - где каждый жил, намертво отгородившись друг от друга, в своем собственном темном мирке, и сейчас меня ослепил свет, который сиял в душе этого младенца, ибо она и была всего лишь младенец. Бесс прижалась ко мне и поцеловала. А, гори все адским пламенем, пронеслось у меня в голове, не думай, забудь обо всем, а если что случится, уедешь... Я целовал ее и гладил, она была такая теплая, нежная, податливая. Ее руки ласкали меня, обнимали. Господи, сколько же ей лет? - А мама? - прошептал я. - Она спит. - А если она увидит? - Ну и пусть. Нет, она решительно сошла с ума. Совершенно не зная меня, она готова сейчас, сию минуту стать моей женой. - Пойдем ко мне в комнату, - сказал я. - Нельзя, мама рассердится. Она согласна отдаться мне в своей собственной гостиной, но не хочет идти ко мне в комнату - безумие, чистейшее безумие. - Не бойся, мама спит, - сказала она. А ведь она, пожалуй, переспала со всеми ребятами, сколько их есть по соседству, подумал я. - Ты меня любишь? - шепотом спросила она. Я с изумлением смотрел на нее, постигая обнаженную простоту ее жизни. Да, вот это, значит, и есть ее жизнь - простая, открытая, как на ладони. А слова - что ж, она вкладывает в них совсем не тот смысл, что я, только и всего. Она сжала мою руку точно в тисках. Я глядел на нее и не верил, что все это происходит со мной наяву. - Я тебя люблю, - сказала она. - Не нужно так говорить, - вырвалось у меня, и я тут же пожалел о своих словах. - Но я тебя правда люблю. Нет, эта девушка мне не снится, слишком ясно я слышу ее голос. Она на удивление проста и наивна, но в ней ощущается сила жизни, какой я никогда ни у кого не встречал. А я все сомневаюсь, что Бесс действительно существует, какую же я, должно быть, вел страшную жизнь до сих пор! Передо мной встало каменное лицо тети Эдди, вспомнилась ее злобность, ее затаенность, настороженность, мучительные старания быть праведной и доброй. - Я буду тебе хорошей женой... Я высвободил руку и посмотрел на Бесс, не зная, что делать, расхохотаться или ударить ее? Жалко девушку, но придется ее огорчить. Я встал. Черт подери... Сумасшедшая девчонка... Я услышал, что она всхлипывает, и наклонился к ней. - Послушай, - прошептал я, - ты же совсем меня не знаешь. Давай приглядимся друг к другу, познакомимся. В глазах ее вспыхнуло недоумение, укор. Зачем приглядываться, зачем знакомиться, когда все так просто: понравился человек - полюбил, не понравился - разлюбил. - Ты просто считаешь, что я глупая, - сквозь слезы проговорила она. Я протянул к ней руку. Сейчас я расскажу ей о себе, о своем детстве, о своих мыслях, надеждах, сомнениях. Но она вдруг вскочила со стула, в ярости прошептала: "Я тебя ненавижу!" - и выбежала вон из гостиной. Я закурил сигарету и долго сидел один. Мог ли я когда-нибудь думать, что найдется человек, который примет меня так просто, так безоглядно и безоговорочно, ничуть не красуясь своей добротой? Скажу правду: как я ни противился, я все-таки привык мерить себя теми мерками, которые навязало мне мое окружение, да я и не представлял себе раньше, что окружение может быть иным. И вот теперь моя жизнь изменилась слишком уж резко. Встреться я с Бесс где-нибудь на плантации, я бы и не ждал от нее ничего другого. Но найти столько радостного ожидания, такую доверчивость и веру в людей на Бийл-стрит в Мемфисе? Мне хотелось пойти к Бесс, поговорить с ней, объяснить все, но что вразумительное мог я ей сказать? Когда я проснулся утром и вспомнил о наивных надеждах Бесс, я прямо-таки обрадовался, что купил вчера консервы. Мне было бы теперь трудно сидеть с ней за одним столом и глядеть ей в глаза. Я оделся, чтобы идти на улицу, потом сел прямо в пальто и шляпе на кровать и положил ноги на стул. Открыл банку и, затягиваясь время от времени сигаретой, стал доставать пальцами горошек с мясом и есть. Потом я незаметно выскользнул из дома и пошел на пристань, сел там на пригорке и, подставив лицо холодному ветру и солнцу, стал смотреть на пароходы, плывущие по Миссисипи. Сегодня я в первый раз пойду на свою новую работу. Деньги копить я умею, недаром я столько лет голодал. На душе у меня было легко. Никогда я еще не чувствовал себя таким свободным. Подошел какой-то парнишка-негр. - Здорово, - сказал он мне. - Здорово, - ответил я. - Чего делаешь? - Ничего. Жду вечера. Я в кафе работаю. - Подумаешь, велика радость, - скривился он. - А я напарника себе ищу. - Он старался казаться развязным и бывалым, но в его движениях и интонациях сквозила неуверенность. - Решил на Север податься, зайцем в товарных вагонах. - Зачем тебе напарник, одному зайцем легче, - сказал я. Он с натугой усмехнулся. - Ты из дому удрал? - спросил я. - Ага. Уже четыре года. - Чем занимался? - Ничем. Мне бы тут и насторожиться после его ответов, но я еще плохо знал жизнь, плохо знал людей. Мы поболтали с ним немного, потом начали спускаться по тропке к заросшему камышом берегу. Вдруг парнишка остановился и показал куда-то пальцем. - Что это, гляди! - Вроде бидон какой-то, - сказал я. Действительно, в камышах стоял огромный бидон. Мы подошли к нему и хотели поднять, но он оказался тяжелым. Я вытащил пробку, понюхал. - Виски, - сказал я. Парень тоже понюхал пробку, и глаза у него округлились. - А если продать, а? - предложил он. - Да ведь бидон-то чей-нибудь? - возразил я. - Слушай, давай продадим! - А вдруг нас сейчас кто-нибудь видит? Мы посмотрели вокруг, но никого поблизости не было. - Это контрабандное виски, - сказал я. - Ну и пусть контрабандное, а мы продадим, - настаивал он. - Не надо трогать бидон с места, - возразил я. - Вдруг полицейские увидят. - Мне как раз денежки нужны, - продолжал свое парень. - В дороге пригодятся. Решили, что лучше всего продать виски какому-нибудь белому, и пошли по улицам, высматривая покупателя. Увидели стоящий автомобиль и в нем какого-то мужчину, он нам приглянулся, и мы направились к нему. - Мистер, мы нашли в камышах большой бидон виски, - обратился к нему парнишка. - Не хотите купить? Белый прищурился и изучающе оглядел нас. - А виски хорошее? - спросил он. - Не знаю, - ответил я. - Посмотрите сами. - Вы меня не разыгрываете, а, черномазые? - подозрительно спросил он. - Идемте, я вам покажу, - сказал я. Мы привели белого к бидону; он вытащил пробку, понюхал, потом лизнул языком. - Матерь божия! - Он недоверчиво поглядел на нас. - И вы действительно нашли бидон здесь? - Ну конечно, сэр. - Если вы мне врете, черномазые, убью обоих, - шепотом пригрозил он. - Что вы, сэр, зачем мы станем врать, - ответил я. Парнишка глядел на нас и в замешательстве переминался. Интересно, почему он молчит, подумал я. В моем тупом, детском, наивном мозгу зашевелилась какая-то смутная мысль. Она никак не прояснялась, и я ее прогнал. - Ладно, ребята, несите бидон к машине, - приказал белый. Я струхнул, но парнишка с готовностью подскочил к бидону, и мы вдвоем потащили его по улицам, а белый шел за нами и покрикивал. Вот и машина; мы поставили бидон перед задним сиденьем на пол. - Держите, - сказал белый, протягивая парню бумажку в пять долларов. Машина отъехала, причем белый несколько раз тревожно оглянулся, видно, опасаясь подвоха. А может, мне так показалось. - Надо разменять, - сказал парень. - Давай, - согласился я. - Два с полтиной тебе, два с полтиной мне. Парень показал на ту сторону улицы. - Вон магазин, видишь? Сейчас я сбегаю разменяю. - Валяй, - согласился я в простоте душевной. Усевшись на пригорке, я стал ждать. Парень побежал по направлению к магазину, но я был так в нем уверен, что даже не стал смотреть ему вслед. Забавно, думал я, вот я и стал грабителем, сейчас получу два с половиной доллара, и всего лишь за то, что случайно нашел спрятанное ком-то виски. А вчера вечером девушка объяснялась мне в любви. Сколько событий за двое суток, что я удрал из дому! Я чуть не расхохотался. Да, стоит только вырваться на волю, и жизнь тут же подхватит тебя и завертит. Я повернул голову, ожидая увидеть перед собой парнишку, но он еще не вернулся. Прохлаждается голубчик, решил я, прогнав все другие предположения, которые начали было тесниться в моем мозгу. Подождав еще немного, я встал и быстро пошел к магазину. Заглянул в окно, но парня внутри не было. Я вошел в магазин и спросил хозяина, не заходил ли только что сюда парень моих лет. - Заходил какой-то негр, - подтвердил он. - Поглядел туда, поглядел сюда, потом юркнул во двор и был таков. Он у тебя что-нибудь взял? - Взял. - Эх ты, ищи теперь ветра в поле. Я шел по улице, освещенной негреющим солнцем, и твердил про себя: "Поделом тебе, дурень, поделом. Не ты виски там оставил, нечего было его и брать". И вдруг меня осенило: да ведь они действовали заодно! Тот самый белый из автомобиля и парнишка-негр увидели меня неподалеку от своего бидона и решили, что я их выследил и хочу ограбить. Вот они и заставили меня тащить свое контрабандное виски. Вчера вечером я чуть не обманул девушку. Сейчас меня самого обманули как последнего дурака. 12 Я бесцельно брел по улицам Мемфиса, глазея на высокие дома и толпы людей, ел, пакет за пакетом, жареную кукурузу. Время шло. И вдруг меня осенила мысль: а не попробовать ли наняться в оптическую мастерскую, в Джексоне мне не повезло, но, может, здесь все будет по-другому. Ведь Мемфис - не захудалый городишко, вроде Джексона, и вряд ли здесь станут придавать значение пустяковому происшествию на моей прежней работе. Я посмотрел в адресной книге, где находится оптическая мастерская, смело вошел в здание и поднялся на лифте, который обслуживал жирный, приземистый мулат с желтоватой кожей. Мастерская была на пятом этаже. Я открыл дверь. Увидев меня, белый, который там сидел, встал. - Сними шапку, - сказал он. - Слушаюсь, сэр, - я сорвал шапку с головы. - Что надо? - Я хотел узнать, не нужен ли вам посыльный. Я раньше работал в оптической мастерской в Джексоне. - Почему уехал? - Произошла маленькая неприятность, - честно признался я. - Украл что-нибудь? - Нет, сэр, - ответил я. - Просто один белый джентльмен не хотел, чтобы я изучал дело, и выгнал меня. - Садись. Я сел и рассказал от начала до конца, что произошло. - Я напишу мистеру Крейну, - сказал он. - Но здесь тебе тоже дело изучать не придется. Нам этого не надо. Я ответил, что понял и со всем согласен, и меня приняли, положив мне восемь долларов в неделю и пообещав прибавить доллар и потом еще один. Это было меньше, чем мне предлагали в кафе, но я согласился, потому что мне понравилась честная, открытая манера хозяина, да и вообще здесь было чисто, оживленно, обстановка деловая. Мне надлежало выполнять всякие поручения и мыть линзы после полировки. Каждый вечер я должен был относить на почту мешки с готовой продукцией. Работа была легкая, и я справлялся с ней шутя. В перерыв я бегал по поручениям, белых сослуживцев: приносил им завтраки, относил гладить костюмы, платил за свет, телефон и газ, передавал записки их подружкам-стенографисткам в соседнем здании. В первый день я заработал на чаевых полтора доллара. Деньги, что у меня остались, я положил в банк и решил жить только на чаевые. Я быстро овладевал искусством скрывать то напряжение, которое всегда испытывал в присутствии белых, к тому же жители Мемфиса выглядели более цивилизованными и, казалось, относились к черным не так неприязненно. В цехе на шестом этаже, где я проводил большую часть времени, работало человек десять-двенадцать белых - ярые куклуксклановцы, ни во что не вмешивающиеся евреи, страстные проповедники мистического богопознания и просто бедняки, которых не интересовало ничего, кроме зарплаты. И хотя я чувствовал исходящие от них презрение и ненависть, никто ни разу не оскорбил меня и не обругал. Здесь можно было размышлять об отношениях между