гда было о Лебе и Леопольде.
   - А-а!
   - Они убили мальчика, а потом хотели выманить у его родителей деньги...
   "...посылали им письма". Биггер  не  слушал.  Мир  живых  звуков  вдруг
провалился куда-то, а перед глазами у него развернулась обширная  картина,
заключавшая в себе так много, что он даже не мог охватить ее всю сразу. Он
лежал и  смотрел  перед  собой  не  мигая,  сердце  у  него  стучало,  рот
приоткрылся, дыхание стало таким тихим, что казалось, он вовсе  не  дышал.
"Ну, вспоминаешь, ой, ты совсем не слушаешь". Он ничего не  говорил.  "Как
же это так ты не слушаешь, когда я с тобой говорю?" Почему бы ему,  почему
бы ему тоже не послать Долтонам письмо с требованием денег?  "Биггер!"  Он
сел на постели, смотря перед собой в темноту. "Что  с  тобой,  миленький?"
Можно потребовать десять тысяч или даже двадцать.  "Биггер,  я  спрашиваю,
что с тобой такое?" Он не отвечал; напрягая все свои силы,  он  мучительно
старался вспомнить. Ага, вот! Леб и Леопольд  писали,  чтоб  отец  убитого
мальчика сел в поезд и в условленном месте на ходу выбросил деньги из окна
вагона. Он соскочил на пол и остановился у кровати. "Биггер!"  Пусть  они,
ну да, пусть они положат деньги в коробку из-под ботинок и  бросят  ее  из
автомобиля  где-нибудь  на  Южной  стороне.  Он   оглянулся   в   темноте,
почувствовал руку Бесси на  своем  локте.  Он  пришел  в  себя  и  глубоко
вздохнул.
   - Что с тобой, миленький? - спросила она.
   - А?
   - О чем ты думаешь?
   - Ни о чем.
   - Нет, скажи. Ты чем-то расстроен.
   - Ничего подобного.
   - Вот видишь, я тебе рассказала, о чем я думала, а  ты  мне  не  хочешь
рассказать. Это нечестно.
   - Просто я никак не мог вспомнить одну вещь. Вот и все.
   - Неправду ты говоришь, - сказала она.
   Он снова сел на кровать; в висках у него стучало  от  волнения.  Выйдет
или не выйдет? Именно этого ему не хватало,  это  явилось  бы  завершением
того, что он сделал. Но это  было  совсем  не  просто,  и  нужно  было  не
торопясь, хорошенько обдумать все заранее.
   - Миленький, скажи мне, где ты взял эти деньги?
   - Какие деньги? - спросил он с притворным удивлением.
   - Ох, Биггер, брось дурака валять. Ты чем-то расстроен. Что-то  у  тебя
есть на душе. Я ведь вижу.
   - Что же мне, выдумать, что ли, для твоего удовольствия?
   - Ладно, ладно, не хочешь - не надо.
   - Ох, Бесси...
   - Мог не приходить сегодня.
   - Я и то жалею.
   - Можешь больше вообще не приходить.
   - Значит, ты меня не любишь?
   - Я тебя люблю так же, как ты меня.
   - А это много или мало?
   - Ты сам знаешь.
   - Ну ладно, не будем ссориться, - сказал он.
   Он почувствовал, что кровать  слегка  прогнулась,  и  услышал  шуршание
натягиваемого одеяла. Он повернул голову и взглянул  ей  в  глаза,  смутно
белевшие в темноте. А что, если... да, что, если использовать ее? Он лег и
вытянулся на кровати рядом с ней; она не шевелилась. Он положил руку на ее
плечо и слегка прижал его, так, чтоб она поняла,  что  он  думает  о  ней.
Держа руку у нее на плече, он старался как можно  полнее  охватить  мыслью
всю ее жизнь, взвесить и понять эту жизнь, сопоставляя ее со своей.  Можно
ли довериться ей? Что можно ей рассказать и чего нельзя?  Захочет  ли  она
действовать с ним заодно, вслепую, веря ему на слово?
   - Вставай. Оденемся и пойдем чего-нибудь выпить, - сказала она.
   - Давай.
   - Ты сегодня какой-то не такой, как всегда.
   - Я думаю кой о чем.
   - А сказать не можешь?
   - Не знаю.
   - Ты мне не доверяешь?
   - Нет, почему?
   - Отчего ж не хочешь сказать?
   Он  не  ответил.  Последнюю  фразу  она  сказала  хороши  знакомым  ему
шепотком, так она говорила всегда, когда ей чего-нибудь очень хотелось.  И
от этого ему вдруг сразу открылась вся ее жизнь, все то, о чем  он  думал,
когда положил ей руку на плечо. Та ясность  видения,  которую  он  испытал
утром во время завтрака дома, глядя на Веру, Бэдди и мать, вновь вернулась
к нему; только на этот раз он смотрел на Бесси и  думал  о  том,  как  она
слепа. Он видел узкую  орбиту  ее  жизни:  от  этой  комнаты  и  до  кухни
очередной белой хозяйки - за эти пределы она не выходила. Она  работала  с
утра до ночи, делая тяжелую, нудную работу семь дней в  неделю,  только  в
воскресенье получая свободный вечер; и,  когда  приходил  этот  вечер,  ей
хотелось развлечений, шумных и крепких, чтобы поскорей отыграться  за  всю
свою жалкую жизнь. Этой жадностью к ощущениям она больше всего и нравилась
ему. Чаще всего она так уставала, что не могла даже  гулять;  ей  хотелось
только одного - напиться. Ей нужен был алкоголь, а ему нужна была  она.  И
он давал ей алкоголь, а она отдавала ему  себя.  Не  раз  жаловалась,  что
белые хозяева изводят ее работой; снова и снова повторяла она,  что  в  их
доме она живет только их жизнью, а не своей. Вот  потому-то  она  и  пьет,
объясняла она. Он знал, за что она  его  любит:  он  давал  ей  деньги  на
выпивку. Он знал, что, если он не будет давать, будет давать  другой;  она
уж позаботится об этом. Она тоже была слепая, Бесси. Что  же  ей  сказать?
Она могла бы пригодиться ему. Одно ему вдруг стало ясно: что бы он  ей  ни
сказал, нужно сказать так, чтобы она чувствовала себя  тоже  замешанной  в
это дело, чтобы ей казалось, будто она с самого начала знала все. А, черт!
Никак он не приучится поступать так, как это нужно. Нельзя было давать  ей
понять, что у него случилось что-то, чего она не должна знать.
   - Подожди, Бесс, я тебе  расскажу,  только  не  сейчас,  -  сказал  он,
пытаясь исправить ошибку.
   - Можешь не рассказывать, никто тебя за язык не тянет.
   - Ну вот, опять.
   - Ты мне очки не втирай, Биггер.
   - Я и не собираюсь.
   - Не маленькая, не проведешь.
   - Да будет тебе. Я знаю, что делаю.
   - Еще бы ты не знал.
   - Бесси! Ради господа бога!
   - Ладно, пошли. Мне хочется выпить.
   - Ну вот что, слушай...
   - Ничего не  хочу  слушать.  Очень  нужно.  Только  помни,  когда  тебе
понадобится друг, не вздумай приходить ко мне.
   - Вот мы сейчас выпьем по стакану-другому, тогда я тебе и расскажу все.
   - Как хочешь.
   Она уже стояла на пороге, ожидая его; он надел пальто и  кепку,  и  они
молча  спустились  по  лестнице.  На  улице  потеплело,  как  будто  опять
собирался снег. Небо было темное и нависшее.  Дул  ветер.  Шагая  рядом  с
Бесси, он чувствовал, как его ноги вязнут в мягком снегу. Улица, пустая  и
тихая, тянулась перед ним, белея в неверном свете длинной цепочки фонарей.
Уголком глаза он все время видел Бесси,  идущую  рядом,  и  казалось,  ему
передается мерное покачивание на ходу ее тела. Ему вдруг захотелось  снова
очутиться с ней на кровати, почувствовать теплоту и податливость ее  тела.
Но ее глаза смотрели строго и отчужденно; и от этого тело  ее  становилось
недоступно далеким. Он не думал выходить с ней куда-нибудь сегодня, но  ее
подозрения и расспросы заставили его согласиться. Шагая рядом  с  ней,  он
видел перед собой двух Бесси: одна  была  телом,  которым  он  только  что
обладал и хотел обладать снова;  другая  смотрела  из  глаз  Бесси  -  эта
задавала вопросы, барышничала и выгодно торговала первою Бесси. Он  жалел,
что не может сжать кулак,  размахнуться  и  ударить,  сшибить,  уничтожить
Бесси,  смотревшую  из  Бессиных  глаз,  так,  чтоб  осталась  только  та,
беспомощная и покорная. Он тогда бы взял ее и спрятал у себя на  груди,  в
сердце, глубоко внутри себя, чтоб она всегда была с ним, ест ли  он,  спит
ли, разговаривает ли с людьми; чтоб он чувствовал и  знал  наверняка,  что
она его и он может брать ее и держать, когда вздумается.
   - Куда мы?
   - Куда хочешь.
   - Пойдем в "Париж".
   - Ладно.
   Они свернули за угол, миновали несколько  домов  и  вошли  в  ресторан.
Играл граммофон-автомат. Они выбрали столик в глубине. Биггер заказал  два
стакана джина. Они сидели молча, смотрели друг на друга и ждали. Он видел,
как плечи у Бесси подрагивают в такт музыке. Захочет она  ему  помочь  или
нет? Ладно, он с ней поговорит; он так обернет  дело,  что  незачем  будет
рассказывать ей все. Он знал, что надо бы пригласить  ее  потанцевать,  но
волнение, владевшее им, было так велико, что ему было  не  до  танцев.  Он
сегодня был не таким, как всегда;  ему  не  нужно  было  танцевать,  петь,
дурачиться, чтобы заглушить память еще об одном дне, ушедшем  впустую.  Он
слишком был возбужден. Официантка принесла заказ,  и  Бесси  подняла  свой
стакан.
   - За твое здоровье, хоть ты и не хочешь говорить и вообще  ты  какой-то
чудной сегодня.
   - Не чудной, а просто я думаю.
   - А ты брось думать и пей, - сказала она.
   - Ладно.
   Они выпили.
   - Биггер!
   - А?
   - Я тебе не могу помочь в твоих делах?
   - Может быть!
   - Скажи чем, я помогу.
   - Ты мне веришь?
   - До сих пор верила.
   - Нет, а теперь?
   - И теперь тоже; только ты скажи, чему я должна верить?
   - А если я не могу сказать?
   - Значит, ты _мне_ не веришь.
   - Так нужно, Бесси.
   - А если б я тебе верила, сказал бы?
   - Может быть.
   - Оставь ты свое "может быть".
   - Слушай, Бесси, - сказал он. Ему самому не нравилось,  как  он  с  ней
говорит, но он не решался идти напрямик. - Я сегодня такой потому, что тут
дело серьезное.
   - А какое дело?
   - Если выгорит, это большие деньги.
   - Вот что, Биггер: ты или говори прямо, или совсем не говори.
   Они помолчали. Бесси допила свой стакан.
   - Можно идти, - сказала она.
   - Уже?
   - Да, мне спать хочется.
   - Ты что, злишься?
   - Может быть.
   Это не годилось. Как уговорить ее остаться? Что можно рассказать  ей  и
что нельзя? Удастся ли добиться ее доверия, если  рассказать  ей  не  все?
Вдруг  он  решил,  что  ее  холодность  сразу  пропадет,  если   дать   ей
почувствовать, что ему угрожает опасность.  Вот,  вот!  Нужно  внушить  ей
тревогу за него.
   - Мне, может быть, придется скоро уехать отсюда, - сказал он.
   - Полиция?
   - Может быть.
   - Что же ты будешь делать?
   - Вот об этом я и думаю.
   - Что это за деньги, Биггер, откуда?
   - Бесси, если мне надо будет уехать, ты мне поможешь? А я зато поделюсь
с тобой.
   - Возьми меня с собой, тогда и делиться не надо.
   Он промолчал. Мысль о том, чтобы взять Бесси, ни разу не приходила  ему
в голову. Женщина в побеге - тяжелая обуза. Он не раз читал про  беглецов,
которые попадались из-за женщин, и не хотел, чтоб и с ним случилось то же.
Но что, если - да, если сказать  ей  столько,  да,  ровно  столько,  чтобы
заручиться ее участием?
   - Ладно, - сказал он. - Я тебе так скажу: если ты мне поможешь, я  тебя
возьму.
   - Ты правду говоришь?
   - Ну да.
   - Значит, ты мне расскажешь?
   Да, состряпать историю не трудно. И  совсем  незачем  упоминать  Джана.
Надо рассказать все так, чтобы  в  случае,  если  когда-нибудь  ее  станут
спрашивать, она отвечала бы то, что нужно, сыграла бы ему на  руку  своими
ответами. Он взял свой стакан, допил, поставил  его  и  наклонился  к  ней
через стол, вертя в пальцах сигарету. Он заговорил, прерывисто дыша.
   - Ну слушай, вот в чем вся штука. Этот старик, у которого я работаю, он
очень богатый, миллионер, а у него есть дочка, и вот она сбежала  с  одним
красным.
   - Как, ушла из дому?
   - Что? А... ну да, ушла из дому.
   - С красным?
   - Да, знаешь - из этих, из коммунистов.
   - О! Как же это она так?
   - Да она вообще дурная какая-то. Никто еще не знает, что она уехала,  и
вот прошлой ночью я взял у нее в комнате деньги, поняла?
   - О-о!
   - А они не знают, где она.
   - Что же ты теперь хочешь делать?
   - Они не знают, где она, - повторил он.
   - Ну и что же?
   Он взял сигарету в зубы; она смотрела на него своими  черными  глазами,
широко раскрытыми от жадного любопытства. Ему  нравилось,  когда  она  так
смотрела. Ему даже жалко было говорить ей, потому  что  тогда  ей  уже  не
нужно будет догадываться. Ему хотелось  подольше  оттянуть  свой  рассказ,
чтобы удержать  на  ее  лице  выражение  полной  поглощенности.  Видя  это
выражение, он острее чувствовал,  что  живет,  и  вырастал  в  собственных
глазах.
   - У меня есть план.
   - Ах, Биггер, ну расскажи, какой?
   - Не говори так громко.
   - Ну рассказывай же!
   - Они не знают, где девушка.  Они  могут  подумать,  что  ее  похитили,
понятно? - Вое тело у него напряглось, и губы дрожали.
   - Ах, вот почему ты так заволновался, когда я тебе сказала про  Леба  и
Леопольда...
   - Что ты на это скажешь?
   - А вдруг они не подумают, что ее похитили?
   - Нужно _сделать_ так, чтоб подумали.
   Она посмотрела в свой  пустой  стакан.  Биггер  подозвал  официантку  и
заказал еще джину. Он сразу отпил почти полстакана и сказал:
   - Девушки нет, понятно? Они не знают, где она. Никто не знает.  Но  они
могут подумать, что кто-то знает, если им сказать об этом. Понятно?
   - Значит... Значит, мы можем сказать, что мы знаем. Да? Ты хочешь, чтоб
мы написали им...
   - ...и потребовали денег, вот именно, - сказал он. - И мы  их  получим.
Понимаешь, ведь никто другой не станет  брать  с  них  деньги,  вот  мы  и
возьмем.
   - А если она объявится?
   - Не объявится.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, и все.
   - Биггер, ты что-те знаешь про эту девушку. Ты знаешь, где они.
   - Не все ли тебе равно, где она. Важно, что она не объявится, а значит,
и беспокоиться нечего.
   - Биггер, это с ума надо сойти!
   - А! Ну тогда к черту! Больше не будем говорить об этом.
   - Да я не про то совсем.
   - А про что же?
   - Про то, что надо все делать очень осторожно.
   - Можно стребовать с них девять тысяч.
   - Но как мы их получим?
   - Скажем, чтоб они  положили  где-нибудь.  Они  будут  думать,  что  им
отдадут девушку...
   - Биггер, ты знаешь, где она, - сказала она тоном не то вопроса, не  то
утверждения.
   - Нет.
   - Про это напишут в газетах. Она объявится.
   - Не объявится.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю.
   Он увидел, как она пошевелила губами,  потом  заговорила  совсем  тихо,
наклонясь к нему.
   - Биггер, ты ей ничего не сделал, этой девушке?
   Он оцепенел от страха. Ему вдруг захотелось, чтобы у него в руках  было
что-нибудь крепкое и тяжелое: револьвер, нож, кирпич.
   - Скажи только это еще  раз,  я  тебе  так  дам,  что  ты  из-за  стола
вылетишь!
   - О-о!
   - Ладно. Хватит дурака валять.
   - Биггер, зачем ты это сделал?
   - Будешь помогать? Говори: да или нет?
   - Ой, Биггер...
   - А, боишься! А когда ты мне помогла стащить серебро  у  мисс  Херд  из
буфета, тогда ты не боялась? Когда ты впустила меня  к  миссис  Мэси  и  я
украл радиоприемник, тогда ты не боялась?
   - Я не знаю...
   - Ты хотела, чтоб я сказал тебе. Ну вот, я сказал. Женщины всегда  так.
Сначала пристанут, а чуть что, так в кусты.
   - Но ведь нас поймают.
   - Будем делать все с умом, так не поймают.
   - Но как же мы это все сделаем, Биггер?
   - А уж это я придумаю как.
   - Но я тоже хочу знать.
   - Ничего трудного тут нет.
   - Но как?
   - Я устрою так, что ты сможешь взять деньги и никто тебя не тронет.
   - За такие дела, знаешь, что бывает?!
   - Вот и тебе будет, если станешь трусить.
   - А как же я возьму деньги?
   - Мы им скажем, где их оставить.
   - А они дадут знать в полицию.
   - Не дадут, побоятся, что не получат дочку обратно. Они у нас в  руках,
понимаешь? А потом, я же буду знать. Я-то ведь все время  у  них  в  доме.
Если я увижу, что нам готовят ловушку, я тебя предупрежу.
   - И ты думаешь, у нас это выйдет?
   - Можно написать, чтоб  они  бросили  деньги  из  окна  автомобиля.  Ты
спрячешься  на  условленном  месте  и  будешь  смотреть,  не   следит   ли
кто-нибудь. Если кого-нибудь увидишь, не возьмешь деньги, вот  и  все.  Но
они хотят вернуть девушку, они не будут следить.
   Наступили долгое молчание.
   - Ох, Биггер, не знаю, - сказала она.
   - С деньгами можно поехать в Нью-Йорк, в Гарлем.  Нью-Йорк  -  вот  это
город. Выждем немножко, а потом поедем.
   - А вдруг они переметят деньги?
   - Не переметят. А если переметят, я дам тебе знать. Ведь я же  там,  на
месте.
   - А если мы вдруг убежим, они догадаются, что это мы. Нас будут  искать
всю жизнь, Биггер...
   - А мы не убежим сейчас же. Мы выждем.
   - Не знаю, Биггер.
   Он был доволен; он видел по ней, что стоит только подтолкнуть ее, и она
сдастся. Она боялась, и, пользуясь ее страхом, он мог сделать  с  ней  что
угодно. Он посмотрел на  часы:  было  уже  поздно.  Надо  было  вернуться,
посмотреть, как там котел.
   - Ну вот что, мне пора.
   Он расплатился, и они вышли на улицу.  Был  еще  один  способ  покрепче
привязать ее. Он вытащил деньги, отделил одну бумажку себе,  а  всю  пачку
протянул ей.
   - Возьми, - сказал он. - Купи себе, что хочешь,  а  остальные  побереги
для меня.
   - О!
   Она смотрела на деньги и не решалась.
   - Не хочешь?
   - Хочу, - сказала она и взяла пачку.
   - А будешь помогать мне, так и побольше получишь.
   Они остановились у ее дома; он внимательно посмотрел на нее.
   - Ну, - сказал он, - так как же?
   - Биггер, миленький. Я... я не знаю, - сказала она жалобно.
   - Ты сама хотела, чтоб я тебе рассказал.
   - Я боюсь.
   - Значит, ты мне не веришь?
   - Мы еще никогда такого не делали. Они весь  город  обыщут,  чтобы  нас
найти. Это совсем не то, что забраться  вечером  к  моим  хозяевам,  когда
никого дома нет, и стащить что-нибудь. Это не...
   - Как хочешь.
   - Я боюсь, Биггер.
   - А кто может на нас подумать?
   - Не знаю. Ты правда думаешь, что они не знают, где девушка?
   - Они не могут знать.
   - А ты знаешь?
   - Нет.
   - Она объявится.
   - Не объявится. А потом она вообще с заскоком. Они даже могут подумать,
что это она сама и написала, чтоб вытянуть у них деньги. Или они  подумают
на красных. На нас никогда не подумают. Они считают, что у нас  пороху  не
хватит на такое дело. Они всех негров считают трусами...
   - Ох, пс знаю...
   - Я тебя когда-нибудь подводил?
   - Нет, но мы ничего такого ни разу не делали.
   - Все равно, и теперь не подведу.
   - Когда ты хочешь это сделать?
   - А вот как они поднимут тревогу насчет девушки.
   - И ты думаешь, это у нас выйдет?
   - Я тебе уже сказал, что я думаю.
   - Нет, Биггер! Не пойду я на это. И ты...
   Он круто повернулся и пошел прочь.
   - Биггер!
   Она побежала за ним по снегу и вцепилась в рукав. Он остановился, но не
обернулся к ней. Она потянула его за пальто. Под тусклым  светом  уличного
фонаря они молча сошлись лицом к лицу. Вокруг них была ночь  и  снег;  они
были отрезаны от мира и знали только друг друга. Он  смотрел  на  нее  без
всякого выражения и  ждал.  Ее  взгляд,  испуганный  и  недоверчивый,  был
прикован к его лицу. Он стоял неподвижно, но вся его поза говорила о  том,
что он наготове и только ждет, оттолкнет она его  или  притянет.  Ее  губы
раздвинулись в слабой улыбке, она подняла руку и тихонько провела пальцами
по его щеке. Он знал, что в ней сейчас с  мукой  решается  вопрос  о  том,
насколько он дорог ей. Она схватила его руку и сжала.
   - Биггер, миленький... Не надо. Правда же, нам и без этого хорошо.
   Он выдернул руку.
   - Я пошел, - сказал он.
   - Когда мы теперь увидимся, миленький?
   - Не знаю.
   Он сделал несколько шагов, но она опять нагнала его и обхватила за шею.
   - Биггер, миленький...
   - Так как же, Бесси? Говори.
   Она жалобно смотрела на него своими круглыми черными  глазами.  Он  все
еще выжидал, протянет она ему руку или даст скатиться в  пропасть  одному.
Он наслаждался ее горем, через эту чужую растерянность и отчаяние  узнавая
цену себе. Вдруг у нее дрогнули губы, и она заплакала.
   - Так как же? - повторил он.
   - Если я пойду на это, так только ради тебя, - всхлипывая, сказала она.
   Он обнял ее за плечи.
   - Ну, ну, Бесси, - сказал он. - Не плачь.
   Она перестала всхлипывать и вытерла глаза; он пристально  посмотрел  на
нее. Справится, подумал он.
   - Мне надо идти, - сказал он.
   - Я сейчас домой не пойду.
   - А куда же ты пойдешь?
   Теперь, когда она стала его сообщницей, он вдруг стал бояться  за  нее.
Для его душевного спокойствия необходимо было  знать,  что  она  делает  и
почему.
   - Мне еще выпить хочется.
   Нет, все в порядке; она такая же, как всегда.
   - Ну, я загляну к тебе завтра вечером, идет?
   - Ладно, миленький. Только смотри, будь осторожен.
   - Слушай, Бесси,  ты  брось  трусить.  Положись  на  меня.  Что  бы  ни
случилось, им нас не поймать. Уж про тебя-то  наверняка  никто  ничего  не
узнает.
   - А если нас начнут искать, Биггер, где мы спрячемся? Ведь мы негры. Мы
не можем пойти, куда захочется.
   Он оглядел заснеженную, освещенную фонарями улицу.
   - Да мало ли мест, - сказал он. - Я всю Южную  сторону  знаю  как  свои
пять пальцев. Можно спрятаться в одном из тех старых  домов,  знаешь?  Вот
как прошлый раз. Туда никто не сунется.
   Он показал в конец улицы, где темнел большой нежилой черный дом.
   - Ох! - вздохнула она.
   - Ну я пошел, - сказал он.
   - До завтра, миленький.
   Он зашагал к трамваю; оглянувшись, он увидел, что она все еще стоит  на
том же месте, в снегу. Ничего, подумал он. Справится.
   Опять пошел снег; улицы были точно длинные тропинки, проложенные в чаще
и освещенные там и сям факелами,  высоко  поднятыми  невидимой  рукой.  Он
прождал минут десять, трамвая все не было. Он свернул за угол  и,  опустив
голову, зарыв руки в карманы, пешком пошел к Долтонам.
   Он шел уверенно. За этот день и вечер возникли новые страхи,  но  новые
чувства помогли эти страхи преодолеть. В ту  минуту,  когда,  наклонившись
над Мэри, он увидел, что она умерла, страшный образ  электрического  стула
вошел в его плоть и кровь. Но сегодня, за завтраком дома, когда он смотрел
на мать, сестру, брата и  видел,  как  они  слепы,  и  позднее,  когда  он
подслушивал разговор Пегги с миссис Долтон на кухне, в нем родилось  новое
чувство, чувство, которое почти совсем освободило его  от  страха  смерти.
Если быть осторожным и знать, чего хочешь, все можно сделать, думал он.  А
если можно взять жизнь в свои руки и распоряжаться ею по-своему,  если  от
себя самого зависит решение, когда и куда бежать, то и бояться нечего.
   Он чувствовал себя теперь хозяином своей судьбы.  Он  жил  интенсивнее,
чем когда-нибудь; все его внимание,  все  его  мысли  были  сосредоточены,
направлены к одной цели. Первый раз в жизни он двигался между двумя  четко
обозначенными полюсами: он уходил от смертельной угрозы, от жизни, похожей
на смерть, давшей ему это чувство стеснения и горячего удушья в  груди,  и
шел к ощущению той полноты,  которая  так  часто,  хоть  и  неопределенно,
манила его с экрана и с журнальных страниц.
   Стыд и страх и ненависть, обострившиеся в  нем  от  встречи  с  Мэри  и
Джаном и мистером Долтоном, от  роскоши  этого  большого  дома,  перестали
душить его и жечь. Разве он не совершил то, на что они никогда не  считали
его способным? Его черная кожа, его место на самом дне мира - все  это  он
теперь смел превозмочь благодаря вновь рожденной в нем силе. Сознание, что
он убил Мэри, стало для него тем, чем  раньше  служили  револьвер  и  нож.
Пусть потешаются над ним за то, что он черный и смешной: он может смотреть
им прямо в глаза и даже не чувствовать злобы. Исчезло постоянное  ощущение
невидимой стены, давящей со всех сторон.
   Выйдя на бульвар Дрексель и направляясь к дому Долтонов, он думал о том
беспокойстве, о том  неутолимом  голоде,  которые  вечно  снедали  его.  В
какой-то мере он уже сегодня вечером справился с этим; дальше  все  станет
еще легче. Ощущение свободы и покоя явилось в его теле  после  близости  с
Бесси. Добившись ее согласия помогать ему в деле с  письмом,  он  закрепил
свою власть над ней. Теперь она связана с ним узами более тесными, чем узы
брака. Теперь она - его; страх ареста и казни привяжет ее к нему на всю ее
жизнь; точно так же, как то, что он сделал вчера,  силой  всей  его  жизни
привязало его к его новому пути.
   Он вошел в ворота, прошел весь двор, спустился в котельную и через ярко
освещенные щели заглянул в топку. Он увидел красную груду тлеющих углей  и
услышал ровное  гудение  в  трубе.  Он  повернул  рычаг,  прислушиваясь  к
тарахтенью в желобе и глядя, как угли из красных  становятся  черными.  Он
повернул рычаг обратно, нагнулся и отворил дверцу зольника. Там было полно
золы. Завтра утром нужно будет выгрести ее всю лопатой  и  посмотреть,  не
осталось ли где несгоревших костей. Он  закрыл  дверцу  и,  обойдя  котел,
направился уже в свою комнату, как вдруг услышал голос Пегги:
   - Биггер!
   Он остановился, и, прежде чем успел ответить,  щекотная  горячая  волна
прошла по всему его телу. Пегги стояла  на  площадке  лестницы,  у  двери,
ведущей в кухню.
   - Да, мэм.
   Он подошел к лестнице и поднял голову.
   - Миссис Долтон хочет, чтоб вы поехали на вокзал за сундуком.
   - За сундуком?
   Он ждал, что Пегги ответит на его удивленный  вопрос.  Может  быть,  не
надо было спрашивать?
   - Да, с вокзала звонили и сказали, что никто за ним  не  пришел.  А  из
Детройта мистеру Долтону была телеграмма. Мэри там нет.
   - Да, мэм.
   Она сошла вниз и оглядела котельную, словно чего-то искала.  Он  застыл
на месте; если она увидит что-нибудь и станет спрашивать его  о  Мэри,  он
возьмет железную лопату и проломит ей голову, а потом  сядет  в  машину  и
помчит что есть силы.
   - Мистер  Долтон  беспокоится,  -  сказала  Пегги.  -  Понимаете,  Мэри
оставила в шкафу все новые платья, которые она  купила  нарочно  для  этой
поездки. А бедная миссис Долтон целый день бродит из угла  в  угол  и  все
звонит по ее знакомым.
   - Что же, никто так и не знает, где она? - спросил Биггер.
   - Никто. Она сама вам велела взять сундук, как он есть?
   - Да, мэм, - сказал  он,  чувствуя,  что  перед  ним  первое  серьезное
препятствие и нужно его брать. - Он был заперт и стоял в углу. Я его  снес
вниз и поставил вот здесь.
   - Пегги! - раздался голос миссис Долтон.
   - Я здесь, мэм, - ответила Пегги.
   Биггер посмотрел вверх и увидел миссис Долтон; одетая,  как  всегда,  в
белое, она стояла на площадке, доверчиво приподняв лицо.
   - Что, шофер вернулся уже?
   - Он здесь, миссис Долтон.
   - Пожалуйста, Биггер, поднимитесь на минуту в кухню, - сказала она.
   - Слушаю, мэм.
   Вслед  за  Пегги  он  вошел  в  кухню.  Миссис  Долтон  уронила  крепко
сплетенные руки, лицо ее было приподнято немного  больше  обычного,  белые
губы приоткрыты.
   - Пегги вам сказала насчет сундука?
   - Да, мэм. Я сейчас поеду.
   - В котором часу вы вчера ушли отсюда?
   - Около двух, мэм.
   - И она вам сказала, чтобы вы снесла сундук вниз?
   - Да, мэм.
   - И чтобы вы не ставили машину в гараж?
   - Да, мэм.
   - А утром, когда вы пришли, она, стояла там же, где вы ее оставили?
   - Да, мэм.
   Миссис Долтон повернула голову на звук отворявшейся  двери;  на  пороге
стоял мистер Долтон.
   - Хэлло, Биггер.
   - Добрый вечер, сэр.
   - Ну как дела?
   - Благодарю вас, сэр.
   - Тут недавно звонили с вокзала относительно сундука. Придется  вам  за
ним съездить.
   - Да, сэр. Я сейчас поеду, сэр.
   - Слушайте, Биггер. Что здесь было вчера вечером?
   - Ничего не было, сэр. Мисс Долтон велела мне снести  вниз  ее  сундук,
чтоб утром отвезти его на вокзал; я и снес.
   - А Джан тоже был с вами?
   - Да, сэр. Я привез их на машине, а  потом  мы  все  трое  поднялись  в
комнату мисс Долтон. Мы туда пошли за сундуком. Я его снес вниз и поставил
в котельной.
   - Он что, был пьяный, Джан?
   - Не знаю, сэр. Они оба пили...
   - А потом что было?
   - Ничего, сэр. Я поставил сундук в котельной и  ушел.  Мисс  Долтон  не
велела мне запирать машину в гараж.  Она  сказала,  мистер  Джан  сам  все
сделает.
   - О чем они разговаривали?
   Биггер опустил голову.
   - Не знаю, сэр.
   Он увидел, что миссис Долтон протянула вперед правую руку, и понял, что
она не хочет, чтоб мистер Долтон задавал ему такие прямые вопросы. Ей было
стыдно, и он это чувствовал.
   - Это  все,  Биггер,  спасибо!  -  сказала  миссис  Долтон.  Потом  она
повернулась к мистеру Долтону: - Как ты думаешь,  где  сейчас  может  быть
этот Джан?
   - Возможно, что он в Комитете защиты труда.
   - Нельзя ему позвонить туда?
   - Позвонить? - повторил мистер Долтон, стоя рядом с Биггером  и  упорно
глядя в пол. -  Позвонить  можно.  Но  мне  кажется,  лучше  подождать.  Я
все-таки уверен, что это очередная фантазия Мэри. Биггер, так вы поезжайте
за сундуком.
   - Да, сэр.
   Он сел в машину и по заснеженным улицам поехал к Петле. Он  чувствовал,
что своими ответами ему удалось направить их мысли на Джана. Если все  так
быстро пойдет, прядется завтра посылать письмо. Он вечером сходит к  Бесси
и условится обо всем. Да, он потребует десять тысяч. Бесси будет стоять  у
окна  в  заброшенном   доме,   близ   какого-нибудь   хорошо   освещенного
перекрестка, и в руках у  нее  будет  карманный  фонарь.  В  письме  будет
сказано, что мистер Долтон должен положить деньги в коробку из-под ботинок
и в таком-то месте бросить их в снег у  тротуара;  машина  должна  нестись
полным ходом, с мигающими фарами, а  деньги  нужно  бросить  только  после
того, как в окне старого дома три раза подряд мигнет  карманный  фонарь...
Да, так все и  будет.  По  мигающим  фарам  Бесси  узнает  машину  мистера
Долтона, а потом, когда машина проедет, она выйдет  и  возьмет  коробку  с
деньгами. Все очень просто.
   Он остановился у вокзала, предъявил квитанцию, получил сундук,  укрепил
его в багажнике и тронулся в обратный  путь  к  дому  Долтонов.  Когда  он
въехал во двор, снег валил так густо, что в  десяти  шагах  ничего  нельзя
было разглядеть. Он поставил машину в гараж, вынес  сундук,  запер  ворота
гаража, взвалил сундук на спину и понес его к входу в подвал.  Да,  сундук
весил немного,  он  был  наполовину  пустой.  Они,  наверно,  будут  опять
расспрашивать его об этом. Следующий раз придется  отвечать  подробнее,  и
нужно  отчетливо  запомнить  каждое  сказанное  слово,  чтобы   в   случае
надобности повторить его хоть тысячу раз. Можно, конечно,  бросить  сундук
тут, в снегу, сесть на трамвай, забрать у Бесси деньги и уехать из города.
Но зачем? Он справится с этим делом. Все идет так, как нужно. Пока никто о
нем не думает, а если возникнут подозрения, он это сейчас же будет  знать.
И очень хорошо, кстати, что он  отдал  деньги  Бесси.  Вдруг  у  него  тут
сделают обыск? Достаточно было бы им найти эти  деньги,  чтобы  подозрение
сразу пало на него. Он отпер дверь и внес сундук в дом; он  шел,  сгибаясь
под своей ношей, но глаза его были обращены на колеблющиеся багровые блики
на полу. Он слышал, как в топке ревет огонь. Он отнес сундук в  тот  самый
угол, где он  простоял  всю  прошлую  ночь.  Он  поставил  его  на  пол  и
остановился,  рассматривая  его.  Ему  вдруг  захотелось  открыть  его   и
заглянуть внутрь. Он наклонился и стал ковырять  замок,  но  вдруг  сильно
вздрогнул и рывком выпрямился.
   - Биггер!
   Без единого звука,  почти  без  мысли,  он  повернулся  кругом,  широко
раскрыв от страха глаза, выбросив вперед руку, как будто  для  того,  чтоб
отвести  удар.  И  тут  он  очутился  лицом  к  лицу  с  чем-то,  что  его
расстроенному воображению показалось целой армией белых.  Дыхание  у  него
пресеклось, он стоял и моргал глазами в красной полутьме, думая о том, что
не надо было проявлять такое беспокойство. Потом он увидел мистера Долтона
и еще какого-то белого человека, стоявших в  дальнем  конце  котельной;  в
багровых отсветах их лица были точно два круглых белых сигнала  опасности,
неподвижно повисшие в воздухе.
   - О-о! - сказал он тихо.
   Белый человек, стоявший рядом с мистером Долтоном,  искоса  разглядывал
его; он почувствовал, как к нему вновь возвращается знакомое ему теснящее,
жгучее, удушливое чувство страха. Белый  человек  включил  свет.  Все  его
движения  отмечены  были   бесстрастной   сдержанностью,   которая   сразу
подсказала Биггеру, что нужно быть настороже. Во  взгляде  этого  человека
Биггер читал свою характеристику, данную в сжатых, коротких словах.
   - Что это ты? - спросил белый человек.
   Биггер ничего не отвечал; он глотнул воздух, сделал над собой усилие  и
медленно вышел вперед. Белый человек смотрел на него в упор. Ужас  охватил
Биггера: он увидел, что белый человек пригнул голову, еще  сузил  глаза  и
глубоко зарыл руки в карманы; при этом полы его пиджака раздвинулись, и на
груди  показался  небольшой  металлический  значок.  В  мозгу  у   Биггера
зазвенело слово: "Полиция!" Он не мог отвести глаз от  блестящего  кусочка
металла. Вдруг белый человек сразу изменил позу и  выражение  лица,  вынул
руки из карманов и улыбнулся улыбкой, которой Биггер не поверил.
   - Я не из полиции, малый. Можешь не пугаться.
   Биггер стиснул зубы;  нужно  овладеть  собой.  Напрасно  он  дал  этому
человеку заметить, как он смотрел на его значок.
   - Да, сэр, - сказал он.
   - Биггер, это мистер Бриттен, - сказал мистер Долтон. -  Он  занимается
частными розысками и принадлежит к персоналу моей конторы...
   - Да, сэр, -  сказал  Биггер.  Сковывавшее  его  напряжение  постепенно
ослабевало.
   - Он вам задаст несколько вопросов. Не волнуйтесь и расскажите ему все,
что он хочет знать.
   - Да, сэр.
   - Прежде всего я должен взглянуть на этот сундук, - сказал Бриттен.
   Биггер отступил, давая им дорогу. Он мельком взглянул на котел. Огонь в
топке ярко пылал, слышалось  мерное  гудение.  Тогда  он  тоже  подошел  к
сундуку, скромно встал в сторонке, поодаль от  белых  людей,  наблюдая  за
ними скользящим, поверхностным взглядом. Он глубоко засунул руки в карманы
и так стоял, готовый немедленно реагировать на все, что бы  они  ни  стали
делать или говорить, и в то же время оставаясь далеким  и  чуждым  им.  Он
увидел, что Бриттен перевернул сундук набок,  нагнулся  над  ним  и  начал
возиться с замком. Вот теперь  надо  быть  начеку,  подумал  Биггер.  Один
пустяковый промах, и я испорчу все дело. Пот выступил у него на шее  и  на
лице. Бриттену не удалось отпереть замок, и он поднял глаза на Биггера.
   - Заперто. Ключ у тебя?
   - Нет, сэр.
   Биггер подумал - не ловушка ли это;  он  решил  для  верности  говорить
только тогда, когда к нему обращались.
   - Вы не будете возражать, если я его взломаю?
   - Нет, нет, пожалуйста, -  сказал  мистер  Долтон.  -  Биггер,  подайте
мистеру Бриттену топор.
   - Да, сэр, - машинально ответил Биггер.
   Он замер, только мысль торопливо работала. Сказать,  что  топора  здесь
нет,  вызваться  принести  его  и,  воспользовавшись   случаем,   убежать?
Подозревают они его или нет? Может быть, все это хитрость, чтобы сбить его
с толку и уличить? Он метнул на них быстрый  испытующий  взгляд;  но  они,
видимо, просто ждали топора и ни о чем больше не думали. Ладно, он рискнет
остаться, наплетет им что-нибудь и вывернется. Он пошел в  тот  угол,  где
топор лежал всегда, тот угол, откуда он  его  взял,  чтобы  отрубить  Мэри
голову. Он нагнулся и сделал вид, что шарит по полу. Потом он выпрямился.
   - Нет... А вчера он тут был, я... я его видел, - пробормотал он.
   - Ну ничего, - сказал Бриттен. - Я и так управлюсь.
   Биггер осторожно шагнул назад, выжидая, присматриваясь. Бриттен  поднял
ногу и метко стукнул по замку каблуком;  замок  отскочил.  Бриттен  поднял
крышку и заглянул внутрь. Сундук был наполовину пуст,  платья  измялись  и
сбились в кучу.
   - Вот видите, - сказал мистер Долтон. - Она не все вещи взяла.
   - Да. Собственно, для того, что тут лежит, ей даже не нужен был сундук,
- сказал Бриттен.
   - Биггер, когда она велела вам взять сундук, он был заперт?  -  спросил
мистер Долтон.
   - Да, сэр, - сказал Биггер и тут же подумал, так ли надо было отвечать.
   - А она была сильно пьяна, Биггер? Настолько, что  не  соображала,  что
делала?
   - Я не знаю, - сказал Биггер. - Они вошли  в  комнату  вместе.  Я  тоже
вошел с ними. Потом она велела мне взять сундук. Вот и все, что было.
   - Для этих вещей хватило бы и чемодана, - сказал Бриттен.
   В ушах у Биггера отдавался рев огня, красные тени плясали перед ним  на
стенах. Пускай догадаются, кто это сделал! Он стиснул зубы еще крепче,  до
боли.
   - Сядь, Биггер, - сказал Бриттен.
   Биггер посмотрел на него с притворным удивлением.
   - Сядь на сундук.
   - Мне сесть?
   - Да, сядь.
   Он сел.
   - Я хочу задать тебе несколько вопросов. Только ты не торопись и  думай
хорошенько.
   - Да, сэр.
   - В котором часу вы с мисс Долтон выехали отсюда вчера вечером?
   - Около половины девятого, сэр.
   Биггер понимал: вот оно, началось.  Этот  человек  пришел  сюда,  чтобы
дознаться до всего. Это был допрос. Теперь нужно точно рассчитывать каждый
ответ,  чтобы  как  можно  дальше  отводить  от  себя  подозрения.   Нужно
припоминать все обстоятельства с трудом, как бы не  понимая  их  значения.
Нужно говорить только о том, что спрашивают.
   - Вы поехали прямо в университет?
   Он опустил голову и не отвечал.
   - Ну, что же ты молчишь?
   - Простите, мистер, я... я ведь здесь на службе...
   - Что же из этого?
   Мистер Долтон подошел ближе и строго посмотрел ему в лицо:
   - Отвечайте на вопросы, Биггер.
   - Да, сэр.
   - Вы поехали прямо в университет? - повторил Бриттен.
   Он по-прежнему молчал.
   - Я тебя спрашиваю: да или нет?
   - Нет, сэр. Мы не в университет поехали.
   - А куда же?
   - Простите, сэр. Когда мы доехали до парка, она велела мне повернуть  и
ехать на Петлю.
   - Значит, она не была в  университете?  -  спросил  мистер  Долтон;  от
изумления он не закрыл рта.
   - Нет, сэр.
   - Почему вы мне этого раньше не сказали, Биггер?
   - Она не велела мне говорить.
   Наступило молчание. В топке гудело. Гигантские красные  тени  плыли  по
стенам.
   - Куда же вы поехали? - снова спросил Бриттен.
   - На Петлю, сэр.
   - А куда именно?
   - На Лейк-стрит, сэр.
   - Номер дома не помнишь?
   - Кажется, шестнадцать, сэр.
   - Лейк-стрит, шестнадцать?
   - Да, сэр.
   - Комитет защиты труда, - сказал мистер Долтон Бриттену. - Этот Джан  -
красный.
   - Сколько времени она там пробыла? - спросил Бриттен.
   - Так, с полчаса, сэр.
   - А потом что было?
   - Я ждал в машине...
   - И что же, она вышла, и вы сразу поехали домой?
   - Нет, сэр.
   - Она вышла...
   - _Они_ вышли...
   - Этот Джан, значит, тоже был с ней?
   - Да, сэр. Он был с ней. Должно быть, это она за ним туда  и  заходила.
Она мне ничего не сказала; просто зашла туда и побыла с полчаса,  а  потом
вышла, и он с ней.
   - Потом ты повернул...
   - _Он_ повернул, - сказал Биггер.
   - Как, разве не ты правил?
   - Простите, сэр. Он захотел править, и она сказала, чтоб я его пустил.
   Опять наступило молчание. Они хотели, чтоб он нарисовал им всю картину;
ладно, вот он и нарисует  ее  так,  как  ему  нужно.  Он  весь  дрожал  от
возбуждения. Прежде ведь все картины рисовали они ему, так? Ну а теперь он
может говорить все, что захочет, а им остается только слушать. Они  должны
будут поверить или ему, или Джану, а Джан - красный.
   - А ты где был это время, дожидался где-нибудь? - спросил Бриттен,  уже
не так отрывисто и строго, как раньше.
   - Нет, сэр. Я сидел в машине...
   - Куда же они поехали?
   Он хотел было рассказать им, как они посадили его между собой, но потом
раздумал; об этом он скажет потом,  когда  будет  говорить,  как  он  себя
чувствовал с Мэри и Джаном.
   - Ну, мистер Джан спросил меня, где можно хорошо покушать. Я сказал  им
про "Хижину" Эрни, на Южной стороне.  Белые  люди...  -  "Белые  люди"  он
выговорил медленно и раздельно, желая подчеркнуть,  что  хорошо  понимает,
что это значит. - ...только там и бывают.
   - И ты их отвез туда?
   - Мистер Джан сам правил, сэр.
   - Сколько они там пробыли?
   - Да пожалуй, мы там пробыли...
   - Разве ты не остался в машине?..
   - Простите, мистер, мне что говорили, то я и делал.  Я  ведь  здесь  на
службе...
   - Так, - сказал Бриттен. - Что же, он,  верно,  пригласил  тебя  поесть
вместе с ними?
   - Я не хотел, мистер. Честное слово, я не хотел. Он  так  приставал  ко
мне, что я ничего не мог поделать.
   Бриттен отошел от сундука, нервно ероша пальцами волосы. Потом он опять
повернулся к Биггеру:
   - Они там напились, а?
   - Да, сэр. Они пили вино.
   - А что он тебе говорил, этот Джан?
   - Он все про коммунистов рассказывал...
   - И много они выпили?
   - Как по мне, то немало, сэр.
   - А потом ты повез их домой?
   - Нет, сэр. Я еще катал их по парку.
   - А после парка - домой?
   - Да, сэр. Это уже было около двух.
   - Мисс Долтон была очень пьяна?
   - Ну... она едва держалась на ногах, сэр.  Ему  пришлось  нести  ее  по
лестнице, - сказал Биггер, опустив глаза.
   - Ничего, ничего, Биггер. Можешь  говорить  все,  как  было,  -  сказал
Бриттен. - Значит, она была очень пьяна.
   - Она была без памяти, - сказал Биггер.
   Бриттен взглянул на Долтона.
   - Она не могла сама уйти из дому,  -  сказал  Бриттен.  -  Если  миссис
Долтон не ошибается, значит, она не могла сама уйти. -  Бриттен  посмотрел
на Биггера, и Биггер почувствовал в его  взгляде  еще  один  невысказанный
вопрос.
   - Дальше что было?
   Сейчас он их угостит; пусть попробуют немножко.
   - Ну вот, я вам говорил, что мисс  Долтон  сказала  мне  снести  сундук
вниз. Только я это потому говорил, что она мне не велела рассказывать  про
то, куда мы ездили. А это мне мистер Джан сказал - снести  сундук  вниз  и
оставить машину у подъезда.
   - Он сказал тебе - снести сун