сказала я твердо. Он пожал плечами. Я была готова к сцене разоблачения, и поэтому его спокойный тон меня поражал. Льюис обернулся: -- Откуда вы узнали? -- Я думала. Думала всю ночь. -- Так вы, наверное, умираете от усталости. Хотите кофе? -- Нет. Я-то как раз жива, --простонала я. --Льюис... что вы теперь собираетесь делать? -- Да ничего. Произошло самоубийство, убийство с целью ограбления и автомобильная катастрофа. Вот и все. -- А я?! --взорвалась я. --Я что, должна жить под одной крышей с убийцей? Должна позволять вам убивать людей просто так, за здорово живешь, от нечего делать? -- За здорово живешь? Нет, Дороти, я убил лишь тех, кто сделал вам больно. Это не прихоть. -- Но кто вас просил? Вы что, мой телохранитель? Он наконец поставил свой чертов кофейник и со спокойным видом повернулся ко мне: -- Нет, --сказал он, --но я вас люблю. В этот момент я соскользнула со стула и впервые в жизни хлопнулась в обморок. Очнувшись на диване, я увидела искаженное лицо Льюиса. Он молча протянул мне бутылку виски. Не сводя с него глаз, Я сделала глоток, потом еще один. Сердце мое забилось спокойней. И я тут же пришла в бешенство: -- Ах вот оно что! Вы, оказывается, меня любите? Неужели? И поэтому вы убили беднягу Фрэнка? И несчастную Луэллу! Почему же вы в таком случае не прикончили Пола? Он же мой любовник! -- Потому что он вас любит. Но если он захочет вас бросить или предать, я убью и его. -- Боже мой, да вы просто псих. А раньше вы многих убивали? -- До встречи с вами-нет, --сказал он. --Никогда. Незачем было. Я никого не любил. Он вдруг разволновался и заходил по комнате, потирая подбородок. Это напоминало какой-то дурацкий сон. -- Видите ли, до шестнадцати лет никто не обращал на меня никакого внимания. А когда я вырос, все вдруг от меня чего-то захотели-мужчины, женщины, но с условием, что... ну... Застенчивость этого убийцы переходила все границы. Я оборвала его: -- Понимаю. -- Ничего и никогда просто так! Ничего и никогда даром! Ни одна живая душа до вас. И когда я лежал там, наверху, я все время мечтал, что вы когда-нибудь... Он покраснел. По-моему, я тоже. Прямо как в романах Делли и Д. X. Чейза. Я была совершенно разбита. -- Когда я понял, что вы взяли меня просто так, что вы добрая, я вас полюбил. Конечно, я знаю, вы считаете меня ребенком, вы предпочитаете Пола Бретта, и я вам совсем не нравлюсь. Но я могу хотя бы оберегать вас. Вот и все. Вот и все. Как это он говорит? Вот и все. Я попала в жуткий переплет. Сделать ничего нельзя, я погибла. В придорожной канаве я подобрала сумасшедшего, маньяка. Пол был прав, прав как всегда. -- Вы на меня не сердитесь? --спросил Льюис. Я даже не ответила. Не сержусь ли я на человека, убившего троих, чтобы доставить мне удовольствие? Даже само слово-"сердиться" Льюис произнес как провинившийся ученик. Я думала, вернее, только делала вид, что думаю: в голове моей было совершенно пусто. -- Льюис, теперь я вынуждена сдать вас полиции. Это мой долг. -- Как хотите, --ответил он спокойно. -- Следовало бы позвонить туда немедленно, -- тихо сказала я. Он поставил передо мной телефон, и мы тупо уставились на него, как будто впервые видели. Потом я потребовала: -- Расскажите, как все это произошло? -- Франка я позвал от вашего имени в мотель, а сам забрался в окно. Что касается Болтона, я быстро его раскусил и для виду согласился. Он тут же назначил мне свидание в своем любимом заведении. От радости он был сам не свой. Дал мне ключ от номера. Никто не заметил, как я прошел туда. А с Луэллой было еще легче: ночью я просто развинтил болты в ее машине. Вот и все. -- Спасибо, достаточно, --сказала я. --И что же мне теперь делать? Я, конечно, могла выгнать Льюиса из дома и постараться забыть всю эту историю. Но это все равно что выпустить хищника из клетки. Он будет следить за мной издалека и с методичностью автомата убивать окружающих меня людей. Можно потребовать, чтобы он уехал, но контракт подписан, и его непременно отыщут. Сдать его в полицию я не могла. Я туда вообще никого не смогла бы сдать. Тупик, полный тупик. -- Знаете, --сказал Льюис, --никто из них не мучился. Все произошло очень быстро. -- И на том спасибо, --съязвила я. --С вас бы сталось изрезать их перочинным ножиком. -- Вы прекрасно знаете, что нет, --сказал он с нежностью и взял меня за руку. От растерянности я ее не вырвала, только подумала, что тонкая, нежная рука, держащая мою ладонь, убила трех человек. Эта мысль меня почему-то больше не ужасала. Наконец я решительно высвободилась. -- И мальчишку вчера в баре вы тоже хотели убить, не так ли? -- Да. Но это было глупо. Я наглотался ЛСД и не соображал что делаю. -- Льюис, вы понимаете, что вы натворили? Я рассматривала его тонкое лицо, зеленые глаза, властный изгиб губ, черные волосы и пыталась найти хотя бы намек на раскаяние. Ничего подобного. И от садиста ничего не было. Только одна безграничная нежность. Льюис смотрел на меня, как на капризного ребенка, хныкающего по пустякам. Могу поклясться, в его глазах даже была жалость. Это меня добило: я зарыдала. Он обнял меня, стал гладить по голове; я не вырывалась. -- Чего уж теперь плакать, --прошептал он. Глава одиннадцатая Как и следовало ожидать, у меня жутко разболелась печень. Крупные неприятности всегда заканчиваются для меня приступом. На этот раз он продлился два дня, и слава Богу. Хоть это время я могла не думать ни о чем другом. Приступ прошел, и я решительно настроилась все уладить. Возможно, двое суток и не слишком большой срок для того, чтобы забыть о трех трупах, но пусть бросит в меня камень тот, у кого никогда не болела печень. Наконец я встала с постели, не желая знать ни о каких неприятностях, вот так. Об убийствах я думала не больше, чем о налоговых декларациях. К тому же бедняжка Льюис два дня не отходил от моей постели, возясь с компрессами, тазиками и лекарствами. От беспокойства он просто потерял голову, и я ни в чем не могла упрекнуть такую самоотверженную сиделку. Однако намерение серьезно поговорить с ним у меня осталось. Как только я смогла проглотить кусок мяса и выпить глоток виски, я позвала его в гостиную и поставила ультиматум: во-первых, ему категорически запрещается убивать кого бы то ни было без моего согласия (совершенно очевидно, что я никогда его не дам, но благоразумнее оставить ему надежду); во-вторых, он прекращает принимать ЛСД; в-третьих, он должен как можно скорее подыскать себе жилье. В выполнение третьего пункта я верила меньше всего. Но Льюис с серьезнейшим видом принял все условия. А вдруг он все-таки маньяк или садист? Надо попытаться выведать, каковы его впечатления от убийств. Честно говоря, он меня немного успокоил. Не слишком, конечно, но все же. Весь этот кошмар на него абсолютно не подействовал. Страшно ему не было-наверное, оттого, что он совсем не знал своих жертв. Но и удовольствия никакого. Уже кое-что. С другой стороны, угрызений совести у него тоже не было, его не мучил стыд, и души умерших явно не докучали ему по ночам своими стенаниями. Дважды заходил Пол, но я не могла показаться ему на глаза. Во время приступов вид у меня просто устрашающий. Встречать любовника с грязной головой, запавшими глазами и желтой кожей-верх неприличия. Зато присутствие Льюиса меня совершенно не смущало. И именно потому, что между нами ничего не было. В то памятное утро, когда он признался мне в любви, его абсолютная искренность меня поразила. По-моему, покройся я коростой, он все равно ничего не заметил бы. Приятно, хотя и обидно. Я пыталась объяснить это Полу, когда после моего выздоровления он меня упрекнул: -- Льюис за вами ухаживал, а мне было запрещено даже увидеться с вами. -- Я была сущим уродом, Вы бы после этого даже не взглянули в мою сторону. -- Знаете, Дороти, я долго не мог поверить, что между вами ничего нет, но теперь спокоен. Только с кем же он тогда спит? Я призналась, что сама ничего не знаю. Два или три раза он не приходил ночевать, и я считала, что он наслаждается в объятиях какой-нибудь из молодых актрис. Но, как выяснилось, в это время он приканчивал Болтона или еще кого-нибудь. Красотка Глория Наш, новая восходящая звезда нашего кинонебосклона, заметила его и даже прислала ему приглашение на вечеринку. При этом ей пришлось пригласить и меня. Я спросила Пола, пойдет ли он. Он кивнул. -- Я зайду за вами обоими. Надеюсь, на этот раз наш поход втроем окончится удачнее, чем прошлый. Я тоже надеялась. -- И все же меня удивляет, что эта потасовка так на вас подействовала. Ваши приступы, Дороти, известны всему Голливуду. Первый случился, когда Фрэнк уехал с Луэллой. Следующий-когда вы обозвали Джерри скрягой и он выбросил вас на улицу. В последний раз это произошло, когда ваша милая секретарша вывалилась из окна. Но сейчас не было ничего серьезного. -- Что поделаешь, Пол, я уже не девочка. Ничего серьезного... Господи, если бы он только знал! На секунду я представила себе его физиономию и расхохоталась. Минут пять я рыдала от смеха при этой мысли. Видимо, нервы у меня все-таки на пределе. Пол принял мужественный, стопроцентно американский вид и даже протянул мне носовой платок вытереть потекшую тушь. Наконец я успокоилась, пробормотала какую-то глупость и поцеловала его, чтобы он не успел заговорить. Мы сидели в моем кабинете, Кэнди вышла, и он нежно меня обнял. Мы договорились вечером заехать к нему, и я позвонила Льюису предупредить, чтобы он ужинал без меня. (На этой неделе у него не было съемок. ) Льюис пребывал в отличном настроении и возился с "роллсом". Я ему посоветовала вести себя хорошо и опять едва не расхохоталась. Он поклялся, что до завтрашнего вечера никуда не пойдет. У меня по-прежнему было ощущение нереальности происходящего. Тем не менее мы поужинали с Полом "У Романова", я встретила уйму знакомых-людей, которые ничего не знали о моем кошмаре. Думать об этом не хотелось. Только позднее, ночью, лежа рядом с обнимающим меня Полом, я вдруг ощутила жуткое одиночество и страх. Дороги Сеймур знала тайну, страшную тайну! Дороти, которая даже секреты хранить не умеет. С такими мыслями я и пролежала до утра. А в пяти километрах отсюда, в своей постельке, безмятежно спал мой любящий потрошитель. Ему наверняка снились цветы и птицы. Глава двенадцатая На вечеринку к Глории Наш мы основательно прифрантились. Я надела черное платье с блестками, купленное в Париже за сумасшедшие деньги. Оно изящно открывало спину-одно из моих главных достоинств. Льюис, в смокинге, с зачесанными черными волосами, был неотразим, как юный принц, упруг и изящен, как гепард. Пол был мне прекрасной парой-сорокалетний красивый мужчина с седеющими висками и ироничными глазами-воплощение элегантности и хорошего вкуса. Я подумала, что в "Ягуаре" мое сверкающее платье безнадежно помнется между их смокингами. Неожиданно Льюис поднял руку и торжественно произнес: -- У меня для вас новость, Дороти. Я вздрогнула. С недавних пор неожиданные новости, связанные с Льюисом, ассоциировались у меня с кладбищем. Но тут и Пол расхохотался с заговорщицким видом. -- Это настоящий сюрприз. Пойдемте посмотрим. Льюис вышел в сад и на что-то нажал. "Роллс" тихо зарычал, тронулся с места и подъехал ко мне. Льюис выскочил, обошел машину и почтительно открыл передо мной дверцу. Я была потрясена. -- По крайней мере хоть досюда он доехал, -- сказал Пол со смехом. --Не бойтесь. Дороги, садитесь. Шофер, мы едем к знаменитой Глории Наш, звезде Голливуда, Сансет-бульвар. Мы поехали. В зеркальце отражались по-детски счастливые глаза Льюиса. Он смотрел на меня и просиял в ответ на мою довольную улыбку. И опять все казалось сном. Я нащупала на дверце старую переговорную трубку и спросила: -- Шофер, как машина? В порядке? -- Я провозился с ней целую неделю. И не зря. Я взглянула на Пола, он улыбался. -- Льюис твердит мне об этом уже третий день. Иногда мне кажется, что ему лет двенадцать, не больше, --шепнул он мне. И продолжил, обращаясь к Льюису: -- Шофер, я советую вам поухаживать сегодня вечером за хозяйкой. Ваше безразличие может быть плохо истолковано. В ответ Льюис лишь пожал плечами. Я надеялась, что сегодня вечером со мной все будут отменно вежливы и моему шалуну не взбредет в голову кого-нибудь пристукнуть. Вот уже десять дней я только и делала, что описывала ему в розовых тонах окружающих меня людей, превозносила всех своих коллег, а грязные джунгли Голливуда преподносила цветущим раем, полным милых, невинных амуров. Стоило мне высказаться о ком-то с иронией, как я тут же вспоминала о больших услугах, якобы оказанных мне этим человеком года три назад. Одним словом, я потихоньку превращалась в полную идиотку. Если, конечно, это не произошло со мной раньше. Глория Нэш встретила нас у дверей своего 32-комнатного домика. Все уже было в полной боевой готовности: прожекторы в саду, подсвеченный бассейн, гигантские мангалы и вечерние туалеты. Глория Нэш-красивая холеная блондинка. Она, к сожалению, родилась на десять лет позже меня и не забывает мне об атом напоминать, правда в самой милой форме. Иногда она восхищенно восклицает: "И как вам только удается сохранить такой цвет лица, Дороти! Когда-нибудь потом вы непременно откроете мне свой секрет". Или смотрит на меня с нескрываемым восторгом, как будто нужно обладать особыми способностями, чтобы в сорок пять лет держаться на ногах. На этот раз она выбрала второй вариант. Ее изумленные глаза, казалось, увидели не меня, а по крайней мере Нефертити, неожиданно заглянувшую к ней на вечеринку. Она тотчас же увела меня поправлять прическу, хотя в этом не было никакой необходимости. Это здесь один из дурацких ритуалов. У всех женщин просто мания-каждые десять минут уходить причесываться или пудриться. На самом деле Глория сгорала от любопытства и забросала меня вопросами о Льюисе. Я не отвечала. Она в конце концов разозлилась, подпустила пару шпилек, на которые я не отреагировала, и в отчаянии перешла в атаку. -- Вы, конечно, знаете, Дороти, как я к вам привязана. Когда я еще была совсем маленькой, я впервые увидела вас в этом фильме... как его... ну, не важно. Короче говоря, мне необходимо вас предупредить. О Льюисе ходят разные слухи. -- Что вы сказали? У меня внутри все перевернулось. Видимо, я изменилась в лице, потому что она улыбнулась: -- Как вы переживаете! Это естественно: он безумно соблазнителен. -- Между нами ничего нет, --ответила я. --А что за слухи? -- Ну, люди говорят... вы ведь знаете, что здесь за народец. Говорят, что Пол, вы и Льюис... -- Что? Пол, и я, и он? -- Вы все время втроем, ну и поневоле... Я все поняла и перевела дух. -- Господи! Всего-то, -- сказала я весело, как будто речь шла о детских забавах (хотя в сравнении с кошмарной правдой мысль о любви втроем именно так и выглядит). --Только это... Это не страшно. Совершенно сбив Глорию с толку, я пошла в сад, посмотреть, не успел ли Льюис зарезать кого-нибудь, кому не понравились блестки на моем платье. К счастью, нет. Он прилежно беседовал с одной из голливудских сплетниц. Я с облегчением подумала, что вечер удался. Пообщалась с кучей бывших воздыхателей, все они наперебой за мной ухаживали и расхваливали мое платье и цвет лица. Я решила, что хороший приступ печени-вероятно, идеальное средство для омоложения. Надо сказать, я всегда остаюсь в дружеских отношениях с моими прежними любовниками. При виде меня они принимаются сожалеть о прошлом, шепчут: "Ах, Дороти, если бы вы захотели... "-и предаются воспоминаниям, которые я не всегда могу разделить. Увы! Годы не те, память не та. Пол наблюдал за мной издалека, радуясь моему веселью, пару раз я встретилась взглядом с Льюисом, которого Глория, похоже, взяла в оборот. Но я не думала о нем. Мне хотелось развлекаться, в последнее время я достаточно поволновалась из-за него. Как это чудесно: шампанское, аромат калифорнийской ночи, добродушный смех бравых голливудских красавцев, которые, к счастью, убивают только на экране. Где-то через час ко мне подошел Пол. Я веселилась вовсю и была уже немного пьяна. Король вестернов Рой Дардридж жаловался мне, что четыре или пять лет назад я разбила его жизнь. Захлестнутый потоком чувств и выпитого мартини, Рой смерил Пола воинственным взглядом. На того это не произвело ни малейшего впечатления. Он взял меня под руку и отвел в сторону: -- Вам весело? -- Очень. А вам? -- Когда я слышу ваш смех, тоже. Какой он милый, этот Пол! Нужно срочно выйти за него замуж, можно прямо завтра. Ведь он так об этом мечтает. Но у меня железное правило- не принимать никаких серьезных решений на подобных вечеринках. Поэтому я сдержалась и не осчастливила Пола немедленно. Я ограничилась тем, что увела его в тень магнолии и нежно поцеловала в щеку. -- Как наш малыш? Пол рассмеялся: -- Глория смотрит на него, как собака на кость, и не отпускает от себя ни на шаг. Похоже, карьера ему обеспечена. "Если только он не решит убить метрдотеля", -- добавила я про себя и решила пойти его поискать. Но не успела: около бассейна истошно закричали. Я поняла, что романисты не врут: мои волосы, несмотря на слой лака, просто встали дыбом. -- Что это? --проговорила я слабеющим голосом. Но Пол уже бежал к толпе, собравшейся у бассейна. Я закрыла глаза, и когда снова открыла, рядом со мной стоял совершенно спокойный Льюис. -- Рена Купер умерла, -- сказал он просто. Рена Купер-это та сплетница, с которой Льюис беседовал час назад. Я с ужасом смотрела на него. Рена, конечно, не сама добродетель, но и не худший представитель нашего голливудского сброда. -- Вы же обещали мне, --сказала я. --Обещали. -- Что обещал? --удивился он. -- Обещали никого не убивать без моего разрешения. Так вы держите свое слово? Мне стыдно за вас, Льюис, вы чудовище. -- Но я не убивал, --возразил он. -- Расскажите это кому-нибудь другому, --сказала я с горечью, --конечно, если хотите. --И махнула рукой. Вернулся Пол. Вид у него был мрачноватый. Он взял меня за руку и спросил, как я себя чувствую. Льюис не двигался и смотрел на нас с легкой улыбкой. Мне хотелось его ударить. -- У бедной Рены был сердечный приступ. Десятый в этом году. Доктор ничего не смог сделать: она слишком много пила, хотя он ее предупреждал. Льюис развел руками и улыбнулся с видом оскорбленной невинности. Я облегченно вздохнула, но тотчас подумала, что с этих пор за любым извещением о смерти мне будет мерещиться Льюис. Конец вечеринки был скомкан. Бедняжку Рену увезли, гости быстро разошлись. Настроение было- хуже некуда, и мы с Льюисом вернулись домой. Он заботливо протянул мне таблетку алка-зельцера и посоветовал пойти спать. Я послушалась. Трудно поверить-я чувствовала себя виноватой! Вообще-то мораль зависит от точки зрения, и определить свою мне, очевидно, не удастся до самой смерти. Смерти наверняка от сердечного приступа. Глава тринадцатая Потом наступил восхитительный период покоя. Три недели прошли без единой неприятности. Льюис работал, мы с Полом тоже, по вечерам мы часто оставались дома втроем. Установилась прекрасная погода, и на выходные мы поехали на побережье, в заброшенное бунгало, которое Полу одолжил кто-то из друзей. Оно прилепилось к скале метрах в восьми над морем, и, чтобы искупаться, приходилось долго спускаться по узкой тропинке. В тот день море было неспокойное, и мы с Льюисом лениво сидели на террасе, изредка поглядывая на купающегося Пола. Как все хорошо сохранившиеся мужчины его возраста, он изображал из себя спортсмена, и это его едва не погубило. Он плавал красивым кролем метрах в тридцати от берега, когда у него вдруг свело ногу. В это время мы с Льюисом, завернувшись в халаты, уплетали тосты. Я услышала слабый крик Пола, увидела его поднятую руку и накрывшую его огромную волну. Я вскочила и побежала к дорожке, но Льюис уже скинул халат и, рискуя разбиться о скалу, прыгнул в воду прямо с террасы. Он доплыл до Пола и вытащил его на берег. Это заняло не больше двух минут. Пол наглотался воды, и я принялась неумело колотить его по спине. Потом подняла глаза и увидела перед собой совершенно голого Льюиса. Одному Богу известно, сколько голых мужчин я перевидала на своем веку, но тут я почувствовала, что краснею. Льюис перехватил мой взгляд, отскочил и понесся к дому. "Старина, -- говорил Пол позднее, уже согревшись и выпив грогу, --а вы не из трусливых. Вот это прыжок... Если б не вы, я бы сейчас здесь не сидел". Льюис что-то пробурчал. Я подумала о том, что этот мальчик не только губит людей, но и спасает. В этой роли он нравился мне больше. Я, не удержавшись, поцеловала Льюиса в щеку. Может быть, мне в конце концов удастся сделать из него хорошего мальчика. Конечно, поздновато, если вспомнить о бедных Франке, Луэлле и прочих, но надежда все-таки есть. Позднее, когда, воспользовавшись отсутствием Пола, я поздравила Льюиса с его героическим поступком, мой оптимизм несколько ослабел. -- Знаете, --сказал он холодно, --жив Пол или нет, --мне абсолютно все равно. Это меня потрясло. -- Но тогда почему вы ради него рисковали своей жизнью? -- Потому что он вам нравится, и его гибель могла бы вас огорчить. -- Если я правильно поняла, не будь Пол моим любовником, вы бы и пальцем не пошевелили? -- Совершенно верно, --ответил он. Да, ничего не скажешь-у него довольно странное представление о любви. Такого необычного, во всяком случае, я еще никогда не вызывала у людей. -- Но вы не испытываете никакой... ну, симпатии, привязанности к Полу? Вы ведь с ним знакомы уже три месяца. -- Я люблю только вас, --сказал он серьезно, -- остальные меня не интересуют. -- Понятно, --продолжала я. --Но вы считаете, что это нормально? Молодой человек вашего возраста, который так нравится женщинам, время от времени нуждается в... ну... не знаю... в... -- Вы хотите, чтобы я занялся Глорией Наш? -- Ею или кем-нибудь еще. Даже с точки зрения здоровья... Как мне кажется, молодому человеку полезно... Я запнулась. Что это на меня нашло? Кто меня просит разыгрывать из себя врача-сексолога? Льюис строго посмотрел на меня: -- Я думаю, люди уделяют этому слишком много внимания, Дороти. -- Тем не менее это одна из приятнейших сторон жизни, -- слабо протестовала я, думая, что сама посвятила подобным занятиям три четверти своего времени и мыслей. -- Не для меня, --отрезал Льюис. Он посмотрел как бы сквозь меня и опять стал похож на слепое дикое животное. Я испугалась и быстро замяла разговор. В остальном эти выходные прошли замечательно. Мы загорели, отдохнули и вернулись в Лос-Анджелес в чудесном настроении. Ох, как оно мне пригодилось! Подходили к концу съемки вестерна с участием Льюиса, и режиссер Билл Маклей устраивал по этому поводу банкет. Столики стояли среди декораций ковбойской деревушки, по которой Льюис бродил все лето. Я пришла туда слитком рано, где-то около шести, и обнаружила Билла за фасадом фальшивого салуна. Он был в мрачном настроении, уставший и, как всегда, грубый. Ассистенты готовили площадку для съемок последней сцены, а он угрюмо сидел на столе в полном одиночестве. Последнее время Билл стал много пить, и ему поручали только второразрядные фильмы. От этого он бесился еще больше. Он заметил меня, и пришлось подняться по пыльной лестнице к нему в салун. Он расхохотался: -- Ну что, Дороти? Пришли посмотреть на своего дружка? Сегодня у него большая сцена. А вы молодец-мальчик хорош и недорого вам обойдется. Он был мертвецки пьян, а я не самая терпеливая женщина на свете, как это может показаться. Поэтому я любезно обозвала его сукиным сыном. Он пробормотал, что, не будь я бабой, он был меня в порошок стер. Я его похвалила за сообразительность: перед ним именно баба. Женщина, точнее. -- Во всяком случае, хочу вам сообщить о моей помолвке с Полом Бреттом, --сказала я сухо. -- Знаю, знаю. Все говорят, что вы этим занимаетесь втроем. Он довольно захохотал, и я уже была готова запустить чем-нибудь ему в физиономию, но тут в дверном проеме появилась чья-то тень. Это был Льюис. Я тотчас превратилась в саму вежливость. -- Билл, дорогой, извините. Вы же знаете, как я вас люблю. У меня просто нервы не в порядке. Несмотря на свое состояние, он слегка удивился, но тут же ответил: -- Все ваша ирландская кровь. Она может далеко завести. Ну, для вас-то, старина, это, конечно, не новость. Он хлопнул Льюиса по плечу и вышел. У меня вырвался нервный смешок. -- Милый старый Билл... Он не Бог весть как воспитан, но сердце золотое... Льюис молчал. Он был в ковбойском костюме, с платком на шее, небритый и задумчивый. -- К тому же, -- добавила я, -- он настоящий друг. Что за сцену вы снимаете? -- Убийство, --сказал Льюис спокойно. --Я убиваю одного типа, который изнасиловал мою сестру. Похоже, ему пришлось потрудиться. Мы медленно направились к съемочной площадке. Потом Льюис ушел, чтобы подготовиться. Я оглянулась вокруг. Ассистенты Билла все тщательно подготовили, но он все равно выкрикивал оскорбления. Все понимали, что он просто не владеет собой. Голливуд и алкоголь его добили. К столикам с коктейлями уже подходили самые нетерпеливые. Добрая сотня людей столпилась возле камеры, толкалась среди декораций. Я в том числе. -- Майлз, крупный план, --прорычал Билл. --Где он? Льюис спокойно подошел. В руке у него был винчестер. Он казался рассеянным, как всегда, когда ему надоедали. Билл нагнулся и, посмотрев в камеру, начал ругаться: -- Плохо, очень плохо. Льюис, вскиньте винтовку, цельтесь в меня. Черт побери, что у вас за идиотский вид? Мне нужна ярость, понимаете, ярость... Сделайте что-нибудь с лицом: вы же убиваете подонка, который трахнул вашу сестру... Так, так, уже лучше... Очень хорошо... Теперь стреляйте... ну... Я не видела Льюиса, он стоял ко мне спиной. Раздался выстрел, Билл схватился за живот, хлынула кровь, и он упал. На мгновение все замерли, потом бросились врассыпную. Льюис с обалдевшим видом разглядывал ружье. Я повернулась к пахнущей плесенью стенке декорации, и меня вырвало. Полицейский был отменно вежлив и логичен. Очевидно, что кто-то заменил холостые патроны на боевые, очевидно, этот кто-то был одним из многочисленных врагов Билла Маклея, и также очевидно, что этот кто-то-не Льюис, едва его знавший и казавшийся достаточно благоразумным, чтобы не совершать убийства на глазах у сотни людей. Льюиса даже принялись жалеть, а его молчание и угрюмый вид приписали нервному шоку. В самом деле, кому приятно стать орудием преступления. Мы вышли из полицейского участка около десяти часов, с несколькими другими свидетелями, и кто-то предложил пойти выпить, тем более что нам это не удалось на банкете у Билла. Я отказалась, Льюис тоже. На обратном пути мы не произнесли ни слова. Я была совершенно без сил, у меня не осталось даже гнева. "Я все слышал", -- просто сказал Льюис, когда мы подошли к двери. Я ничего не ответила. Только пожала плечами, приняла три таблетки снотворного и мгновенно заснула. Глава четырнадцатая Лейтенант полиции с тоскующим видом сидел у меня в гостиной. Красивый мужчина, ничего не скажешь, --серые глаза, полные губы, только немного худощав. -- Вы же понимаете, это простая формальность, -- говорил он. --Но вы действительно ничего больше не знаете об этом парне? -- Ничего. -- И он живет здесь уже три месяца? -- Ну да! Я говорила как бы извиняясь: -- Вы, должно быть, считаете, что я не очень любопытна? Он поднял свои черные брови, и лицо его приняло выражение, которое я часто замечала у Пола: -- Это еще мягко сказано. -- Видите ли, --возразила я. --Мне кажется, все и так слишком много знают друг о друге, это довольно утомительно. Известно, кто с кем живет, на какие деньги, кто с кем спит, кто что думает о себе... ну... и многое другое. Немного тайны, для разнообразия, а? Вам это не кажется заманчивым? Ему явно так не казалось. -- Это зависит от точки зрения, --сказал он холодно, --и вряд ли устроит следствие. Естественно, я не считаю, что он умышленно убил Маклея. Насколько я понимаю, он-единственный, к кому Маклей относился нормально. Но тем не менее стрелял именно он. И для его карьеры будет лучше, если на суде я представлю его как пострадавшего. -- Расспросите его сами, --сказала я. --Я знаю, что он родился в Вермонте. И больше, пожалуй, ничего. Разбудить его? А может, хотите еще кофе? Это было на следующий день после убийства. Лейтенант Пирсон поднял меня с постели в восемь часов. Льюис еще спал. -- Благодарю вас, с удовольствием, -- сказал он. -- Мадам Сеймур, извините, но мне придется задать вам нескромный вопрос. В каких вы отношениях с Льюисом Майлзом? -- Ни в каких, --ответила я. --Между нами нет ничего такого, что вы, вероятно, имеете в виду. Для меня он еще совсем ребенок. Пирсон посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся. -- Уже очень давно я не испытывал желания поверить женщине. Я льстиво засмеялась. На самом деле было просто стыдно не помочь этому бедняге, этому несчастному стражу порядка, копающемуся в такой ужасной, запутанной истории. С другой стороны, говорила я себе, будь он толстым, лысым и грубым, мои гражданские чувства сразу же весьма бы ослабели. К тому же я засыпала на ходу-давало о себе знать вчерашнее снотворное. -- Перед парнем открывается прекрасная карьера, -- сказал Пирсон. -- Он замечательный актер. Я застыла с кофейником в руках. -- А вы откуда знаете? -- Мы вчера посмотрели отснятую пленку. Согласитесь, очень удобно для полиции-заснятое убийство. Не надо проводить следственный эксперимент. Мы разговаривали через открытую в кухню дверь. Я глупо засмеялась и облила пальцы кипятком. Он продолжал: -- Лицо Льюиса там крупным планом. Надо сказать, оно наводит дрожь. -- Думаю, Льюис будет великим актером, -- ответила я. --Это общее мнение. Я схватила бутылку виски, стоявшую на холодильнике, и хлебнула прямо из горлышка. На глазах выступили слезы, но зато утихла дрожь в руках. Я вернулась в гостиную и как ни в чем не бывало подала кофе. -- Как вам кажется, у Майлза не было никаких причин убивать Маклея? -- Ни малейших, --сказала я твердо. Итак, я стала соучастницей. И не только в собственных глазах, но и с точки зрения закона. Все тюрьмы штата были готовы распахнуть передо мной двери. Что ж, тем лучше, сяду в тюрьму и наконец-то успокоюсь. Внезапно я подумала, что Льюис может во всем признаться. Тогда я оказываюсь не только соучастницей преступлений, но и их подстрекательницей, а это пахнет электрическим стулом. От ужаса я закрыла глаза: все, решительно все было против меня. -- К сожалению, мы тоже так думаем, --услышала я голос Пирсона. --Извините, я хотел сказать-к сожалению для полиции. Этот Маклей, кажется, был большой скотиной, и кто угодно мог войти в реквизиторскую и заменить патроны. Там нет даже охраны. Это, видимо, безнадежное дело. А я сейчас так измотан. Он начал жаловаться, но это меня не удивило. Все известные мне мужчины-будь то полицейские, почтальоны или писатели-обязательно рассказывают мне о своих неприятностях. Такой уж у меня дар. И даже налоговьй инспектор описывает мне свои ссоры с женой. -- Который час? --спросил сонный голос, и на лестнице появился Льюис в халате, протирая глаза. Он, видимо, прекрасно выспался, и это меня разозлило. Он может убивать людей, сколько ему угодно, но пусть тогда не храпит в своей постельке, а сам встречает полицейских, пришедших ни свет ни заря. Я его сухо представила. На его лице не возникло ни тени испуга. Он пожал руку Пирсона, слегка улыбнувшись, попросил разрешения налить кофе, и мне даже показалось, что он спросонья собирается спросить, не сержусь ли я за вчерашнее. Только этого бы еще не хватало. Я сама налила ему кофе, он уселся рядом с Пирсоном, и допрос начался. Я узнала, что этот обаятельный преступник родился в очень хорошей семье, прекрасно учился, приводя в восторг всех преподавателей. И только тяга к бродяжничеству и переменам помешала ему сделать блестящую карьеру. Я слушала все это с открытым ртом. Оказывается, этот мальчик был достойнейшим гражданином до того, как попал в лапы к Дороти Сеймур, роковой женщине номер один, четырежды толкнувшей его на преступление. И это я, за всю жизнь не убившая даже мухи без содрогания, именно я во всем виновата! Льюис спокойно объяснил, что он, как обычно, взял винчестер на столе в реквизиторской, и ему даже в голову не пришло его проверить, потому что вот уже восемь недель подряд все палили из него почем зря без всяких неприятностей. -- А что вы думаете о Маклее? --вдруг спросил Пирсон. -- Пьяница, --ответил Льюис, --горький пьяница. -- Какие чувства вы испытали, когда он упал? -- Никаких, --холодно ответил Льюис. --Я удивился. -- А сейчас? -- И сейчас никаких. -- И мысль о том, что вы убили человека, не мешает вам спать? Льюис поднял голову и в упор посмотрел на Пирсона. Я почувствовала, как у меня на лбу выступил пот. Льюис развел руками. -- Я об этом даже не думаю, --ответил он. Я знала, что он сказал чистую правду, и, к моему изумлению, именно этот ответ убедил Пирсона в его невиновности лучше всего остального. Он встал, вздохнул и закрыл свой блокнот. -- Все, что вы мне рассказали, было проверено сегодня ночью, мистер Майлз. Мне очень жаль, что я вас побеспокоил, но таков порядок. Мадам, я вам бесконечно признателен. Я проводила его до машины. Он пробормотал что-то вроде предложения выпить как-нибудь вместе по коктейлю, я поспешно согласилась. Когда он отъезжал, я обольстительно ему улыбнулась, во все тридцать два зуба. Потом вернулась домой. Меня била дрожь. Льюис, очень довольный собой, маленькими глоточками пил кофе. Тут меня прорвало. Я схватила подушку и швырнула ему в голову, потом бросила подвернувшуюся под руку чашку. Я кидала не прицеливаясь, ну и, конечно, попала чашкой ему в лоб. У него хлынула кровь, и я снова зарыдала. Уже второй раз за этот месяц и за последние десять лет. Я упала на диван. Льюис положил голову на мои руки, по пальцам потекла теплая кровь. Я спросила себя-почему той ночью, на пустынном шоссе, полгода назад, когда я держала в руках эту же голову и пыталась остановить эту кровь, --почему у меня не возникло никакого предчувствия? Надо было оставить его там и убежать или просто прикончить. Рыдая, я отвела Льюиса в ванную, промыла рану спиртом и налепила пластырь. Льюис ничего не говорил и выглядел очень смущенным. -- Вы испугались, --сказал он удивленно. --Это же глупо. -- Глупо... --сказала я с горечью. --Со мной под одной крышей живет тип, отправивший к праотцам пятерых человек... -- Четверых, --скромно поправил он. -- Четверых... да какая разница... потом приходит полицейский, будит меня в восемь утра. И вам кажется глупым то, что я испугалась? Ну, дальше просто ехать некуда. -- Нет никакого повода для беспокойства, --сказал он весело. --Вы же сами видели. -- И потом, Льюис... Вы, оказывается, были образцовым ребенком? Прекрасный студент, отличный работник, как великолепно. А я на кого похожа? На Мату Хари? Он рассмеялся: -- Я же говорил вам, Дороти. Пока я вас не знал, у меня никого не было, я был совсем один. Теперь, когда появилось что-то мое, я его защищаю. Все очень просто. -- У вас не появилось своего, --выпалила я. --Я- не ваша вещь и, насколько мне известно, не ваша любовница. И вы прекрасно знаете, что, если нас не посадят, я собираюсь в ближайшее время выйти замуж за Пола Бретта. Он резко встал и повернулся ко мне спиной. -- Вы думаете, --произнес он каким-то далеким, глухим голосом, --что, когда вы выйдете замуж за Пола, я не смогу больше жить у вас? -- Не думаю, что это входит в планы Пола, -- начала я. --Он вас очень любит, конечно, но... Я запнулась. Он обернулся и посмотрел на меня с этим своим ужасным выражением, которое я теперь так хорошо знала. Взгляд слепца. Я пронзительно закричала: -- Нет, Льюис, только не это. Если вы дотронетесь до Пола, вы меня больше не увидите. Никогда. Я вас возненавижу, между нами все будет кончено. Кончено навсегда. "Что кончено? "-спрашивала я себя. Он провел рукой по лбу и очнулся. Он медленно поднялся по лестнице, словно получив удар ниже пояса. Я вышла из комнаты. Солнце радостно заливало мой старый садик, "роллс", снова играющий роль статуи, холмы вдалеке, весь этот мир, который когда-то был таким мирным и веселым. Я еще немного поплакала о своей разбитой жизни и, всхлипывая, вернулась в дом. Нужно было переодеться. Если подумать, этот лейтенант Пирсон-очень симпатичный мужчина. Глава пятнадцатая Два дня прошли в каком-то кошмаре. Я поедала аспирин и впервые в жизни попробовала транквилизатор. Он подействовал на меня ужасно, доведя до полного отупения. Я стала подумывать о самоубийстве как о лучшем средстве от всех несчастий, и тут разразилась гроза. Точнее, тайфун по имени Анна (и что за мания такая-давать стихийным бедствиям женские имена? ). Он достиг наших берегов. Я проснулась на рассвете от того, что дрожала кровать и за окнами шумела вода. Я ощутила какое-то горькое облегчение. Итак, конец света, все смешалось; Макбет поджидает меня у дверей. Я подошла к окну и увидела, что улица превратилась в реку, по которой плывут пустые машины. Потом обошла весь дом и в другое окно заметила "роллс", качающийся на волнах, как рыбацкая лодка. Примерно в полуметре над водой возвышалась полузатопленная веранда. Я снова поздравила себя с тем, что уделяла не слишком много внимания своему садику: от него наверняка ничего не осталось. Я спустилась вниз. Льюис стоял у окна, очень довольный. Он поспешил налить мне кофе. В глазах у него было умоляющее выражение, появившееся после убийства Маклея: взгляд ребенка, который хочет, чтобы ему простили гадкую шалость. Я тотчас же приняла неприступный вид. -- Сегодня невозможно идти на студию, --сказал он весело. --Ни одна дорога не действует. И телефон тоже. -- Прелестно, --заметила я. -- К счастью, я вчера у Тоджи купил два бифштекса и кексы, как вы любите, с фруктами. -- Спасибо, --произнесла я с достоинством. Но я тоже была довольна. Можно не ходить на работу, сидеть в халате и есть восхитительные пирожные от Тоджи... Что ж, это не так плохо. К тому же я сейчас читала захватывающую книгу про роскошную жизнь аристократов и могла отвлечься от убийств и прочих неприятностей. -- Пол, наверное, разозлился, --сказал Льюис. -- Он ведь хотел на выходные съездить с вами в Лас-Вегас. -- Ну, это от нас никуда не уйдет, --ответила я. -- К тому же я хочу дочитать книгу. А вы что будете делать? -- Поиграю на гитаре, приготовлю вам поесть, потом можем что-нибудь выпить. Он сиял от радости. Я на весь день принадлежала только ему. По этому поводу он, должно быть, ликовал с самого утра. Я не смогла удержаться от улыбки. -- Ну что ж, играйте на гитаре, пока я читаю. Радио и телевизор все равно не работают. Кстати, забыла сказать, что Льюис иногда брал гитару и наигрывал какие-то странные, грустные мелодии. По-моему, он сочинял их сам. Я забыла, потому что вообще не очень увлекаюсь музыкой. Он взял гитару и провел рукой по струнам. На улице бушевала буря