Алле, Элси? (Поражен.) Неужели она повесила трубку? Или получился отбой? (Он вешает трубку и подходит к бару.) (Уэсли все еще играет на пианино. Харри танцует. Джо закрутил механизм большой механической игрушки и теперь наблюдает за ее движениями.) (Возвращается Ник.) Ник: (смотрит на игрушку) Надо же. Механизм, что надо. Джо: Сколько я выиграл? Ник: Откуда ты знаешь, что ты выиграл? Джо: Не будь кретином. Он же сказал Драгоценный выиграет на десять корпусов, так? Он же влюблен, так? Ник: Окей. Я не знаю как, но Драгоценный выиграл. Восемьдесять к десяти. Как тебе это удалось? Джо: (рев) Вера. Вера. А на сколько он выиграл? Ник: Опередил всех на голову. Да ты погляди на него в программке. Самая медленная, самая дешевая, самая паршивая кляча в забеге, и самый слабый жокей впридачу. Ну почему мне так не везет? Джо: Сколько ты проиграл? Ник: Пятьдесят центов. Джо: Тебе вообще нельзя играть. Ник: Почему это? Джо: Ты вечно ставишь пятьдесят центов. У тебя веры не больше, чем у блохи, вот почему. Харри: (орет) А как тебе это, Ник? (Весь приходит в движение.) Ник: (поворачивается и смотрит) Неплохо. Оставайся. Будешь напитки подавать. (Обращаясь к Уэсли) Эй, Уэсли. Ты сегодня вечером сможешь еще поиграть? Уэсли: (оборачивается, но играть не прекращает) Не знаю, право, мистер Ник. Что-нибудь сыграю. Ник: Хорошо. Ты тоже оставайся. (Заходит за стойку.) (Теперь в баре воцаряется теплая, естественная атмосфера, эдакая американская безмятежность. Все люди доверчивы и добры, каждый занят тем, что ему по душе и что он хочет делать. Чувствуется глубокая американская наивность и доверие к поведению каждого. Никто ни с кем не соперничает. Никто никого не ненавидит. Каждый живет и не вмешивается в жизнь другого. Каждый по своему следует своей судьбе. Или по своему теряет свои иллюзии, или по своему страется не думать об этом. Несмотря на то, что все предельно серьезны, в сцене безошибочно чувствуются юмор, улыбка, единство души и тела, словно люди спасаются здесь от житейских стрессов, волнений, страхов и достигают более подходящего им состояния раскованности и благодушия. Каждый начинает чувствовать себя удобнее в собственной шкуре: Уэсли играет лучше, чем когда-либо. Харри скачет изящнее, чем когда-либо. Ник за стойкой надраивает стаканы. Джо улыбается, глядя на игрушку. Дадли, все еще озабоченный, и то, успокаивается и излучает меланхоличную устойчивость. Уилли счастлив у игрального автомата. Араб с головой ушел в воспоминания, а ему только того и надо.) (И в эту атмосферу и сцену врывается Блик.) (Блик - это тип, которого можно возненавидеть с первого взгляда. Физически он ничем не отличается от любого из присутствующих. У него обыкновенное лицо. У него нет особых недостатков, а между тем, сходу ясно, что к нему невозможно, даже с самой большой натяжкой и желанием, относиться как к нормальному человеку. Это сильный человек, но без настоящей силы - сильный лишь среди слабых - слабак, злоупотребляющий данной ему властью по отношению к слабейшим.) (Входит Блик раскованно, как обыкновенный посетитель, но Харри моментально теряет свой энтузиазм.) Блик: (слащаво, с издевательским дружелюбием) Салют, Ник. Ник: (прекращает полировать стаканы и облокачивается на стойку) А тебе чего здесь понадобилось? Для такой вшивой забегаловки, ты черезчур важная персона. Блик (польщен) Да ладно, Ник. Ник: Важные персоны ко мне не жалуют. На вот. Выпей. (Достает бутылку виски.) Блик: Спасибо, не пью. Ник (выпивает сам) Да ну, почему? Блик: Должность такая. Ник: Ты - начальник вшивой Охраны Нравов. А здесь у всех нравы в порядке. Блик: (резко) Шлюхи цепляют тут своих клиентов. Ник: (зло) Чего тебе надо? Блик: (громко) Просто хочу, чтобы ты знал: пора это прекратить. (Музыка останавливается. Механическая игрушка тоже. Стоит абсолютная тишина. Теперь в атмосфере чувствуется странная тревога и дисгармония. Харри не знает, куда девать руки-ноги. Руки Уэсли опускаются по швам. Джо тихонько отодвигает игрушку на конец стола и с интересом следит за происходящим. Уилли перестает играть в шары, поворачивается и ждет. Дадли резко-резко выпрямляется, как бы желая сказать: "Ничто меня не испугает. Любовь превыше всего." Араб сидит, как сидел, но он тоже наблюдает за происходящим. Ник домонстрирует высокомерное презрение. Следует момент тишины и напряженности, словно Блик ждет, чтобы все зафиксировали его присутствие. Реакция Харри, Дадли, Уэсли и Уилли ему льстит, но презрение и недружелюбие Ника его слегка раздражают.) Ник: Не пялься на меня. Я не могу отличить шлюху от леди. Ты женат? Блик: Вопросы здесь задаю я. Ник: (перебивает его) Тебе ведь небось уже сорок-пять стукнуло. Пора бы знать. Блик: (зло) Шлюхи цепляют тут своих клиентов. Ник: (срывается на крик) Слушай, ты, не нарывайтся на неприятности. Люди приходят сюда, выпить и расслабиться. И мне все равно, кто они. Блик: А мне не все равно. Ник: Чтобы убедиться, что женщина - шлюха, надо походить с ней по улицам, а потом лечь с ней в постель. Ты же не станешь этим заниматься? Хотя тебе, наверняка, охота. Блик: Вякни еще хоть слово - и я твое логово прикрою. Ник: (очень просто, без злобы) Слушай, ты и тебе подобные мне здесь не нужны. У тебя руки чешутся превратить этот мир из плохого в поганый. Вот как ты сам. Блик: (после яростной, презрительной паузы) Я вечером еще раз загляну. (Направляется к выходу.) Ник: (очень зло, но очень спокойно) Сделай себе большое одолжение - не приходи вечером. Лучше пришли кого-нибудь. А от тебя меня просто воротит. Блик: (просто, но с презрением) Не нарушай законов. И кстати, меня от тебя тоже. (Он оглядывается по сторонам и уходит.) (Минуту стоит тишина. Потом Уилли поворачивается, кидает в автомат очередной пятицентовик и начинает новую игру. Уэсли поворачивается к пианино и довольно неуверенно начинает играть. Сейчас он далеко не так расположен играть, как до прихода Блика. Харри расхаживает взад и вперед, не в состоянии танцевать. Дадли вновь начинает грустить за столиком. Ник начинает свистеть, но внезапно останавливается. Джо заводит игрушку.) Джо: (иронизируя) Ник. Ты хочешь убить его? Ник: Тошно мне. Джо: Да? Почему? Ник: Чего я злюсь из-за такого, как он? Зачем мне его ненавидеть? Он же ничто. Никто. Он - крыса. Но каждый раз, когда он заявляется сюда, я бешусь. Пить он не желает. Просто посидеть тоже не желает. Расслабиться - и то не желает. Ты мне одно объясни? Джо: Постараюсь. Ник: Какого черта эта козявка рыпается вылезти из своей скорлупы и изменить мир? Джо: (поражен) А он что, тоже хочет изменить мир? Ник: (с досадой) Ты же знаешь, о чем я. Зачем он придирается к людям? Урод какой-то. Джо: (почти про себя, размышляя о том, что Блик, оказывается, тоже хочет изменить мир) Наверное, хочет доказать миру, что он не урод. Ник: А я вот прихожу на работу и ненавижу его. Джо: Не его, Ник. А вообще все. Ник: Да я знаю. Но все равно, уж он мне здесь точно не нужен. Паршивый он человек. Понимаешь, о чем я? Он вредит маленьким людям. (Сбит с толку) Одну девчонку он чуть до самоубийства не довел. (В бешенстве) Я ему башку проломлю, если он вздумает кого-нибудь здесь обидеть. Это моя дыра. (Как бы вспомнив еще что-то.) Или, если вздумает унизить кого-нибудь. Джо: В глубине души, может он и не такая сволочь. Ник: Знаю я его. И он дрянь. (Во время этого разговора, Уэсли вновь разыгрывается, игрушка снова начинает вертеться и, мало-по-малу, Харри опять принимается танцевать. Ник выходит из-за стойки и совсем как ребенок, позабыв про недавнюю злость, любуется игрушкой. Он начинает улыбаться всем и всему: поворачивается и слушает игру Уэсли, наблюдает за Харри, дружески кивает Арабу, качает головой, бросив взгляд на Дадли и делает неопределенный ласковый жест, взглянув на Уилли. Точно, это его дыра.) (Да, это славная, неприметная американская забегаловка, где люди могут расчитывать на то, что их оставят в покое.) Ник: Бар у меня - что надо. Ничего лишнего. Эй. Комик. Оставайся - вечером тоже потанцуешь. По-моему, у тебя нормально получается. Уэсли? Вечером тоже это сыграй. Прекрасная музыка! Харри: Спасибо, Ник. Боже мой, наконец-то мне повезло. (Кидается к телефону.) Алле, мам? Мам, это ты? Я, Харри. Мам, я работу нашел. (Он вешает трубку, расхаживает по бару и улыбается.) (Входит Мэри Л.) Джо: (приподнося игрушку к Нику и Мэри Л.) Ник - это игрушка. Безделушка, выдуманная хитрым человеком, чтобы разгонять детскую скуку, грусть или злость. Благородный механизм. Пожалуй, в данный момент я не cмогу назвать тебе механизм поблагороднее. (Все собираются вокруг столика Джо, чтобы посмотреть на игрушку. Игрушка останавливается. Джо заводит музыкальную шкатулку. Потом берет в руки свисток: свистит в него и мы слышим очень странный, смешной и грустный звук.) Джо: Прелестно. Трагично, но прилестно. (Уэсли подбирает на пианино мелодию музыкальной шкатулки. Мэри Л. выбирает себе столик и садится.) Ник: Джо. Эта девчонка, Китти. Зачем она обозвала меня дантистом? Ведь я зла никому не сделаю, тем более зубу. (Ник подходит к столику Мэри Л. Харри имитирует движения игрушки. Танцует. Пианино звучит все громче и во время этого соло, свет на сцене медленно гаснет.) Второй Акт Час спустя. На сцене те же персонажи, что и в конце первого акта. Джо сидит за своим столом, тихо тасует колоду карт, одновременно изучает лицо женщины за соседним столиком и поглядывает на инициалы на ее сумочке, словно это символы давно ушедшего величия мира. Женщина, со своей стороны, время от времени, как бы невзначай, поглядывает на Джо. Вернее не поглядывает, а скорее, ощущает его присутствие и это прододжается уже около часа. Пиво слегка ударило ей в голову, ну, а Джо, как обычно, пьян, но сдержан, собран. Остальные на сцене сидят за столиками, пианино, стойкой и т.д. Джо: Мадж...Лобовиц? Мэри: Что-что? Джо: Имя. Мейбел Лепескью? Мэри: Чье имя? Джо: Инициалы М.Л. На вашей сумочке. Мэри: Нет. Джо: (после долгой паузы, глубоко задумавшись над тайной ее имени, вертит в руках карту и изучает красивое женское лицо.) Марджи Лонгуорти? Мэри: (все это время она очень естественна и откровенна, без малейшего намека на юмор: они оба пьяны, но держатся торжественно) Нет. Джо: (его голос звучит слегка выше, как бы от подступающего волнения) Мидж Лори? (Мэри качает головой). А мои инициалы: Д. Т. Мэри: (Пауза.) Джон? Джо: Нет. (Пауза.) Марта Ланкастер? Мэри: Нет. (Небольшая пауза.) Джозеф? Джо: Ну, не совсем. Это мое имя, но все зовут меня Джо. А вот фамилия потруднее. Я вам немножко помогу. Я ирландец. (Пауза) Неужели просто Мэри? Мэри: Да. Я тоже ирландка. По крайней мере, со стороны отца. А по матери - англичанка. Джо: А я ирландец с обеих сторон. Мэри - это одно из моих любимых имен. Наверное поэтому я не сразу догадался. Однажды в Мексико-Сити я познакомился с девушкой по имени Мэри. Она была американкой из Филадельфии. Там она вышла замуж. Я хочу сказать, в Мексико-Сити. Причем при мне. Мы были влюблены друг в друга. По крайней мере я был влюблен. А влюблены ли они в вас - этого никогда наверняка не знаешь. Они были обручены, понимаете, и ее мать была при ней, поэтому она все-таки вышла за него замуж. Уже лет шесть или семь прошло. Сейчас у нее наверное трое или четверо детей. Мэри: Вы все еще влюблены в нее? Джо: Ну, нет. Если честно, я не вполне уверен. Наверное да. Я даже не знал, что она обручена, я узнал за пару дней до свадьбы. Я думал, я на ней женюсь. Я все представлял, какие у нас будут дети. Третий был моим любимчиком. Первые два были замечательные. Красивые и обаятельные, и умные, но этот третий был не похож ни на кого. Тихий, и такой...придурковатый. Мне он ужасно нравился. Когда она сказала мне, что выходит замуж, я не жалел о первых двух, я жалел только об этом третьем. Мэри: (после непродолжительной паузы) Чем вы занимаетесь? Джо: Занимаюсь? Если честно, ничем. Мэри: Вы всегда так много пьете? Джо: (тоном ученого) Не всегда. Только, когда я бодрствую. А каждую ночь я, знаете ли, по семь-восемь часов сплю. Мэри: Как хорошо. Я хочу сказать, пить только, когда бодрствуешь. Джо: (задумчиво) Да, это привиллегия. Мэри: А вам действительно нравится пить? Джо: (уверенно) Так же, как мне нравится дышать. Мэри: (красиво) Почему? Джо: (драматично) Почему мне нравится пить? (Пауза.) Потому что я не люблю, когда меня обжуливают. Потому что я не люблю большую часть времени разгуливать мертвым и лишь изредка оживать. (Пауза.) Когда я не пью, я по уши запутываюсь во всякой ерунде, как и все остальные. Я становлюсь занятым. Делаю разные делишки. Разные мелкие, идиотские делишки по разным мелким, идиотским причинам. Наглые, эгоистичные, обыденные делишки. Я только их и делал. Зато теперь я ничего не делаю. Я все время просто живу. А потом ложусь спать. (Пауза.) Мэри: И хорошо спите? Джо: (как нечто само собой разумееющееся) Разумеется. Мэри: (тихо, почти с нежностью) А каковы ваши планы? Джо: (громко, но тоже с нежностью) Планы? У меня нет никаких планов. Я просто просыпаюсь и встаю. Мэри: (начинает все понимать) Ах, да. Да, конечно. (Дадли кидает в грамоффон еще пятицентовик.) Джо: (задумчиво) Почему я пью? (Пауза, во время которой он размышляет над этим. Очевидно его размышления глубоки и сложны и из-за этого на его лице появляется очень комичное и наивное выражение.) На этот вопрос существует довольно сложный ответ. (Он абстрактно улыбается.) Мэри: О, я не имела в виду... Джо: (быстро, галантно) Нет, нет, я настаиваю. Я знаю почему. Я просто подыскивал подходящие слова. Простые. Мэри: Ей богу, это не так уж важно. Джо: (серьезно) О, нет, это очень важно. (Как врач) Итак, почему я пью? (Как ученый) Нет. Почему вообще люди пьют? (Размышляет) В каждом дне двадцать четыре часа. Мэри: (с грустью, но живо) Да, правильно. Джо: Двадцать-четыре часа. Из этих двадцати-четырех, как минимум, двадцать-три с половиной - боже мой, я не знаю, почему - тусклы, мертвы, скучны, пусты и убийственны. Минуты на часах, а не время жизни. Не важно, кто вы и чем занимаетесь, двадцать-три с половиной часа из двадцати-четырех вы проводите в ожидании. Мэри: В ожидании? Джо: (жестикулируя, громко) И чем дольше мы ждем, тем меньше у нас есть, чего ждать. Мэри: (внимательно, как примерная ученица Джо) О? Джо: (продолжает) И это продолжается днями и неделями, и месяцами, и годами, и не успеваешь оглянуться, как понимаешь, что все эти годы были мертвы. Все минуты были мертвы. Вы сами были мертвы. И больше ждать нечего. Остается только отсчитывать минуты на часах. И они перестают быть временем твоей жизни. Они становятся просто минутами и идиотством. Прекрасным, светлым, умным идиотством. (Пауза.) Я ответил на ваш вопрос? Мэри: (откровенно) Боюсь, что да. Спасибо. Вам не стоило так затруднять себя. Джо: Мне это не составило никакого труда. (Пауза.) У вас есть дети? Мэри: Да. Двое. Сын и дочь. Джо: (в восторге) Как замечательно. Они похожи на вас? Мэри: Да. Джо: Тогда почему вам так грустно? Мэри: Мне всегда было грустно. Но после замужества мне разрешили пить. Джо: (с готовностью) Кого вы ждете? Мэри: Никого. Джо: (улыбаясь) И я никого. Мэри: Моего мужа, разумеется. Джо: Ах да. Мэри: Он адвокат. Джо: (встает, и облокачивается на стол) Мировой мужик. Он мне нравится. У меня к нему очень теплые чувства. Мэри: (слушает) А у вас есть обязанности? Джо: (громко) Одна и тысяча других. Должен сказать, я чувствую себя обязанным всем. Ко крайней мере всем, кого я знаю. И вот уже три года я пытаюсь понять, возможно ли жить так, как в моем представлении должен жить цивилизованный человек. Я хочу сказать, не причиняя боли другим. Мэри: Вы - знаменитость? Джо: Крупная. Совершенно неизвестен, но жутко знаменит. Хотите потанцевать? Мэри: Давайте. Джо: (громко) Простите. Я не танцую. Я не думал, что вы согласитесь. Мэри: Если честно, я совсем не люблю танцевать. Джо: (с гордостью. Как комментатор.) А я вообще на ногах не держусь. Мэри: Вы хотите сказать, вы под мухой? Джо: (улыбается) Нет. Я имел в виду вообще. Мэри: (внимательно смотрит на него) Вы когда-нибудь бывали в Париже? Джо: В 1929 и еще раз в 1934. Мэри: В каком месяце в 1934? Джо: Большую половину апреля, весь май и немножко в июне. Мэри: В том году я была там в ноябре и в декабре. Джо: Мы были там почти в одно и то же время. Вы были замужем? Мэри: Обручена. (Какое-то мгновение они молчат и смотрят друг на друга. Тихо и с огромным обаянием.) Вы действительно влюблены в меня? Джо: Да. Мэри: Из-за шампанского? Джо: Да. По крайней мере, частично. (Он садится.) Мэри: Если вы меня больше не увидите, вы будете очень несчастны? Джо: Очень. Мэри: (встает) Как это приятно. (Джо глубоко жаль, что она уходит. В сущности, он почти в панике, и когда он встает, его движения полны страшного горя и отчаяния.) Мне пора. Пожалуйста, не поднимайтесь. (Джо стоит и смотрит на нее с изумлением.) До свиданья. Джо: (просто) До свиданья. (Женщина какое-то мгновение смотрит на него, потом поворачивается и уходит. Джо долго смотрит ей вслед. Как только он начинает медленно опускаться на стул, входит Мальчишка-газетчик и подходит к его столику.) Мальчишка-газетчик: Купите газету, мистер? Джо: Сколько их у тебя? Мальчишка-газетчик: Одиннадцать. (Джо покупает все газеты, просматривает кричащие заголовки и отшвыривает газеты в сторону.) (Мальчишка-газетчик с изумлением смотрит на Джо. Потом подходит к Нику за стойкой.) Мальчишка-газетчик: (с тревогой) Эй, мистер, вы тут хозяин? Ник: (просто, но многозначительно) Я хозяин. Мальчишка-газетчик: Вам случайно не нужен отличный лирический тенор? Ник: (почти про себя) Отличный лирический тенор? (Громко) А кто это? Мальчишка-газетчик: (громко и с досадой) Я. Мне уже не подобает продавать газеты. И мне надоело вечно выкрикивать заголовки. Я хочу петь. Ведь вам нужен отличный лирический тенор? Ник: А что в тебе лирического? Мальчишка-газетчик: (тонким голосом, сбит с толку) Мой голос. Ник: О. (Недолгая пауза, решает уступить) Ладно, тогда - пой! (Мальчишка-газетчик начинает петь быструю и красивую песню. Ник и Джо внимательно слушают: Ник с любопытством, Джо с изумлением и восторгом.) Ник: (громко) Ты ирландец? Мальчишка-газетчик: (скоро, громко, слегка нетерпеливо отвечая на неуместный вопрос) Нет. Я грек. (Он заканчивает песню громче, чем начал ее.) (Он драматично поворачивается к Нику, как певец водевиля, который ждет, что его зрители вот-вот зааплодируют. Ник внимательно разглядывает мальчика. Джо встает на ноги и наклоняется к мальчику и Нику.) Ник: Неплохо. Приходи через год, я еще раз тебя послушаю. Мальчишка-газетчик: (в восторге) Честно? Ник: Ага. Приходи седьмого ноября, 1940. Мальчишка-газетчик: (таким радостным он ни разу в жизни не был, подбегает к Джо) Вы тоже слышали, мистер? Джо: Да и это было великолепно. Откуда ты родом из Греции? Мальчишка-газетчик: Из Салоники. Ух ты, мистер. Спасибо. Джо: Не жди год. Приходи немного погодя с газетами. Ты отличный певец. Мальчишка-газетчик: (в восторге) Ой, спасибо, мистер. Ну, всего. (Подбегает к Нику) Спасибо, мистер. (Он выбегает. Джо и Ник смотрят на вращающиеся двери. Джо садится, Ник смеется.) Ник: Джо, какие все-таки люди чУдные. Погляди на этого пацана. Джо: Конечно чУдные. Все до единого чУдные. (Входят МакКарти и Крапп, разговаривая.) (МакКарти - крупный мужчина в рабочей одежде, которая его сильно молодит. На нем черные джинсы и голубая рабочая рубашка. Галстука на нем нет. Шляпы тоже нет. У него широкие плечи, худое умное лицо, густые черные волосы. В правом заднем кармане брюк - крюк портового грузчика. Руки у него длинные и волосатые. Рукава засучены как раз до локтей. Это раскованный, ласковый человек. Его движения легки, он сообразителен, отзывчив на обаяние, наивность, юмор. У него чистый, теплый, сильный голос и он им хорошо управляет. Ему нравится мир, несмотря на весь царящий в нем хаос. Ему нравятся люди, несмотря на всю их хаотичность.) (Крапп не так высок и широкоплеч, как МакКарти. Полицейская форма, дубинка, револьвер, пояс и фуражка сковывают его движения. И сразу видно, что ему не по себе в роли полисмена. Двигается он скованно, что, вопреки его желанием, отдает напыщенностью. Это наивный человек, у него правильный стержень. Он не так проницателен как МакКарти, но он честен и не старается пускать людям пыль в глаза.) Крапп: Ты меня не понимаешь. Здорово, Джо. Джо: Здравствуй, Крапп. МакКарти: Здорово, Джо. Джо: Здравствуй, МакКарти. Крапп: Два пива, Ник. (Обращаясь с МакКарти.) Я вечно выполняю приказания, выполняю приказания и все. Я понятия не имею, что за ними стоит. Или, кто есть кто, или, кто против кого. Я просто выполняю приказания. (Ник ставит перед ними пиво.) МакКарти: Ты мало читаешь. Крапп: Я читаю. Я читаю "Наблюдателя" каждое утро. И "Гудок" каждый вечер. МакКарти: И выполняешь приказания. Что тебе сейчас приказали? Крапп: Поддерживать порядок здесь, на берегу. МакКарти: Поддерживать порядок для кого? (Обращаясь к Джо.) Верно? Джо: (печально) Верно. Крапп: Откуда я знаю. Порядок. Просто поддерживать его. МакКарти: Но ты же поддерживаешь его для кого-то? Так для кого, не догадываешься? Крапп: Для граждан! МакКарти: Я гражданин! Крапп: Ну вот, я поддерживаю его для тебя. МакКарти: Как, ударяя меня дубинкой по голове? (Обращаясь к Джо.) Верно? Джо: (меланхолично, как бы вспоминая о чем-то) Не знаю. Крапп: Мак, ты же знаешь, я ни разу не бил тебя дубинкой по голове. МакКарти: Но если тебе прикажут и я окажусь на другой стороне - долг заставит. Крапп: Мы же в школе вместе учились. Мы всегда были приятелями. И подрались только один раз, из-за Алмы Хаггерти. Ты женился на Алме Хаггерти? (Обращаясь к Джо.) Верно? Джо: Все верно. МакКарти: Нет. А ты? (Обращаясь к Джо.) Джо, ты за меня или против меня? Джо: Я за всех. По одному. Крапп: Нет. Вот я и говорю. МакКарти: Ты хочешь сказать, ни один из нас не женился на той, из-за кого мы подрались? Крапп: Я даже не знаю, почему мы подрались? МакКарти: Я же говорю, ты мало читаешь. Крапп: Мак, ты тоже не знаешь, за что ты дерешься? МакКарти: Это же так просто и здорово. Крапп: Ладно, за что ты борешься? МакКарти: За права низших. Верно? Джо: Что-то вроде этого. Крапп: За права кого? МакКарти: Низших классов. В мире полно парней, которые не умеют надувать людей, как баранов. Все мы равны. Помнишь? Крапп: Мак, ты не низший. МакКарти: Я портовый грузчик. И идеалист. А для истинного интеллигента у меня черезчур много мускулов. Я женился на маленькой, чувствительной, культурной женщине, чтобы мои дети росли пусть неженками, но не простаками. Сильному мужику, с хоть каким-нибудь умишком ничего не остается, как быть или жуликом, или работником. Быть жуликом мне совесть не позволяет, поэтому я - работник. А мой сын-школьник, уже мечтает стать писателем. Крапп: Когда-то я тоже хотел быть писателем. Джо: Чудесно. (Он кладет на стол газету и смотрит на Краппа и МакКарти.) МакКарти: Они все хотели быть писателями. Все эти маньяки, которые начинали войны и гробили массы людей, когда-то прятались на чердаках или в подвальчиках и сочиняли стихи. А получалось у них одно дерьмо. И тогда они сводили с миром счеты, становясь важными жуликами. И сейчас происходит то же самое. Крапп: Неужели это правда, Джо? Джо: Взгляни на сегодняшние газеты. МакКарти: Даже сейчас, вот в эту минуту, где-то на Телеграфном Холме сидит какая-нибудь гнилушка и мечтает стать Шекспиром. А через десять лет это будет сенатор. Или коммунист. Крапп: Так надо же что-то с этим делать. МакКарти: (с хитрецой, со смехом в голосе) Надо издавать побольше журналов. Вот в чем соль. Сотни. Тысячи. Надо печатать все их мысли и тогда они поверят в свое бессмертие. И это удержит их от конкретного сдвига. Крапп: Мак, тебе впору самому быть писателем. МакКарти: Ненавижу эту братию. Интриганы. Верно? Джо: (быстро) Все верно. Верно и неверно. Крапп: Тогда зачем ты читаешь? МакКарти: (смеясь) Меня это успокаивает. Смягчает. (Пауза.) Писатели - самые паршивые люди на свете. Сам язык в полном порядке. А вот люди, которые используют этот язык - они паршивые. (Араб придвигается поближе и внимательно слушает.) А ты как считаешь, браток? Араб: (глубоко задумывается, гримасничает) Никакого фундамента. Нигде. Ни на грош. Что есть. Чего нет. Ничего. Пойду гулять. На небо смотреть. (Он выходит.) Крапп: Что есть? Чего нет? (Обращаясь к Джо.) Что это значит? Джо: (медленно, думая, вспоминая) Что есть? Чего нет? Это значит, эта сторона, та сторона. Вдох, выдох. Что есть: рождение. Чего нет: смерть. Неизбежное, изумительное, величественное семя, с которого начинается всякий рост и всякое увядание. Начало и конец. Этот человек - по-своему пророк. При помощи пива он способен достигнуть той степени понимания, на которой что есть и чего нет, рациональное и иррациональное, сливаются воедино. МакКарти: Верно. Крапп: Если ты понимаешь такой язык, как ты можешь оставаться грузчиком? МакКарти: Я из старого, славного рода МакКарти, в котором все женились и спали не иначе, как с самыми могучими и крикливыми бабами. (Пьет пиво.) Крапп: Я могу часами слушать вас обоих, но черт меня раздери, если я понимаю хоть слово. МакКарти: Из этого следует, что МакКарти слишком велики и сильны, чтобы быть героями. Героями становятся слабаки и тугодумы. Они должны ими быть. Чем больше на свете героев, тем хуже выглядит мировая история. Верно? Джо: Выйди на улицу и убедись в этом. Крапп: Да, ей богу, вы умеете филос...филофос...Ух, вы славно болтаете. МакКарти: Не будь на тебе этой формы и понимай ты хоть одно мое слово - я бы с тобой так не говорил. Это я о ТЕБЕ, друг. (Звонит телефон.) (Харри вдруг вскакивает из-за своего столика и начинает танцевать новый танец.) Крапп: (замечает это, на правах начальства) Ну, ну. Чего это ты? Харри: (останавливается) У меня только что появилась идея для нового танца. Я и пробую. Ник, Ник, телефон звонит. Крапп: (обращаясь к МакКарти) Разве он имеет право так себя вести? МакКарти: Живые существа танцевали с незапамятных времен. Я бы даже сказал, танец и жизнь развивались паралельно друг с другом и теперь у нас на глазах - (обращаясь к Харри) - давай, танцуй, сынок. Покажи нам, что ты умеешь. Харри: Это еще не полностью отделано, но начинается вот так. (Он танцует.) Ник: (в телефон) Бар Ника на Океанской, ресторан и ночной клуб. Добрый день. Это Ник. (Слушает.) Кого? (Оборачивается) Есть в этой дыре Дадли Бостуик? (Дадли вскакивает и мчится к телефону.) Дадли: (в телефон) Алле, Элси? (Слушает) Сейчас придешь? (Ликуя, обращаясь ко всем присутствующим) Она идет. (Пауза) Нет, я не буду пить. Ой, господи, Элси. (Он вешает трубку, как-то странно оглядывается по сторонам, словно только что родился, начинает расхаживать по бару, трогает все подряд, придвигает стулья к столикам и так далее.) МакКарти: (обращаясь к Харри) Великолепно. Великолепно. Харри: А потом я делаю вот эту махонькую штучку. (Показывает.) Крапп: Это хорошо, Мак? МакКарти: Это ужасно, но зато искренне и честолюбиво, как и все в этой великой стране. Харри: А потом я перехожу вот в это. (Показывает) А вот здесь я по-настоящему расхожусь. (Заканчивает танец.) МакКарти: Замечательно. Это наиполнейшая демонстрация современного состояния американского духа и тела. Сынок, ты - гений. Харри: (в восторге, жмет МакКарти руку) Сегодня вечером я впервые буду выступать перед публикой. МакКарти: Они обалдеют. А где ты научился танцевать? Харри: А я совсем не учился. Я танцор-самородок. А еще я - комик. МакКарти: (поражен) Ты умеешь смешить людей? Харри: (глуповато) Я умею быть смешным, но они не смеются. МакКарти: Странно. Почему? Харри: Не знаю. Не смеются и все. МакКарти: Хочешь - рассмеши меня? Харри: Я могу попробовать новый монолог, я сейчас над ним работаю. МакКарти: Пожалуйста попробуй. Даю слово, если это смешно - я буду ржать, как жеребец! Харри: Итак. (С бешенной энергией бросается в монолог.) Я у Шарка на Турецкой Улице. На часах без четверти девять, по летнему времени. Среда. Одиннадцатое. Все, что у меня есть - это головная боль и пятицентовик 1918 года. Все, что я хочу - это чашку кофе. Если я потрачу пятицентовик на чашку кофе - домой мне придется идти пешком. Н-да, положеньице. Грек Джоржд играет с филлипинцем Педро в биллиард. Я в лохмотьях. А на них тридцати-пяти долларовые костюмы из ателье. У меня даже сигареты нет. Они курят тонкие кубинские сигары. Я думаю, как всегда: все кончено. Греку Джорджу приходится туго. Если я куплю одну чашку кофе - я захочу другую. Что происходит? Ухо болит! Мое ухо. Грек Джордж берет в руки кий. Трет его мелом. Изучает стол. Осторожно трогает кончик кия. Тук. Что происходит? Он сбил три шара! Что делаю я. Я сбит с толку. Я выхожу и покупаю утреннюю газету. На кой черт мне утренняя газета? Что мне нужно - это чашка кофе и хорошая подержанная машина. А я иду и покупаю утренюю газету. Четверг. Двенадцатое. Может, заголовок обо мне. Я быстро проверяю. Нет. Заголовок не обо мне. Он о Гитлере. За семь тысяч миль отсюда. Я здесь. Кто такой Гитлер, черт побери? Кому трудно? Я оборачиваюсь? Всем трудно. (Пауза. Крапп приближается к Харри словно готовится арестовать опасного преступника. Харри отбегает к вращающимся дверям. МакКарти останавливает Краппа.) МакКарти: (обращаясь к Харри) В жизни не слыхал такой хохмы. И не видал тоже. Харри: (снова подходит к МакКарти) Тогда почему вы не смеетесь? МакКарти: Не знаю, пока что. Харри: У меня полно смешных идей, но они никого не смешат. МакКарти: (задумчиво) А может ты, сам того не ожидая, отрыл новый жанр комедии? Харри: Ну и на что он мне, раз никто не смеется? МакКарти: Смех бывает разным, сынок. Вообще, если честно, я смеюсь, но только не вслух. Харри: А я хочу слышать смех. Слышать. Для этого я и придумываю свои монологи. МакКарти: Ну. Может, со временем люди поймут. Пошли, Крапп. До скорого, Джо. (МакКарти и Крапп выходят.) Джо: До скорого. (После короткой паузы.) Эй, Ник. Ник: Да? Джо: В следующем забеге поставь на МакКарти. Ник: Ты с ума сошел. Эта не конь, а предатель, мерзкий... Джо: Поставь все на МакКарти. Ник: Я на него даже пятицентового не поставлю. Сам ставь все на МакКарти. Джо: Я не нуждаюсь в деньгах. Ник: А с чего ты решил, что МакКарти выиграет? Джо: МакКарти зовут МакКарти, разве нет? Ник: Ага, и что с того? Джо: Конь по имени МакКарти обязательно выиграет, вот и все. Сегодня. Ник: Почему? Джо: Делай то, что я говорю и все будет в ажуре. Ник: МакКарти обожает ораторствовать, вот и все. (Пауза.) Где Том? Джо: Скоро явится. Скоро явится с несчастным видом. Минут через пять-десять. Ник: Неужели ты поверил этой Китти? Ну, насчет того, что она была в бурлеске? Джо: (очень четко) Мечтам верить легче, чем статистике. Ник: (припоминая) Она - девчонка, что надо. Назвала меня дантистом. (Входит Том. Он сбит с толку, обеспокоен. Он быстро подходит к Джо.) Джо: В чем дело? Том: Вот твоя пятерка, Джо. У меня снова беда. Джо: Если она не анатомическая, то сама пройдет. А если анатомическая - наука все вылечит. Так как: анатомическая или нет? Том: Джо, я не знаю... (он выглядит полностью сломленным.) Джо: Что тебя тревожит? Я хочу тебе кое-что поручить. Том: Китти. Джо: Что с ней? Том: Она в своей комнате, плачет. Джо: Плачет? Том: Да, она плачет уже целый час. Все это время я говорил с ней, но она не успокаивается. Джо: О чем она плачет? Том: Не знаю. Я ничего не понял. Она все плачет и рассказывает о большом доме и собаках колли, и цветах, и о том, что один ее брат умер, а другой пропал, неизвестно где. Джо, я не могу видеть, как Китти плачет. Джо: Ты хочешь жениться на этой девушке? Том: (кивая) Да. Джо: (с любопытством и искренне) Зачем? Том: Я не знаю точно зачем, Джо. (пауза) Джо, я не могу допустить, чтобы она шлялась по улицам. Наверное, я просто люблю ее. Джо: Она хорошая девушка. Том: Она ангел. Она не похожа на всех этих шлюх. Джо: (быстро) Вот. Возьми эти деньги, беги к Фрэнки и поставь все на МакКарти. Том: (быстро) Все эти деньги, Джо? На МакКарти? Джо: Да. Быстро. Том: (уходя) Ой, Джо. Если МакКарти выиграет - мы разбогатеем. Джо: Да иди же, ну! (Том убегает и чуть не сбивает с ног Араба, который возвращается в бар. Ник без слов ставит перед ним пиво.) Араб: Никакого фундамента. Нигде. Весь мир. Никакого футдамента. Ни на грош. Ник: (сердито) МакКарти! Сегодня утром тебе малость повезло и поэтому ты готов пустить на ветер восемьдесять баксов? Джо: Он хочет женится на ней. Ник: А вдруг она не пойдет за него? Джо: (поражен) Неужели? (Задумывается) Так, а почему бы ей не выйти за такого симпотягу, как Том? Ник: Она танцевала в бурлеске. Короли Европы дарили ей цветы. Она обедала с богатыми и знатными молодыми людьми. Тому до нее далеко. (Вбегает Том.) Том: (с досадой) Когда я пришел, забег уже начался. Фрэнки не дал мне поставить. МакКарти все время бежал в хвосте. Я уже радовался, что мы сэкономили деньги. А потом МакКарти вырвался вперед на два корпуса и выиграл. Джо: А какие были ставки, пятнадцать к одному? Том: Еще лучше, но Фрэнки не дал мне поставить. Ник: (запускает в угол кухонным полотенцем) Ну, что ж такое!!! Джо: Давай сюда деньги. Том: (протягивает ему деньги) Мы могли выиграть полторы тысячи долларов. Джо: (от скуки, не думая, придумывая на ходу) Сходишь в писчебумажный магазин и купишь мне самую крупную карту Европы, какая у них есть. На обратном пути зайдешь к одному из старьевщиков на Третьей улице - достань мне хороший револьвер и пули. Том: Она там плачет в своей комнате, Джо. Джо: Иди, принеси мне, что я прошу. Ник: Что ты задумал: сперва выучишь карту, а потом выйдешь на улицу и пристрелишь кого-нибудь? Джо: Я хочу почитать названия разных европейских городов и рек, равнин и гор. Ник: Зачем тебе револьвер? Джо: Хочу его как следует рассмотреть. У меня разносторонние интересы. Вот двадцать долларов, Том. Давай, отправляйся и притащи мне все это. Том: Большую карту Европы. И револьвер. Джо: Достань хороший. Скажи продавцу, что ты совсем не разбираешься в оружии и доверяешь, что он тебя не надует. Больше десятки не плати. Том: Джо, я не знаю, что у тебя на уме. Но с револьвером лучше не шутить. Джо: Обязательно купи хороший. Том: Джо. Джо: (раздраженно) Что, Том? Том: Джо, зачем ты вечно посылаешь меня за этими идиотскими вещами? Джо: (сердито) Они вовсе не идиотские, Том. Давай, иди. Том: А как же Китти, Джо? Джо: Пусть поплачет. Ей станет легче. Том: Если она придет сюда, пока меня не будет, поговори с ней, Джо. Расскажи ей обо мне. Джо: Ладно. Иди. И не заряжай револьвер. Просто купи и принеси сюда. Том: (уходя) Я и не думал его заряжать. Джо: Погоди. Унеси эти игрушки. Том: Унести? Куда унести? Джо: Отдай их какому-нибудь пацану. (Пауза.) Нет, отнеси их к Китти. Когда-то я тоже смотрел на игрушки и переставал плакать. Поэтому я и попросил тебя их купить. Я хотел проверить, смогу ли я вспомнить, как они останавливали мой плач. Я помню, они всегда казались мне ужасно глупыми. Том: Правда, Джо? Отнести их к Китти? Ты думаешь, они и ей помогут успокоиться? Джо: Может быть. На них смотришь и становится интересно, из чего они и ты забываешь, о чем плачешь. Для этого их и делают. Том: Ага. Конечно. Та девчонка в магазине спрашивала, на что мне игрушки. Понесу их к Китти. (Трагично) Она совсем, как маленькая девочка. (Уходит) Уэсли: Мистер Ник, можно мне снова на пианино поиграть? Ник: Почему нет? Тренируйся сколько влезет, пока я тебя не остановлю. Уэсли: А вы заплатите мне за игру? Ник: Почему нет? Дам немножко. Уэсли: (поражен и в восторге) Мне заплатят за игру на пианино. (Он идет к пианино и начинает тихо играть. Харри поднимается на эстраду и слушает музыку. Немного погодя он начинает танцевать какой-то тихий танец.) Ник: О чем ты плакал? Джо: О моей маме. Ник: А что с ней? Джо: Она умерла. Мне давали игрушки и я переставал плакать. (В бар заходит мать Ника - маленькая, шестидесятилетняя, или около того, женщина, с сияющим лицом, одетая просто, во все черное. Заходит она бодро и громко разговаривает по итальянски, подкрепляя слова жестами. Ник жутко рад ее видеть.) Мать Ника: (по-итальянски) Все в порядке, Никки? Ник: (по-итальянски) Конечно, мама. (Около полуминуты они громко и темпераментно разговаривают по-итальянски и мать Ника уходит, так же шумно и весело, как появилась