свое бренное существо вание в среднем в том возрасте, который примерно со ответствует сорока пяти годам человеческой жизни. - Мальпурго вновь сосредоточился на яичнице, оставив комманданта гадать, что значат слова "прекратить бренное существование" применительно к червяку. Что вообще означает "бренное существование"? По звучанию это скорее напоминает название какого-ни будь радиоприбора. Но вы же говорили о червяке, который этого не делает, -- сказал коммандант после довольно продол жительных размышлений. Чего не делает? Не умирает. Это была метафора, -- ответил Мальпурго. - Я говорил в переносном смысле о рождении заново после смерти. -- Под влиянием настырного любопыт ства комманданта Мальпурго постепенно и неохотно, но втянулся в подробнейшее обсуждение этой пробле мы, что вовсе не входило в его планы на утро. Он со бирался спокойно поработать у себя в комнате над диссертацией. Вместо этого после завтрака они боль ше часа прогуливались вдоль реки, и Мальпурго убе жденно доказывал, что занятия литературой как бы прибавляют читателю еще одну жизнь. До комман данта его рассуждения доходили с большим трудом. Иногда Ван Хеерден воспринимал отдельную фразу, если она была составлена из слов, смысл которых был ему хотя бы отдаленно понятен. Но по большей части он просто млел от восхищения перед интеллектуальным великолепием своего спутника. Коммандант совершенно не представлял себе, что может подразумеваться под такими понятиями, как "эстетическая подготовленность" или "развитость чувств". Правда, из слов "эмоциональная анемия" можно было сделать вывод, что человеку не хватает твердости характера. Но все это были мелочи, не имевшие никакого значения. Главным же было то, что, по словам мистера Мальпурго -- при всех его бесконечных перескакиваниях с пятого на десятое, - - выходило, что человек, всерьез занявшийся литературой, может тем самым обрести как бы второе рождение. Во всяком случае, именно такой смысл увидел коммандант в том, о чем говорил Мальпурго. И этот вывод, обретенный от столь образованного и хорошо информированного человека, укреплял в комманданте надежду, что в один прекрасный день он достигнет столь долгожданного внутреннего преображения. - А как вы думаете, из людей, которым было пересажено сердце, может получиться что-нибудь пут ное в дальнейшем? - - спросил Ван Хеерден, когда Мальпурго сделал в своих разглагольствованиях пау зу, чтобы перевести дух. Почитатель Руперта Брука подозрительно уставился на комманданта. У Маль пурго уже не первый раз возникало ощущение, что его просто разыгрывают. Но лицо комманданта свети лось какой-то гротескной наивностью, и это действовало разоружающе. Поэтому Мальпурго предпочел истолковать услышанное так: коммандант весьма оригинально, по-своему, но выдвигает те же самые аргументы в пользу науки, а не литературы, какие приводил Ч.П.Сноу в его знаменитом споре с Ф.Р.Ливисом. Если же коммандант имел в виду что-то другое... Но Мальпурго не представлял себе, о чем еще может идти речь. Наука занимается лишь тем, что лежит вне человека, -- ответил он. -- А надо изменить природу человека изнутри. Мне кажется, пересадка сердца именно это и делает, -- сказал коммандант. Пересадка сердца ни в коей мере не меняет при роду человека, - - возразил Мальпурго, усматривав ший в словах комманданта не больше смысла, чем коммандант - - в его собственных. Он вообще не видел никакой взаимосвязи между пересадкой органов и развитостью чувств человека и потому решил сменить тему, пока разговор не потерял окончательно всякий смысл. - Вы хорошо знаете эти горы? -- спросил Мальпурго. Коммандант ответил, что он сам никогда здесь не бывал, но его прапрадед переходил через них во время Великого похода. И он обосновался в Зулулэнде? -поинтересовался Мальпурго. Его тут убили, - - ответил коммандант. Маль пурго выразил свои соболезнования. Около Дингаана, -- продолжал коммандант. - Моя прапрабабушка оказалась одной из тех немногих женщин, которым удалось пережить резню у Черной реки. Зулусы обрушились совершенно неожиданно и зарубили всех насмерть. Какой ужас, -- пробормотал Мальпурго. Он хуже знал историю своей семьи и не помнил собствен ную прапрабабушку, но, во всяком случае, был уверен, что ее никто не убивал. Это -- одна из причин, почему мы не доверяем кафрам, говорил коммандант, развивая свою мысль. Ну, подобное повториться уже не может, -- сказал Мальпурго. С кафрами никогда не знаешь наверняка, -- воз разил коммандант. -- Черного кобеля не отмоешь до бела. Либеральные наклонности Мальпурго заставили его высказать свое несогласие. - Ну не хотите же вы сказать, что современные африканцы продолжают оставаться дикарями, мягко возразил он. -- Я встречал среди них весьма высокообразованных людей. Все черные - - дикари, - - яростно настаивал коммандант, -- и чем они образованней, тем опасней. Мистер Мальпурго вздохнул. . - Такая прекрасная страна, - - сказал он. - - Как жаль, что люди разных рас не могут в ней мирно ужи ваться друг с другом. Коммандант Ван Хеерден с недоумением посмотрел на него. - Моя работа отчасти как раз в том и состоит, чтобы не допускать совместной жизни представителей разных рас, -- проговорил он, и в голосе его почувствовались предупреждающие нотки. Послушайтесь моего совета и выбросьте подобные идеи из головы. Мне бы очень не хотелось, чтобы такой приятный молодой человек, как вы, угодил в тюрьму. Мальпурго остановился как вкопанный и, заикаясь, начал оправдываться: Я вовсе не имел в виду, что... А я и не говорю, будто вы имели в виду, - добродушно перебил его коммандант. - - Подобные идеи хоть раз в жизни, да посещают каждого из нас. Но лучше всего о них позабыть. Если кому-то хочется жить с черным, пусть едут в Лоренсу-Маркиш. У португальцев это можно, на совершенно законных основаниях. И девочки у них там красивые, уж можете мне поверить. - - Мальпурго перестал икать, но продол жал смотреть на комманданта с беспокойством. Работа в университете Зулулэнда не подготовила его к подобным ситуациям. Видите ли, - продолжал коммандант, когда они двинулись дальше по берегу, -- мы ведь о вас, интеллектуалах, знаем все. И про эти ваши разговорчики насчет образования для кафров, равенства и тому подобного. Мы за вами наблюдаем, не думайте. Мальпурго это не успокоило. Он отлично понимал: полиция постоянно следит за всем, что делается в университете. Думать иначе у него не было никаких оснований, для этого слишком часто в университете устраивались облавы. Поэтому он стал размышлять о том, не подстроил ли коммандант их встречу специально для того, чтобы иметь возможность допросить его, -- мысль, которая вызвала у Мальпурго новый приступ икоты. - В нашей стране есть только один настоящий вопрос, -- продолжал коммандант, совершенно не по дозревая, какие чувства вызывает этот разговор у его собеседника, -- и вопрос этот заключается в том, кто на кого будет работать: я на кафра или он на меня? Что вы на это скажете? Мальпурго попытался высказаться в том смысле, что неспособность людей сотрудничать друг с другом достойна сожаления. Однако, поскольку он при этом продолжал часто икать, мысль получилась невразумительной. - Ну, если я разрабатываю, скажем, золотую шах ту, то вовсе не за тем, чтобы сделать богатым какого-нибудь черномазого негодяя, -- ответил ком- мандант, не обращая внимания на икоту спутника: он решил, что у того очередной приступ вспучивания от газов. - - И я не потерплю такого положения, когда мне пришлось бы мыть машину какому-нибудь кафру. Человек человеку -- волк. А я -- волк более крупный и сильный. Вот о чем вы, интеллектуалы, постоянно забываете. Изложив таким образом свою жизненную философию, коммандант решил, что пора поворачивать назад к гостинице. - Мне еще надо найти, где живут мои друзья, - пояснил он. Какое-то время они шли назад молча. Мальпурго обдумывал про себя тот спенсеровский взгляд на общество, который высказал коммандант. А Ван Хеер-ден, позабыв свои собственные слова насчет отмывания черного кобеля, раздумывал над тем, сможет ли чтение превратить его в настоящего англичанина. - А как вы изучаете какую-нибудь поэму? -- спро сил он через некоторое время. Мальпурго с удовольствием вернулся к обсуждению своей диссертации. -- Самое главное -- это правильно вести записи, -- сказал он. - - Я делаю выписки и снабжаю их перекрестными ссылками, и все это свожу в досье. Например, Брук часто пользуется таким образом, как запах. Он присутствует у него в таких стихотворениях, как "Жажда", "Второсортный" и, конечно, в "Рассвете". - Да, везде этот запах, - - согласился комман дант. -- А вода -- в ней же одна сера! Сера? -- рассеянно переспросил Мальпурго. - Да, сера тоже есть. В стихотворении "Последняя кра сота". Там есть такая строчка: "И бросить серы на багряный грех". Насчет греха не знаю, - - недовольно заметил коммандант, -- но сегодня утром в чай мне серы бро сили, это точно. За то время, пока они, беседуя, возвращались к гостинице, Мальпурго пришел к заключению, что у ком-манданта все-таки нет к нему профессионального интереса. Он успел дважды прочесть комманданту поэму "Провидение", подробно объяснил, что означают слова "рыба, пресытившаяся мошкарой", и уже начал считать комманданта, несмотря на его высказывания, в общем-то приятным человеком, однако... - Должен сказать, -у вас необычные интересы для полицейского, - - снисходительно проговорил Маль пурго, когда они уже поднимались по лестнице на тер расу. --Из газет у меня сложилось другое впечатле ние. Коммандант Ван Хеерден мрачно усмехнулся. В газетах обо мне пишут массу лжи, - сказал он. -- Слухам нельзя верить. Не настолько черны, как вас малюют? -- улыб нулся Мальпурго. Коммандант остановился как вкопанный. - Кто это называет меня черным? - мгновенно рассвирепел он. - Никто. Никто не называет, - поспешил успокоить Мальпурго, пораженный этой его вспышкой. - Просто так говорят. Но коммандант Ван Хеерден его не слушал. - Я белый! -- гремел он. - Такой же белый, как и все другие! И если я услышу, что кто-то утверждает иное, я оторву этой скотине яйца. Слышите? Я кастрирую всякого, кто станет это утверждать! И не повторяйте при мне подобного! -- С этими словами он с такой силой крутанул вращающуюся дверь, что две вечно спавшие там мухи поневоле оказались выброшенными на свободу. Мальпурго, оставшийся на террасе, облокотясь на перила, старался успокоить вновь охвативший его приступ икоты. Когда наконец бешеное вращение двери прекратилось, Мальпурго собрался с силами и, шатаясь, побрел по коридору к своей комнате. Взяв в своем номере ключи от машины, комман-дант Ван Хеерден тем временем снова вышел на улицу. Внутри у него все кипело от оскорбления, нанесенного его происхождению. Я белый, не хуже других! -- продолжал он возмущаться вслух, шествуя мимо пропалывавшего клумбу садовника-зулуса и не обращая на него ника кого внимания. Продолжая злиться, он уселся в маши ну и погнал в Веезен. Когда, припарковавшись на пыльной площади городка, он поднимался по ступенькам местного торгового центра, настроение у него все еще было хуже некуда. В магазине несколько ферме ров спокойно ожидали своей очереди. Не обращая на них никакого внимания, коммандант прошел прямо к стоявшему за прилавком сухопарому пожилому чело веку. Знаешь, где живут Хиткоут-Килкууны? -- спросил он. Продавец проигнорировал вопрос и продолжал заниматься с покупателем. Я спросил - ты знаешь, где живут Хиткоут-Килкууны? -- повторил коммандант. Я слышал, -- ответил продавец и замолчал снова. -Ну? Я обслуживаю, -- сказал продавец. Среди фермеров послышался ропот, но коммандант находился в слишком скверном расположении духа, чтобы придать этому значение. Я задал вежливый вопрос, -- продолжал требовать он. Но в невежливой форме, -- ответил продавец. - Если вам нужен ответ, встаньте в очередь, дождитесь и спросите, как положено. Ты знаешь, кто я такой? -- рассвирепел комман дант. Нет, -- ответил продавец, -- и не интересуюсь. Но вы находитесь в моем магазине. И если не хотите вести себя здесь как следует, можете убираться. Коммандант злобно огляделся по сторонам. Все, кто находился в магазине, смотрели на него недружелюбно. Он развернулся и, громко топая, вышел на окружавшую магазин веранду. Кто-то за его спиной засмеялся, и до него донеслись слова: "Вот чертова обезьяна!" Его давным-давно уже никто не называл обезьяной. А сегодня вначале назвали черным, а теперь вот еще и обезьяной. На мгновение он застыл на месте, стараясь совладать с охватившим его гневом, а потом повернулся и снова вошел в магазин. Он остановился в дверном проеме, и на фоне залитой солнцем площади фигура его смотрелась черным силуэтом. Все, кто был в магазине, уставились на него. - Меня зовут Ван Хеерден, -- произнес он негром ким, но зловещим голосом. -- Я коммандант полиции в Пьембурге. И вы меня еще вспомните. - - В любом другом месте в Зулулэнде подобное заявление имело бы эффект разорвавшейся бомбы, но здесь оно не про извело никакого впечатления. Тут у нас Малая Англия, - - ответил продавец, -- пшел вон. Коммандант повернулся и вышел. Ему сказали "пшел вон", как собаке. Такого оскорбления он не забудет никогда. Ничего не видя вокруг от ярости, он проковылял по ступенькам вниз и какое-то время постоял на улице, сжав зубы и искоса недоброжелательно поглядывая на великую королеву, непритязательная самонадеянность которой уже больше не казалась ему притягательной. Ему, комманданту Ван Хеердену, человеку, предки которого на руках протащили свои повозки через горы Аардварк, одержали победы над зулусами у Кровавой реки и над англичанами возле Спион-Коп, - ему сказали "пшел вон", как какой-нибудь кафрской собаке. И сказали те, чьи предки, не чуя под собой ног, удирали и из Индии, и из Египта, и из Кении при первых же признаках опасности. - Глупая старая сука! -- обозвал коммандант ста тую и, повернувшись к ней спиной, отправился на по иски почты. Пока он шел, гнев его постепенно прохо дил, уступая место удивлению и изумлению перед са монадеянностью англичан. "Малая Англия" - этот высохший продавец как будто бы даже гордился тем, что его местная "англия" такая маленькая! Для ком- манданта Ван Хеердена все это было за пределами здравого смысла. Он брел по тротуару, с грустью раз мышляя над злой, даже преступной игрой судьбы, ко торая дала ему в руки власть, но не сопроводила эту власть внутренней самоуверенностью, совершенно не обходимой, чтобы можно было практически править. Со стороны это могло бы показаться странным, но коммандант почему-то внутренне признавал право продавца обходиться с ним как с собакой независимо от того, кем и чем он был. "Я всего лишь бур, паршивый буришка", -- думал коммандант, испытывая неожиданный приступ жалости к себе. Он был один в чуждом и враждебном ему мире. За ним не стоял свой народ. Случай забросил его, и то лишь на время, в окружение чужих народов и племен. У англичан был свой Остров -- холодный, но для них гостеприимный северный край, куда они всегда могли вернуться. У черных была их Африка -- огромный континент, полностью изгнать их с которого не могла бы никакая сила и никакой закон. Он же был африканером, и между ним и забвением стояли лишь его собственные ум, воля и силы. Его дом здесь, и только здесь. Отпущенное ему время - - сейчас. Оно пройдет и не оставит после себя ничего, что напоминало бы о его, комман-данта, существовании. Расстроенный этими мыслями, Ван Хеерден свернул в переулок, где находилась почта. Миссис Хиткоут-Килкуун, сидя на ферме "Белые леди", от нечего делать перелистывала страницы "Иллюстрейтед Лондон ньюс" месячной давности в тщетной надежде хоть так немножко разогнать скуку. Устав от этого занятия, она попросила майора Блокс-хэма сделать ей мартини. Если он и не собирался приезжать, он мог бы по крайней мере нас предупредить, - - недовольно про говорила она. -- В конце концов, отправить в таком случае открытку - - требование элементарной вежли вости. Чего ожидать от свиньи, кроме хрюканья? -- от ветил майор. -- Из свиных ушей крокодиловую сумоч ку не сошьешь. Пожалуй, что вы и правы, -- согласилась миссис Хиткоут-Килкуун. - - Интересно: принцессу Анну из брали спортсменкой года. А она согласилась принять это звание? -- любо пытствовал майор. - - Как-то это слишком заурядно для члена королевской семьи. - Не знаю, сказала миссис Хиткоут-Кил- куун. - - В наше время даже жокеям дают рыцарское звание. После обеда миссис Хиткоут-Килкуун настояла на том, чтобы отправиться на прогулку, и полковник, который ожидал телеграмму от своего биржевого агента, отвез их в Веезен, откуда потом они поехали в расположенную на перевале Сани гостиницу попить чаю. Коммандант, раздобывший все же на почте их адрес, тем временем приехал к Хиткоут-Килкуунам, но застал дом пустым. Он успел уже восстановить душевное равновесие, хотя и не обрел еще прежней уверенности в себе. И потому его не очень удивил негостеприимный прием, оказанный пустым домом и престарелым дворецким-зулусом, открывшим дверь на его звонок. - Хозяина нет, -- сказал дворецкий, и коммандант вернулся к своей машине с ощущением, что такой уж невезучий сегодня выдался день. Прежде чем забраться в машину, он постоял немного, рассматривая дом и сад и проникаясь атмосферой самодовольства, которая явственно ощущалась в том и другом. Все было в идеальном порядке: и отлично ухоженные, аккуратно подстриженные газоны, и кустарниковые изгороди вокруг них, и кусты роз, около каждого из которых стояла тщательно написанная табличка с названием сорта, и куст, подстриженный в форме петушка. Даже фруктовые деревья выглядели так, будто полковой парикмахер подстриг им затылки. Вверх по стене симметрично расположенными плетьми рос декоративный виноград, сложенный из крупного камня дом сочетал в себе гарнизонно-георгианский и модернистский архитектурные стили, а закрытые ставнями окна наводили на мысль о царящих внутри уюте, прохладе и богатстве. На флагштоке возле дома был укреплен английский флаг, бессильно обвисший в знойном летнем воздухе. Коммандант обрадовался, увидев этот флаг, и мгновенно забыл о своих утренних приступах гнева. Хиткоут-Килкууны были настоящими англичанами, а не какими-нибудь потомками переселенцев -- потому-то и дом, и сад были столь ухожены и преисполнены сдержанной самоуверенности. Коммандант уселся в машину и поехал назад в гостиницу. Оставшуюся часть дня он провел на реке с удочкой. Повезло ему не больше, чем в предыдущий раз, однако он окончательно стряхнул с себя остатки утренних переживаний. К нему снова пришло это странное чувство, будто он смотрит на самого себя со стороны. А с ним и спокойная готовность принять себя не такого, каким он был в этот момент, но такого, каким он мог бы стать в отдаленном будущем, при более благоприятных обстоятельствах. Когда солнце скрылось за Аардваркскими горами, коммандант развинтил удочку и в быстро сгущавшихся сумерках пошел назад к гостинице. Где-то поблизости от него кто-то икал, однако коммандант не обратил на этот звук никакого внимания. На сегодня он уже достаточно пообщался с Мальпурго. Коммандант поужинал и, прихватив новую книгу Дорнфорда Йейтса, улегся пораньше в постель. Книга называлась "Бренные блага". Тем временем в Пьембурге операция "Побелка" вступала в новую фазу. Лейтенант Веркрамп подверг первую десятку добровольцев, уже прошедших курс лечения, проверке в реальных условиях и был удовлетворен тем, что успех одержан стопроцентный. Когда перед ними поставили чернокожих женщин, все испытуемые продемонстрировали реакцию отвращения, после чего Веркрамп решил, что можно приступать к следующей фазе операции. Однако сержант Брейтен-бах вновь воспринял его планы без особого энтузиазма. - Двести человек одновременно в физкультурном зале?! -- переспросил сержант, явно не веря собственным ушам. -- Привязать в спортзале двести полицейских к стульям и подвести к ним провода?! Да, -- подтвердил Веркрамп, -- и тогда один се ржант сможет и показывать слайды, и наносить удар током. Ничего сложного в этом нет. Во-первых, будет чертовски сложно засадить ту да двести здоровых мужиков, - - не согласился се ржант, --а потом, просто ничего не получится. Руч ной генератор недостаточно мощный, его не хватит, чтобы нанести шок двумстам человекам. Подключим к сети, -- сказал Веркрамп. У сержанта Брейтенбаха глаза полезли из орбит. - К чему подключим?! К сети, - - ответил Веркрамп. - - Через транс форматор, конечно. К сети и, конечно же, через трансформатор, - сержант захихикал как ненормальный. А если что-нибудь выйдет не так? Все будет как надо, -- заявил Веркрамп, но сержант Брейтенбах его уже не слушал. Он представил себе спортивный зал, в котором лежат трупы двухсот полицейских, погибших на электрических стульях во время демонстрации им слайдов обнаженных чернокожих женщин. Не говоря уже о том, какой это вызовет общественный скандал, его просто растерзают вдовы этих полицейских. Я в этом не участвую, - с чувством ответил сержант. -- Действуйте сами. -- Он повернулся, чтобы выйти из кабинета, однако исполняющий обязанности комманданта вернул его. Сержант Брейтенбах, -- торжественно произнес Веркрамп, -- то, что мы делаем, необходимо для выс шего блага белой расы Южной Африки. Вы что, гото вы принести в жертву будущее своей страны только из-за того, что боитесь взять на себя риск? Да, -- ответил сержант, отказывавшийся пони мать, какому высшему благу страны может служить убийство двухсот полицейских. Лейтенант Веркрамп решил использовать менее возвышенные аргументы. Поставим предохранители, чтобы избежать случайной перегрузки сети, -- успокоил он. Предохранители? Ампер эдак на пятнадцать? - иронизировал сержант. Ну, можно и на пятнадцать, -- легко согласился Веркрамп. -- Я оставляю все эти детали на усмотрение нашего полицейского электрика. Лучше уж прямо патологоанатома, - ответил сержант, немножко лучше разбиравшийся в электротехнике. - - Но люди не подчинятся добровольно та кому приказу, а заставить их вы не сможете. Я, во всяком случае, не намерен никого заставлять идти на риск оказаться казненным на электрическом стуле. Лейтенант Веркрамп улыбнулся. И не надо заставлять, -- сказал он. - Они же все подписали добровольное обязательство. Одно дело подписать обязательство. И совсем другое - позволить, чтобы вам наносили удары током. Да и откуда вы возьмете электричество? Его же до сих пор нет после этих взрывов. Лейтенант Веркрамп набрал номер управляющего компанией, снабжавшей город электричеством. Пока он ждал ответа, он показал сержанту подписанные полицейскими обязательства. Прочтите то, что написано внизу мелким шрифтом, -- предложил он. - Без очков не могу, - - ответил сержант. Веркрамп забрал у него расписку и прочел написанное там вслух. - Я признаю, добровольно и по собственному побуждению, что вступал в половые сношения с женщинами банту и нуждаюсь в соответствующем лечении, - произнес лейтенант, в ответ на что из телефонной трубки послышался громкий голос человека, явно испытавшего состояние ужаса. Это подключился управляющий электроэнергетической компанией. В чем вы признаетесь?! -- прокричал управляющий, пораженный тем, что ему довелось услышать. Это не я признаюсь, -- пытался объяснить ему Веркрамп. Я слышал совершенно ясно, -- продолжал шуметь управляющий. Вы сказали: "Я признаю, добровольно и по собственному побуждению, что вступал в половые сношения с женщинами банту". Не станете же вы утверждать, будто не говорили только что ничего подобного? Да, говорил, но... -- начал было Веркрамп, но управляющий был слишком возмущен и не давал ему продолжить. А я что говорю?! И не отпирайтесь! Это возмутительно - - звонить мне для того, чтобы сообщить, что вы спите с цветными девками! Я сейчас позвоню в полицию! С вами и говорят из полиции! - - взял более жесткий тон Веркрамп. О Господи, вот уж действительно мир сошел с ума, -- шумел управляющий. Я просто читал вслух показания заключенного, - объяснил Веркрамп. - По телефону? - - иронизировал управляющий. - И почему понадобилось читать их именно мне? У меня и без того забот хватает. Сержант Брейтенбах вышел из кабинета, предоставив Веркрампу одному разбираться дальше с управляющим. С тех пор как лейтенант Веркрамп приступил к исполнению обязанностей комманданта, ход событий набрал такие темпы, что у сержанта голова уже шла кругом. Нечто подобное испытывали и секретные агенты Веркрампа. Постоянное недосыпание, необходимость ежедневно менять квартиры, непрерывная слежка - когда то они пытались кого-то выследить, то кто-то следил за ними самими, -- все это не только до предела выматывало агентов, но и разрушало даже то скромное представление о том, что на самом деле с ними происходит, какое было у них изначально. Они знали твердо только одно: им дан приказ заставить настоящих саботажников что-нибудь взорвать. Агенты сидели за общим столиком в кафе "У Флориана" и разрабатывали планы, которые должны были привести их именно к такому финалу. Агент 745 396 предложил взорвать баки, в которых хранится горючее на товарном узле железной дороги. 628 461 больше склонялся к тому, чтобы подорвать газораспределительную станцию. Агент 885 974, почувствовав, что его могут обойти в смелости замыслов, порекомендовал нанести удар по станции очистки сточных вод. Свое предложение он обосновал тем, что вслед за ее разрушением неминуемо разразится эпидемия, от чего дело коммунизма во всем мире только выиграет. Свои предложения высказали и все другие агенты. Когда были обсуждены все "за" и "против" по каждой из предложенных целей, стало окончательно неясно, какой же из объектов избирается все-таки в качестве мишени. Повисшая в воздухе взаимная подозрительность окрепла еще больше после того, как агент 885 974 обозвал агента 745 396 полицейской ищейкой, полагая, что тем самым укрепит собственную репутацию настоящего подпольщика. Последовала вспышка взаимных обвинений, и, когда наконец заговорщики покинули кафе "У Флориана" и разошлись в разные -- впрочем, не столь уж разные -стороны, каждый из них был преисполнен решимости доказать всем остальным, что именно он и является подлинным подрывным элементом. В эту ночь на Пьембург обрушилась вторая волна взрывов. В десять вечера взорвалось нефтехранилище на товарной станции, и огонь с него перекинулся на стоявший неподалеку грузовой состав. В половине одиннадцатого рванула газораспределительная станция, причем с такой силой, что на нескольких прилегающих к ней улицах во всех домах оказались выбиты стекла. Только было пожарные разъехались по этим адресам, как взрыв прогремел на станции очистки канализационных вод. И если раньше весь город был погружен во тьму, то теперь со всех сторон его освещало зарево пожаров. Чтобы не допустить дальнейшего распространения огня по территории товарной станции, было решено немного продвинуть грузовой состав по путям. Но когда попытались это сделать, то от горевшего поезда вспыхнули четыре сарая в тех садах, мимо которых толкали поезд. С сараев огонь перекинулся на сухую траву, а с нее - - на поле сахарного тростника. К утру все пожарные Пьембурга выбились из сил, а над городом зловеще висело облако густого черного дыма. Когда сержант Брейтенбах появился в здании полиции, все лицо у него было заклеено пластырем: накануне вечером он смотрел дома в окно как раз в тот момент, когда взорвалась газораспределительная станция. Он застал лейтенанта Веркрампа за расшифровкой донесений, полученных от его агентов: Вер-крамп лихорадочно искал в них хоть какого-то объяснения причин новой череды взрывов. Но обнаружил он только предупреждение о том, что баки с горючим должен взорвать некто по имени Джек Джонс, живущий в гостинице "Аутспэн". Однако пока это предупреждение было доставлено адресату и расшифровано, сгинули и хранилище горючего, и сам Джек Джонс. Директор гостиницы сообщил, что постоялец с таким именем съехал два дня тому назад. Чем заняты? - - спросил сержант Брейтенбах, входя в кабинет Веркрампа. Исполняющий о^язаннос- ти комманданта поспешно спрятал донесения, расши фровкой которых занимался, в ящик стола. Ничем, - - нервно ответил он. - - Совершенно ничем. Сержант Брейтенбах взглянул на раскрытый справочник по селекции сельскохозяйственных животных - ключ к шифру в тот день следовало брать из этой книги и подумал, не собирается ли Веркрамп заняться фермерством. Учитывая, что за недолгое время его пребывания на посту комманданта в городе разразилась уже не первая серия катастроф, Веркрампу, пожалуй, действительно стоило подумать об отставке. Ну? - - спросил Веркрамп, раздраженный тем, что кто-то прервал его занятия. -- В чем дело? Мне кажется, пора уже что-то предпринять в от ношении этих саботажников. События явно выходят из-под контроля, -- сказал сержант. Веркрамп недовольно поерзал в кресле. У него возникло ощущение, что его авторитет ставится под сомнение. Похоже, ты сегодня встал не с той ноги, -- отве тил Веркрамп. Я сегодня вообще не вставал, -- сказал сержант. - Меня просто выбросило из дома. Когда взорвались очистные сооружения. Веркрамп улыбнулся. t-- А я подумал, что ты порезался во время бритья, - сказал он. Это когда взорвалась газораспределительная станция, -- пояснил сержант Брейтенбах. -- Я в этот момент как раз смотрел из окна. Не "из", а "в", - - педантично заметил Веркрамп. Что "в"? В окно. Если бы ты смотрел из окна, тебя бы не порезало осколками стекла. Офицер полиции должен излагать факты точно. Сержант Брейтенбах заметил, что ему вообще повезло, что он остался в живых. Недолет на милю, -- ответил Веркрамп. На полмили, -- уточнил сержант. На полмили? Я живу в полумиле от газораспределительной станции, если уж вам нужен точный доклад, - - сказал сержант. - - Могу себе представить, каково пришлось тем, кто живет рядом с ней. Лейтенант Веркрамп встал, подошел к окну и уставился в него. Что-то в том, как он стоял, напомнило сержанту виденный им однажды фильм о генерале накануне сражения. Одна рука Веркрампа была заложена за спину, другая -- за борт пиджака. - Я подрублю это зло под самый корень, одним ударом, -- напыщенно произнес лейтенант, а затем резко повернулся и пристально впился взглядом в сержанта. - - Ты когда-нибудь смотрел злу прямо в лицо? Вспомнив газораспределительную станцию, сержант Брейтенбах без колебаний ответил утвердительно. - Тогда ты меня понимаешь, сказал Веркрамп и сел. С чего мы начнем поиски? -- спросил сержант. С сердца, -- ответил Веркрамп. С чего? -- изумился сержант. С сердца человека. С его души. С самых глубин его внутренней природы. И будем искать там террористов? -- спросил се ржант. Будем искать там зло, -- ответил Веркрамп. Он протянул сержанту длинный список имен, - этих людей немедленно собрать в спортзале. Там все по дготовлено. Стулья поставлены, проводка проведена, проектор и экран установлены. Вот список сержантов, которые будут проводить лечение. Сержант Брейтенбах уставился на начальника, не веря собственным ушам. Вы с ума сошли, -- выговорил он наконец. - Вы просто сошли с ума. -- В городе разгул террориз ма, самый крупный за всю историю страны. Взорваны нефтехранилище, газораспределительная станция, не работает радио. Все взлетает на воздух, а вы думаете только о том, как бы кто не переспал с цветной дев кой. Чокнулись вы на этом, что ли? -- Сержант оста новился, поразившись точности собственных слов, но проследить до конца глубину своей мысли ему не уда лось. Разъяренный лейтенант Веркрамп вскочил из-за стола. Сержант Брейтенбах! - - заорал он, и сержант поразился прозвучавшей в его голосе ярости. - - Вы что, отказываетесь выполнять приказ? -- Какой-то де монический оптимизм в голосе Веркрампа напугал се ржанта еще больше. - Нет, сэр. Приказ я не отказываюсь выполнять, - ответил сержант. Это священное слово сразу же за глушило в нем все проблески критической мысли. - Законность и порядок должны поддерживаться пос тоянно, несмотря ни на что. Привычные слова подействовали на лейтенанта Веркрампа успокоительно. Вот именно, - подчеркнул он. - Так вот, законность в городе -- это я. И я отдаю тут приказы. Мой приказ таков: немедленно начать курс лечения по выработке отвращения. Чем быстрее у нас будет истинно христианская и неподкупная полиция, тем бы стрее сможем мы искоренить то зло, симптомами ко торого являются эти взрывы. Симптомами, а не при чинами, сержант. Бессмысленно пытаться искоренять отдельные проявления зла, если перед этим мы не про чистили всю политическую систему в целом. Именно это я и собираюсь сделать, с Божьей помощью. То, что произошло в Пьембурге, должно стать для всех нас уроком. Этот вот дым, который повис над горо дом, -- он говорит о том, что небеса гневаются на нас. И мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы не прогневить их еще больше. Да, сэр. Слушаюсь, сэр. Искренне надеюсь на это, сэр, - - ответил сержант Брейтенбах. - - Может быть, нам следует предпринять какие-нибудь дополни тельные меры предосторожности, сэр? Например, выставить охрану на тех объектах, где могут произойти новые взрывы, сэр? В этом нет необходимости, сержант, -- высоко мерно изрек Веркрамп. -- Я держу все под контролем. Слушаюсь, сэр, -- ответил сержант Брейтенбах и отправился выполнять полученные приказания. Но уже через двадцать минут он столкнулся в спортзале с настоящим бунтом. Собранные туда двести полицейс ких, и без того озабоченные тем, что творится в горо де, отказывались садиться на стулья и давать по дключать к себе провода, которые шли к какому-то большому трансформатору. Многие даже заявляли, что готовы скорее пойти под суд, рискуя получить десять ударов тростниковой палкой и семь лет катор ги за то, что спали с кафирками, нежели сесть на этот электрический стул. В конце концов сержант был вы нужден позвонить лейтенанту Веркрампу и доложить ему о сложившемся положении. Веркрамп заявил, что через пять минут прибудет и сам во всем разберется. Когда пришел Веркрамп, полицейские группами ходили по залу и возмущенно о чем-то переговаривались. То здесь, то там раздавались громкие выражения недовольства. - Всем на улицу, -- приказал он и повернулся к се ржанту Брейтенбаху. -- Построить всех повзводно: се ржанты -- со своими взводами. Двести полицейских послушно выстроились на площадке перед спортзалом. Лейтенант Веркрамп обратился к ним с речью. - Солдаты! -- сказал он. -- Полицейские Южной Африки! Вас собрали сюда, чтобы проверить меру ва шей лояльности своей стране и своей расе. Враги Южной Африки используют чернокожих женщин, что бы отвратить вас от исполнения своего долга. Сегодня вам предоставляется возможность доказать, что вы достойны того огромного доверия, какое возлагают на вас все белые женщины Южной Африки. Ваши ма тери и жены, ваши сестры и дочери надеются и ждут, что в этот момент ответственного испытания все вы докажете, что вы надежные отцы и мужья. Так ли это, продемонстрирует тест, через который вы должны пройти. Сейчас вы по одному будете заходить в спорт зал. Там вам покажут кое-какие картинки. Те, кто не станет реагировать на эти картинки, сразу же будут отпущены и вернутся на службу. Те, кто станет реаги ровать на изображение, выйдут назад, сюда, и будут ждать здесь дальнейших указаний. А пока сержант Брейтенбах займется с вами строевой подготовкой. Приступайте, сержант. Маршируя взад-вперед по раскаленной от солнца площадке, полицейские наблюдали за тем, как их товарищей по одному вызывают в спортзал. Ни один из вызванных не вышел обратно. Было очевидно, что все они успешно справились с тестом. Когда вызвали последнего полицейского, сержант Брейтенбах из любопытства зашел за ним следом в спортзал. У него на глазах четыре сержанта схватили полицейского, мгновенно залепили ему рот пластырем и привязали к последнему стулу, который еще оставался, свободен. Двести полицейских, не в силах издать ни звука, с молчаливой яростью смотрели на временного комманданта. Свет в зале выключили, включили диапроектор. На огромном экране в противоположном конце зала возникло большое, исполненное в прекрасном цвете, изображение чернокожей. Она была в чем мать родила, но по размеру раз в сорок больше, чем в момент рождения. Лейтенант Веркрамп взобрался на сцену и встал перед экраном, причем так, что изображенные на экране волосы в паховой области окружили голову лейтенанта как бы ореолом. Когда же лейтенант открыл рот, представшая залу картина обрела поразительный реализм. Это делается для вашего же блага, - сказал лейтенант. -- Когда вы выйдете отсюда, у вас навсегда исчезнет стремление спать с представительницами других рас. У вас исчезнут все плотские желания. Начинайте лечение. -- Двести полицейских в зале дернулись на своих стульях с синхронностью, начисто отсутствовавшей у них во время занятий строевой подготовкой. По дороге назад, в полицейское управление, сержант Брейтенбах выразил восхищение придуманным Веркрампом хитрым ходом. Надо знать психологию, -- самодовольно ответил Веркрамп. - Ничего особенного: разделяй и властвуй. Глава девятая Доктор фон Блименстейн даже не догадывалась о том, чем обернулся для пьембургских полицейских ее совет насчет выработки отвращения к чему-либо. Она продолжала думать о Веркрампе и недоумевала, почему лейтенант не звонит. Потрясшая город серия взрывов подсказала ей возможное объяснение, польстившее ее самолюбию. "Он сейчас так занят, бедняжка", - думала она. Впрочем, некоторое разочарование, вызванное молчанием лейтенанта, с лихвой возместилось бурным притоком пациентов, у которых взрывы вызвали различные психические расстройства. Очень многие страдали особой разновидностью мании преследования. Они боялись, что однажды утром их прирежут чернокожие слуги, работающие у соседей. Сама доктор фон Блименстейн была тоже не чужда этих страхов, в той или иной форме присущих всему белому населению Южной Африки. Но она, как могла, старалась облегчить страдания новых пациентов и как-то успокоить их. Но почему слуги соседей? -- спросила она пациентку, настолько потерявшую душевное равновесие, что та даже не пускала к себе в палату черную няньку и выносила свой ночной горшок сама. Для белой женщины подобное занятие свидетельствовало о неоспоримом психическом расстройстве. Так мне сказал мальчик, который прислуживает у меня на кухне, -- сквозь слезы ответила женщина. Мальчик сказал вам, что работающие у соседей слуги придут и убьют вас? -- продолжала терпеливо расспрашивать доктор фон Блименстейн.Женщина пыталась совладать с собой, но ей это плохо удавалось. - Я его спросила: "Джозеф, ты ведь не убьешь свою хозяйку, правда?" А он ответил: "Нет, миссис. Вас убьет мальчик, который работает у соседей. А я убью его хозяйку." - Вот видите, у них уже все продумано. Нас перережут прямо в постелях, в семь часов утра, когда принесут нам утренний чай. - Может быть, стоит отказаться от утреннего чая? - спросила врачиха, но женщина и слышать об этом не хотела. -- Если я не выпью с утра чашку чая, я весь день буду чувствовать себя разбитой, - - утверждала