ьная. -- Ну, Френсик у нас получит,-- сказала она, но Пипер вряд ли ее и слышал. Он вошел в прежнюю колею и снова ощутил себя личностью. Он писал и писал, как всегда теряясь в мире чужого воображения и предвкушая правку во втором черновике -- в том, который спасет его репутацию. В полночь, когда Бэби легла спать, он все еще переписывал. Еще через час усталый, но в общем довольный собой Пипер поднялся, почистил зубы и тоже забрался в постель. Утро не за горами. Но утром они пустились в путь, и лишь под вечер Бэби свернула к заведению Говарда Джонсона в Бинвилле, штаг Южная Каролина; там-то Пипер и продолжил работу. Покуда Пипер возрождался к жизни в качестве странствующего романиста, Соня Футл оплакивала его кончину с достохвальным упорством, которое выводило из себя Хатчмейера. Как так она не придет на похороны?!-- орал он на Макморди, сообщившего, что мисс Футл очень сожалеет, но принимать участие в комедии ради поднятия тиража "Девства" не намерена. Она говорит, без тел в гробах...-- начал было Макморди, но багровый Хатчмейер обрушился на него: Рожу я ей, что ли, эти тела? Полиция разводит руками. Следователи страхагентства тоже. Водолазы, ни дна им ни покрышки, ныряют без толку. А я, значит, доставай их из-под земли? Снесло, снесло их в Атлантику или акулы сожрали. Вы же, по-моему, говорили, что гробы можно загрузить бетоном,-- сказал Макморди,-- а тела эти никому... Мало ли что я говорил, Макморди. А сейчас я говорю, что надо наоборот, представить публике Бэби и Пипера. Трудновато, а? Мертвые, тел нет, и вообще. Может... Не может, а наверняка надо подкинуть "Девство" кверху в списке бестселлеров. По компьютеру и так вроде раскупается неплохо. Неплохо? Неплохо -- это как минимум плохо. Надо, чтоб было лучше хорошего. Надо нам сварганить этому гнусу Пиперу репутацию не хуже, чем... Как звали того болвана, от которого лепешки не осталось в автомобильной катастрофе? Да мало ли их... В Голливуде. Знаменитый такой. Джеймс Дин,-- сказал Макморди. Не Джеймс. Писатель. Насчет насекомых. Насекомых?-- сказал Макморди.-- Муравьи там и тому подобное? Читал я однажды книжку про муравьев... Какие еще муравьи! Про этих с длинными ногами, вроде кузнечиков. Которые все объедают. А, саранча. "День саранчи". Кино потрясающее. Как этот здоровый с ходу кидается на того вшиварика... Идите вы с вашим кино, Макморди. Книгу-то кто написал? Уэст,-- сказал Макморди.-- Натанаэл Уэст. Настоящая фамилия -- Вайнштейн. Кому нужна его настоящая фамилия? Вот про него никто не слышал, а он трах под машину -- и завтра, на тебе, знаменитость! С Пипером даже еще лучше. Кругом загадки. Рядом гангстеры. Дом горит, катера взрываются, ему-то самому кроме старух ничего не надо, а вот получай. Дело прошлое,-- сказал Макморди. Как раз его прошлое мне и требуется: полное досье. Где он жил, что делал, какие у него были женщины?.. И мисс Футл тоже?-- бестактно спросил Макморди. Нет,-- рявкнул Хатчмейер,-- нет, обойдется без мисс Футл. Она вон даже на похороны к бедняге не идет. Прочее бабье. Судя по книге, его хватало. Если по книге, так они небось все перемерли. Героине-то восемьдесят, а ему семнадцать. Пиперу было двадцать восемь, от силы тридцать -- значит, ей сейчас за девяносто, возраст беспамятный. Вот дьявол, да что вам -- все подсказывать? Стряпайте, Макморди, стряпайте. Звякните в Лондон, поговорите с Френсиком, покопайтесь в газетах. Что-нибудь да наберется. Макморди удалился и позвонил в Лондон. Через двадцать минут он вернулся с сообщением, что от Френсика толку не будет. -- Говорит, ничего ему не известно,-- сказал он гневному Хатчмейеру.-- Пипер будто бы прислал книгу, Френсик прочел, отослал Коркадилам, тем понравилось -- и примерно все. Никакого прошлого. Какое-то должно быть. Он же где-нибудь родился? И мать его... Нету. Родители погибли в автомобильной катастрофе. Словно и не жил. Ну, задрыга,-- сказал Хатчмейер. Столь же крепкие выражения приходили на ум Френсику, положившему трубку после звонка Макморди. Мало ему было потерять автора, который ничего не написал,-- так теперь еще требуются его биографические данные. Не хватало только прессы, какой-нибудь дотошной репортерши, которая пронюхает о трагическом детстве Пипера. Френсик пошел в Сонин кабинет и отыскал папку с пиперовской корреспонденцией -- очень объемистую. Папку он отнес к себе и призадумался, как с ней быть. Сначала он решил ее просто сжечь, но не так-то это было просто: Пипер понаписал ему из разных пансионов добрую сотню писем, а он ни одно не оставил без ответа. Копии ответов были в папке; оригиналы тоже, наверное, никуда не делись. Хранятся у тетки? Или у какой-нибудь свирепой хозяйки пансиона. Френсик сидел и ломал голову. Он сказал Макморди, что у Пипера родственников нет,-- а вдруг у него окажется несметное количество хищных теток, дядьев, кузенов и кузин -- и все они потребуют своей доли? А завещание? Зная Пипера, Френсик полагал, что его и в помине нет. Стало быть, дело пойдет в суд и начнется такое... С одной стороны, анонимный автор затребует аванс, с другой... И посреди всего этого безобразия болтается фирма "Френсик и Футл", мошенники из мошенников, уличенные Хатчмейером, уличенные родней Пипера, уплачивающие непомерные издержки, ублаготворяющие ненасытных юристов и наконец разоренные дотла. И все оттого, что какой-то умалишенный клиент Кэдволладайна пожелал, видите ли, остаться неизвестным. Проделав это жуткое путешествие в будущее, Френсик отнес папку на место, надписал ее на всякий случай "Мистер Смит" и стал думать о способах защиты. Только и можно было сослаться на инструкцию мистера Кэдволладайна -- а поскольку фирма "Кэдволладайн и Димкинс" весьма дорожит своей репутацией, то скандал им нужен не больше, чем ему. Автору, вероятно, тоже. Но тут утешения мало. Хатчмейер пронюхает и сразу поднимет бучу. Опять-таки на Соню в ее состоянии надежда плоха: того и гляди, сорвется и сболтнет что-нибудь лишнее. Френсик придвинул телефон и заказал разговор со Штатами. Пора Соне Футл возвращаться в Англию. Оказалось, что она отбыла утром и, по предположению дежурной Грамерси-парк отеля, торчит, небось, посреди Атлантики. -- Вы хотите сказать: летит над Атлантическим океаном,-- по правил Френсик, сообразив затем, что предположение дежурной не лишено добавочного, хоть и невольного, смысла. Ближе к вечеру Соня приземлилась в Хитроу и взяла такси до Ланьярд-Лейна. Безутешный вид Френсика был живым свидетельством его скорби. Я виню прежде всего себя,-- сказал он, не дожидаясь упреков,-- не надо было вообще втягивать в эту историю беднягу Пипера и рисковать его будущим. Единственное утешение, что он теперь видный романист. Останься он жив, все равно бы не написал книги лучше этой. Но ведь этой он не писал,-- сказала Соня. Да, да,-- кивнул Френсик,-- но она-то его и прославила. Он бы оценил иронию: он ведь был, знаешь ли, большим поклонником Томаса Манна. Почтим его память молчанием. Заранее разрядив таким образом Сонины укоризны, Френсис дал излиться ее чувствам в рассказе о страшной ночи и последующих деяниях Хатчмейера. Его это никак не просветило. М-да, более чем странно,-- сказал он в заключение.-- Остается предполагать, что вышла ужасная ошибка и убили не тех, кого надо. Вот если бы Хатчмейера... Меня бы тогда тоже убили,-- сказала Соня сквозь слезы. Нет худа без добра,-- заметил Френсик. На следующее утро Соня Футл взялась за работу. Пока ее не было, накопилась куча книг о животных: и тем временем как Френсик у себя за столом мысленно одобрял свою тактику и молча умолял судьбу смилостивиться, Соня занималась "Бобренком Берни". Над ним надо было поработать, но поработать стоило. Точно так же думал Пипер о "Девстве" в коттеджике на склоне Смоки-Маунтенз. Он глядел с веранды вниз на озеро, где плавала Бэби, и пересматривал свое отношение к роману. Да, видимо, прежде его сбили с толку эротические пассажи. Теперь, списав роман от начала до конца, он рассудил, что основа у него добротная. То есть даже по большей части речь здесь идет в нужном ключе о весьма существенных проблемах. Стоит лишь понизить возрастную разницу между Гвендолен и повествователем Энтони, выполоть всю порнографию -- и "Девства ради помедлите о мужчины" прекрасно приобщается к серьезной литературе. Тут есть глубинное рассмотрение вопросов о смысле жизни, роль писателя в современном обществе, обезличивание индивидуальности в городской среде, необходимость возврата к ценностным категориям былых, более цивилизованных, сельскохозяйственных времен. Особенно удачно описаны юношеские терзания на пороге зрелости и то душевное равновесие, которое дает столярное дело, в частности изготовление мебели. "Гвендолен пробежала пальцами по занозистой, сучковатой поверхности дуба, не по летам чувственно касаясь древесины. "Суровое время укротило неподатливое дерево,-- сказала она.-- Ты будешь строгать против волокна и придашь форму бесформенному и бесчувственному". Пипер одобрительно кивнул. Пассаж, исполненный литературных достоинств, а к тому же и вдохновляющий. Вот и он тоже будет строгать роман против волокна и придаст ему форму, так что в новом варианте от бестселлера ничего не останется, все сексуальные наросты, оскверняющие самое существо романа, будут устранены -- и книга станет памятником его литературному дарованию. Пусть посмертно, но все же репутация его очистится. В грядущие годы критики сравнят обе версии и выведут заключение, что в раннем, некоммерческом варианте сказались первичные намерения автора, устремленного к литературным высотам; а потом текст был изменен в угоду Френсику, Хатчмейеру и их извращенным представлениям о вкусе публики. На них ляжет вина за бестселлер, а его оправдают. И более того, превознесут. Он закрыл гроссбух и встал навстречу Бэби, которая вылезла из воды и шла от берега к коттеджу. Кончил?-- спросила она. Пипер кивнул. Завтра берусь за вторую версию,-- сказал он. Давай-давай, а я пока отвезу первую в Ашвилл и ксерокопирую. Чем скорее Френсик ее получит, тем быстрее мы его подпалим. , Ты бы лучше выражалась иначе,-- сказал Пипер,-- а то опять "подпалим". И вообще -- откуда ты собираешься ее отправить? Нас выследят по штампу на марке. Послезавтра нас здесь уже не будет. Мы сняли коттедж на неделю. Я съезжу в Шарлотт, слетаю оттуда в Нью-Йорк и там отправлю. Завтра к вечеру буду, послезавтра поедем. Зачем это мы все время едем,-- сказал Пипер,-- мне лично и здесь хорошо. Никто нас не тревожил, я спокойно писал. Может, здесь и останемся? Здесь не дальний Юг,-- сказала Бэби,-- а если я говорю -- дальний, значит -- подальше. За Алабамой, штат Миссисипи, есть такие места, куда ворон костей не заносил, мне как раз туда и надо. Я читал, что в Миссисипи не очень-то любят чужаков,-- сказал Пипер,-- пойдут расспросы, всякое такое. Фолкнера надо меньше читать,-- сказала Бэби,-- а четверть миллиона долларов отвечают за все. Она пошла в коттедж переодеться. После обеда Пипер плавал в озере и гулял по берегу, размышляя о текстуальных изменениях "Девства" No 2. Он уже решил переменить заглавие и назвать его "Возвратный труд". Тут было легкое напоминание о "Поминках по Финнегану" Джойса, публиковавшихся, как известно, под заглавием "Работа идет",-- словом, возникал литературный архетип. В конце концов Джойс взрыхлял и перерыхлял свои романы без всякой мысли об их продажной стоимости. И, кстати, в изгнании. Пипер мгновенно почувствовал, как он идет по стопам Джойса, инкогнито и без конца правя все ту же книгу -- с той разницей, что при жизни ему не суждено выбраться из безвестности к славе. Если только в труде его не будет явлен такой бесспорный гений, что всякие пустяки вроде пожара, горящих катеров и даже его мнимой гибели станут лишь деталями биографии великого писателя. Да, великого и неподвластного пустякам. Пипер повернулся и заспешил по берегу обратно в коттедж. Надо безотлагательно начинать "Возвратный труд". Вернувшись, он обнаружил, что Бэби уже уехала в Ашвилл с его первой рукописью. Для него была записка на столе, точная и краткая "Уезжаю. Вернусь завтра. Так держать. Бэби". Пипер повиновался. До вечера он прошел "Девство" с пером наперевес и перечеркал все упоминания о возрасте. Гвендолен сделалась двадцатипятилетней, а Энтони постарел на десять лет и ему стало двадцать семь. По ходу дела Пипер выкорчевывал малейшие упоминания о той сексуальной акробатике, из-за которой роман раскупали. Черкал он с упоением и наконец переполнился чувством праведности, перенеся его в гроссбух с Нужными Мыслями. "Коммерциализация пола как предмета купли-продажи,-- записал он,-- вот корень нынешнего загнивания цивилизации. В своем творчестве я пытался избегнуть опредмечивания пола и предохранить сущностные человеческие контакты". Затем он поужинал и улегся спать. Встал он рано и вскоре уже сидел за столом на веранде. Перед ним был раскрыт чистый, девственный гроссбух, ожидавший его пера. Он окунул перо в чернила и принялся писать: "Дом стоял на холме в окружении трех вязов, березы и..." Пипер запнулся. Кедра он никогда не видел, а словаря под рукой тоже не было. Он переменил "кедр" на "дуб" и опять остановился. Бывают у дуба горизонтальные ветви? У каких-нибудь дубов, наверное, бывают. К черту подробности. Главное -- добраться до анализа отношений Гвендолен и рассказчика. В великих книгах нет места большим деревьям. Книги эти -- о людях, о том, какие чувства испытываются, какие думаются думы. Проникновение -- вот в чем суть, а деревья проникновению не помогают. Черт с ним, с кедром, пусть стоит на своем месте. Он зачеркнул "дуб" и снова написал сверху "кедр". Еще полстраницы продолжалось описание; потом он напоролся на очередную проблему. Почему это рассказчик Энтони на школьных каникулах, если ему двадцать семь лет? Разве что он учитель, но тогда он должен что-то преподавать и иметь об этом какое-то понятие. Пипер попытался припомнить собственные школьные дни и подыскать образец для Энтони, но его преподаватели были невыразительные и совершенно ему не запомнились. Одна только мисс Пирс, а та все-таки женщина. Пипер отложил перо и подумал про мисс Пирс. Будь она мужчиной... или будь она Гвендолен, а он Энтони... и если бы Энтони было не двадцать семь, а четырнадцать... или если б, еще того лучше, родители его жили бы в доме на холме в окружении трех вязов, березы и... Пипер встал и прошелся по веранде, зажигаясь новым вдохновением. Ему вдруг пришло в голову, что сырье "Девства ради" можно переработать в "Поиски утраченного детства". А если не переработать, то создать сплав. Придется, правда, внести кой-какие поправки. Чахоточные слесари -- они, конечно, на холмах не живут. Но с другой стороны, у отца его чахотки-то не было. Чахоткой повеяло от Лоуренса и Томаса Манна. А любовная связь школьника и учительницы -- дело обычное, только надо избегать физиологических подробностей. Да, именно так. "Возвратный труд" станет "Поисками". Он сел за стол, взял перо и начал переписывать. Теперь не было нужды менять повествовательные очертания. Кедр, дом на холме и вообще тому подобные дома пусть будут как есть. Новизну внесет его мучительное отрочество и присутствие его исстрадавшихся родителей. Плюс мисс Пирс, она же Гвендолен, его наставница, советчица и преподавательница, с которой развернутся сложные отношения, сексуально окрашенные и без всякого секса. И снова затолпились на странице неизгладимые чернильные слова, сложенные по-прежнему изящно, на радость автору-переписчику. Внизу играло солнечными отсветами озеро, ветерок шевелил деревья над коттеджем, но Пипер потерял из виду окружение. Он воссоединил свое существование, прерванное в Эксфорте, в пансионе Гленигл,-- и трудился над "Поисками". Когда Бэби вернулась под вечер с рукописью, ксерокопия которой была отправлена из Нью-Йорка "Френсику и Футл", Ланьярд-Лейн, Лондон, Пипер уже стал самим собой. Пожар и бегство были забыты. Видишь ли, я тут сообразую "Девство" с моим собственным романом,-- объяснил он, когда Бэби наливала себе виски.-- Гвендолен теперь у меня... Утром расскажешь,-- прервала его Бэби.-- День был трудный, а завтра нам снова в путь. Я смотрю, ты новую машину купила,-- заметил Пипер, глядя на красный "понтиак". С кондиционером и южнокаролинским номером. Если они вдруг надумают нас искать, я им не завидую. На этот раз я и меняться не стала. Продала "форд" в Бинвилле, оттуда автобусом в Шарлотт, а этот купила в Ашвилле на обратном пути. Дальше к югу еще разок сменим машину и совсем запутаем следы. Не лучший способ их путать -- слать "Девство" Френсику,-- сказал Пипер.-- То есть он ведь теперь знает, что я не умер. Да, кстати. Я ему послала от твоего имени телеграмму. Ты, кстати, что?-- потерял голос Пипер. Телеграмму послала. И что в телеграмме? Всего-навсего: "Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 478776 любящий Пипер". Но у меня нет счета в ... Теперь есть, милый. Я открыла его на тебя и сама сделала первый вклад: тысячу долларов. И когда Френсик получит поздравление." Поздравление? Вымогательская телеграмма называется у тебя поздравлением? Надо же дать ему время ознакомиться с подлинником "Девства" -- вот я и заказала ему сюрприз к девятнадцатому, якобы ко дню рождения. Господи,-- сказал Пипер,-- ну и сюрприз. Ты хоть знаешь, что у него больное сердце? Такие потрясения могут убить его. Будете квиты,-- сказала Бэби.-- Тебя-то он фактически убил. Вовсе не он. Это ты подписала мой смертный приговор и загубила мою писательскую карьеру. Бэби допила виски и вздохнула. Вот она, благодарность. Твоя писательская карьера только начинается. Посмертно,-- горько сказал Пипер. Что ж, лучше поздно, чем никогда,-- заметила Бэби и отправилась спать. Наутро красный "понтиак" отъехал от коттеджа и запетлял по горной дороге в направлении Теннеси. -- Доедем до Мемфиса,-- сказала Бэби,-- там разделаемся с машиной и подадимся автобусом назад к востоку, в Чаттанугу. Я всю жизнь хотела посмотреть Чух Чух. Пипер никак не отозвался. Он только что припомнил, как судьба свела его с мисс Пирс, она же Гвендолен. На летние каникулы родители взяли его в Эксфорт, он как-то оставил их на пляже, пошел в публичную читальню и там... Нет, дом стоял не на холме. Он стоял на вершине горы в окружении скал, а окна выходили на море. Впрочем, это лишнее, пока и так сойдет. Пусть дом стоит, где стоял; надо разрабатывать нюансы отношений. Таким образом "Девство" и "Возвратный труд" будут согласованнее в деталях, вообще тождественнее. Вот уж в третьей версии он займется обстановкой и перенесет дом на эксфортские скалы. Что ни переработка, то приближение к его великому замыслу, оплодотворенному десятилетними трудами. Пипер осознал это и улыбнулся. Как автор "Девства ради помедлите о мужчины" он приобрел долгожданную славу, она сама обрушилась на него -- и теперь, медленной, кропотливой переделкой этой книги он создает труд своей жизни, литературный шедевр. И Френсик никак не сможет этому помешать. В Мемфисе они переночевали в разных мотелях, утром встретились на автостанции и поехали в Нашвилл. Красного "понтиака" точно не бывало, но Пипер даже не стал спрашивать, куда Бэби его дела. У него на уме были дела поважнее. Что, например, случится, если Френсик предъявит подлинную рукопись "Девства" и признается, что послал Пипера в Америку вместо настоящего автора? Два миллиона долларов,-- кратко ответила Бэби, когда он изложил ей свои опасения. При чем тут два миллиона долларов?-- не понял Пипер. Столько на тебя было поставлено в покерной -игре с Хатчмейером. Чтобы блефовать, рискуя двумя миллионами, нужны веские причины. Ума не приложу, что это за причины. Какая-то лажа с настоящим автором,-- усмехнулась Бэби.-- Только не дури мне голову насчет многодетного подагрика. Нет его в природе. Как нет?-- удивился Пипер. Нет и не было. Френсик поставил на карту свою репутацию посредника за проценты с двух миллионов и в угоду автору, который согласился на подмен, лишь бы остаться анонимом. И так уж все чудно, а это едва ли не чуднее прочего. Узнал бы Хатч, как его водят за нос, он бы с них шкуры посдирал. Если бы Хатчмейер узнал про нашу затею, он бы тоже не очень обрадовался,-- мрачно сказал Пипер. Ну, нас-то под рукой нет, а Френсик -- вот он, на Ланьярд-Лейн. Как раз сейчас, наверное, потом обливается. А Френсик и в самом деле обливался потом. Большая бандероль из Нью-Йорка, адресованная лично Фредрику Френсику, особого любопытства у него поначалу не вызвала. Спозаранку явившись в контору, он принес бандероль к себе наверх, прочел несколько писем и лишь затем распечатал объемистый пакет. Распечатал -- и оцепенело уставился на его содержимое. Перед ним лежала аккуратно ксерокопированная и несомненная рукопись Пипера, и рукопись эта столь же несомненно была подлинником романа "Девства ради помедлите о мужчины". Чего быть никак не могло. Пипер этой чертовой книги не написал. Не мог он ее написать. Исключено. Вдобавок зачем слать ему ксерокопию рукописи? Ага, рукописи. Френсик полистал ее и заметил поправки -- да, черт его дери, это черновик "Девства". Написанный почерком Пипера. Френсик встал из-за стола, пошел к архивному шкафу, извлек папку с надписью "Мистер Смит" и сличил почерк писем и черновика. Он самый. Френсик даже достал лупу и принялся разглядывать буквы. Такие же. Господи, что это за чертовщина? Просто кошмар наяву. Пипер написал "Девство"? Совершенно нелепое предположение. Этот шибздик в жизни бы не написал... а если вдруг неким чудом -- то как же мистер Кэдволладайн и его таинственный клиент? Зачем тогда было Пиперу присылать перепечатку книги через оксфордского поверенного? И вообще, он же погиб, мерзавец. Или не погиб? Да нет, сгинул, утонул, убит... Уж Сонино-то горе было неподдельно. Пипер погиб. И он вспять вернулся к вопросу: кто же прислал ему этот замогильный манускрипт? Из Нью-Йорка? Френсик поглядел на штамп. Из Нью-Йорка. И почему ксерокопия? Должно же быть какое-то объяснение. Френсик схватил и распотрошил обертку в надежде, что там окажется сопроводительное письмо, но письма не было. Адрес напечатан; обратного адреса на задней стороне бандероли не имелось. Френсик снова обратился к рукописи и прочел еще несколько страниц. Почерк подлинный, и поправки на каждой странице никаких сомнений в этом не оставляют. Точно такими были испещрены все ежегодные версии "Поисков утраченного детства": слова и фразы аккуратно вычеркнуты и сверху надписаны другие, буква в букву. Ошибки, и те налицо: Пипер всегда писал "черезвычайно" с двумя "е", а "парраллельный" с двумя "р" -- вот они, избыточные приметы его авторства. Стало быть, проклятый графоман в самом деле накатал книгу, которая вышла в печать с его именем на титуле. Но ведь имя-то поставили без Пипера: его уговорили, когда книга уже была запродана... У Френсика голова шла кругом. Он попробовал вспомнить, кто предложил Пипера -- Соня или он сам?.. Память отказывала, а Сони не было: она уехала в Сомерсет на переговоры с автором "Бобренка", чтобы он сдох, Берни, доказывать ему, что даже очень болтливые бобры не говорят "едритская сила" и "чертова мать", если хотят попасть на страницы детских книг. Тупо глядя на пиперовский черновик, Френсик чертыхался не хуже Берни, но наконец собрался с силами и придвинул телефон. На этот раз мистер Кэдволладайн выложит все как есть Однако телефон опередил Френсика, отчаянно затрезвонив. Френсик еще раз выругался и снял трубку. "Френсик и Футл", литературное агентство...-- начал он, но телефонистка не дала ему договорить. Это мистер Френсик, Фредрик Френсик? Да,-- сердито подтвердил Френсик. Он не любил своего имени. Вас поздравляют с днем рождения,-- сказала телефонистка. -- Меня?-- удивился Френсик.-- Мой день рождения не сегодня. Но голос, записанный на пленку, уже ворковал: "С днем рождения тебя, дорогой Фредрик, в этот радостный день, дорогой Фредрик, поздравления наши прими". Френсик отставил трубку от уха. Я же говорю, черт возьми, что у меня сегодня нет никакого дня рождения!-- заорал он на магнитофонную запись. Снова послышался голос телефонистки: Зачитываю текст поздравительной телеграммы: "Переводите аванс последующие отчисления Нью-Йорк Первый государственный банк счет 4--7--8--7--7--6 любящий Пипер". Повторяю: "Переводите..." Френсик сидел и оторопело слушал. Его начало трясти. Повторить еще раз номер счета?-- осведомилась телефонистка. Нет,-- сказал Френсик,-- Да.-- Он схватил карандаш и нетвердой рукой записал телефонограмму. Спасибо,-- механически сказал он, дописав последнее слово. Пожалуйста,-- отозвалась телефонистка, и трубка заглохла. Ничего себе "пожалуйста",-- сказал Френсик. С минуту он глядел на слово "Пипер", потом отправился в каморку, где Соня обычно варила кофе и мыла чашки. Там хранилась бутылка бренди для воскрешения отвергнутых авторов. "Для отвержения воскреснутых",-- пробормотал Френсик, наливая себе стопку, и вернулся к своему столу слегка приободрившись. После телеграммы манускрипт стал вдвое кошмарнее, но загадочности в нем поубавилось. Шантаж, дело ясное. "Переводите аванс последующие отчисления..." Френсику вдруг стало дурно. Он вылез из кресла, лег на пол и закрыл глаза. Через двадцать минут он поднялся. Ну, мистер Кэдволладайн поймет, что с "Френсиком и Футл" шутки плохи. Звонить ему, старому хрену, смысла нет. Надо завертывать круче. Этот ублюдок еще прибежит с визгом выдавать своего клиента, хватит трепотни насчет юридических тайн. Положение отчаянное, и нужны отчаянные меры. Френсик спустился по лестнице и вышел на улицу. Через полчаса он возвратился со свертком, где были сандалии, темные очки, легкий джинсовый костюм и панама. Теперь ему нужен был только крючкотвор с мертвой хваткой. Остаток утра Френсик листал "Девство", выбирая себе прототип, а потом позвонил Дратли, Скрытни, Взвесли и Джонсу, ходатаям из Понсет-Хауса. Но делам о клевете они на ходу срезали подметки. Мистер Взвесли назначил профессору Фациту свидание в четыре. В четыре без пяти Френсик с экземпляром "Девства" сидел в приемной, поглядывая сквозь мутные очки и косясь на свои сандалии. Тут было чем гордиться. Если что его и отличало по-настоящему от литературного агента Френсика, то прежде всего эти жуткие сандалии. Пройдите к мистеру Взвесли,-- сказала секретарша. Френсик встал, проследовал к двери с табличкой "Мистер Взвесли" и отворил ее. В комнате стоял надежный, спертый дух беспощадного крючкотворства. Мистер Взвесли, казалось, явился откуда-то со стороны. Он был маловат, черноват и вертляв не по обстановке. Френсик пожал ему руку и уселся. Мистер Взвесли выжидательно посмотрел на него. Кажется, вас встревожил какой-то пассаж в неком романе?-- вопросительно сказал он. Френсик выложил "Девство" на стол. -- Да, вот видите ли,-- сказал он с некоторым сомнением.-- Понимаете... мои коллеги, которые читают романы -- я-то сам, знаете, их не очень читаю,-- но они указали... тут, видимо, какое-то совпадение... конечно, забавно, однако... Некий персонаж романа чем-то напоминает вас?-- спросил мистер Взвесли, прерывая колебания Френсика. Ну, не то чтобы напоминает... но его поступки -- чтобы не сказать преступления... Преступления?-- спросил мистер Взвесли, хватая наживку.-- Персонаж, напоминающий вас, совершает преступления? В этом романе? Поглядите сами. Меня зовут Фацит,-- сказал Френсик и, подавшись вперед, раскрыл "Девство" на заложенной странице.-- Вот тут прочтете -- вам все станет ясно. Мистер Взвесли прочел три страницы и с восторгом поднял озабоченный взор. Н-да,-- сказал он.-- Я вас понимаю. Чрезвычайно неприятные намеки. Вот именно, правда?-- воскликнул Френсик.-- А мое назначение заведующим кафедрой этики в Уобаше должно быть утверждено и, откровенно говоря, если кому-нибудь на мгновение покажется... Все понятно,-- сказал мистер Взвесли.-- Ваша карьера под угрозой. Под угрозой? Кончена!-- сказал Френсик. Мистер Взвесли радостно выбрал сигару. И я полагаю, что вы никогда... что эти намеки совершенно безосновательны? Студентов вы, например, не соблазняли? Мистер Взвесли!-- возмущенно сказал Френсик. Ну да, нет, конечно. И вы не совокуплялись с четырнадцатилетней девочкой, подбавив ей в лимонад снотворного? Никогда. Самая мысль об этом мне глубоко омерзительна. А кроме того, у меня бы это просто не получилось. Мистер Взвесли задумчиво оглядел его. Нет, пожалуй, не получилось бы,-- сказал он наконец.-- И вас понапрасну обвиняют, что вы проваливаете студентов, которые не идут вам навстречу? Я к студентам не пристаю, мистер Взвесли. Кстати говоря, я не в экзаменационной комиссии и практических занятий не веду. Я вообще в годичном отпуске и занимаюсь здесь научной работой. Н-да,-- протянул мистер Взвесли, делая пометку в блокноте. Однако особенно неприятно,-- сказал Френсик,-- что я действительно одно время снимал комнату на Де Фритвилль авеню. Мистер Взвесли сделал еще одну пометку в блокноте. Поразительно,-- сказал он,-- совершенно поразительно. Сходство, знаете ли, почти что... да. Я полагаю, профессор Фацит, то есть, собственно говоря, я уверен... поскольку вы, конечно, не совершали этих противоестественных поступков... У вас, вероятно, никогда не было китайского мопса? Нет, не было. Ну. что ж, поскольку не совершали, а даже если и совершали -- у вас имеются все основания подать в суд на автора и издателей этого постыдного романа. Предположительная сумма возмещения... знаете, по правде сказать, я не удивлюсь, если это будет самая большая сумма в истории процессов о клевете. О боже мой,-- сказал Френсик, изображая колебания между трусостью и жадностью.-- Я, вы знаете, надеялся избежать суда. Огласка, понимаете... Мистер Взвесли отлично понимал. Поглядим на реакцию издателей,-- сказал он,-- Коркадилы -- не бог весть какая состоятельная фирма, но на случай клеветы у них наверняка страховка. Надеюсь, это не значит, что автор избежит... О нет, профессор Фацит, не избежит. Выплатит все до гроша, единовременно или по мере возможности. Страховая компания за этим присмотрит. Мне говорили, что автор, мистер Пипер, нажил в Америке состояние на этой книге,-- сказал Френсик. В таком случае придется ему расстаться с состоянием,-- заметил мистер Взвесли. И очень хотелось бы форсировать это дело,-- подвел черту Френсик.-- Мое утверждение в Уобаше... Мистер Взвесли заверил его, что делом займутся тотчас же, и Френсик, оставив адрес Рандолф-отеля в Оксфорде, удалился обнадеженный. Мистер Кэдволладайн света белого невзвидит. Но сначала невзвидел Джефри Коркадил. Френсик едва возвратился на Ланьярд-Лейн, снял отвратительные сандалии и стягивал джинсовый костюм, когда зазвонил телефон. Джефри был чуть ли не в истерике. Френсик отвел трубку от уха и послушал, как он ругается. Джефри, милый,-- сказал он, когда издатель истощил запас эпитетов.-- Я-то чем все это заслужил? Заслужил?-- взревел Джефри.-- Заслужил? Да чтобы я еще когда-нибудь связался с вами или с вашим пакостным Пипером. De mortuis nil nisi... (О мертвых ничего, кроме...(лат.)-- начал было Френсик. А о живых, значит, можно?-- кричал Джефри.-- Профессора Фацита, значит, можно поливать грязью только потому, что эта скотина жива и здорова?.. Какая скотина?-- спросил Френсик. Профессор Фацит. Тот самый, из романа! Тот развратник, у которого был... Да не был, а есть! Что значит -- есть? То и значит! Есть -- и затевает против нас процесс о клевете! Ай-ай-ай. Как это, право, неудачно. Неудачно? Катастрофа! Он сунулся к Дратли, Скрытни, Взвесли и... Не может быть,-- сказал Френсик,-- это же ужасные негодяи. Ну да, негодяи! Кровопийцы! Пиявки! Они из камня кровь высосут, а с профессором Фацитом у них дело верное. Накроют нас на миллионы. Нам конец. Мы никогда... Поговорите-ка вы с мистером Кэдволладайном,-- сказал Френсик.-- Пипер -- его подопечный. Я дам вам номер его телефона. Зачем это надо? Явный случай преднамеренной... Но Френсик уже диктовал телефон мистера Кэдволладайна и, сославшись на клиента в соседней комнате, положил трубку, прервав излияния Джефри. Он переодел джинсовый костюм, заказал по телефону в Рандолф-отеле номер на имя профессора Фацита и стал, во всеоружии злорадства, ждать, когда позвонит мистер Кэдволладайн. Подогревая себя, он изучал телеграмму Пипера: "Переводите аванс последующие отчисления счет номер 478776". Вот гад, он же умер. Что, ей-богу, творится? И что он скажет Соне? Вообще, не хатчмейеровские ли это козни? Соня сказала, что его допрашивали несколько часов, он вышел с допроса сам не свой и даже угрожал привлечь к суду полицию. Нет, непохоже, что он... Френсик не стал даже представлять, как Хатчмейер похищает Пипера и требует через него деньги назад -- это уж полный вздор. Если бы Хатчмейер узнал, что Пипер -- не автор, он бы подал в суд. Но Пипер -- автор. Вот он, черновик, прямое доказательство. Значит, надо поприжать мистера Кэдволладайна: на шее у него сидит мистер Взвесли и требует миллионной компенсации, так что придется ему, голубчику, выкладывать все начистоту. Он выложил. Я не знаю, кто автор этой ужасной книги,-- упавшим голосом признался он, позвонив через полчаса. Не знаете?-- спросил Френсик, сам немного опешив.-- А надо знать. Вы же мне эту книгу прислали. Вы согласились, чтобы Пипер поехал в Штаты. Если вы не знали, то не имели права...-- Мистер Кэдволладайн отрицательно замычал.-- Но у меня же ваше письмо, в котором... Знаю, что у вас,-- слабо отозвался мистер Кэдволладайн.-- Автор выразил согласие, и я... Да вы же только что сказали, что автор вам неизвестен,-- прокричал Френсик,-- а теперь говорите, что он выразил согласие! Письменное согласие? Да,-- сказал мистер Кэдволладайн. В таком случае вы должны знать, кто он такой. Не знаю,-- промямлил мистер Кэдволладайн.-- Видите ли, я имел с ним дело только через "Ллойдз банк". Через "Ллойдз банк"?-- ошеломленно переспросил Френсик.-- Вы сказали -- через "Ллойдз банк?" Да. Через директора. Такой респектабельный банк, мне и в голову не могло прийти... Фраза осталась неоконченной: все и так было ясно. Френсик опережал его на один ход. Стало быть, автор этого паршивого романа прислал его вам через оксфордское отделение "Ллойдз банка" и всякое сообщение с ним шло через тот же банк. Верно? Именно,-- подтвердил мистер Кэдволладайн,-- и теперь, когда возникло это ужасное дело о клевете, я, кажется, догадываюсь почему. Я в невыносимом положении. Моя репутация... Плевать на вашу!-- заорал Френсик.-- А моя? Я как идиот действовал по вашим инструкциям от лица несуществующего клиента, а теперь у нас убийство и... И ужасающее дело о клевете,-- подсказал мистер Кэдволладайн.-- Мистер Коркадил сообщил мне, что компенсация может достигнуть астрономической цифры... Но Френсик его не слушал. Уж если клиент мистера Кэдволладайна сообщался с ним через "Ллойдз банк", то этому подлецу есть что скрывать. Если это не Пипер. Френсик поискал, за что ухватиться. Роман-то к вам пришел не без сопроводительного письма? Перепечатка из машинописного агентства,-- сказал мистер Кэдволладайн.-- Письмо было прислано за несколько дней до того -- через "Ллойдз банк". Подписанное?-- спросил Френсик. Подписанное директором оксфордского отделения банка,-- ответствовал мистер Кэдволладайн. Вот и хватит,-- сказал Френсик.-- Фамилия? Мистер Кэдволладайн заколебался. Я полагаю...-- начал он, но Френсик потерял всякое терпение. Знаете, бросьте ваши штучки,--- отрезал он,-- давайте-ка фамилию директора, да поживее. Покойный мистер Сгибли,-- печально сказал мистер Кэдволладайн. Как вы сказали? Покойный мистер Сгибли. Умер от сердечного приступа под пасху, взбираясь на Сноудон. Френсик осел в кресле. Умер от приступа, взбираясь на Сноудон,-- пробормотал он. Так что его фамилия вам ничего не даст,-- продолжал мистер Кэдволладайн,-- вообще банки, изволите видеть, держат в секрете имена вкладчиков. Нужна, знаете ли, доверенность. Френсик это знал. Раньше, бывало, он как раз по этому поводу восхищался банками. Однако мистер Кэдволладайн что-то такое упомянул раньше... ах, да, машинописное агентство. Вы говорите, машинопись прислали из агентства,-- сказал он.-- Из какого, не помните? Не помню. Но могу выяснить.-- И Френсик ждал у телефона, пока мистер Кэдволладайн выяснял.-- Машинописное бюро Синтии Богден,-- сообщил он наконец Френсику смиренным голосом. Слава богу, хоть что-то,-- сказал Френсик.-- Позвоните ей и спросите, откуда... Лучше не надо,-- сказал мистер Кэдволладайн. Как это не надо? Нам грозит дело о клевете, ваша репутация на волоске, и вы... Не в том дело,-- прервал мистер Кэдволладайн.-- Видите ли, я занимался ее разводом... Ну и что же? Со стороны ее бывшего мужа,-- сказал мистер Кэдволладайн.-- Боюсь, как бы мое теперешнее посредничество... Ладно, я сам,-- сказал Френсик.-- Какой телефон?-- Он записал номер, положил и снова поднял трубку. Машинописное бюро Синтии Богден,-- сказал знающий себе цену голос. Я разыскиваю владельца рукописи, отпечатанной у вас...-- начал Френсик, но голос тут же оборвал его: Мы не разглашаем фамилий наших клиентов. Но я спрашиваю, потому что он мой друг... Это не основание для выдачи подобного рода конфиденциальных сведений. Все же я хотел бы поговорить лично с миссис Богден,-- сказал Френсик. Вы с ней поговорили,-- отозвался голос и дал отбой. Френсик разразился бранью. А, чтоб вас всех с вашими конфиденциальными сведениями,-- заключил он и брякнул трубку. Он посидел наедине с недобрыми мыслями о миссис Богден, потом снова позвонил мистеру Кэдволладайну. Этой мадам Богден,-- спросил он,-- сколько ей лет? Приблизительно сорок пять,-- вычислил мистер Кэдволладайн,-- а что? Да так,-- сказал Френсик. Вечером, оставив на Сонином столе записку, что он отлучился из города на день-другой по важному делу, Френсик сел в оксфордский поезд. На нем были темные очки, панама и джинсовый костюм. Сандалии остались дома в мусорной корзине. При нем был саквояж с ксерокопией рукописи "Девства", одним из писем Пипера и полосатой пижамной парой. Облачившись в нее, он к одиннадцати улегся спать в номере, заказанном на имя профессора Фацита. Глава 18 В Чаттануге сбывалась давняя мечта Бэби увидеть Чух Чух. Она лежала на медной кровати и глядела из окна Девятого Пульмана на разноцветный фонтан за рельсами. Ночное небо над станцией озаряли электронные слова "Хилтонский Чух Чух", а внизу, в бывшем зале ожидания, разносили кушанья. Возле ресторана был магазин сувениров; перед зданиями стояли громадные паровозы былых времен со свежевыкрашенными скотоотбрасывателями и начищенными трубами, сверкающими, словно в предвкушении дальнего путешествия На самом деле они никуда не ехали Их холодные тонки пустовали, поршни замерли навсегда Лишь воображение постояльцев изукрашенных и разделенных на спальни мотелей-пульманов могло стронуть их со станции и отправить в далекий путь на север или на запад. Отчасти это был музей, отчасти фантасмагория все