Помнишь, перед летними каникулами Генри допоздна засиживался в Гуманитехе? А как раз в это время зачисляли иностранных студентов. -- Но при чем здесь Генри? Он тогда составлял расписание занятий. -- Вот именно! Занятий. Занятий чем, спрашивается. Ты думала, он пишет расписание, а он на самом деле проводил с ней занятия. В кавычках. Ева выслушала ее до конца, лишь чтобы возразить. -- Генри вовсе не такой. И в конце концов, я бы сразу заметила в случае чего. -- Милая, пойми наконец: все мужики одним миром мазаны. Сначала я тоже ни о чем не догадывалась, а потом было уже поздно. Патрик целый год развлекался со своей секретаршей, пока до меня не дошло. И то случайно, когда он высморкался в ее трусики. но -- Во что высморкался? -- переспросила Ева, не поверив своим ушам. -- Короче, он схватил насморк и как-то утром за завтраком по ошибке вытащил из кармана ее красные трусики и высморкался. НУ, я сразу поняла, что к чему. -- Надо думать, -- согласилась Ева. -- А потом что? -- Ничего потом. Все же и так ясно. Сказала ему что если думает развестись со мной та<им образом, то зря старается, поскольку... Мэвис все трещала про своего Патрика, а Ева кое-что начала соображать. Память смутно подсказывала, что Ирмгард Мюллер тоже имела какое-то отношение к событиям той ночи. После бурного скандала с Генри Ева никак не могла заснуть. "Как он мог", -- думала она, лежа в потемках с открытыми глазами. Сейчас-то она, конечно, знает, что ничего не было, но тогда... Кстати, сколько тогда было времени? В четыре часа послышались тихие шаги на лестнице, и Ева тогда подумала, что это Генри. Потом заскрипела лестница, ведущая наверх, и она решила, что вернулась Ирмгард. Тогда и посмотрела не светящийся циферблат будильника: стрелки стояли на четырех и на двенадцати. Сначала ей показалось, что это двадцать минут первого... Но ведь Генри заявился в три. Ева заснула, так и не сделав никаких выводов. Зато теперь, несмотря на болтовню Мэвис, вывод напрашивался само собой. Неужели Генри гулял с Ирмгард? Генри никогда не приходил так поздно. На него это, не похоже. И Ирмгард не похожа на бедную студентку. Не тот возраст, да и денег откуда столько? Точку в Евиных размышлениях поставила Мэвис. -- Я бы на твоем месте глаз не спускала с этой немки. И мой тебе совет -- избавиться от нее в конце месяца. -- Да, -- согласилась Ева, -- я подумаю об этом. И... спасибо тебе за поддержку. Она повесила трубку и глянула из окна на буковое дерево перед домом. Пожалуй, именно из-за этого красивого медно-красного бука на лужайке ей захотелось купить этот дом. Дерево-исполин широко раскинуло под солнцем свои могучие ветви, далеко распростерло под землей свои крепкие корни. Где-то она уже об этом читала: про ветви, рвущиеся к солнечному свету, и про корни, впитывающие земные соки... И была во всем этом какая-то нерушимая гармония, которой она ждала от дома и которой страстно желала самой себе. Дом тоже был весьма хорош. Просторный, с высокими потолками, массивными стенами, с большим двором и садом. Здесь проведут счастливое детство их близняшки, а повзрослев, смогут отдохнуть от будничной суеты, чего нельзя было позволить себе на Парквью-роуд. Но Генри переезжать не хотел, и пришлось буквально силой заставить его согласиться. К сожалению, ему неведомо очарование буйной зелени сада и чувство общественной значимости, присущей обитателям Веллингтон-роуд. И снобизм здесь ни при чем, просто Ева терпеть не могла, когда на нее смотрят свысока. Теперь вот пусть попробуют! Даже Мэвис бросила свои покровительственные замашки. А живи Ева по-прежнему на Парквью-роуд, Мэвис ни за что бы не рассказала ей историю про Патрика и трусики. И все-таки Мэвис порядочная стерва. Шпыняет своего Патрика и шпыняет. Тот если и ходит налево, то изредка, а она топчет его достоинство и репутацию постоянно. Она изменяет ему тоже, когда сплетничает, -- платонически, как сказал Генри. Пожалуй, он прав. Но ведь и Мэвис права насчет Ирмгард Мюллер. Надо будет за ней последить. А то нос все время задирает... Еще интересно, что обещала помогать по хозяйству, а потом вдруг поступила в Гуманитех. Безмерно унылая, Ева сварила себе кофе, натерла пол в прихожей, пропылесосила ковер на лестнице, прибралась в гостиной, бросила белье в стирку, прочистила дыру в биотуалете и сделала многое другое, что надо успеть до прихода близняшек из детсада. Ева едва успела закончить уборку и причесаться, как хлопнула входная дверь и послышались шаги на лестнице. Генри? Не может быть. Он через две ступеньки по лестнице не поднимается. К тому же со своим увечьем наверх точно не полезет. Ева подошла к двери и выглянула. Молодой человек на площадке подскочил от неожиданности. -- Что это вы здесь делаете? -- испуганно спросила Ева. Юноша отпрянул. -- Не волнуйтесь, я к мисс Мюллер, -- заговорил он с сильным иностранным акцентом. -- Она давать мне свои ключи... -- То есть, как "давать ключи"?! -- возмутилась Ева, злясь на себя за то, что поначалу струсила. -- Не дом, а проходной двор какой-то! -- Да, да, конечно, -- ответил юноша, -- я понимаю. Но мисс Мюллер сказала, что можно немного заниматься в ее комнате. Там, где живу, очень шумно. -- Занимайтесь, я не против. Только чтоб никакого шума! -- И Ева скрылась в спальне. Молодой человек поднялся по узким ступенькам в мансарду. Ева закончила причесываться, и тут ее осенило. Если Ирмгард пригласила к себе паренька, да еще такого симпатичного, значит, Генри ей не нужен. А парень действительно хорош собой. Ева вздохнула: она уже не так молода и привлекательна, как хотелось бы. Но с другой стороны, какое облегчение -- ее брак в безопасности. И она спустилась вниз. 8 Отсутствие Уилта на еженедельном совещании заведующих кафедрами Гуманитеха было воспринято по-разному. Ректор, например, очень встревожился. -- Чем? -- спросил он секретаршу, когда та сообщила, что Уилт заболел. -- Неизвестно. Но проболеет несколько дней. -- Лучше б несколько лет, -- проворчал ректор и, откашлявшись, обратился к присутствующим: -- Не сомневаюсь, что все вы уже в курсе, какие безобразия у нас здесь творятся... Я насчет... э... фильма, снятого преподавателем кафедры гумоснов Излишне обсуждать, какие последствия это может иметь для нашего колледжа. -- Он умолк, мрачно поглядывая на окружающих. Только доктору Борду показалось, что обсуждать как раз есть чего. -- Я вот до сих пор не пойму: крокодил был он или она? -- спросил Борд. Ректор посмотрел на него с отвращением: -- Скорей всего оно! Насколько я знаю игрушки не имеют внешних половых признаков. -- Пожалуй, не имеют, -- согласился доктор Борд, -- но остается не выясненным один вопрос... -- Который никто не собирается выяснять! -- закончил ректор. -- Язык за зубами -- все шито-крыто! Верно? -- не унимался Борд. -- Я одного не пойму, как герой фильма... -- Борд! -- ректор с трудом сдержался. -- Мы сейчас обсуждаем вопросы, связанные с учебным процессом, а не распущенность преподавателей кафедры гуманитарных основ. -- Вот, вот! -- согласился завкафедрой кулинарии. -- Я как подумаю, чему научат моих девочек эти мерзкие извращенцы... Нет, надо серьезно подумать и покончить с этими гуманитарными основами раз и навсегда! Идея встретила всеобщее одобрение. Исключение составил доктор Борд. -- Зачем же грешить на всю кафедру целиком, -- сказал он. -- А насчет ваших "девочек" я скажу так... -- Не говорите, Борд! Лучше не надо... -- взмолился ректор. Тут решил высказаться доктор Мэйфилд. -- Сей, пренеприятнейший инцидент лишь убедил меня, что необходимо дополнить набор преподаваемых у нас дисциплин каким-либо курсом повышенного теоретического уровня. Здесь Борд согласился: -- А что? Можно ввести курс для вечерников, скажем, "Содомия в классе рептилий". Правда, повалят крокофилы со стороны, ну да не страшно. Успех может иметь также еще более теоретический курс, например, "Введение в историю скотоложества", в первую очередь, благодаря определенной эклектике, присущей... Я что-то не то говорю? Ректор лишь судорожно глотал воздух, как вытащенная из воды рыба, поэтому за него ответил проректор: -- Сейчас жизненно важно сохранить в тайне это происшествие... -- Хм, учитывая, что все произошло на Нотт-роуд... -- Молчать, Борд!!! -- взорвался ректор. -- Вы уже достали меня! Еще хоть слово, и я добьюсь, чтоб из комиссии по образованию убрали либо вас, либо меня... а если надо, то обоих! Выбирайте: или заткнитесь или вон отсюда! И Борд заткнулся. Лежа на кушетке в травмопункте, Уилт скоро пришел к выводу, что выхода у него нет. Поэтому приходилось покорно лежать, глядя в потолок. Наконец явился доктор в сопровождении огромной старшей медсестры и двух санитаров. Уилт с укоризной посмотрел на него со своей кушетки. -- Где вы столько ходили? -- прорычал он. -- Я уже целый час лежу тут, страдаю... -- Что ж, тогда приступим к делу. Сначала займемся ядом. Промывание желудка и... -- Чего? -- Уилт в ужасе подскочил и сел. -- Это очень быстро, -- успокоил доктор, -- лежите себе спокойненько, пока сестра не сделает промывание... -- Нет, нет! Я не хочу! Уилт заметил, что к нему приближается медсестра с резиновым шлангом, сорвался с места и забился в дальний угол смотровой. -- Я никакого яда не пил! -- А у меня тут написано, пили, -- возразил доктор. -- Вас ведь зовут мистер Генри Уилт, как я понимаю? -- Да, но про яд, это вы неправильно понимаете. Я его не пил, уверяю вас. Уилт обежал кушетку, спасаясь от сестры, но тут же оказался в железных объятиях двух санитаров. -- Клянусь вам... -- Вопль замер на устах. Уилта силой уложили обратно на кушетку. Над его лицом угрожающе навис резиновый шланг. С перекошенным от ужаса лицом Уилт смотрел на доктора, на лице которого расплылась садистская ухмылка. _ Ну что, мистер Уилт, надеюсь, вы нам поможете? -- Ни за что, -- процедил Уилт сквозь зубы. Сзади стояла медсестра, зажав его голову обеими руками, и ждала окончания переговоров. -- Мистер Уилт, -- начал доктор, -- вы пришли сюда утром добровольно и, добиваясь приема, заявили, что наглотались яда, сломали руку и получили ранение, требующее срочного вмешательства. Так или нет? Безопасней всего вообще не раскрывать рот, решил Уилт. Он молча кивнул, а потом безуспешно попытался покачать головой. -- Молчание -- знак согласия. Зачем вы, мягко говоря, невежливо разговаривали с работником нашей регистратуры. -- Ложь!!! -- завопил Уилт и тут же поплатился как за свою неучтивость, так и за попытку оправдаться. Чьи-то руки запихнули ему в рот резиновый шланг. Уилт вцепился в него зубами. -- Тогда будем совать в левую ноздрю, -- решил доктор. -- Да вы что, мать вашу, совсем... -- только и успел заорать Уилт, как шланг проскользнул в нос и полез в глотку. Его протестующие вопли сначала стали нечленораздельными, а затем и совсем стихли. Уилт лежал, извиваясь и отчаянно булькая. -- А сейчас будет немножко неприятно! -- с явным удовольствием объявил доктор. Уилт смотрел на него, дико вращая глазами, не понимая, что может быть неприятнее того, что он чувствует сейчас. Он протестующе булькнул. Вдруг раздвинулись занавески, и в смотровую вошла регистраторша. -- Я думаю, вам это понравится, миссис Клеменс, -- сказал доктор. -- Продолжайте, сестра. И сестра продолжала. "Если, даст Бог, не задохнусь и не лопну, -- клялся про себя Уилт, -- так расквашу. доктору его садистскую морду -- навек забудет, как улыбаться". Однако когда пытка закончилась, Уилт мог только тихонько постанывать. Тут медсестра предложила для верности поставить ему хорошую масляную клизму. Новая опасность придала Уилту сил. -- Я пришел сюда с пенисом, -- хрипло прошептал он. Доктор посмотрел в его карточку. -- Тут ничего про пенис не написано, -- констатировал он, -- зато ясно сказано, что... -- Знаю, что там сказано, -- пропищал Уилт. -- По-вашему, я должен был орать этой мымре, что мне нужно пришить головку члена, когда вокруг сидят мамаши со своими придурочными детьми? -- Я не намерена слушать здесь, как какой-то кретин обзывает меня мымрой! -- возмутилась регистраторша. -- А я не намерен сообщать всему миру, что случилось с моим членом! Я сказал вам: хочу видеть доктора. Разве не было такого? -- Но я ведь спрашивала: у вас перелом конечности или рана?.. -- Знаю, что спрашивали! -- закричал Уилт. -- Слово в слово могу повторить. Да будет вам известно, конец это еще не конечность. У меня, по крайней мере. Конец -- это ближе к отростку. А скажи я вам, что у меня проблема с отростком, вы бы начали приставать: с каким отростком, где, когда и с кем, а потом отправили б меня к венерологу и... -- Мистер Уилт, -- перебил его доктор, -- у нас много работы. Если вы отказываетесь сообщить, что же все-таки у вас болит... -- То вы опять запихнете мне в глотку ваш поганый насос, чтобы вообще меня удавить? А вдруг придет сюда какой-нибудь несчастный глухонемой придурок? Он ведь так и подохнет у регистратуры или ему вырвут гланды, чтоб уж точно помалкивал. И это называется Национальная служба здравоохранения*? Бюрократы вы проклятые, вот вы кто! --Система бесплатного здравоохранения в Великобритании. Существует наряду с платной медициной. -- Ну, это еще не так страшно, мистер Уилт. В общем, если у вас действительно что-то с вашим пенисом, мы готовы посмотреть. -- Я не готова! -- гордо заявила регистраторша и удалилась. Уилт улегся на кушетку и снял штаны. Доктор с опаской осмотрел. -- Скажите, а что это там намотано? -- поинтересовался он. -- Платок, черт его возьми, -- огрызнулся Уилт, осторожно разматывая импровизированную повязку. -- Боже мой! -- ужаснулся доктор, всматриваясь. -- Вот уж действительно отросток! Позвольте, как же вы довели собственный член до такого состояния? -- Не позволю! -- буркнул Уилт. -- Зачем рассказывать, все равно никто не верит. Больше толочь воду в ступе не собираюсь. -- В ступе? -- очнулся доктор, изумленно поднимая голову. -- Вы хотите сказать, что толкли пенис в ступке? Не знаю, как вам, сестра, а мне кажется, член пациента действительно имел более чем близкий контакт с пестиком и ступкой. -- Ага, точно так же он себя и чувствует, -- подтвердил Уилт. -- Доктор, коль эту штуку придется отрезать, знайте, во всем виновата моя жена! -- Жена??? -- Доктор, если вы не возражаете, я, пожалуй, не буду вдаваться в подробности. -- О чем речь, дружище, -- согласился доктор, споласкивая руки под краном. -- Если б моя жена мне такое сделала, сразу бы развелся с такой стервой! А вы что, занимались сексом на кухне? -- На подобные вопросы не отвечаю, -- отрезал Уилт. "Лучше вообще держать язык за дубами", -- подумал он. Натягивая хирургические перчатки и наполняя шприц, доктор стал представлять себе коитус с участием Уилта, его жены и ступки. -- После всего, что вы уже перенесли, -- Сказал он, приближаясь к Уилту, -- будет совсем не больно. Уилт пружиной взлетел с кушетки. -- Назад! Я не позволю всадить эту дуру в мою живую плоть! -- завопил он, увидев в руке у сестры баллончик. -- Легкая дезинфекция и заморозка. Я разок пшикну, и вы перестанете ее чувствовать. -- Как так? Я очень даже хочу ее чувствовать. Иначе не пришел бы сюда, а оставил все как есть... Зачем вы взяли бритву?!! -- Для стерилизации. Мы вас побреем. -- Только побреете, и все? Что-то похожее я уже слышал... Кстати, доктор, а вы, часом, не сторонник стерилизации? -- Абсолютно равнодушно к этому отношусь, -- ответил тот. -- А я плохо, -- проворчал Уилт из своего угла, -- крайне отрицательно, можно сказать, с предубеждением! Крепкая мускулистая медсестра улыбнулась. -- Не вижу ничего смешного! Вы, случайно, не из феминисток? -- не унимался он. -- Я просто женщина, -- отвечала медсестра, -- а мои взгляды -- мое личное дело и к данной ситуации не имеют никакого отношения. -- А я мужчина и желаю таковым остаться, поэтому ваши взгляды меня очень даже интересуют. В Индии уже знаете до чего докатились? Так вот, предупреждаю: если уйду отсюда без яиц и с тоненьким меццо-сопрано вместо голоса, вернусь обратно со здоровенным тесаком и такую вам социогенетику устрою! -- Ну, раз так, -- сказал доктор, -- советую прибегнуть к услугам частной медицины. Там за что заплатите, то и получите. Только будьте уверены... Десять минут ушло на то, чтобы уговорить Уилта вернуться на кушетку. Однако он тут же снова вскочил, лишь только медсестра пшикнула своим баллончиком. -- Замораживать?! -- взвизгнул Уилт. -- Вы что, думаете, у меня между ногами -- бройлер? -- Теперь подождем, пока подействует анестезия. Уже скоро. -- Что скоро?! -- охнул Уилт, глянув между ногами. -- О Боже, он уменьшается!!! Я подлечиться пришел, а не делать операцию по изменению пола! Думаете, припрусь домой с клитором, жена обрадуется?! Плохо вы ее знаете! -- Да и вы о ней не все, видимо, знали, -- весело возразил доктор. -- Женщина, которая могла так поступить с мужем, вполне заслуживает подобного наказания. -- Она-то да! А я здесь при чем? -- горько усмехнулся Уилт. -- И зачем эта трубка? Медсестра распаковывала катетер. -- А это, мистер Уилт, -- начал доктор, -- мы вставим вам в... -- Вот уж н-е-е-ет!!! Пусть у меня усохла пиписка, но я вам пока не Алиса в Стране Чудес и не гномик с хроническим запором! Она ведь говорила что-то там насчет масляной клизмы. Я не дамся! -- При чем тут клизма? Просто поможем вам сквозь повязку сливать излишки жидкости. А теперь, пожалуйста, лягте, пока я не позвал на помощь. -- Как сливать излишки жидкости? -- осторожно поинтересовался Уилт, устраиваясь на кушетке. Когда доктор объяснил, с Уилтом едва справились четыре санитара. В течение всей операции не прекращался поток нецензурной брани. Доктору пришлось даже припугнуть Уилта общим наркозом, чтобы тот хоть немного успокоился. Но и после этого даже в вестибюле были слышны вопли типа: "Буровики!!! Нефтяники!!! Какие вы медики?!" -- Эх вы, -- простонал Уилт, когда его наконец отпустили санитары. -- Нашли, где трубопровод проложить. Куда же я с ним теперь?.. И мужского достоинства не пожалели... -- Какого достоинства? Вспомните, что вы здесь вытворяли... Зайдите ко мне на следующей неделе, посмотрим, как ваш... трубопровод. -- Спасибо, я тут в первый и последний раз, -- прошипел Уилт. -- Теперь только к семейному доктору. Он вышел, доковылял до телефона-автомата и вызвал такси. Пока Уилт добирался домой, наркоз стал понемногу отходить. Дома он с трудом поднялся наверх, залез в постель и уставился в потолок. "Ну почему я не могу мужественно переносить боль, как все нормальные мужики" -- с тоской думал он. Тут пришла Ева с близняшками. -- Ужасно выглядишь, -- обрадовала она, подойдя к кровати. -- Чувствую себя так же, -- ответил Уилт. -- И угораздило меня жениться на 1У. КОЙ садистке! -- Впредь будешь знать, как напиваться. -- Зато сейчас точно знаю: свой водосливный аппарат надо держать подальше от твоих рук -- прорычал Уилт. Саманта поспешила облегчить его страдания -- Папочка, вот вырасту большая, обязательно стану медсестрой. -- Еще раз так прыгнешь на кровати, ты до этого просто не доживешь. Обещаю, -- простонал Уилт, морщась от боли. Внизу зазвонил телефон. -- Если опять из Гуманитеха, что сказать? -- поинтересовалась Ева. -- Как опять? Я же просил сказать, что болею. - Я сказала. А они все звонят и звонят. -А я все равно болею! Только не говори чем. -- И так, наверное, знают. Я видела сегодня в детском саду Ровену Блэкторн, она очень тебе сочувствует, -- сообщила Ева, спускаясь по лестнице. Уилт сделал страшные глаза и повернулся к близняшкам. -- Кого за язык тянули? Кто растрепал этому вундеркинду -- сыну миссис Блэкторн про папочкины штучки? -- Это не я, -- торжественно объявила Саманта. -- Конечно, нет! Ты только подговорила Пенелопу. У тебя на физиономии написано. -- Это не Пенни, это все Джозефина. Она, целый день играла с Робином в папу и маму,| -- Вот подрастете, узнаете, как играть в папу-маму. Это не игра, это -- война! Война между разными полами. И вы, мои дорогие, будете все время побеждать, ибо родились девчонками... Девчонки вышли из комнаты. С лестницы доносились их голоса -- они спорили. Уилт осторожно выбрался из кровати поискать себе какую-нибудь книжку. Нашел "Аббатство ночных кошмаров", в самый раз под настроение -- чтоб не про любовь, и только стал пробираться обратно, как в комнату втолкнули Эммелину. -- Что еще надо? Не видишь, я болен? -- Папочка, -- проговорила она, -- а Саманта спрашивает, зачем у тебя к ноге привязан мешочек? - Ах, она еще и спрашивает? -- с грозным спокойствием сказал Уилт. -- Тогда передай ей, а через нее мисс 0'Фсянки и остальным сопливым недоноскам, что папа ходит с мешочком на ноге и с трубочкой в писе, потому что вашей мамусе-пердусе взбрело в башку оторвать на фиг папочкины гениталии. А если мисс 0'Фсянки не знает, что такое гениталии, скажите, что так большие дяди называют аиста. А сейчас прочь отсюда, пока у меня не появилась грыжа, повышенное давление и четыре детских трупика. Девчонки моментально испарились. Ева внизу швырнула телефонную трубку. -- Генри Уилт!.. -- Заткнись!!! -- взорвался Уилт. -- Услышу хоть одно слово от кого угодно, за себя не ручаюсь!!! И на этот раз его послушались. Ева отправилась на кухню и поставила чайник на плиту. "Эх, если бы Генри был такой грозный, такой уверенный и после того, как поправится", -- думала она. 9 Следующие три дня Уилт на работу не ходил. Он слонялся по дому, сидел в беседке и ломал голову над сущностью мира, в котором Прогресс с (большой буквы) неизменно вступает в противоречия с Хаосом, а человек (с маленькой буквы) постоянно спорит с Природой. Величайшим парадоксом для Уилта была Ева. Она вечно говорит, что он циник и консерватор, а сама так легко поддается зову седой старины: компостным кучам, биосортирам, домотканой одежде и прочей примитивщине. Да еще ухитряется смотреть в будущее с непробиваемым оптимизмом. Для Уилта же есть только настоящее; множество отрывков настоящего, которые, сменяя друг друга, не столько приближают его к будущему, сколько, объединяясь в прошлом, создают собственную Уилтову репутацию. В прошлом его репутация уже неоднократно страдала, поэтому ничего страшного, пострадает еще раз. Мэвис Моттрэм распустила слухи по всей округе, и они поползли дальше, передаваемые из уст в уста, с каждым разом обрастая все новыми и новыми подробностями. Скоро сюда приплетут фильм про крокодила. Уж гуманитеховцы, БлайтСмит и миссис Чаттервей обязательно постараются. Так что до Брэйнтри сплетня дойдет примерно в следующем виде: Уилта едва не арестовали за непристойные выходки с цирковым крокодилом, который, спасая свою честь, вынужден был вцепиться зубами в член извращенца. - Тебе в этом городишке еще не то наболтают, -- отмахнулся Брэйнтри, когда его жена Бетти поведала ему вышеизложенный вариант сплетни. -- Генри всегото взял на работе несколько отгулов, а ваш бабий телеграф уже и рад стараться. - Рад, не рад, -- оправдывалась Бетти. -- А нет дыма без... ... Без дур, развесивших уши. Есть на кафедре гумоснов один тип по имени Билджер. Он-то и снял фильм, где игрушечный крокодил играет роль жертвы изнасилования. Это первое. В связи с этим Генри объяснялся с комиссией по образованию. Только ради того чтоб товарищу Билджеру не пришлось жить на пособие по безработице, а его многочисленные отпрыски могли учиться в частной школе. Это второе. И наконец, третье: Уилт заболел на следующий день после... - Ровена Блэкторн не так рассказывала. Все знают: Генри изуродовал свой пенис! - Откуда? - Что откуда? - Откуда все это знают? - Из детского сада. Близняшки каждый день дают сводки о состоянии "папиного банана". - Здорово! -- сказал Брэйнтри. -- Вот, значит, по чьим сводкам составляют картину происшествия! Да ведь уилтовские пай-девочки член от сосиски не отличат. Уж Ева постаралась. Может, она женщина широких взглядов, но на секс это не распространяется. И кроме того, просто не могу представить себе Генри в роли извращенца. Он парень все-таки скромный. - Ну да! Выражается так, что уши вянут! - Крепкие выражения -- прямое следствие многолетнего общения с учащимися. Это служебные слова -- для связи частей предложения. Если бы ты слушала меня повнимательней, то услышала б то же самое. Я сам так по сто раз на дню выражаюсь. И опять повторяю: как бы там ни было, а Генри и крокодилы -- понятия несовместимые. Впрочем, вечерком сам к нему загляну... Когда вечером Брэйнтри заявился в дом на Веллингтонроуд, Уилта там не было. Перед домом стояли несколько машин. На фоне Наевского "форда", увешанного баллонами с метаном, и помятой малолитражкой, принадлежащей Мэвис Моттрэм, выделялся благородный "астон-мартин". Брэйнтри бочком протиснулся мимо горы поношенной одежды, перепрыгнул через кучу игрушек, которая загромождала всю прихожую, и обнаружил Еву в оранжерее. Там проходило не что иное, как заседание Комитета по проблемам стран "третьего мира". Председательствовала Ева. Первостепенную важность для нас представляет нетрадиционная марангийская медицина, которой суждено составить достойную конкуренцию западной фармакологии, широко использующей в своих целях химию, -- вещала Роберта Смотт, в то время как Брэйнтри стоял за зарослями фасоли, не решаясь войти. - И не следует забывать: помогая марангийским аборигенам, мы в конечном счете приносим пользу и самим себе! Брэйнтри стал на цыпочках удаляться, когда Джон Най разразился пламенной речью, ратуя за сохранение марангийских методов земледелия. Особенно он напирал на использование человеческих экскрементов для удобрения почвы. - В них содержатся все необходимые... Брэйнтри проскользнул во двор через черный ход, обогнул хранилище биоудобрений -- обычный компостный бак и по биоактивному огороду направился к беседке. Там в шезлонге, скрытый гирляндами высохших трав, возлежал Уилт, облаченный в немыслимых размеров муслиновый балахон. - Между прочим, в этом платье ходила Ева, когда была беременна, -- поведал он Брэйнтри. -- Когда-то его можно было растянуть до размеров вигвама, или постелить вместо простыни в гигантском спальном мешке, или использовать как навес для многоместного суперсортира. Я откопал его в куче шмоток, которым Ева хочет осчастливить папуасов. - А я поначалу и не понял, чем они там занимаются. Это что, заседание ячейки Оксфама*? - Ты отстал от жизни. У них альтернативная организация. Называется Организация содействия развитию африканского континента. Сокращенно ОСРАК. Берешь значит под свое покровительство какое-нибудь племя в Африке и шлешь им туда теплые пальто. В них и при нашей-то зиме подохнешь от жары. Пишешь письма тамошним шаманам, выпытываешь местные средства против обморожения ушей. И, наконец, устраиваешь торжественное слияние Веллингтон-роуд и ипфордского отделения Лиги мужененавистниц с Обществом людоедов-любителей, которые делают обрезание своим бабам, орудуя каменным ножиком. 'Оксфордский комитет помощи голодающим, английская благотворительная организация. Вот уж не знал, что женщинам делают обрезание. Да и каменные ножи давно вышли из употребления. - Так же как и клиторы в Маранге, -- сказал Уилт. -- Пытался я Еву образумить, да куда там! Махровая дикость -- последний писк моды! Число поклонников растет как снежный ком. Дай Наям волю, они ж весь Лондон завалят индийскими кобрами для борьбы с крысами. - Когда я был в доме, он как раз призывал отказаться от фабричных удобрений, заклинал использовать обычное дерьмо. Он что, экскрементофил? - Причем с религиозным уклоном! Ты не поверишь: эта компания по воскресеньям с утреца собирается вокруг компостной кучи, хором поет: "Присядем рядом, присядем вместе", а затем причащается целебными травками. - Если, конечно, не секрет, -- осторожно начал Брэйнтри, -- что же с тобой приключилось? - Давай не будем об этом, -- поморщился Уилт. - Ладно, но при чем здесь... э... одеяние для беременных? - Гораздо удобнее наших порток, -- слабо оживился Уилт. -- Замучила меня канализация. Фигурально выражаясь. -Что-что тебя замучило? - Канализация. Не выдули б мы тогда столько пива, не был бы я сейчас в таком жутком положении. -Я смотрю, ты даже свое самодельное пиво не пьешь. - Я теперь вообще ничего не пью, тем более в больших дозах Выпиваю с наперсток раз в четыре часа. Может, с потом выйдет А мочиться не могу. Как ножом режет. Брэйнтри ухмыльнулся - Значит, правду говорят? - Не знаю, не слышал. - Тебе, наверное, будет любопытно узнать, что местные сплетники собрались дать медаль за личное мужество тому крокодилу, который хватанул зубами твое богатство. Вот такие вещи рассказывают. -Ну и пусть, -- махнул рукой Уилт. -- Бог, он правду видит. - Господи, уж не подцепил ли ты сифилис. - К сожалению, нет Насколько я знаю, сифилис сейчас лечат не причиняя пациенту боли. Чего не скажешь о зверствах, которые проделали со мной. Попадись они теперь в руки мне, я бы им... не знаю что сделал* Ого -- покачал головой Брэйнтри -- Неужели совсем худо - Хуже некуда, -- ответил Уилт. -- Особенно хреново было сегодня в четыре утра. Сплю себе, никого не трогаю, из конца торчит шланг, приспособленный к мешочку для мочи. И тут эта стерва Эммелина стала на кровать, ногой прямо на мой мешочек.. Представляешь.. И вкачивает мне все обратно. Тебе в детстве снилось когда- нибудь, что плывешь по морю, а водичка теплая-теплая... - Я в постель не мочился, если ты об этом! - В общем, ты меня понял, -- печально заключил Уилт. Брэйнтри содрогнулся. - В такие моменты можно лишиться последних отцовских чувств. Если б у меня тогда не начались конвульсии, наверняка бы запорол до смерти всех четверых. Но вместо этого лишь пополнил словарный запас Эммелины набором трехэтажных выражений. А мисс Мюллер, очевидно, решила, что сексуальные забавы в типичной английской семье носят исключительно садомазохистский характер. Могу себе представить, что она подумала прошлой ночью. А как вообще поживает наша Муза? Вдохновляет? -- поинтересовался Брэйнтри. - Она неуловима. Совершенно неуловима. Да и я пока в таком состоянии стараюсь не очень-то маячить. - Правильно, в таком балахоне тебе только маячить Тебя за километр видно. - Меня другое волнует, -- сказал Уилт. Никак не могу понять, что же она из себя представляет? К ней толпами ходят мужики, причем богатые до безобразия. А- а-а-а! Так вот что это за "астон-мартин" у твоего дома! -- воскликнул Брэйнтри. -- А я-то голову ломал, кому это так с деньжатами подфартило. - Правильно, только при чем здесь парик? - Какой еще парик? - Значит, так: машина принадлежит какому- то казанове из Мексики. У него моржовые усики, весь благоухает "Шанелью" номер не знаю какой и, представь себе, носит парик! Я хорошо разглядел в бинокль. И когда заходит к ней, парик снимает. Уилт сунул Брэйнтри в руки бинокль и указал на окошко мансарды. - Не вижу ничего, -- через минуту сказал Брэйнтри, -- жалюзи мешают. - Поверь мне на слово, он действительно носит парик. Спрашивается, зачем? - Лысый, наверное. А иначе зачем? - Если б лысый, я б не спрашивал. Но дело в том, что у этого Латина на голове отличная шевелюра, а парик все равно носит и снимает только у нее. - Какого цвета? - Черный такой, лохматый. А под ним -- самый что ни на есть блондин. Согласись, это загадочно. - А попробуй спросить саму Ирмгард. Может, она просто балдеет от блондинов в черных париках... Уилт покачал головой: - Нельзя. Во- первых, она уходит из дому намного раньше, чем я просыпаюсь; во-вторых, чувство самосохранения мне подсказывает: любое сексуальное возбуждение будет иметь для меня ужасные, а может, даже и необратимые последствия. Пока лучше держаться подальше. Очень мудро! -- похвалил Брэйнтри. -- Страшно подумать, что устроила бы Ева, узнай она о твоей пламенной любви к квартиранточке. - Действительно страшно. Особенно если вспомнить ее реакцию на более безобидные вещи. - Что передать факультетским? -- спросил Брэйнтри. - Ну, просто скажи, я вольюсь в общественное русло -- выражение-то какое, -- лишь только когда смогу сидеть не чувствуя, что подо мной раскаленная плита. - Они тебя не поймут. - И не надо. Попадая в такие переплеты, я твердо усвоил: правде все равно никто не поверит. Куда безопаснее в этом дрянном мире врать, врать и еще раз врать. Скажи им, у меня вирус. Это понятие растяжимое. Никто ничего не поймет, но все будут удовлетворены. Брэйнтри пошел обратно в дом, оставив Уилта наедине с тяжкими раздумьями о правде и лжи. В этом безбожном, лживом, жестоком и запутанном мире лишь правда была его единственным путеводителем и единственным оружием. Но, как видно из последних событий, оружие это оказалось обоюдоострым и почему-то все чаще, к удовольствию окружающих, обращалось против самого Уилта. Правду, конечно, лучше приберечь для себя. Хотя это в принципе и бессмысленно, но все же помогает достичь некоторого морального равновесия. И много быстрее, чем Евино копание в саду с той же целью. Придя к таким выводам, Уилт решительно осудил Евину озабоченность глобальными проблемами и СРАК., а затем попробовал взглянуть на все это другими глазами. Получилось, что он живет себе спокойненько и в ус не дует, в то время как где-то существует мир, в котором царят только голод и нужда. Может, Ева делает это просто так, для очистки совести? Но чистая совесть -- это тоже немало, заодно и дочерям добрый пример подает, которого они от папы вовек бы не дождались. Но должна же где-то быть золотая середина? Надо же как-то более благоразумно сочетать дом и семью с заботами о миллионах голодающих. Только как, черт возьми? Уж конечно, бредовые догмы придурка Билджера здесь никак не помогут. Вот Джон и Берта Най пытаются улучшить несовершенный мир, а не разрушить его. А ты, Генри Уилт, что сделал? Ничего! Сидишь тут, хлещешь пиво, думаешь, какой ты несчастненький, и подглядываешь за бабой, как школяр паршивый. И тогда он, словно решив доказать себе, что все-таки способен хоть на что-то, вышел из беседки в своем нелепом наряде и открыто направился к дому. Там Уилт обнаружил, что заседание комитета уже давно кончилось, а Ева укладывает девчонок спать. Когда она спустилась вниз, Уилт сидел на кухне за столом и нанизывал на ниточку фасоль. - Удивительное рядом! -- прокомментировала она. -- Столько лет бездельничал и вдруг -- на тебе: сидишь и вроде как помогаешь мне по хозяйству. Ты, случаем, не заболел? С тобой все в порядке? - Было в порядке, пока ты молчала. - Нет, сиди, не уходи. Мне надо поговорить с тобой. - О чем? -- поинтересовался Уилт, задержавшись в дверях. - О том! -- И Ева многозначительно посмотрела на потолок. - О чем "о том"? -- не понял Уилт. - Сам знаешь о чем, -- повторила Ева. - Ничего не знаю и знать не хочу. Скажи по-человечески, в чем дело. Если ты предлагаешь, чтоб мы с тобой того-самого... то я просто физически на это неспособен. - Я не про нас, а про них. - Про них? - Про мисс Мюллер и ее ухажеров. - Ах, про них. -- Уилт подсел к столу. -- Ну и что с ними? - Ты, наверное, уже слышал, -- сказала Ева. - Что слышал? - Ну знаешь же! Как с тобой трудно говорить. - Да, особенно если говорить на языке Винни-Пуха. Хочешь узнать, догадываюсь ли я, что они иногда сношаются, так и спроси. - Я беспокоюсь о наших детях. Думаю, им не очень полезно находиться в доме, где очень часто делают то, о чем ты только что сказал. - Если б я и ты не делали "то, о чем я сказал", их бы здесь и в помине не было. И вообще это только твои друзья-приятели умеют выражаться при детях так, что даже Джозефина не может понять. Хотя обычно она все выдает открытым текстом... - Генри! -- предостерегла Ева. - Я тебе точно говорю. Причем очень часто. Вот, например, вчера послала Пенелопу на... - Замолчи! -- перебила Ева. - Я-то замолчу, -- сказал Уилт, -- а она? Нынешнее поколение взрослеет быстрее нас. Когда мой папа мастерил и случайно попадал молотком по пальцу, он говорил: "Твою мать!" Мне было уже десять лет, а я все думал, папа действительно имеет в виду молотковую маму. А теперь это самое любимое выражение у... - Не важно у кого... -- перебила Ева. -- А лексикон твоего папаши оставляет желать лучшего. - Ты своего вспомни! Я диву даюсь, как твоя мамаша докатилась до того, что... - Генри Уилт! Оставь моих родителей в покое. Лучше скажи, как нам поступить с мисс Мюллер. - При чем здесь я? Ты же ее сюда зазвала. Со мной даже не посоветовалась, хотя мне эта баба здесь естественно на фиг не нужна. Потом ты выясняешь, что она какая-то международная секс-террористка; боишься, вдруг от такого соседства наши дети преждевременно начнут страдать нимфоманией, и теперь пытаешься впутать меня... - Мне нужен твой совет, -- взмолилась Ева. - Тогда вот тебе мой совет: Скажи ей, пусть убирается к чертовой матери. - Не так-то это просто. Она уже заплатила за месяц вперед. Деньги я еще в банк не положила, но все-таки... - Отдай ты этой шлюхе деньги, ради Христа! И коленом под зад. - Ну, это негостеприимно получится, -- засомневалась Ева. -- Она же иностранка, и так далеко от дома. - Зато слишком близко к моему дому. Между прочим, любой из ее дружков богат, как Крез. Так что пусть чешет к ним или живет в гостинице. Отдай деньги, и пусть выметается. С этими словами Уилт пошел в гостиную, включил телевизор и принялся ждать, пока позовут ужинать. Оставшись на кухне в одиночестве, Ева подвела итоги. Мэвис опять дала маху. Генри совершенно наплевать на мисс Мюллер, а значит, ее денежки можно употребить на ОСРАК. И вовсе не обязательно просить мисс Мюллер съехать от них. Просто слегка намекнуть, чтоб вела себя потише. И все-таки радостно осознавать, что Генри ни в чем не замешан. И вообще, она больше не будет слушать чушь, которую несет Мэвис. И Генри, несмотря на свои причуды, неплохой муж. Поэтому вечером, ужиная в обществе своего супруга, Ева была совершенно счастлива. 10 В среду, выходя из кабинета доктора Скэлли, Уилт испытовал радость. Отпустив несколько шуточек по поводу Уилтовых несчастий, доктор относительно безболезненно снял повязку и вытащил трубку. - Я считаю, это излишне, -- заверил Уилта доктор, -- эти молокососы, как всегда, перестарались. Услышав это, Уилт хотел было подать на них официальную жалобу. Но доктор Скэлли его отговорил: - Представляете, старина, какой начнется скандал. А они, в сущности, придерживались инструкций. Вдобавок, представляете, что будет, если вы будете ходить и говорить, что вас хотели умертвить в больнице? После такого довода Уилт передумал жаловаться. Получив обещание доктора, что скоро он, Уилт, снова будет держать хвост пистолетом, если, конечно, не перетрудится на радостях со своей благоверной. Он покинул кабинет, чувствуя себя на седьмом небе от счастья или, по крайней мере, на пути к нему. Лучи осеннего солнышка ласкали пожелтевшие листья деревьев в