стала звонить дальше. В результате она переговорила с Наями, ректором Гуманитеха, всеми, кого еще смогла вспомнить, и даже с доктором Скэлли. Когда она обзвонила всех, раздался звонок Би-би-си. Ева по телефону дала интервью, в котором предстала матерью четырех юных заложниц, задержанная полицией без всяких на то оснований. С этого момента скандал начал разрастаться как снежный ком. Замминистра внутренних дел звонил шефу сообщить, что Би-би-си отклонила их просьбу не пускать интервью в эфир в государственных интересах, поскольку незаконное задержание матери заложников якобы идет строго вразрез с государственными интересами. Отсюда новость узнали главный комиссар полиции, который отвечал за действия отдела по борьбе с терроризмом, и даже министр обороны. В семь утра интервью все-таки прозвучало по радио, а к утреннему часу "пик" уже заняло первые полосы всех газет. В семь тридцать отделение ипфордской полиции осаждали репортеры, телеоператоры, фотокорреспонденты. Евины друзья и просто любопытные. Народу собралось даже больше, чем вокруг дома на Веллингтон-роуд. Даже скептический настрой Госдайка куда-то испарился, когда сержант признался, что не знает, почему миссис Уилт содержится под стражей. -- Я не в курсе, что она натворила, -- заявил сержант. -- Инспектор Флинт приказал держать ее взаперти. Хотите узнать подробности, обращайтесь к инспектору Флинту. -- Именно так я и сделаю, -- пообещал Госдайк. -- Где он? -- Участвует в осаде. Могу попробовать позвонить ему. Итак, Флинт, урвав чуток времени, заснул со счастливой мыслью, что наконец-таки подловил этого ублюдка Уилта на самом что ни на есть преступлении. Когда он проснулся, в роли обвиняемого находился уже он сам. -- Я не велел арестовывать ее. Я просто задержал ее согласно закону о борьбе с терроризмом. -- Значит, подозреваете моего клиента в терроризме? -- допытывался Госдайк. -- Если так, то... Инспектор Флинт вспомнил закон о клевете и поспешил сказать, что не подозревает. -- Ее взяли под стражу для ее же личной безопасности, -- выкручивался он, но Госдайк ему не верил. -- Судя по ее нынешнему состоянию, могу с уверенностью утверждать: ей было бы безопаснее находиться на свободе, нежели в полиции. Ее сильно избили, это совершенно очевидно; таскали по грязи и, насколько я понимаю, по колючим кустам, о чем свидетельствуют многочисленные ссадины на руках и ногах; и наконец, в данный момент она пребывает в состоянии нервного истощения. Согласны ли вы освободить ее, или я буду вынужден обратиться... -- Обращаться никуда не надо, -- поспешно сказал Флинт. -- Конечно, она может идти, но я снимаю с себя всякую ответственность за ее безопасность, если она появится здесь у нас. -- Вот и отлично! На этот счет мне от вас не нужно никаких гарантий, -- ответил Госдайк и вывел Еву из здания участка. На нее обрушилось море вопросов и фотовспышек. -- Миссис Уилт, вас, правда, избивала полиция?! -- Да! -- ответила Ева, прежде чем адвокат успел сказать, что она интервью не дает. -- Миссис Уилт, чем вы собираетесь заниматься сейчас?! -- Поеду домой! -- сказал Ева, и Госдайк силой усадил ее в машину. -- Об этом не может быть и речи, моя милая. Посидите пока у кого-нибудь из своих друзей. Сквозь толпу пыталась пробиться Мэвис Моттрэм. Ева сделала вид, что не замечает ее. Она представила себе Генри в постели с той жуткой немецкой девкой и в этот момент меньше всего хотела видеть Мэвис. К тому же в глубине души она все еще винила Мэвис за то, что та уговорила ее пойти на этот дурацкий семинар. Останься Ева дома, ничего бы сейчас не случилось. -- Думаю, Брэйнтри не обидятся, если я приеду, -- решила Ева. Вскоре она уже сидела у них на кухне, попивала кофе и рассказывала Бетти о своих злоключениях. -- Ты уверена, Ева? -- спросила Бетти. -- Это же совсем не похоже на Генри. Ева, готовая разрыдаться, покачала головой: -- Похоже... У них там везде стояли всякие подслушивающие штуки, и было слышно все, что делается в доме. -- Ну, тогда я ничего не понимаю. То же самое можно было сказать и о Еве. Изменить жене -- это не просто не похоже на Генри, это вовсе не Генри. Он в жизни не глазел на других женщин. Ева точно знала и даже иногда обижалась на мужа. Ведь тот лишал ее естественного чувства легкой ревности, присущего любой женщине. Кроме того, бывало еще подозрение, что Уилт так же безразличен и к ней самой. Теперь Ева чувствовала себя преданной дважды. -- Думала, он за детей волнуется... Они там внизу, а он наверху с этой... этой... -- Тут Ева зарыдала в голос. -- Тебе нужно принять ванну и хорошенько выспаться, -- посоветовала Бетти, и Ева позволила отвести себя наверх в ванную. Но как только Ева оказалась в горячей воде, ее мысли перенеслись на Веллингтон-роуд, а инстинкт потянул домой. Надо идти. Правда, сейчас придется идти при ярком свете дня. Ева вылезла из ванной, вытерлась полотенцем и напялила на себя платье Бетти, которое та носила беременной. Ничего другого на Еву в доме не нашлось. Спускаясь вниз, она уже знала, как будет действовать. В бывшем военном кабинете генерал-майора Де Фракаса сидели инспектор Флинт, майор и несколько военных психологов. Все смотрели телевизор, нелепо стоявший в самом центре битвы при Ватерлоо. Дело в том, что покойный генерал -- страстный коллекционер оловянных солдатиков -- любил воспроизводить великие сражения на теннисном столе, выстраивая боевые порядки с безукоризненной исторической точностью. Покрытые пылью солдатики придавали дополнительный элемент сюрреализма тем причудливым образам и звукам, которые телекамера в соседнем доме передавала на экран. Сейчас Уилт вел себя так, словно у него произошел окончательный сдвиг по фазе. -- Совсем свихнулся, -- заметил майор, наблюдая, как Уилт, искаженный до неузнаваемости выпуклым объективом, меняет свою форму и размеры наподобие посетителя комнаты смеха и с торжественным видом несет какую-то ахинею. Даже Флинт не смог не согласиться с майором. -- А что, черт возьми, значит "Жизнь пристрастна к бесконечности"? -- спросил он у психиатра доктора Фелдена. -- Одной фразы мало, чтобы составить какое-либо определенное мнение, -- ответил доктор. -- А по-моему, вполне достаточно, -- пробормотал майор. -- Будто в окно дурдома заглядываем. В телевизоре Уилт вопил что-то про войну во имя Аллаха и смерть всем неверным. Затем, издав совершенно невообразимый звук, стал похож на деревенского кретина, подавившегося костью, и затем исчез на кухне. Немного спустя Уилт ужасным фальцетом затянул песню: -- В аду звенят колокола. Чертям нужна твоя душа!!! Потом снова появился в поле зрения с ножом в руках и завопил: -- Мамаша!!! В шкафу крокодил сожрал твой плащ! Весь мир на крыльях летучей мыши ведет игуана сквозь снежную бурю. Наконец он плюхнулся на кровать и захихикал. Флинт перегнулся через перепаханную взрывами дорогу на столе и выключил телевизор. -- А то еще немного -- и я сам рехнусь, -- проворчал он. -- Ну вот, все видели и слышали этого придурка. Теперь вопрос: что нам с ним делать? -- С точки зрения обычной политидеологии, -- отозвался профессор Маерлис, -- признаюсь, никаких аналогий не возникает. -- Это хорошо, -- похвалил майор. Он до сих пор подозревал профессора в сочувствии террористам. -- С другой стороны, исследования записей, сделанных прошлой ночью, вполне определенно свидетельствуют, что Уилт обладает глубокими познаниями в теории терроризма и, возможно, участвует в заговоре с целью покушения на жизнь королевы. Вот только не пойму, при чем тут израильтяне? -- Не исключено, что виною всему паранойя, -- высказал мнение доктор Фелден, -- ведь перед нами типичный случай мании преследования. -- Не надо гадать. Вы прямо скажите, этот кретин свихнулся или нет? -- спросил Флинт. -- Сложно сказать. Прежде всего, возможно, что сказывается побочное действие препарата, который ему вчера дали. Я спросил у так называемого медика, который выписал Уилту эту дрянь, из чего она состоит. Оказывается, в ее состав входят три части валиума, две амитала натрия, часть бромида и еще что-то, что он называет букетом лауданума*. Я не смог добиться от него, какова была доза, но то, что Уилт еще жив, свидетельствует о силе его организма. -- Многое говорит о качестве кофе из столовой. Проглотил все и глазом не моргнул, -- сказал Флинт. -- Короче, будем звонить и спрашивать, что он сотворил с этой Шауц, или нет? Доктор Фелден задумчиво вертел в руках оловянного Наполеона. -- В целом я против. Если фрейлейн Шауц еще жива, опасно напоминать о ней человеку, находящемуся в невменяемом состоянии. --Настойка опия. 293 -- Спасибо за помощь. В общем, когда позвонят эти свиньи и потребуют освободить Шауц, я скажу им, что ее удерживает какой-то псих. Флинт отправился на узел связи, страстно желая сложить с себя временные полномочия директора отдела по борьбе с терроризмом еще до того, как в доме напротив начнется кровавая бойня. -- Ничего не выйдет, -- пожаловался он сержанту, -- наши психопаты уверены, что мы имеем дело с убийцей-маньяком. Примерно такого диагноза Уилт и добивался. Ночь он провел беспокойно, обдумывая свой следующий шаг. Сколько амплуа он перебрал! Роль кучки революционно настроенных террористов, роль благодарного отца, безнадежного идиота, любовника со странностями и человека, желающего убить королеву. И с каждой новой выдумкой Уилта Гудрун Шауц все больше и больше теряла уверенность в себе. До отказа нашпигованная революционными теориями, она никак не могла приспособиться к этому странному миру абсурда и фантазий. А ведь мир вокруг Уилта был действительно полон и того и другого. А Уилт в нем жил, живет и, насколько известно, будет жить. Неужели не абсурд тот дурацкий фильм про крокодила, снятый Билджером? Но он тем не менее снял его. Уилт, например, всю свою сознательную жизнь был окружен прыщавыми юношами и наивными преподавателями. Первых (по их же мнению) все женщины обязаны воспринимать как Божий дар, а вторые воображали, что штукатуры и автомеханики превратятся в духовно развитых существ, если прочитают "Поминки по Финнегану" Джеймса Джойса, или обретут истинно пролетарское сознание, нахватавшись цитат из "Капитала" Маркса. Это ли не фантазии? Уилт и сам постоянно витал в облаках. Взять, к примеру, его голубые мечты о писательской карьере, которые возвратились к нему с первым взглядом на Ирмгард Мюллер, или хотя бы недавнюю историю с "хладнокровным убийством" Евы. И жена его, с которой он прожил уже 18 лет, меняла свои амплуа не реже, чем покупала новые наряды. Поэтому, имея за плечами столь богатый опыт, Уилт при первой необходимости мог нафантазировать что угодно и сколько угодно. Красивые были фантазии. И рассказать о них он умел красиво. Но перейти от слов к делу? Нет уж, увольте! Впрочем, слова всегда выручали его в Гуманитехе. Вот и сейчас Уилт мог говорить что угодно в свое удовольствие, лишь бы как следует припугнуть запертую в ванной Гудрун Шауц. Конечно, при условии, что обитатели нижнего этажа не станут чинить никакого насилия. Однако Баггишу и Чинанде было сейчас не до него. Близняшки проснулись с утра пораньше и возобновили набеги на Евин морозильник и консервированные фрукты. Миссис Де Фракас, в свою очередь, отказалась вести с ними неравный бой за их же чистоту и опрятность. Сидеть всю ночь на деревянном стуле было чрезвычайно неудобно, и ревматизм замучил ее до такой степени, что она в конце концов решила выпить. А поскольку из выпивки имелось только Уилтово самодельное пиво, удивительный результат не заставил себя ждать. После первого же хорошего глотка старушка почувствовала себя так, словно ее шарахнули по голове. Пойло было не просто гадкое на вкус, а до того гадкое, что захотелось срочно запить его чем угодно. И миссис Де Фракас снова порядком отхлебнула. С трудом проглотив жидкость, она недоверчиво посмотрела на бутылку. Не похоже, чтоб это пойло вообще подвергали какой-нибудь очистке. На одну-две секунды ее даже поразила ужасная мысль: а вдруг Уилт, черт его знает зачем, налил сюда какого-нибудь мощного растворителя? Конечно, маловероятно, но на вкус похоже... Уилтово пиво продирало глотку не хуже, чем кислотный отбеливатель для унитазов продирает трубы старой канализации. Миссис Де Фракас прочитала надпись на этикетке и успокоилась. Надпись гласила, что гадость в бутылке является пивом. Хотя это совсем не соответствовало действительности, одно было очевидно: содержимое предназначено для питья. Она опять как следует глотнула и разом забыла про свой ревматизм. Нельзя же думать о двух вещах сразу! Когда в бутылке ничего не осталось, миссис Де Фракас думала уже с трудом. Ей вдруг стало совсем хорошо, и для полного счастья надо было только добавить. Она потянулась за следующей бутылкой, стала ее откупоривать, и тут раздался взрыв. Вся в пиве и с отбитым горлышком в руке миссис Де Фракас собралась приняться за третью бутылку и вдруг заметила на дальней полке еще несколько -- побольше. Она достала бутылку и обнаружила, что та из-под шампанского. О ее нынешнем содержимом можно было лишь гадать, а вот открывать ее наверняка безопасней, чем пивную. Миссис Де Фракас достала еще две бутылки и попыталась их открыть. Легче сказать, чем сделать. Уилт для верности замотал пробки изолентой и укрепил их стальной проволокой. -- Плоскогубцы нужны, -- пробормотала миссис Де Фракас себе под нос. Ее окружили близняшки и стали с интересом наблюдать. -- Папино самое любимое! -- сообщила Джозефина. -- Он будет недоволен, если вы все выпьете. -- Конечно, моя милая. Будет недоволен... -- Старушка побледнела: ее желудок, очевидно, тоже был недоволен. -- Папа называет это "мой четырехзвездочковый Би-Би", -- пояснила Пенелопа. -- А мама говорит, что это настоящее пи-пи. -- Так и говорит? -- скривилась миссис Де Фракас. -- Потому что папа, когда напьется этого, всю ночь бегает... Миссис Де Фракас облегченно вздохнула. -- Значит, так! Папу мы расстраивать не будем. Но шампанское все равно надо охладить. Она снова пошла к Уилтовым закромам и вернулась с двумя открытыми бутылками, которые показались ей наименее взрывоопасными. Девчонки тем временем собрались вокруг морозилки, но старушка была слишком занята и нисколько за них не волновалась. После третьей бутылки миссис Де Фракас насчитала аж восемь маленьких девочек, но навести на них резкость уже не смогла. Зато теперь, по крайней мере, понятно, почему Ева называла это пойло пи-пи. Выпитое вдруг напомнило о своем количестве. Миссис Де Фракас встала, споткнулась, но в конце концов на карачках по лестнице добралась до выхода. Чертова дверь была заперта. -- Выт-ти дайте! -- крикнула она и забарабанила кулаками по двери. -- Откройте мимед-ленно! -- Чего хотела? -- спросил Баггиш. -- Чего хотела... чего хотела... Нужно мне. Нуж-но. -- Сиди спокойно. -- Тод-да я снимаю всю ответственность, -- предостерегла миссис Де Фракас, с трудом ворочая языком. -- Это как понимать?! -- Есть вещи, о которых в шлух, нет, в шлюх не говорят. Ни-ког-да! И не надо мне во-зо-рожать! Террористы заспорили, пытаясь разобраться, что значат странные слова миссис Де Фракас. Фраза "вещи, о которых не говорят в шлюх" была более чем загадочной, а "тод-да я снимаю всю ответственность" звучало как-то зловеще, тем более что в подвале уже что-то несколько раз стреляло и хрустело битое стекло. -- А что будет, если мы тебя не выпустим? -- наконец спросил Чинанда. -- Я тогда взорвусь! -- уверенно крикнула миссис Де Фракас. -- Что сделаешь? -- Взорвусь, взорвусь, взорвусь!!! Как бомба! -- завизжала старушка, поняв, что терпеть уже не может. Террористы продолжали негромко спорить. -- Выходи и руки вверх! -- скомандовал Чинанда, отодвинул щеколду и отступил в прихожую, держа под прицелом дверь. Но миссис Де Фракас уже была не в состоянии поднять руки вверх. Она безуспешно пыталась поймать одну из крутящихся перед глазами дверных ручек. Внизу стояли близняшки и в изумлении наблюдали эту картину. Они уже привыкли иногда видеть папу пьяненьким, но чтобы кто-то нажирался до такой степени... -- Ради Бога, откройте мне дверь, -- с трудом выдавила из себя миссис Де Фракас. -- Я открою!!! -- завизжала Саманта, и девчонки, толкая друг дружку, наперегонки бросились помогать. Пенелопа первая прорвалась к двери, открыла, и девчонки, перепрыгивая через старушку, ринулись на кухню. Пока суть да дело, миссис Де Фракас уже потеряла всякий интерес к туалету. Она лежала на пороге, тщетно пыталась приподнять голову и наконец пробулькала: -- Кто-нибудь! Сделайте одолжение, застрелите маленьких засранок! -- После этого она окончательно вырубилась. Но террористы ее не слушали. Они поняли, о какой бомбе шла речь. В подвале прогремело два мощных взрыва, в воздух взлетели свежемороженые бобы и горох. Это в морозильнике наконец рванули бутылки с Би-Би. 19 Ева тоже без дела не сидела. Пол-утра она беседовала по телефону с Госдайком, затем спорила с мистером Симпером -- местным представителем Лиги защиты гражданских свобод. Симпер, очень серьезный и деловой молодой человек, в обычной обстановке несомненно был бы потрясен действиями полиции. Просто возмутительно подвергать опасности жизнь пожилой женщины и четырех легкоранимых детишек, отказавшихся выполнить законные требования борцов за свободу, осажденных в доме No 9 по Веллингтон-роуд. Однако мистер Симпер оказался в неудобном положении. Ведь факт дурного обращения с Евой в полиции заставлял смотреть на все с позиций самой Евы. -- Я прекрасно понимаю ваши чувства, миссис Уилт, -- сказал он, глядя на Еву. Синяки на ее лице поколебали его симпатии к радикально настроенным иностранцам. -- Но ведь вы все-таки свободны. 301 -- Свободна? Я домой к себе не могу зайти! Не имею такой возможности. Полиция не дает. -- Вы хотите, чтоб мы подали на полицию в суд за незаконное ограничение вашей свободы посредством содержания под стражей или... Ева не хотела. -- Мне бы в собственный дом попасть. -- Я очень сочувствую вам. Однако поймите, цель нашей организации защищать личность от посягательств на ее личную свободу со стороны полиции. А в данном случае... -- Меня не пускают домой, -- не унималась Ева. -- Это, по-вашему, не посягательство на? личную свободу? -- Пожалуй, вы правы... -- Тогда действуйте... -- Я даже не знаю, с чего начать, -- признался Симпер. -- Вы же знали, когда полиция в пригороде Дувра задержала рефрижератор с морожеными бангладешцами, -- напомнила Бетти. -- Организовали марш протеста и... -- То было другое дело, -- горячо возразил Симпер. -- Таможенники не имели права настаивать на включении морозильной установки в контейнере. Люди сильно обморозились. К тому же они следовали транзитом. -- Не надо было писать в декларации, что в контейнере тресковое филе. Тем более они ехали воссоединяться со своими семьями в Великобритании. -- Они следовали транзитом к своим семьям. -- И Ева тоже, -- не отставала Бетти, -- уж она-то имеет право воссоединиться со своей семьей. -- Вопрос можно решить в судебном порядке, -- сдался Симпер. -- Так будет лучше всего. -- Так будет медленнее всего, -- отрезала Ева. -- Короче, я сейчас иду домой, а вы со мной... -- С вами? -- В планы Симпера никак не входило стать заложником. -- Вы что, плохо слышите? -- Ева поднялась и так свирепо глянула на Симпера, что тот решил в ближайшее время пересмотреть свое отношение к феминизму. Не успел он и заикнуться о посягательстве на свою личную свободу, как оказался на улице в толпе репортеров. -- Миссис Уилт! -- крикнул тип из газеты "Снэп". -- Нашим читателям интересно, что чувствует мать четырех детей, когда они находятся в руках террористов? У Евы глаза вылезли из орбит. -- Что чувствую? -- переспросила она. -- Ты хочешь знать, что я чувствую? -- Да, да! -- Корреспондент слюнявил ручку. -- Наши читатели хотят понять... Договорить он не успел. Ева не смогла выразить свои чувства словами, доступными широкому читателю. Поэтому она выразила их действием. Репортер получил коленом под дых, а когда согнулся, ребром ладони по шее. -- Вот, что я чувствую, -- сказала Ева, когда тот, скрючившись, повалился на цветочную клумбу. -- Так и передайте своим читателям. Она подвела вконец перепуганного Симпера к его же машине и затолкала внутрь. -- А теперь я еду домой к детям, -- сообщила она репортерам, -- вместе с мистером Симпером. Мой адвокат уже ждет нас. Больше ни слова не говоря, Ева села за руль. Через десять минут в сопровождении небольшого эскорта репортерских машин она затормозила у въезда на Фаррингтон-роуд, блокированного полицией. Там же Госдайк что-то тщетно доказывал сержанту полиции. -- Боюсь, миссис Уилт, ничего не выйдет. У полиции приказ не пускать никого. -- И это называется свободная страна! -- фыркнула Ева и вытащила из машины мистера Симпера с бесцеремонностью, явно не уместной при таком заявлении. -- Если кто попробует не пустить меня домой, мы обратимся в суд, к уполномоченному по административным вопросам и в парламент! Пойдемте, мистер Госдайк! -- Простите, мадам... -- остановил ее сержант. -- Мне приказано... -- А ваш номер я уже запомнила! -- сказала Ева. -- И вы предстанете перед судом за посягательство на мое право свободного доступа к детям. И, толкая перед собой упирающегося мистера Симпера, Ева преодолела колючую проволоку. Госдайк неуверенно последовал за ней. Позади радостно загалдела толпа репортеров. На какое-то время сержант просто остолбенел. Когда он в конце концов пришел в себя и схватился за рацию, вся троица уже свернула на Веллингтон-роуд, где и была остановлена двумя вооруженными бойцами. -- Здесь нельзя находиться! -- крикнул один. -- Разве не слышали про осаду?! -- Слышали! Потому и пришли! Я миссис Уилт, это мистер Симпер из Лиги охраны прав, а это мистер Госдайк, он будет вести переговоры. Теперь, будьте добры, проводите нас... -- У меня никаких указаний на ваш счет, -- сказал солдат. -- Только приказ стрелять... -- Приказано -- стреляй! -- подтвердила Ева. -- Посмотрим, что потом от вас всех останется! Солдат колебался. Стрелять по мамам не входило в Устав Королевских вооруженных сил, да и мистер Госдайк выглядел слишком прилично для террориста. -- Ладно, пойдемте со мной, -- решил он и повел Еву с двумя мужчинами в дом миссис Де Фракас. При их появлении инспектор Флинт грязно выругался. -- В чем дело?! -- взвизгнул он. -- Я, кажется, приказывал вам держаться подальше отсюда! Ева подтолкнула Госдайка к инспектору. -- Ну-ка, скажите ему пару слов! Адвокат откашлялся, робко озираясь по сторонам, и начал: -- Представляя интересы миссис Уилт, сообщаю вам, что она желает быть вместе со своей семьей. Насколько мне известно, не существует никаких законов, согласно которым можно воспрепятствовать проникновению миссис Уилт в свой дом. Инспектор Флинт изумленно вылупился на него. -- Не существует чего? -- просипел он. -- Законов, согласно которым... -- Да в жопу все законы!!! -- заорал Флинт. -- Думаете, этим оглоедам в доме не насрать на ваши законы?! Адвокат не мог не согласиться с таким предположением. -- То-то и оно, -- успокоился Флинт. -- Подумайте сами; полон дом вооруженных террористов; да они головы посносят ее чертовым дочкам. Вот так! Можете ей вдолбить это в голову? -- Не могу... -- упавшим голосом сказал адвокат. Инспектор Флинт плюхнулся на стул и с укором посмотрел на Еву. -- Миссис Уилт, -- обратился он к ней, -- растолкуйте мне одну вещь. Вы, случайно, не состоите в какой-нибудь религиозной секте самоубийц? Нет? Очень странно. В таком случае позвольте доходчиво объяснить вам -- чтоб было понятно. В вашем доме находятся... -- Знаю! -- перебила Ева. -- Сто раз уже слышала! Наплевать!!! Я требую пустить меня в дом! -- Обязательно! Как вы собираетесь попасть туда? Подойти к двери и позвонить в звонок? -- Нет, в дом меня забросят! -- Забросят??? -- В глазах Флинта угасла последняя надежда. -- Я не ослышался, вы сказали "забросят"? -- Да, забросят! С вертолета, -- объяснила Ева. -- Так же, как вчера ночью забросили телефон Генри. Инспектор схватился за голову. Он не знал, что ответить. -- И не вздумайте сказать, что это невозможно, -- продолжала Ева. -- Я по телевизору сколько раз видела. Меня спустят на веревке с вертолета и... -- О Боже! -- Флинт закрыл глаза. -- Неужели вы серьезно? -- Вполне, -- ответила Ева. -- Миссис Уилт, если, я повторяю, если вы все-таки попадете в дом таким манером, скажите на милость, как вы будете спасать детей? -- Можете не волноваться! -- Представьте себе, волнуюсь. Очень волнуюсь. Даже так скажу: волнуюсь за ваших детей больше, чем вы, и... -- Тогда почему сидите и ничего не делаете? И не оправдывайтесь! Вы бездействуете! Вам просто нравится сидеть здесь с этими дурацкими магнитофонами и слушать, как там мучают девочек! -- Нравится?! Мне нравится! -- взорвался инспектор. -- Да! Нравится! -- тоже взорвалась Ева. -- Потому что чувствуете себя здесь самым главным! А еще вы развратник! Слушали, развесив уши, как Генри в постели с той бабенкой... Слушали, слушали, я знаю! Инспектор Флинт просто онемел. Он не находил слов. Он с трудом сдерживал поток грубых ругательств. Так могут и за оскорбление личности привлечь. Ведь чертова баба приперла сюда адвоката и еще какого-то недоноска -- поборника гражданских свобод. Флинт встал со стула и направился в комнату с генеральскими игрушками, громко хлопнув дверью. Профессор Маерлис, доктор Фелден и майор сидели перед телевизором и наблюдали за Уилтом. Тот со скуки рассматривал головку своего члена, выискивая первые признаки гангрены. Флинт выключил телевизор, чтобы не видеть ненавистной рожи. -- Хотите верьте, хотите нет, -- начал он. -- Эта зараза требует забросить ее в окно мансарды с вертолета. Хочет, видите ли, воссоединиться со своей полоумной семейкой. -- Надеюсь, вы не допустите этого? -- сказал доктор Фелден. -- Не вздумайте рисковать. Вспомните, что она вчера пообещала сделать со своим муженьком. -- Не искушайте меня. Я с удовольствием посмотрю здесь, как она разрывает этого недоноска на кусочки. -- Он замолчал, представляя себе чудесную картину. -- Черт побери, решительная малышка, -- сказал майор. -- Я, например, в гробу видал влетать в это окно на веревке. По крайней мере, без хорошей огневой поддержки. Однако в этом что-то есть! -- Что? -- поинтересовался Флинт, недоумевая, как у майора повернулся язык назвать миссис Уилт малышкой. -- Нужен отвлекающий маневр. Представляете, как они там в доме запрыгают, увидев, как эта бабища висит под вертолетом. Признаюсь, я и сам бы навалил в штаны от такого зрелища. -- Аналогично. Но поскольку у нас другая задача, я хочу услышать более дельные мысли. В соседней комнате Ева грозилась послать телеграмму с жалобой самой королеве, если ее тут же не пустят к своей семье. -- Этого еще не хватало! Нам еще массового убийства не хватало! А то пресса жаждет крови. Вот шуму-то будет! -- Шум будет, когда она влетит в окно, -- резонно заметил майор. -- А мы под шумок ворвемся в дом и... -- Нет! И еще раз нет! -- заорал Флинт и бросился вон из комнаты. -- Значит, так, миссис Уилт! Я попробую уговорить террористов пропустить вас к детям. Если они не согласятся, ничем не смогу помочь... Он обратился к сержанту на коммутаторе: -- Свяжитесь с копчеными и дайте мне трубку, когда закончится их обычная увертюра. Симпер вдруг почувствовал, что обязан вмешаться. -- По-моему, следует воздержаться от подобных расистских выражений. Это противозаконно. Называть иностранцев "копчеными"... -- Я не называю "копчеными" иностранцев. Я называю "копчеными" двух кровожадных убийц. Или, может, убийцами их тоже нельзя называть? Симпер пытался вставить хоть слово, но Флинт не давал: -- Убийца, он и есть убийца. Всегда и везде! И вообще, я сыт по горло! Террористы, видимо, тоже были сыты по горло. По крайней мере, из трубки не неслись "фашистские свиньи" и тому подобное. -- Чего надо? -- спросил Чинанда. Флинт взял трубку. -- Есть предложение. Миссис Уилт, мать детей, которых вы захватили, хочет попасть в дом и присматривать за ними. Она безоружна и согласна на любые условия. -- А ну, еще раз и помедленней. Инспектор повторил. -- Прямо-таки на любые условия? -- Да, на любые. Она сделает все, что вы говорите. -- Флинт посмотрел на Еву. Она закивала. Террористы начали совещаться. Их голоса едва слышались из-за громкого визга близняшек и периодических стонов миссис Де Фракас. Вскоре террористы вернулись к телефону. -- Вот наши условия: прежде всего женщина должна быть голая. Слышали? Го-ла-я! -- Слышал, только не пойму... -- Никакой одежды! Мы должны видеть, что она совершенно безоружна. Ясно? -- Миссис Уилт может не согласиться... -- Я согласна, -- твердо сказала Ева. -- Она согласна, -- неодобрительно прорычал Флинт. -- Второе: свяжите ей руки над головой. Ева опять закивала. -- Третье: ноги тоже. -- И ноги? Черт возьми, как же она станет передвигаться? -- Сделайте веревку чуть длиннее. С полметра. Но чтоб бегать не могла. -- Понял. Она согласна. Дальше? -- Как только войдет она, выйдут дети. -- Не понял? -- сказал Флинт. -- "Выйдут дети"? То есть дети вам больше не нужны? -- А кому они вообще нужны! -- не выдержал Чинанда. -- На хрена нам здесь эти грязные, мерзкие маленькие стервы, которые засрали и зассали все вокруг! -- Я вас понимаю, -- посочувствовал Флинт. -- Поэтому заберите ко всем чертям этих мелких фашистских вонючек! -- Чинанда бросил трубку. Инспектор Флинт повернулся к Еве с улыбкой во всю физиономию. -- Миссис Уилт, я ничего не говорил. Вы все слышали сами! -- Он еще поплатится за это! -- пообещала Ева. Ее глаза сверкнули. -- Где мне раздеться? -- Только не здесь, -- твердо сказал Флинт. -- Пойдемте в спальню наверх. А когда спуститесь, сержант вас свяжет по рукам и ногам. Пока Ева раздевалась, инспектор зашел к военным психологам проконсультироваться. Единого мнения по данному вопросу не было. Профессор Маерлис доказывал, что террористам будет очень выгодно с точки зрения пропаганды обменять четырех однояйцевых близнецов на одну женщину, чья польза для общества была, мягко говоря, сомнительна. Доктор Фелден с ним не соглашался. -- Вполне очевидно, что террористы испытывают сильное психологическое давление со стороны детишек. Если мы ликвидируем этот психологический фактор, у них может подняться боевой дух. -- Наплевать на боевой дух, -- сказал Флинт. -- Я буду просто счастлив, если эта сука уйдет отсюда к себе домой. А потом майор пусть начинает свою операцию "Море крови", я умываю руки. -- Заметано! -- обрадовался майор. Флинт вернулся на узел связи, отвел взгляд, чтоб не видеть чудовищные телеса Евы, и обратился к Госдайку. -- Адвокат, давайте кое-что себе уясним, -- сказал он. -- Вы должны знать: я категорически против действий вашего клиента, поэтому не намерен нести ответственность, если с ним что-нибудь случится. Госдайк кивнул головой: -- Да, да, инспектор. Я тоже снимаю с себя всякую ответственность. Миссис Уилт, прошу вас... Ева его не слышала. Со связанными над головой руками и короткой веревкой, привязанной к ногам, она являла собой зрелище поистине устрашающее. С такой дамой не рискнешь поспорить. -- Все готово, -- сказала она. -- Передайте им, я иду. Она вышла на улицу и заковыляла к своему дому. Даже бывалые бойцы, ветераны Северной Ирландии, и то, увидев ее, побледнели. Один только майор, наблюдавший за всем из окна спальни, мысленно благословил Еву. -- В такие минуты гордишься, что родился британцем! -- сказал он доктору Фелдену. -- Ей-богу, сильна баба, ничего не скажешь. В доме No 9 царило некоторое замешательство. Чинанда, увидев Еву в щель почтового ящика, уже пожалел, что согласился на обмен. Тут из кухни нестерпимо пахнуло блевотиной. Пришлось открыть дверь и взять оружие на изготовку. -- Тащи сюда девчонок! -- крикнул он Баггишу. -- А я слежу за бабой. В случае чего, трахну ее по башке. -- Как трахнешь? -- удивился Баггиш, не расслышав до конца. Он мельком увидел огромную тушу, приближавшуюся к дому. Но девчонок уже не надо было тащить. Увидев Еву у самой двери, они бросились к ней с радостным визгом. -- Назад!!! -- взревел Баггиш. -- Назад, стрелять буду! Поздно. Ева, покачиваясь, встала на ступеньку крыльца, и близняшки облепили ее со всех сторон. -- Ой, мамочка, ты такая смешная, -- запищала Саманта и обхватила ее колени. Пенелопа, распихнув остальных, повисла у Евы на шее. Ева неуверенно шагнула вперед, споткнулась, и все дружно грохнулись на пол в прихожей. Девчонки отцепились от Евы и разъехались в разные стороны по начищенному паркету. От удара со стены сорвалась вешалка для шляп, угодила по двери, и та захлопнулась. Террористы молча глазели на свою новую заложницу. Тем временем миссис Де Фракас, очнувшись, выглянула из кухни и увидев, столь необычное зрелище, снова потеряла сознание. Ева с трудом встала на колени. Руки оставались связаны над головой, но ее теперь интересовали только дочери. -- Не волнуйтесь, мои милые, мама с вами. Все будет хорошо. Террористы ушли на кухню и оттуда, с безопасного расстояния и с растущей тревогой наблюдали эту сцену. Евин оптимизм они не разделяли. -- Теперь как быть? -- спросил Баггиш. -- Может, вышвырнуть этих девчонок отсюда? Чинанда покачал головой. Он не собирался подходить близко к такой мощной даме. Даже со связанными руками Ева выглядела довольно опасно. Чинанде вдруг показалось, что она потихоньку подбирается к нему. -- Ни с места! -- приказал он и поднял пистолет. Зазвонил телефон. Чинанда схватил трубку. -- Что еще нужно? -- спросил он Флинта. -- То же самое и я хотел спросить, -- сказал инспектор. -- Женщина уже у вас, а где обещанные дети? -- Думаешь, мне нужна эта хренова баба? Ты свихнулся!!! -- возмутился Чинанда. -- Эти гнусные мерзавки не хотят от нее уходить. Поэтому у нас теперь полный набор. На том конце провода Флинт хихикнул: -- Я не виноват. Мы не требовали освобождать детей. Вы сами предложили... -- Мы бабу тоже не требовали!!! -- почти в истерике заверещал Чинанда. -- А сейчас приступим к делу! Вы... -- Да брось ты, Мигель. -- Флинт решил немного поиздеваться ради удовольствия. -- Дела больше не будет. Хочу, чтоб ты знал: если пристрелишь миссис Уилт, я тебе большое спасибо скажу. А в принципе ты, приятель, можешь пристрелить кого хочешь. Тогда мои ребята ворвутся и подстрелят тебя и товарища Баггиша. Только подыхать вы будете долго... -- Фашистский палач!!! -- Чинанда нажал на курок пистолета, еще, еще... Пули продырявили висящую на стене таблицу всевозможных лекарственных трав, в большинстве своем сорняков. Ева отнеслась к этому весьма болезненно, а близняшки жутко завыли. У Флинта аж душа в пятки ушла. -- Ты убил ее?! -- вскрикнул он, поняв, что такое удовольствие может грозить ему отставкой. Чинанда не ответил. -- Значит, дело все-таки будет. Вы возвращаете нам Гудрун и готовите самолет. Даем вам час на все. С этой минуты шутки кончились. -- Он бросил трубку. -- Дерьмо! -- зло выругался Флинт. -- Звоните Уилту, у меня для него новости. 20 Пока суть да дело, Уилт снова решил изменить тактику. Он перепробовал все роли: безнадежного идиота, деревенского кретина, не исключая, конечно, революционного фанатика. По мнению Уилта, последняя представляла собой самую зловредную разновидность идиотов и кретинов. В результате он сделал вывод, что неправильно подходил к вопросу деморализации Гудрун Шауц. Женщина она идеологически подкованная, к тому же немка. А ведь немецкая общественная мысль -- это богатейшие традиции, корнями уходящие в глубь веков, это внушающее трепет культурное наследие, это философы, художники, поэты-мыслители, одержимые познанием смысла и содержания социально-исторического процесса. Тут Уилту в голову пришло, а точнее взбрело странное слово Weltanschauung. Его значения Уилт не знал, да и сомневался, что вообще! кто-либо, знает. Вроде бы связано с мировоззрением, и звучит так же здорово, как и слово Lebensraum -- дословно "жилая комната". Хотя на самом деле так называлась оккупированная во вторую мировую Европа, включая ту часть России, которую Гитлер успел прибрать к рукам. После Weltanschauung и Lebensraum ни с того ни с сего вспомнилось Weltschmerz, то есть "мировая скорбь", что, как ни странно, совершенно не противоречит привычке фрейлейн Шауц без зазрения совести начинять свинцом своих противников. Причем всю эту жуткую концептуальную заразу разносили Гегель, Кант, Фихте, Шопенгауэр и Ницше -- сифилитик, помешавшийся на сверхлюдях, брунгильдах и прочих биройтских* валькириях. Уилт как-то заставил себя прочитать "Так говорил Заратустра" и пришел к такому выводу: либо Ницше сам не знает, о чем пишет, либо знает, но пытается это скрыть, прикрываясь за частоколом бессмысленных фраз. С веселой непринужденностью он умел лихо манипулировать различными бессмысленными категориями. Любителям сурового слова должен понравиться Гегель. А после мрачнейшего Шопенгауэра "Король Лир" покажется вам буйным оптимистом, оказавшимся под действием веселящего газа. Короче говоря, Гудрун Шауц -- просто несчастная женщина. Можно до посинения трепаться обо всех ужасах *Биройт -- город в Северной Баварии, где ежегодно проводятся музыкальные Вагнеровские фестивали. мира -- она и глазом не моргнет. А вот если ее славно позабавить, это наверняка заденет ее за живое. Почему бы и нет? Ведь под маской домашнего ворчуна всегда скрывался Уилт-весельчак. Итак, в то время, когда Ева в полном смысле слова ввалилась в дом, Гудрун Шауц, съежившись, сидела в ванной, а Уилт донимал свою пленницу хорошими новостями. О том, например, что жизнь вокруг -- само совершенство. Гудрун Шауц не соглашалась: -- Как вы можете так говорить! Знаете, сколько в мире голодающих? -- Конечно! Но ведь если кто-то голодает, значит, я -- сыт. -- (Эту вполне логичную мысль Уилт подцепил у штукатуров из второй группы.) -- И, кроме того, раз мы знаем, что кто-то голодает, следовательно, можем как-нибудь помочь. Было бы хуже, если б не знали. Тогда было бы не известно, куда посылать гуманитарную помощь. -- А кто ее посылает? -- не подумав, спросила мисс Шауц. -- Америкашки, насколько я знаю, -- сказал Уилт. -- Думаю, русские тоже посылали бы, если б чего было. А так как нечего, помогают чем могут: посылают кубинцев и танки.: Пусть голодные людишки стреляют и не думают о пустом брюхе. В конце концов голодают далеко не все. Посмотрите вокруг, ведь жизнь прекрасна. Гудрун Шауц посмотрела по сторонам, но ничего прекрасного не обнаружила. Ванная комната удивительно походила на тюремную камеру. Но Уилту она ничего не сказала. -- Возьмите, к примеру, меня, -- продолжал Уилт, -- у меня прекрасная жена и четыре очаровательные дочки... Гудрун Шауц громко фыркнула, показывая, что верить всем Уилтовым выдумкам она не собирается. -- Может, вы так и не считаете, -- сказал Уилт, -- но я в этом уверен. А хотя бы я и не прав. Все равно согласитесь: мои девочки -- существа жизнерадостные. П